v012 Цепные псы сети

    Реальность

     
    Медицинский экзоскелет правой ноги — вещь полезная, можно легко ходить без костылей, но раздробленному колену этого не объяснишь. Посылаю мысленные сигналы экзоскелету, заставляя поднимать и опускать то, что до аварии называлось нижней конечностью. Сейчас это лишь комок боли. Стоит его поднять, как в поясницу вонзятся невидимые иглы. Опустить — нога ответит огненным всплеском, словно ее обрызгали кипятком. Обезболивающее не пью из принципа. Из вредности, пусть нога чувствует и помнит, что живая. Маринке год назад пришлось гораздо хуже.
    Вчерашнего подвига — спуска по лестнице повторять не хотелось. Я зашел в лифт и, прислонившись лбом к прозрачной двери, считал проплывающие этажи. На третьем кабина остановилась, впустив девушку с розовыми волосами. Некоторые пряди заканчивались вплетенными пластиковыми змеиными головками с высунутыми язычками и изумрудными глазками. Вместе с горгоной Медузой забежала болонка, тоже частично покрашенная розовым. Она, вернее, он, обнюхал мой экзоскелет и попытался задрать лапу.
    — Но-но! — Я отодвинулся, пес недовольно чихнул.
    — Топа, к ноге! — сказала Медуза, дернув болонку за поводок, и посмотрела на меня: — Извините.
    На ее глазах были розовые контактные линзы. Правая — с нарисованным прицелом. За линзами скрывалось немножко жалости, чуть-чуть любопытства и много безразличия.
    — Ничего, — пробормотал я. — Бывает.
    Пес тявкнул, поддакивая. Дескать, при следующей встрече тоже очень даже будет, он постарается. Лифт остановился на первом этаже. Героиня древнегреческого эпоса, вильнув короткой юбкой, выпорхнула за двери. Я пошел следом, чередуя разные виды болевых ощущений.
    Вверх — иглы пронизывают поясницу.
    Вниз — колено ковыряют изнутри раскаленным ножом.
    До скамьи, на которой сидел Тартарыч, двадцать шагов. Еще месяц назад я не мог их сделать без обезболивающего. Но сейчас ничего, терплю, отключив Медслужбу, чтобы зря не беспокоить лечащего врача. Регенерация тканей происходит медленнее, чем хотелось. Во время выписки пришлось притворяться, подделав информационные сигналы своего «квантума». Зато живу дома, а не в больнице.
    — Здравствуйте, Тарас Тарасович!
    — А! Привет, Саша, привет. — Тартарыч опустил букридер и посмотрел на меня поверх круглых очков. — Присаживайся.
    Старик принципиально не признавал никаких современных девайсов, кроме своей читалки. Не пользовался ни квантовыми компьютерами, ни сетью, за те несколько месяцев, что он жил в моем доме, успев прослыть чудаком.
    Я рухнул на скамью, вытянул ногу и, запрокинув голову на изогнутую спинку, подставил лицо под теплые весенние лучи. Старая береза уже вовсю цвела сережками. Первые листья выползли из лопнувших почек и пытались наверстать упущенное время зимнего сна. Стая воробьев шумно чирикала и дралась, обсуждая, кому достанется элитное место гнездовья в заброшенном скворечнике.
    «Совсем уже весна пришла, — мысленно произнес я. — Ты слышишь, Марина? Чувствуешь, как солнце греет кожу?»
    «Да», — ответила Марина.
    «Тебе приятно?»
    «Да».
    — Рассказать свежий анекдот? Сосед сегодня поведал, шутник, — предложил Тартарыч.
    — Нет. Не хочу сейчас. Не до шуток.
    — Может быть, твоей веселье как раз поможет?
    — Не поможет. Пробовал я, Тартарыч. Всё пробовал. Не вернуть. Как вспомню могилу с надписью на кресте «Марина Вронская» и датами жизни и смерти, ничего не хочется.
    — Тихо! Она же слышит!
    — Пусть слышит! Пусть ей станет неприятно, даже страшно. Это как раз было бы хорошо. Пусть появятся эмоции. Любые — гнев, радость, печаль, ненависть. Но ей только безразлично.
