— Осторожно, двери закрываются.
Я не понимал, чего надо остерегаться, пока сам не стал ездить на метро. Бестолковые двери разве что рюкзак с ноутбуком заденут, а по-настоящему зажмут тебя люди в вагоне — телами, взглядами, мыслями, без права вынырнуть и отдышаться. Сорок девять минут плюс-минус тридцать секунд в железном мешке с беспардонными наблюдателями — спрячься-ка от них, Тристан. Неужели Марта поселила меня так далеко от университета, только чтобы испытать?
Конечно, я должен быть студентом-сиротой из бедного района, человеческой пылинкой перед тысячами глаз, камер и умных очков; невидимкой при самом всевидящем правительстве в истории.
— Осторожно, взгляды заряжаются.
Я выбрал нейтральную точку между телами и нырнул в свой мир.
Вагон превращается в транспортный вертолёт с отрядом спецназа. Бойцы один за одним выпрыгивают с парашютами в пекло, а я проверяю проводимость катушек своей Гаусс-винтовки. Пилот открывает задний люк прямо напротив гигантского инопланетного паука, который взобрался на стену небоскрёба и разоряет офисный муравейник, пожирая клерков одного за другим. Монстр чует неладное и фокусирует на мне все свои рубиновые глазищи. Я прицеливаюсь, но сзади слышится:
— Тристан, подожди!
Это Соломон! — я представляю его коренастым бойцом со стянутыми в хвост волосами. Он хватает из ящика ракетную установку и, чавкая жвачкой, выпускает в паука огненный град, а я бью Гауссом по мохнатым сочленениям лап. Вокруг небоскрёба укладываются слизистые хитиновые ошмётки, приминая машины и зазевавшихся уличных роботов.
— Всего минута пятьдесят пять, и город спасён, — Соломон хлопает меня по плечу и улыбается, как кинозвезда. — Отныне мы команда, Тристан!
— Станция «Университет», — объявляет пилот. Соломон обращается в темнокожую женщину напротив меня, а вертолёт зарывается в толщу земли, по пути глотая и рассаживая угрюмых пассажиров.
Двери вагона прищемили рюкзак, но сразу разошлись, и я влился в комфортно безразличный поток. Временами мне чудилось, будто под унылой реальностью в самом деле есть второй слой, где мы все спим и видим только счастливые сны, — но как туда попасть?
Мой научный руководитель, доктор квантовой психологии Марта Зейгарник ожидала в тупиковом коридоре университета, у служебного лифта. Она походила на красивую фигурку из слоновой кости, которую заставили жить среди людей; под белым лабораторным халатом — строгая юбка и рубашка угольно-чёрного цвета.
— Пока никто даже близко не подобрался к рекорду, — испытующий взгляд Марты поверх массивных умных очков дал понять, что я не подопытный, а главная надежда программы. — Кстати, сегодня у нас важный гость. Не подведи меня, Тристан.
— Соломон здесь?! Ты познакомишь нас? — выпалил я, стоило лифту закрыться.
Марта уткнулась в голографический планшет и рассеянно кивнула, будто речь шла об университетском стороже, а не о живой легенде среди Наблюдателей. Это слово стали писать с большой буквы именно благодаря Соломону: он нашёл палача Гитлера, второго стрелка Кеннеди, истинных организаторов одиннадцатого сентября и виновников Большой электромагнитной отключки, а сколько громких убийств раскрыл… Но ни я, ни простые люди ни разу не видели «Наблюдателя номер один»: кодовое имя «Соломон» — всё, что полагалось знать стажёрам вроде меня.
Лифт раскрылся на глубине.
— Тристан! У тебя всё получится! — высоченный темнокожий аристократ Соломон протягивает мне руку, а я не могу даже пошевелиться.
— Дезадаптация усиливается? — Марта встала на место, куда я спроецировал фантазию.
Я отшутился, что просто нервничаю, и отправился на чистку: одежду прочь, меня — под химический душ. Техники в масках вкололи в вену маркеры и выдали гидрокостюм, в котором я наконец вошёл в Обсерваторию. Под куполом вспыхнули лампы и вырисовали массивную телескопическую трубу, которая сужалась к ничтожному на её фоне стеклянному пузырю в центре зала — будто гигантский комар проткнул хоботком верхушку титанового яйца и высосал всё, кроме маленькой капли. Своды надо мной скрывали, конечно, не монстра, а секретные подземные реакторы и квантовые суперкомпьютеры.
Я подошёл к центральной ванне и надел полупрозрачный шлем из мягкого пластика, затем проверил дыхательную трубку и интерком.
— Маркеры установились? — прогудела в ушах Марта.
Я посмотрел на правую ладонь и дождался покалывания — наноботы из инъекции уже расселись по местам в мозгу.
— Да, есть контакт!
Взобравшись к верхнему люку стеклянного пузыря, я нырнул в него и по шею погрузился в неосязаемый соляной раствор; сенсорной депривации порой так не хватает в обычной жизни.
— Глубина погружения — шесть часов, дистанция около тысячи километров, — объявила Марта, и к моему лбу придвинулось блестящее «жало» телескопической махины. — Проследи за манипуляциями с серым кейсом, опиши конечного владельца и продержись как можно дольше. Для меня.
Я зажмурился и приказал себе не паниковать: всё-таки последняя квалификация перед Экзаменом. Минута пятьдесят один — так мало в настоящем и ужасно долго в прошлом.
Они говорили, что погружения даются мне легко, как никому, но на этот раз для концентрации пришлось представить ту безликую комнату, где Марта впервые рассказала про программу «Наблюдатель».
