20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.

13:33 19.04.2023
Сегодня (19.04) в 23.39 заканчивается приём рассказов на Арену.

   
 
 
    запомнить

Автор: Долорес Число символов: 37541
Конкурс №39 (лето) Первый тур
Рассказ открыт для комментариев

ab005 Настройщик


    

    – Здравствуйте, мистер Краузе, – голос в телефоне замер.
    – Здравствуйте, – произнёс заученно автоответчик. – Мистер Краузе занят. Оставьте, пожалуйста, сообщение.
    – Я напоминаю… – залепетал голос, – у вас завтра три клиента: мистер Бëрц, сэр Пульц, миссис Дикси. Полная информация в электронной почте. До свидания, – голос смолк.
    – До свидания, – отключился ответчик, громко произнёс: – сообщение из «Медицин Интеллект Компани». – Замер, повторил.
    – Слышал я, слышал, – входя в комнату, раздражённо произнёс Краузе. – Завтра, клиенты, по записи, – пробубнил, наклоняясь к экрану. – Бессонница, саван... Чëрт! – выдохнул. – Бессонница, са-ван-тизм, фобия…. Ну и денёк! – повалился в кресло.
     Жёлтая птичка в клетке несмело щёлкнула, залилась трелью. Краузе цыкнул на неё сердито, встал. Закинув руки за спину, спешно пошёл к двери, на ходу бросил слуге: – Ужин в кабинет.
     
     Краузе устало развалился в кресле: склонил голову набок, прикрыл глаза. Крупное тело его с шумом вздымалось при каждом вдохе. Седоволосый, коротко стриженный, с одутловатым морщинистым лицом и плотно сжатыми губами, он излучал недовольство и раздражение, поглядывая на хлопочущего слугу.
                – Как ты нерасторопен, Ханс! – произнёс, когда тот поставил на стол последний прибор.
                – Я стар, сэр, – выдохнул слуга. – Когда я впервые появился у вас, мне было…
                – Никаких чисел! – вскинул руки Краузе. – Пришëл-ушëл: что в том особенного. Ты же знаешь правило – каждому своё, – заёрзал, выкарабкиваясь из кресла; поплёлся к столу. – Чем сегодня удивит нас Фло? – глянул невесело: – Каштановый суп, жаркое по-фламандски…. Я же просил экзотического, тайского.
                – Нельзя! – откликнулась из кухни кухарка. – Доктор запретил. Язва! – громко напомнила, появляясь в кабинете.
                – Сами вы, Фло… – обиженно выдохнул Краузе. – Никакой радости в жизни….
                – Точно! – выпалила. – В вашем-то возрасте… – ухмыльнулась; кивнула слуге, позвала за собой. – Идёмте, Ханс, пусть поест, – покривилась: – Гурман!
     «Почему я один, окружён злыми, бездушными людьми? Ни семьи, ни друзей, ни детей, – вздохнул. – Одиночество – мой крест? пожизненный закон?
                – Закон, – отозвался невидимый. – И одиночество, непонимание и боль. И потом: ты уже спрашивал. Неоднократно! Нельзя: и покончим с этим!
                – Я и не ждал сочувствия… – буркнул Краузе. И, повернув голову к кухне, обиженно прокричал: – Завтра у меня работа. И вчера, и сегодня….
                – Эк-ка невидаль! – отозвалась кухарка. – Все так живут. – Предупредила: – Завтрак – в восемь, в двадцать – ужин. Не опаздывайте.
     