    В прошлом году двадцать второго мая террористическая атака антиглобалистов парализовала движение на нескольких автомагистралях. В мой «шедоу» на полном ходу врезался грузовик. До осени я пролежал  в реанимации с переломами ребер, раздробленной ногой и черепно-мозговой травмой. Маринка умерла. Как и многие другие, мы использовали «квантумы» седьмой модификации с Q-чипами, поэтому осталось ее оцифрованное сознание.
    Пищащий комок из дерущихся воробьев свалился с дерева. Птицы продолжили потасовку на земле.
    — Ставлю на того, что слева, — сказал Тартарыч. — Уже справа. Видишь, который с хохолком. Чувствуешь его жажду к победе?
    — Как вы их различаете?
    — Привычка, — улыбнулся Тартарыч. — Я их по чириканью узнаю. Орут тут, читать мешают. Всё, объявляется ничья!
    Он достал из кармана хлебную корку, отщипнул несколько крошек и бросил на асфальт. Воробьи — сначала зрители, а потом и участники потасовки кинулись  к угощению.
    — На, Александр, приобщись к природе, — протянул Тартарыч крошки. — Для психического состояния то, что нужно.
    Я принял их в ладонь и швырнул в пернатую толпу. Что мне сейчас действительно нужно, так это бутылка коньяка и нажраться до полной невменяемости. Но подобное я себе давно запретил. В последний раз напился месяц назад, когда решил, что всё бесполезно и Марину не вернуть. Уснуть и видеть сны, как писал Шекспир. Какие сны в дремоте смертной снятся, лишь тленную стряхнем мы оболочку?  Кто знает, какие связи существуют между нами и нашими скопированными сознаниями? Почему после смерти человека его второе «я», оцифрованное и запертое в сети, отказывается жить? Или, вернее сказать, существовать? Постепенно исчезают эмоции. Пропадают чувства, желания, затихает любопытство. Сознание на Q-чипе превращается в некроса.
    Теологи утверждают, что это происходит из-за потери души, которая ранее была в биологическом теле. Ученые ищут гипотетическую квантовую связь между мозгом и оцифрованным сознанием. Но пока принят закон, что человеческая копия на Q-чипе не является полноценной личностью, а лишь разновидностью искусственного интеллекта. Чипы в обязательном порядке сдают в специально отведенные хранилища с собственным виртуальным пространством — некрополи. Оцифрованные сознания исследуют, пытаются вернуть к существованию, или, по желанию родственников, отключают «до лучших времен».
    Ходят слухи о незаконных опытах, когда Q-чип с некросом пересаживали в тело клона. Говорят, что некрос вернулся к нормальной жизни. Всего лишь болтовня. Некросы навсегда замыкаются в себе.
    «Перестань».
    «Что перестать, Марина?! Тебе не нравится кормить воробьев?»
    «Да».
    «Да — это не нравится?»
    «Да».
    «Говори, Марина! Говори! Повтори то, что сейчас сказала! Тебе не нравится кормить птиц?»
    «Да».
    «Ты любишь кормить кого-то другого?»
    «Да».
    «Кого, Маринка?! Кого ты любишь кормить?»
    «Я люблю готовить».
    «Что, Маринка?!»
    «Омлет по-японски».
    «Омлет?»
    «Да. Я люблю готовить омлет для тебя».
    Омлет по-японски — это то, что я научился готовить после смерти Маринки. Разбиваешь куриные яйца, смешиваешь с соевым уксусом и на сковородку — хлоп! Главное, не забыть посолить. Яичница жарится, шкворчит, а ты сворачиваешь ее в трубочку. И по квартире, даже с включенной вытяжкой, распространяется приятный запах уюта. Как будто это не я, а Марина сейчас на кухне и вот-вот позовет обедать.
    «А сейчас? Хочешь, мы вместе приготовим?»
    «Нет».
    «Почему, Маринка?! Пойдем домой?»
    «Нет. Хочу кормить птиц».
    «Ты хочешь кормить воробьев?»
    «Да».
    — Тартарыч! Дайте еще крошек! Ей нравится!
     

