w021 Желудевый народ

    Помни, сын желудевого народа, что предки твои шли через каменистую сухую пустыню долгим и кровавым путем. Кровь твоя все помнит и поможет тебе в тяжелый миг. Если захочешь вспомнить, ляжь на землю, раскинь руки и ноги по сторонам, и представь, что кто-то из твоих отцов мог тут быть, а если не тут, то где-то рядом, стоять босыми ногами на этой самой черной земле. Если не дед, то прадед. Если не прадед, то дядя твоей несчастной матери, что так хотела скрыть от тебя, что ты последний сын желудевого народа. Ведь память крови больше не нужна. Ты остался один, ты последний с этой кровью в венах среди людей, и ты всегда будешь  чужаком. Мутантом со странной, дикой способностью, о которой и не расскажешь так запросто, потому что не поверят, назовут лгуном. Но ты знаешь, что ты другой. Что семья твоя хранит древний дар, бережно передает его из поколение в поколение…
     
    Странное ощущение, что все это уже было. Аккуратные беленые домики под соломенными кровлями,  тонкая башенка позади деревни, что указывает место колодца, сладкий тягучий запах меда с окрестных пасек, золотисто-рыжие долины до самой темной кромки леса, а там, далеко на севере, мягкие очертания холмов качаются в тумане, и густая пушистая бирюза под ногами. Мед и полынь. Но он и его семья здесь чужие: занавески в хатах испуганно колышутся, орава звонких босоногих ребятишек шмыгает за ближайший поворот, и даже собаки перестали брехать - кочевая семья желудяков вошла в деревню. Мать должна купить пару мешков свеклы, заточить ножи и насадку для топора, и если удастся, выторгуют комок шерсти лесной собаки на зимнее одеяльце для маленького Такоя. Марек вцепился в руку старшей сестры Жаян, и они медленно, словно в утреннем легком сне шагают по пыльной дороге. Две взрослых кобылы и три жеребенка остались на привязи возле первой хаты со старшим братом Гаро, на пригорке. Там Гаро толкует местным старухам, что идут они с севера, где большие города за высокими каменными стенами, а у врат строгий стражник в шлеме с двуглавым драконом. Их семью вовнутрь не впустили, желуди и ежиные иголки там никому не нужны. Другое дело в селах у полноводных рек, где обмен справедлив, и за два желудя дают мешок репы, а за иглу ежа, что защищает от сглаза, бабы в цветастых платках выносят круглый печеный хлеб да еще пяток вареных яиц в придачу. Все деревни в земле краевиков-свиноводов, как их называют в крупных городах похожи,  лето здесь всегда пахнет медом и полынью, а сглаза боится и стар и млад. Это село богатое и старое, здесь всегда хорошо встречали желудяков. А желудяк все наперед знает, как говорит старая поговорка.
    Мать, Жаян, Марек и Такой зашли в богатый дом с новой только побеленной пристройкой, а вокруг с огородов полыхали алым маки и чернобровки – значит старший сын недавно женился, и невестка старается, сажает цветы. На любовь тут гадать точно не будут, а вот купить обережек что приносит прибыток в торговле могут.  Укутанная в платок мать и трое детей поклонились увешанному рушниками углу. Все знают, что от желудяков воняет, их никогда не пускают дальше порога. Свекровь и невестка за дубовой столешницей тщательно перебирали желуди, вращали волчками на столе, даже пробовали на зуб. Как ни странно, но малыш мог видеть, что они намного красивее его матери. Светловолосые, кожа молоко, с роскошными толстыми косами, а мать худая, молчаливая, черные волосы всегда укрыты от чужих глаз под платком. Еще одна женщина, по всей видимости служанка, такая же светлая и красивая как хозяйки дома,  вынесла медовый пряник и украдкой сунула малышу Такою.
     – Читать писать умеешь? - шепотом спросила Жаян. Сестра покачала головой. Женщина вздохнула и сунула девочки леденец из под фартука.
