Беспечные горожане полагают себя серой безликой толпой, лишённой имён и лиц. В утренней суете, на узких улицах… особенно в дождь. В серых одинаковых плащах, в надвинутых на нос капюшонах. В такие дни зрение плохой помощник. Выделить и не потерять – непростая задача. Всё упрощается если довериться чутью. Не собственному – вот ещё! Довериться чутью анализатора запахов. А на ручку двери жертвы осторожно нанести каплю альдегида собственной рецептуры. Разумеется, осторожно! Ничтожная доля снадобья, оставшаяся на пальцах или на рукаве, приведёт детектор в бешенство. Прибор заголосит: «контакт с объектом», а мне вместо зачёта – пересдача процессуальной химии. Как будто знание формул способствует твёрдости рук и аккуратности. Перчатки, пипетка, салфетка… всё одноразовое: пипетку в салфетку, салфетку в перчатки… снимать только выворотом! И в мусоропровод. Убедиться, что реквизит рухнул в шахту.
Всё предусмотреть невозможно, но стараться обязательно!
А дальше дело терпения. Сигнал анализатора проецируется на левое стекло тёмных очков. Правым глазом себе под ноги, а левым – на серебристую стрелку, подсвечивающую ароматический «хвост» клиента. Что проще роли кривого в стране слепых? Иду как все: втянув голову в плечи, не глядя по сторонам. Капюшон на нос, руки в карманы, походка пеликана обходящего лужи.
Толпа недовольно ворчит, клокочет. Народ скулит и жалуется. Обычное утро трудового дня на пути к заводским воротам. Стараюсь не выделяться, но всё внутри дрожит от омерзения – даже под угрозой высылки за тунеядство не смог бы с утра до ночи работяжить у станка. Удивляюсь странному маршруту студента физфака, за которым веду аттестационную ГПС. Но едва начинаю тревожиться: уж не придётся ли идти через турникет проходной, где меня мгновенно вычислят и высмеют (прощай зачёт!), как серебристая стрелка призывно моргает и круто сворачивает в сторону от людского потока.
Игнорируя завистливое шипение и злобно-усталые тычки соседей, выбираюсь из толпы и решительно направляюсь к забегаловке с грозным названием: «Капкан».
Столы неприятно напоминают ряды коек в госпитале перед решительным наступлением фронтов. Так же пусто и голо. Звон ложек у окна раздачи, как перестук хирургического инструмента, заботливо раскладываемого трудолюбивым санитаром на операционном подносе.
Как был, в капюшоне, прохожу к витрине холодных блюд: вчерашняя сметана и окаменелые сырники. Самовар неохотно цедит тёмно-коричневое пойло с белёсыми разводами: кофе из цикория с просроченными ещё в прошлом году сливками. Всё вместе – завтрак студента.
Да. Верно. Теперь я играю роль студента, прогуливающего первую пару по причине вчерашней попойки. В двух кварталах к западу – естественнонаучный университет, так что эта публика здесь не в диковинку. Судя по общаге, откуда я начал слежку, мой клиент тому подтверждение.
Бросаю пожилой даме рубль и терпеливо жду сдачу. Всю, до копеечки. Теперь кто угодно поверит в мою «легенду». Чёрные очки и надвинутый на лоб капюшон прекрасно работают на «образ»: прогульщик прячет лицо от камер наблюдения.
Парочка в дальнем углу помещения, похоже, разыгрывает такие же роли: припавшие к столу головы, сметана неотличимая от кефира, эрзац-кофе и камешки сырников – вызов желудку.
Сажусь спиной к ним, больше беспокоясь о прямой видимости, чем о расстоянии. Плечевую сумку, как и подобает студенту, кладу на стол, ловко поворачивая кармашком с объективом и микрофоном в сторону «клиента» и его приятеля. Надо ли говорить, что серебристая стрелка уверенно показывает в их сторону?
Несколько переключений в настройках зарубежного девайса, и на стёклах очков отчётливо отображается «картинка» у меня за спиной. Дальний угол необыкновенно близок и светел. Акустический фильтр отбрасывает случайные шорохи и усиливает звуки. Теперь я могу внимательно рассмотреть людей за столом и даже услышать их разговор.
«… не так договаривались» (голос густой и хриплый).
