s032 Укрощение Беатриче

    После третьей кружки эля Элоизей Фук признал сегодняшний день самым плохим днем в своей жизни. Он сидел за столиком в самом темном углу трактира «Семь ветров» и тяжелым взглядом буравил веселую толпу моряков. Простой матрос когда-то, а теперь богатый судовладелец, мистер Фук надеялся, что давно забытая, но такая привычная атмосфера разудалого веселья прогонит тяжелые мысли. Однако собственная судьба с каждой кружкой казалась все безрадостнее, а мрачные мысли, как рой надоедливых мух, вились на дне его затуманенного алкоголем мозга, не давая забвения.
    Сегодня мистер Фук получил сообщение, что у Собачьих островов были найдены останки Святой Серафины. Экипаж выкошен холерой. Это была далеко не первая потеря Элоизея. Первой пропала трехмачтовая шхуна Святая Анна – гордость мистера Фука. Последний раз корабль видели, когда он спешил на выручку другому английскому торговому кораблю, севшему на мель. Потом на пути в Вест-Индию пропал флейт Святая Агнесса. Розыски ничего не дали, лишь через несколько месяцев к берегу Ямайки прибило ее полуобгоревшую мачту. Святая Тереза пропала еще спустя полгода. Итого - четыре сгинувших корабля за три года. И каких корабля! Построенных с применением новой технологии из дерева мишвагского кедра. Этот кедр всего несколько лет назад был найден на только что открытом седьмом континенте и сразу же обрел славу за его прекрасные корабельные качества – легкость, прочность, удобство в работе. Построенные из его дерева корабли отличались быстроходностью и надежностью. Правда, коренные жители нового континента приписывали этому кедру еще какие-то таинственные свойства. Но мистер Фук, как человек просвещенный, не мог всерьез полагаться на мнение людей, верящих в то, что даже камень имеет душу.
     - Четыре корабля! – прорычал м-р Фук  в сотый раз и в сердцах жахнул недопитой кружкой по столу. Кружка разлетелась на осколки, обдав судовладельца веером липких брызг. Не сказать, чтобы в шуме трактира на его выходку кто-то обратил внимание, но Элоизею вдруг стало стыдно.  Пора было возвращаться домой – жена, наверное, уже послала мальчишку Якоба разыскивать его по портовым трактирам. Элиозей полез в карман за кошельком, выронил его из непослушных пальцев и смачно выругался. Кошелек приземлился где-то в темноте под столом. Мистер Фук с трудом наклонился и принялся шарить у себя под ногами. Кошелька нигде не было. Сопя и чертыхаясь Элоизей нащупал, наконец, что-то плотное и вытащил на свет скомканный клочок бумаги. Ругнувшись еще раз – плохой день стал совсем уже скверным -  мистер Фук расправил бумагу, ведь не зря же он пыхтел, лазая под стол и напрягая свой слегка растолстевший в последние годы живот. Мятые строчки гласили:

    Коммерческое предприятие «Морская ведьма»
    предлагает свои услуги владельцам кораблей:
    снимаем проклятия, привлекаем удачу, укрощаем дух парусника.
    Мы гарантируем безопасное и приятное плаванье!
    Обращаться к Хромому Люку.
     

    - Чушь какая! – фыркнул судовладелец. – Бабские суеверия!
    Рука Элоизея потянулась за кружкой, но тут он вспомнил, что разбил ее и волна отчаянья накатила по новой:
    - Четыре прекрасных корабля! Сколько сил вложил я в их постройку! А денег! Мечтал, черт возьми, расслабиться. Начать получать удовольствие от жизни.  А тут … неудача за неудачей.  Бесконечная черная полоса. Рок. – Промелькнувшая мысль заставила мистера Фука напрячься. – А ведь точно! Он проклят! Как иначе объяснить столь вопиющую несправедливость судьбы? – Мозг Элоизея с трудом попытался сбросить похмельную заторможенность: -  Святая Беатриче отплавает через два дня. Моя последняя надежда! Нужно что-то делать!
    Вывод был прост: если разумные меры не помогли, оставалось только одно -  обратиться за помощью к оккультным силам. Взгляд мистера Фука сосредоточился на мятой бумаге:
    - Обращаться к Хромому Люку, - вслух процитировал он, - Еще бы знать, как найти этого чертового Люка.
