– Здравствуйте, мистер Краузе, – голос в телефоне замер. – Здравствуйте, – произнёс заученно автоответчик. – Мистер Краузе занят. Оставьте, пожалуйста, сообщение. – Я напоминаю… – залепетал голос, – у вас завтра три клиента: мистер Бëрц, сэр Пульц, миссис Дикси. Полная информация в электронной почте. До свидания, – голос смолк. – До свидания, – отключился ответчик, громко произнёс: – сообщение из «Медицин Интеллект Компани». – Замер, повторил. – Слышал я, слышал, – входя в комнату, раздражённо произнёс Краузе. – Завтра, клиенты, по записи, – пробубнил, наклоняясь к экрану. – Бессонница, саван... Чëрт! – выдохнул. – Бессонница, са-ван-тизм, фобия…. Ну и денёк! – повалился в кресло. Жёлтая птичка в клетке несмело щёлкнула, залилась трелью. Краузе цыкнул на неё сердито, встал. Закинув руки за спину, спешно пошёл к двери, на ходу бросил слуге: – Ужин в кабинет. Краузе устало развалился в кресле: склонил голову набок, прикрыл глаза. Крупное тело его с шумом вздымалось при каждом вдохе. Седоволосый, коротко стриженный, с одутловатым морщинистым лицом и плотно сжатыми губами, он излучал недовольство и раздражение, поглядывая на хлопочущего слугу. – Как ты нерасторопен, Ханс! – произнёс, когда тот поставил на стол последний прибор. – Я стар, сэр, – выдохнул слуга. – Когда я впервые появился у вас, мне было… – Никаких чисел! – вскинул руки Краузе. – Пришëл-ушëл: что в том особенного. Ты же знаешь правило – каждому своё, – заёрзал, выкарабкиваясь из кресла; поплёлся к столу. – Чем сегодня удивит нас Фло? – глянул невесело: – Каштановый суп, жаркое по-фламандски…. Я же просил экзотического, тайского. – Нельзя! – откликнулась из кухни кухарка. – Доктор запретил. Язва! – громко напомнила, появляясь в кабинете. – Сами вы, Фло… – обиженно выдохнул Краузе. – Никакой радости в жизни…. – Точно! – выпалила. – В вашем-то возрасте… – ухмыльнулась; кивнула слуге, позвала за собой. – Идёмте, Ханс, пусть поест, – покривилась: – Гурман! «Почему я один, окружён злыми, бездушными людьми? Ни семьи, ни друзей, ни детей, – вздохнул. – Одиночество – мой крест? пожизненный закон? – Закон, – отозвался невидимый. – И одиночество, непонимание и боль. И потом: ты уже спрашивал. Неоднократно! Нельзя: и покончим с этим! – Я и не ждал сочувствия… – буркнул Краузе. И, повернув голову к кухне, обиженно прокричал: – Завтра у меня работа. И вчера, и сегодня…. – Эк-ка невидаль! – отозвалась кухарка. – Все так живут. – Предупредила: – Завтрак – в восемь, в двадцать – ужин. Не опаздывайте. Дом стоял на лесной поляне: старый, крепкий, ухоженный. Краузе остановился перед крыльцом; неторопливо ступая, пошёл к двери. Его ждал высокий, сухощавый мужчина в костюме и галстуке; кивнул, представился: секретарь мистера Бëрца. Повёл по широкой лестнице. На втором этаже они остановились; секретарь постучал и на отзыв: – Войдите! – распахнул дверь. – Как я рад! – пошёл навстречу Бëрц: в глазах страх, грусть, отчаяние. «Потерял надежду, пал духом», – подумал Краузе, взглянув на него, кивнул в ответ. – Прошу, – указал на кресло Бëрц, бросил секретарю: – В ближайшие час–два не понадобитесь. Тот поклонился и вышел. – Прошу лечь, – приказал Краузе, – вам должно быть удобно. Сон – процесс отдохновения. – Я усну? – не поверил Бëрц. – Вот так просто – лягу и усну? – Как вы обычно засыпаете? – вскинул глаза Краузе. – Трудно передать… – выдохнул Бëрц, – …ни на что не похоже. Ложусь, жду сон; всякий раз мнится: засыпаю. Как вдруг кто-то злой, жестокий приходит, крадучись. Забирает усталость, надежду. Всë перепробовал: