20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.

13:33 19.04.2023
Сегодня (19.04) в 23.39 заканчивается приём рассказов на Арену.

   
 
 
    запомнить

Автор: Имакаев Владимир Число символов: 30255
03 Человек-07 Конкурсные работы
Рассказ открыт для комментариев

3022 Дорога длиной в неделю?


    - И если вы вдруг передумаете...
     - Нет, я не передумаю.
     - Подождите, я ж не договорил, - мужчина за пошарпаным столом, но в дорогом костюме а-ля «60-е прошлого века» поправил стальную оправу очков и хитро посмотрел мне в глаза. – Я только хотел сказать, что если вы передумаете, то... – он многозначительно поднял указательный палец и, выждав паузу, прочеканил по слогам. – Денег обратно не возвращаем, и работа отмениться не может!
     - Вот и отлично.
     Мужчина передернул уголками губ, так что было не ясно – это такой вид улыбки, или правда, его от меня подташнивает. Вновь поправил очки, и опустил глаза на мою анкету.
     - А могу я выбрать исполнителя? – спрашивать нужно осторожно, хотя ответ был мне известен наперед.
     - Ну что вы, голубчик! Зачем вам это? Да и исполнителю ни к чему, вот придете вы домой, снимете его образ из своей памяти, друзьям хвастать начнете...
     - У меня нет друзей, - сухо оборвал я.
     - Да какая разница. Анонимность - прежде всего. Ведь именно за это ми и берем в два раза больше, чем эти, - чудак, одетый под старину кивнул куда-то в сторону заколоченного окна, где, похоже, располагалась конкурирующая фирма «Крылья ангела».
     Да уж, там всю душу вытрясут, на встречи с психотерапевтом обязан три недели ходить. Анкета, не то, что здесь, на пол-листочка - трехтомник заполнять нужно, от невинных вопросов о чувствах при первом полете на Луну, и заканчивая отношения к эковоздушным балекулойдам.
     - Но ведь и они не мало берут, - зачем-то буркнул я.
     - Мыло и веревка, друг мой, намного дешевле, и я уже об этом вам говорил.
     - На веревку у меня силы воли не хватает… - в первую очередь я признавался в этом самому себе.
     - Дорогой мой, - чудак театрально снял очки и умиленно на меня взглянул, словно я был провинившийся отличник в кабинете директора. – Когда вы переступили порог этого здания, вы уже сунули голову в петлю. А на это у вас мужества хватило.
     - Скажите, где подписать, и я пойду, - вся эта история начинала действовать на нервы.
     - Не так быстро, не так быстро... – мужичок опять натянул очки, которые никто не носит с тех пор, как зрение корректируют лазером даже собакам, так что все это было только отвлекающим маневром. Как в принципе и всё вокруг, начиная от архитектуры здания и заканчивая едой в буфете. Небольшая, но довольно популярная контора «Небесный экспресс», знала свое дело и при этом держала имидж. Отыгрывала роль мафиозного клана, в лучших традициях старых кинофильмов.
     - А вы могли бы сказать, когда примерно мне ждать исполнения заказа?
     - Фи... Ну это же стирает всю интригу, - не отрываясь от бумаг, язвил чудачок. - Но будьте покойны, от трех дней до недели. У вас есть время... – пластмассовой колбой, наполненной чернилами, он что-то царапал на бумаге. - Есть время... есть время... Для того чтобы написать прощальные письма. Или отправить видеопослания. Но главное, не уезжайте из города. Если заказчику придется ловить вас по стране, излишки мы будем вычитать с ваших родных.
     - У меня нет родных…
     - Значит, мы продадим ваше тело для опытов или в корм животным, - все так же спокойно и язвительно продолжал представитель «Небесного экспресса».
     А может, встать и надавать ему по морде?
     Нет, я не хочу провести следующий месяц в моральном участке. Не хочу затягивать...
     - Все, подпишите тут... тут... тут... и вот тут.
     Передо мной лежал контракт на предмет заказного убийства, и я соглашался с тем, что заказываю свою смерть добровольно, никого не виню, оплату в размере 100 тысяч юниверсалов предоставляю сразу и обязуюсь до срока исполнения заказа не распространять информацию о договоре и не покидать город.
     Четыре одинаковые завитушки я оставил на бумаге, затем подтвердил их на минисканерах, что считали мой отпечаток пальца.
     - Ну что ж, за успех нашего дела? – агент откупорил бутылочку вина, плеснул нам понемногу алкоголя, давно запрещенного в открытых местах для продажи. И под гулкий звон хрусталя мы опустошили наши бокалы.
     - Удачи вам, Артур.
     - И вам, - я все же пожал протянутую руку, в прошлом этим жестом мужчины закрепляли союз. Все сыграно по ролям. Все сделано, чтобы придать последней неделе хоть немного разнообразия. Вот и всё: документ заверен, деньги, ради которых я продал квартиру, машину, технику и оставшиеся после смерти матери драгоценности, перешли на счет «Небесного экспресса», осталось только ждать.
     Ждать своей смерти.
    
