x002 Человек двадцать пятого века

    - А теперь ещё раз. Всё так, как мы только что делали, только быстрее, в такт музыке. Я пока ещё буду считать вам вслух, а затем попробуете сами, договорились?
    Клиф и Кэрри послушно кивнули, и Туш звонко хлопнул. Стереосистема ожила, и небольшой холл наполнили звуки вальса.
    - Начали! Раз-два-три, раз-два-три…
    Пожилая пара закружилась по паркету. Скрестив руки на груди, Туш продолжал считать так, чтобы его голос звучал дружелюбно и подбадривающее, хотя на самом деле он с радостью использовал бы более жёсткий метод обучения. Например, можно было бы легонько шлёпать чем-нибудь по то и дело горбящимся спинам, торчащим в стороны локтям и ещё, может быть, периодически по шее Клифа, который постоянно норовил опустить голову и проследить за тем, что делают его ноги.
    Но Туш продолжал стоять на месте, бессознательно притопывая в такт музыке носком мягкого танцевального ботинка, и прятать за дружелюбной гримасой накопленную за день усталость и раздражение. С самого утра он провёл занятие с группой самых маленьких, и эти зверёныши, по какому-то странному стечению обстоятельств названные людьми, едва не заставили его зарычать на них. Для фальшиво-заискивающе улыбающихся детишек это был особый шик – ненавязчиво показать представителю другой расы, что они выше его. Что они маленькие, но люди, и имеют право «случайно» дёрнуть его за хвост, потому что детям это можно простить. Но если он, профессиональный хореограф, добропорядочный иммигрант, который платит налоги и ведёт соответствующую высоким моральным стандартам людей жизнь, хотя бы оскалится на миг или нервно дёрнет хвостом в ответ на такое отношение, карьеру можно считать оконченной, а жизнь - плачевно неудавшейся. Детишки посмеются, а вот их мамочки и папочки затаскают по судам. Только и всего. Людократия.
    Ученики старались изо всех своих сил. Но честное слово, если бы в своё время Туш так вяло барахтал лапками, то едва ли он смог бы чего-нибудь добиться.
    - Стоп, микро-пауза, - он со вздохом хлопнул в ладони. Вальс стих, и теперь было отчётливо слышно, как тяжело дышали старички. – Вы устали?
    Кэрри кивнула, обмахиваясь рукой.
    - Послушайте, это же не забег на скорость. Вы напряжены. Танец такого не терпит. Двигаться нужно легко, словно это самая естественная для вас вещь. Давайте снизим темп музыки. И вот ещё что, - Туш сделал вдох, чтобы его слова ни в коем случае не прозвучали как обвинение или попытка отчитать, - скажите мне, кто должен вести в танце?
    - Я, - отозвался Клиф, оттягивая воротничок застёгнутой на все пуговицы рубашки.
    - Тогда делайте это, - Туш натянуто улыбнулся. – Ведите Кэрри, вы идёте, она следует за вами.
    Клиф ожидаемо вжал голову в плечи:
    - Я знаю, что нужно делать, но это очень нелегко, мистер Туш. Мы ведь всю жизнь прожили вместе, всё делили пополам. В нашей семье нет главного, мы оба равны, и так трудно взять лидерство на себя, мне кажется, будто я ущемляю этим Кэрри.
    - Дорогой, ты никого не ущемляешь. Мы же танцуем, так заведено.
    - Мы ведь уже говорили об этом раньше, верно? – с нажимом произнёс Туш, снова переводя внимание утешающих друг друга супругов на себя. – В парном танце нет лидера и нет слепо идущего за ним. Есть партнёры, равные между собой, потому что без одного второй уже не сможет станцевать вальс. Вы – целое, вы дополняете друг друга, никакого ущемления. А теперь ещё раз, - он хлопнул, - метроном на двадцать. Начали!
     
    До пятницы оставалось три долгих, полных общения с людьми и ещё танцпол знает кем, дня. Туш уже очень давно перестал следить за постоянно обновляющимся списком новых рас иммигрантов из других миров, которые искали лучшей жизни в подконтрольной Земле системе. Он сам когда-то был таким искателем, думая, что найдёт здесь своё место, и у него получилось.
    Туш чувствовал, что начинает сдавать. С каждым часом становилось всё труднее держать себя в руках, и он злился на всё: на слишком медленно идущее время, на вежливые улыбки и доносящиеся отовсюду «спасибо» и «пожалуйста», на слишком активных и любознательных людёнышей, посещающих групповые занятия каждый нечётный день недели, на то, что внушительная часть денег ушла на ремонт так некстати сломавшейся системы кондиционирования в квартире, и в первую очередь на себя. На то, что близилась вторая пятница месяца, а он уже за несколько дней до этого начинал сходить с ума, и успешно подавляемая почти две недели агрессия и раздражительность вырывались наружу. Туш знал, что нужно просто дотянуть до вечера пятницы и не сорваться, но всё равно не мог ничего с собой поделать.
