 |
|
| |
12:11 08.06.2024
Пополнен список книг библиотеки REAL SCIENCE FICTION
20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.
|
|
|
|
|
|
В свете событий, которые произошли прошлым летом, уместно было бы считать, что нам всем повезло. Ведь все началось в июньскую пору, когда температура воздуха позволяла даже ночи на улице проводить без одежды. Бегать голышом по мерзлым лужам или, что еще хуже, по снежным заметам – было бы не слишком приятно и полезно для здоровья.
От степени прикрытия тела одеждой зависело выживание. А еще - от состояния личной гигиены. Да, мыться приходилось тщательно, в укромных уголках, под защитой ночи. Мелкое пятнышко грязи могло выдать с потрохами, и тогда оставалось лишь спасаться бегством. Ибо если ты был замечен – пиши пропало. Выследят, догонят и уничтожат.
Любители татуировок, пирсинга, обладатели кардиостимуляторов, протезов, титановых пластин, штифтов, искусственных зубов, оказались в числе наиболее уязвимых. Как выяснилось, впрыснутая под кожу краска не подверглась общему феномену исчезновения тела. Как и остальные инородные предметы. Инвалиды, байкеры, хипстеры, рокеры, зэки и гламурные девочки с завитушками на поясницах пали первыми жертвами в этой непонятной, бессмысленной и кровавой жатве. Что стоило недоброжелателю заметить мечущуюся сетку краски, образовывающую рисунок?
Определенно, одним из факторов нашего выживания была теплая погода. Да, по прошествии многих дней, когда весь этот ад закончился, я вспоминал солнце с теплом и благодарностью. Вообще вся эта кутерьма и хаос сделали меня в какой – то мере символистом. Ну как тут не стать им? Ведь оказаться в мизерном числе выживших и не увидеть в этом знака свыше – это так наивно. Поневоле начинаешь верить в фатум, и вспоминаешь старую пословицу: «Нет атеистов в окопах». А еще веришь в силу человеческого духа, воли и терпения.
Я также с благодарностью вспоминаю отца, который на моих проводах в армию пригрозил, что хоть точка краски появится на теле - он ее вырежет и солью притрусит. Не любил мой батя - консерватор все эти выдумки. В итоге его принципы спасли мне жизнь.
Все началось внезапно и без предупреждения. В какой-то момент с неба хлынули миллионы тонн воды. Ужасной силы гроза обрушилась на город, лило четыре дня без остановки, шквальный ветер сносил крыши, ломал деревья и крушил автомобили, которые разбивались и тонули в мутном круговороте, заполнившем улицы. Грязные потоки захлестывали людей, вымывали их из постелей, заполняли подвалы и первые этажи. Никто не выяснял, какого размера ущерб был нанесен, и сколько людей исчезло под ударами стихии… Потому что вскоре после того, как рваные черные тучи прекратили изрыгать дождь, пришла новая, доселе неизвестная беда.
Люди начали исчезать.
То есть, они-то никуда не девались, просто становились невидимыми.
Я, конечно же, читал Уэллса, еще будучи прыщавым школьником. Помню, завидовал главному герою, фантазировал о возможностях человека, которого никто не видит. Описанные в книге неудобства и беды, преследовавшие бедного Гриффина, прошли мимо моего внимания; я тогда мог думать лишь о том, как захожу в магазин и уничтожаю все сладости, а потом убегаю, торжественно хохоча.
Вот только у писателя стал невидимым один человек. А не все человечество.
Когда началась всеобщая паника, мы с отцом закрылись в доме, забаррикадировали окна на обоих этажах и наблюдали. Мой вечно подозрительный и смекалистый старик сообразил, что к чему. Он полдня просидел на кухне, куря свой едкий самосад, и, пораскинув мозгами, нашел причинно-следственную связь между дождем и всеобщей невидимостью.
По радио какой – то представитель власти что-то невнятно и завуалированно пытался объяснить, запинался и бормотал о том, что по всей планете выпали ужасные ливни, но власть борется с последствиями, просит не беспокоиться и прочую лабуду, которую необходимо доносить в таких случаях.
Отец сделал свои выводы, обвиняя в случившемся «вонючих олигархов и их заводы с шахтами». И сказал, что докопается до истины, чего бы это ему ни стоило. Но узнать, кто стоит за всем этим, отцу выяснить не довелось. Его прикончили еще до полного превращения, а правда открылась гораздо позже.
Поначалу мы были уверенны, что нас не зацепит «вирус невидимости», как его назвал отец, ведь мы не выходили из дома и не попадали под дождь все это время. Но все равно нам пришлось разделить общую участь. И причина была простой.