     Дом стоял на лесной поляне: старый, крепкий, ухоженный. Краузе остановился перед крыльцом; неторопливо ступая, пошёл к двери.
     Его ждал высокий, сухощавый мужчина в костюме и галстуке; кивнул, представился: секретарь мистера Бëрца. Повёл по широкой лестнице. На втором этаже они остановились; секретарь постучал и на отзыв: – Войдите! – распахнул дверь.
                – Как я рад! – пошёл навстречу Бëрц: в глазах страх, грусть, отчаяние.
     «Потерял надежду, пал духом», – подумал Краузе, взглянув на него, кивнул в ответ.
                – Прошу, – указал на кресло Бëрц, бросил секретарю: – В ближайшие час–два не понадобитесь.
     Тот поклонился и вышел.
                – Прошу лечь, – приказал Краузе, – вам должно быть удобно. Сон – процесс отдохновения.
                – Я усну? – не поверил Бëрц. – Вот так просто – лягу и усну?
                – Как вы обычно засыпаете? – вскинул глаза Краузе.
                – Трудно передать… – выдохнул Бëрц, – …ни на что не похоже. Ложусь, жду сон; всякий раз мнится: засыпаю. Как вдруг кто-то злой, жестокий приходит, крадучись. Забирает усталость, надежду. Всë перепробовал: гипноз, снотворное, наркотики. Впустую. Ночь без сна – в забытьи, в наваждении, в дрёме, – всхлипнул. – Мне только сорок…. А выгляжу как…
                – …измученный человек, – произнёс Краузе, глянул остро: – Почему раньше не обращались?
                – Ну… – замялся Бëрц, – не верил. Сначала. Потом – боялся. Отзывы пугали.
                – Ясно, – ухмыльнулся Краузе. – Закройте глаза, расслабьтесь, думайте о приятном….
                – Я не умру? – вздрогнул Бëрц, – Это опасно? – испуганно замер.
                – Вы хотите умереть… или уснуть? – кольнул взглядом Краузе. – Смерть стоит дороже.
                – Нет-нет, – задёргался Бëрц. – Не смерть! Сон, – зыркнул испуганно. – Не ошибитесь, пожалуйста. Восстановить сон.
                – Не волнуйтесь! - ухмыльнулся Краузе. – Я не причиню вреда, верну утраченные возможности мозга. Закройте глаза.
                – Вы только вошли… – пробормотал Бëрц, вздохнул, – …я подумал… – улыбнулся расслабленно, засопел.
     «Готов», – усмехнулся Краузе, закрыл глаза, мысленно сосчитал: три, два, один. Вихрем понеслось время – назад-назад. Замелькали незнакомые лица, города, страны. «Стоп! – шепнул невидимый. – Здесь».
     Лицо его вытянулось, побелело; губы сжались, вздёрнулись брови, руки сомкнулись на груди. Острая боль стрельнула в левый висок; он застонал, закусил губу. «Непереносимая тяжесть быть женщиной, – повёл головой. – Мать! Склонилась над детской кроваткой, гладит ребёнка по голове. Невысокая, худая, анемичная. Раздражительная, плаксивая. Соматические нарушения, приступы гнева. Единственное утешение – ребёнок, пятилетний мальчик».
                – Мэтью, – вдруг произнёс фальцетом Краузе, – засыпай.
                – Да, мамочка, закрываю глазки, – отозвался из кровати Бëрц; шумно вздохнул, прошептал обречённо: – Сплю.
                – Доброй ночи, – устало произнёс Краузе, приоткрыл глаза, огляделся.
     Детская комната: высокие потолки, окна зашторены наглухо. Над кроваткой – кружевная сень, ангел на тонкой нити – серебристый, картонный. Маленькая звёздочка-светильник на стене; столик в углу, стул, большая клетка с птицей. У окна ящик с игрушками, коробками, машинками. На подоконнике выстроились ровными рядами солдатики: ружья и пушки направлены в сторону книжного шкафа.
                – Эй! – услыхал вдруг; затем – тихий шелест, шипение, вздох.
     Краузе дёрнулся, вперился в темноту. Черным пузатым боком шевельнулась в углу тьма, повернула лохматую голову к свету: два жёлтых глаза глянули – будто из стены: – Ты кто? Что делаешь?
                – Жду, – ухмыльнулся Краузе.
                – Дождался. Я – Зверь. – Вскинул голову, разверз пасть, выставил белые клыки – острые, длинные. – Мальчишка мой, сломлен, напуган. Раб!
                – Зачем он тебе? – опустил глаза Краузе, глянул на черту между светом и тьмой на полу: чёрная тень подползала к ногам.
                – Не суетись, – хмыкнул Зверь, – не нужен: стар, мёртв. В мальчишке – фонтан жизненной силы, бьющей энергии. Прочь! Разойдёмся. Мне от тебя ничего не нужно.
                – А мать? – спросил Краузе.
                – Отработанный материал, – ухмыльнулся Зверь. – Старая знакомая, с раннего детства…. – нахмурился: – Ты почему меня видишь? Не должен: закон. Только дети могут. Ты кто?
                – Настройщик, – выдохнул Краузе.
     Зверь вздрогнул, попятился в стену, прошипел:
                – Виноват. Не признал…. Простите. Никогда больше.
     Пропал.
                – Знать не закон, – ухмыльнулся Краузе. Глянул на спящего Бëрца; встал, вышел из комнаты.
     Сказал секретарю:
                – Не будите, пусть спит. – Торопливо пошёл по лестнице к входной двери, махнул на прощанье.
     «Как он… – удивлённо провожая взглядом, подумал секретарь, – …легко, по ступенькам. С таким-то весом, в такие годы».
     «Странно, что не узнал… – вспомнил о Звере Краузе. – Может, свет помешал? Или на что понадеялся? – запыхтел, забираясь в машину. – И свет помешал. И понадеялся… – глянул в блокнот: – Сэр Пульц, младший. Са-ван-тизм… – прошептал, выезжая на трассу.
     