    В четверг на вечернем занятии с трио высоких темнокожих наятти он готов был на стену лезть только потому, что у одной из них пояс танцевального костюма сидел чуть ниже, чем у двух других. Наятти выписывали синхронные круги, раскинув тонкие руки, похожие на сухие прутики, а Туш всерьёз раздумывал над тем, как бы незаметно поправить этот чёртов пояс и вернуть его на место. А в конце, когда девушки (хвала небесам) переоделись, одна из них сообщила, что не сможет прийти на следующее занятие и его следует перенести. Туш ненавидел, когда сбивался установленный график. Он с радостью бы демонстративно свернул в трубочку уши, лишь бы не слышать, как эта троица решала вопрос о том, в какой день им теперь приходить. Его так и подмывало просто выставить их за дверь безо всяких объяснений или хотя бы прикрикнуть, чтобы говорили тише - не все вокруг глухие тетери, с которыми нужно разговаривать на повышенных тонах. Как-то один его старый знакомый-человек сказал, что наятти похожи на цапель и показал Тушу картинку этих странных птиц. Да, похожи. Несомненно. И Туш бы не слишком расстроился, сверни он ненароком одной-двум их тощие шеи, но…
    Он терпеливо стоял на месте, дожидаясь пока девицы договорятся, и вежливо улыбался, когда они прощались с ним до следующего понедельника. Он даже пожелал им удачи и похвалил за сегодняшние успехи. А после вернулся домой, раскричался, проклиная всех и вся на родном языке, и, приняв снотворное, лёг спать. Осталось меньше суток, и этот кошмар закончится. Только бы не потерять работу за это время.
     
    Утромвсё оказалось не так плохо, как он предполагал. Мама одной из девочек изъявила желание присутствовать на занятии, и все дети вели себя словно шёлковые, двигая своими неуклюжими ручками и ножками так старательно, что Туш впервые за полгода искренне их похвалил. Рычаг давления в виде присутствия кого-то из родителей он тоже взял на заметку. Стоит периодически устраивать открытые занятия, чтобы показать охающим от умиления мамашам, чего достигли их чада, и этим выигрывать для себя немного морального отдыха.      
    А вот оставшуюся часть дня Туш только и делал, что сдержанно рычал (к счастью, музыка всегда играла громче, чем он позволял себе выражать эмоции)  и прикладывал все усилия, чтобы его улыбка не превратилась в оскал. Все вокруг вдруг стали неуклюжими непроходимыми тупицами, которые только и знали, что дружелюбно задавать глупые вопросы и услужливо прогибаться, даже если они были правы. Очередь в кафе быстрого питания стала последней каплей. Невысокого Туша едва не раздавили в толпе, еду пересолили, витаминный коктейль напоминал по вкусу залитую водой пыль, и Туш мог поклясться, что на зубах у него что-то не единожды хрустнуло. В итоге он остался голодным, а поднос с едой - практически не тронутым.
    Успокоило лишь то, что Клиф и Кэрри согласились перенести занятие из-за «ужасного самочувствия» своего учителя.
     
    - У вас новый плакат, - Туш задержал взгляд на плоском сменяющем ряд картинок экране. Сверху большими буквами было написано: «Человек двадцать пятого века», а под надписью с небольшим интервалом менялись фотографии. Улыбающаяся пара играет с ребёнком, девушка ласково улыбается старику, маленький мальчик трепетно держит на руках какую-то пушистую зверюшку. Дальше он не смотрел.
    - Верно, - мисс Тенор кивнула, доставая из стеклянного шкафчика голубую бутылочку, - вам нравится?
    - Ужасный.
    В без пятнадцати семь Туш вошёл в холл с приглушённым освещением. К тому времени он немного успокоился, как раз достаточно, чтобы постараться не нахамить мисс Тенор, как он обычно это делал. Впрочем, ей, наверное, не привыкать: когда заканчивается действие препарата, все ведут себя как типичные грубые люди из низов. Она этого никогда не говорила, но Туш был уверен, что всё так и есть.
    И вот сейчас оказалось, что его «достаточно» таковым не являлось.
    Туш лёг на кушетку и закатал рукав.
    - Как вы чувствовали себя в последние несколько дней? Как обычно?
    - Да. Ярко выраженное желание крушить и ломать по-прежнему со мной, доктор.
    Пискнули и засветились датчики прибора, женщина поместила бутылочку в гнездо.
    - Мне жаль, что вам всё равно приходится переживать подобное, даже с препаратом. Вы никогда не думали о том, чтобы сменить обстановку и навестить мир, в котором эмоциональные реакции были бы ближе к вашим врождённым?
    Туш фыркнул, нетерпеливо дёргая хвостом:
    - Не нужно так вежливо пытаться избавиться от меня, будто это ради моего блага. Я там, где мне нужно быть, это мой сознательный выбор. Давайте свой «успокоин», и я продолжу жить нормальной жизнью, подавляя недостойные приличного человека «врождённые эмоциональные реакции», - он почувствовал, как резко игла вошла в руку и скривился. – Раньше это было не так больно.
    - Прошу прощения, я не хотела доставить вам дискомфорт.
    На миг Туш встретился с доктором взглядом, и ему показалось, что её идеально вышколенная вежливость пошла рябью от капельки злорадства. Впрочем, сейчас ему везде мерещилась тайная опасность и двойное дно, поэтому он закрыл глаза. Кровь быстро разносила по телу синюю жидкость. Сердцебиение постепенно замедлялось до нормы, неосознанно напряжённое тело расслаблялось, в конце концов, даже хвост повис безжизненной верёвочкой. Это было приятное ощущение, будто идущую трещинами плотину не просто укрепляли, а снижали давление, которое она сдерживала. В горле, под мышками, в пояснице, под коленями и на внутренней стороне локтей словно исчезали давящие пластинки, сковывающие движения. Туш снова становился тем, кого уважали и любили, с кем хотели иметь дело и к чьим советам прислушивались. Но он никогда не решался назвать это существо «собой».
