 |
|
| |
12:11 08.06.2024
Пополнен список книг библиотеки REAL SCIENCE FICTION
20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.
|
|
|
|
|
|
Весь мир — препятствие. Бегу из последних сил, разрывая на клочья вязкий холодный воздух. Сердце обезумевшей птицей колотится в грудной клетке. Ноют израненные стопы. Тело, вчера легкое, как перышко, сегодня, будто из камня.
Бросаю взор к небесам. Светает: все четыре ленты еще блёклые. Даже на самую яркую — красную, можно смотреть без рези в глазах. А цвет последней, зеленой ленты — слабо различим на серой тверди небосвода. Спасибо Говинду, который отпустил меня на пару дней. Большое везение в жизни служить доброму хозяину!
Правая рука прижимает к боку мешочек. В нем — самое ценное на свете! Нет, не золото, и не серебро. Да и где мне, недостойному, их достать? Там — лекарство. Цветки травы сапры. Одну ночь сапра цветет в долине Теней. Если не успеть сорвать вовремя — жди снова год. Только эти синие цветочки могут помочь от проклятой болезни тарри.
Отгоняя усталость, рисую в сознании образ любимой. Самой красивой девушки на свете. Амита! Твое имя — как песня. Твои глаза — бесконечно глубокие и чистые озерца. Прекрасные и грустные одновременно. Как бы я хотел снова увидеть в них озорные искры. Я все сделаю, чтобы ты опять была здорова и счастлива!
Телу тяжко, а душа ликует. Так бывает, когда чувствуешь: деяние приятно и тебе, и ближнему, и даже Всеблагому. Ведь чаще — наоборот. То, что угодно Создателю, в тягость для нас. А что в наслаждение нам — для него порицание. Почему так устроен мир? Не понять мне, никчемному слуге, сколько не старайся. Не в той ленте родился.
На горизонте проступает грозный силуэт — высеченный из камня Всеблагий. Значит, мне уже близко. Перейти бродом речушку. Тропинкой через лес к полю, за которым наше селение. Амита живет с матерью в крайней избе, на отшибе... До конца дня будет готов отвар из цветков сапры и я снова увижу милую улыбку любимой.
Распахнутая дверь. Предчувствие беды холодит сердце.
Медленно вхожу в дом. Опрокинутая табуретка. Лужа возле разбитого кувшина.
На кровати больной — лишь скомканное одеяло.
— Амита! — отчаяние со стоном вырывается из моей груди.
В дверном проеме возникает пожилая женщина с растрепанными волосами. Она тяжело дышит. Не сразу узнаю в ней мать девушки.
— Где она? — мой голос звучит глухо, как чужой.
— Демон, — женщина закрывает лицо руками. Ее плечи содрогаются в беззвучном рыдании. — Мою девочку забрал демон…
— Как так?
— Горе мне! Задремала. Сквозь сон слышу — кто-то вошел, — причитает женщина. — Думала — ты вернулся. Открываю глаза — омерзительное чудовище, словно из кошмарного сна… Бросилась защищать Амиту, да где мне, старой.
***
Терем Старшего прячется за высоким частоколом. Подбегаю к воротам.
Стучу по толстым шершавым доскам. В ответ — тишина. Не слышат? Неужто, спят еще? А я очень нуждаюсь в помощи… В душе короткая схватка между врожденной застенчивостью и болью утраты. Последняя быстро побеждает.
С настойчивостью прикладываюсь кулаками. Грохот разноситься по всей округе. Захлебываются в лае собаки. На меня подозрительно поглядывают редкие прохожие.
— Ей! Чего шумишь? — лениво доносится из двора.
— Помогите! Сообщите Джагдишу: демон украл мою девушку!
— Ты кто такой? — со скрежетом открывается оконце. Во взгляде стража равнодушие. — Как зовут? Кто хозяин?
— Я — Шандар. Служу господину Говинду.
— А девушка кто?
— Амита. Дочь Илы.
— Жди здесь. Тебя позовут. И не вздумай поднимать шум, собак спущу, — обещает страж, задвигая оконце.