     В городе давно нет такого понятия как ночь.
     Нижний ярус Океаникса всегда погружен в голубоватый сумрак. Балекулойды, невидимые для человеческого глаза, наполняли воздух кислородом и при этом служили светопроводниками. Поначалу было много проблем с тем, что люди боялись кроме воздуха, пыли, невидимых блох, миллиардов микробов вдыхать придуманные республикой балекулойды. Позже привыкли. Болеть начали реже, да и воздух стал заметно чище, ну и непроглядной тьмы больше не было.
     Правда, мне сейчас уже все равно, чем я дышу, как я дышу и для чего. Я уже убедился в том, что я лишний человек на этой планете и в этом городе. Тридцать лет назад еще существовали клиники, где делали аборты... И почему мать, выждав двухчасовую очередь, все же убежала оттуда, не доведя до конца то, что задумала?
     Ничего, в течение недели все кончится. Прекратится мое жалкое существование, где нужно каждый день ходить на ненавистную работу, ради которой пришлось учиться в не менее ненавистном колледже больше шести лет. Закончатся пустые выходные, когда сидишь в пустой квартире, смотришь пустые фильмы по никчемным Республиканским каналам и ешь ужасную еду, приготовленную в нановейке. Ездить за город долго и утомительно, не меньше четырех часов в ненавистном монорейле. Конечно, флаер быстрее, но зарплаты анналиста переработки второстепенной органики не такие высокие, чтобы позволить себе персональный аэромобиль. Квартира во втором секторе города тоже не лучшая, все, что видишь со своего балкона, это окна квартир соседнего дома с 15 этажа по 45.
     Солнце... я уже не помню, как оно выглядит. Подниматься в верхний ярус города, мне не позволено - пропуск только до второго сектора. Те, кто живут в элитных квартирах, начиная с двухсотого этажа, и не думают о том, что есть люди-черви, которые мечтают хоть краешком глаза увидеть настоящее небо и ощутить солнечное тепло.
     Вот назло всем взять и взорвать себя вместе с квартирой, пусть рухнут верхние этажи, пусть завалятся соседние «спички», но архитекторы и биологи намного умней. Даже если взорвется атомная бомба на улице, балекулойды поглотят силу взрыва и отстроят повреждение быстрей, чем это кто-то заметит.
     Скучный и серый мир, в котором нет ничего, ради чего стоило бы рисковать или стараться жить.
     Поглощенный мыслями, я и сам не понял, как добрел до остановки монорейла, который парит по небу среди трех магнитных тросов, извиваясь подобно змее вокруг небоскребов Океаникса.
     Люди давно перестали быть личностями... для меня. Они словно муравьи хаотично передвигались по наземной части города, спешили куда-то по своим глупым и никому не нужным делам, трудились на никому не нужных работах, чтобы купить одежду, которая со временем порвется, или потратиться на еду, которую сварят, сжарят или съедят сырой и уснут, не слушая вой голодного живота. А потом умрут. И зачем продлевать агонию? Все равно умрем, так зачем мучить себя и других?
     - Около вас не занято? – пожилой священник, улыбаясь, смотрел то на меня, то на пустующее около меня кресло.
     - Нет, садитесь, - буркнув, я убирал свой «бесценный» рюкзак в котором кроме контракта, связника и ненужнокупленной книги ничего и не было.
     Старик явно ни разу не прибегавший к омоложению, поправил свою бордовую сутану и присел рядом. Хвала Небесам, у нас нет больше разделений в христианстве! Ведь раньше, говорят, церкви были подобны ресторанам: в одной тебя накормят тяжелой музыкой под запах тлеющего ладана, в другой предоставят сиденья и приятные для глаз танцы, проповедь на старославянском или с выкриками о победе над лукавым да постукиванием каблуком о сцену. Смутное было время, и как можно было выбрать - не знаю. Сегодня все проще, но не менее бесполезно, чем когда бы то ни было.
     Где были все эти священники, Церковь и Бог, когда моя жизнь превратилась в отстойник? Не работе меня не слышать, прохожие не видят, соседи, и те не узнают. Священник, все так же улыбаясь, теперь смотрел не то на меня, не то в окошко.
     Как я не люблю таких взглядов. Словно они хотят меня чем-то утешить или поддержать беседой. А может, и вовсе начнут нести бред на тему, как прекрасен мир и черная полоса обязательно закончится.
     Я резко повернулся в сторону старика и хотел было выпалить что-то наподобие «чего уставился», когда лицо священника сначала побагровело под цвет сутаны, а затем сделалось бледным, и взгляд помутнел.
     Не поняв как, мне удалось подхватить падающего старика, но тот, обмягши, всей массой придавил мне руку. В вагоне монорейла поднялся крик, воцарилась паника, и лишь смутно до моего сознания пробилась мысль о вызове экстренной помощи...
    