    - Мистер Туш, я хочу предложить вам сократить перерыв между приёмами «Иремия», - вкрадчиво заговорила мисс Тенор, пока Туш ждал, когда его кожа перестанет отдавать синевой из-за новой дозы, - вам незачем лишний раз нервничать. Вы могли бы приходить в четверг вечером – к этому времени в вашей крови практически нет «Иремия», значит, можно снова его обновлять, не боясь привыкания.
    - О каком привыкании вы говорите, доктор? – Туш с удовольствием отметил, что в голосе больше нет раздражительных ноток, и хотя само раздражение никуда не исчезло, теперь он с лёгкостью его контролировал. – Простите, что перебил вас, но мне и так всю жизнь нужно его принимать, так какая разница, привыкну я к этому «успокоину» или нет?
    - Я вас понимаю, но разница будет в дозировке и частоте приёма, не нужно доводить эти два параметра до крайности. Один день хуже не сделает, а вам будет легче. К тому же вы утрируете. Не всю жизнь, а лишь пока вы не научитесь контролировать себя самостоятельно.
    Женщина смотрела на него со строгой лаской матери, хотя никак не годилась на эту роль по возрасту. Тушу это не нравилось: её сладостный голос, неискренняя забота и попытки запудрить ему мозги. Он решительно покачал головой:
    - То есть всю жизнь. Нет, пусть всё будет так, как раньше. Я наведаю вас через две недели. Спасибо за всё. До свидания, доктор.
    В последний раз зацепившись взглядом за новый плакат, Туш ушёл оплачивать сеанс, поигрывая в пальцах кредиткой.
     
    Осознание пришло внезапно. Просто как-то утром Туш проснулся и понял, что очень давно не ощущал желания танцевать. Конечно, он постоянно поддерживал форму, но делал это чисто механически, не получая никакого удовольствия от процесса. Тело само знало, как нужно двигаться, легко подхватывало ритм, воспроизводило движения любого когда-либо выученного им танца, но всё это делалось по необходимости, а не по желанию.
    В тот же день у него было окно между занятиями.
    Зеркальная стена превращала холл в огромный зал, светлый и сейчас пустующий. Тяжело дыша, Туш бездумно разглядывал своё отражение, думая, что же с ним не так и в какой момент любимая работа перестала приносить эмоциональную отдачу. Когда это место, которым он раньше так гордился, успело превратиться в коробку из четырёх стен, такую же, как и множество других в этом городе. Куда исчезла жажда идти вперёд и развиваться? Когда он учил что-то новое? Отражение укоризненно покачало хвостом.
    Полчаса назад он трижды пытался найти потухшую искру. Его народному танцу – плавному борно – не хватало мягкости. Он изгибался и перетекал всем своим существом из фигуры в фигуру, но зеркало неумолимо вскрывало какую-то фальшь, в автоматических переходах и носковых пивотах не было любви. Этот танец рассказывал историю о любви и потере, заканчиваясь тем, что лирический герой обещал своей возлюбленной встретиться с ней в другой жизни и в другом мире, где они будут счастливы вместе. Подаваясь вперёд к образу любимой, Туш обещал, но он не печалился и не любил, и красивая история превращалась в его исполнении в бесчувственную, пусть и профессионально отыгранную постановку.
    Такой же результат дала попытка разбудить спящие эмоции с помощью зажигательного ча-ча-ча, первого земного танца, который он выучил. Зеркало безжалостно отображало все его вялые, лишенные динамики движения, и пусть они точно попадали в ритм и музыку, Туш разочаровался в себе, как никогда.
    Стрелу, очень живой и весёлый танец народов с периферии системы Дельта, которому научил его местный переселенец, Туш бросил на середине. Это была полная катастрофа.
    Он напряжённо вглядывался в себя и безуспешно пытался найти ответ, пока шум и голоса за дверью не оповестили о приходе учеников и начале нового занятия.
     
    Туш очень редко посещал подобные места. Когда-то в молодости он бывал в клубах каждый вечер, но не теперь. Но как только он вышел на улицу, чтобы поехать домой, ноги сами повели его по знакомому маршруту, и как-то внезапно Туш  обнаружил себя за барной стойкой, скептически оглядывающего волнующийся морем тел танцпол. Где искать вдохновение, если не здесь? Азарт и желание доказать, что ты лучший из всех присутствующих, всегда были сильными мотиватороми, и он надеялся, что и на этот раз такой расчёт не подведёт.
    Выпив горькой травяной настойки, Туш влился в разношёрстную компанию танцующих. Он и так видел, что никто здесь не сможет составить ему конкуренцию, но суть была совсем в другом, и он намеревался вернуть себе то, без чего всё, что он делал, скатилось от искусства до заученной автоматики, что едва ли чем-то отличало его от андроида.
     
    По ушам больно резанул громоподобный звук и Туш вскочил, сразу же пожалев об этом. Голова гудела, так что он не сразу понял, что находится дома, а разбудил его собственный кашель – горло, казалось, не только пересохло, но и рассохлось, как старое полое полено, потому единственный звук, на который он был способен, это хрип.
    В доме никого не было, но Туш явно ощущал чужой сладковатый запах. Именно он и неряшливо скинутая в кучу одежда напомнили о событиях вчерашнего вечера.