— Ты, вероятно, слышал выражение: «Каждый человек уникален и неповторим». Так обычно лицемерят психологи, желая сгладить неловкость от твоих дефектов, — доктор Зейгарник растягивает тонкие губы, и на щеках появляются её знаменитые ямочки. — Но с точки зрения Вселенной каждый человек в самом деле уникален, потому что он — наблюдатель. В его власти влиять на физические процессы одним своим присутствием и менять правила игры в квантовом мире. Но есть один неочевидный закон, открытый совсем недавно: в каждый момент времени во Вселенной не может быть двух одинаковых наблюдателей. Это понятно?
Я киваю, а сам любуюсь педантично собранными каштановыми волосами, которые оттеняют её учёную бледность. Парадоксальная, холодная теплота Марты всегда меня успокаивает.
— Наши учёные собрали так называемый «проектор», — в больших электронных очках доктор Зейгарник выглядит мудрой совой. — Чтобы показать, как он работает, потребовались бы сотни страниц формул, которые ты всё равно не поймёшь. Признаться, многого мы не понимаем сами. «Проектор» как бы копирует тебя и тем самым выталкивает из нашего момента времени. Ведь в настоящем, как ты помнишь, не может быть двух одинаковых наблюдателей…
— Ого! Я могу отправиться в будущее?
— Нет. Для того чтобы спроецировать тебя куда-то, команда техников должна произвести специальные замеры в этой конкретной географической локации. В случае с проекцией в будущее им пришлось бы сначала сделать замеры в ещё более отдалённом будущем, что невозможно.
— Значит, я могу перенестись в гробницу фараона и забрать с собой какого-нибудь золотого скарабея?
— Снова нет. В прошлое проецируют не тебя самого, а квантовое поле твоего сознания — то, как ты себя ощущаешь. Это похоже на голограмму героя компьютерной игры: она виртуальная, но почти материальная. Так вот, твоя проекция теоретически способна повлиять на прошлое: можно дотронутся до золотого скарабея в гробнице и оставить на нём отпечаток — но только если Вселенная решит, что от этого в картине мира ничего не изменится. Точно так же Вселенная может прекратить твоё квантово связанное существование в прошлом, если ты вздумаешь забрать сокровище с собой; или за долю секунды до того, как тебя заметит фараонская стража; или из-за неосторожного движения; или ещё по тысяче известных и неизвестных причин. Наблюдатели называют это «вылететь». Чтобы подсмотреть за прошлым минуту–другую, они тренируются годами.
— Сколько продержался без вылетов ваш лучший Наблюдатель?
Марта слегка наклоняет голову и смотрит на меня, как на ретивого котёнка.
— Минуту пятьдесят один.
Я сосредотачиваюсь на её чёрных зрачках и наконец проваливаюсь в рабочую пустоту.
Большое пространство. Я, моё тело, в гидрокостюме, но без шлема. Смотрю на свои руки, а потом вокруг, очень осторожно.
Я в углу тёмного павильона с озером света посередине. В нём можно различить до двух десятков людей. В полумраке — фигуры за камерами и осветительными приборами. Прячусь за большим контейнером с реквизитом и рассматриваю одежду, лица, детали.
Похоже на съёмки рекламного ролика: над сценой в виде фрагмента улицы со зданиями нависает какой-то логотип, а я высматриваю серый кейс. Вижу только ярко-оранжевый — его держит темнокожая девушка в синем платье. По команде режиссёра включается музыка, все начинают двигаться, пятно кейса перемещается между людьми и отвлекает. Не воспринимаю звуки, чтобы не терять концентрацию, но привязчивый мотив пробивается сквозь глухоту.
Пытаясь найти свою цель, обхожу контейнер и чуть не попадаю в поле зрения рабочего, который курит у края площадки. Скрываюсь от него и наконец вижу, как детина в клетчатой рубашке и джинсах открывает тёмно-серый чемоданчик, заглядывает внутрь, пожимает плечами и передаёт его дальше. Все поют, несколько операторов снуют среди актёров. Оранжевый кейс подбрасывают на балкон второго этажа, в руки красивой модели в платье того же цвета. Серый чемоданчик достаётся её соседу: мужчина лет пятидесяти, лысый, в изогнутых очках, чёрной жилетке, белой рубашке и полосатых брюках; похож на часовщика-неудачника. Он заглядывает в кейс, морщится и уходит с ним за кулисы, а яркая барышня уже размахивает над толпой пластиковой бутылкой с оранжевой отравой. Все радуются.
Я отхожу в глубину павильона и оттуда наблюдаю расстановки для нового дубля. Сколько я здесь? Минута есть? Эта мысль всаживает нож в спину моей проекции — или курильщик вот-вот заметит меня?
— Минута четырнадцать. Очень неплохо, Тристан. Что ты наблюдал?
Я встряхнул головой и чертыхнулся про себя: слишком мало! Рассказал Марте всё, что видел, и попросился нырнуть ещё раз — хотя бы до полутора минут довести.
— Этого хватит, Тристан. Ты обновил свой личный рекорд, в остальном всё прекрасно…
— Что рекламировали эти люди?
Я вдохнул и не выдохнул: мужской голос, пусть искажённый интеркомом, мог принадлежать только одному человеку! Я мигом представляю у голографической панели рядом с Мартой строгого брюнета с седыми висками — он тоже в гидрокостюме, но с номером «один» на груди.
— М-мистер Соломон! Для меня огромная честь…
— Повторить вопрос, юноша?
— Нет! Они рекламировали какой-то напиток.
— Какой именно?