Н2O.
Зараза просочилась в грунтовые воды, и без проблем нашла путь в наши организмы, когда мы готовили пищу и мылись.
Сложно описать тот ужас, который охватил наш небольшой городок. Мы с отцом каждый день укрепляли наш дом, прибивали доски и двигали тяжелые шкафы. Ибо снаружи творилось что-то невообразимое. Покореженная и изнасилованная жестоким штормом окружающая среда заполнилась сходящими с ума, завывающими людьми. Крики, суета, выстрелы, звон разбитых стекол, ор сигнализаций. И, конечно же, дым от пожаров. Куда же без него. Меня всегда удивляло, почему любые волнения сопровождаются возгораниями. Специально кто – то жжет все подряд, что ли? Вот и сейчас горели машины, магазины, дымилась чернота там, где некогда была сухая трава. И это на заиленной земле, покрытой толстым слоем болота. И трупами. Да, люди возвращались в свое обычное физическое состояние после смерти, и неизвестно, почему эффект невидимости пропадал. Позже я размышлял над этим. Но тогда, когда люди крушили привычные устои и головы друг другу, я думал лишь о том, чтобы забиться поглубже в какую-нибудь нору и не высовываться до скончания веков.
Мы видели, как полупрозрачные люди метались на улице. Убегали, прятались, дрались. Зрелище одновременно жуткое и захватывающее – копошащиеся бедняги напоминали медуз, которых выбрасывает на берег шторм.
Прошло два дня. Солнце нещадно жарило; ил, нанесенный водой, превратился в покрытую трещинами сухую корку. Снаружи несло мертвечиной, разлагающиеся тела разносили запах, который проникал в дом, несмотря на то, что мы закрыли все окна, закупорились.
- Нам главное не рыпаться, - проскрипел отец, туша окурок о желтый ноготь. – Если же сюда хоть одна сволочь сунется – пристрелю.
Батя сидел возле окна и курил. В его скрученных артритом, но цепких пальцах слегка подрагивала старая двустволка. Я не мог постоянно глядеть на творящееся снаружи, настроение и так было ни к черту. Сидел перед телевизором и пересматривал боевики на запыленном видике, который откопал на чердаке. По понятным причинам электричества не было, поэтому мы запускали в подвале бензиновый генератор, который тянул две розетки и холодильник. Больше, в принципе, нам нечего было электрифицировать. Надо экономить бензин. Непонятно, сколько еще придется жить в такой обстановке. Да и лампочки зажигать - довольно рисковое дело. Могут заметить. Благо, генератор практически не шумел, двери в подвале были герметичными и оббитыми минватой.
Я начал исчезать первым. Медленно, но верно, словно очищался грязный стакан под струей воды. Невероятные впечатления, скажу я вам.
Эритроциты боролись до последнего. Когда все тело исчезло, невидимое сердце усердно продолжало гонять кровь по жилам, и этот процесс я имел радость наблюдать воочию. Мне пришлось снять всю одежду, потому что старик очень нервничал, видя, как по дому носится пустая майка и шорты.
Когда от меня остались только блеклые ногти, начал преображаться и отец. И доселе чересчур нервный и раздражительный, он сейчас вовсе рассвирепел, постоянно матерился и плевался.
Сквозь щели между досками, намертво прибитыми к оконным рамам, просачивались скупые лучи, в которых купались пылинки. Отец сидел на стуле и смотрел, как частички пыли плавно окутывают округлости некогда видимого тела, в котором еще можно было созерцать движение крови. Сетка сосудов и капилляров, что не успели исчезнуть вслед за остальными тканями, делала его похожим на плетеный кувшин. Только представьте: силуэт, пронизанный корневидными кровавыми переплетениями.
Ружье старик держал на коленях, сигарета заполняла дымом легкие, очерчивая их контур с каждым вдохом.
- Если бы я знал, кому всадить картечь в башку за все эти дела, я бы ни минуты не мешкал, - ворчал отец, отмахиваясь от пыли, словно от назойливых мух. А она все летала и липла к его вспотевшей коже. Пот, конечно же, тоже был невидим, и только скапывая на пол, обращался в мокрые пятна.
Я лишь лениво жевал овсяное печенье и не хотел разговаривать. Подошел к окну, выглянул. Интересно, а птицы тоже подверглись изменению? Что-то не видать ни одного пернатого. А собаки? А остальные животные?
Поток моих мыслей прервало очередное уличное зрелище, я прильнул к щели и замер. По велосипедной дорожке гуськом двигались картонные коробки и пакеты. Хм, что они собираются делать с этими микроволновками, чайниками и прочей дребеденью? Торговать?