«Вы действительно хотели, чтобы я пришёл с аппаратом подмышкой?» (высокий тенор, почти дискант).
Компьютер приступил к поиску похожих голосов, а я разрубил острой стороной ложки сырник на четыре части.
– Даже если бы я принёс прибор, как проверить? (дискант)
– Ты продавец, твои проблемы, – ответил Хриплый.
– Сделка – это когда интерес с обеих сторон.
– Будешь учить меня деловой этике?
– Я призываю вас к благоразумию…
Компьютер сообщил имя одного из собеседников, и осколок сырника едва не отправился в лёгкие…
Не трудно играть роль студента, если сам студент. Неделя до сессии, заурядная лабораторная работа по химии. Бери журнал учёта любого общежития, раскрывай его на любой странице, ткни пальцем в строчку и следи себе. Устанавливай интересы клиента, буде таковые найдутся, изучай его контакты, буде он с кем-то встретится. А если при встрече клиент пожмёт подельнику руку, то ароматический след неделю не отмоешь – железобетонный вещдок в суде!
В трёх словах: Государственная Профилактическая Слежка, она же ГПС: тоска и рутина… но база данных полагает, что клиент встретился с Крециком. Контрабандист и убийца. Два срока, семь приводов. Третий год в розыске. Индекс асоциальности два и восемь. До заветной «тройки», гарантирующей эвтаназию без суда и следствия, не дотягивает только из-за гуманности правосудия.
Какие дела могут быть у Крецика со студентом физфака? Какое дело могло выманить такую крупную рыбу из омута, с риском попасть в сети? И ведь попалась! Работает система. Работает!
Предвосхищая законный вопрос ассистента профессора: «почему сразу не вызвали силовиков?» без колебаний нажимаю кнопку тревоги…
– В подвал библиотеки не пойду. Найди другое место.
– Суеверия! – настаивал студент. – У меня там лаборатория. За два года экспериментов ничего сверхъестественного не видел.
– Два года? – в голосе Крецика сомнение. – Аргумент, конечно. Что и говорить. Подвал флигеля? На отшибе?
– Обижаете! Под самым ломом!
В дверь вваливается толпа из ночной смены. Работяги хватают подносы с ловкостью цирковых жонглёров. Никто и не думает идти к кассе. С грохотом отодвигая стулья, рассаживаются за столы. Пожилая дама, растеряв свою значимость и вальяжность, носится по залу, тряся пунцовыми щёками. Окраска лица вызвана работой или крепкими шлепками по необъятному заду – не понять. Но мне не до таких тонкостей: между прослушкой и Крециком уже больше десятка горластых мужиков. Я не только ничего не слышу – я потерял объекты из виду. Одно успокаивает: число стрелок удвоилось. Значит, студент пожал бандиту руку. Выходит, всё-таки до чего-то добазарились. Теперь бы понять, до чего?
– Расслабься, Макс!
До меня не сразу доходит смысл этих слов.
– Расслабься и прекрати дёргаться. Всё равно ничего не услышишь.
Напротив, по другую сторону стола – серая фигура в робе. Человек откидывает капюшон, и по плечам рассыпаются чёрные, отсвечивающие смолой волосы.
Женщина. Знакомое лицо. Кто-то из училища. Точно! В прошлом семестре вела практические занятия по теме «право сильного». Мария Ильинична? Я ещё тогда подумал, что за одну ночь с ней согласен на двадцать лет расстрела без права смс-ки.
Приземистый крепыш ставит перед ней тарелку риса с красными прожилками варёной моркови и садится рядом точно с такой же тарелкой. Ещё два агента с посудой и заточенными ложками усаживаются справа и слева от меня. Плечам становится тесно. Они нарочно прижимаются так, чтоб я не мог шевелиться.
– Твою тревогу я отменила, а Крецика мы сами пасём. Как ты на него вышел?
Недовольно кручусь на месте, Мария едва заметно кивает головой. Агенты справа и слева дают чуть больше свободы. Снимаю клипсу наушника и пожимаю плечами:
– Свободный поиск. Заслуги – никакой, выбрал случайную дверь, а тут – клиент встречается с Крециком.
– Зачётка с собой?
Сдержать улыбку стоит немалых трудов. С каменным лицом вытаскиваю из внутреннего кармана плаща зачётку и протягиваю её Марии.
