Обычно это бывает так.
Раздаётся звонок.
Его нельзя сбросить. Перезвонят. Если выключить телефон – позвонят прохожему, попутчику – кому угодно, кто окажется рядом. И тогда он протянет вам телефон с видом лунатика: «Это вам звонят. Возьмите, пожалуйста, трубку». И он будет стоять рядом, ждать; только после разговора придёт в себя и, растерянный, пойдёт своей дорогой.
А сам разговор… Каждый раз словно кожу с тебя спускают.
* * *
- …Помогите! Кто-нибудь!.. Мамочка, мы тонем! Тонем!
Я молчу.
- Прошу вас! Помогите! Мы тонем!
Сделать всё равно уже ничего нельзя. Я пробовал когда-то, но всегда было поздно.
Они всё равно утонут. Угорят в пожаре. Разобьются в поезде или в самолёте. Погибнут от пуль из-за прорыва обороны в горячей точке. Умрут от смертельного приступа болезни.
Я не спасатель. Возможно, есть где-то счастливчик, чья работа – спасать.
Но я – только последний шанс что-то исправить. Когда я делаю что-то, о чём они меня просят, с их номера приходит СМС с одним словом – «Спасибо».
И только.
Я – только последний шанс. Зачем куда-то бежать?
- Вы слышите! Вы!..
- Я слышу… - говорю я, наконец. Прокашливаюсь и добавляю глухим голосом: - Вас слышно.
Кто-то протягивает мне бутылку пива, но я сижу с закрытыми глазами. Рядом – мои однокурсники. Они смеются, слушают и рассказывают анекдоты, всякие истории. Играет музыка из радио.
Сессия позади. Впереди лето – сезон отпусков и судорог в воде.
- Вы, слышите?! – крик с той стороны, – Позвоните куда-нибудь! Спасите, мы на «Агате»! Это катер! Это Иртыш!.. О, слава Богу, вы слышите! Вода прибывает!
- Где вы?
Я слушаю её, я говорю, что сейчас же иду в службу спасения, а сам… Я действительно иду. Нет, не иду – я бегу куда-то.
Я бегу, прощаясь с ребятами нашего курса. Сегодня день рождения Светки, и вся наша группа у неё. Она просит меня остаться, но я несу какую-то околесицу насчёт срочного собеседования, спотыкаюсь о чью-то обувку в коридоре, спугиваю на лестничной клетке целующуюся парочку – это Крот Вовка и Лидка из семнадцатой группы.
- Мария Семёновна, не надо плакать! Не кладите трубку! – кричу я, скатываясь по ступенькам.
«А дальше?» - спрашивает спокойный голос, засевший в моей черепной коробке.
Я прыгаю через три ступеньки. Не пошёл бы ты, отвечаю тому, кто шепчет в моей голове, а потом останавливаюсь. И правда – что?
Я возвращаюсь. Я требую у Крота его телефон. Он смотрит в ответ ошалело. Я начинаю трясти его за рубашку, и он, наконец, удивлённый, протягивает мне трубку.
Я слетают вниз по лестнице, Вовка возмущённо кричит что-то вслед.
- Слушайте! Слушайте, я уже звоню!.. Алло, МЧС?! Нужна помощь! Срочно, очень срочно! Катер тонет!
Меня едва не сбивает машина на пешеходном переходе.
«И куда ты бежишь?».
Заткнись, скотина.
- Иртыш! – кричу я, - Это на Иртыше!.. Мария Семёновна, где вы конкретно? Ну, город, село какое-нибудь?! Алло… Что? Номер?.. Вы не дозвонитесь туда! Я говорю, не дозвонитесь! Что?.. Не бросайте трубку, Мария Семёновна! Мария Семёновна!
Она что-то кричит. Я слышу металлический треск и громкий шелест воды. Я теперь едва слышу крики Марьи Семёновны.
«Видишь - говорит этот, который в моей голове наставительно, - Опять не получилось. И узнать не узнал что нужно».
- Спасите! – кричу я в телефон Крота, - Спасите их, пожалуйста! Спасите!
На меня оглядываются прохожие, а я стою посреди улицы и ору в телефон.
- Спасите их! – кричу как ненормальный, – Спасите!.. Мария Семёновна! Мария Семёновна!
Нет,
Меня окружают люди.
- Что же вы… - бормочу я. – нет, уже ничего не надо.
Я сажусь на тёплый асфальт. Вокруг меня сбираются прохожие. Задают какие-то вопросы. А я сижу на тёплом асфальте.
Я знаю, назавтра, а, может уже сегодня в газетах напишут о катере. Статья будет называться, например «Река-убийца». Или «В стальном гробу на дне морском».