    С танцами ничего не получилось. Он старался, пытался отвлечься от всего, закрывал глаза, вслушиваясь в ритм, но тело было деревянным. Туш злился на себя, заказывал ещё выпивку и шёл пробовать снова. Вскоре ему аплодировала добрая половина зала, а он чуть не плакал от досады, потому что в груди было пусто и глухо, никакого тепла или радости. Когда он снова был у бара, его успела перехватить какая-то дама. Лица он не мог вспомнить, как ни старался. Да что там лицо, хотя бы расу вспомнить… Воспоминания о ней заканчивались на коротком диалоге в баре: «- Вы чудесно танцуете. Не подскажите, мы с вами биологически совместимы? – Подсказать не смогу, но давайте проверим». После этого он, кажется, повёл её к себе.
    Оглядевшись, Туш не нашёл следов пребывания гостьи. Нарушив негласное правило хорошего тона, она не стала ждать его пробуждения. Значит, либо очень спешила куда-то, либо всё было очень плохо. Записки с извинениями тоже не обнаружилось, что только подтверждало второй вариант.
    Отвратительное самочувствие мешало думать, но Туш почему-то был уверен, что причина и этой неудачи всё та же – что-то в нём дало сбой. И на ум приходило только одно: чёртов «успокоин». Скрипнув зубами от досады, Туш дотянулся до коммуникатора и набрал медицинский центр.
     
    - Добрый день, мистер Туш. Присаживайтесь, пожалуйста.
    Туш опустился на предложенное место.
    Видимо, рабочий день мисс Тенор на сегодня закончился, и она приняла его во внерабочее время, потому что стоящая на столе сумка и обмотанный вокруг худой шеи цветастый шарф явно намекали на то, что женщина собиралась уходить. И пусть бы он больше никогда не смог танцевать, если все эти признаки спешки были оставлены неумышленно. Нет, она хотела, чтобы Туш знал, какие неудобства он причинил своим визитом и какое одолжение ему сделали, приняв.
    - Вы пришли вне графика. Вас что-то беспокоит? – доктор сложила руки на столе и напустила на себя самое заинтересованное выражение лица, которое позволяло приличие.
    - Вы правы, доктор, беспокоит, - Туш сделал паузу и продолжил, подбирая слова, - дело в том, что в последнее время я чувствую себя не совсем хорошо. Никаких препаратов, кроме этого, - указал он на полку с голубыми баночками, - я не принимаю. Недавно я проходил плановый медосмотр и по всем показателям здоров. Напомните мне, есть ли у «успокоина» побочные эффекты?
    Лицо женщины осталось непроницаемым, но на короткий миг Тушу показалось, что у неё дрогнули уголки губ.
    - Для начала, не могу не отметить, насколько благотворно влияет на вас то, что вы так уничижительно называете «успокоином».
    - Я рад, что менее грубое отношение вам приятно.
    - Здесь, боюсь, вы ошибаетесь, - мисс Тенор покачала головой, - не «отношение». Оно у вас прежнее, просто его выражение другое.
    - Препарат творит чудеса, - с улыбкой пожал плечами Туш, чувствуя всё явственнее накатывающее раздражение, - и даже такого хама от природы, как я, смог превратиться в порядочного… гражданина. И я очень благодарен вам за то, что ваше ко мне отношение неизменно терпеливое и очень душевное.
    Настала очередь женщины неуловимо напрячься в ответ на этот выпад, и глубоко внутри Туш довольно оскалил зубы. Тем не менее, стоило отдать ей должное – доктор взяла себя в руки за какие-то доли мгновения и любезно прощебетала:
    - Ну что вы, не стоит благодарности. Это мой профессиональный и человеческий долг.
    Воздух буквально кристаллизировался в сахар и расплывался в патоку от высокой концентрации приторной вежливости. Туш даже быстро облизнулся, чтобы убедиться, что эта сладость не осела на губах.
    - Тогда помогите мне как профессионал ещё раз.
    Снова взглянув на мисс Тенор, он невольно дёрнул хвостом. Она спрятала руки под стол и так явно недоверчиво прищурила глаза, что Туш ненадолго опешил, а потом чуть не расхохотался: кажется, она не совсем верно поняла его последний жест и приняла за заигрывание. Ну и пусть. Хуже уже едва ли будет.
    Женщина явно разволновалась, но тут же откашлялась и вновь уложила руки так, чтобы он их видел.
    - Конечно, - торопливо кивнула она и уже спокойнее повторила: - Конечно. Поговорим о побочных эффектах «Иремия». До того, как назначать кому-либо препарат, проводится короткий тест на совместимость. Вы тоже его проходили. И никаких негативных реакций организма зафиксировано не было. Среди чаще всего встречающихся – слабость, сонливость, пониженное давление и временная потеря аппетита. Но даже эти эффекты временные, и у вас их не наблюдалось. В остальном же «Иремий» никак не влияет на ваше здоровье.
    - Возможно, есть побочные эффекты, которые встречаются очень редко? – настойчиво спросил Туш.
    - А что именно беспокоит вас?
    Туш отсутствующе обвёл кабинет взглядом. Какой ответ выбрать? Уничтожение живой личностной искры? Превращение в безжизненную улыбающуюся машину? Потеря собственного «я»? О, не стоило ещё забывать о том, что его беспокоила потеря работы и гражданства, если он наотрез откажется принимать «успокоин», а значит, соответствовать нормам. Что в данном случае дороже – внутренний огонь или установленный и стабильный уклад жизни?
    - Мои эмоции, - наконец сказал он.
    - Эмоции?
    - Да. Дело в том, что мне кажется, я начал воспринимать и чувствовать всё вокруг иначе.
