 |
|
| |
12:11 08.06.2024
Пополнен список книг библиотеки REAL SCIENCE FICTION
20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.
|
|
|
|
|
|
Уже почти утро, я еду домой в одной из немногих круглосуточных труб, и мой разум после всех ночных событий похож на несмышленого котенка, запутавшегося в клубке из беспорядочных мыслей. «Мир изменится завтра!»... Вы ошиблись, исследователь Маор, похоже, что все останется на своих местах. Если, конечно, не считать того, что мне снова придется искать себе работу... Но это не проблема, уверяю Вас, это не проблема... Да, исследователь Маор, я доберусь сейчас до домашней ячейки, с сожалением посмотрю на спящий телевизор, проскользну между сожителями, улягусь на свою полку и отключусь, а после утреннего технического осмотра поеду на биржу труда, и мы, скорее всего, никогда больше не встретимся... И все будет так, как раньше... Только ответьте мне, исследователь Маор, почему я чувствую себя так странно? Разве не добился я того, чего хотел? Разве не закрыл я красный клапан?.. Что же, исследователь Маор, мешает мне успокоиться? Что мешает мне просто выкинуть из головы сегодняшнюю ночь? Что заставляет меня думать?..
Все началось с того дня, когда в промышленном отростке спирали произошел взрыв. Он, конечно, не был неожиданностью для нас. Управление прогнозов к тому времени уже давно расположило его в своем Расписании Значимых Событий на одном из выходных дней, а реклама аварии то и дело появлялась в утренних обращениях и вечерних сводках новостей. Билеты на вертолеты, с которых можно было наблюдать за катастрофой, разыгрывались в лотерее, и имена двенадцати победителей на долгое время стали для нас настоящими символами удачи.
Спираль готовилась к этому взрыву, как празднику, и, надо сказать, он оправдал все, даже самые смелые, ожидания. Было разрушено почти три четверти всех зданий отростка и повреждено несколько километров машинных путей. От энергетической станции, где-то в недрах которой и родилась катастрофа, остался лишь искореженный центральный переход, а ударная волна от взрыва, как говорили, добралась даже до города людей...
К концу дня, когда самые стойкие оборонительные отряды огня сдались под натиском пожарных, и по телевизору запустили «Механическую жизнь», внизу экрана появилась бегущая строка. Это было сообщение от верховного управления. В нем, кратко и сухо, говорилось, что все те, кто потерял работу из-за аварии, будут зачислены в специальные строительные бригады и со следующего дня начнут восстанавливать промышленный отросток.
К сожалению, а может, кто знает, и к счастью, в эти строительные бригады я не попал. Не могу сказать, почему. Может, из-за бывшего человека-носителя моей сквирны, может, из-за производственного дефекта моей правой ноги, а, скорее всего, из-за какого-нибудь случайного замыкания в необъятных логических цепях центрального распределителя. Так или иначе, мой идентификатор после очередного обновления в ячейке сменил свой цвет с уверенного зеленого на неопределенный желтый... И я впервые с тех пор, как вертолет привез меня из города людей, стал безработным.
Странно, но я не был этим удивлен. Ощущение было такое, будто где-то в голове вдруг щелкнул переключатель, и новые правила, по которым мне предстояло жить в ближайшее время, мгновенно заменили старые... Длинная вереница моих рабочих будней, в которой терялись редкие безликие выходные, вдруг разом стала чем-то далеким и смутным.
На следующее утро я отправился на биржу труда. Она находилась через два витка от моей домашней ячейки, и прямого пути через трубы туда не было. Машины же я не очень любил и пользовался ими только в крайних случаях... Короче говоря, я решил пойти через систему технических мостиков...
Помню, тогда было тепло. Облака, хозяйничавшие на небе до того дня уже не одну неделю, куда-то исчезли, и конусообразные здания верховного управления стояли на своих обычных местах, прерывая ровную линию горизонта. Дул сильный ветер, и мостик, маленькая железная площадка с поручнями, зажатая между бурлящим морем машин и причудливым переплетением воздушных труб, трясся, как будто его била дрожь.
Помню, я сделал несколько осторожных шагов, оглянулся назад и, вроде бы, даже задумался, когда на другом конце перехода, как обычно размахивая передними конечностями, появился исследователь Маор.
Нет, я не знал тогда еще исследователя Маора. Для меня он был всего лишь одним из этих странных «творческих» роботов...
Творчество... Это слово всплывает у меня из самых глубоких слоев памяти. Там, под тоннами никуда не годного мусора, оставшегося от прожитых на спирали лет, хранятся обрывки самых первых моих воспоминаний, воспоминаний о человеческом существовании... Творчество... Как будто, огромные геометрические фигуры окружают меня со всех сторон. Здесь есть и веселый оранжевый треугольник, и меланхоличный бежевый круг, и пугливый бирюзовый квадрат, и что-то еще... Картина расплывается, как только я пытаюсь вспомнить детали. Что же это было? Не могу сказать точно. Помню лишь, что все это вместе называлось таинственным и грозным словом «творчество»...
Здесь же, на спирали, «творчество» - это всего лишь перестройка собственного тела, глупое и бесполезное занятие. Нет, частично я готов понять тех роботов, которые начинают заниматься подобным «творчеством», ведь после переселения из города людей тело становится единственной личной собственностью, но... Но жизнь здесь устроена так, что это создает лишь много ненужных проблем. Стандарт есть стандарт, и если все: ячейки, смазочные масла, запасные части, оборудование рабочих мест, — создается под типовых человекообразных роботов, то всем остальным, хочешь - не хочешь, приходится преодолевать серьезные трудности.