гипноз, снотворное, наркотики. Впустую. Ночь без сна – в забытьи, в наваждении, в дрёме, – всхлипнул. – Мне только сорок…. А выгляжу как… – …измученный человек, – произнёс Краузе, глянул остро: – Почему раньше не обращались? – Ну… – замялся Бëрц, – не верил. Сначала. Потом – боялся. Отзывы пугали. – Ясно, – ухмыльнулся Краузе. – Закройте глаза, расслабьтесь, думайте о приятном…. – Я не умру? – вздрогнул Бëрц, – Это опасно? – испуганно замер. – Вы хотите умереть… или уснуть? – кольнул взглядом Краузе. – Смерть стоит дороже. – Нет-нет, – задёргался Бëрц. – Не смерть! Сон, – зыркнул испуганно. – Не ошибитесь, пожалуйста. Восстановить сон. – Не волнуйтесь! - ухмыльнулся Краузе. – Я не причиню вреда, верну утраченные возможности мозга. Закройте глаза. – Вы только вошли… – пробормотал Бëрц, вздохнул, – …я подумал… – улыбнулся расслабленно, засопел. «Готов», – усмехнулся Краузе, закрыл глаза, мысленно сосчитал: три, два, один. Вихрем понеслось время – назад-назад. Замелькали незнакомые лица, города, страны. «Стоп! – шепнул невидимый. – Здесь». Лицо его вытянулось, побелело; губы сжались, вздёрнулись брови, руки сомкнулись на груди. Острая боль стрельнула в левый висок; он застонал, закусил губу. «Непереносимая тяжесть быть женщиной, – повёл головой. – Мать! Склонилась над детской кроваткой, гладит ребёнка по голове. Невысокая, худая, анемичная. Раздражительная, плаксивая. Соматические нарушения, приступы гнева. Единственное утешение – ребёнок, пятилетний мальчик». – Мэтью, – вдруг произнёс фальцетом Краузе, – засыпай. – Да, мамочка, закрываю глазки, – отозвался из кровати Бëрц; шумно вздохнул, прошептал обречённо: – Сплю. – Доброй ночи, – устало произнёс Краузе, приоткрыл глаза, огляделся. Детская комната: высокие потолки, окна зашторены наглухо. Над кроваткой – кружевная сень, ангел на тонкой нити – серебристый, картонный. Маленькая звёздочка-светильник на стене; столик в углу, стул, большая клетка с птицей. У окна ящик с игрушками, коробками, машинками. На подоконнике выстроились ровными рядами солдатики: ружья и пушки направлены в сторону книжного шкафа. – Эй! – услыхал вдруг; затем – тихий шелест, шипение, вздох. Краузе дёрнулся, вперился в темноту. Черным пузатым боком шевельнулась в углу тьма, повернула лохматую голову к свету: два жёлтых глаза глянули – будто из стены: – Ты кто? Что делаешь? – Жду, – ухмыльнулся Краузе. – Дождался. Я – Зверь. – Вскинул голову, разверз пасть, выставил белые клыки – острые, длинные. – Мальчишка мой, сломлен, напуган. Раб! – Зачем он тебе? – опустил глаза Краузе, глянул на черту между светом и тьмой на полу: чёрная тень подползала к ногам. – Не суетись, – хмыкнул Зверь, – не нужен: стар, мёртв. В мальчишке – фонтан жизненной силы, бьющей энергии. Прочь! Разойдёмся. Мне от тебя ничего не нужно. – А мать? – спросил Краузе. – Отработанный материал, – ухмыльнулся Зверь. – Старая знакомая, с раннего детства…. – нахмурился: – Ты почему меня видишь? Не должен: закон. Только дети могут. Ты кто? – Настройщик, – выдохнул Краузе. Зверь вздрогнул, попятился в стену, прошипел: – Виноват. Не признал…. Простите. Никогда больше. Пропал. – Знать не закон, – ухмыльнулся Краузе. Глянул на спящего Бëрца; встал, вышел из комнаты. Сказал секретарю: – Не будите, пусть спит. – Торопливо пошёл по лестнице к входной двери, махнул на прощанье. «Как он… – удивлённо провожая взглядом, подумал секретарь, – …легко, по ступенькам. С таким-то весом, в такие годы». «Странно, что не узнал… – вспомнил о Звере Краузе. – Может, свет помешал? Или на что понадеялся? – запыхтел, забираясь в