    - Что вы имеете в виду? – кажется, мисс Тенор всерьёз заинтересовалась, потому что на её холёном лице отразилось не самое приличное любопытство.
    - Представьте радар, полноценную работу которого что-то подавляет. Радость кажется не совсем радостной, а грусть - не стоящей грусти. Даже у безразличия какой-то пресный вкус. Я различаю свои эмоции, но не чувствую их в полной мере. «Иремий» может давать такой эффект?
    Какое-то время доктор напряжённо думала, высокий лоб пошёл складками, губы сложились в прямую линию, она беззвучно поигрывала пальцами по столу, словно стараясь нащупать правильный ответ, и Туш мысленно поздравил себя с победой. Что-то есть, определённо. Она что-то знала, и это беспокоило её. Не смотря на личную неприязнь, Туш почему-то никогда не сомневался в профессиональных качествах этой женщины, и был бы очень рад, если бы она доказала свою профпригодность прямо сейчас.
    - Вот, что я скажу, - задумчиво произнесла мисс Тенор, поглаживая округлый подбородок, - нет, «Иремий» не может подавлять ваши эмоции, он не влияет на эмоциональный фон или настроение. И если результат медосмотра показал, что вы совершенно здоровы, то всё, чем я могу помочь, это назначить вас к хорошему психоаналитику. Один мой знакомый – практикующий врач. Отличный специалист, когда-то я имела честь работать с ним над общим проектом, и могу заверить вас, что…
    Дальше Туш не слушал. Эта женщина имела наглость смотреть ему в глаза и предлагать покопаться в его голове, прикрываясь самыми добрыми намерениями. Теперь уже он не сомневался, что его глубокая, чистая, как горные озёра, антипатия была абсолютно и полностью взаимной. Эта дамочка просто посмеялась над ним и посоветовала лечить мозги.
    - ... конечно, я не могу заставить вас обратиться к врачу, но настоятельно рекомендую пройти обследование. Вот координаты моего знакомого, возьмите и не стесняйтесь обратиться за помощью. Вовремя оказанная помощь может спасти очень многое.
    - Благодарю, - Туш выдавил из себя мученическую улыбку и забрал визитку. – Встретимся на плановом сеансе, доктор.
    - До встречи, и будьте здоровы.
    «Буду», - подумал Туш, сминая визитку, как только он оказался на улице, - «непременно буду». Теперь он ждал следующего сеанса с искренним нетерпением. Всё, что он сделает или скажет,  можно будет списать на состояние аффекта. Пусть эта женщина не думает, что он так просто обо всём забудет.
     
    - Мистер Туш, вы в порядке?
    Туш мотнул головой и поймал на себе обеспокоенный взгляд Кэрри. До пятидесятой  годовщины их с Клифом свадьбы оставалось всего три дня, и пожилые супруги очень волновались, поэтому приходили на тренировки каждый день.
    Кажется, его о чём-то спросили, а может просто обратились, но он не услышал.
    - Прошу прощения, - бесцветно улыбнулся Туш, - вы не могли бы повторить свой вопрос?
    - О, мы не задавали вопросов, - Клиф неловко хлопнул в ладони и музыка стихла.
    Его жена согласно кивнула:
    - Мы танцевали, а вы уже несколько минут не делали никаких замечаний. Но такого же быть не может, верно? Вот мы и подумали, что у вас что-то случилось. Так вы в порядке, мистер Туш?
    Туш не сразу нашёлся с ответом.
    Его разрывали противоречия с того самого дня, как он понял, что перестал быть самим собой. Теперь же, после похода к мисс Тенор, он был абсолютно уверен, что нашёл причину своего несчастья, и из шкуры вон лез, чтобы придумать, как от этой причины избавиться. Но все его раздумья неизменно вели к одному и тому же распутью, какими бы дорогами он ни пытался изначально следовать. Перед ним всегда оказывался один жёсткий, не терпящий компромисса выбор: навсегда улететь на свою родину и остаться там, стать собой прежним, живым, вспыльчивым, страстным, и снова дышать полной грудью, или же остаться здесь, сохранить все свои достижения, жить под этим ослепительно голубым небом, служащим напоминанием о том, что он сам всего добился, сам создал себя и нашёл своё место в мире. Здесь, среди миллионов людей и сотен тысяч иммигрантов, он чувствовал себя действительно на своём месте, которое оказалось вдали от края, где он родился, но стало настоящим домом. Туш не хотел всё бросать. Ему всегда казалось, что он зубами будет вгрызаться во взлётное покрытие космопорта, но не даст отослать себя отсюда. А теперь он всерьёз раздумывал над тем, чтобы оставить всё ради того, чтобы вернуть внутреннее спокойствие. И этот выбор был очень жестоким. «Успокоин» убивал его, но отказаться принимать его или пропустить приём означало привлечь внимание властей и вскоре оказаться депортированным из-за несоответствия стандартам. Никто не поверит его заверениям, что он сам способен держать себя в руках без всякого вмешательства, никто и слушать не станет, если Туш попытается доказать, что он совершенно вменяем и без препарата, что он легко может сдерживать свой темперамент. Никто не поверит. Хотя бы потому, что его раса славилась поистине животной эмоциональностью, ведь лучше выяснять все отношения сразу, а не годами копить злость и ненависть, как это умеют делать люди. Но Туш предпочёл фальшивую улыбку открытому оскалу и, пожалуй, не мог сказать, что жалеет.
