Ян Мазур вздрогнул, когда пацанёнок лет восьми загорланил и понёсся на голубиную стаю. Птицы затрепетали крыльями, бросились врассыпную, а счастливый балбес, смеясь, повалился на траву.
Этим весенним днём Примиренческий парк набух от праздных зевак. Со стороны главных ворот доносилась скрежещущая какофония — выступала молодёжная группа «Дети любви». Ян снял пиджак и перекинул через руку. Благостное солнечное воскресенье — сказка для семейного пикника, только ему, старику, было душно. Вот бы вывалить язык, как огромный усталый пёс, и окунуться в реке.
Тем временем к пацанёнку подбежала женщина в светло-синем платье и поставила на ноги. Вытащила из волос веточку, отряхнула штанишки. Ян бы на её месте отвесил сорванцу подзатыльник, чтоб зря не пугал голубей. Вздохнул: что за дети пошли? А родители — того хуже!
Промокнув рукавом лоб, побрёл дальше, держась тени липовых деревьев.
— Постойте! — услышал Ян и обернулся. К нему спешила молодая мама. — Возьмите, пожалуйста, — протянула пластиковую бутылку с водой. — Новая, мы не открывали.
— Наверное, я выгляжу как засохший лимон, — буркнул Ян. — Благодарю вас.
Она кротко улыбнулась и поспешила обратно — сорванец снова куда-то запропастился.
Ян осторожно отпил и почувствовал, как отступает жар, проясняются звуки и запахи. Пахло поздней весной и липовым мёдом. Какофония молодёжной группы — и та обретала музыкальную форму.
Но длилась блаженная забывчивость недолго. Ян мрачнел с каждым шагом, снова превращаясь в сварливую развалину. Уже тридцать лет он приезжал в Новый Дол, чтобы пересечь парк и выйти к Памятному кладбищу. И всякий раз печальный старик надеялся, что уж эта поездка окажется последней в его жизни.
Перед самым выходом из парка, когда радостный гам остался позади, жара вновь напомнила о себе. Тяжело дыша Ян устроился на придорожной скамейке, положил рядом пиджак, открыл воду. Спохватившись, прошёлся по карманам. Облегчённо выдохнул, вытащив блеснувшие золотом карманные часы на цепочке. Хотел было вернуть, как услышал голос:
— Могу я присесть? Погодка — ни к чёрту!
Испуганно сжав часы в ладони, взглянул на едва стоящего на ногах старика с тростью и натянутой на глаза кепкой.
— Это свободный мир, — сдержанно ответил Ян.
Незнакомец тяжело уселся, держась за тощую грудь. Обычно Ян старался ни с кем не беседовать в Новом Доле. Приехав, проходил одной и то же дорогой, на пару часов оставался с сыном и — домой. Но этот старик напоминал живую мумию прямиком с Памятного кладбища.
— Вам плохо? — спросил Ян с тревогой.
— А, — отмахнулся тот, доставая из нагрудного кармана рубашки пузырёк. — Не берите в голову, пустяки.
— Могу предложить воду, если не побрезгуете после меня.
— Да ради бога! Какая у вас может быть зараза, которой нет у меня?
— Чем-нибудь, да удивлю, — Ян протянул бутылку. — Мы с вами как бочка с порохом, тряхнёшь посильнее и...
— Не взорвёмся, — собеседник запил таблетку жадным глотком. — Разве что пшикнем и задымимся.
Ян усмехнулся.
— Это уж точно. Вам полегчало?
— Лучше, если можно так выразиться. Благодарю, добрый господин... эм...
— Мазур.
— Господин Мазур, возможно, вы продлили мне жизнь. Старый Иосиф теперь ваш вечный должник!
— Тоже не берите в голову, а то вечность, боюсь, мы не протянем.
Они хрипло рассмеялись, как древние вороны.
— Я заметил у вас интересные часы, — сказал Иосиф, утерев прослезившийся глаз.
— Памятная вещь.
— Они остановились. Так уж вышло, что в Новом Доле у меня небольшой магазинчик антиквариата...
Ян дёрнулся, как от пощёчины.
— И не думайте!
— О, что вы! Я не собираюсь предлагать за них ценные бумажки. Дело в том, что я хорошо разбираюсь в старинных механизмах. Могу запустить даже те, по которым ударили временем.
— Пусть лучше всё останется так, как остановилось.
Задумчиво постучав тростью о землю, Иосиф грустно улыбнулся.
— Если позволите, дам вам совет. Отпустите вы чёртово прошлое, не стоит оно того, ей-богу!