    Мнеморолик
     

    Впервые я встретился с Мариной десять лет назад.
    В тот летний день с утра прошел дождь. Улицы дышали свежестью. В такие часы мне нравилось заходить в одно тихое кафе на Замковой Горе. Из его окон открывался изумительный вид на речку и далекий лесной берег. Даже маглев-турбина, возвышающаяся над деревьями, не могла его испортить. Я садился у открытого окна, обдуваемый свежим воздухом, и думал… О чем? Да какая разница! Может быть, даже ни о чем, просто подставлял лицо прохладному ветру и зажмуривался.
    Мой столик оказался занят. За ним примостилась девушка, уставившись на одинокую чашку с остывшим кофе.
    — Здравствуйте. Ничего, если я присяду на свободное место? — Я отодвинул стул. — Понимаете, я всегда сижу здесь после дождя.
    Она подняла на меня невидящий взгляд и механично кивнула. Глаза были покрасневшими. Что-то произошло в ее жизни и заставило молчаливо сидеть за чашкой кофе, вновь и вновь переживая случившееся.
    А кофе здесь, кстати, не в обиду хозяину будет сказано, редкостное пойло.
    Подошла незнакомая официантка и демонстративно посмотрела на меня.
    — Два апельсиновых сока, пожалуйста, — улыбнулся я.
    Официантка, всем своим видом выражая оскорбленную невинность, развернулась и процокала в свои кухонные владения. Через несколько минут на столе появился поднос с двумя высокими стаканами.
    — Возьмите, пожалуйста, — протянул я один девушке. — Кофе отнюдь не фирменное блюдо этого заведения. Если хотите, можно заказать что-либо покрепче, но я предпочитаю в первой половине дня не пить.

    Девушка словно очнулась от сна. Она непонимающе посмотрела на меня, будто только что увидев, и взяла стакан.
    — Давно поссорились? — спросил я.
    — Мы не ссорились. Я ему просто не нужна. Он любит мою сестру. Старшую.

    — Отбиваете жениха? — бесцеремонно поинтересовался я.
    — Нет! Что вы… Инга умерла. Вернее, исчезла три года назад на Марсе. Помните ту катастрофу в начале терраформации? Он всё еще верит, что Инга вернется.
    — А вы? Не верите?
    Девушка промолчала.
    — Отослал меня, как маленькую девчонку, — сказала она через минуту. — Но я же вижу, что ему небезразлична.
    — Вы похожи на свою сестру?
    У девушки были спадающие на плечи каштановые волосы, заколотые на проборе заколкой с серебряной ящеркой, большие карие, под цвет волос, глаза, красивый рот и родимое пятно на шее.
    — Да, — сказала она, — но Инга была красивее. — Он же любит ее, а не меня. Вы не знаете, почему я вам это рассказываю?
    Я пожал плечами.
    — Может быть, вам просто надо выговориться? Меня Алексом зовут. Сокращенно от Александра.
    — Марина, — представилась девушка, достала из сумочки платок и вытерла глаза. — Простите. Откуда у вас шрам на щеке? Вы военный? Если судить еще и по выправке.
    — Можно сказать и так. Программист при МВД. А тренируют, как заправского вояку. А кто ваш возлюбленный?
    — Он? Космодесантник. Я даже в Космический поступила, чтобы доказать… Кроме меня на всю группу еще одна девчонка была. Две дуры, представляете? Потом я, правда, спустилась на землю и перевелась на Археологический факультет.
    — Археолог — хорошая профессия, — осторожно сказал я. — И не такая уж приземленная. Вот изобретут скоро межзвездные корабли. Полетите к другой планете и будете там искать следы внеземных цивилизаций. Раскопаете чего-нибудь необычного и прославитесь.
    Марина сделала робкую попытку улыбнуться.
    — Знаете, что это? — спросил я, показывая на присоединенный к правому виску «квантум».
    — Какой-то современный девайс? — спросила девушка.
    — Да, квантовый компьютер. Такой, как у вас дома, только миниатюрный. Теперь можно постоянно находиться в сети. Хотите попробовать? — Не дожидаясь ответа, я отлепил «квантум» и протянул Марине, вложив в ее ладонь. — Ну же, смелее, я снял пароль.
    Она недоверчиво поднесла компьютер к голове, на секунду задержалась, а потом прижала, прилепив к виску.
    — Так?
    — Да. А теперь посмотрите в окно. Что вы видите?
    Марина бросила взгляд в указанную сторону и замерла. В глазах промелькнули искорки.
    — Ой, радуга. Смотрите, какая большая! Почему я раньше ее не замечала?
    На лице появилась первая робкая улыбка.
    — Какая красивая… Будто мост через речку. Никогда такого не видела. Здорово, наверное, было бы пробежать по ней на ту сторону.
    Неожиданно она сама рассмеялась своим детским мыслям. Я тоже усмехнулся.
    — Боюсь, не выйдет. Это может получиться только у некоторых детей. И то лишь до того момента, пока взрослые не объяснят им, что это невозможно.
    — Но всё равно хочется попробовать!
    Девушка выскочила из-за стола, задев пустой стакан. Я подхватил его в воздухе, вернул на стол и сунул под него деньги за угощение. Мы вышли на солнечный воздух, наполненный микроскопическими каплями влаги. В ближайшей луже купались голуби, радуясь жизни и прошедшему дождю. Наперегонки друг с другом плавал сбитый каплями тополиный пух.
     Словно по осколкам неба Марина пробежала по неглубоким лужам, в которых отражались белые облака. Положила руки на ограждение перед каменным провалом. Ветер развевал ее волосы. А девушка всё смотрела и смотрела на радугу внизу под ногами. Где-то там, среди отвесных скал, было начало семицветного пути. Марине казалось, сделай шаг, и она окажется среди чудесных разноцветных дорог, ведущих в сказочную страну. Но ей достаточно было просто смотреть на бесконечное воздушное пространство, наполненное невесть откуда взявшимися красками и пением птиц.
    Я молча стоял в стороне и ждал. Наконец Марина повернула голову.
    — Это же обман? Всего лишь расширенная реальность? Вы же сами создали эту радугу.
    Я подошел и снял компьютер с ее виска, отведя в строну непослушный локон.
    — Вы так думаете? Обернитесь.
    Марина обернулась.
    — Радуга… Она осталась… Вы волшебник, да?
    — Немножко, — сказал я. — Поэтому у вас всё будет хорошо, я обещаю.
    Через пять минут Марина ушла.
    — Спасибо вам, — помахала она рукой на прощание и исчезла в конце аллеи. Среди деревьев и солнечной дороги протянулся след ее новой жизни, словно в воздухе медленно исчезала маленькая едва заметная радуга.
    Я остался стоять возле ограды над отвесным берегом. Над обрывом, в котором для меня не светила радуга. Это был виртуальный объект, перенесенный мною из расширенной реальности в жизнь Марины. При должной сноровке можно внушить человеку, что угодно. Это сродни легкому гипнозу. Просто умелое использование обратной связи нейроинтерфейса: записать в мозг соответствующую информацию, и радуга еще некоторое время будет реальна для человека-без-сети.
    Кто оказался рад моему присутствию, так это голуби. Они топтались и отпихивали друг друга в погоне за кусочками хлеба, которые я неспешно отщипывал от булки и бросал на высыхающий теплый асфальт.