Пот заливает лицо. Все четыре ленты ярко горят в небесах. Они затейливыми ручейками текут по небосводу в бесконечность. Никогда и нигде не пересекаются. Говорят, в раю — они сплетены в единый клубок. А в аду их вообще нет.
Амита! Где ты, моя девочка? Что сделал с тобою проклятый демон? Потерпи немножко. Джагдиш обязательно поможет. На то он и Старший, чтобы всех охранять, за порядком следить. Соберёт лучших воинов и отобьёт Амиту. Все будет хорошо!
— Эй! Придурок! Ты еще здесь? — грубо окликает охранник.
— Да! — мой голос полон надежды.
— Джагдиш велел передать, чтобы ты убирался вон! А будешь пугать народ глупыми выдумками, казнят как смутьяна.
— Но…
— Ты че, плохо слышишь? Так я выйду, плеткой уши прочищу!
Бреду по улице. Словно тащу на спине огромный мешок зерна, и сбросить — невозможно. Самый тяжелый груз на свете — обреченность.
— Шандар! На тебе лица нету. Что случилось с моим лучшим слугой?
Поднимаю голову. Ноги сами принесли к усадьбе моего доброго господина.
— Пока бегал за цветами сапры, Амиту украл демон. Его видела Ила, ее мать. Я сразу побежал к Старшему. Но, там мне не верят...
— Жаль девушки, красивая была, хоть и болезненная, — Говинд задумчиво гладит пышную бороду. — Впрочем, я и не надеялся на ее выздоровление… Тебе лучше пойти к благим, в Храм. Они всегда знают, что делать.
— Я бы с радостью. Только без жертвенных даров меня не примут.
— Не беспокойся об этом, — Говинд ласково хлопает меня по спине. — Потом отработаешь... Заодно и от меня им весточку передашь, дабы не забывали молиться.
***
Воздух напоен сладкой дымкой благовоний. Складываю дары на большой алтарь. На душе — ожидание чуда, как в детстве. Я ведь давно не бывал в Храме. Не с чем было приходить. Все лучшее, что перепадало от хозяина — отдавал Амите.
Подле всех четырех стен высятся изваяния Всеблагого. Четыре священных воплощения. Возле входной двери застыл на одном колене Всеблагий из зеленой ленты. Он согнулся к земле с мотыгой в руках, лицо озаряет усталая доброжелательная улыбка.
У левой стены замер Всеблагий с желтой лентой вокруг головы. В его ладонях — горсть золотых монет. Лоб в морщинах от сосредоточенного пересчета денег.
Правую стену украшает Всеблагий, опоясанный оранжевой лентой. В его руках — длинный меч и большой щит. Челюсть выпячена вперед, вид грозный. Враги должны четырежды подумать, прежде чем решиться на схватку с ним.
Последний Всеблагий — у дальней стены. Возделывает в молитве к небесам руки. Его запястья украшают яркие красные ленты. Выражение лица — сложно предать. Такое бывает у тех, кто долго мучается над каким-то вопросом, а ответа не находит. И, вдруг, после многих неудач, приходит озарение. Душу наполняет радость понимания, которая делает обладателя свободным. Говорят, только благому при жизни доступно видеть рай.
— Здравствуй, сын мой! Меня зовут Камал. Как твое имя?
Содрогаюсь от неожиданности. Засмотревшись на изваяния, я не заметил, как ко мне сзади подошел статный мужчина в алом плаще. Склоняю голову в низком поклоне:
— Шандар, благий отец.
— Что гложет твою душу? — жрец пристально всматривается в меня.
— Бессилие. Мою девушку украл демон. А мне никто не верит…
— Верю и сочувствую, — грустно говорит Камал. — Ты не первый и, наверное, не последний, кто пострадал от происков исчадья ада.
— Я такой не один? — удивляюсь я. — Почему же вы ничего не делаете?
— Все в мире не случайно. Без воли Всеблагого не упадет и капля дождя на землю. Значит, твоя девушка сильно согрешила, раз окаянному позволено забрать ее.