Ян крепче сжал руку с часами и хотел было нагрубить, но повернувшись к собеседнику, узнал этот взгляд. Та же печаль, с которой он каждое утро сталкивался в зеркале. Ян опустил веки, разжал кулак.
— Это моего мальчика.
— Позволите?
Ян кивнул и впервые за столь долгий срок расстался с часами. Как и впервые заговорил с незнакомым человеком о сыне.
— Прекрасная вещь, — пробормотал Иосиф, бережно проведя пальцами по металлической крышке. — Им бы ходить ещё и ходить. Подумайте о ремонте, господин Мазур. Не так давно я был лучшим часовым мастером во всём Северо-восточном сборе!
Когда Иосиф снова взглянул на нового знакомца, то застыл, глядя в наливающиеся кровью глаза.
— Он сражался с Северо-восточным сбором, — с хрипом выдавил Ян. — На стороне Юго-западного альянса.
— Ах вот оно что...
— Теперь верните часы.
— Пожалуйста, мне-то чужого не надо.
Ян схватил их так быстро, будто вытаскивал из печи. Подышал на крышку, протёр краем рубашки. Иосиф искоса наблюдал за его манипуляциями. Оба молчали. Каждый ждал от другого оплошности, резкого слова, взмаха красной тряпкой. И Ян сказал:
— Странно... Вот уж не думал встретить здесь вашего брата.
— Да ну, господин Мазур? С чего бы? Теперь у нас мир, наши страны — большая и дружная семья.
— Мир есть, — с горечью подтвердил Ян, — но в родственники ко мне набиваться не надо.
— Боже упаси! — воскликнул Иосиф. — Я человек безобидный, как ягнёнок. Зачем мне волчье родство?
Фыркнув, Ян забрал бутылку с водой. Иосиф опёрся о трость и спросил:
— Никак не возьму в толк, что тут странного? Живу здесь, сколько себя помню. Вы же, господин Мазур, как раз приезжий.
— С чего такой вывод?
— Новый Дол — особенный город, — крякнул Иосиф, вставая со скамьи. — Местные не воротят нос, узнав прошлое собеседника. Примиренческая традиция, если хотите знать, иначе люди бы здесь не ужились.
Окинул взглядом кладбище, расстилающееся за низеньким, увитым плющом каменным забором. То кладбище было памятником. И причиной нагрянувшего мира.
— Так что по запаху вас, закостенелых альянсеров, слышу, — продолжил он. — По зловонной надменности.
Поднявшись, Ян швырнул пиджак на скамейку. Даже не заметил, как тот соскользнул на землю.
— Узнаю риторику северо-восточного сброда! Только что клялся: «вечный должник», говорил. А когда за сердце хватался, ничем не пахло?
— Старость тяжёлая штука, но вот поговорил с вами и чую, как в молодости!
Резким движением Ян ослабил галстук и хрипло выдохнул:
— Чёрт бы тебя побрал, вредный старик!
— Скоро поберёт, не злорадствуй, — хохотнул Иосиф. — Только и тебе, дай бог, не долго останется.
— Вот оно, вот! Твоя воля, вцепился бы мне в глотку! Или сбросил бомбу времени, лишь бы избавиться! Как тридцать лет назад сделал ваш северо-восточный сброд!
— А ну, подлец, замолчи!
— Вот на этот же, чёрт побери, мирный город! — в памяти Яна вспыхивали образы Последней войны. Едва тлеющий уголёк обжигал, стоило взять в руки.
— Думаешь, уличил, негодяй? Разоделся в костюм, как франт, и жизни учишь? Странно ему здесь видеть меня, ты гляди-ка!
Ян потёр горящее от жары и спора лицо.
— Именно, уму непостижимо! Превратить старый Дол в кладбище живых восковых фигур, а затем спокойно жить в нём, как дома!
Иосиф в сердцах треснул по скамье тростью.
— Это был город моей дочери!
С кладбища вышла бабушка божий одуванчик, выглядевшая умиротворённо-грустной. Прошествовала мимо разгорячённых спорщиков и скрылась в липовой аллее.
— Хватит, наверное, — хрипнул Ян. — Вы правду сказали, это дела давным-давно минувшие.
Иосиф сжал сухонькие, дрожащие кулачки.
— Если бы! Альянсеры были ворами, так стали ростовщиками, юристами и продажными политиканами!
— Я как раз адвокат, — Ян развёл руками. — И бога ради, хватит кипятиться. Лучше пойдём каждый своей дорогой и забудем этот разговор.