     
    Реальность
     

    Наглый хохлатый воробей сел на сочленение экзоскелета, просительно уставился на меня, подпрыгнул и схватил на лету брошенную крошку.
    — Ишь, какой юркий, — усмехнулся Тартарыч. — Вчера слушал новости. Обговаривают узаконенное выращивание клонов. Выступал митрополит. Потом доктор этот, как его, у него лицо еще такое приметное, с усиками, что-то бубнил про разрыв квантовой связи между телом и сознанием. Может, и легализуют клонов, как думаешь? Слишком много накопилось некросов. Хотя, наверное, это надо ждать, пока у какого-то видного политика родственник не преставится. Тогда мигом всё примут.
    — Думаете, поможет? — спросил я. — Чужое тело, не свое. Вы верите в существование души?
    Тартарыч снял очки, прищурившись, посмотрел сквозь них на свет, дохнул и вытер стекла платком.
    — Не знаю, Саша. Я уже не знаю, во что верить. Слишком быстро всё меняется. Мы… Такие, как я, старые люди. Мы не успеваем за прогрессом. Нам нужен собственный уютный мир.
    — Не думал, что так получится, — сказал я. — Всю жизнь чего-то ждал, надеялся.
    — Трудно было на армейской службе?
    — Я не служил.
    — Конечно, не служил, — согласился Тартарыч. — Программеры не служат, а работают. Думаю, что кое у кого даже звания нет. Официально. Но это не помешало прослыть военным преступником в одной дружественной стране.
    Я промолчал. Старик слишком много знал, как для простого пенсионера.
    — Встречал как-то знакомое лицо в сети, — ответил он на незаданный вопрос. — Давно было дело. Я тогда еще состоял при службе. Сетевое оружие запрещено Женевской конференцией, но во всех военных ведомствах находились умельцы, согласные по приказу поработать с запретным. Что такое нейроинтерфейс? Он не только улавливает сигналы мозга и передает в «квантум», но и служит для обратной связи. Это раньше информация на мониторы выводилась, а сейчас всё напрямую в мозг транслируется. Почему бы не обойти защиту и не внушить человеку, что нужно? Находились настоящие умельцы по написанию подобных программ. Говорят, даже убить владельца «квантума» для них было не проблемой. Помнишь, отчего умер президент маленькой, но гордой страны, поставляющей террористов? Что там медицина официально признала?
    — Кто, вы, Тартарыч?
    — Обычный пенсионер, который знает, что термины «военный преступник» и «герой» отличаются лишь стороной, которую ты выбрал. Но после таких операций исполнители становятся не нужны, и от них иногда избавляются.
     