— Оранжевый.
— Ты не пронаблюдал название?
— Моя задача заключалась в том…
— Через скольких актёров прошёл серый кейс?
— Судя по манипуляциям с оранжевым кейсом, мистер Соломон, через четыре или пять.
— Ты можешь описать всех?
— Нет, но, следуя инструкции, я запомнил того, кто ушёл с серым кейсом…
— Что лежало внутри ?
— Не знаю, с моей точки…
— Спасибо, юноша, — интерком щёлкнул, но звук почему-то не исчез, а отдалился. — Марта, твой Тристан — бездарность. Он гонится за моим рекордом и пропускает две трети наблюдения. И это твоя вина тоже.
Даже в соляном растворе я почувствовал, что сгораю от стыда, но прикусил язык. Я не должен был, не хотел слышать их разговор, но не мог пропустить ни слова!
— Тристан с первого погружения выдаёт минуту четырнадцать и достаточно общих деталей, — холодно отозвалась Марта. — Ты до сих пор входишь в полноценное наблюдение только с какой, с пятой попытки?
— Я даю вам эйдетическую картину без уточняющих погружений. А человек с настолько буйным воображением может даже домыслить лишние детали…
— Мы научим его правильно работать, это вопрос практики. Ты должен признать, что особенности Тристана… — Марта сделала паузу, а мне захотелось упасть к её ногам и забыться. — Его расстройство при всех побочных эффектах даёт преимущество при наблюдениях.
— Цирковая зверушка может часами ездить по манежу на велосипеде, но никогда не поймёт, как устроен педальный механизм. Место Тристана — в той лечебнице.
— Это был интернат. И запомни, Соломон: он туда не вернётся.
— Хорошо, Марта. Буду с тобой откровенен: Тристан опасен для программы.
Повисла тишина, и мне захотелось кричать, рвать её, прогрызть титановый свод Обсерватории до красных проводов, выцарапать из Соломона эти ужасные мысли!
— Ты опять видел будущее? — медленно произнесла Марта. — Мы же договорились вносить всё в протокол…
— Я имею в виду одно из старых видений. Там, где ты упала на колени перед каким-то парнем, а он угрожающе нависает над тобой и улыбается, как псих. Помнишь?
— По-твоему, тот парень — Тристан?
— Я узнал его ещё раньше. Сегодня пришёл, чтобы убедиться, и теперь уверен на все сто.
— То есть я должна отменить Экзамен стажёра из-за твоего давнего и двусмысленного остаточного видения? — я впервые расслышал в её голосе ярость.
— Он погубит дело всей твоей жизни, Марта. Я точно это знаю.
— Откуда?
— Ты в курсе. Шестое чувство.
— А, скрытое измерение! Как ты там его называешь?
— Я не шучу, Марта. Если ты дашь ему допуск, я больше не буду наблюдать. Или он, или я. Не выберешь ты — выберет правление. Скоро у меня будут доказательства.
Пауза.
— Оставь меня, Соломон.
— Ты знаешь, где я остановился, — послышались шаги и шелест двери. Марта что-то пробормотала и фальшиво объявила в микрофон:
— Поздравляю, Тристан! Соломон одобрил твой Экзамен. Отдохни, мы свяжемся с тобой.
Я выбрался из ванны, но продолжал плыть. Не помню, как одевался, ехал в лифте и брёл по университетским коридорам. Восприятие прояснилось уже в парке, где я выбрал одинокую скамейку подальше от студенческих стаек.
Почему Соломон так меня ненавидит? Пусть я сделал пару ошибок, но как же снисхождение к новичкам? И что он, чёрт возьми, увидел? Остаточные видения — вспышки будущего после погружений впервые испытал и изучил именно Соломон, но учёные знали о них слишком мало. Некоторые прозрения, судя по отчётам, сбывались, хотя со мной такого не происходило — и, видимо, уже не произойдёт. Не надо быть гением, чтобы понять, кого из нас выберет Марта. Глаза залило предательскими слезами.
В безоблачном небе появляется пылающая комета. Люди замечают её слишком поздно, разбегаются в поисках укрытия, но их уже не спасти. Убийца надежд всё ближе, она упадёт прямо на университет и подорвёт секретные реакторы, превращая всех в пыль, в тонкий слой пепла поверх моря лавы. И тогда уж точно ни слёз, ни позора, ни Тристана…
— Сбежали с занятий, молодой человек?
Я собрался из атомов и понял, что ко мне кто-то подсел. Прилизанный седой тип в тёмных очках, кожаной куртке не по размеру и потёртых джинсах перелистнул газету.
— Нелегко, наверное, даётся учёба после интерната, — добавил он тихо, не поворачивая головы. Я замялся: они всё-таки напали на мой след, но как?
— Не жалуюсь, — процедил я после паузы и добавил уже увереннее: — Мне удалось сдать школьную программу экстерном…
— И на первом же курсе попасть в студенты к светочу науки, доктору Зейгарник. Готов поспорить, вы очень талантливы, — от его вкрадчивого голоса для допросов стало не по себе.
— Может, представитесь наконец?
Он посмотрел на меня с презрением, просочившимся даже сквозь очки.
— Я просто патриот. Но нынешняя молодёжь почему-то считает, что всеобщую безопасность можно доверить кому попало…
— Правительство не раз злоупотребляло самыми лучшими изобретениями, — набравшись наглости, перебил я. — Не хочу жить в мире тотальной слежки.
— А как насчёт мира, где террорист запросто купит опасную технологию у дельцов от науки и применит её против вас?
— Звучит, как больная фантазия.