     Нас забрали прямо на ходу. Крыша вагона открылась, и медики, подобно спецназу из исторических фильмов, спустились к нам с передвижной платформой. Затем где-то над головой заскрипели вакуумные прессы, и нас втянуло во флаер скорой помощи.
     Нужно было остаться в вагоне, но глупые правила – если ты вызвал скорую, то должен сопровождать больного до тех пор, пока не прибудут его родственники. Какая разница, все равно мне больше некуда идти, а так при госпитале мне выделят отдельную комнату и трехразовое питание.
     Во время полета хирурги ввели в вену старика нанороботов, и те под чутким руководством специалистов установили и ликвидировали причину микроинфаркта. Раньше, говорят, для такой операции разрезали человека… А потом сшивали нитками, словно человек какая-то кукла или робот.
     - Ну вот и все, теперь посмотрим, что у нас тут, - медик огромным шприцом всосал обратно маленьких помощников и, надев рентгеновские окуляры, принялся рассматривать мою посиневшую руку. – М-да, придется накладывать скобы.
     Забавно, ведь к скобам еще и креопластиком обмотают по локоть, в детстве я испытал счастье носить гипс, так что лучше уж так. Не научились за эти года сращивать кости быстрее. Только вот старик уже здоров почти, а я буду месяц ходить как инвалид…
     Хотя нет… всего неделю.
    