    Мнеморолик

     
    Повторно мы с Мариной встретились осенью, когда я стоял на мосту через Древницу и разглядывал бегущие под ногами белые кляксы пены. Небо затягивали серые тучи. Холодный ветер швырял в лицо пригоршни мелких колючих брызг. Того и гляди посыплет снежная крупа. Я не услышал, как Марина подошла и остановилась у меня за спиной.
    — Здравствуйте, Алекс, который программист-волшебник. Я вас узнала.
    — Здравствуйте, Марина Яковенко.
    — Откуда вы знаете мою фамилию? — удивилась она. — И где ваш шрам?
    — Шрам? — Я потер пальцами щеку. — Медицина сейчас творит чудеса. Хотя можно было оставить. Говорят, шрамы — украшения воинов. Женщинам, опять же, нравится. Я узнал вашу фамилию при первой нашей встрече. Как и то, где вы живете. Это совсем несложно, если носишь сеть с собой, как улитка панцирь. Смотрю, что вы тоже «квантум» приобрели.
    Ее компьютер был инкрустирован маленькими бриллиантами. Обычно мне не нравились настолько гламурные варианты девайсов, но Марине он был к лицу. Бриллианты отбрасывали лучи, создающие на ее щеке россыпь звезд.
    — Еще чуть-чуть, и я пришел бы по найденному адресу просить вашей руки и сердца.
    — Всё шутите, а глаза серьезные. У вас что-то случилось? Вам плохо?
    — Нет, мне хорошо, потому что вы только что меня спасли.
    — Ерунду городите! Признайтесь, вы же нарочно меня ждали!
    — Я скажу, что у меня случилось. Только что я встретил девушку, о которой мечтал уже несколько месяцев.
    — Ясно. У вас неприятности на работе?
    — Абсолютно никаких, со вчерашнего дня я временно безработный. Но это всё ерунда. Гении с голоду не умирают.
    — Вас выгнали?!
    — Возможно. Но теперь это не имеет значения. Кстати, почему вы еще не подключились к моей рабочей области?
    — Я пока не совсем умею. Сейчас… Кажется, получилось.
    — А теперь, слушайте мою команду: берите меня под руку и мы отправляемся!
    — Куда-то идем?
    — Конечно! Мы направляемся в кафе, как следует отметить нашу случайную встречу. Насколько я знаю, вы сейчас совершенно свободны!
    Спустя два месяца мы с Мариной поженились.
     

    Реальность

     
    — Иногда, чтобы найти беглецов, нужны хорошие психологи, которые вживаются в роль тех, кого ищут, — сказал Тартарыч. — Которые понимают, как мыслит объект. Человек может сменить внешность, фамилию, образ жизни, но свои мысли он не изменит.
    — Вы не боитесь, Тартарыч?
    — Тебя? — удивился старик. — Нет, конечно. «Квантумом» я не пользуюсь, а физическая расправа… Не смеши, Саша, ты же не бандит с большой дороги. Извини, но я видел некоторые твои мнеморолики.
    Мы помолчали. Хохлатый воробей прыгал перед нами, выпрашивая угощение. Тарас Тарасович улыбнулся своим мыслям.
     