машину. – И свет помешал. И понадеялся… – глянул в блокнот: – Сэр Пульц, младший. Са-ван-тизм… – прошептал, выезжая на трассу. «Вот и поместье, – увидел сквозь зелёную изгородь дом. – Как люди ухитряются содержать такие усадьбы. Столько чужих рук, глаз! Быть богатым – быть беспомощным, – притормозил у закрытых ворот. – Мистер Краузе к сэру Пульцу, – подмигнул камере наблюдения. Никто не ответил: ворота поползли в сторону, открывая проезд. «Хвала Богу, – подумал, – а то пришлось бы пешком тащиться до самого дома». – Мистер Краузе! – чопорный камердинер взмахнул рукой: – Прошу. Вас ждут. У дверей комнаты они остановились. Слуга вошёл первым, громко произнёс: – Мистер Краузе! – скользнул в сторону, замер у стены. Настройщик вошёл в просторный кабинет, светлый, с лепным потолком, камином и книжными шкафами. У окна – письменный стол, кресло; правее – диван. Над ним – огромная люстра, сверкающая хрусталём. У камина – два кресла, корзинка с вязанием, детская лошадка. На диване – женщина: молодая, красивая; чёрное платье, нитка жемчуга на шее. Лицо бледное, взгляд тревожный, пронзительный. У окна – мужчина: взволнованный, собранный. «Господа Пульцы, родители, – вздохнул Краузе, – обескуражены, подавлены». – Мистер Краузе! – поманила улыбкой. – Здравствуйте, – поклонился. – К вашим услугам. Настройщик. – Кто такие настройщики? – глянула остро. – Колдуны, хилеры, ареды, – улыбнулся Краузе, засеменил к дивану. Метрах в трёх замер, разглядывая еë. – О вас ходят странные слухи, – поёжилась. – Говорят, вы забираете людей…. Или недуги…. – Забираем, – развёл руками. – Извините, миледи, совершенно нет времени…. – Проблема в сыне, – вклинился в разговор мужчина. – Единственный ребёнок, – выдохнул, – савант. – Я в курсе… – кивнул Краузе, оглянулся. – Где ж он? – В саду, на площадке, – пояснила женщина. – Ему шесть, – опустила глаза. – Доктора бессильны: одни говорят – чудо, другие сокрушаются, – поджала губы. – Я могу пообщаться? – спросил Краузе. – Конечно, – вспыхнула; приказала слуге у двери: – Приведите мальчика, Клаус! – А можно мне? – предложил Краузе. – Без свидетелей…. В непринуждённой обстановке. – И не знаю… – кинула быстрый взгляд на мужа. – Всë правильно, Хелен, – кивнул тот. – Я согласен. Краузе увидел мальчика издали: тот играл на детской площадке. «Один. Высокий, худой, голубоглазый, – окинул взглядом. – Выглядит взрослее своих лет». – Здравствуйте, мистер Пульц, – поклонился, остановился у песочницы. – Позволите? – кивнул в сторону узорчатой лавки. – Здравствуйте, сэр, – выдохнул мальчик. – Только без вопросов: взрослые чрезмерно любопытны, – усмехнулся. – У вас такое старое тело…. Тяжёлое? – вскинул бровь. – И ленивое, неповоротливое, злое… – закивал настройщик. – Почему? – удивился мальчик. – Думает только об удовольствии! – ухмыльнулся Краузе. – О еде, о неге, женщинах. – Хитрое! – улыбнулся ребёнок. – Сколько ему? – Много! – слукавил Краузе. – А женщины? – поинтересовался мальчишка. – Пардон! – скривил губы настройщик. – Разговор получается не детский. Давайте о деле: ваши родители… – Сущее наказание… – взорвался вдруг мальчик. – Назойливые, докучливые, упрямые…. Тысячи вопросов, назиданий! Кто это выдержит! – рассерженно сверкнул глазами. Огромное алое зарево всколыхнулось вкруг него, взметнулось столбом вверх. Задрожал воздух, пахнуло жаром; казалось, мир замер, оцепенел. «…Два, три, четыре, пять, – торопливо сосчитал Краузе взметнувшиеся алые крылья. – Шесть! – застыл, прижавшись к лавке. – Шестикрылый»! – Кто вы, Пульц? – выдавил, с ужасом глядя на мальчика. – Савант – не диагноз. Знак, отметина…. – Не знаю, – сник ребёнок, опустился на песок. – В моей голове нет ответа, – вздохнул. – Семь миллиардов пятьсот миллионов… – пробормотал. – Я знаю всех живущих и каждого в отдельности, – поднял глаза. – Вы тоже, Краузе? – Нет, – выдохнул настройщик. – Кто я такой, чтобы…. «Время!» – подсказал невидимый. – Время… – выпалил он, – откроет. Надо ждать. – А вы…. У вас, было? – спросил мальчик. – Нет! – закачал головой Краузе. – Кто вы – кто я! – вытаращил глаза; вздохнул: – Ваша мать страдает….. – Что ж, – вздёрнул плечами ребёнок. – Страдание – удел матерей. Я устал, – зевнул. – Ступайте, – глянул косо; сказал, между прочим: – Вы крылаты. – Да уж! – покривился Краузе. – Полëтываю иногда… от скуки. «Сколько загадок в этом ребёнке? – подумал, спеша к дому. – Шестикрылый…. среди людей. Что готовит Земле небо?» – Мистер Краузе? – тревожно глянули Пульцы. – Наш сын… – Новый человек! – выдохнул восторженно. – Такие возможности, способности! Избранник, дар Божий…. – Всë так… – пробормотала леди. – Но полёты! – испуганно глянула. – Однажды мы нашли его спящим… под потолком! Мистер Краузе! – блеснула глазами: в них притаился ужас. – Левитация, мадам. Только-то! – ухмыльнулся тот. – Каждый пятый может…. – И вы? – не поверила. – Легко! – торопливо пошёл в центр комнаты, встал, развёл руки в стороны. – Прошу! – улыбнулся. Тело его, грузное и одутловатое, вздрогнуло, медленно поплыло вверх, замерло: он был похож на огромный воздушный шар. – Вот! – произнёс, поглаживая рукой измятый пиджак. – Никакого чуда. Левитация! Пульцы оторопело глядели на толстого старика, висевшего под потолком. Прошла минута, Краузе медленно поплыл вниз. – Приблизительно так? – спросил, ступая на пол. – Приблизительно, – прошептала леди, глянула растерянно на мужа. – Каждый пятый? – спросила. – Это обнадёживает…. – Вы думаете, он – не урод? – пробормотал Пульц. – Не изгой? Извините, – смутился. – Он пытался открыть вам небо? – спросил Краузе, не замечая его слов. – Да, – затараторила леди. – Полная беспомощность…. Тьма, ветер, звëзды, – поёжилась испуганно. – Истинная красота! – вымолвил Краузе. – Крылья, миледи, от Бога! Возвращённая способность, – вздохнул. – Извините. Время…. – Я провожу… – вскочил Пульц. – Благодарю, – остановил его Краузе. – Я сам. Здесь рядом. Он остановился у придорожного кафе: высокий дом, столы и лавки, цветастые зонтики, автомобили. За ним, по равнине, текла река среди покосов и пастбищ. Краузе спустился к воде; повалился в зелёную траву, в душистое марево, глубоко вдохнул. «Благодать… – усмехнулся; вспомнил о Пульце: – Люди…. Сколько их осталось на Земле? Если приглядеться, можно не найти. По всему выходит…» – Бардак! – пробурчал кто-то рядом, зло сплюнул. – Ты как здесь? – повернув к говорящему голову, спросил Краузе. – Работа, чëрт еë! – выдохнул тот, умащиваясь рядом. – Три попытки суицида за месяц, две эвтаназии…. Людям плевать на запреты. Умотался, как проклятый…. Работа на износ. Зря согласился! – Никто и не спрашивал! – хмыкнул Краузе. – Приказали... и вот, – помолчал. – Ты, где был? – В Лондоне, – выдохнул тот, – эвтаназия…. Сара Кутс, неоперабельная опухоль мозга. Тридцать лет…. – Как же так! – ахнул Краузе. – Не потерпеть…. – Потерпеть? Теперь, брат, не то, что раньше: испытания жёстче стали. Непереносимые страдания. И боль. Я б не вынес, – отвёл глаза. – Тяжело! – Тяжело, – откликнулся Краузе. – Я отказываюсь от таких заданий. После них – будто мёртв. – Скорее бы… – прошептал собеседник; резко встал, отряхнул одежду, буркнул: – Прощай! – пошагал