Правительственный тип сложил газету и взглянул на меня пристальнее. Ничем не примечательное лицо с сетью морщин застыло и стало похожим на реалистичную маску.
— Неудивительно, что в интернате о вас отзывались специфично. Тихий, но опасный, как говорил мистер Лиланд.
Мерзкий толстяк возникает из воздуха и склоняется, чтобы постучать мне по лбу, но срубаю ему руку и голову одним взмахом самурайского меча. Жаль, что с седым агентом так не получится. Он снял очки и ударил меня тяжёлым серым взглядом.
— Чем больше наблюдаю за людьми вроде вас, тем чаще вижу у всего второй слой. Вы ведь тоже любите наблюдать, молодой человек?
Я стал задыхаться.
— Сейчас полицию вызову…
— Настоящий преступник — человек по имени Соломон. Разве он стоит вашей защиты?
Двое агентов в чёрных костюмах ведут мимо нас закованного в наручники Соломона — это жалкий старичок с пятнистой лысиной и крючковатым носом, его уже нарядили в оранжевую тюремную робу.
— Тристан! Помоги мне!
Ха! Что, не видно теперь будущего? Я плюю вслед Соломону и растворяю сцену.
— Понятия не имею, о чём вы, — я встал, накинул рюкзак и поспешил прочь
Откуда агент узнал внутреннее кодовое имя? Они крепко за нас взялись: инцидент в парке тянул на жёлтый уровень, и стоило оповестить Марту как можно скорее. За неё я буду стоять до последнего вздоха, а Соломон пусть идёт к чёрту. Если он нарушил легенду, это его проблемы — такова политика конторы. Выбор между одним потерявшим страх Наблюдателем, пусть «номер один», и всей программой — очевиден.
«А ведь они проследят и за мной», — подумал я и снова обжёгся горечью: что если все оставшиеся годы мне придётся изображать обычного студента?
Что если больше не будет никаких погружений?
Я никогда не ждал от жизни многого, предпочитая домысливать нужное. Моя мать воспользовалась бэби-боксом и не пыталась меня найти — впрочем, взаимно. В неродной семье я прожил лет до пяти, когда приёмный отец, психиатр, диагностировал у меня редкий тип шизофрении. Его смутило, что я медитировал среди игрушек, не трогая их: ум уже тогда казался мне более совершенным орудием, чем неуклюжие ручонки. Отчим не стал слушать протесты жены и сразу же сдал дефектного приёмыша в новую школу-интернат. Диагноз достаточно авторитетного специалиста опровергать не стали, а моя настоящая дезадаптивная мечтательность дала врачам основания для лечения и психотерапии, вот только я совсем не хотел выздоравливать.
Войдя в свою квартирку на окраине города, я сталкиваюсь нос к носу с мистером Лиландом.
— Ты всё провалил, умник! — кричит толстяк мне в лицо, обдавая зловонным дыханием. Я вонзаю нож прямо в жирные складки на шее Лиланда — он хрипит и рассыпается грудой пыльных книжек, а голова становится глобусом. Я верчу в руках земной шар и прикидываю, где на нём есть место отверженному Тристану… А потом заказываю пиццу — надеюсь, не в воображении.
За игровой приставкой прошёл весь остаток дня, но стоило отложить очки голографической реальности — и я опять попался.
Вместо уборной вхожу в комнату для допросов с зеркальной стеной. За столом поджидает тот седой тип из парка, я сажусь напротив и начинаю говорить. Соломон не просто Наблюдатель, а шпион! Он залез в секретный бункер и подсмотрел чертежи новейшей бомбы — теперь её могут создать террористы. Нет, Соломон действовал в одиночку, обманув и контору, и Марту!
— У вас с ним личные счёты? — занудствует тип. — Можем ли мы доверять вам?
Я спустил воду и вернулся к приставке. Крошил голограммы монстров до самого утра — никаких вестей от Марты. Всё равно поехал в университет, пришёл в библиотеку и засел за диссертацию доктора Зейгарник. Полистав для вида, нашёл закладку и написал на ней пустой шариковой ручкой: «Правительство узнало кодовое имя Соломона, но меня не раскрыли» — и вкратце подробности про встречу в парке. Следов на умной картонке не осталось, зато послание сразу ушло в лабораторию Марты. Только бы она не изолировала меня от программы заодно с Соломоном.
Выспался я на лекциях: выдержать бубнёж искусственных преподавателей и бодрому едва под силу. Как назло, проснулся на истории двадцатого века: Карибский кризис, Кеннеди, Даллас…
— В убийстве президента обвинили Ли Харви Освальда, однако дорасследование с участием Наблюдателя номер один показало, что второй стрелок…
— Стойте! Всё не так! — в аудиторию вбегает Марта, и лектор зависает. Она подходит к интерактивной доске и выводит фотографии с планшета.
— Наблюдатель номер один ошибся! — все ахают. — Мы выяснили, что Соломон выдумал всё от начала до конца. Освальд — настоящий и единственный убийца.
Студенты аплодируют, я кричу:
— Долой Соломона!
Меня толкнул сосед:
— Чувак, ты с открытыми глазами спишь?
Дома пришлось делать дурацкие задания, чтобы отвлечься, но я впал в уныние: как можно всерьёз заучивать даты исторических событий вместо того, чтобы наблюдать их самому?