    Мнеморолик
     

    Легковой транспорт Марина на дух не переносила. Ей казалось: чем машина габаритнее, тем меньше у нее шансов попасть в аварию. Признавала только автобусы, или, в крайнем случае, маршрутные такси, те, которые покрупнее. И тем более, терпеть не могла сидеть на передних креслах. Поэтому сейчас она полулежала сзади, сняв босоножки и подняв загорелые ноги на сидение.
    — Злишься? — спросила она.
    — Угу, — кивнул я. — Именно злюсь. Могла бы и остаться на мой день рождения. Без тебя недельку переживут. Позже к своему Олафу приедешь, корона с его головы не спадет.
    — Ольгерту, — сказала Маринка. — Моего шефа зовут Ольгертом. Он лысый, сухой и непривлекательный. Не то, что некоторые.
    Мы ехали по скоростной магистрали, возвращаясь с дачи Маринкиных родителей. Моя жена держала букет полевых цветов.
    Я подал команду на отключение и снял квантовый компьютер с виска. Он лежал на моей ладони — маленькое устройство, не больше старинной почтовой марки.
    — Зачем? — спросила Марина. — Включи. Мне не по себе, когда не чувствую тебя в сети.
    — Не включу! Хочу с тобой ругаться наедине. На прошлом дне рождения была? Нет. На позапрошлом…
    — Была! — вставила Маринка. — Подарила плюшевого медведя.
    Я посмотрел на медвежонка, качающегося на веревочке возле зеркала. Он был в серых клетчатых штанах и с красным бантом на шее.
    — В этот раз я тебя не отпущу. Запру дома и сменю код на входных дверях. Мы же семья, в конце концов. Хватит в свои экспедиции шастать.
    — Всегда знала, что ты маньяк! — улыбнулась Маринка и спрятала лицо за букетом. — А мы возможно Лионесс нашли, а ты…
    — Пусть маньяк! Надоело с тобой в сети встречаться. Скажи, что за семья, где муж с женой в реале почти не видятся?
    — Современная.
    — Что?
    — Семья, говорю, современная.
    — А дети? Марина, извини меня, но я хочу реального ребенка, а не виртуального!
    — Маленького, пухленького и плачущего?
    — Да. Такого, только смеющегося.
    — Которому можно будет рассказывать, какой гений его папа?
    — Да! То есть, нет! Не увиливай от ответа!
    — Ой! Смотри, какой жук в колокольчике сидит! На тебя, кстати, похож. Такой же жесткий.
    — Марина! Что ты делаешь! Убери его с моей шеи сейчас же!
    — Ага! Боишься!
    Марина зажала жука в кулаке и поднесла к моему уху.
    — Шевелится, слышишь?
    — Убери! Если бы не управление Транспортной Службой — мы бы давно в аварию из-за тебя попали!
    — Подумаешь… Неженка.
    Она привстала и поцеловала меня в шею. Губы были холодными. Приятная волна пробежала по спине.
    — Еще, пожалуйста, — сказал я.
    — Обойдешься. Ты вредный.
    — Я хороший, добрый и любящий.
    — Но всё равно очень вредный. Отвечаю на твой вопрос по поводу ребенка. В конце года приступим.
    — К чему?
    — К процессу без предохранения. И не вздумай краснеть, Вронский! Тоже мне, кисейная барышня нашлась. Сказала — всё, как отрезала. Ты меня знаешь. Я уже Ольгерту сообщила, пусть мне замену подыскивает. Протестировалась — у нас с тобой этой зимой стопроцентный шанс зачатия.
    — Марина! Своему лысому и непривлекательному ты сообщила раньше, чем мне?!
    — Потому что ты скандалист. — Марина открыла форточку и выбросила жука. — Вронский, не вижу безумной радости.
    — По поводу скандалиста или ребенка? Уже есть. Не заметно? Нет, ну почему Олафу сказала раньше?
    — Скандалист, да еще и с плохой памятью!
    Я поймал ее за руку и поцеловал длинные пальцы. Глаза Марины расширились, она закричала, и я услышал грохот сталкивающихся автомобилей.
    Далее — удар, темнота и забвение.
     

    Мнеморолик

     
    — Марина, — хотел позвать я, но не узнал своего голоса. Вместо него послышался хрип.
    Из носа и рта торчали трубки. Я вспомнил горящие огни вверху. Сколько их было? Они слепили глаза. Еще помню режущую боль в животе и склонившиеся лица в белых масках.
    «Анестезия?»
    «Хватит. Больше нельзя. Он уже не должен ничего чувствовать. Больше — можем не вернуть».
    «Чувствую! Я чувствую! Почему не могу говорить?»
    «Скальпель. Артериальный зажим, быстрее!»
    Яркие огни слились в одно огненное пятно боли. Когда я снова пришел в себя, то увидел белый потолок. В ушах стоял звон, и еще что-то тикало, словно старинные часы — тик-так, тик-так. Не хватало только кукушки, которая выскочит и прокукует, сколько мне осталось жить. Повернуться или приподнять голову я не мог. Вместо ног пульсировал сгусток боли.
    Потом надо мной нагнулось лицо кукушки в белой маске.
    — Здравствуйте, Александр, — сказало лицо. — Электронная сиделка сообщила, что вы пришли в себя. С возвращением.
    — Где Марина? — прохрипел я.
    Лицо кукушки нахмурилось. Оно попыталось что-то сказать, но я знал ответ. Марины больше нет. Тиканье старинных часов превратилось в шум лавины. Камни сталкивались, стучали в голове, и сквозь грохот прорывалось кукование.
    — Кукушка-кукушка, — сказал я, — сколько мне осталось жить?
    Лицо пропало. Кукушка прокричала вдалеке: «Успокоительное! Почему, черт возьми, его никогда нет на месте?!»
    Беднягу-врача я смог обмануть позже. Он еще удивился, как быстро произошла регенерация тканей. Я вернулся в пустую квартиру с баром, заполненным бутылками со спиртным, к которым я больше не притронусь.
     