      Желуди эти защищают в кровавых тяжелых боях.  Когда приходят степные кочевники с копьями на косматых лошадях, вода в реках краснеет. Раненых воинов кладут на белое полотно, расшитое красными петухами, сверху льют родниковую воду, настоянную на отваре из собранных желудяками трав, и самые тяжелые раны затягивается. А еще молодые пьют эту настойку на свадьбе, и вода пьянит лучше водки.
      Малыши и мать прошлись вдоль села, продавая подходящим к ним  бабам сборы целебных трав. Они молчали, не говорили друг другу не слова, и удивительно спокойные темнокожие дети внушали ужас в крестьян. Везде чувствовалась состоятельность и спокойный достаток, а занавески все колебались под невидимым ветром, и Марек ощущал на своих худеньких плечиках десятки беспокойных глаз. Приход желудяков это всегда событие, крестьяне нередко говорят: коровы лучше родят когда пройдут желудяки.
    Под ноги метнулась кошка. Еще три мяукали с крыльца. Он осторожно коснулся ее пальцем. Об этом никто не узнает. По вере желудяков, кошка нечистое животное, и касаться ее нельзя. Если тронул, нужно помыть руки, обтереть их сырой землей, снова помыть и сказать - чист я чист. Он не расскажет о кошке строгому молчаливому отцу и всегда печальной матери. Мать вышла из следующей хаты, склонившись под тяжестью мешка свеклы, показала молча одними руками чтобы шел к Гаро  и помог с лошадьми.
     Он бежал пыльной дорогой, и словно плыл в море меда и полыни. Вокруг деревни стелились зеленые гречаные поля и колосился золотом подсолнечник, и найти пригорок с лошадьми и братом оказалось не так легко. Марек вдруг представил, что мог бы жить в одной из этих хат. У детей на улицах были странные игрушки – палочки с привязанными к ним комочками шерсти. Остаться бы здесь на пару дней, поиграть с этими пухлыми  малышами... И замешкался внезапно  - перед братом стояла молодая русая красавица. Кажется кошка была с ее дома, потому что так и вилась вокруг обутых в замшевые сапожки стройных загорелых ножек. Марек не знал что сказать, и только пытался прочитать в лице брата, его сжатых (материнских) губах как вести себя, что говорить, чтобы не вызвать гнев отца. Только бы отец не увидел!
    – Вы похожи, мальчики. Говорят почти сто семей желудяков весной вышли  с Месхи и двинулись на север. Вы с Месхи?
    – Моя семья идет от Кадио. – быстро ответил Гаро, смотря куда-то вниз, на кошку, и сморщился, будто нечаянно коснулся запрещенного зверька.
    – Я знаю, что не должна спрашивать. Говорят что желудяки знают прошлое. Что у вас ... такая особая память. Ты можешь ... знать что было с твоим прадедом сто лет назад ... Это называется память крови, или память-наперед. Это правда?
    – Я знаю и прошлое, и будущее. За два золотых расскажу, когда заплетешь волосы в косу. – ладно  и смело проговорил Марек.
     – А за поцелуй? – захохотала девушка, и будто зазвенели колокольчики и сладко запахло чернобровками.
    – Золотой.– упрямо повторил мальчик.
    – Держи. - Девушка выудила из складок юбки монету, и через секунду медяк исчез в глубоком кармане коротких штанишек Марека.
    – Ты будешь танцевать с сыном старосты на весенних хороводах. Он выберет тебя.
    Времени чтоб разжиться монеткой было мало. Мать уже возвращалась, согнувшись под тяжестью мешка со свеклой, отец шел за ней, довольный, что наконец обзавелся хорошим точильным камнем. Под тяжелыми ногами матери при каждом шаге клубилась пыль.
    – Дурашка! – захохотала девушка. – Сын старосты помер прошлым летом, утонул, а жаль, я б его окрутила. Да неважно, скажи лучше про память крови.  Это правда, что желудяки помнят прошлое?