к дороге. – Прощай! – кивнул Краузе. Вытащил блокнот, прочитал: – Миссис Дикси, девяносто три года, фобия. Дом стоял у самого моря: белый, воздушный. «Я всегда мечтал о таком, – подумал Краузе. – Много солнца, ветра, моря», – стукнул в дверь. Та распахнулась широко, гостеприимно. – Мистер Краузе! – улыбнулся слуга. – Прошу! Миссис Дикси в гостиной. Они пошли по длинному коридору: слуга, за ним – настройщик. Он разглядывал фотографии на стене: мужчины во фраках, женщины с зонтами; смеющиеся дети, чопорные няньки. – Миссис Дикси? – потянулся к фотографии. – Она. Элен Дикси, – кивнул слуга. – Прима лондонского «Аттракциона», звезда немого кино. Какое поколение! Колоссы! – распахнул дверь в гостиную. – Здравствуйте, миссис Дикси! – поклонился Краузе. – Я вспомнил: зима пятьдесят третьего, премьера в «Олд Вик», «Бой бабочек». Вы – Роуз, в, лиловом убранстве, с перламутровым боа…. Худая невысокая старушка: серебристые завитки волос, синие глаза, на губах – детская улыбка. Кивнула, будто из прошлого; запела тонко, печально: – Лунный свет коснётся нежных лепестков. О, роза… – улыбнулась; приподнялась, держась за поручень кресла. – Быть не может, мистер Краузе! Не должны! Столько лет прошло! – вздохнула горько. – Какое счастье – жить! – закрыла лицо руками. – Ах, молодость! – опустилась в кресло. – А говорили, настройщик – страх Божий! Лгут! – засмеялась. Глянула на слугу с укоризной: – Где же чай, Найджел? – Простите, – спохватился тот, – сию минуту. – Какой голос! – закатил глаза Краузе. – Дивный, волшебный…. Чего только о нëм не говорили… – Байки! – смутилась старушка. – Болтали, невесть что…. Прошу, – указала на кресло. – Удивлён, мадам, – умащиваясь, пробормотал Краузе. – В моëм блокноте записано: миссис Дикси, фобия. – Нет-нет, друг мой, – закачала головой. – Никакой ошибки. Фобия, – потянулась к нему: – толком и не знаю, что такое. Но доктор сказал… – хихикнула. – Эти доктора такие начитанные, серьёзные…. – Ошибся! – махнул рукой. – Впрочем, – улыбнулся. – В чëм фобия, мадам? – Это покажется невероятным! – вскинула глаза, пробормотала: – В моëм теле я не одна. Есть ещё… кто-то, – сглотнула нервно. – Чëрт, мысли теснятся…. – Хотите сказать, – зашептал Краузе, – в теле двое? – Да. То есть… – встрепенулась. – Вот и чай! Слуга вкатил в комнату сервировочный столик. На нëм – тарелки, чашки, серебристые вазочки и подносы: с пирожными, фруктами и орехами. – Чудные, дивные трели…. – замурлыкала, кинула сухо: – Поторопитесь, Найджел, мистер Краузе голоден. Мыслимое ли дело – весь день на ногах! Чай, сливки, сахар? – улыбнулась настройщику. – Спасибо, чай, – глянул на тарелку с крошечными пирожными: – Кримболь? – Да! – кивнула довольно, – угощайтесь. – Обожаю, – сглотнул жадно. – Моя кухарка... – закрыл глаза, отправляя в рот витиеватое чудо. – Не-е-т, – выдохнул. – Эти божественнее, изысканнее…. – Вкусно? – усмехнулась старушка, бросила быстрый взгляд: – Как вы стали настройщиком, мистер Краузе? – Я умер, – ответил тот, облизнул губы. – Как? – онемела. – Пятнадцатилетний мальчишка. Весел, бодр, вечен – так я думал о себе. Лёг спать и не проснулся… – вперился в десерт Краузе. – Утром мать нашла меня: бездыханного, холодного…. А дальше, как в сказке! Я ожил. Через три дня…. В мертвецкой. – И? – побелел Найджел. – Всë! – произнёс Краузе, вытер салфеткой рот. – Настройщик должен умереть! Закон! – И… как? там? – застыла миссис Дикси. – Слепящий свет? Туннель? – Отнюдь! – качнул головой Краузе. – Тьма: чёрная, зловещая! И голос; произнёс: «Всë, парень! Ты мёртв! По-настоящему, взаправду!» – А