Она небрежно листает страницы, внимательно смотрит мне в лицо и неожиданно усмехается:
– Рад?
– И встрече с вами тоже, – брякнул, не раздумывая. – Помню ваши практические по прикладным методам дознания. А приклад вашего карабина до сих пор снится: тёмное дерево с жёлтыми венами берёзовых клиньев. А как вы двинули по «наковальне»? – динамометр просто зашкалило!
– Романтик? – Она опять усмехнулась, заполнила графу в зачётке и расписалась. – Зачётную книжку верну, как только свернём за угол.
Агент справа сгрёб мою сумку и вышел из-за стола.
– Вещи отдам вместе с зачёткой, – пообещала Мария. – Но флешку оставишь. Надеюсь, у тебя там нет незаконного?
– Только отечественное порно, – признался я.
– Правильно, – похвалила Мария. – За импортное срок добавляют. А теперь поднимаемся, в пути не разговаривать, и забыть обо всём, что видел и слышал, как только выйдем за двери. Забыть и не вспоминать!
***
Легко сказать «забыть»… о таких роскошных женщинах из элиты общества (прокурорский надзор! не шалам-балам!) помнить нужно всегда. Чтобы при случайной встрече не растеряться. А уж если встретить, то не с пустыми руками…
Преступников, наверняка повязали, как только меня вывели из столовки. Но если они заупрямятся и пойдут в несознанку, как отыскать нелегальную лабораторию студента? Речь шла о подвале библиотеки. Упоминался флигель и «лом» в центре здания. И как эти сведения превратить в точный адрес?
Шаровый зачёт освободил мне вечер, и я решил использовать время на пользу обществу – валялся на койке, разглядывая замысловатые трещинки штукатурки на потолке. Мне никто не мешал: соседи по комнате вернутся с занятий ближе к ночи, так что несколько часов тишины и спокойствия гарантированы. Жильцы сверху нашу компанию уже дважды заливали. Так что трещин на потолке хватало. Некоторые даже скурвились клочьями извести. Как лоскуты кожи на морде неведомой химеры.
Через секунду я разглядел и самого монстра: прищуренный правый глаз, вывернутые ноздри, свирепая ухмылка...
Я даже подскочил на кровати: Крецик не хотел идти в лабораторию, а студент смеялся над «суевериями».
– Но ведь это же след, – сказал я вслух. – Нужно всего лишь забросить в поисковик «библиотека, флигель, подвал, суеверия». На первой же странице будет адрес!
Воображение рисовало, как я отыщу прибор, который студент сватал Крецику, и передам его Марии. Ну, а она… Здесь были разные варианты: от романтического ужина плавно переходящего в завтрак, до года принудительно-исправительных работ за нарушении приказа «забыть и не вспоминать».
Запустил компьютер, приложил к сканеру палец и вышел в Сеть. Но только через час работы и полсотни страниц релевантного содержимого нашёл первые упоминания о суевериях, связанных с подвалами библиотек. Городской фольклор – адская смесь фентези прошлого тысячелетия и послевоенных ужасов, – предостерегала от посещений библиотеки Политехнического музея в ночное время. Чему удивляться, если во время войны в подвалах библиотеки располагались пыточные камеры, расстрельные коридоры и даже свой собственный крематорий?
И флигель присутствовал. А если «ломом» назвать статую Ломоносова, то место подпольной лаборатории, я определил с точностью до метра.
Ещё час понадобился на изучение лестниц и переходов к лаборатории. Я даже подивился своему профессионализму: два года назад я бы мчался к библиотеке вприпрыжку, не заморачиваясь архитекторскими схемами и чертежами.
Но сегодня – другое дело! Я степенно воспользовался лифтом и спокойным шагом вышел из общаги… и только потом помчался вприпрыжку. На метро, возможно, получилось бы быстрее, но пританцовывать от нетерпения в вагоне было опасно. Пассажиры могли подумать обо мне дурное и вызвать полицию. Разумеется, ничего страшного, но… но бегом надёжнее.
Чтобы не привлекать внимания, в библиотеку я вошёл, как все: парадным входом, через платный турникет. Я даже удосужился заказать несколько книг по термобарическим элементам сыска. Симпатичная библиотекарша выписала общую квитанцию на заказанные книги, а я предупредил, что буду ждать в отделе периодики, так что с поисками книг в хранилище можно не спешить, приду за ними через час – полтора.