     «Вот и поместье, – увидел сквозь зелёную изгородь дом. – Как люди ухитряются содержать такие усадьбы. Столько чужих рук, глаз! Быть богатым – быть беспомощным, – притормозил у закрытых ворот.
                – Мистер Краузе к сэру Пульцу, – подмигнул камере наблюдения.
     Никто не ответил: ворота поползли в сторону, открывая проезд. «Хвала Богу, – подумал, – а то пришлось бы пешком тащиться до самого дома».
     
                – Мистер Краузе! – чопорный камердинер взмахнул рукой: – Прошу. Вас ждут.
     У дверей комнаты они остановились. Слуга вошёл первым, громко произнёс:
                – Мистер Краузе! – скользнул в сторону, замер у стены.
     Настройщик вошёл в просторный кабинет, светлый, с лепным потолком, камином и книжными шкафами. У окна – письменный стол, кресло; правее – диван. Над ним – огромная люстра, сверкающая хрусталём. У камина – два кресла, корзинка с вязанием, детская лошадка.
     На диване – женщина: молодая, красивая; чёрное платье, нитка жемчуга на шее. Лицо бледное, взгляд тревожный, пронзительный. У окна – мужчина: взволнованный, собранный. «Господа Пульцы, родители, – вздохнул Краузе, – обескуражены, подавлены».
                – Мистер Краузе! – поманила улыбкой.
                – Здравствуйте, – поклонился. – К вашим услугам. Настройщик.
                – Кто такие настройщики? – глянула остро.
                – Колдуны, хилеры, ареды, – улыбнулся Краузе, засеменил к дивану. Метрах в трёх замер, разглядывая еë.
                – О вас ходят странные слухи, – поёжилась. – Говорят, вы забираете людей…. Или недуги….
                – Забираем, – развёл руками. – Извините, миледи, совершенно нет времени….
                – Проблема в сыне, – вклинился в разговор мужчина. – Единственный ребёнок, – выдохнул, – савант.
                – Я в курсе… – кивнул Краузе, оглянулся. – Где ж он?
                – В саду, на площадке, – пояснила женщина. – Ему шесть, – опустила глаза. – Доктора бессильны: одни говорят – чудо, другие сокрушаются, – поджала губы.
                – Я могу пообщаться? – спросил Краузе.
                – Конечно, – вспыхнула; приказала слуге у двери: – Приведите мальчика, Клаус!
                – А можно мне? – предложил Краузе. – Без свидетелей…. В непринуждённой обстановке.
                – И не знаю… – кинула быстрый взгляд на мужа.
                – Всë правильно, Хелен, – кивнул тот. – Я согласен.
     