Я прыснул от этой мысли, но через минуту мне было не до смеха. Шедший впереди обладатель темно-синей наколки в виде скорпиона явно на что – то наткнулся, послышалась грязная ругань и коробки рассыпались по асфальту. Кто – то громко и возмущенно заголосил, вся вереница остановилась. По ходу, на их пути лежал бомж или просто упившийся бедняга, ибо его изречения были тягучими и неразборчивыми, как у любого алкаша.
Коробки плавно опустились на землю, выстроились ровным рядком. О, ребята намереваются проучить наглеца?
Послышались глухие удары, вопли зазвучали громче. Озверевшая толпа избивала невидимую жертву, в воздухе замелькали камни и палки.
Питекантропы.
- Сволочи, - сквозь зубы выдал отец, но не сдвинулся с места.
Я круглыми глазами смотрел, как от грязи и крови тело лежащего бедняги вырисовывалось все четче, руки прикрывали голову, а в торжественные вопли мерзавцев вплетался хриплый стон. Ему конец, забьют до смерти.
Я тяжело задышал, посмотрел на отца, потом на ружье. Тот внимательно проследил за моим взглядом, поджал губы и нахмурился.
- Даже и не думай.
Я завертел головой в поисках чего - нибудь, что может мне пригодиться для осуществления безумного плана, но единственным, что хоть отдаленно напоминало оружие, была висевшая на ковре тупая сувенирная сабля.
- Успокойся, сынок. Ты ничем не поможешь ему. Но если нашумишь, и эти подонки заметят, что мы здесь, то нам не отбиться.
Папа говорил мягко, но решительно. Удивленный его спокойным и ровным голосом, я отошел от окна, но через секунду снова припал к щели, потому что стоны прекратились. В отличие от ударов и гогота.
- К черту, - выпалил я и, резко дернувшись, неожиданно выхватил у отца ружье. Он вскрикнул, попытался меня задержать, но я уже прытью несся к лестнице на чердак.
Уроды, твари, суки.
Я не знаю, чего хотел больше – спасти человеческую жизнь или отобрать её.
Ведь недавно еще были люди как люди, а тут вдруг превратились в пауков в банке! Жестокие и кровожадные.
И я такой же, получается.
По лицу текли слезы вперемешку с соплями, а в голове стучала бас-бочка какого-то сумасшедшего барабанщика. Я выбрался на чердак и подлетел к окошечку, вырезанному в форме сердечка.
Уличная драма практически закончилась.
Бородатый мужик лет сорока, весь окровавленный, лежал, раскинув руки, словно Христос. Асфальт вокруг него побагровел.
Я видел его обидчиков – стопы ног были перемазаны грязью и кровью. Они толпились вокруг мертвеца, собирая брошенные коробки, намереваясь продолжить путь.
Я прицелился, зажмурил правый глаз и пальнул по толпе в надежде, что сумею зацепить сразу нескольких уродов. Пятимиллиметровая дробь с такого расстояния должна сделать в их телах нехилые дыры.
Истошные вопли прорезали пространство, красные пятна, как расцветшие маки, сразу обозначили места, по которым я попал. Неплохо, скажу я вам. Четыре туловища барахтались на земле, катались и стонали, издавая по-женски истеричные крики. Один лежал недвижимо, раскинувшись рядом с бедолагой, который имел несчастье попасть этим бандитам под ноги.
Бляха-муха! Совсем молодой парниша, лет четырнадцати… Светлые космы прикрывали ужасную рану на шее, из которой продолжала пульсирующими толчками вытекать кровь.
Я убийца.
Меня больше испугало не так осознание того, что лишил жизни человека, а моя возбужденность. Гонимый злостью и адреналином, я совершил преступление, но ступора, чувства страха или вины особо не испытал. Лишь торжество охотника, удачно подстрелившего дичь. Именно это меня испугало.
Орущие внизу от боли босяки начали расползаться- один за сгоревший автомобиль, второй – за кусты смородины. Еще какой-то обладатель внушительного баса урчал как злой кот, припрыгивая на одной ноге в сторону нашей двери.
Судя по стуку и крикам, не он один решил вломиться к нам в гости. Были и такие, что не пострадали от выстрела. Сколько – неизвестно. Но в дверь так лупили, что треск ломающихся досок был слышен в жарком дрожащем воздухе, как выстрел из ружья.