На самом деле эти пособия мне были совершенно не нужны. По сыскному давлению и горячим следам я считался первым на курсе, а с автором одной из этих книг был лично знаком. Так и слышу его вкрадчивый голос: «сбрасывать давление со всей осторожностью. Свидетеля должно вырвать, но не разорвать. И с огнём не переусердствуйте. Хлопнется в обморок, – потеряете время».
Заказ книг тоже был элементом легенды: с корешком квитанции в одной руке и с фонариком в другой, я буду больше похож на заблудившегося идиота, если меня остановит охрана.
Но охрана сегодня если и была, то где-то в другом месте.
Я беспрепятственно прошёл мимо мужского туалета в подсобку, а из неё по служебной лестнице спустился в подвал. Меня никто не остановил и не окликнул. Это было неправильно. Било по самолюбию и вселяло тревогу: если так легко проникнуть в закрытые для доступа помещения библиотеки, то кто может поручиться за надлежащую режимность помещений Парламента или, страшно даже подумать, Кремля?!
Потом я вспомнил, что студент тут уже два года ходит, и успокоился. В конце концов, политехнический музей террористам неинтересен. Вряд ли кто-то захочет тратить гексоген на тихий гадючник, от которого вреда намного больше, чем пользы.
Радуясь, что хорошо изучил схему движения, я бодро шагал по анфиладам комнат, залов и коридоров. Сперва лампочки горели через две, потом через пять. А потом и вовсе кончились. Пришлось включить фонарь, а корешок квитанции спрятать в карман. Если меня здесь застукают, то эта бумажка вряд ли добавит достоверности моим уверениям, что просто заблудился.
Через десять минут я стоял перед двойной дверью, за которой, по моим расчётам, должна была находиться подпольная лаборатория. Дверь оказалась запертой.
Я пожал плечами: «а должна быть настежь?»
По геометрии несанкционированных обысков у меня стояла твёрдая пятёрка, но прежде чем взяться за отмычку, я тщательно осмотрел рубеж. Студент физфака оказался на редкость беспечным: я не нашёл ни полосок прозрачного скотча, соединяющих половинки дверей, ни порошка у порога, ни стирающихся меток на самом замке или ручке двери.
Это было настолько бестолково, что я почти уверился в своей ошибке. За этой дверью не могло быть аппарата, который был бы интересен Крецику.
Тем не менее, любую работу следовало доводить до конца. Я открыл дверь и невольно отступил. Что ж. Я ведь был готов к разочарованию.
Пространство передо мной было плотно заставлено штабелями книг. Книги были повсюду. Они высились неровными сталагмитами в полтора, а то и в два моих роста. Они лежали в ящиках и в паллетах. Просто на полу и на деревянных поддонах. Они были повсюду, куда только доставал луч фонаря.
Тогда я присел на корточки и внимательно осмотрел порог и скудное пространство за ним, свободное от книг. Здесь был след. Слипшаяся в лохмы книжная пыль плотно сидела справа и спереди. Но слева пыли не было. Я вытянулся на цыпочки и даже подпрыгнул, неловко взмахнув фонарём. Да. Слева явно просматривались пустоты, по которым было можно пройти.
Я шагнул внутрь и первым делом освободил от шпингалетов вторую половинку дверей. Потом отмычкой «запер» замок, соединил половинки дверей и закрыл дверь. Вернул шпингалеты в исходное состояние. Теперь снаружи невозможно догадаться, что кто-то пробрался внутрь.
Осторожное движение между книгами оказалось не таким сложным, как думалось. Через несколько шагов «тропинка» стала шире и свободней. «Наверное, студент нарочно забаррикадировал проход перед самыми дверьми, чтобы при случайном осмотре не открылся его схрон», – подумал я.
Само убежище поначалу тоже не произвело впечатления: огромный стол, две лампы над ним, такие же огромные и необъятные. Шкаф, по виду массивный и очень тяжёлый, батарея пустых клеток. «Он закончил работу, – напомнил я себе. – Студент закончил работу и убрал следы своей деятельности. Но сам прибор вполне мог где-то тут спрятать… понятно, что где-то тут. Не положит же он его в шкаф?!»