    Так был ли он в порядке?
    - Конечно, - Туш лучезарно улыбнулся, - простите, я просто задумался. Времени осталось так мало, а вам ещё нужно кое-что подтянуть, и на вашем празднике все будут в восторге. Попробуем ещё раз, только теперь я не спущу с вас глаз.
    Приободрённый Клиф послушно закружил Кэрри по паркету, а Туш слепо глядел сквозь них, механически вставляя замечания. Ему хотелось с кем-то поговорить. С тем, кого он давно знает, и кто ещё помнит его прежнего.
     
    - Очень милое место, - промурлыкала Айла, опускаясь в мягкое низкое кресло и подбирая под себя ноги.
    Туш тоже разулся и, оставив ботинки у кромки ковра, занял место напротив неё.
    С тех пор, как они виделись в последний раз, она ничуть не изменилась. Обычная земная женщина, которая когда-то, казалось, навсегда украла его сердце, по-прежнему была так же хороша собой и легка на подъём. Она сразу же согласилась на встречу, и Туш почувствовал привычное умиротворение от одного её присутствия.
    - Что будешь заказывать?
    Айла пролистала список интерактивного меню:
    - Ты бывал здесь раньше? Такой большой выбор, и я совершенно растерялась.
    - Только однажды, - признался Туш, - и могу сказать, что здесь подают отличное жаркое.  Я закажу нам два?
    - Было бы чудесно.
    Атмосфера располагала если не к откровенности, то хотя бы к тому, чтобы провести время приятно, и как только ужин был заказан, Туш улыбнулся, глядя на утопающую в подушках женщину:
    - Ты прекрасно выглядишь.
    - Брось, я всегда прекрасно выгляжу, - засмеялась она, - а вот ты изменился. Не могу объяснить, нужно присмотреться какое-то время, но что-то в тебе для меня новое.
    Туш помрачнел. Значит, всё настолько очевидно. Окружающие всегда замечают чуть больше, чем ты сам, странно только, что Айла сказала о чём-то приобретённом, а не утраченном.
    Скованность первых десяти минут благополучно ушла, растворилась в принесённом ужине, совместных воспоминаниях и смешных историях. Он и сам до конца не понимал, с какой именно целью решил встретиться с Айлой, но, сидя в удобном кресле и слушая её глубокий бархатный голос, точно знал, что принял верное решение.
    Она вышла замуж в третий раз.
    - Знаешь, я ведь искренне люблю человека, с которым сейчас живу, - призналась женщина, потягивая фруктовый коктейль, - но не скажу, что это то, чего мне всю жизнь хотелось. И да, порой ужасно грешу и вспоминаю, как здорово нам с тобой было в прежние деньки, пока ты не улетел со мной из того жаркого далёкого пекла.
    - То пекло было моим домом, - покачал головой Туш, но почему-то слова Айлы не вызвали ни обиды, ни раздражения. На родной планете действительно было очень жарко. Она была одной-единственной, уникальной, с горящими жёлто-оранжевыми всполохами на небе. Но под ледяной синью ему было уютнее.
    - Вот именно, что было. Иногда я даже жалею, что забрала тебя с собой.
    Женщина как-то беззащитно сложила руки на коленях, и в этой позе, с босыми, подогнутыми под себя ногами, с чуть опущенной головой, она показалась Тушу такой маленькой и по-детски серьёзной, что он не сдержал полуулыбки.
    - Почему же жалеешь? Неужели я так сильно донимал тебя здесь? Только не говори, что ты поэтому захотела расстаться со мной тогда.
    Но Айла не разделяла этой весёлости. Она поджала губы и не спеша, словно непонятливому ребёнку, попыталась объяснить:
    - Я никогда не хотела расставаться с тобой, так получилось, как бы глупо это ни звучало. Из всех мужчин я вспоминаю только тебя. Когда-то нам было хорошо вместе, сейчас я считаю тебя близким другом. Но я всегда буду чувствовать себя немного виноватой за то, что ты бросил тогда всё ради меня. Да, не за то, что мы прожили уже здесь, на этой планете, всего три месяца под одной крышей, а за тот момент, когда не остановила тебя, и ты купил билет в один конец, - женщина задумчиво закусила губу. – У тебя очень грустная улыбка сейчас. А когда-то она была совсем другой. В тебе было столько энергии, ты был способен  на любые безумства, ты дарил мне целый мир, открывал простые истины, на которые никто не обращает внимание и не видит лежащих под ногами удивительных вещей… С тех пор я невольно сравниваю всех остальных с тобой, и они такие пресные. А моей благодарностью стало то, что я выдернула тебя из дома, и здесь ты начал чахнуть. Прости меня когда-нибудь, если сможешь.
    С каждым сказанным словом Туш всё мрачнел и мрачнел. Ему было больно видеть, как она винит себя за то, в чём нет её вины. В этот момент он, стиснув зубы, решил, что не отступится до последнего. Он не бросит свою жизнь во второй раз. Только если выбора совсем не будет. Тогда, в первый, ему просто несказанно повезло, он обрёл новый дом. И возвращение в старый будет крайней мерой.
    - Айла, - позвал он, протягивая раскрытую ладонь над столом и мягко сжимая протянутую ему в ответ ладошку, - это не ты сделала меня другим. Поверь мне, это не ты.
     
    До похода к мисс Тенор оставался день. Туш ждал этого приёма со смешанными чувствами и, как ни старался, не знал, каким образом выпутаться из сложившейся ситуации. Он был в тупике, но отчаянно желал выбраться из него.