Я испуганно дернулся в сторону открытого люка, который вел на чердак. Но не успел даже поставить ногу на первую ступеньку, как был сбит с ног мощным ударом под дых. Я упал, зря стараясь ухватить глоток воздуха, диафрагма скукожилась, острая боль пронзила мозг.
- Что ты наделал, паршивец? – сквозь пелену боли донеслось злое шипение отца, который выбрался и стоял надо мной. Точнее, не сам отец, а его кровеносная система. Он отобрал ружье и принялся закрывать крышку люка, натужно пыхтя и матерясь.
Я привстал, попытался ему помочь, но он отмахнулся:
- Да иди ты!
Ничего странного не было в том, что он меня видит – густая пыль и грязь покрыли мое вспотевшее от душного воздуха и адреналина тело, и я теперь напоминал кусок грязной половой тряпки.
Крышка захлопнулась как раз в тот миг, когда снизу донеслись злобные и азартные возгласы и ругань.
Отец каким – то куском проволоки закрутил петли, уселся сверху и уставился на меня.
- Зачем ты полез? Ну вот сей час он мертв. Спас ты его? Чего добился?
Я молчал. Сказать было нечего. Почему я ринулся спасать бедолагу, при этом несколько дней до этого наблюдая другие, не менее жестокие сцены?
Может быть потому, что раньше стычки выглядели как борьба за выживание? Сталкиваясь на улице, натыкаясь на полуисчезнувшие тела, обезумевшие от страха и паники люди совершали немыслимые поступки. Это было дико, жутко, но при этом инстинкт самосохранения шептал: «Спрячься, не лезь! Это выживание - тебе надо сохранить себя».
Но холод, равнодушие и целеустремленность, с которыми банда, дико мечущаяся в данный момент по нашему дому, расправилась с невинным, как раз - таки стали причиной моего вмешательства.
Кто знает, может, я рассуждаю как сумасшедший. И логика моя извращенная, и помыслы мои искривленные. В конце концов я – убийца. Чему удивляться? У преступников всегда находились мотивы, оправдывающие их действия.
В течение секунды, которая вместила в себя этот поток мыслей, я просто сидел на покрытом слоем древней пыли полу и смотрел в одну точку.
Из оцепенения меня вывел глухой удар, донесшийся снизу. Жаждущие мести стучали в крышку люка, орали и свистели. Пьяные, что ли? Или накуренные. А может, просто от крови ошалевшие.
Внизу не прекращали долбить и ругаться. При этом гнусный высокий голос смачно и подробно вещал о том, что с нами сделают, когда мы попадем в их лапы. У меня от таких откровений мороз пошел по коже. На отца, похоже, это впечатления не произвело, он невозмутимо восседал на крышке, еще и пытался зажечь сигарету.
Здесь было свежей, чем в доме, где каждую щель мы законопатили по мере наших возможностей. Из окошка подул ветерок, охладил вспотевшее разгоряченное лицо, принес некоторое успокоение.
Отец пыхнул клубом сизого дыма, с наслаждением вдохнул. Я невольно залюбовался этим зрелищем – от танцующей в воздухе сигареты протягивались корневидные отростки, впитывались призрачными легкими и медленно растворялись.
- Они еще и курят! – раздался возмущенный возглас. – Чтоб вы там сами сгорели, падлы!
Последовавшая за этим пауза меня насторожила. Шум внизу приутих, перешел в ровный гул, который дал понять, что нападающие советуются. Ох, не к добру это.
Около пяти минут стояла зловещая тишина, ее нарушало только хриплое дыхание отца. Он докурил. Последнее облачко утащил сквозняк, в воздухе остался лишь приятный аромат. Я сам не курил, но мне нравился запах табака, такой знакомый с детства, успокаивающий, пряный. Он всегда ассоциировался с отцом.
И тут я понял, что опасения мои не были беспочвенны. К табачному запаху примешался другой – прогорклый, едкий.
- Они подожгли дом! – то ли прошептал, то ли пропищал я.
Отец, сам того не желая, дал им идею, и теперь они выкуривали нас, словно ос из гнезда.
Через щели в полу показались завитки дыма. В горле запершило, в глазах появились слезы. Мой старик ошеломленно подскочил, заметался по чердаку, не выпуская из рук ружье.
Мы в ловушке. Окошко слишком мелкое, чтобы через него выбраться наружу, а ползти обратно в дом – значило задохнуться или сгореть.
Дыма становилось все больше, в доме раздавался треск. Пожар разгорался не на шутку.
Я кинулся к окошку, попытался оторвать доску, но тщетно. Прибито намертво, заколочено огромными шиферными гвоздями. Отец сам мастерил, на совесть.
- Отойди-ка, - прозвучало сзади.