— Отец мой! Амита — чиста и невинна, — от воспоминания, в горле возникает комок боли. — Она так долго страдала от болезни тарри…
— Сам говоришь — болела. А всякая болезнь — признак греховности, — Камал назидательно поднимает палец.
— Почему же Всеблагий допускает существование нечистой силы? Ведь она — всецело из греха, — накопившееся внутри негодование стремительно рвется наружу.
— Кто же тогда будет наказывать грешников? — краешком губ улыбается жрец, словно объясняет глупому ребёнку, почему нельзя играть с ребятами из других лент. — Держать их в страхе и покорности? Запомни: на мудрости Всеблагого покоится мир.
— Но…
— Понимаю твое смятение, — сочувственно кивает Камал. — Спасение — в вере в справедливость Всеблагого. Ему одному известно, чего достоин каждый. Если душа смиренно принимает испытания — в следующей жизни возродится в ленте поярче. Нет — в ленте тускнее. Пройдя все четыре ступеньки — добрая душа попадет в рай.
— Я чту Веру и Закон, святой отец, — говорю со вздохом. — Только, без милой Амиты, моя жизнь потеряла радость и смысл.
— Шандар! Истинное счастье — в исполнении призвания. Начерченного Всеблагим на серых скрижалях небес цветными красками, — Камал на мгновение останавливается, словно что-то припоминая. — А любовь — проходит. Она скоротечна, как и молодость. Спасение души важнее любви.
***
— Ты — дурак? Нашел где вешаться, — хриплый старческий голос полон презрения. — Места мало? Вон, в лесу деревьев сколько хош. Нет! Надо мой амбар паскудить! Тебе все равно после смерти, а с меня хозяин шкуру сдерет. Скажет: старый Лочан совсем зрение потерял, зачем его зря кормить? Выгнать в четыре шеи и дело с концом. А мне еще жить хочется…
Я лежу на грязном полу. От оплеухи гудит голова, путаются мысли.
— Годков тридцать назад, пастух Нанда в сарае повесился. Так всех дворовых четыре дня не кормили, плетьми драли. Вот это была наука!
— Меня там не было, — огрызаюсь я обижено.
— Конечно! Молодо-зелено… — старик сплевывает себе под ноги, сматывая на локоть мою веревку. — Были когда-то деньки хорошие. Не то, что теперь.
— А демоны в ваши времена тоже приходили? — спрашиваю о своем.
— Как раз и начали приходить, — Лочан со старческим стоном приседает возле меня. — Ты извини. Вешаться — глупое дело, снова в той же ленте жизнь начинать… А о демоне, который появился в наших краях — лет двадцать тому молва пошла. То в лесу, то на болотах, а то и в селениях его якобы видели. Но мельком, ночью. Говорят, рожа у него — грешников пугать. А сам маленький, щупленький. Я ни разу не встречал, врать не буду.
— Никто не пробовал его как-то прогнать?
— Почему же. Старший, отец нынешнего, дозоры высылал.
— И что? — живо интересуюсь я.
— Пустая затея. Бабам на смех. Это ж нечистая сила, как ты ее выследишь? — хохот деда переходит в старческий кашель.
Догадка, словно молния в ночи, освещает все далекие закоулки разума. Как просто! Почему я прежде об этом не догадался?
— Чтобы сделать то, что никогда не делал, надо стать тем, кем никогда не был! — восклицаю я, вскакивая на ноги.
— Вот молодежь пошла, — доносится мне в спину. — Не дал шею в петлю сунуть, а благодарности никакой! Нет, чтобы посидеть со стариком, послушать о жизни прежней…
Самое старое и самое большое изваяние Всеблагого возвышается на холме возле речки. Гигантский камень, из которого выточен образ Его, местами осыпался, местами порос мхом. Поражает искусность древних мастеров, с которой передано выражение лица Всеблагого: суровость соседствует с печалью. Словно судья мира жалеет глупых грешников, но поблажки им ждать не стоит.