    Несмотря на то, что к этому времени препарат практически переставал действовать, Туш не чувствовал изменений. Ему не хотелось злиться и рычать, не хотелось хлопать дверью и раздражённо бить хвостом. Он вёл себя странно и сам замечал это, словно подавленность заменила обычную агрессию. Ярче всего эта перемена показала себя во время утреннего занятия с детьми.
    Туш стоял в кругу двигающихся людёнышей и руководил недавно выученным танцем. То, что идея добровольно оказаться в кольце этих чересчур активных существ была неудачной, он понял, когда чья-то маленькая ладошка уже в четвёртый раз как бы случайно тронула его хвост. Тушу никогда не нравились чужие прикосновения, если он их не разрешал, а особенно вот такие неумело-случайные. Но он с удивлением отметил, что хвост не забился, как маятник, а верхняя губа не поднимается вверх в попытке оскалить зубы. Неприятно, да и только.  Он легко выловил глазами виновную, и после занятие отвёл её в сторону:
    - Флаффи, я хочу задать тебе один вопрос, пожалуйста, ответь честно. Скажи, почему ты постоянно трогаешь мой хвост? Я что, напоминаю тебе домашнего зверька?
    Девочка нахмурилась, будто не понимала, чего от неё хотят. Ну конечно, негоже человеку отчитываться перед низшими расами. Туш ощутил прилив злости от этой мысли, но в этот момент Флаффи подала голос:
    - Нет, мистер Туш, не напоминаете. Просто… Просто вы пушистый и мягкий, - она пожала плечиками и, видя, что Туш не хочет или не может ничего ответить, живо ускакала прочь переодеваться.
    Вот так просто. Просто потому, что его хвост пушистый, не для унижения или из любопытства. Просто.
     
    В таком же странно апатичном настроении на следующий день Туш снимал с карточки почти все деньги. После работы он обчистил свой счёт практически под ноль и спрятал увесистую пачку купюр в сложенный из листа бумаги пакетик. В кармане, рядом с приглашением на юбилей Клифа и Кэри, осталось лишь немного наличных, достаточно, чтобы купить билет в родные края. Он будет бороться за себя, но если сегодня ничего не получится, Туш собирался улететь следующим утром.
    В кабинете мисс Тенор ничего не изменилось. С плакатов всё так же фальшиво склабились счастливые люди, доктор всё так же встречала его сидя за практически пустым столом, а стеклянный шкафчик как всегда был полон бутылочек с  голубой отравой.
    - Здравствуйте, мистер Туш. Как вы себя чувствуете?
    - Приемлемо, - хмуро отозвался Туш, наблюдая за тем, как на лице женщины мелькает удивление.
    - Очень хорошо, если это так, - она кивнула, чуть заметно прищурив глаза в недоверии, - ложитесь, пожалуйста.
    Туш ждал этой фразы.
    - Не спешите. Я хотел бы поговорить с вами кое о чём.
    - Снова? Вас опять что-то беспокоит? Мой друг сказал, что вы так и не записались к нему на приём.
    - Я и не обязан был, - мгновенно ощетинился Туш, - это моё право выбора, и я им воспользовался.
    Мисс Тенор в примирительном жесте подняла руки над столом:
    - Не подумайте, что я вас осуждаю, нет, ни в коем случае. Я только хочу вам помочь, чем смогу, только и всего, - она вежливо улыбнулась, но Туш видел, какое удовольствие доставляет ей такая эмоциональная реакция, любая его реакция, и вдруг задумался, почему не замечал этого раньше. Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
    - Вы можете помочь, - сказал он, успокоившись, - если захотите.
    - Я вас слушаю.
    Это было неправильно и низко, а ещё так гадко – унижаться перед этой самоуверенной дамочкой, но от неё сейчас зависело слишком многое, и выбора у Туша не было. Едва ли откровенность станет лучшим помощником, но попробовать стоило.
    - Послушайте, - серьёзно заговорил Туш, - в прошлый раз я рассказал вам о странностях моих эмоциональных реакций. Но рассказал не всё. Я теряю себя. Что бы я ни делал, за что бы ни взялся – в этом нет жизни. Я хореограф, моя профессия напрямую связана с динамикой, движением, со страстью и умением передать без слов чувства и мысли. Семьи у меня нет, и я живу своей работой. У меня множество разных учеников, и я в каждом пытаюсь разбудить особую искру, наличие которой отличает настоящий танец от заученного набора движений под музыку. Но знаете, что? Всё, что я могу им показать и дать, это и есть механические движения. Я не нахожу в себе отклика от того, что делаю, не ощущаю ровным счётом ни-че-го. Я теряю смысл, понимаете? Чёрт, да о чём тут говорить, если из-за этой апатии и пустоты даже моя личная жизнь терпит крах? Уверяю вас, я знаю, что причина в этой синей гадости, - он рывком указал в сторону стеклянного шкафчика и чуть тише продолжил: - Если я продолжу его принимать, то просто… зачахну.
    - И какой же помощи вы хотите от меня? – мисс Тенор слушала внимательно, даже слишком, но второй раз Туш не купился на её заботливый тон и встревоженное выражение глаз.
    - Я могу жить здесь и работать только пока соблюдаю правила. Перестану принимать «успокоин» - депортируют. Я этого не хочу, - он крепче сжал в кармане бумажный пакетик. – Я прошу вас, это глупо, конечно, и наивно, но вы могли бы отмечать мой приход, но не колоть мне эту дрянь?