Я включил телевизор и попал на полицейскую спецоперацию в прямом эфире. Вооружённые фанатики захватили офис конторы по генным исследованиям на тридцать каком-то этаже небоскрёба — террористов и заложников показывали с двух вертолётов. Что-то пошло не так, и началась стрельба, всё замелькало… А мысль про расследования терактов взбесила. Я переключил и пару часов смотрел мультики, пока поверх экрана не появилась надпись:
«Спасибо за информацию, я свяжусь с тобой через день–другой. Экзамен откладывается». Ответ Марты исчез и оставил меня с трясущимися руками: это уже приговор или ещё нет?
Я стою за кассой в забегаловке и продаю гамбургеры. Бесконечный поток людей, форменный фартук, поцарапанные кредитки — и тут к ко мне подходит Марта. Она заламывает руки, вот-вот заплачет:
— Тристан! Произошло убийство, и Соломон не может ничего найти! Он держится в прошлом слишком мало, меньше минуты! Вернись и помоги нам!
Я хмуро смотрю на неё и предлагаю подождать денёк–другой.
— Но как же справедливость? — недоумевает Марта. — Ты единственный, кому не всё равно!
В соцсети пришло приглашение на домашнюю вечеринку, и я сбежал туда от каскадов мрачных видений. Крикливая музыка, гомон скучных разговоров, примитивные брачные игры… И наркотики: кто-то смеха ради перепрограммировал домашнего робота, и тот раздавал экстази вместо сладостей. Я взял одну, вышел во двор и долго рассматривал глупую рожицу на таблетке, пытаясь представить себя под этим веществом. Или, может, хватит представлять? Что я теряю?
— Не делай этого, Тристан, — отчётливо прозвучало над ухом.
Я даже не попытался обернуться и забросил отраву подальше, на газон. Голос ангела-хранителя из другого измерения говорил со мной редко, но никогда не подводил: скольких побоев в интернате он помог избежать!
— Ты выкинул экстази?
Удивлённый возглас оказался настоящим. Блондинка, первокурсница, в длинной юбке и старомодном свитере. Ничего такая. Что она забыла на этой вечеринке? Наверное, подруга притащила. Я улыбнулся, девушка тоже — и на её веснушчатых щеках образовались ямочки, совсем как у Марты.
Анна — всегда нравилось это имя — попросила проводить её домой, потому что я единственный на вечеринке не под кайфом. Стала расспрашивать меня о разных вещах, но я отмалчивался. Зафрендил.
На следующий день встретились после лекций и пошли в парк, вечером в кино, на новую космооперу. Анна пахла полевыми цветами и совсем немного болтала, больше хотела узнать про меня. Такого я не любил, но слово за слово…
— Я слышала про твой интернат, — поморщилась Анна и развернула сендвич в забегаловке при кинотеатре. — Там случился какой-то скандал с насилием…
— Да, — мне вдруг стало легко как никогда. — Мистер Лиланд очень бесился, что я почти не учусь, но знаю больше других. Он любил стучать мне по лбу, вырывал из фантазий на уроках. Один раз мистера Лиланда подстерегли и избили братья Вонски, а он свалил всё на меня — настолько я его раздражал. Директор поверил и отправил меня в одиночную палату, а братья почувствовали себя безнаказанными. Арт-терапевт мисс Киз стала следующей жертвой, только они её... понимаешь? Директор трясся из-за финансирования и пытался замять инцидент, но ночью я сбежал из интерната, поймал машину и выложил всё полиции.
Анна неподдельно ахнула:
— Вот это да! Ты, наверное, страшно рисковал!
— Зато ублюдки получили по заслугам. После скандала к нам приехала комиссия, и меня… в общем, забрали.
— Ты храбрый! — Анна покраснела и придвинулась ко мне поближе.
Дома я посмотрел в зеркало и впервые увидел будущее, которое мне понравилось: мы с Анной оканчиваем университет, женимся и отправляемся путешествовать. Вертится глобус, а мы прыгаем по разным континентам и узнаём то, что раньше я не мог представить — цену обычной жизни, когда ты сам себе хозяин и не интересен никакому правительству.
Следующим вечером провожал Анну до дома, и она впервые поцеловала меня. В небе сразу расцветает фейерверк, а я держусь из последних сил, чтобы не взлететь с ней, как супергерой.
— Приходи завтра в это же время, — прошептала Анна. — Родители уедут…
Всю ночь не мог заснуть — наблюдал за разными вариантами нашего будущего. А в шесть утра вспыхнул экран телевизора: «Тристан, приезжай прямо сейчас. Экзамен уже начался».
Пустое метро дало пространство для сосредоточения. Соломон в виде бездомного старика просит у меня мелочь, но я презрительно отворачиваюсь. Правильный выбор, доктор Зейгарник.
— За тобой не следят, мы проверили, — Марта встретила меня в лифте и с трудом подавила зевоту; я заметил и мешки под глазами.
— Что стряслось?
— Срочное дело, убийство, — она быстро пролистала на планшете фото маленького номера отеля, пятен крови на стекле, трупа с развороченным лицом, куска чёрной ткани у него на лбу. — Выстрел в голову с большой дистанции, крупный калибр. Жертва – пожилой мужчина, убит на балконе двадцать пятого этажа отеля.
— Кто он?
— Не важно, — Марта нервно отодвинула планшет. — Мы определили три места, откуда могли стрелять, но не знаем точного времени. Техники уже подготовили локации. Надо найти снайпера.
— Про такое убийство уже рассказали бы в новостях, — я не без труда взглянул ей прямо в глаза. — А ещё на фотографиях нет полицейских меток для улик. Что на самом деле происходит, Марта?
— Твоё дело — продержаться как можно дольше и раскрыть убийство, — отчеканила она. — Мы должны расследовать его своими силами. Полиции доверять нельзя.