    Мнеморолик
     

    Над входом в виртуальный некрополь висел девиз: «Покой и надежда». Я нашел в списке Марину Вронскую и активировал запись. Зажглась стрелка, указывая направление.
    — Первое посещение? — спросил появившийся, как чертик из табакерки, виртуал молодого человека лет двадцати, одетого в темные одежды. — Вы еще не имели опыта общения с сознаниями на Q-чипах?
    — Имел, но не с некросами.
    Я вошел на территорию некрополя. Первоначальное впечатление — санаторий. Яркий, солнечный и утопающий в зелени. Виртуальный макет не коснулась зима — смена времен года не была запрограммирована. Здесь царило вечное лето. За деревьями скрывалось здание — копия старинного графского имения. Вдоль дорожки, посыпанной гравием, росла самшитовая изгородь.
    — Ну, я бы не использовал такое нетолерантное слово, — сказал Чернушка, семеня за мной. — Мы называем их виртуалами с угасшим сознанием. Александр Сафронов, отдел психологической помощи. — Он скинул на мой «квантум» визитку. — Поначалу очень трудно…
    — Алекс! — сказал я, останавливаясь. — Тезка! Пожалуйста, идите на хрен. Я как-нибудь обойдусь без вас.
    Затем, не оборачиваясь, зашагал по тропинке, оставив позади изумленного психолога. Меня трусило. Ноги у виртуалов болеть не могут, но фантомные боли не утихали, каждый шаг давался с трудом.
    Марина в розовом платье сидела на скамейке. Какой идиот так разодел ее виртуала — моя жена сроду платья не носила!
    — Марина! — Я бросился к ней, обнял, прижал к себе.
    Она безвольно поддалось объятьям.
    — Маринка! Это же я, Алекс! Узнаешь?
    — Да.
    — Ты же моя жена!
    — Да.
    — Очнись, пожалуйста!
    Она ничего не ответила. Это была Марина. Ее лицо, руки, дыхание, родинка на шее — всё было родным и привычным,  но взгляд карих глаз безразлично смотрел сквозь меня. Я расплакался. Дома. По-настоящему. На виртуале никто моих слез не увидит.
    — Маринка, ты, главное, дождись. Я вытащу тебя и верну. Пока не знаю, как, но я это сделаю. Я же волшебник, ты помнишь.
    — Да, — сказала Марина.
    Когда я шел назад, хотелось, чтобы под руки попался Чернушка-психолог. Как назло, он успел уйти. Психологи — они осторожные. Потому я лишь стер его визитку с «квантума».
     