    Женщина нахмурилась ещё сильнее и сцепила пальцы рук в замок.
    - Вы представляете, о чём просите? Это грубое должностное нарушение, это обман. Я могу потерять работу только потому, что после такой просьбы продолжаю говорить с вами. О чём вы думали, мистер Туш, предлагая такое? Я уверяла вас, что у «Иремия» нет побочных эффектов, и их нет. Вы не там ищете. Но если вы так верите, что вся проблема в препарате, то, пожалуйста, напишите отказ, собирайте вещи и ищите то место, где вас не будут ограничивать и гасить вашу «внутреннюю искру».
    - А если я попрошу вас иначе? – поколебавшись, Туш положил на стол деньги, уже понимая, какую чудовищную ошибку совершает.
    Доктор в удивлении распахнула глаза, больше не пытаясь сдерживать себя и выглядеть любезной. Несколько мгновений она переводила взгляд с Туша на свёрток и обратно, а затем ударила его по лицу. Он мгновенно схватился за пылающую щёку. Пощечина была слабой, но от этого не менее неприятной, хотя Туш знал, что заслужил её.
    - Вот так?! Такого вы обо мне мнения? – мисс Тенор вскочила на ноги. Её руки были сжаты в кулаки, а всегда спокойное лицо искажено злостью. На памяти Туша это был первый раз, когда она была такой настоящей и, несмотря на природу этих эмоций, он почувствовал себя гораздо увереннее, чем раньше. Всегда лучше сразу выяснять отношения, чем копить их в себе. Так он сам привык.
    - Это крайняя мера, - голос Туша прозвучал тихо и подавленно. Он почти ощутил, как второй карман оттягивают деньги на билет. Что ж, очень жаль, но не получится принять приглашение на юбилей. Он не увидит, как его старички кружатся в вальсе, потому что в это время будет болтаться в космосе по пути на родную планету. – Я не хочу улетать, но и жить бездушной машиной не могу. Дайте бумагу. Я напишу отказ.
    Женщина не сдвинулась с места, продолжая невидяще следить за ним взглядом.
    - Ну же, - прикрикнул на неё Туш, - вы же так мечтаете избавиться от меня! Я добровольно ухожу, вы счастливы? Да?
    - Нет! – так же резко отозвалась доктор, будто его слова встряхнули её. – Не счастлива. Никто и никогда не собирался избавляться от вас. Какой же вы эгоистичный, мистер Туш. Вселенная не вертится вокруг вас, смиритесь! И знаете в чём причина ваших якобы несчастий? Исключительно в вас самих!
    - Мне всё равно. Просто дайте мне написать отказ от ваших услуг, и больше вы меня не увидите.
    - Убегать проще всего, - мисс Тенор неожиданно успокоилась и положила на стол листок и ручку. - Пишите. И слушайте меня. Так будет честно, правда? Вы показали, что думаете обо мне, а я взамен покажу вам, кто есть вы.
    Стиснув зубы, Туш сгорбился над столом, выводя дрожащей от эмоций рукой зубцы букв.
    - Вы сами себя «погасили». Видите ли, вам уже как год не вкалывают «Иремий»…
    - Ложь, - огрызнулся Туш, продолжая писать, - рассказывайте свои сказки другим.
    - Это не сказки. Я вводила вам препарат ровно столько времени, сколько понадобилось, чтобы вы привыкли к контролю своих эмоций. Как только я «научила» вас это делать, оставалось только поддерживать вашу веру ещё какое-то время. Уже год вы сами себя контролируете, и срываетесь только тогда, когда действие должно заканчиваться, потому что верите, что оно заканчивается. Но действовать нечему, я колю вам безвредную замену, плацебо. Только и всего. Вы такой же, как и раньше, вы  - по-прежнему вы, тот же вспыльчивый хам, который в первый день нашего знакомства заявил, что все медики – лицемерные и заносчивые не наигравшиеся дети с комплексом бога, просто вас научили вести себя тише и спокойнее. А теперь давайте свой отказ и убирайтесь.
    Туш обнаружил, что прожигает невидящим взглядом лист, а его рука замерла на полуслове.
    - Это неправда, - механически отреагировал он. – С чего бы вы сейчас признались мне?
    - Дописывайте, ставьте подпись и убирайтесь.
    Туш разглядывал раскрасневшееся лицо женщины, напряжённо поджатые губы, нахмуренные брови. В первый раз она показала себя настоящую. Могла ли она врать? Люди такие сложные существа, что ответ мог лежать совсем не там, где Туш его искал… Что, если он видит ненависть и презрение, а на самом деле упускает странное выражение людьми приязни? Как с маленькой Флаффи.
    Прошло несколько мучительно долгих минут, а затем он разорвал свой отказ и аккуратно сложил обрывки на столе.
    - Зачем вы это делали?
    - Я вам верю. А вы попробуйте поверить в меня. Отметьте в журнале, что я принял препарат.
    - С чего бы мне это делать? – застигнутая врасплох такой переменой, мисс Тенор недоверчиво опустилась на стул.
    - Я приглашаю вас на ужин, а если меня депортируют, это никак не получится.
    - А с чего бы я согласилась?
    - Я очень этого хочу.
    На этот раз Туш был уверен, что ему не показалось. Женщина улыбалась. Так, как он никогда ещё не видел. Тепло. Он угадал.
    А завтра Клиф и Кэрри будут рады увидеть его на своём празднике.