     Краузе увидел мальчика издали: тот играл на детской площадке. «Один. Высокий, худой, голубоглазый, – окинул взглядом. – Выглядит взрослее своих лет».
                – Здравствуйте, мистер Пульц, – поклонился, остановился у песочницы. – Позволите? – кивнул в сторону узорчатой лавки.
                – Здравствуйте, сэр, – выдохнул мальчик. – Только без вопросов: взрослые чрезмерно любопытны, – усмехнулся. – У вас такое старое тело…. Тяжёлое? – вскинул бровь.
                – И ленивое, неповоротливое, злое… – закивал настройщик.
                – Почему? – удивился мальчик.
                – Думает только об удовольствии! – ухмыльнулся Краузе. – О еде, о неге, женщинах.
                – Хитрое! – улыбнулся ребёнок. – Сколько ему?
                – Много! – слукавил Краузе.
                – А женщины? – поинтересовался мальчишка.
                – Пардон! – скривил губы настройщик. – Разговор получается не детский. Давайте о деле: ваши родители…
                – Сущее наказание… – взорвался вдруг мальчик. – Назойливые, докучливые, упрямые…. Тысячи вопросов, назиданий! Кто это выдержит! – рассерженно сверкнул глазами. Огромное алое зарево всколыхнулось вкруг него, взметнулось столбом вверх. Задрожал воздух, пахнуло жаром; казалось, мир замер, оцепенел.
     «…Два, три, четыре, пять, – торопливо сосчитал Краузе взметнувшиеся алые крылья. – Шесть! – застыл, прижавшись к лавке. – Шестикрылый»!
                – Кто вы, Пульц? – выдавил, с ужасом глядя на мальчика. – Савант – не диагноз. Знак, отметина….
                – Не знаю, – сник ребёнок, опустился на песок. – В моей голове нет ответа, – вздохнул. – Семь миллиардов пятьсот миллионов… – пробормотал. – Я знаю всех живущих и каждого в отдельности, – поднял глаза. – Вы тоже, Краузе?
                – Нет, – выдохнул настройщик. – Кто я такой, чтобы…. «Время!» – подсказал невидимый. – Время… – выпалил он, – откроет. Надо ждать.
                – А вы…. У вас, было? – спросил мальчик.
                – Нет! – закачал головой Краузе. – Кто вы – кто я! – вытаращил глаза; вздохнул: – Ваша мать страдает…..
                – Что ж, – вздёрнул плечами ребёнок. – Страдание – удел матерей. Я устал, – зевнул. – Ступайте, – глянул косо; сказал, между прочим: – Вы крылаты.
                – Да уж! – покривился Краузе. – Полëтываю иногда… от скуки. «Сколько загадок в этом ребёнке? – подумал, спеша к дому. – Шестикрылый…. среди людей. Что готовит Земле небо?»
     
                – Мистер Краузе? – тревожно глянули Пульцы. – Наш сын…
                – Новый человек! – выдохнул восторженно. – Такие возможности, способности! Избранник, дар Божий….
                – Всë так… – пробормотала леди. – Но полёты! – испуганно глянула. – Однажды мы нашли его спящим… под потолком! Мистер Краузе! – блеснула глазами: в них притаился ужас.
                – Левитация, мадам. Только-то! – ухмыльнулся тот. – Каждый пятый может….
                – И вы? – не поверила.
                – Легко! – торопливо пошёл в центр комнаты, встал, развёл руки в стороны. – Прошу! – улыбнулся.
     Тело его, грузное и одутловатое, вздрогнуло, медленно поплыло вверх, замерло: он был похож на огромный воздушный шар.
                – Вот! – произнёс, поглаживая рукой измятый пиджак. – Никакого чуда. Левитация!
     Пульцы оторопело глядели на толстого старика, висевшего под потолком. Прошла минута, Краузе медленно поплыл вниз.
                – Приблизительно так? – спросил, ступая на пол.
                – Приблизительно, – прошептала леди, глянула растерянно на мужа. – Каждый пятый? – спросила. – Это обнадёживает….
                – Вы думаете, он – не урод? – пробормотал Пульц. – Не изгой? Извините, – смутился.
                – Он пытался открыть вам небо? – спросил Краузе, не замечая его слов.
                – Да, – затараторила леди. – Полная беспомощность…. Тьма, ветер, звëзды, – поёжилась испуганно.
                – Истинная красота! – вымолвил Краузе. – Крылья, миледи, от Бога! Возвращённая способность, – вздохнул. – Извините. Время….
                – Я провожу… – вскочил Пульц.
                – Благодарю, – остановил его Краузе. – Я сам. Здесь рядом.
     