     Около госпиталя нас уже ждали.
     Сотни летающих камер и тысячи людей с плакатами и фотоаппаратами. Флаер скорой помощи медленно пошел на посадку, а тесный круг живого моря стал нас окружать со всех сторон.
     - Ну, друг, теперь ты стал популярным, - ухмыльнувшись, медик хлопнул меня по плечу здоровой руки и распахнул двери флаера.
     Со всех сторон стали вспыхивать яркие радужные искры. Нас фотогравировали со всех сторон, при любом расстоянии, на каждую камеру. Одновременно обрушились сотни вопросов.
     «Как самочувствие Папы Ватикийского?» «Не знаете, почему Папа отправился на прогулку без охраны и сопровождения?» «Как вы обнаружили, что Папе плохо?» «Вы кто-то из его тайного окружения или родственник?» «Вы считаете, у Папы есть шансы продержаться до конца следующего Пасхального цикла?» «Это было покушение на Папу или просто несчастный случай?» «Что Вы намерены делать с миллионом юниверсалов, которые полагаются спасшему любого из VIP-персон?»…
     Остальные вопросы я уже почти и не слышал. Я попытался посмотреть в сторону бледного старика, увозимого на парящих носилках. Ведь я видел это лицо раньше. Тысячи раз, если не больше. Но я никогда не обращал внимания на этого человека, как и любому другому. Да, я сделал то, что должен был сделать, и вовсе не ради миллиона.
     Миллион юниверсалов… Безумство.
     Но больше меня сейчас заботило другое: у Папы нет родственников, так что мне придется быть его попечителем и ответственным лицом. Пусть даже у него назревала кандидатура преемника или подписанное завещание в случае смерти все должно достаться мне. Но зачем? Я могу умереть быстрее, чем старик.
     Меня провели в палату, соседнюю с палатой Папы, и даже со смежной стеклянной стеной. Это была не стандартная палата, в которой я как-то лежал после операции на желудке, тут было все – начиная от балкона, выходившего на висячие сады, и заканчивая персональным холодильником, доверху забитым деликатесами и натуральными соками.
     Впервые за неизвестно сколько лет я почувствовал голод. Раньше это было вялое нытье желудка о том, что нужно кинуть внутрь все равно какое белковосодержащее вещество, сейчас же мне захотелось по-настоящему вкусно поесть.
     Я достал из холодильника нарезку из копченого мяса. Скорей всего настоящего мяса, бывшего некогда настоящим хрюкающим животным, а не созданного в лаборатории подобия говядины и индюшки. Прохладный сок, содержавший натуральную глюкозу, и мягкий, пахнущий небом и июльским ветром, хлеб. Я отворил окно и позволил свежему влажному воздуху поменять климат в больничной палате.
     Папа спал словно младенец. Я мало что понимал в медицине, но монитор с датчиками отсвечивал томным зеленоватым цветом, и это внушало уверенность в том, что священник скоро придет в себя.
     Зря я включил проектировщик. По всем каналам только и показывали Папу, выносимого с флаера, и меня – серое, запуганное, мало уже похожее на человека существо. Я подошел к зеркалу. И правда, я был ужасен. Когда я перестал видеть свое отражение? Когда мне уже стало все равно, что со мной будет? Когда же я умер?
     В дверь постучали.
     Наскоро умывшись, и поправив растрепанные волосы, я пошел открывать.
     - Артур Киреев? – на пороге стояли двое. Мужчина и женщина. Оба одетые стильно и солидно, как и положено адвокатам, личным финансистам, агентам РБР или же просто личным секьюрити. По заданному вопросу и напору проникновения в палату видно было что в этой паре лидировала женщина.
     - Как вы уже поняли, Артур, вам улыбнулась удача, - дама не спеша, обошла мое новое пристанище, разглядывая мясную нарезку, оставленную на кровати, открытое окно, заляпанное водой зеркало, - И вам причитается небольшая сумма… Я бы сказала, своего рода гонорар… Но вот только мне хотелось бы узнать…
     - Простите, а с кем я имею честь говорить? – я закрыл дверь, понимая, что гости так быстро от меня не удалятся.
     - Внутренняя служба Ватикана, - вполголоса, но очень доходчиво произнес напарник напористой дамы. И эта фраза должна была произвести на меня какое-то впечатление, но не произвела.
     - Я не собираюсь ни о чем с вами разговаривать без адвоката.
     Женщина ухмыльнулась, налила себе в стакан сок, выпила большими глотками до дна, тем самым угощая свой гнев, а после холодно произнесла, глядя прямо мне в глаза.
     - Послушайте, Артур. Это сегодня вы герой. Может, неделю… в крайнем случае месяц, ну а потом интерес к вашей фигуре иссякнет, и вы снова серый человечек…
     - Послушайте, дамочка. Вы вместо того, чтобы меня запугивать, занимались бы своими делами, и тогда вашей конторе не пришлось бы вычитать миллионы из ваших зарплат таким вот серым человечкам как я. Уяснили? А теперь я попрошу оставить меня одного, мне нужно отдохнуть.
     Она долго испепеляла меня взглядом, но ничего сделать не могла, в палате как минимум три камеры наблюдения. Потом ее огонь перекинулся на напарника. Легкий кивок, и тот опустил руку за пазуху…
     Исполнители?!
     Почему-то внутри все похолодело, и на миг мой разум захотел отбросить меня в сторону, закричать, схватить что-то и оборонятся… Но тело с облегчением расслабилось, чтобы встретить неизбежное.
     Пластиковая карточка с синхронизатором отпечатка.
     - Тут ровно миллион. Забирайте и испаритесь, чтобы никто Вас больше не видел. Но клянусь Богом, если вы начнете претендовать на наследство…
     Ах, вот оно что. Конечно, нет родственников, и я попечитель по закону. Эх, на этот счет можете и не волноваться, зачем мне состояние, если жить осталось всего ничего.
     Дверь захлопнулась. А я, все еще находясь под действием легкого шока, налил себе сок и через дверь на балконе отправился гулять по висячим садам.
    