А ведь именно за этим я сюда и пришёл!
Я по-хозяйски окинул взглядом обозримое в свете фонаря пространство, пытаясь сообразить, где может лежать таинственный прибор, и тут же присел. Под потолком загорелись лампы. Кто-то вошёл и включил освещение.
Я погасил фонарь и в панике огляделся, куда бы спрятаться. Но играть в прятки в этом месте оказалось делом несложным: легко скользнув между паллетами книг, я растворился в неверных сумерках хранилища. А когда зажгли лампы над столом, и вовсе исчез.
К столу подошли мои утренние знакомые: Крецик (хорошо запомнил его физиономию из личного дела) и студент. Оба без капюшонов. Рослые, сильные, уверенные лица. Крецик чуть старше, но щетина у студента делала их почти ровесниками.
Крецик бросил на стол два свёртка. В одном из них что-то приглушённо заворчало, а сам свёрток шевельнулся.
Студент внимательно осмотрел шкаф, удовлетворённо кивнул и открыл створки. В ярком свете заискрились-заиграли тумблеры, переключатели, индикаторы и экраны. Гардероб-переросток оказался предметом купли-продажи, тем самым прибором, который студент пытался продать Крецику.
«И как же они его отсюда вывезут?» – подумал я.
– Это и есть аппарат, о котором ты говорил? – неприятным голосом осведомился Крецик. – Выносить в кармане? Побольше экземпляра нет?
«Побольше? – едва не завопил я от безысходности. – Тебе мало?!»
То, что эта парочка до сих пор оставалсь на свободе, могло означать только одно: опергруппа ведёт дело invivo, а я, полный кретин, ставлю под угрозу их работу. От следующей мысли я и вовсе похолодел: ещё немного совпадений и меня зачислят в сообщники! Почему нет? Моё присутствие в столовке можно объяснить не выполнением лабораторной по ГПС, а тем, что стоял на стрёме. А здесь оказался не потому что самый умный – сообразил, где подпольная лаборатория, а жадный – пообещали денег за содействие, я и польстился… Кошмар! И ведь просили, приказывали: забудь и не вспоминай!
– Нет. Больше нету, – спокойно ответил студент, разматывая провод, на конце которого я разглядел обыкновенный объектив. – Готовь образец.
Крецик на секунду замешкался, наверное, хотел что-то сказать, но передумал: потянулся к одному из свёртков и вытряхнул из него живую курицу.
У курицы были связаны ноги, но крылья ей никто не держал: несколько мощных взмахов и ударная волна взъерошила мне волосы даже здесь, в пяти метрах от действа. Мне показалось, что книжные «сталактиты» заметно покачнулись.
Крецик чертыхнулся, а Студент злобно сказал:
– Если эта тварь вырвется, будем до утра её в этой макулатуре искать.
Но тварь не вырвалась: Крецик левой рукой прижал курицу к боку, а правой придавил её голову к столу.
– И долго мне её держать?
– Пока не подохнет, – коротко хохотнул Студент.
Крецик тоже усмехнулся, но мне шутка показалась непонятной.
– В щупе – линза сканера, – Студент неожиданно перешёл на лекторский тон. – Сейчас я поднесу щуп ближе к глазу… Держи!.. твою мать…
Курица забилась в истерике, но быстро успокоилась. Из шкафа послышался короткий писк зуммера.
– Так, – сказал Студент, отступая. – Радужная в памяти. Можешь оставить курицу в покое.
Крецик тут же отпустил птицу, и вытер руки о плащ.
– Теперь смотри, – подозвал Студент Крецика к шкафу. – Нужная нам информация записана в форме кривой сетчатки глаза… да, я уже об этом говорил. Как только дешифратор закончит свою работу, на мониторе высветится число…
– Триста пять… – перебил его Крецик. – Четыре… триста три…
– Это число секунд до смерти объекта.
– Пять минут? – недобро улыбнулся контрабандист.
Он скользнул ко второму свёртку и вытащил из него лёгкий топорик. Я такие в кино видел, про индейцев. «Вот и недостающие до автоэвтаназии баллы! – автоматически отметил я. – Хранение и ношение холодного оружия, режущее, рубящее…»
Крецик коротко замахнулся и со всей дури ударил топором по курице.