    Когда судовладелец, наконец, оторвал взгляд от стола, он вздрогнул – прямо перед ним, как черт из табакерки, возник высокий, неопределенного возраста субъект в черном, опирающийся на костыль. В свободной руке он сжимал кошелек мистера Фука. Левый угол рта, собранный в иронической полуулыбке, не оставлял сомнений в том, что это именно тот человек, что нужен Элоизею Фуку:
    - Позвольте представиться, Хромой Люк.
     
    Спустя два дня, за пять минут до отплытия, на борт Святой Беатриче взошла странная дама в черном. Каждый шаг женщины сопровождал легкий металлический звон: с черного кожаного пояса, охватывавшего ее сухую талию, свисало несколько десятков брелоков-якорей, сделанных из разноцветных металлов. Имя женщины было Агата Горти. Никто не назвал бы ее старухой, хотя все атрибуты старости – седые волосы, убранные на затылке в пучок, морщинистая кожа, выцветшие до неопределенного цвета глаза  – свидетельствовали о длинной череде прожитых лет. Женщина передвигалась стремительно, взгляд имела властный, поэтому никто из членов экипажа не посмел оказаться у нее на пути. 
    Известие о том, что на борту Святой Беатриче будет женщина, сообщил накануне сам владелец флейта. Слова мистера Фука, как и ожидалось, встретил рев недовольных голосов:
    - Женщина на корабле! Да каждая портовая крыса знает, что это к несчастью!
    - Теперь мы все отправимся за рундуком Дейви Джонса!
    - Бабу – за борт!
    Правда, попытки бунта были тут же умело подавлены капитаном Кёртом Ханниганом: его негромкий, но удивительно четкий голос расставил все по местам: несогласным предложили выметаться куда глаза глядят, а вот оставшихся ждало двойное жалование. Два бочонка рома, выставленных мистер Фуком, довершили дело. После этого недовольство предпочло больше не высовываться открыто, хотя продолжало медленно кипеть под крышкой формального подчинения приказу.
    Представившись капитану, Агата Горти молча проследовала ко входу в отведенную для нее каюту. За ней попятам двое внушительных слуг несли на плечах огромный сундук. Было в форме, размере этого сундука, и даже в той манере, с которой его несли, что-то, навевающее мрачные мысли. М-р Додд - высокий, желчный первый помощник капитана, чье помещение так бессовестно отобрали в пользу дамы, - мрачно покосился на багаж захватчицы и сквозь зубы проворчал:
    - Хотел бы я знать, чей несчастный скелет заперт в этом шкафу.
    - Ты почти угадал, милый, – женщина резко затормозила перед дверью, вызвав усиленную волну звяканья. Ее острый прищуренный взгляд скользнул по Додду, заставив того отступить на шаг.  – Там останки моего покойного мужа. Не годится добропорядочной жене моряка отправляться в плаванье без своей второй половины.
    Челюсть первого помощника поползла вниз, толстый боцман Ульрих с чувством сплюнул на палубу, а самый юный член экипажа, юнга по прозвищу Наперсток, побледнев, прошептал одними губами: «Ведьма!» Так началось это плаванье.
     
     Мадам Готи не выходила из каюты неделю. За это время офицеры полностью отладили механизм, что отвечает за бесперебойную работу корабля. Несколько выбитых зубов и две показательные порки сошли за развлечения. Морские волки всласть покуражились над новенькими. Старые шутки успели всем надоесть. Даже свежие байки о похождениях на берегу набили оскомину. Жизнь вошла в привычную скучноватую колею и оказалось, что волна неприятия к cтоль нежеланному члену экипажа схлынула. Ей на смену пришло любопытство: куда запропастилась эта чертова женщина, и зачем она вообще здесь? Не успела эта мысль четко оформиться в умах всей команды, как Агата Горти решила прервать свое затворничество. 
    Вечером, когда все свободные от вахты члены экипажа собрались на средней палубе для традиционной партии брэга и кружечки пива, раздался характерный звон брелоков. Женщина стремительно заняла место среди играющих, одним лишь взглядом расчистив себе место во главе стола.  Перемены в ее внешности были разительны. Хотя это была все та же пожилая женщина, глаза мадам Горти стали ярче и приобрели тот небесно-голубой оттенок, что так нравится поэтам, распущенные волосы струились по плечам серебристыми волнами, а на щеках играл едва заметный румянец.