Знаешь что, человек, который должен спасать людей? Пойди лучше и удавись где-нибудь. Или приди сюда и отдай мне свою работу.
* * *
Она держала меня за руку.
Мы шли по центру города. Где-то вверху ослепительно светила солнце, но здесь, в каштановой аллее было прохладно. Над нами проплывал сплошной изумрудный покров с золотистыми блёстками там, где не было листьев и тёмно-зелёными пятнами там, где листья накладывались друг на друга.
Светка молодчина. Она умеет болтать без умолку о какой-нибудь ерунде именно в тот момент, когда так надо.
Но она всё-таки спросила, едва мы прошли рынок:
- Куда ты сбежал вчера, а, Миша-Мишка? Ты и в сети не появился вечером, я в полпервого смотрела – тебя не было.
Я ответил:
- Свет, прости. Срочные дела появились. Надо было бежать.
Она кивнула:
- Ясно, Миш… Ну, дела это важно. Я понимаю.
Не поверите – она не обиделась. Она сказал то, что думает. Светка, милая Светка…
Нет, хорошо всё-таки, что лето. Хорошо, что только третий курс. И хорошо, как же хорошо, что Светка понимает.
* * *
Мы целовались, остановившись под клёном – единственным клёном, который был в этой аллее каштанов.
Клён Светка заприметила однажды, и с тех пор мы здесь всего останавливались.
Мы обнимали друг друга крепко-крепко.
- Как твои родители? – спросила Света, глядя на меня с трёх сантиметров, что здорово мешало соображать.
- Всё так же, Свет. Никак дела не идут на лад.
- И что будет?
- Я не знаю, Свет… Это ведь всё папа, я тебе рассказывал.
- Где он сейчас, дома?
- Нет, в рейсе.
- Точно в рейсе?
Знаете, у Светки есть теория, что расспросы о семье помогают решить какие-нибудь семейные проблемы на зависимо от того, с кем из семьи говоришь.
Удивительно, но и Светка может ошибаться.
- Свет, давай не будем об этом. Давай, лучше, я ещё раз тебя поцелую.
- Давай.
У Светы мягкие губы и, Боже, какая она красивая. И плевать на её сомнительные теории.
* * *
Когда, интересно, ещё позвонят? Сегодня? Прямо сейчас, пока мы идём мимо ЦУМа? Или через месяц? Или через год?
Вчера был двадцать седьмой раз. До этого не звонили две недели… Нет, семнадцать дней – как раз был экзамен по анализу. Карпов ещё едва разрешил вернуться в кабинет чтобы дописать экзамен – он не даёт даже в туалет выходить, самый злой лектор. Мерзкий-мерзкий Карпов, как называет его Светка. Она тогда трояк получила. Карпов ей зарубил стипендию… Мерзкий-мерзкий Карпов.
Я сказал это вслух, только бы заглушить засевший где-то за барабанными перепонками не умолкающий шелест воды и захлёбывающийся женский крик.
Светка рассмеялась:
- Чего это ты Карпова вспомнил?
- Что?.. А, нет. Это я так.
И почему они звонят снова? Ведь ещё не все текущее дела закончены – зачем они звонят и звонят опять? Не все дела…
Здесь где-то племянник того пожарника живёт. Может, решу с этим – легче станет?
- Слушай, Светка, подождёшь меня немного?
- В смысле?
Она повернула ко мне голову. Какое у неё лицо. И рыжие, медного такого цвета волосы. Когда светит солнце и лучи ложатся на них… Нет, как же мне всё-таки повезло! Чего она такого психа как я терпит?
- Свет, я тут вспомнил… дело есть.
- Какое дело?
- Я быстро, Свет, Подождёшь в «Толстяке», а? Ну правда – буквально пять минут!
- Ну, если пять минут – чего я тебя буду ждать? Идём вместе.
- Свет, там быстро…
Смотрит на меня. Что ж, остаётся только пожать плечами.
- Ладно. Идем, если хочешь. Там просто… это… к знакомому зайти надо.
* * *
Странные мысли ни приходят людям в голову, когда костлявая берёт за шею. Самые странные мысли, честно слово. Бывает, конечно, просят похоронить в каком-нибудь определённом месте. Извиниться перед кем-нибудь. Отдать долги по кредиту. Простят поддержать жену, там, или детей.
Но иногда такое бывает! Заначки жене показать. Научить внука плавать. В булочную за батоном сбегать. Новый русский, подстреленный в том году на пороге собственного дома, попросил забрать к себе его пса (сейчас Зверь у меня живёт – ох и пришлось повозиться, пока это вышло).