    Мнеморолик

     
    Хранилище располагалось в сером здании института нейропрограммирования. К центральному входу вела гранитная лестница с высокими ступенями.
    — Вам помочь? — спросил выходящий из двери-вертушки молодой человек с тубусом под мышкой.
    — Спасибо, — сказал я. —  Не надо. Я сам.
    Обезболивающее помогло ненадолго. Его хватило лишь на поездку в моей «пуме», а потом иглы и раскаленный нож вернулись с новой силой, решив наверстать упущенное время. Я чувствовал, как пот заливает рубашку под курткой. Есть дела, которые человек должен выполнять сам. Просто, потому что так надо.
    Я сел на стоящий в вестибюле стул. Подошел вахтер и что-то спросил. Я поднял на него взгляд.
    — Мне надо к складу Q-чипов.
    — С некросами? Туда же так просто не пускают. Нужно разрешение на исследование.
    — Кто главный?
    — Что?
    — Кто дает разрешение, спрашиваю.
    — Да Михалыч же! Игорь Михайлович Саух — ректор кафедры виртуализации сознаний. О! А вот и он! Михалыч, к вам пришли!
    Вышедший из лифта тучный человек в пальто с пушистым воротником недовольно посмотрел на меня.
    — Что еще… — начал произносить он, но я подключился к его рабочей области и взял чужое сознание под полный контроль. — Здравствуйте, уважаемый! — продолжил ректор. — Я вас ждал! Проходите, пожалуйста! Осторожнее вставайте, у вас же  нога!
    Необычное дело — быть сразу в двух местах, и видеть себя с разных сторон. Тучный «я» стоял, глядя на «меня», поднимающегося со стула, и думал о том, что его дома ждут жена, запекшая в духовке натуральную курицу, и бутылка сорокаградусной с утонувшим красным перцем. Хотелось побыстрее оказаться там, в тепле и спокойствии, расплыться в кресле, и чтобы Оксаночка принесла на подносе тарелку аппетитного розового мяса с жиром, с запахом и хрустящей прожаренной корочкой. А потом она поставит на журнальный столик заветную «с перчиком», ойкнет от щипка в пухлую ягодицу, глупо захихикает и убежит в спальню готовиться и ждать. Но рот не слушался, произнося чужие слова, а вовсе не то, что хотелось сказать.
    Тот, другой «я», с экзоскелетом на ноге, был поседевший и злой. Со второй попытки он поднялся и поковылял следом за мной к лифту.
    — Вот сюда, а-а-асторожненько, милейший.
    Я, который был Саухом, любил представлять себя помещиком двухвековой давности. Даже лексикон подбирал соответствующий. Во всяком случае, другому мне так казалось. И было в этом обращении «Михалыч», которым он заставлял себя называть, что-то уважительно-запанибратское, важное и обтекаемое. И главное — непременно строго со студентами! Никаких поблажек на экзаменах! Хотя, не всем, разумеется, не всем… Я вспомнил пятикурсницу Алисочку с ее короткой юбочкой и розовыми волосами со змейками. Их головки так забавно стучали друг о друга, когда она была сверху.
    Мне стало неприятно, словно по уши угодил в слащавый кисель, оказавшийся на вкус с горчинкой. Второй «я» был привычнее. Прямой, упрямый и колючий, как жук.
    — Вот здесь у нас закрытая территория, уважаемый… э-э-э…
    — Жук, — сказал я.
    — Жук, — подтвердил второй «я». — У нас тут, милейший, охрана и проверки.
    Давай-давай, веди живее, и я отпущу тебя к твой пухленькой женушке.
    — А сюда мы вместе пройти уже можем… Да, Сереженька, это со мной, — кивнул ректор охраннику на входе. — Запиши «Жук»… э-э-э…
    — Павел Иванович, — подсказал я.
    — Жук Павел Иванович, — согласился Михалыч. — Прошу-с, сюда.
    Мы скрылись в хранилище, отгородившись от охранника стальной дверью.
    — Всё у нас отсортировано и записано. На этих стеллажах работающие чипы. Здесь — отключенные, заархивированные до лучших времен. Картотека на высшем уровне. — Михалыч включил виртуальный список. — Кого, значится, ищем?
    Что-то я увлекся работой кукловода, здесь, наедине, этот спектакль никому не нужен. Саух замолчал. Я нашел за него нужную ячейку и подошел к стеллажу. Чип лежал в изолированном ящике, подключенный к виртуальности. Я вошел в некрополь. Марина всё так же сидела на скамейке, как и при прошлых посещениях.
    — Прости, — прошептал я, обнимая ее безвольное тело. — Так надо.
    Я вернулся «в сознание», отключил Маринкин Q-чип и бережно сжал в ладони. Затем пошел к выходу, прикусывая губу от боли в ноге, удаляя сведения о Марине из каталога архива, стирая память обо мне в мозгах и «квантумах» ректора и охранников, вахтера на выходе и молодого человека с тубусом под мышкой. Меня здесь никогда не было, и быть не могло.
    — Мы теперь всегда будем вместе, — прошептал я. — Я подключу тебя к своему «квантуму». У нас станет одно тело на двоих.
     

    Реальность
     

    — Когда за мной придут? — спросил я.
    — Я уже подал рапорт, — сказал Тартарыч. — В котором написал, что объект не обнаружен.
    — Почему? — поинтересовался я.
    Не было никаких чувств, ни радости, ни волнения, в душе царила пустота.
    — Может быть, мне действительно пора на покой? — произнес Тартарыч. — А по правде… Я не выдал тебя из-за Марины. Она погибнет, если тебя не станет. Я не убийца, Александр, я такой же цепной пес, как и ты. Но иногда псы срываются с поводков. У нас с тобой ведь еще осталась надежда.