вы? – поёжилась старушка. – Заплакал… – шмыгнул носом Краузе. – Как иначе? я и не жил вовсе! – вздохнул. – Он предложил обмен: мою жизнь на жизнь настройщика. Я согласился…. – Ещё бы! – забормотал Найджел: – Любой согласился! Как-нибудь, лишь бы жить! – глянул испуганно: – Говорящий был… смерть? – Да! – выдохнул Краузе, опустил глаза. – И сколько… дали? – полюбопытствовала старушка. – Честно. – Пятьсот, – выдохнул Краузе. – Много! – позавидовала. – Не продешевили…. – Выгадал, – прихвастнул Краузе. – Пятьсот лет счастливой жизни, полной радости, тревог и удовольствий. – Повезло! – покривился Найджел. – Ступайте, голубчик, – приказала миссис Дикси. – У нас дела с мистером Краузе, – заёрзала, умащиваясь. – Не помню, о чëм…. – Соберитесь, мадам, – напрягся Краузе. – Когда вы впервые почувствовали чужого? чужую? – вздохнул, – кого-то в теле? – Давно, в детстве, – глянула задумчиво, рассеянно. – Всегда чувствовала: не одна, – перевела взгляд. – Вы мне верите? – Не знаю, – повёл головой. – Как это проявляется? – Просто, – забормотала. – Вспышка в глазах, резкая боль, разливающийся жар в теле…. – И всë? – скривился насмешливо. – Нет-нет, вначале. Потом – видение, необыкновенные чувствования, воспарение. И голос…. Тсс, – прижала палец к губам, – слушает! – Кто? – нахмурился Краузе. – Вы еë видите? чувствуете? – Да! – кивнула старушка. – Она – моя фобия. – Ясно, – раздражённо выдохнул Краузе. – Давайте поработаем…. – Это больно? – сжалась. – Гипноз, – улыбнулся. – Уснёте, а я подсмотрю…. – Будьте осторожны, – залепетала, – она хитрая. – Я понял, – ухмыльнулся Краузе, произнёс громко: – Спать! – Сосчитал: три, два, один. Глаза миссис Дикси закрылись и тотчас открылись. Краузе заглянул в них и ахнул: ярко-жёлтая радужка и черные полоски зрачков. Повернула голову, огляделась; спросила, свистяще: – Настройщик? – Да, – выдохнул тот. – Вы кто? Зачем в миссис Дикси? – Миссис Дикси? – наморщила лоб. – Вы о носителе? Не концептуально. Суть в другом, главном: жить! С ней, или с другим…. Краузе вздрогнул: из приоткрытого рта выскользнул тонкой полоской раздвоенный язык. – Вы странный внутри: и живой, и мёртвый, – прищурилась. – Ни удивления, ни испуга. А тело, – потянула носом, – старое, опустошённое. Вы кто? – зрачки стянулись в точки. – Речь не обо мне, – ответил Краузе. – Откуда вы? – Оттуда, – кивнула головой. – Земля – планета для всех. Здесь лучше, чем дома. Парадокс! – метнула быстрый взгляд. – Я слышала рассказ, – ухмыльнулась. – Про смерть, про мальчика…. Солгали? – Солгал! – смутился Краузе, подумал: «Истина страшнее». – Конфуз! – оскалилась желтоглазая, махнула рукой: – И я так делаю. – Какая вы? – уставился на неё Краузе. – Любопытно? – ухмыльнулась. – Не тайна, смотрите. Тело миссис Дикси вдруг изменилось: кожа почернела, покрылась мелкими чешуйками. На вытянутом лице блеснули огромные, янтарно–жёлтые глаза с точками зрачков; вместо носа – две прорези; полоска рта и вихры вздыбленных алых волос. – Волосы – рудимент чувствования? – удивился Краузе. – Точно! – кивнула. – Я распознаю по запаху опасность. И даже смерть, – волосы сверкнули серебром. – Но человеческое тело, Краузе, такое… капризное, ленивое. – Согласен, – ухмыльнулся настройщик. – Как вы жили с миссис Дикси? – Миссис Дикси! – фыркнула. – Что она такое? Святой сосуд? Священное чудовище? Отнюдь! Жеманная кривляка, кукла без мозгов. Да, миленькое личико. Да, искорка таланта. И птичий голосок…. – зло выдохнула. – Не дружелюбно вы… – поморщился Краузе. – Кто б говорил! – вскинулась желтоглазая. – Она всю