Я двинулся вбок, и тут же прозвучал оглушительный выстрел. Мои барабанные перепонки не ожидали такого и отозвались тонким звоном в ушах.
Сердечко, тщательно вырезанное искусными руками еще до моего рождения, сейчас напоминало дырку в штанах, откуда злой цепной пес вырвал кусок ткани. Разворотило неплохо. Это шанс! Можно попытаться выбраться.
А еще я понял, что у нас больше нет патронов.
Я уцепился за расщепленные края дыры, расшатал и вырвал кусок. Потом дернул поддающуюся доску, она заскрипела, но осталась на месте. Рядом запыхтел отец, он тоже взялся отламывать доску, и мы совместными усилиями оторвали ее. Образовался просвет, в который можно протиснуться.
Я полез первым; яркий свет ослепил на секунду, пришлось крепко зажмуриться. Осторожно, не забывая о слое грязи, покрывавшем тело, я выбрался на узкий козырек отлива. Встал на него, стараясь не смотреть в низ. Второй этаж, вроде как ерунда, но у меня всю жизнь не лады с высотой.
Хм. К козырьку прислонена деревянная лестница, которая обычно находилась на заднем дворе. Странно, не помню, чтобы ее сюда кто-то ставил.
Внезапно что-то мягкое, липкое и вонючее врезалось мне в бок, заколотило по лицу, злобно шипя. Я, будучи растерянным от такого наглого нападения, схватился за обломанные края дыры, из которой вылез и лягнул наугад ногой. Не удержался, поскользнулся и полетел вниз. Судя по истошному воплю, мой обидчик также свалился.
Пока я покрывал расстояние в четыре метра, шальная мысль пришла в голову: а не подо мной ли груда кирпичей, которые батя натаскал еще перед всей этой хренью, собираясь ремонтировать обветшалое крыльцо?
Глухое «бум!», ломающиеся ветки, жжение от царапин. Это я совершил посадку в кусты.
Звук ломающейся кости и жалобный стон. Мой партнер по полету приземлился и, судя по раздавшемуся хрусту, кирпичи оказались четко под ним.
Я попытался вдохнуть, но от сильного удара мне вышибло дух. Казалось, внутренности перемешались, как взбитые в шейкере. Еще непонятно – сломал ли я что – нибудь, ведь с такой высоты свалиться - можно костей не собрать.
Розовая пелена, в которой вальсировали золотые звездочки, немного рассеялась; я увидел сомкнувшийся надо мной свод зелени и кусочек девственно-чистого неба, а еще - край крыши, по которому нечто ползло. Это же отец!
Еще до конца не трансформировавшийся, он напоминал куст багровых водорослей, по непонятным причинам выбравшийся на сухопутную прогулку.
Сбоку раздался хрип. Я медленно повернул голову. Сквозь просветы в кустах увидел пирамиду из кирпичей, сложенную приблизительно в полутора метрах от меня. Кирпичи двигались и сползали от нагнетавшего их тела. Невидимый парень всхлипывал и стонал. Похоже - сломал хребет.
Я попытался сосредоточиться на своем теле.
Шея вертится, отлично. Правая рука, левая. Аналогично – ноги. Все двигается.
Попытался привстать. Черт! Жуткая боль пронзила кобчик. Я замер, стараясь не шевелиться.
Из окон вовсю валил черный, густой дым. Запах гари висел в воздухе.
Гады покинули дом и бродили вокруг. Раздавались стоны раненых мною, кто-то просил воды. Да уж, наворочал я дел.
Я лежал смирно, чтобы не выдать свое месторасположение, одним глазом наблюдая за отцом. Он практически у края крыши, еще немного. Я начал переживать, сумеет ли выбраться на шифер, ведь из-за артрита он не мог полноценно двигаться.
- Смотрите – ползет! – заорал рядом один из условно невидимых врагов, весь в саже, четко выделяющей его на небесном фоне.
«Господи, нет!» - прожгло меня изнутри, я приподнялся на локтях. Как же больно!
В отца полетели кирпичи из кучи. Как орда обезьян они ржали, улюлюкали и свистели, соревнуясь в меткости.
Судя по вскрикам отца, кирпичи достигали цели. Я заскрежетал зубами, отчаянье и злоба переполняли меня.
И вдруг скопление сосудов, вен и кровоподтеков словно в замедленной съемке оторвалось от козырька и устремилось вниз.
Я широко раскрытыми глазами смотрел, как мой старик без единого звука достиг земли и замер. Топот ног, восторженное ликование. Они бегут, спешат друг перед другом, чтобы добить отца.