Только птица оказалась проворнее: мгновенно поняв намерения бандита, изо всех сил заработала крыльями, и свалилась на пол. Так что удар пришёлся по столу. Брызги пластика полетели в разные стороны.
Студень с коротким воплем схватился за глаз:
– Ты охренел!
Но Крецик его не слушал. Курица всё ещё была рядом с ним, и бандит не собирался так просто отпускать жертву. Ещё один замах, удар, и снова мимо… или попал?
Птица истошно завопила, но вместо того, чтобы тут же затихнуть, не прекращая истерического клёкота ломанулась в книжные джунгли.
Крецик не стал её преследовать. Тяжело дыша левой рукой принялся растирать правой локоть.
– Ну, ты… охотник! – насмешливо сказал Студент, поднимая с пола обрывок верёвки. – Поразительная точность! Со второго раза перерубил. Если не знать, что целился в голову…
– Так даже лучше, – совершенно спокойно заявил Крецик.
Осторожно прижав травмированный локоть к поясу, он левой рукой поднял топор и принялся неловко совать его обратно в бумагу.
– Дай помогу, – сжалился над ним Студент, и быстро завернул оружие в свёрток.
– Так даже лучше, – повторил Крецик. – Даже если у твари разрублена одна нога, вряд ли она истечёт кровью за оставшиеся три минуты.
Студент тут же повернул голову к ящику и подтвердил:
– Сто семьдесят пять. Но уверяю тебя, что бы с курицей не приключилось, жить ей осталось три минуты. У меня был большой выбор животных, – он кивнул в сторону клеток. – Ни одной ошибки. На людях я тоже пробовал, на приговорённых. Безошибочно! А одному даже выпало восьмизначное число. Прикинь? Парня должны были ликвидировать поутру, а у него две сотни миллионов секунд! Стою и думаю: ага! Тут что-то не так. А на следующий день узнал, что ему приговор заменили: вместо ликвидации десять лет строгого режима.
– И ты весь этот ящик к смертникам таскал? – недоверчиво спросил Крецик, всё ещё баюкая правый локоть.
– Зачем же? Сканер легко вынимается из обоймы. С ним и ходил. В цугундере только сканировал сетчатку, а обработка здесь…
От захватывающей истории меня отвлекла курица. Пернатое животное не придумало ничего лучшего, как по приличной дуге начать вновь возвращаться к столу и живодёру с топориком. Но в этот раз у неё на дороге оказался я. И всё, что мне оставалось, это прислушиваться к её приближающемуся клёкоту, в котором слышались и обида, и печаль, и общее неудовольствие жестоким миром, которым рулят безжалостные двуногие чудовища…
«Как только тварь меня обнаружит, она вновь разразится истерическими воплями! – в панике подумал я. – Бандиты догадаются, что в комнате кроме них есть ещё кто-то!»
Осмотревшись, я выбрал самый увесистый том, из всех книг, до которых мог дотянуться. И когда курица, которая шла, не разбирая дороги, подобралась с моим ногам, ударил её сверху тяжеленным фолиантом. Всё остальное произошло не по плану, но в мою пользу: ближайшие книжные башни закачались и обрушились мне на голову.
Понимая, что бандитам будет интересен труп курицы, я быстро поменялся с ней местами, а сам сделал несколько шагов, стараясь оказаться по другую сторону завала.
– … ей конец, не сомневайся, – послышался через секунду голос Студента, и я понял, что мой план сработал. – На табло – нули.
– И всё-таки я хочу её увидеть, – придушенно сказал Крецик, протискиваясь глубже в завалы книг.
Вскоре, судя по его пыхтению, он двинулся в обратную сторону, и я перевёл дух.
– А хочешь узнать, сколько тебе жить осталось? – жизнерадостно спросил Студент.
С того места, где я сейчас прятался, что-то увидеть было невозможно, но по затянувшейся паузе я легко представил, как Крецик побледнел.
– А на себя уже погадал? – хрипло спросил он.
– Нет, конечно! – обиделся Студент. – Что я, дурак что-ли?
– А я, значит, не большого ума? – сухо сказал Крецик. – Нет. Не хочу. Гораздо интереснее, как мы вывезем агрегат из библиотеки. Он разбирается?