Святой образ видно далеко за селением. Четырежды в год к нему из Храма шествует торжественная процессия. Все остальное время возле него дежурит почетная стража из четырех воинов. Сейчас все они лежат подле моих ног и громко похрапывают. Украденный мною кувшин вина и подмешанное снотворное зелье сделали свое дело. Я на всякий случай пинаю ногой ближайшего стражника — тот даже не шелохнется.
Небесные ленты бледнеют. Смеркается. Я вытягиваю из мешка увесистый молот и подхожу к каменной фигуре. Улыбка блуждает на моем лице.
***
Разум охвачен радостным возбуждением, которое мелкой дрожью передается телу. Размахиваюсь молотом и застываю в этом положении. Что-то глубоко внутри не дает сделать необратимое. Заклято сопротивляется, леденит сердце картинами ада.
Податливое воображение рисует серую пустыню — место вечного наказания грешников. Жалкие души бывших живых бесцельно слоняются, натыкаясь друг на друга. На вид они — хуже немощных стариков. Скелеты, кое-как обтянутые кожей, слышен скрежет суставов. Если кто-то останавливается чуть отдохнуть — получает хлыстом от скучающих демонов. Вечная усталость, голод и мука — вот удел грешников.
Кусаю губы, прогоняя видение. Вкус крови соленый и, немного, сладкий.
Вспоминаю любимую. Вот, мы гуляем в саду. Она подходит к яблони, изо всех сил тянется вверх, становиться на цыпочки. Я хочу помочь, но она весело смеется и игриво отмахивается. Наконец, ей удается сорвать лучшее яблоко. Она любуется его румяными боками. Потом — протягивает мне. В ее взгляде столько нежности и теплоты, что они растапливают мое оцепенение.
Решаюсь. Молот ложится на каменную щиколотку божества. Звук удара глухой, неприятный. Во все стороны разлетаются песчаные брызги. Под темным верхним шаром проглядывается светлая текстура.
Голова сама вжимается в плечи, ожидая немедленного наказания. Разверзнутой подо мной земли, пропускающей прямиком в царство грешников. Какой способ выберет Всеблагий, чтобы достойно покарать грешника, учинившего неслыханное святотатство? Жду. Нет, ничего не происходит. Где-то далеко в селении уныло воет одинокая собака.
Удар! Еще удар!
Сильнее! Яростнее!
Перед глазами проносится жизнь. Горький труд, от которого под вечер ноют все мышцы, словно тебя днем, как ковер, палками выбивали. Короткий сон, когда кажется, что вот только лег, а уже утро, пора вставать. Голодное бурление в желудке. Равнодушие, переходящее в жестокость таких же зеленоленточных как я. И четыре праздника, после которых возвращение к обычной жизни — сущее мучение.
Удар!
Злость и упрямство.
Фонтан острых камешков.
Приходит понимание: любовь — единственное светлое, что у меня было.
Стискиваю зубы. Еще удар!
Вот тебе! Вот! Настал час расплаты! Паутиной разбегаются трещины. Еще немного и каменный гигант упадет, подминая меня под обломками. Пускай, мне — все равно…
— Что ты делаешь? — голос бархатистый, манящий. Так и хочется провести по нему ладоней, прикоснуться щекой. Молот вываливается из рук. Медленно оборачиваюсь. От мерзостного вида демона к горлу поднимается тошнота. Хочется удрать подальше, чтобы не смотреть на его гадкую морду, непропорциональное худосочное тело чудища.
— Тебя жду! Верни Амиту! — отродье ада застывает от неожиданности. Хитрый я способ придумал, чтобы встретиться с ним! Не давая себе время на раздумья и страх — бросаюсь на демона, намереваясь уцепится пальцами в его тонкую уродливую шею.
Натыкаюсь на невидимую стену. Меня отбрасывает назад, словно щенка.
Какой же я наивный болван!
Ударяюсь о камень, проваливаюсь куда-то в боль и темноту…
***
Тепло и мягко. Сквозь веки пробивается свет. Дремота отпускает неохотно.
«Чтобы сделать то, что никогда не делал, стань тем, кем никогда не был», — звучит в сознании издалека. Воспоминания, словно вода, прорвавшая плотину, захлестывают сознание. Вздрагиваю. Открываю глаза.