    - Черт побери, хорошо выглядите! – выразил общее мнение дамский угодник кок мистер Глутон. 
     – Считайте, что морская прогулка пошла мне на пользу, - мадам Агата одарила говорившего ледяной улыбкой и продолжила: 
    - Джентльмены, я здесь для работы. Моя специальность – укрощение кораблей.
    - Наша Беатриче тигр что ли? – попытался съязвить кто-то.
    - Не, скорее скаковая лошадь, - уточнение вызвало дружный смех.
    Мадам Горти продолжила, не замечая ехидных реплик и не поднимая голоса:
    - Мистер Фук нанял меня потому, что за последнее время затонуло или пропало четыре его корабля. Он боится, что и Беатриче может ожидать сходная участь.
    Последнее замечание вызвало ожидаемую реакцию – моряки перестали шутить, лица посерьезнели. Как люди, чья жизнь во многом зависела от сил природы, они были суеверны.
    - Что ВЫ можете знать о кораблях? – неодобрительно хмурясь, произнес обычно молчаливый второй помощник Зелигер.
    - Достаточно того, что знаете вы. Для меня гораздо полезней понимать природу ДУХОВ, - последнее слово мадам Горти выделила особенно. После зловещей паузы она продолжила уже с более деловой интонацией: - Это не первое дело в моей практике. Я должна выяснить, в чем проблема вашего корабля и решить ее. В ваших же интересах мне не мешать.
    - А откуда вы знаете, что с Беатриче что-то не так? Вон ростра по-прежнему улыбается, - кок махнул рукой в сторону носа корабля. - Хотя обгадили ее птички знатно! – веселый Глутон не мог долго оставаться в мрачном расположении духа.
    В ответ раздался одобрительный, но не слишком дружный смех.
    - Боюсь все, что вы сможете заметить, джентльмены, это муха в кружке с пивом, да и то - сомнительно. При таком подходе следующая наша остановка может быть на дне морском,  – с этими словами мадам Горти встала и под звон якорей удалилась в свою каюту.
    На следующее утро мадам Агата подошла к капитану, который традиционно встречал рассвет на шканцах, с чашечкой кофе в руке, и передала ему свиток. Ханниган развернул свернутую бумагу, быстро пробежал глазами и усмехнулся.
    - Вы думаете, это поможет?
    - Когда нет уверенности, лучше начать с традиционных мер.
    Мадам Горти уже собралась было уходить, как вдруг остановилась и пристально посмотрела на капитана. Он был достаточно молод  – лет около тридцати пяти. Невысок, но широк в плечах. Строен, но с уже едва заметно подступающей полнотой. Светло-желтые волосы слегка вились над лбом и ушами. Самое большое впечатление производили глаза – голубые, холодно-задумчивые. Они смотрели куда-то внутрь себя, а не на собеседника, отчего Агате сразу захотелось слегка стукнуть мистера Ханнигана по затылку и сказать: «Я здесь, проснись!» «Романтик», - поставила диагноз мадам Готри про себя, а вслух спросила:
    - А как вы стали моряком, мистер Ханниган?
    - Я думаю, вы, как мудрая женщина, уже догадались, - отстраненность в глазах капитана на секунду сменилась иронией. -  Обычная история, мадам Горти. Счастливое детство в кругу богатых, все позволяющих родителей не пошло мне на пользу. В шестнадцать лет влюбился в красивую девушку. Как оказалось, напрасно: прелестная оболочка скрывала испорченную душу. Не вынеся разочарования, я сбежал из родительского дома. Разбитые юношеские мечты и страстное желание доказать всем, что я чего-то стою, привели меня на море. Для романтически настроенного юноши корабль казался идеальным местом.
    - Романтики в этом возрасте стихи девушкам пишут, а не по реям лазают.
    - Вы правы, - взгляд капитана вновь стал отчужденным и каким-то печальным. Агата поняла, что разговор по душам окончен.
    - Я распоряжусь, чтобы о ваших «традиционных мерах», - мистер Ханниган потряс свитком,  - узнали все. Но гарантирую, что матросы без боя не сдадутся.
    - А я на это и рассчитываю, - загадочно ответила мадам Горти и удалилась  свою каюту.
     Спустя полчаса вся команда корабля была собрана на верхней палубе, и первый помощник Додд суровым голосом зачитал приказ. С этого дня и на протяжении всего плаванья членам экипажа запрещалось:
    - сквернословить,
    - богохульствовать,
    - справлять естественные потребности в любых местах, отличных от гальюнов,
    - загрязнять корабль любыми способами,
    - заниматься рукоприкладством,
    - устраивать драки.