«Это мой папа, не трогайте его!» - хотелось заорать, но слезы и чувство безысходности сомкнули мой рот, из которого издавалось лишь невнятное мычание.
Я зажмурился, чтоб не видеть расправы, но тут услышал:
- Все. Жмур.
Открыв глаза, я увидел отца, лежащего на спине. Его остекленевшие глаза смотрели на солнце. Исхудалое нагое тело покрыто ушибами и ранами.
Попытался сглотнуть огромный ком в горле, но не смог. Крик боли и отчаянья так и не смог пробиться наружу, взорвался где-то в груди и растекся по телу, отравляя его горечью на всю оставшуюся жизнь.
Эта картина будет преследовать меня всю жизнь, а вопрос «почему?» не покинет сознания до самой смерти.
Мой измученный и подвергнутый испытаниями организм не выдержал и отключился, отдавшись воле благословенного забвения. Безгранично черный отрезок времени промелькнул без единой мысли или сновидения.
Когда я открыл глаза, увидел тот же пейзаж. Вот только от сделанного из нержавейки конька отбивался не солнечный, а лунный свет.
Огромная луна, будто изрытое оспинами ухмыляющееся лицо, занимала, казалось, полнеба.
Я попробовал подняться. В этот раз – успешно. Боль притупилась и давала о себе знать лишь нечастой пульсацией. Раздвинув ветви кустарника, я осторожно выглянул из своего убежища.
Никого. Из живых.
Отец лежал в той же позе. Я опасался, что злодеи надругаются над его телом, но его не тронули. В глазах его отражался холодный свет луны.
Возле клумбы, свесив голову с бордюра, лежал застреленный мною подросток. Они даже не удосужились забрать его тело, или, хотя бы, похоронить.
«Ублюдки», - подумал я. И тут же жар стыда осыпал мое лицо. Не имею я права осуждать их, будучи убийцей мальчишки.
Но у меня есть возможность хоть немного облегчить совесть.
Было далеко за полночь, когда я закончил рыть могилы. Лопату я взял в сарае, который остался нетронут огнем.
Отца я похоронил под яблоней, им же посаженной. Никакого надгробия не сооружал. Прости, отец, так будет правильно. Для твоего же покоя. И молиться я не умею. Прости.
В груди что-то клокотало, пыталось вырваться наружу через слезные железы, но ни капельки не вышло. С сухими глазами и неописуемой горечью я укрыл отца старым одеялом и засыпал землей.
У моей жертвы прощения не просил. После того, как над отцом образовался земляной холмик, я понял, что чувства обросли какой-то коркой. Ни жалости, ни сострадания.
В конце концов, ты заслужил свою участь, парень.
Мое путешествие началось поздней ночью. Я крался как вор, не доверяя своей невидимости, запуганный и чрезвычайно осторожный. Внимательно осматривал местность, передвигался короткими перебежками.
Это впервые после начала этого, как его можно назвать, бедствия, я увидел в полной мере, во что превратился наш уютный и спокойный городок.
Водная стихия, пожары, аварии, мародеры и убийцы превратили его в обитель смерти, разрушения и безмолвия. Я старался не смотреть на тех, кому не посчастливилось выжить, хотя это получалось нелегко.
Когда забрезжил рассвет, окрасив горизонт в нежно – малиновый цвет, я решил, что нужно укрыться. Очень хотелось есть, но я понимал, что вламываться в магазины было рискованным делом, там могли закрепиться какие-нибудь отморозки. Да и вряд ли там осталось что-то съестное, наверняка смели подчистую.
Солнце выткнуло верхушку своей сияющей короны, отражающейся в витринах и пустых окнах. Дальше идти опасно. К тому же я падаю с ног. Я почти выбрался из центра города, бредя по объездной трассе.
Около заправочной станции заметил небольшое одноэтажное строение из белого кирпича с табличкой «Аптека». На двери - мощный засов, на котором висит большой амбарный замок. Окна целы. Надо проверить.
Обойдя здание сзади, я заглянул во все окна, подергал двери. Вроде как никто сюда не влезал. Я разбил окно в котельной, примыкающей к основному зданию, ужом вполз внутрь и приник к полу. Похоже, сюда вообще никто не забредал. Я обследовал все помещения, и обнаружил, что везде порядок. На полках аккуратно расставлены препараты, полы чистые, на спинке стульчика в торговом зале – выглаженный белый халатик.
Я пробрался в каптерку, в которой, похоже, отдыхали и кушали работники аптеки. Тут и кину якорь.