     Он остановился у придорожного кафе: высокий дом, столы и лавки, цветастые зонтики, автомобили. За ним, по равнине, текла река среди покосов и пастбищ.
     Краузе спустился к воде; повалился в зелёную траву, в душистое марево, глубоко вдохнул. «Благодать… – усмехнулся; вспомнил о Пульце: – Люди…. Сколько их осталось на Земле? Если приглядеться, можно не найти. По всему выходит…»
                – Бардак! – пробурчал кто-то рядом, зло сплюнул.
                – Ты как здесь? – повернув к говорящему голову, спросил Краузе.
                – Работа, чëрт еë! – выдохнул тот, умащиваясь рядом. – Три попытки суицида за месяц, две эвтаназии…. Людям плевать на запреты. Умотался, как проклятый…. Работа на износ. Зря согласился!
                – Никто и не спрашивал! – хмыкнул Краузе. – Приказали... и вот, – помолчал. – Ты, где был?
                – В Лондоне, – выдохнул тот, – эвтаназия…. Сара Кутс, неоперабельная опухоль мозга. Тридцать лет….
                – Как же так! – ахнул Краузе. – Не потерпеть….
                – Потерпеть? Теперь, брат, не то, что раньше: испытания жёстче стали. Непереносимые страдания. И боль. Я б не вынес, – отвёл глаза. – Тяжело!
                – Тяжело, – откликнулся Краузе. – Я отказываюсь от таких заданий. После них – будто мёртв.
                – Скорее бы… – прошептал собеседник; резко встал, отряхнул одежду, буркнул: – Прощай! – пошагал к дороге.
                – Прощай! – кивнул Краузе. Вытащил блокнот, прочитал: – Миссис Дикси, девяносто три года, фобия.
     