    Как только Додд закончил, невообразимый шквал голосов обрушился на палубу. Никто не сомневался, что новые правила - это «бабские» происки.
    - Е… я хотел эти ваши х… правила!
    - Протащим эту ведьму под килем, и все дела!
    - Что, мне теперь уже и плюнуть нельзя?
    - Чтоб гальюнные черви съели ее мозг!
    Неистовство разъяренных моряков грозило перейти в настоящий бунт, когда один, потом второй, а затем и все остальные члены экипажа заметили, что-то странное стало твориться с кораблем: флейт остановился. Хотя по-прежнему дул сильный попутный ветер, белые барашки плясали на гребнях волн, и судно могло запросто скользить с прежней скоростью 15 узлов, паруса Святой Беатриче вдруг бессильно повисли.  Собравшиеся на палубе в недоумении оглядывались друг на друга. Разом наступившую тишину прорезал звонкий  удар корабельного колокола. Кое-кто рефлекторно дернулся. И тут тоненький голосок Наперстка: «Смотрите!»  – заставил напряженную толпу оглянуться в сторону носа корабля. Там, в неизвестно откуда взявшемся тумане, парила фигура женщины. Развевающиеся светлые волосы, яркие голубые глаза – черты обновленной мадам Горти угадывались сразу, но на этом сходство заканчивалось. Фигура женщины под полупрозрачной тогой выглядела намного привлекательнее, лицо – моложе, а выражение сверкающих глаз несло такую вселенскую печаль, что даже непробиваемый боцман Ульрих почувствовал холодок на спине.
    Фигура женщины держала в руках миниатюрную копию Святой Беатриче – Беатриче, над которой всласть покуражились все шторма Западного моря: мачты сломаны, обрывки парусов свисали грязными лохмотьями, огромный кусок левого борта как будто выломан гигантским тараном. Женщина повисела какое-то время в воздухе, потом поднялась над бортом, простерла руки к онемевшей команде в последнем умоляющем жесте, и с режущим ухо свистом втянулась в носовую фигуру корабля. 
    После затянувшегося молчания кто-то, кажется неугомонный Глутон, смог выдавить вопрос, крутившийся у всех на языке:
    - Что это было?
    - Женщина - это Святая Беатриче, дух вашего корабля, - ответ раздался с юта, и мужчины увидели, что мадам «укротительница» стоит на пороге своей каюты. Агата невозмутимо продолжила: – Беатриче показала, что может случиться с парусником, если вы не перестанете мучать ее. Ей, как женщине, очень тяжело терпеть вашу грубость и пренебрежение. Я вообще удивляюсь, как корабль со столь тонкой душой смог вынести все это так долго. – Мадам Горти обвела всех суровым взглядом и весомо добавила: - Думаю, это было последнее предупреждение.
     
    Следующие несколько дней мадам Горти редко показывалась из своей каюты. Но ее присутствие и не требовалось - после столь впечатляющего появления духа все члены команды старались поддерживать новые правила. Шок был столь велик, что многие даже по палубе ступали с опаской. То один, то другой матрос ласково поглаживали темную древесину борта, заботливо укладывали канаты и вообще вели себя так, чтобы не дай бог не прогневить «нашу Беатриче», как все теперь ласково обращались к паруснику.
    Тяжелее всего обстояло с ругательствами. Некоторые морские волки, всю сознательную жизнь проведшие на кораблях, так привыкли к соленому словцу, что и здоровались на свой, «моряцкий», манер. Тут очень кстати пришлась изобретательность весельчака Глутона. Он первый начал придумывать новые, «невинные» вариации ругательств. Так появились «полный шкантец», «кренгельс твою в компАс» и «щас как дам стеньгой по брамселю». Морякам так понравилось изобретать новые выражения, что старые стали вылетать из уст все реже.
    А потом наступил полный штиль. Безделье и жара нависли над членами экипажа удушливым мороком. Постепенно атмосфера на корабле стала накаляться. Все чаще звучали злобные выкрики, в ход пошли кулаки. Было понятно, что мужчин срочно нужно чем-то занять, иначе никакие явления духа не спасут флейт от саморазрушения и гибели.