— Конечно, забыть! Свалился на голову в костюмчике и с указкой, где мне жить, затем уйдёшь прочь. А я здесь останусь. Пока такие гады, как ты, не отберут мой маленький магазинчик за какие-то там долги!
Старик раззадоривался всё сильней, брызжа слюной как сумасшедший.
— Знаю, зачем ты здесь! — чуть не кричал Иосиф. — И почему так злишься на меня и бомбы времени тридцатилетней давности! Твой сынок...
Успокоившийся было Ян вновь изменился в лице.
— Не смей говорить о нём, ты...
—...был из альянсерских налётчиков. Вошёл в Дол с оружием, а теперь — на этом кладбище! Поделом ему!
— Да как ты... как...
— Вот так! Есть на свете толика справедливости!
В голове Яна помутилось от ярости.
— Следи за языком, старый дурак! Не то... — он схватил Иосифа за грудки и встряхнул. Тот оказался лёгким, как соломенное пугало.
— Не то что? — прошипел Иосиф, отпихнув обидчика. Руки у старика оказались на удивление сильными.
— Вот сейчас узнаем!
Ян поднял с земли пиджак, спрятал в него часы и бережно положил на скамейку. Иосиф отбросил трость, стянул с лысины кепку. Они выглядели смешно — два обозлившихся друг на друга, на мир, на самих себя экспоната. Готовые разорвать друг друга голыми руками.
— К дьяволу такую жизнь! — Иосиф дышал через раз. — Враг подле тебя... Здоровый и счастливый... А по закону... Его даже пристрелить нельзя!..
Ян выглядел не лучше. Дотронулся до висков, отдавшихся болью, попытался сплюнуть, но во рту пересохло.
— Это уж точно!
Иосиф вдруг охнул, схватившись за грудь. Будто театральный актёр, неумело разыгрывающий смерть на сцене.
Ян мгновение безучастно стоял, ничего не соображая. Затем в голове что-то щёлкнуло, он подскочил к пошатнувшемуся недругу, помогая устоять. Усадив на скамейку, выдохнул:
— Где ваше лекарство?
Старик что-то промычал, хлопнув по нагрудному карману рубашки. Ян достал пузырёк, сунул таблетку в рот Иосифу и нервно огляделся.
— Куда она, чёрт побери...
Опустился на колени, шаря под скамейкой. Вспомнилась молодая мама с сорванцом, гоняющим голубей. Воркующие влюблённые в парке, малышня, носившаяся друг за дружкой. Вдалеке слышались обрывки песни «Детей любви». А возле него, у Памятного кладбища, кажется, умирал старик.
Наконец, нащупал в траве бутылку. Охнув, поднялся. Поднёс к дрожащим губам Иосифа воду...
И только после уселся рядом, осунувшись от внезапно навалившейся на плечи тяжести.
— Что за день... — вздохнул Ян.
— Точно, — просипел Иосиф. — Погодка — ни к чёрту!
Какое-то время они просидели, думая каждый о своём. Тихо, без ругани и споров. Смотрели на кладбище. Вспоминали войну и взрыв, заморозивший близких. Вновь перемалывали тяжёлые думы, которые долго хранились в памяти, да вот лопнули, как гнойник.
Бледный Иосиф приходил в себя. Уже не кряхтел, держась за сердце, а взгляд его прояснился.
— Знаешь, господин Мазур, хочу извиниться.
— Сам напросился, — отозвался Ян.
— Но всё-таки зря я так про твоего сына. Советовал прошлое отпустить, а сам...
Ян смял в руках пиджак, прошёлся по карманам и вновь достал часы. Щёлкнув, открылась крышка, и на солнце блеснул циферблат, будто подмигивая из прошлого.
— Без четверти восемь, — тихо проговорил Ян. — Они встали вместе с моим мальчиком, когда упали бомбы времени.
...В тот день, остановившись, старый Дол напоминал жуткий магазин манекенов. Таким он показался обеим сторонам, прибывшим после трагедии. Бомбы не должны были остановить людей навсегда, лишь на время, но... Вышло иначе. Все обвиняли друг друга. Последняя война готова была вот-вот взорваться кровопролитием, как бойни прошлого.
— Не уверен, что мои слова утешат тебя, — сказал Иосиф. — Но я сочувствую всем, кого остановили наши бомбы. Чёрт возьми, застрять во времени — это ведь хуже смерти!
Ян смотрел на солнце сквозь закрытые веки. Пытался найти в душе гнев, чтобы выплеснуть его, как кислоту в морду, добить, растоптать!