Пока меня снаряжали к погружению, я соединил все точки. Неужели правительство перешло черту и убило какую-то шишку из нашей конторы? Тогда ясно, почему на дело не отправили постоянных Наблюдателей: так мы рискуем их выдать, тем более уже засветившегося Соломона. Остаются только молодые кандидаты, из которых я, видимо, лучший. Теперь нужно всего лишь раскрыть профессиональное убийство без экспертиз, по горячим следам, с подготовленными наспех локациями. Я не удивлюсь, если это Соломон надавил на правление и бросил меня под танк.
Я унял нервную дрожь и закрыл глаза в солёной ванне.
— Старая колокольня, Тристан. Примерно минута до выстрела.
Первое, что вижу, — лица. Пыльные, посеревшие скульптуры святых в лучах солнца из решётчатого окна. Смотрю на свои руки и делаю усилие, чтобы они тоже не омертвели.
Подсобное помещение со всяким хламом, дверь приоткрыта. Осторожно протискиваюсь в неё, едва не сдвигая. Отсюда же под прямыми углами вьётся лестница на самый верх, перила сливаются в спираль. Осознаю как следует ноги, поднимаюсь шаг за шагом. Деревянные ступени скрипят, но услышать их некому. Преодолеваю несколько пролётов, проскакивая разбитые окна на удачу, хотя кто в них может заглянуть? На очередном повороте неожиданно вылетаю из погружения. Серьёзно?
— Двадцать две секунды. Что случилось, Тристан?
Мне неловко, отшучиваюсь.
На этот раз почти крадусь и вижу, что на перилах повыше в луче солнца греется жирный голубь — вот он, роковой наблюдатель из прошлого! Жду секунд пятнадцать, пока он не улетит сам: видимо, испугав птицу, я бы нарушил картину мира и изменил судьбу чьих-то хлебных крошек. У Вселенной нет чувства юмора.
Медленно, но верно забираюсь на самый верх, к ржавому колоколу. Маленькая площадка, ветер и никаких следов стрелка. Держусь до последнего.
— Минута ноль три. Хорошо, Тристан. Вторая локация — пустой этаж офисного центра. Примерно полторы минуты до выстрела, постарайся дождаться.
Я поморщился: Марте надо убийство раскрыть или рекорд из меня выжать?
Мужской туалет. Так даже легче: подхожу к зеркалу и формирую себя во всём великолепии. Здесь я выгляжу на двадцать пять, пожалуй.
Выхожу в коридор. Один из тех офисов, где почти все стены прозрачные. Канцелярские мелочи тут и там, раскиданы бумаги, торчат провода. Тихо, как в склепе, но вскоре проявляются сирены и стрекотание: снаружи полиция и вертолёты. Вспоминаю новости и приближаюсь к окну. Здание, где террористы захватили генетиков, прямо через улицу. Может, снайпер засел там? Смотрю налево и с трудом нахожу в городском частоколе старый отель у побережья — тот, где остановилась жертва. Расстояние внушительное. Мысленно провожу линию сюда, и она упирается в глухую стену соседнего небоскрёба. Его крыша — сплошные солнечные батареи. Стрелять оттуда, конечно, не могли.
Вдруг слышу сигнал лифта и прячусь за матовой перегородкой. Издалека наблюдаю, как по центральному залу в разные стороны разъезжаются зелёные роботы-уборщики. А ведь прошло едва ли больше минуты: значит, придётся погрузиться несколько раз, чтобы обойти весь этаж. Если один из роботов заметит меня, может случиться нечто похуже вылета. Пусть я никак не помешаю уборщикам, зато останусь записью в их логах, и этого мелкого изменения будет достаточно, чтобы испортить локацию. При следующем погружении я рискую пронаблюдать самого себя, оставившего след в памяти роботов, и техникам придётся искать новую точку входа для проекции. Время, деньги, проблемы… Жалко, что в прошлое нельзя посылать искусственных наблюдателей!
Один из уборщиков едет в мою сторону, а мимо окон проносится вертолёт. С ним явно что-то не так, но машина быстро выправляется и улетает обратно. Напротив дым, грохот, выстрелы, а я ухожу.
— Минута тридцать три. Всё лучше и лучше, Тристан.
— Там рядом эта полицейская операция…
— Мы в курсе. Просмотрели все записи: полиция не успела выставить снайперов, два стрелка работали с вертолётов. Но попасть в цель на балконе отеля с такого расстояния, да ещё на лету…
— Невозможно, я понял. Возвращаюсь.
Пропускаю зеркало в мужском туалете, чтобы сэкономить время. Тороплюсь, сдвигаю стул — не вылетаю, но пятьдесят на пятьдесят, что локация испорчена. Значит, надо успеть всё за это погружение.
Почти бегу сквозь коридоры и распахнутые двери, прочёсывая офисы, что выходят окнами на далёкий отель. Роботы уже выехали, где-то слева опять пронёсся вертолёт, — и вдруг я замечаю человеческую фигуру. Затаив дыхание, приближаюсь… Лысый незнакомец в чёрно-красном гидрокостюме отворачивается от окна и смотрит прямо на меня.
— Тристан, Тристан…
— Что? — пячусь от него, совершенно справедливо не веря своим глазам. Злой Соломон смеётся и кричит:
— Стрелок сидел на самом видном месте, а ты опять ничего не заметил!
— Ты не настоящий, — шепчу я и вылетаю из прошлого.
Марта раздражена:
— Минута двадцать один. Ты разговаривал. У тебя что, случилось видение во время погружения?
— Я… прости, Марта. Снайпера нигде нет: я обошёл почти весь этаж, да и близкого выстрела не слышал.