     Это было просто потрясающе. Госпиталь своими стенами словно огородил от шума и городской суеты кусочек девственных джунглей. Хотя нет, едва различимым все же оставалось прикосновение человека. Искусственные водопады, фонтаны, спрятанные в кустах ежевики и малины, высокий бамбук, посаженный словно по линейке, лавочки, плетенные из вяза, и многие мелочи, которые так натурально смотрелись в этом прогулочном парке для пациентов и их попечителей, что сердце замирало, наслаждаясь творением.
     Я вышел со своего яруса для VIP-персон и прошел в часть, открытую для «простых смертных». Тут было немногим больше людей, и все же все они так тихо и незаметно растворялись в сказочном мире, что создавалась иллюзия одиночества и первозданности.
     Найдя у журчащего водопада заброшенную лавочку, я сел, запрокинув голову так, чтобы мои глаза не видели ничего кроме неба. Скоро я буду там. Говорят, что те, кто пользуется агентствами, попадают в рай. Ведь это не прямой суицид – ты не лишаешь себя жизни, этот грех берет на себя другой человек, правда за твои деньги. Конечно, церковь считает это грехом, но есть свидетельства тех, кого откачали от попытки убийства агентством, и все они были возмущены тем, что их забрали чуть ли не с райского обеда.
     Я заслужил на место в раю, слишком долго ад окружал меня на этой земле.
     - Дядя, а как тебя зовут? – тонкий и звонкий детский голос оборвал мои мысли.
     Я попытался разглядеть говорившего, но то ли кровь слишком резко стала прибывать в голову, то ли от яркого неба в глазах потемнело, и образ малыша светился подобно маленькому солнцу. Потом все прояснилось, и наваждение прошло.
     Мальчонка лет трех, с необыкновенно большими карими глазами, кучерявыми русыми волосенками и конопатым носиком- пуговкой, смотрел на меня, то и дело подтягивая штанишки.
     - Дядя, у тебя ушки болеют, да?
     Я улыбнулся. Просто давно уже никто не спрашивал, как меня зовут, тем, кому надо и так знают, а кому не надо, те и меня не видят.
     - Нет, не болеют, - улыбнулся я. – Меня зовут Артур.
     - А меня Крис, - малыш деловито вскарабкался на лавочку около меня и, усевшись, принялся болтать ножками. – Это хорошо!
     - Что хорошо? – не понял я.
     - То, что ушки не болеют, вот у моей бабушки болеют. Я у нее прошу что-то, а она меня никогда не слышит, - малыш тяжело вздохнул, предаваясь каким-то своим воспоминаниям, а потом продолжил. – Раз у вас ничего не болеет…
     - Не болит… - поправил его я, не переставая улыбаться.
     - Ну да! Так а чего вы тут делаете?
     - Так получилось, - виновато пожал я плечами. – Одному хорошему человеку стало плохо, и я решил ему помочь.
     - Правда?! – глаза у мальчика засветились огоньком азарта.
     - Да, правда, – почему-то наш незатейливый диалог мне нравился, я был счастлив разговаривать с человеком, пусть и маленьким, но просто так, без всякого дела, без всякой причины. Простая болтовня на лавочке у водопада.
     - А вы могли бы помочь моему брату? – очень осторожно спросил малыш, - Данила очень-очень хороший, и ему надо помочь!
     - Ну, раз очень хороший, - я очень нежно погладил малыша по голове, и тут же одернул руку. Откуда у меня это? Откуда эта симпатия? Никогда раньше я не чувствовал умиления к детям, да и к взрослым и старикам…
     - Крис! Вот ты где! – по аллее из-за высоких кустов с ярко красными цветами появилась мать мальчика. Вид у нее был уставший, изможденный. Я знаю, что это за вид. Я знаю, что он значит.
     - Мама! Мама! – закричал мальчик, маня ее рукой. – Вот этот дядя сказал, что поможет Даниле.
     Во взгляде женщины на мгновенье вспыхнула искра надежды, но реальность, с которой она смерилась уже давно, угасила эту искру, не дав разгореться.
     - Простите его, - она взяла сына за руку и потянула его, помогая слезть со скамейки.
     - Мама, но он поможет, правда! Вы правда поможете? – глубокие карие глаза посмотрели мне прямо в сердце. Ну как я мог сказать им «нет»?
     - Если это в моих силах… - выдавил я.
     - Это ни в чьих силах! Ни в чьих, слышите? Крис, вставай, пойдем! И не надо забивать головы детям… - на этих словах она захлебнулась в своих эмоциях, рухнула рядом со мной на лавочку и принялась рыдать.
     Я не стал ей мешать. Крис лишь нежно и немного неуклюже поглаживал мать по голове, и когда ее истерика прошла, я протянул ей свой едва начатый стакан с соком.
     Она благодарно приняла, сделала пару глотков, потом остановилась, понимая, насколько дорогой напиток у нее в руках, посмотрела на меня и взглядом спросила, может ли она отдать это Крису. Я кивнул. Мальчик принял стакан, отпил и, видно, напиток ему понравился. Еще бы, натуральный сок из натурально выращенных фруктов.
     - Вы простите меня Бога ради, - не глядя мне в глаза, прошептала женщина. – Я слишком долго держала это в себе.
     - Вы тут ради сына?
     Она кивнула, и я заметил, как в уголках глаз снова блеснули слезинки.
     Мальчик слёз уже не видел, он увлекся бабочками, порхавшими вокруг водопада, и принялся их ловить.
     - Врачи пытаются сделать все, что в их силах, но кажется, они просто поддерживают его в нашем мире. Перестройка мозговых тканей… У меня только осталась одна надежда на чудо, - она вытерла щеки и, растерев влагу в ладонях, сцепила пальцы замком. Тем самым запирая свои чувства в себе. Красивые тонки пальцы. Руки, совсем недавно узнавшие физический труд. Правильной формы ногти когда-то были накрашены розовым лаком, и это отлично гармонировало с ее цветом кожи. Еще я обратил внимание на след от обручального кольца. И она поймала мой взгляд.
     - Мне пришлось заложить его, чтобы хоть как-то покрыть расходы за госпиталь.
     Мне стало стыдно, что я заставил ее говорить об этом. Мне нужно было как-то исправляться.
     - Я думаю, ваш муж найдет способ его выкупить.
     Она усмехнулась, и с некоторой злобой ответила.
     - Нет, не сможет… Он мертв.
     Я почувствовал, как румянец заливает мои щеки.
     - Простите, мне очень жаль…
     - А мне нет! – холодно ответила она вставая. – Слышали об агентствах наподобие «Крылья ангелов»? Ну вот, мой муж решил, что это лучший выход из его проблемы.
     Женщина подошла к сыну, схватила его за руку и удалилась в сторону госпиталя, а на меня кто-то словно опустил колбу, наполненную вакуумом. Мне стало нечем дышать, в глазах потемнело, а в уши словно набили вату.
     Дурак!
     Пришел бы я на неделю раньше в «небесный экспресс», и сегодня я бы уже не смог спасти Папу… Кто знает, может, завтра я смогу спасти еще кого-то. Да и не всегда тот, кто нуждается в помощи, сядет около меня. Столько людей сегодня кричат о помощи. Им не нужны деньги или дома, квартиры или еда, им порой нужно всего пару слов поддержки. Они задыхаются в своем одиночестве, а я решил, что смерть самый легкий выход?!
     Внутри меня что-то взорвалось, и я побежал. Бежал так, как никогда в жизни не бегал. Схватил карту с премиальными и бросился ловить такси. На ходу мне сообщили, что Папа уже пришел в себя и хочет меня увидеть - я пообещал, что его навещу.
     Перебегая по коридорам, натыкаясь на медиков с каретками, носилками и просто вычитывающих что-то на медицинских мониторах, я мчался к выходу. Краем глаза я заметил, что кто-то следует за мной, но мне было все равно.
     Поймать такси на VIP этаже оказалось проще простого, и, сказав адрес конторы «Небесный экспресс» я оглянулся назад. Человек в сером костюме, посмотрев мне вслед, тоже остановил желтый флаер с черными шашечками, и тот сел нам на хвост.
     - Плачу двойную плату, если ты сумеешь оторваться от него, - похоже, не только я, но и мой шофер заметил погоню. Повторять дважды не пришлось.
     - Тогда пристегнитесь!
    