жизнь звала меня недугом, фобией, болезнью. Ведьма! Не жаль еë, – стрельнула глазами. Что-то невидимое ударило, повело его, закружило. Он побелел, покрылся испариной. «Какая сила! – подумал, задыхаясь. – Как ухитрялась миссис Дикси жить с ней?» – Я понял, – просипел, кивнул. – Вы? Куда теперь? – В другое тело, – усмехнулась. – Мальчик: здоровый, весёлый…. Мужчиной быть хорошо! – потянулась. – Да мы заболтались! забыли о старухе. Прощайте, – подмигнула и исчезла. – Не фобия, – сказал Краузе проснувшейся миссис Дикси, подумав, добавил: – В вашем теле… – … безумная сила, – подсказала та. – Видели? – Да! – качнул головой. – Как вы с ней…. – Была счастлива, – улыбнулась старушка. – И голос, – смутилась, – еë. Талантливая, могущественная, сильная. Причина моей славы и одиночества, – поджала губы. – Ни любви, ни семьи, ни друзей…. В плену, – поёжилась. – Ах, мадам, – произнёс Краузе, – многие так живут. В плену у привычек, страстей, денег…. – Сегодня умру… – произнесла вдруг. – Как? – остолбенел Краузе. – Она сказала… – выдохнула старушка. – Уйдёт, ночью…. – Не верьте! – запротестовал Краузе. – Сказала! И что? Наши судьбы в руках… Вышнего. – А фобии? – глянула вопросительно. – И фобии, – кивнул настройщик. Краузе оставил машину у ворот, устало поплёлся к дому. Открыл дверь, замер на пороге. Острый аромат свежей зелени тянулся из кухни, пряный запах приправ и тушёного мяса. «Наконец-то, – встрепенулся, – тайские ароматы. Дождался». – прислушался. – Какие-то они…. Не герои! – пробурчал Ханс. – Взмахнули б крылами – навели порядок на Земле. Сколько ж ждать…. – Выдумщик вы, – хмыкнула Фло, – ребёнок. Многое ли сделаешь в человеческом теле? Силе простор нужен, свобода. Нет в теле места, нет силы! Борись, как хочешь… – отчаянно заколотила отбивным молотком. Краузе хихикнул. – Кто там? – окликнула кухарка, выглянула в холл. – Наконец-то, – ухмыльнулась, – заждались. Ужин прикажете? – В кабинет! – кивнул Краузе, – И поскорее. Голоден: весь день на ногах! – Здравствуйте, мистер Краузе, – голос замер в ожидании. – Здравствуйте, – произнёс заученно автоответчик. – Мистер Краузе занят. Оставьте, пожалуйста, сообщение. – Я напоминаю, – залепетал голос, – завтра, по записи, два пациента: миссис Хеллер, сэр Рэунд. Полная информация в электронной почте. До свидания, – голос смолк. Краузе повалился на диван. Глянул на плафон: бирюзовое небо, сады-луга, заснеженные горы. Что-то навалилось, придавило грустью. «Заболел, – решил. – Или усталость». – Старость, – шепнул кто-то, засмеялся. – Чего подслушиваешь? – заворчал Краузе. – Права не имеешь. Личное…. – Не горячись! – ухмыльнулся невидимый. – Сам знаешь – работа такая: беречь от поганых мыслей. Тяжкое дело, доложу. Ты – человек несдержанный, грубый. Такого наслушаешься…. К слову: сколько тело носишь? Двести лет? Триста? – Пятьсот! – буркнул Краузе. – Поносить хочешь? – Нельзя мне, – выдохнул невидимый. – Грешен, – зашептал доверительно: – страсть как до женщин падок…. – Пустое, – выдохнул Краузе, – и не грех вовсе: все на Землю из-за женщин рвутся… – потянул одеяло на голову. – Устал. Домой хочу…. «Верю, – подумал невидимый. – Пятьсот лет – срок немалый. Что ж! Лети». – Семь часов, – произнёс автомат. – Доброе утро, мистер Краузе. – Напомнил: – У вас по записи два клиента: миссис Хеллер, сэр Рэунд. «Чей это голос? – вздрогнула; открыла глаза, огляделась: – Незнакомая комната, мебель…. Где я?» – Доброе утро, миссис Дикси, – прошелестел над ухом въедливый голос. – Просыпайтесь! Дел невпроворот, – ухмыльнулся. – Сами напросились: вы – настройщик. |