И не мог.
— Может, пойдём? — предложил Ян. — Наши дети заждались, пока мы тут спорили.
— Что же, пожалуй.
Ян помог отыскать трость, брошенную в горячке спора, закинул пиджак за плечо. Они побрели вдоль каменного забора, прислушиваясь к далёким обрывкам смеха и музыки из парка.
— Слушай, господин Мазур, а вдруг ты прав? Может дети и правда нас заждались?
Ян недоумённо взглянул на Иосифа. Не увидел и тени улыбки, только тихую злость и усталость.
— В каком смысле?
— А ты к себе прислушайся и поймёшь, в каком!
— Гм... — Ян потёр переносицу. — Если подумать, то...
— Чего думать! Мы уже всё высказали друг дружке, что думали.
Старики прошли под каменной аркой в тревожном молчании. С самого входа Памятное кладбище давило на нервы, как многотонный пресс. Здесь не было ни единой могилы, только застывшие на постаментах люди, будто облитые прозрачным воском. В той же одежде, в какой их застал взрыв. В той же позе...
Иосиф остановился возле коротко стриженной девушки в полицейской форме.
— Вот моя дочка, — горько сказал он, поправляя на ней галстук. — В тот миг она была на службе. Защищала город от...
— От наших, — кивнул Ян.
— Да, верно.
...До случившегося война была невесомой, незримой для простых людей. Она улыбалась с экранов ТВ и пыталась убедить всех в своей красоте. Но вот дорогое платье слетело, а под ним оказалась плоть уродливой, гниющей старухи с выкрашенным лицом.
Улицы старого Дола очистили — застывших заперли под замок, как старую мебель. Прошли тяжёлые переговоры, сбор и альянс заключили перемирие. Пытались разморозить людей, но всё тщетно... И хоть они оставались живыми, сердца их бились лишь раз в вечность.
Иосиф на прощанье коснулся лица дочери. Старики вновь пошли вдоль застывших во времени фигур.
— Ты говорил о том, чтобы уйти, — сказал Ян. — У тебя есть какой-нибудь план?
— За кого ты меня принимаешь, какой план! — возмутился Иосиф. — Но в моём магазинчике найдётся отличный коньяк и пачка мышьяка.
— Звучит недурно.
По дороге встречались скорбящие. Кто просто разговаривал с близкими, кто хлопотал возле них. Все застывшие выглядели чудесно: вечно молодые, ухоженные... живые. Но ни одна птица не пролетала над кладбищем, ни единая душа не желала приблизиться — кроме людей. Природа будто избегала этого места.
— Ты видел, господин Мазур, какой бред здесь творился?
— Был в первых рядах... — поморщился Ян. — Всякой дряни наелся, даже зарёкся впредь говорить с местными. Держался до этого дня...
— То цветочки, — отмахнулся Иосиф. — После, в течение года, знаешь что было?
— За новостями немного следил.
— Не то... Чтобы прочувствовать, надо было жить здесь. Так вот, кладбище ведь не сразу открыли. Кого-то из застывших оставили в больницах, кого-то похоронили по нормальному — в земле, представляешь? А один мой приятель убивал жену! Душил её, колоть пытался, огнём жёг, кислотой... Хотел, чтобы по-человечески ушла, а не так... Всё бес толку, она ведь вне времени... Приятеля в конце концов заперли, а жену сюда определили.
Подошли к молодому военному. Ян постоял какое-то время рядом, затем потрепал сына по волосам. Коснулся его тёплой руки. Затем, поколебавшись, достал часы. Открыл крышку, взглянул на остановившиеся стрелки. Без четверти восемь. Хотел положить на постамент, как Иосиф вдруг тронул плечо.
— Постой, господин Мазур.
— Почему? Надо вернуть то, что когда-то я взял. Вроде бы, красивый жест перед тем, как...
— Так-то оно так, но есть идея получше, — Иосиф потёр подбородок, что-то прикидывая. — Может, я всё же попробую их починить? Ведь если получится с ними, может появится надежда для людей?
Ян постоял какое-то время в раздумьях. Что изменит пара деньков ожидания? И можно было бы помочь этому старому негодяю с его кредиторами. Выйдет, конечно, чуть дольше, может вовсе затянется, но...
— Что сказать... — Ян спрятал часы и, наконец, кивнул. — Хорошо, Иосиф, давай попробуем.
— Тогда идём. Как я говорил — у меня есть отличный коньяк. |
Рассказ открыт для комментариев