Один раз сиплый голос в трубке пробормотал: «Дать в зубы Вадьке-падлюке». После встречи с этим Вадькой провалялся две недели в больнице, но зато алкаш, замёрзший в сугробе на окраине Киева, перестал мне во сне являться и предлагать выпить.
Интересно, что бы я попросил на их месте? Под сессию, может, попросил бы расчётку за меня сдать. Или… Хотя, нет. Со мной всё предельно ясно.
Я бы передал это проклятую работу. Как это было со мной. Звонок – я тогда не вздрагивал от каждого звонка, взял трубку не глядя.
Спокойный голос:
- Алло? Привет. Не знаю, кто ты, парень, но придётся тебе теперь за меня побегать.
И звонок оборвался.
Через два дня мне позвонили. Авария в метро. Потом был разбившийся автобус.
Я так и не узнал кто меня осчастливил этим. Как узнаешь? Каждый день умирает людей с население небольшого города.
* * *
Четвёртый этаж, квартира семьдесят девять. Заплёванная лестничная клетка с чёрными кляксами подпалин на потолке и всякими словечками на стенах. Гурина двадцать один – старая, почти под снос сталинка в глухом дворе.
Здесь жил племянник пожарника, схороненного в марте. «Пусть на работу как настоящий мужик идёт – чего ему в колледже том для педиков ошиваться!» Потом в горящем заводе по Садовой двести семнадцать обвалились перекрытия.
Я надавил белую кнопку, и за дверью пропело жаворонком. Жилец – явно тонко чувствующая, возвышенная личность с чертами лица художника и томным взглядом – появился на пороге через минуту. Он удивлённо уставился на меня и спросил высоким голоском:
- Чего вам надо?
Я прокашлялся:
- Борис, да?
- Верно, – ответил он, - что такое?
- Можно я зайду? Я по поводу вашего дяди, если помните.
Борис не спешил меня пропускать.
- Мой дядя умер, - ответил он, - чего вам надо?
- Да, - говорю, - умер. Он просил вам кое-что передать.
Наверное, надо быстрее к делу переходить. Меня Светка ждёт, и, вообще – взрослый мужик, что я ему долго втолковывать буду.
Чувствуя себя идиотом, я сказал:
- Ваш дядя хотел бы, чтобы вы работать шли.
Он пожевал зажатый в зубах пластмассовый мундштук с вонючей сигаретой на конце. На мундштуке, по всей его длине виднелись следы синей, зелёной и жёлтой красок.
- Кто вы такой? – спросил Борис, наконец.
Логичный вопрос. Ну, его дядя звонил не из шахты, так что можно ничего не придумывать.
- Я был последним, с кем он говорил. Ваш дядя случайно на мой номер попал, когда… ну, когда пожар был.
Борис криво усмехнулся и покачал головой:
- Да, дядя мог такое сказать. Чёрт, надо же, и оттуда достал…
Он закашлялся. Вынул мундштук из рта.
- Думаю, он был бы доволен – продолжил Борис, – ведь у меня ничего не вышло... Так можете ему и передать.
Шутник. Нет, передать я не могу. Может, есть кто-нибудь, кто может, но я не умею.
- Что-то ещё? – спросил Борис.
- Нет. Спасибо, - (причём здесь спасибо?), - до свидания!
Он закрыл дверь.
Светка меня ждала у подъезда:
- Ну что, дома твой друг?
- Да, дома.
- Отдал ему деньги?
- Конечно.
Мы вышли из двора.
СМС пришла, когда мы прошли квартал от дома Бориса. Как обычно, одно слово: «Спасибо». Казалось бы – одно слово, но каждый раз мне кажется, словно я спас мир. Вот что за глупости?
«Ага, глупости» - вякнул голосок у меня в голове. Я привычно заткнул его, и вдруг неожиданная мысль заставила меня слегка улыбнуться.
Интересно, дорогой роуминг, если писать оттуда?
* * *
Светка болтала с подругой-Ленкой, которую мы встретили в «Толстяке» («О-о, я ведь знала, ребята, я ведь знала что кого-нибудь здесь встречу!»).
- Миша-Мишка, – спросила Светка, когда они закончили обсуждать планы на лето и она глянула на меня, - что ты опять такой хмурый?
У меня в руке бесплатная газетёнка с траурным заголовком на передовице – в метро в руки сунули. Не смотря на то, что в статье говориться про весьма абстрактные «унесённые жизни», я знаю – одну из этих «жизней» звали Мария Семёновна.
Вот почему я такой хмурый.
* * *
- Ты меня совсем не слушаешь?
- А?
Она подёргала меня за мизинец.
- Что?
- Ты совсем меня не слушаешь, да?
- Нет, что ты.