— Довольно, Тристан. В этом деле нам не хватало только ложных наблюдений! Ты исключил две локации, теперь — четыре часа сна.
Я проспал шесть. Проглотил бутерброды, лежавшие на столике у койки. Молча зашла Марта, задрала мне голову, посветила фонариком в глаза.
— Ты ведь не принимал наркотики на той вечеринке?
Я оскорбился.
— У тебя неплохое время, Тристан, — снисходительно успокоила она. — Но твои видения нам не нужны. Сосредоточься!
— Это всё нервы… Я ведь слышал весь ваш разговор с Соломоном.
— Знаю, — Марта даже не моргнула. — Докажи, что он ошибался. Не мне — правлению. Установи рекорд и раскрой убийство.
Значит, Соломон похоронил меня для всех, кроме Марты… Я пристально посмотрел ей в глаза и спросил:
— Что важнее: минута пятьдесят один или личность стрелка? — доктор Зейгарник промолчала. — У меня нет ни экспертиз, ни имени жертвы… Боюсь, дело слишком сложное для Экзамена.
— В том-то и смысл, Тристан. Хочешь отказаться?
Я снова прошёл чистку, получил инъекцию и приготовился к третьей локации.
— Около полутора минут до выстрела. Удачи, Тристан.
Крыша третьего небоскрёба: тот, где захватили заложников, справа, а здание с роботами — слева. В зазор между ними видно старую колокольню, за ней вдалеке и отель. Иду среди раструбов вентиляций и прочих технических горбов. Всё это время впереди кружат два вертолёта, щёлкают выстрелы. Один делает неожиданный пикирующий манёвр, как будто кто-то из террористов попал в кабину или двигатель, — но вскоре машина выравнивается. Почему меня смущает эта сцена? И всё же нигде в округе снайпера нет.
Марта выслушала приговор и вздохнула.
— Ладно, Тристан. Видимо, придётся уточнить время выстрела. Передохни, мы почти подготовили отель.
Ли Харви Освальд не попал в президента Кеннеди с двухсот пятидесяти метров, лучшие огнестрельные винтовки били максимум на два с половиной километра с поправками на ветер, силу тяжести и прочее, а пушками Гаусса вооружали только корабли.
Я провёл на голографической карте прямую линию от отеля до знакомой группы небоскрёбов и получил 2451 метр. До колокольни — в два раза меньше. Стрелять в человека на балконе было и вправду больше неоткуда. Может, Марта устроила инсценировку для меня одного, чтобы я побил рекорд Соломона и переубедил правление? Уточнять время выстрела — беспомощный шаг, ведь в номере отеля я увижу убийство, а не убийцу. И всё же придётся играть по правилам до последнего. Второго Экзамена не будет.
Кожа зудела от чисток, локтевой сгиб побаливал после инъекций маркеров. Я сбросил эти ощущения другому Тристану и выгнал его из ванны.
— Двадцать пятый этаж отеля, пожарная лестница. Номер жертвы — 2507. Примерно две минуты до выстрела, с запасом, — Марта максимально подняла ставки. — Сосредоточься, Тристан.
Я появился в комнатушке с неисправной лампочкой. В её мерцании тело осозналось не сразу, но вот уже я выглядываю в сквозной коридор этажа через удобно приоткрытую дверь. Там пусто, но надолго ли?
Десять секунд. Крадусь вдоль стены, поглядывая на таблички. Посреди коридора движение! Сливаюсь с дверным проёмом. Из лифта выходит пара и направляется прямо сюда.
Двадцать секунд: они подходят к моей двери. Заново.
Тридцать секунд второй попытки: пара уже зашла к себе, а я отделяюсь от другого проёма и двигаюсь дальше.
Сорок секунд: протискиваюсь в слепой зоне камеры наблюдения мимо лифта и подхожу к номеру 2507. На дверной ручке — значок «Не беспокоить». Может, через соседний номер удастся пронаблюдать балкон?
Щелчок, проворот ключа, скрип петель. Замираю и вслушиваюсь:
— Вы захотите пронаблюдать за мной. Не буду мешать и портить локацию.
Номер жертвы распахнут. Выглядываю из-за двери и вижу знакомую фигуру. Он стоит ко мне спиной посреди комнаты и что-то завязывает на затылке. Оборачивается: кожаная куртка не по размеру, футболка, потёртые джинсы. Седые прилизанные волосы и чёрная повязка на глазах — тот кусок ткани в фотографии…
— Здравствуй, Наблюдатель, — говорит тот самый правительственный тип из парка, и я, поражённый, вылетаю из погружения.
Марта вздыхает:
— Всего минута, Тристан. Опять свидетели?
— Всё должно быть нормально, — пробормотал я, холодея от мысли, что не смогу избавиться от видений. — Номер жертвы был открыт?
— Распахнут настежь. Мы чудом скрыли инцидент, пришлось взломать робота-портье…
— Ладно. Ещё раз.
Нельзя говорить ей, что мой мозг опять играет с прошлым — просто продержаться дольше, чем минута пятьдесят один. Да, Тристан сосредоточен!
Минута третьей попытки. Дверь номера распахивается, и видение повторяется. Я с трудом остаюсь на месте, силясь удалить помеху, но седой мужчина в чёрной повязке на глазах преспокойно отворачивается и открывает балкон. Меня обдаёт сквозняк — насколько это реально? Прохожу внутрь и слышу монолог жертвы:
— Я сделал всё, чтобы Тристана отстранили, но Марта держится за него. Моё последнее желание: убедитесь, что этот юнец не станет Наблюдателем.