Захватив целую охапку гематогенок, пару бутылок минералки и поролоновую подушку, я залез под клетчатый диван. Там слопал свою добычу, словно хомяк в норе. Так и уснул с недоеденной конфетой во рту.
Проснувшись, я от неожиданности вскочил, больно ударился макушкой. Блин, де я? Яркий свет бил в окно. Белые стены, запах лекарств.
Вспомнил, конечно же. Распрямил отекшие ноги и снова уснул.
Я провел в аптеке целый день. Благо, воды здесь было в достатке, но от сладостей уже тошнило. Гематогенки да детское пюре. Слабовато для мужика.
Терпеливо дожидаясь вечера, я размышлял над вопросом: а что дальше? Куда я иду? К чему стремлюсь? Надо иметь какую-то цель, иначе можно сойти с ума.
Я решил искать тех, кто не тронулся умом и не превратился в кровожадных зверей. Должны ведь где – то быть нормальные люди. Может, власть предприняла какие-то меры, и сейчас тысячи людей находятся в изолированных лагерях, кушают горячий борщ, пьют кофе?
Желудок резью отозвался на такие мысли. Чувство одиночества стало ощутимей. Но в целом, такой план меня воодушевил. Надо искать.
Но как?
Надо двигаться. Под лежачий камень вода не течет. Валяясь под диваном, я ничего не добьюсь.
Выбираться решил после заката. По понятным причинам запасов не делал – могут заметить. Поэтому наелся до отвала. Точнее – до тошноты. Еда, как показала, практика, исчезала после двух-трех часов после принятия. Так что пока она переваривалась, я имел удовольствие наблюдать полупереваренный ком, напоминающий блевотину.
Когда ночь вошла в полную силу и по земле поползли сгустки тумана, я двинулся навстречу неизвестности. Шел параллельно основной трассе, по грунтовой дороге, стараясь особо не топать и ежеминутно оглядывался.
Вокруг буйно росла зелень, пахло ночными цветами. Выйдя за пределы города, я как - будто попал в другой мир – тишина да благодать. Ни тебе разбитых машин, ни трупов. Временами встречались дорожные кафе, магазинчики, заправки, но я старался обходить их стороной. Пока нет нужды рисковать. Лунный свет освещал мою дорогу, казалось, я шагаю по дороге из желтого кирпича. Вот только волшебника, увы, мне не повстречать, я нахожусь в иной реальности. Здесь сильный пожирает слабого, и нет мечта чудесам.
Внезапно со стороны лесопосадки, растущей вдоль дороги, послышался треск. Что-то приближалось, быстро и решительно. Внутри у меня все похолодело, я застыл на месте. Конечно же, я невидим, но вдруг это какой-нибудь волк, которому не нужны глаза, чтобы сцапать меня?
Мысль о невидимом звере, который учуял мой запах, подхлестнула и заставила действовать. Я выбрался на середину трассы, прикидывая, есть ли с той стороны деревья с крепкими сучьями.
Кусты затрещали, послышалось низкое рычание. Придорожная трава зарябила, я видел, как в ней что – то двигается, расходящиеся стебли бурлили, словно водная пена позади моторной лодки. Что же это может быть?
К дьяволу любопытство, надо бежать!
Не успел я развернуться, как прямиком на меня из бурьяна выскочил… дикий кабан.
Напуганное животное явно не имело цели полакомиться мною, зато стало ясно, что подобные планы имеются у кого-то другого. В отношении кабана, конечно же. Из чащи раздался выстрел. Второй.
Кабан споткнулся, покатился, взбивая тучу из пыли, но тут же поднялся, нетвердо ступая дрожащими копытами, и направился в мою сторону. Он хрипел, глаза налиты кровью, густая щетина – в свалявшейся крови. Кое-кто очень меткий.
Очередной выстрел. В этот раз пуля срикошетила от асфальта и просвистела возле моей головы. Я мигом распластался на земле, пытаясь плотнее слиться с поверхностью. Не хватало еще стать жертвой шальной пули, предназначенной для свинтуса.
Снова выстрел. И воинственный клич.
Кабан свалился замертво в нескольких шагах от меня. Раздвинулась лебеда, кто-то ступил на асфальт.
- Резвый свин! – молодой, довольный голос. Наверное, это стрелок.
- Да уж, признаю, ты красавчик! – женский голос. Юный, звонкий, чуточку завистливый.
- Быстрее, дети, тащим. Его. Мало ли кто тут может ошиваться.
Наверное, их отец. Я представил себе большого бородатого мужика с огромными кулаками. Голос, по крайней мере, был внушительным.