Я один в чужой странной комнате. Возле изголовья, на маленьком столике — диковинные сосуды различной формы и окраски. За окошком — лес. Сквозь кроны деревьев, проглядывается грозная фигура каменного Всеблагого. Целехонька. Жаль.
Прислушиваюсь к себе — ничего не болит. Руки и ноги целы.
Демон! Я в его власти! Что он замышляет? Разве, предугадаешь?
Сбрасываю на удивление красивое, я бы сказал, вычурное одеяло. Таким, наверное, только важные господа укрываются. Вскакиваю на ноги, спешу к двери.
Не успеваю.
В комнату вбегает молодая красивая девушка. Ее лицо сверкает радостью. Она так быстро бросается мне на шею, что не успеваю отстраниться.
— Шандар! Как я счастлива!
Ее голос подозрительно знакомый. Никак не могу вспомнить, кто это такая и почему она радуется встречи со мной.
— Ты, что? Не узнаешь? — девушка немного отодвигается, внимательно вглядываясь мне в глаза.
— Амита?
— Да, это я, — весело улыбается красавица. — Неужели, настолько изменилась?
Привычка видеть ее последний год слабой и печальной не дает сразу поверить, что моя любимая может так хорошо выглядеть.
— Ты — самая прекрасная на свете!
Амита смущенно опускает голову. А я смотрю и не могу наглядеться, как она расцвела за те дни, что отсутствовала. Вдруг черная мысль колет сердце: демонское коварство! Не может исчадье ада доброе дело просто так учинить!
— Пошли отсюда, — хватаю Амиту за руку и тащу за собой.
— Только сначала — пойдем к Двейну. Это он мне помог, — девушка не двигается с места. — Ты не бойся, он добрый.
Знаем, какими добренькими могут прикидываться демоны, дабы заполучить души на вечные муки. Заморочил уже голову моей бедняжке лживыми баснями!
— Скорее! — умоляю ее. — Поверь, это создание — не такое, каким кажется.
— Он прав, — в комнату входит демон. Стараюсь не смотреть на него. Нечего было и пытаться: от нечистой силы так просто не убежать.
— Отпусти нас, — громко требую, пряча девушку себе за спину.
— Я никого не держу, — голос Двейна по-прежнему приятный, рокочущий. — Ты — вполне здоров. А вот, Амите, для полного излечения, надобно в мой мир…
— Нет, — криво улыбаюсь. — Ей не место в аду. Или, ты живешь в раю?
— По-моему: ад и рай — не конкретное место, это — состояние. Один и то же мир для кого-то может быть раем, для другого — адом… — голос демона насыщен болью. — Через пару месяцев болезнь опять овладеет ею и тогда уже нельзя будет помочь. А в моем мире — она сможет получить нужную помощь и жить долго, очень долго. Выбор за тобой.
Оборачиваюсь к милым глазам. В них — отчаяние и надежда. Врет все проклятый демон! В ад ее заманивает… А, может, это действительно единственный шанс для Амиты? И, потеряв его, я буду жалеть до конца своих дней. Меня словно разрывает пополам. Как бы не поступил — всюду ее теряю. Проклятье! Разве что…
— Пускай ад, но мы пойдем туда вместе, — тихо шепчу я.
Невозможно огромная изба с прозрачным, словно горный хрусталь, потолком. Сияющие стены и пол. Десятки отвратительного вида демонов в странных одеяниях. На их уродливых, лишенных шерсти и роговых лобных наростов, лицах — любопытство.
Содрогаюсь — небо! Оно еще страннее вида здешних обитателей. На нем нету цветных лент! Вообще! Вместо них — яркий желтый клубочек. И как он один, такой маленький, все освещает? Уму непостижимо.
Сильнее сжимаю вспотевшую ладошку Амиты. Поворачиваюсь к Двейну:
— Как далеко наши миры друг от друга?
— Ваш мир в песчинке нашего. |
|
|
|
Время приёма: 19:16 14.04.2015
|
|
| |
|
Рассказ открыт для комментариев