    На следующий день из недр огромного сундука было извлечено несколько стопок книг и передано во владение первому помощнику Додду. Тот немного скривился, неодобрительно поцокал языком, но дал распоряжение судовому плотнику. Через пару часов была сколочена полка – первая общественная библиотека на корабле. А так как почти все моряки были неграмотны, то роль чтеца пришлось взять на себя мадам укротительнице. Вначале на средней палубе послушать историю о приключениях Одиссея собралось лишь несколько человек. Затем, привлеченные мелодичным, сильным голосом мадам Горти, пришли и другие, и вскоре средняя палуба превратилась в завороженную, внимающую магии слова толпу. Вечером чтение вслух продолжилось уже по просьбе команды. Юный Наперсток так увлекся историями, записанными в книгах, что даже изъявил желание обучиться грамоте. Потом к нему присоединились другие. К концу недели, когда Святая Беатриче снова легко скользила по волнам, у мадам Агаты было уже пять прилежных учеников, хотя чертовы закорючки (нет, СЛОЖНЫЕ закорючки, как тут же исправлялись матросы) давались матросам тяжелее, чем самый мудреный морской узел.
    Еще одно новшество, которое помогло направить энергию членов корабля в правильное русло, тоже появилось с легкой руки мадам Горти. В начале третьей недели плаванья, проходя мимо лениво поигрывающего ядром толстяка Ульриха, женщина остановилась, понаблюдала несколько секунд и заинтересованно спросила:
    - А двумя можешь?
    Боцман хмуро покосился на Агату, подобрал второе семнадцатифунтовое ядро и с легкостью стал жонглировать обоими шарами. Посмотреть представление собрались матросы. Кто-то попытался повторить трюк, но дальше ушибленной ноги и сердитого: «Абордажный крюк тебе в пятки!» дело не пошло. Мадам Горти насмешливо улыбнулась и, зазвенев якорями, удалилась. Мужское самолюбие было задето, и с этого дня многие члены команды стали тренироваться поднимать тяжести. Хмурый Ульрих оказался на удивление талантливым тренером. Он даже получил у капитана разрешение расчистить в трюме небольшую площадку среди грузов, чтобы организовать тёрнхалле, как боцман это назвал. Теперь оттуда ежедневно доносились натужные стоны, протяжные охи и гулкие удары чего-то тяжелого о деревянный настил, как будто сам морской дьявол мучил там свои жертвы.    
    Теперь жизнь на корабле вошла в более гармоничную колею: усталость, раздражение, гнев находили выход не в пьяных потасовках и не в проклятиях, а в «совершенствующей ум или тело деятельности» - мадам Горти иногда мыслила, как будущий просветитель. Но что-то все равно было не так. Агата знала это наверняка.
    Как-то вечером (с явления духа Беатриче прошло недели две) капитан Ханниган застал мадам Горти на баке. Агата, погруженная в свои мысли, хмуро смотрела вдаль. Заходящее солнце окрашивало ее зрачки в густой красный цвет, бросало темные всполохи в хоровод якорей на ее поясе.
    - Да, у этой женщины дар выглядеть мистически, – холодно усмехнулся про себя Кёрт.
    Капитан постоял рядом, потом все же решился нарушить затянувшееся молчание:
    - Что-то вы не выглядите довольной, мадам, – прервал он ее задумчивость. – А ведь меры подействовали: дисциплина на корабле возросла безмерно, все чем-то заняты, бунтовать и не помышляют. Дух Беатриче должен быть успокоен, я думаю.
    - Тут вы не совсем правы. – С прежним задумчивым выражением лица ответила мадам Горти.
    Спокойная отстраненность в голубых глазах мистера Ханнинга сменилась тревогой.
    - Вы знаете, я очень люблю море. И этот новый корабль тоже люблю. Первое плаванье на нем в прошлом году прошло очень удачно. Мы доплыли до места назначения всего за месяц. Были, конечно, трудности с заново укомплектованной командой, но это и не удивительно – жизнь на море не делает людей сговорчивее или добрее. А теперь объявились вы со своими мрачными предсказаниями и укрощением некой таинственной души. Вы меня простите, но эти трюки с ожившей Беатриче меня нисколько не убедили.
    - А вы очень наблюдательны для романтика! - засмеялась мадам Агата. – Не стану отрицать, что в моем сундуке были не только книжки. Парочка трюков из арсенала фокусников очень пригодилась - я добилась наибольшего эффекта среди матросов.