Студент ответил не сразу. А когда всё-таки ответил, его голос показался слегка растерянным:
– Как-то не думал об этом. Нет. Не разбирается. Монтаж я делал по наитию. Собственно, я совсем для другого эту машину собирал. Чертежей нет, и если я все блоки раскручу, мне понадобится полгода, чтобы зарисовать электрическую цепь, и ещё столько же, чтобы её восстановить.
Я представил, как они растерянно смотрят друг на друга, потом на машину.
– Тогда как? – угрюмо вернулся к исходному вопросу Крецик. – Без помощи охраны нечего и думать, пронести этот шкаф через проходную. Сколько он весит?
– Две сотни кило, не больше…
– «Не больше», – передразнил Крецик. – Значит, на рокле. И как минимум ещё один грузчик. А лучше два.
– Или грузчик по-крепче, – незнакомым заискивающим тоном поддержал Студент.
– Если грузчик будет «по-крепче», как мы потом с ним справимся? – рассудительно заметил Крецик. – Ты же не собираешься брать в долю кого-то третьего?
– Зачем его брать в долю? Заплатим и отпустим.
Крецик рассмеялся:
– Нет, Шурик. У нас так дела не делаются…
«Шурик, – отметил я про себя, – Студента зовут Шурик. В списке постояльцев комнаты, ручку которой я так удачно пометил альдегидом, значится только один Шурик – Александр Никаноров. Но под подозрением, конечно же, все. Сомнительно, чтобы этот гений не поделился радостью открытия со своими приятелями. И не провёл на них испытания…»
К пыльной действительности библиотечной свалки меня вернула тишина. А через несколько секунд погас свет. Звука закрывающейся двери я не слышал, что, конечно, неудивительно: напольное хранение книг убивало акустику.
Выждав для верности несколько минут, я включил фонарь и начал пробираться к столу. Первым делом, на всякий случай, поискал курицу – человек, проживший хотя бы месяц в условиях ускоряющегося социализма, меня поймёт. Но курицы нигде не было. Мои «подопечные» были хорошо знакомы с этим миром.
Тогда я открыл шкаф. Уроки мнемоники мне давались с трудом, но прилежания у меня было с избытком. Да. Я запомнил последовательность касаний кнопок и рычагов, которые привели Александра к успешной демонстрации опыта.
На конце щупа, который покоился в специальном зажиме, загорелся светодиод, и я задумался: а вдруг прибор отпустит мне сутки жизни? Или час?
Я поёжился. Дело, которое всего минуту назад казалось простым и ясным, превращалось в нечто мистическое и ужасное. «Как жить, если точно знаешь число секунд до своей смерти?»
– Руки за голову!
«Враждебная команда тихим голосом – реагировать максимально жёстко!»
Я потянулся руками кверху, но на середине движения выключил фонарь и глубоко присел, перекатился, развернулся. Через мгновение слева, где я только что стоял, что-то упало. Не раздумывая, бросаюсь на противника. Главное в свалке: быстрее оценить рост и вес. И только потом искать уязвимые места: голова, шея, грудь…
Грудь у моего противника была. И густые волосы. Ниже на голову и в два раза легче моего. Я уже был сверху, но от ужасной догадки ослабил хватку. Противник воспользовался моим замешательством и вывернулся. А потом меня что-то ударило по лбу… до искр, до фиолетовых пятен…
– Мария?!
Она рассерженно зашипела:
– Включи свой дурацкий фонарь. Я об него руку зашибла.
Я вспомнил о фонаре, который по-прежнему держал в руках и включил его. Сразу стало понятно: она взмахнула рукой и зацепила фонарь, который ударил меня по лбу.
Ну, и ей немного досталось.
– Что ты тут делаешь? – спросила Мария в полный голос.
– Осматриваю подпольную лабораторию, – немного подумав, я добавил: – хотел помочь…
– «Помочь», – с непонятной интонацией повторила Мария. – Ты слышал, о чём они говорили?
– Александр Никаноров придумал способ…
Но она меня немедленно перебила:
– Я не спрашиваю, о чём они говорили!
– Да, слышал.
– Ты понимаешь, что теперь ты в списке секретоносителей?