     Дом стоял у самого моря: белый, воздушный. «Я всегда мечтал о таком, – подумал Краузе. – Много солнца, ветра, моря», – стукнул в дверь. Та распахнулась широко, гостеприимно.
                – Мистер Краузе! – улыбнулся слуга. – Прошу! Миссис Дикси в гостиной.
     Они пошли по длинному коридору: слуга, за ним – настройщик. Он разглядывал фотографии на стене: мужчины во фраках, женщины с зонтами; смеющиеся дети, чопорные няньки.
                – Миссис Дикси? – потянулся к фотографии.
                – Она. Элен Дикси, – кивнул слуга. – Прима лондонского «Аттракциона», звезда немого кино. Какое поколение! Колоссы! – распахнул дверь в гостиную.
                – Здравствуйте, миссис Дикси! – поклонился Краузе. – Я вспомнил: зима пятьдесят третьего, премьера в «Олд Вик», «Бой бабочек». Вы – Роуз, в, лиловом убранстве, с перламутровым боа….
     Худая невысокая старушка: серебристые завитки волос, синие глаза, на губах – детская улыбка. Кивнула, будто из прошлого; запела тонко, печально:
                – Лунный свет коснётся нежных лепестков. О, роза… – улыбнулась; приподнялась, держась за поручень кресла. – Быть не может, мистер Краузе! Не должны! Столько лет прошло! – вздохнула горько. – Какое счастье – жить! – закрыла лицо руками. – Ах, молодость! – опустилась в кресло. – А говорили, настройщик – страх Божий! Лгут! – засмеялась. Глянула на слугу с укоризной: – Где же чай, Найджел?
                – Простите, – спохватился тот, – сию минуту.
                – Какой голос! – закатил глаза Краузе. – Дивный, волшебный…. Чего только о нëм не говорили…
                – Байки! – смутилась старушка. – Болтали, невесть что…. Прошу, – указала на кресло.
                – Удивлён, мадам, – умащиваясь, пробормотал Краузе. – В моëм блокноте записано: миссис Дикси, фобия.
                – Нет-нет, друг мой, – закачала головой. – Никакой ошибки. Фобия, – потянулась к нему: – толком и не знаю, что такое. Но доктор сказал… – хихикнула. – Эти доктора такие начитанные, серьёзные….
                – Ошибся! – махнул рукой. – Впрочем, – улыбнулся. – В чëм фобия, мадам?
                – Это покажется невероятным! – вскинула глаза, пробормотала: – В моëм теле я не одна. Есть ещё… кто-то, – сглотнула нервно. – Чëрт, мысли теснятся….
                – Хотите сказать, – зашептал Краузе, – в теле двое?
                – Да. То есть… – встрепенулась. – Вот и чай!
     Слуга вкатил в комнату сервировочный столик. На нëм – тарелки, чашки, серебристые вазочки и подносы: с пирожными, фруктами и орехами.
                – Чудные, дивные трели…. – замурлыкала, кинула сухо: – Поторопитесь, Найджел, мистер Краузе голоден. Мыслимое ли дело – весь день на ногах! Чай, сливки, сахар? – улыбнулась настройщику.
                – Спасибо, чай, – глянул на тарелку с крошечными пирожными: – Кримболь?
                – Да! – кивнула довольно, – угощайтесь.
                – Обожаю, – сглотнул жадно. – Моя кухарка... – закрыл глаза, отправляя в рот витиеватое чудо. – Не-е-т, – выдохнул. – Эти божественнее, изысканнее….
                – Вкусно? – усмехнулась старушка, бросила быстрый взгляд: – Как вы стали настройщиком, мистер Краузе?
                – Я умер, – ответил тот, облизнул губы.
                – Как? – онемела.
                – Пятнадцатилетний мальчишка. Весел, бодр, вечен – так я думал о себе. Лёг спать и не проснулся… – вперился в десерт Краузе. – Утром мать нашла меня: бездыханного, холодного…. А дальше, как в сказке! Я ожил. Через три дня…. В мертвецкой.
                – И? – побелел Найджел.
                – Всë! – произнёс Краузе, вытер салфеткой рот. – Настройщик должен умереть! Закон!
                – И… как? там? – застыла миссис Дикси. – Слепящий свет? Туннель?
                – Отнюдь! – качнул головой Краузе. – Тьма: чёрная, зловещая! И голос; произнёс: «Всë, парень! Ты мёртв! По-настоящему, взаправду!»
                – А вы? – поёжилась старушка.
                – Заплакал… – шмыгнул носом Краузе. – Как иначе? я и не жил вовсе! – вздохнул. – Он предложил обмен: мою жизнь на жизнь настройщика. Я согласился….
                – Ещё бы! – забормотал Найджел: – Любой согласился! Как-нибудь, лишь бы жить! – глянул испуганно: – Говорящий был… смерть?
                – Да! – выдохнул Краузе, опустил глаза.