     Более получаса продолжалась сумасшедшая гонка среди многоэтажек и кварталов Океаникса. Мы петляли вдоль старых кварталов, мы вылетали на встречные полосы скоростных потоков, и даже замирали в гараже торгового центра. И лишь в километре от цели нам удалось в маневре скрыться за рекламным щитом, парившим на нижних ярусах.
     Я расплатился, и дальнейший путь продолжил пешком.
     Вокруг меня суетились люди. Каждый был настолько яркой личностью, настолько необъятным в мечтах, таким океаном потенциала и с собственной вселенной мышления, что жизни мало для того, чтобы понять хотя бы одного человека. Вот почему эта девочка в сером потрепанном костюме так умиротворенно и преданно смотрит на мать? А та наоборот шагает, словно в пустоту. О чем задумался мужчина, допивая остывший и не самый лучший в городе кофе? Кого ждет девушка, одетая по последнему писку моды? О чем говорят старики, так мило идущие под ручку по одинокой улочке окутанной синим сумраком.
     Я ведь не понял этого мира, а уже собрался уходить.
     - Ах, это вы? А мы уже закрылись… поздно батенька, поздно, - все с той же ухмылкой произнес агент «Небесного экспресса», запирая двери конторы.
     - Но я передумал!
     - Кажется, я вам…
     - Я знаю, что вы говорили, но я передумал. На самом деле передумал. У меня есть деньги! Миллион! Хотя нет, уже чуть меньше, мне пришлось заплатить за такси, но все же…
     - Молодой человек, не надо трясти деньгами у меня перед носом, - почему-то не было в голосе агента больше издевки, мне показалось, что в нем есть капля сожаления и какое-то по настоящему человеческое понимание. - К нам приходят за скорой расправой к самому себе… И я правда, ничего не могу сделать. А миллион постарайтесь потратить.
     - Но ведь исполнитель. Я его видел! Позвоните ему и дайте отбой!
     Мужичок сконфузился, поправил очки и потом решился задать вопрос.
     - Исполнителя?
     - Мужчину в сером костюме, он преследовал меня от самого госпиталя.
     Чудак ухмыльнулся, потом откашлялся и тихонько произнес.
     - Хотите знать, кто исполнитель в вашем деле?
     - Конечно! – закричал я. – Для этого я к вам и приехал, чтобы найти и дать отбой.
     - Ну вот, молодой человек, исполнитель – я.
     Я опешил.
     - Так вы должны меня убить? – не понимал до конца я. Если да, то зачем морочить голову. Принципы?
     - Не должен. Уже убил.
     - Как это?
     - Вино, молодой человек. То самое вино, которое вы пили у меня в кабинете. Ваш бокал был отравлен.
     Вот оно что. Морозец пробежал по спине, и я только сейчас осознал весь ужас произошедшего. Точка невозврата пройдена, и я не в силах, что-либо поделать.
     - Ступайте с Богом.
     - Отравитель… - все, что смог произнести. Теперь я словно стал ощущать, как яд передвигается по моему телу, выпивая жизненную силу.
     - Все законно, и, к сожалению, со сто процентной гарантией.
     - Сколько мне осталось?
     - Думаю, что немного. Одних вырубает сразу, другие живут почти неделю, но, судя по вашим глазам, вам осталось сутки, не больше.
     Я попятился назад, словно от чумы, от человека, который словами наполняет меня ядом и смертью. Я шел от него прочь, боясь, повернутся спиной, чтобы тот не вонзил отравленный кинжал и не поставил точку…
     И все же отойдя на сотню шагов, я бросился прочь из того района.
    