Не потратив на размышления ни секунды, я кивнул:
– Конечно. Расскажи такое на улице, и все просто с ума сойдут.
– Молодец, – похвалила Мария. – Рада, что ты даже не спросил об уровне секретности. Мне пришлось бы ответить, а потом беспокоится о твоём душевном здоровье.
Я не знал, что ей ответить, и промолчал.
– Ты понял, как эту штуку включить?
– Она уже включена, – пробурчал я недовольным тоном, направляя луч фонаря на шкаф. – Суёшь щуп себе в глаз, и через какое-то время прибор высвечивает, сколько тебе осталось…
– Только не вслух! – опять перебила меня Мария.
Она взяла щуп, осмотрела его и приблизила к левому глазу. Потом со стоном, протянула щуп сканера мне.
– Кажется, я себя ослепила, – пожаловалась Мария.
Я забрал у неё щуп и с опаской глянул на индикатор. Но там ничего не было.
– И что дальше? – спросила Мария.
– Должны появиться циферки… ага! Есть! Появились.
Она подняла лицо. Было видно, как она пытается разглядеть число.
– Закрой ослеплённый глаз, – посоветовал я.
Прибор показывал что-то трёхзначное, и мне от этого сделалось очень не по себе.
– И что это значит?
– Число секунд… – я замешкался, ожидая очередного окрика, но она молчала. – Число секунд до финиша.
– Понятно. Ты уже пробовал?
Мне сразу стало холодно. Я уже понял, к чему она клонит, но ответил честно:
– Нет. Что-то не хочется.
– А придётся, – сухо сказала Мария и сделала недвусмысленный жест рукой: – Поднеси к глазу.
Не решаясь с ней спорить, я поднёс щуп к глазу. Голубоватое свечение светодиода, зыбкое, едва заметное даже на фоне фонаря, полыхнул в глазу тысячью солнц.
Я даже застонал от боли.
– Ну и что? – требовательно спросила Мария. – Мои цифры погасли, но ничего нового не появилось.
– Нужно немного подождать, – сквозь слёзы пробормотал я. – Прибор расшифрует форму радужной, и сообщит…
– Да, есть! Но это те же самые числа!
Я не был шокирован её открытием. Пожал плечами и зачем-то снял куртку. Потом понял, зачем: мне было невыносимо душно и жарко. Я даже начал закатывать рукава.
– Это в том смысле, что через пять минут мы оба умрём? – недоверчиво спросила Мария.
Я не ответил, в ушах зазвучало эхо клёкота умирающей курицы, обиженной на людей за их дурацкие эксперименты.
Пара звонких пощёчин немного привела в чувство, но от тумана в голове не избавила.
– «Они жили долго и счастливо и умерли в один день», – зачем-то процитировал я древнюю сказку.
– Ты видел счастье? – неприветливо осведомилась Мария. – По поводу «долго» у меня тоже сомнения…
– Зато не просто в один день, – в одно мгновение! – зачем-то уточнил я и тут же спросил: – У тебя бомба с собой? Ты уже запустила, или ждёшь приказа?
Она кивнула, и рванулась к вещмешку, лежащему на столе.
«Надо же, – подумал я. – Даже не слышал, как она туда его положила».
– Видно включил кто-то дистанционно, – придушенно сообщила Мария. – Давай-ка отсюда выбираться.
– Пустое, – я вяло взмахнул рукой. – Наверняка дверь заперта. Нам отсюда не выбраться.
Но она меня не слушала: роняя книги, побежала к дверям. Через секунду послышались частые удары.
«Всё верно, – всё так же меланхолично подумал я. – Курица тоже думала, что как-то обойдётся…» И вдруг увидел глаза Марии прямо у себя перед лицом.
– Не стой истуканом! – закричала Мария. – Сделай хоть что-нибудь! Ты же мужчина!
От такого предложения не так-то просто было отказаться. Я и не стал отказываться. Не поцеловал – впился губами в её губы, до крови, до дёсен. Она вскрикнула, попыталась вырваться, а потом обмякла и обняла меня за шею.
А через мгновение, когда эта штука в её мешке вопреки надеждам читателей всё-таки взорвалась, я успел удивиться отсутствию боли.
Короче, как я понял, все умерли.
Такая, значит, фигня. |
Рассказ открыт для комментариев