                – И сколько… дали? – полюбопытствовала старушка. – Честно.
                – Пятьсот, – выдохнул Краузе.
                – Много! – позавидовала. – Не продешевили….
                – Выгадал, – прихвастнул Краузе. – Пятьсот лет счастливой жизни, полной радости, тревог и удовольствий.
                – Повезло! – покривился Найджел.
                – Ступайте, голубчик, – приказала миссис Дикси. – У нас дела с мистером Краузе, – заёрзала, умащиваясь. – Не помню, о чëм….
                – Соберитесь, мадам, – напрягся Краузе. – Когда вы впервые почувствовали чужого? чужую? – вздохнул, – кого-то в теле?
                – Давно, в детстве, – глянула задумчиво, рассеянно. – Всегда чувствовала: не одна, – перевела взгляд. – Вы мне верите?
                – Не знаю, – повёл головой. – Как это проявляется?
                – Просто, – забормотала. – Вспышка в глазах, резкая боль, разливающийся жар в теле….
                – И всë? – скривился насмешливо.
                – Нет-нет, вначале. Потом – видение, необыкновенные чувствования, воспарение. И голос…. Тсс, – прижала палец к губам, – слушает!
                – Кто? – нахмурился Краузе. – Вы еë видите? чувствуете?
                – Да! – кивнула старушка. – Она – моя фобия.
                – Ясно, – раздражённо выдохнул Краузе. – Давайте поработаем….
                – Это больно? – сжалась.
                – Гипноз, – улыбнулся. – Уснёте, а я подсмотрю….
                – Будьте осторожны, – залепетала, – она хитрая.
                – Я понял, – ухмыльнулся Краузе, произнёс громко: – Спать! – Сосчитал: три, два, один.
     Глаза миссис Дикси закрылись и тотчас открылись. Краузе заглянул в них и ахнул: ярко-жёлтая радужка и черные полоски зрачков. Повернула голову, огляделась; спросила, свистяще:
                – Настройщик?
                – Да, – выдохнул тот. – Вы кто? Зачем в миссис Дикси?
                – Миссис Дикси? – наморщила лоб. – Вы о носителе? Не концептуально. Суть в другом, главном: жить! С ней, или с другим….
     Краузе вздрогнул: из приоткрытого рта выскользнул тонкой полоской раздвоенный язык.
                – Вы странный внутри: и живой, и мёртвый, – прищурилась. – Ни удивления, ни испуга. А тело, – потянула носом, – старое, опустошённое. Вы кто? – зрачки стянулись в точки.
                – Речь не обо мне, – ответил Краузе. – Откуда вы?
                – Оттуда, – кивнула головой. – Земля – планета для всех. Здесь лучше, чем дома. Парадокс! – метнула быстрый взгляд. – Я слышала рассказ, – ухмыльнулась. – Про смерть, про мальчика…. Солгали?
                – Солгал! – смутился Краузе, подумал: «Истина страшнее».
                – Конфуз! – оскалилась желтоглазая, махнула рукой: – И я так делаю.
                – Какая вы? – уставился на неё Краузе.
                – Любопытно? – ухмыльнулась. – Не тайна, смотрите.
     Тело миссис Дикси вдруг изменилось: кожа почернела, покрылась мелкими чешуйками. На вытянутом лице блеснули огромные, янтарно–жёлтые глаза с точками зрачков; вместо носа – две прорези; полоска рта и вихры вздыбленных алых волос.
                – Волосы – рудимент чувствования? – удивился Краузе.
                – Точно! – кивнула. – Я распознаю по запаху опасность. И даже смерть, – волосы сверкнули серебром. – Но человеческое тело, Краузе, такое… капризное, ленивое.
                – Согласен, – ухмыльнулся настройщик. – Как вы жили с миссис Дикси?
                – Миссис Дикси! – фыркнула. – Что она такое? Святой сосуд? Священное чудовище? Отнюдь! Жеманная кривляка, кукла без мозгов. Да, миленькое личико. Да, искорка таланта. И птичий голосок…. – зло выдохнула.
                – Не дружелюбно вы… – поморщился Краузе.
                – Кто б говорил! – вскинулась желтоглазая. – Она всю жизнь звала меня недугом, фобией, болезнью. Ведьма! Не жаль еë, – стрельнула глазами.
     Что-то невидимое ударило, повело его, закружило. Он побелел, покрылся испариной. «Какая сила! – подумал, задыхаясь. – Как ухитрялась миссис Дикси жить с ней?»
                – Я понял, – просипел, кивнул. – Вы? Куда теперь?
                – В другое тело, – усмехнулась. – Мальчик: здоровый, весёлый…. Мужчиной быть хорошо! – потянулась. – Да мы заболтались! забыли о старухе. Прощайте, – подмигнула и исчезла.
     