К кабану подлетели два охотничьих ружья и один автомат Калашникова. Соблюдая главное на сегодняшний день правило, охотники были без одежды. Интересно, как они по лесу бегают? Заросли, колючки, крапива, пауки, в конце концов! Клещи, всякое такое. Особенно я удивлялся девушке. Представил ее, как лесную нимфу, гоняющую с ружьем по лесу. Даже чуточку возбудился. Смелые люди, ничего не скажешь.
Задние ноги кабана приподнялись, туша поползла к обочине, оставляя за собой кровавый размазанный след.
Не знаю почему, но мне эти люди приглянулись. Может потому, что они были семьей? Выжить в этот жестокий час, остаться вместе, сохранить какие-то устои – это заслуживает уважения. Хотя, откуда мне знать, может они тоже изверги и мародеры? Нет, не может быть. Я решил, что это невозможно. Из-за девушки. У нее такой приятный, чистый голос. Не могу представить, что она способна на что – то гадкое и аморальное.
Я решил проследить за ними. А вдруг это и есть та община, на поиски которой я отправился?
Следить за ними было не особо трудно – я ориентировался на кабана, которого они стянули с дороги и теперь несли на палке, связав копыта кусками шпагата.
Я шел, довольный тем, как ловко двигаюсь и слежу за ними. Даже невольно залюбовался их процессией.
И тут же был наказан за свою самоуверенность. В густой траве я не заметил растяжку, тугая леска напнулась, и громким звоном разорвали благодатную тишь консервные банки и бутылки.
Придурок!
По мне тут же открыли огонь. Я упал навзничь, перекатился и не коленках принялся удирать. Кора и щепки отлетали там, где пули решетили деревья. По мне лупили из автомата.
- Остынь, Павел! – раздался нервный голос отца.
- Это бандиты, папа! – исполненный жажды охоты голос возразил ему. Он снова дал очередь и на меня посыпались ветки и срезанные пулями листья.
- Не стреляй! – взмолился я. – Павел, слушай отца!
- Ану –ка не дергайся, - грозно приказал парень. – Лежи на месте и говори.
-Что говорить? – вякнул я.
- Что угодно. Мне нужно видеть, где ты там заныкался.
- Меня зовут Андрей. Вчера в наш дом вломились грабители, убили отца и чуть не прикончили меня. Я бежал. Дом сгорел. Сутки уже путешествую в поисках нормальных людей.
- Складно врешь, - не поверил мне Павел. – Лежи, я тебя вижу. Трава примята.
Ко мне подплыл автомат, целясь прямо в голову. Я замер, слова застыли в глотке.
Внезапно полная пригоршня влажной земли залепила мне пасть. Я закашлялся, начал отплевываться, но крепкая рука продолжала размазывать болото по моему лицу.
- Смотрите – ка, какой красавчик, захохотала девушка. – Теперь не убежишь.
Ее смех разозлил меня. Конечно, крутые нашлись, стоят тут с пушками и ржут над безоружным. Я поднялся, зачерпнул горсть земли и швырнул на ее голос. Послышался возмущенный вздох, я заметил, как полугрязное существо поднимает ружье. И тут же получил по солнечному сплетению.
- Не смей ее трогать, гаденыш.
Павел явно был оскорблен таким посягательством на честь сестры.
Я закашлялся, в глазах запрыгали огоньки.
- А ты не из пугливых, - услышал над собой нежный перезвон ее голоса. Ну что, отец, возьмем этого сорванца с собой? Может, на что-то да пригодится.
- Сначала проверка, потом решим, что с ним делать. – пробасил мужчина.
Я лежал, дышал полной грудью и не мог отдышаться. Впервые за все время надежда зашевелилась во мне. Вот они – адекватные люди. Мы выживем, мы сумеем справиться с этим общим несчастьем.
Пригожусь, говоришь?
Я очень хотел пригодиться ей. Мужчина, как известно, любит глазами, но тут другой случай. Откуда-то пришла уверенность, что кроме убежища, я нашел кое – что другое. Точнее – кое – кого.
Мир завертелся, верхушки деревьев замелькали как карусель, сладкая нега растеклась по телу. То ли от удара, то ли от захлестнувшего счастья.
Можно долго рассуждать о том, откуда взялось явление, названное впоследствии «феноменом Гриффина». Инопланетяне? Ошибка в секретных лабораториях? Кара божья?
Да какая разница…
Тогда я еще не знал, что к осени все закончится и задавался волнующим вопросом.
Родится ли мой ребенок невидимым? |
|
|
|
Время приёма: 14:05 30.06.2015
|
|
| |
|
Рассказ открыт для комментариев