    Братья молчали. Марек конечно знал старухины истории, что так любила рассказывать недавно помершая мать отца. Их род когда-то жил далеко на востоке, среди пустынь, где раскаленное красное солнце в полдень занимало полнеба. Семья тогда кочевала не по зеленым гостеприимным равнинам, а по дюнам и бездорожью, от колодца к колодцу, следуя за звездой Холодная Мать, как прозвали  ее отцы. В летние ночи разбивали черные войлочные шатры, а зимой прятались от холода в пещерах, глубоких подземных ходах. А как без памяти-наперед пройдешь по безводной пустоши? Старуха рассказывала, что много тысяч лет назад случилась большая засуха, когда сгинули все народы пустыни, целыми кланами полягли в высохший мертвый песок. Уцелела только одна семья, что кровной памятью прошла среди каменистых дюн напрямик к последнему источнику воды. Потому что в семье той родился первый что помнит-наперед. Но то была древняя история, и кто знает, возможно все сморщенные беззубые старухи привирают, чтобы малышня не убегала, а крутилась возле них, слушая глупые прибаутки. Тогда желудяки сильно размножились, как звезды на небе или песчинки в родной пустыни, и кочевали одним длинным караваном под предводительством Первого Гаро. Первый Гаро говорил, что где-то там, за пустынями и горами, лежит счастливый зеленый  край, где всегда мир и покой. А может вот он, счастливый край, с белыми хатами под соломенными крышами? Но почему тогда он тут такой чужой, и женщины их семьи никогда не пахнут медом и чернобровками? – напряженно размышлял Марек.
    - Так я и знала, брешут. - Рассуждала вслух девушка. – небось и желуди ваши гнилые. А правда ... что вы едите в котов?
    - Нет. Только куриц. И то редко, когда выторгуем.
    Девушка засмеялась и ласково провела рукой по голове мальчика, так что тот аж вздрогнул от прикосновения. 
    - Ты смешной, серьезный такой и забавный. А сын старосты утонул, бедняга, прошлым летом, да и леший с ним. Выходи за меня, смуглый. – обратилась она к Гаро. - Хороший у тебя такой маленький братик. А есть у тебя что в приданое, кроме брата и желудей?
    Девушка улыбнулась, заиграли ямочки на щеках, заблестели на солнце волосы-мед. Гаро неожиданно покраснел, рука, что сжимала пальчики Марека, увлажнилась. Он насуплено молчал.  Он уйдет из семьи, не с этой, а с другой, из далеко села что у излучины реки – понял вдруг Марек. Мать проклянет его и вырвет из рано поседевших волос последнюю черную прядь, и отец похоронит старшего сына, то есть возьмет деревянную шкатулку, вложит внутрь кусочек рубашки и закопает у ясеня, что на обочине дороги. А Жаян  скоро родит мальчика и его тоже назовут Гаро. Но и Жаян и второй Гаро - то есть первый, так как первого можно сказать что и не было, погибнут при пожаре, когда на них нападут пьяные селяне с вилами. Запах гари смешался с запахом полыни, а лицо девушки растаяло дымкой. Злоба охватила мальчика, ударить бы ее кулаком по красным губам, толкнуть! Но это не она отвела Гаро, и не из-за нее маленький и единственный Гаро угорел в огне. Белая кожа, черные брови, и говор, красивый как маковые поля. «Полюбила белокурая да черного, да худого, что в лесах живет». Есть такая песня. Девушка вдруг запела, не эту, а другую, печальную но очень красивую песню, о двух цветах, красном и черном, что переплелись сложным узором на вышитом матерью рушнике. Любовь и печаль. Есть тропки, что не избежать, хочешь - не хочешь, а пройдешь по ним, думаешь вот оно, ан нет, не судьба. Жаль, что сын старосты утонул, статный был молодец, любо поглядеть. А там, за рыжими полями, все рвалась в небо белая тонкая башенка, звала странников к колодцу с чистой прохладной воды. Почему он так пристально вглядывается? Колодец. Вода… ему нужна вода!  Без воды они погибнут. Проведи языком по пересохшим губам, вспомни зачем ты здесь и возвращайся. Возвращайся! Возвращайся!