                – Не фобия, – сказал Краузе проснувшейся миссис Дикси, подумав, добавил: – В вашем теле…
                – … безумная сила, – подсказала та. – Видели?
                – Да! – качнул головой. – Как вы с ней….
                – Была счастлива, – улыбнулась старушка. – И голос, – смутилась, – еë. Талантливая, могущественная, сильная. Причина моей славы и одиночества, – поджала губы. – Ни любви, ни семьи, ни друзей…. В плену, – поёжилась.
                – Ах, мадам, – произнёс Краузе, – многие так живут. В плену у привычек, страстей, денег….
                – Сегодня умру… – произнесла вдруг.
                – Как? – остолбенел Краузе.
                – Она сказала… – выдохнула старушка. – Уйдёт, ночью….
                – Не верьте! – запротестовал Краузе. – Сказала! И что? Наши судьбы в руках… Вышнего.
                – А фобии? – глянула вопросительно.
                – И фобии, – кивнул настройщик.
     
     Краузе оставил машину у ворот, устало поплёлся к дому. Открыл дверь, замер на пороге. Острый аромат свежей зелени тянулся из кухни, пряный запах приправ и тушёного мяса. «Наконец-то, – встрепенулся, – тайские ароматы. Дождался». – прислушался.
                            – Какие-то они…. Не герои! – пробурчал Ханс. – Взмахнули б крылами – навели порядок на Земле. Сколько ж ждать….
                – Выдумщик вы, – хмыкнула Фло, – ребёнок. Многое ли сделаешь в человеческом теле? Силе простор нужен, свобода. Нет в теле места, нет силы! Борись, как хочешь… – отчаянно заколотила отбивным молотком.
     Краузе хихикнул.
                – Кто там? – окликнула кухарка, выглянула в холл. – Наконец-то, – ухмыльнулась, – заждались. Ужин прикажете?
                – В кабинет! – кивнул Краузе, – И поскорее. Голоден: весь день на ногах!
     
                – Здравствуйте, мистер Краузе, – голос замер в ожидании.
                – Здравствуйте, – произнёс заученно автоответчик. – Мистер Краузе занят. Оставьте, пожалуйста, сообщение.
                – Я напоминаю, – залепетал голос, – завтра, по записи, два пациента: миссис Хеллер, сэр Рэунд. Полная информация в электронной почте. До свидания, – голос смолк.
     
     Краузе повалился на диван. Глянул на плафон: бирюзовое небо, сады-луга, заснеженные горы. Что-то навалилось, придавило грустью. «Заболел, – решил. – Или усталость».
                – Старость, – шепнул кто-то, засмеялся.
                – Чего подслушиваешь? – заворчал Краузе. – Права не имеешь. Личное….
                – Не горячись! – ухмыльнулся невидимый. – Сам знаешь – работа такая: беречь от поганых мыслей. Тяжкое дело, доложу. Ты – человек несдержанный, грубый. Такого наслушаешься…. К слову: сколько тело носишь? Двести лет? Триста?
                – Пятьсот! – буркнул Краузе. – Поносить хочешь?
                – Нельзя мне, – выдохнул невидимый. – Грешен, – зашептал доверительно: – страсть как до женщин падок….
                – Пустое, – выдохнул Краузе, – и не грех вовсе: все на Землю из-за женщин рвутся… – потянул одеяло на голову. – Устал. Домой хочу….
     «Верю, – подумал невидимый. – Пятьсот лет – срок немалый. Что ж! Лети».
     
                – Семь часов, – произнёс автомат. – Доброе утро, мистер Краузе. – Напомнил: – У вас по записи два клиента: миссис Хеллер, сэр Рэунд.
     «Чей это голос? – вздрогнула; открыла глаза, огляделась: – Незнакомая комната, мебель…. Где я?»
                – Доброе утро, миссис Дикси, – прошелестел над ухом въедливый голос. – Просыпайтесь! Дел невпроворот, – ухмыльнулся. – Сами напросились: вы – настройщик.

  Время приёма: 21:19 21.07.2016

 
     
[an error occurred while processing the directive]