Догадка едва не выкидывает меня, но я охлаждаю мысли и притупляю сознание до чистого восприятия. Соломон — а это он, только на этот раз самый настоящий! — издаёт смешок.
— Знаю, кажется, что я сошёл с ума. Но признайтесь, разве вы никогда не чувствовали второй слой, другое измерение? Как будто есть два тебя: один здесь, а другой спит где-то очень далеко, но если постараться, можно увидеть его сны. Я думал, это побочный эффект от погружений, но потом начались вспышки из будущего… А ведь ответ так прост! Наше настоящее, Наблюдатель, — это всего лишь прошлое для кого-то вроде меня. Чего стоят минутные рекорды, когда моё наблюдение длится уже шестьдесят один год? И я рискну проверить эту гипотезу.
Соломон выходит на балкон с завязанными глазами и воздевает руки к небу. Я бросаюсь вперёд, чтобы расслышать его последние слова в закрывающуюся дверь:
— Вертолёт доставит меня во второй слой. Прямо сейчас.
Его голова взрывается, кровь брызгает на стекло. Соломон всё это знал…
Я вынырнул и задрожал. Солёная ванна стала холодной, как арктические воды.
— Две минуты одна секунда! Тристан, ты сделал это! Тристан?..
Я напряг трясущиеся губы, но не смог ничего ответить. Я только что раскрыл самое странное самоубийство в истории.
Белая комната для допросов с зеркальной стеной, стол для двоих. Надменный тип в зелёном административном халате отложил исписанные мной листки, хмыкнул и развёл руками:
— Молодой человек, вы точно не хотите пересмотреть свой отчёт? Всё-таки у вас с погибшим были личные счёты…
Я отрицательно покачал головой:
— Не верите — пошлите туда других.
— То есть, по-вашему выходит так, — надменный тип увёл взгляд и забарабанил пальцами по столу. — Наблюдатель Соломон пережил серию остаточных вспышек будущего, вообразил себе другое измерение и стал искать… вход? Выход? За полтора дня до смерти он попытался отстранить вас от программы, а затем просто ждал, когда его убьёт случайная пуля. Отсюда можно поподробнее, ещё разок?
Я сосредоточился и с расстановкой произнёс:
— Захват генетиков в центре города быстро перерос в штурм. Полиция не успела выставить снайперов в соседних зданиях и посадила их в вертолёты. Мощные дальнобойные винтовки выбрали, чтобы легко прошивать стены в осаждённом офисе. Террористы стали стрелять первыми и повредили один из вертолётов, так что тот совершил неожиданный манёвр. Тут наш снайпер и произвёл случайный, но смертельный выстрел.
— Но как Соломон узнал, что надо снять именно этот номер и выйти на балкон в конкретный момент?
— Полагаю, он увидел свою смерть в одной из вспышек будущего, каким-то образом узнал точное время и просто подставился под пулю.
— «Просто»? Почему бы не совершить обычное самоубийство?
— Такую смерть вряд ли бы расследовали Наблюдатели. Соломон хотел передать сообщение для избранных так, чтобы его восприняли всерьёз. Конечно, он не рассчитывал, что наблюдать буду я…
— Кстати, про вас он ничего не сказал перед смертью? Соломон был явно не в восторге от вашей кандидатуры.
Я сжал кулаки под столом.
— Вы читали отчёт? В парке Соломон разыграл из себя правительственного агента, чтобы запугать и изолировать меня от программы. Похоже на манию! Очевидно, что он ошибся на мой счёт.
— А насчёт шальной пули оказался прав. Какая избирательность!
Я привстал и наклонился к собеседнику, подавляя дрожь в коленях.
— Я побил рекорд Соломона и раскрыл его самоубийство. Если это не успешный Экзамен, то что?
Надменный тип лукаво улыбнулся.
— Доктор Зейгарник отвратительно подготовила расследование от страха перед правительством. А ещё превысила полномочия, дав вам такое задание. Правление отстраняет вас обоих.
Я хлопнул по крышке стола обеими руками.
— Программе нужен новый Наблюдатель номер один! И это я!
Меня выпроводили в безликий холл с белыми диванами. Марта поднялась и сделала шаг навстречу, но с неё слетели очки и отскочили в сторону. Прежде чем я подоспел на помощь, она опустилась на колени и стала шарить под диваном. Как бы извиняясь, Марта подслеповато посмотрела на меня снизу вверх, а я ободряюще улыбнулся в ответ.
— Я представил себя таким, как ты просила. Самоуверенность, импульсивность плюс холодная логика. Думаю, им понравилось, — я подхватил Марту под руку и помог встать. — Видел бы нас сейчас Соломон!
Доктор Зейгарник надела очки, хмыкнула и осмотрелась.
— Похоже, что он как раз и видел нас, сейчас… Любопытно, — она загадочно улыбнулась, посадив на щёки прекрасные ямочки. — Я думала, как использовать феномен «второго слоя». Правление наверняка запустит новые исследования из-за смерти Соломона. Возможно, даже создадут спецотдел, и если мы научимся предсказывать будущее…
— Узнать бы их вердикт уже сейчас, — мрачно перебил я.
— Твой результат говорит сам за себя, Тристан, а чтобы уволить меня… — Марта вдруг схватилась за карман халата. — Чуть не забыла: тебе звонили, я заглушила.
Я взял из её холодных рук смартфон и прочитал на экране: «Анна».
— Ты наконец сблизился с кем-то?
— Пустяки, — я заблокировал контакт. — Минутная слабость.
|
Рассказ открыт для комментариев