Я посмотрел на Светку. Она лежала у меня на коленке и улыбнулась. Поймав мой взгляд, сразу посерьёзнела и села:
- Ох, ну в самом деле! Что такое с тобой сегодня, Миш?
Сказать ей? Сказать, что мне звонят будущее мертвецы? Работаю в колл-центре у Харона – отлично звучать будет! Чтобы она рассмеялась: «Ну-у, Миша-Мишка, ты такой смешной! Придумаешь ещё!».
Или действительно?.. Сидит вон рядом, и как-то совсем по-детски заглядывает в лицо. Может, поверит?
- Миш, что с тобой происходит?
- Свет, слушай… Свет…
У меня зазвонил телефон. Я вскочил на ноги. Быстро достал его, но не сразу поднёс к глазам – несколько секунд стоял, слушал мелодию (всегда так делаю).
Весёленькая музычка. Стандартная.
Потом я быстро глянул на экран и принял звонок.
- Миша, привет.
- Привет, пап, – сказал я.
- Миш, слушай… Это… Ты не волнуйся, в общем… Только маму береги.
Грохот. Звонок оборвался.
Папа у меня работал вторым лётчиком на самолёте. Говорят, самолёты – самый безопасный вид транспорта.
Но плевать на это если самолёт разбивается.
Надеюсь, Света не обидеться, если я сейчас поеду домой.
* * *
Последнее время у них не клеилось. Папа гулял налево, и мама это знала, и я это знал, не смотря на то, что об этом никто никогда не говорил. Они собирались разводиться. Вслух пока ничего не было проговорено, но это чувствовалось по тому, как вежливо они стали друг с другом говорить. Раньше били посуду, а теперь говорили подчёркнуто вежливо, и мама чинно собирала ему с собой бутерброды перед рейсами.
Я иногда ненавидел отца – ведь это из-за него всё рушилось. И даже иногда хотел, чтобы он умер.
Нет, я всё-таки законченный урод.
* * *
- Миша? Чего ты так рано?
Говорить было трудно.
- Мам… - я прокашлялся, - мам, это… Мам, в общем…
- Да что случилось, Миша? Где Света?
Пошло оно к чертям! Пошло всё к чертям!
- Мам, это… Света пошла домой а я… М-м… В общем, пришёл вот.
- Зачем? Погуляли бы ещё. Погода такая хорошая.
- Нет, тут… Это. Решил домой пойти.
Какого чёрта я должен всегда всё говорить! Не буду я ничерта говорить, пусть оно потом само всё выясняется!
* * *
Мама готовила ужин, а я сидел на кухне и грыз ноги.
Знаете что, мне было почти что плевать. «Это нормально» - пискнул голосок в моей голове и заткнулся тут же.
Нет, я, наверное, законченная скотина. Мне было плевать. У меня сегодня отец умер, а я сижу тут на кухне и грызу ногти. Слушаю, как мама гремит кастрюлями.
- Мам, может, тебе помочь как-нибудь?
- Что?
Она удивилась.
Этот ублюдок в моей голове рассмеялся тоненьким противным голоском.
- Ну, там, может, помочь приготовить что-нибудь?
Мама улыбнулась:
- Что это ты? Вроде, не восьмое марта. Нет, Миша, дорогой, спасибо.
- Точно?
Мама покачала головой, но тут же сказал:
- Впрочем, если так хочешь, можешь пропылесосить в большой комнате.
Это вот хорошо. Это дело.
Я не думал, что гудящий на всю катушку моторчик пылесоса звучит так же, как турбина падающего самолёта. Прижало меня.
И почему-то постоянно вспоминал эти качели, на которые мы ходили несколько раз все вместе в старый парк на улицу Чехова. Это было давным-давно, ещё во втором классе, качели скрипели и раскачивались, а отец смеялся, глядя как я мёртвой хваткой вцепился в прутья. «Не боись, сынок! Не боись! Удержу если что! Удержу!». К горлу настоявшая дурнота подкатывала, едва я вспоминал эти чёртовы качели.
Потом я пропылесосил в комнате. Ещё позже я проскользнул мимо кухни в ванную и хорошенько умылся. Всё это время какая-то мысль не давала мне покоя. Мысль, от которой не так всё болело внутри. Она оформилась как следует пока я ел приготовленный мамой суп.
- Мам, - сказал я, - слушай, мне кажется, пора бы мне поискать работу. У нас уже три человека в группе работают.
Она удивилась опять, сказала, что с этим можно ещё подождать, пока папа нормально зарабатывает. Но я сказал, что уже решил окончательно.
* * *
Я уже засыпал, когда телефон тренькнул. Я нашарил трубку в темноте и открыл СМС.
«Спасибо, сын». |
Рассказ открыт для комментариев