     Все плыло перед глазами, и я, не помня себя, едва вернулся в госпиталь.
     У дверей в мою палату, ожидая меня, дремал в кожаном кресле тот самый человек в сером костюме. Теперь это было даже забавно, зачем же он меня догонял.
     - Добрый вечер, - бросил я ему.
     Мужчина спросонья не понял, что это его плод безуспешной погони, а после поздоровался и затараторил.
     - Артур, Слава Богу, вы живы. Вот эти анализы мы получили пару часов назад, в вашем организме сильнодействующий яд…
     - Я в курсе…
     - И если срочно не сделать перестройку мозговых тканей… Как это вы в курсе?
     - Слышали об агентстве «Небесный экспресс»?
     Мужчина поморщился, не веря своим ушам.
     - Простите. Мы думали… У нас просто есть пробный образец, но если, - тот собрался было виновато отступить к дверям, когда мое сердце забилось чаще.
     - Срочно к регистратуре!
     Лифт невообразимо долго полз на три этажа вниз. Попутчик то и дело мне рассказывал о том, как испытания проводились на животных и даже на нескольких людях. Успех нашему делу был обеспечен. Также он не умолкая говорил, что не положено героям вот просто так умирать, тем более заказав убийство самому себе. Да, он также сказал, что операция не дешевая и стоит почти 900 тысяч, но у меня эти деньги были.
     У регистратуры меня встречали улыбками и аплодисментами, и когда стало известно, что я пришел заполнить бланк на операцию, ко мне было приковано внимание всех медсестер и терминалов. Вот только мой вопрос поставил их в тупик.
     - Вы знаете парня по имени Данила, которому нужна перестройка мозговых тканей?
    