     
    Марек медленно приходил в себя, тяжело ворочал языком, ощущая во рту странный металлический вкус. Пошевелил пальцами ног, чуть выгнул спину, нащупывая твердую поверхность под собой. Странное ощущение –  какие большие, неуклюжие у него руки и ноги. Он превратился в великана!  А небо серое, холодное, вокруг бурые выжженные поля и вроде черная ровная дорога, пересекающая поле по диагонали – так, в положении лежа, все вокруг казалось странной нелепой абстракционистской картиной. Это называется шоссе – пришло откуда-то. Вода… … Над ним склонились трое в камуфляжной форме, с автоматами, и Марек (нет, какой же он Марек, он совсем не Марек) напряженно всмотрелся в их лица. Слева толстощекий, похожий на помидора парнишка, посередине насупленный бровастый коротыш, а справа белокурый красавец–герой. И улыбнулся, осознав, что отлично знает всех троих, любит, больше чем братьев. Это же его друзья, особенно помидор! Сердце екнуло, когда вспомнил, как близок ему этот парень. 
    - Олег, Серый.. Сработало. Я там был…– выдохнул в ночное ледяное небо. – Там была башенка. И я     знаю.. где… чувствую...  Я могу найти это место. Я знаю, где есть вода.
    Рядом на земле валялась его каска.  Память возвращалась странными вырванными несвязанными кусками. Вспомнился волонтер, смешной старичок что привез месяц назад в багажнике эти самые каски, консервы и еще огромный торт.  Вспомнились учения на плацу, когда стреляли по очереди, и смеха ради приклеили к цели морду проклятого карлика-демона с блеклыми рыбьими глазами. А еще был плакат, с надписью «О тебе заботится Народная Республика», а на плакате человек, похожий на противную старую жабу, с пулевым отверстием во лбу. Это он в шутку прострелил ему лоб пару дней назад, когда стали тут лагерем.
    Помидор и герой-красавец одновременно протянули руки, помогая встать.
    – Ну ты даешь. И как воду чуешь? – все дивился Серый, что в первую секунду поле пробуждения показался белокурым молодцем, а на самом деле только застарелая пыль и ранняя седина окутала давно отросшие волосы бойца.
    Забудь лишнее, приказал сам себе мысленно. Забудь тонкую смуглую девочку с высоким скулами по имени Жаян, пухлого маленького Такоя, и гордого, хоть и глуповатого Гаро. Небо блеснуло холодным серебром, холодный  ветер растрепал волосы и принес запах крови и гари. А, вот оно что, все стало наконец в на свои места. Противная марионеточная жаба все врала и посылала новые и новые отряды диверсантов на пока еще мирные земли к западу от своего проклятого крошечного болота-королевства, пытаясь втянуть их в кровавый  водоворот. Помидор лаково обнял его за плечи – ты молодец Андрей, и собственное имя огнем вспыхнуло в груди. Он так отчетливо помнит про комок шерсти для зимнего одеяльца.
    Все кто видели Андрея первый раз начинали гадать, цыган или еврей этот смуглый спокойный черноглазый воин. О себе он рассказывал мало – вроде бы вполне богат, брат в Америке, недавно доучился и уже думал эмигрировать, но пришел с первой же повесткой. Нет, я не цыган и не еврей – настаивал упрямо. - А в роду у меня все такие темные.
    А потом была грязная лужа, и пили по-собачьи,  на корочках. Но и лужа эта грозила скоро покрыться засохшей коркой, а помощь все не шла. И он рискнул, не зная, вернется с дивного марева или останется там до концы. Если кто-то из его отцов когда-то прошел этими землями, то он найдет воду.
    И вот трое обессиленных с пустыми канистрами доверчиво идут за ним, его маленьким личным караваном. Жабе надо отомстить за погибших ребят и за разрушенный зеленый дол. Интересно, а он последний?  - мелькнула вдруг забавная непрошеная мысль. А что если есть.. она? Вспомнилась Жаян, их переплетенные ручонки, запах меда и полыни на старой проселочной дороге.  Да, темноволосая, темноглазая девушка, нечаянно открывшая свой дар или наоборот, еще не знающая, что кровь может помнить и помогать. Может, его семиюродная кузина, что затерялась в мире больших городов и жестоких войн. Ничего. Если она и есть где-то то он найдет ее, нужно только выжить ватной жабе вопреки.
    – За мной ребята, еще чуть чуть. Идите за мной.