    - Но в главном вы не правы, – продолжила женщина уже совершенно серьезным голосом. – Знаете, почему я так изменилась внешне во время плаванья?
    - Рискну предположить, что во всем опять виноват сундук.
    - Нет. Фокусы тут не причем. Эффектное слово «укрощение» в моей профессии значит, что я могу, скажем так, влезть в шкуру моего подопечного, в нашем случае – корабля. Почувствовать его желания, его душу. Перевоплотиться, наконец. Вы же понимаете, что, сделать кого-то или что-то ручным можно только тогда, когда поймешь его СУТЬ! Поймешь и дашь то, что он хочет.
    Философские рассуждения в устах женщины несколько озадачили мистера Ханнигена. Он уже намеревался впасть в обычное, задумчиво-отрешенное состояние, когда мадам Горти вдруг задала вопрос:
    - А кто придумал название «Святая Беатриче»?
    - Я, - капитан неожиданно покраснел, - то есть я предложил назвать «Беатриче», а «Святая» мистер Фук добавил от себя. Я давно его знаю. Когда он предложил стать мне капитаном его нового флейта, названия еще не было. Я владею итальянским… Вспомнил юношеское увлечение поэзией. Когда-то история Данте меня очень впечатлила…
    - Понятно, – видя смущение Кёрта мадам Горти сжалилась. Потом уперлась в капитана оценивающим взглядом. Наконец, решив что-то про себя, она продолжила:
    - Душа у этого корабля действительно есть. И я могу чувствовать, что с ней что-то не так. До сих пор. Вы, наверное, тоже смогли бы. И главное: я думаю, в ваших силах помочь ей.
    Поставив точку в разговоре, Агата решительно развернулась, зазвенев разноцветными якорями, и удалилась в каюту. Капитан остался стоять на баке, меланхолически вглядываясь в почти севшее светило.
    Этой ночью он проснулся в своей каюте со странным, давно забытым чувством. Что-то стучалось в глубине его души, просилось наружу. Он не хотел этого. Не хотел, потому что боялся воспоминаний и боли. Но, в конце концов, подчинился – он слишком долго боролся с собой. И потом, убедил он себя, это была совершенно другая история. Та девушка не заслуживала его слов. Если кто-то действительно хочет, чтобы для него слагали стихи, зачем сопротивляться? Он взял чистый лист бумаги, обмакнул перо в чернила и строчки одна за другой заскользили по бумаге.
     
    Спустя два месяца мистер Элоизей Фук опять сидел за столиком в трактире «Семь ветров». Повод на сей раз был радостный – Святая Беатриче благополучно вернулась домой. Отмечал счастливое событие Фук не один – за его столиком сидели Хромой Люк и мадам Агата Горти. Хромой Люк нисколько не изменился, а вот женщина стала прежней – такой, какой она взошла на борт Святой Беатриче: седые волосы, выцветшие глаза, морщинистая кожа без следа румянца. Видимо, такие перемены были в порядке вещей и нисколько не заботили женщину. Брелоки на ее поясе все так же позвякивали при движении, но теперь среди них появился еще один, сильно отличавшийся от остальных: это была маленькая серебристая лира.
    - Никогда не называйте свои новые корабли именами святых! -  с чувством внушала судовладельцу Мадам Горти. - Просто задумайтесь, как они получили это звание! В большинстве своем все эти Терезы, Августы и Серафины прожили не самые счастливые жизни. Смерть их была преждевременной и чаще всего мучительной! Нужен вам корабль, душа которого одержима идеей пожертвовать своей жизнью ради других? Или заразиться какой-то страшной болезнью, чтобы смиренно переносить все мучения во славу Господа?
    - Пусть вашими новыми кораблями будут «Стремительный», «Стойкий» и «Изобильный», - внес свою лепту Хромой Люк.
    - Звучит, как тост, - хохотнул мистер Фук, чокаясь с мужчиной.
    Хлебнув эля, судовладелец произнес уже чуть серьезнее:
    - А Беатриче тоже ожидала участь какой-нибудь святой?
    - О! Тут интересный случай. У этого корабля оказалась душа музы. Ей было нужно, чтобы кто-то воспел ее. Не очень важно как: сложил песню или написал стихи. Музы умирают, если никто не выражает себя в творчестве. Так что, вам исключительно повезло с капитаном, мистер Фук!