     Оплатив операцию для Данилы, я поднялся на свой этаж. Мне предстояло исполнить обещание. Навестить старика, который был благодарен за спасение жизни. Но прежде чем войти в палату, я подошел к моим дневным гостям из личной охраны Папы.
     - Ну, волнуйтесь, я ухожу с вашей дороги.
     Женщина оценила меня взглядом. Она была готова к новой схватке, а тут капитуляция, она даже на напарника посмотрела, убедиться в том, что не ослышалась. Тот был удивлен не меньше.
     - И что вы за это хотите?
     - Самую малость. Вот тут имя женщины – я протянул листок с именем матери Криса и Данилы, - мне это сделать невозможно, а вы по своим каналам сможете. Она заложила в ломбард свое кольцо. На карточке осталось немного денег…
     - Я поняла, - мне показалось или на самом деле взгляд ледяной ведьмы растаял.
     - Спасибо.
     - Проходите Артур, Папа вас ждет, - она сама встала и открыла мне двери.
     Через смежное стекло я глянул на свою палату, то самое место, где, уснув сегодня, я уже не проснусь.
     - Господи, прости… Какой же я был дурак… - прошептал я.
     - Важно не то, что сделал, важно, осознал ли свой поступок, - не менее тихое кряхтение ответило мне.
     Доброе, искреннее и от этого даже светлое лицо Папы было обращено ко мне со всем радушием, которое только может выражать человек на больничной койке.
     - Я грешен, святой отец, - вздыхая, я присел рядом с койкой Папы.
     - Уже нет. Входил, был грешен, но после своих слов, обращенных к Отцу Неба – нет!
     - Но я сделал такое…
     - Я знаю, что ты сделал, - священник кивал, не укоряя, а скорее давал понять, что не стоит об этом говорить.
     - Что же мне делать? Мне осталось так мало.
     Папа аккуратно погладил меня по щеке, и покой разлился по всему телу.
     - Нам всем осталось очень мало, Артур. Если ты скажешь кому-то, что ему осталось жить месяц, он скажет, что мало, кому-то скажешь год, десять лет, и тот не будет говорить, что это большой срок. Не важно, сколько мы живем, важно, как мы живем. Ты оставил след в этой жизни. Данил очень быстро поправится и сможет сделать все, что ты не сумел или не захотел. А может, сделает намного больше, чем ты мог бы сделать.
     Не знаю почему, но я упал на колени и положил голову на кровать Папы. Слезы текли сами собой, и говорить что-то уже было просто бессмысленно.
     Сухая старая рука нежно гладила меня по голове, и я слышал, как уста священника произносили за меня молитву. Слова обретали мелодию и звучание, казалось, что звук льется через меня. Наша палата стала безмерно огромной, и все те эмоции, которые я так долго скрывал в себе, вырвались наружу.
     Когда я открыл глаза, мир уже был абсолютно чист и прекрасен.
     Дорога, по которой я шёл так бездумно - закончилась, но я был рад тому месту, куда она меня привела.
     Я был Дома.

  Время приёма: 21:27 11.07.2007

 
     
[an error occurred while processing the directive]