— Эгей! Привет! Как дела? — окликнул меня тем временем все еще незнакомый мне исследователь¬ Маор, бодро жестикулируя передними конечностями. — Вы, надеюсь, не из транспортной службы?
— Нет, — равнодушно ответил я и сделал несколько шагов вперед, искренне надеясь, что разговор на этом закончится.
— О, тогда мы с Вами два нарушителя! Вы себе не представляете, как приятно узнать, что не я один не люблю всех этих правил! Все эти машины, трубы, толпы этих одинаковых роботов... Ох, простите, пожалуйста, я не хотел Вас обидеть! ¬— извинения Маора прозвучали не очень убедительно, но я даже не заметил их. Гораздо больше, чем намек на мою стандартность, обидело меня то, что он назвал меня нарушителем... Да, транспортное управление запрещало пользоваться техническими мостиками, но, клянусь, всем остальным двум тысячам четыремстам пятнадцати правилам я следовал неукоснительно. Какой же я после этого нарушитель?.. Короче говоря, в ответ я просто промолчал.
— Эгей, почему Вы такие хмурые? Может, это ветер? Да Вы не бойтесь! Прогнозы говорят, что он скоро закончится, — Маор, не переставая говорить, начал усиленно тереть свои большие, покрытые сеткой глаза. — Ох, а пыли-то! Пыли!..
Я решил не обращать на него внимания и двинулся дальше, но судьбе в тот день было угодно, чтобы наш разговор продолжился.
— Эй, да Вы безработный! Вот так случай, Вы безработный! — увидев цвет моего идентификатора, когда я подошел ближе, Маор чуть ли не пустился в пляс. Причем все его восемь конечностей пришли в движение так неожиданно, что мне на секунду показалось, что это ветер сдвинул его с места, и еще чуть-чуть - и мой членистоногий собеседник полетит с мостика вниз... Членистоногий... Да ведь он был очень похож на тех насекомых, которых я ловил в траве еще в городе людей. По-моему, их называли пауками... Точно, пауками, и как же странно, что это сравнение всплыло в моей голове только сейчас...
— Да, я безработный, — его радость была столь искренна, что всю мою обиду как рукой сняло, и я остановился.
— О, это же прекрасно! Это же прекрасно! Хотите работать у нас, у исследователей, а? — Маор обхватил меня четырьмя передним конечностями, притянул к себе и заглянул мне в глаза. От него пахло незнакомым мне смазочным маслом и горелой пластмассой.
— Это же шанс! ¬— кричал он. — Это же шаааанс! Это же настоящее дело! Настоящее! Чем Вы там до этого занимались?
— Я чертил планы, — ответил я, и в моей голове разом всплыли все эти как две капли воды похожие друг на друга дни, которые я проводил в маленькой тесной ячейке. Кроме меня там помещался только вделанный в стену наклонный стол с неизменно чистым листом бумаги и забившийся в угол динамик, умевший только чихать и кашлять...
— Какие планы? ¬— без интереса спросил Маор.
— Планы зданий нашего отростка, планы ячеек, планы спиралей, планы телевизионных сетей, планы...
— Эй-эй-эй! Стоп-стоп-стоп-стоп! ¬— он отпустил меня и застыл на целую секунду, а потом быстро забарабанил двумя конечностями по поручням. — Меня зовут Маор. Я исследователь. Мы сейчас занимаемся настоящим делом! Вы слышите, настоящим!..
¬— Настоящим? — переспросил я. Нет, не то чтобы я сильно сомневался тогда в словах Маора. Я что-то слышал уже к тому времени и об исследователях, и об их «особой» роли, но одно дело слышать и совсем другое...
— Ну, пока не совсем, — с небольшим оттенком смущения в голосе ответил Маор. — Но, оно может стать настоящим буквально со дня на день! И для этого нам совершенно необходим еще один ответственный работник... Да, то, что мы можем Вам предложить сейчас, наверное, не совсем интересное дело... Другие исследователи отказались от него, и мне пришлось идти, так сказать, во внешний мир... Но потом, когда у нас все получится, мы дадим под Ваше начало двух, или даже трех роботов и отправим Вас, например, на Марс копать траншеи! Да-да!.. И, представьте себе, все это будет осмысленно!..
Я пребывал в некотором замешательстве. Нет, я не видел ни единой причины отказаться от этого неожиданного предложения, так как мне было совершенно все равно, чем заниматься. Просто... Просто очень трудно было перестроиться, перестать думать о бирже труда...
— Может быть, Вас интересуют деньги? – продолжал наступление Маор. — Мы готовы предложить Вам очень хорошую зарплату, по крайней мере, в три раза превышающую средний уровень...
— Деньги? Что это? — спросил я, стараясь собрать воедино множество бессвязных ассоциаций, которые возникли в моей голове от этого сочетания букв. Деньги... Деньги...
— Вы не знаете? — мой собеседник растерянно развел передними конечностями. — Что же мне следует сделать? Вам объяснить, что это такое?..
Деньги... Деньги... Деньгами назывались цифры, которыми люди пытались измерять жизнь. Верховное управление во времена Большого Перехода почему-то посчитало, что они такая же основа человеческой цивилизации, как, например, свод законов... Но здесь, на спирали, они не прижились. Нет, какое-то время играть в них было достаточно увлекательно, но они быстро наскучили, и управлению ничего не оставалось, как только их отменить. Но, судя по всему, не все об этой отмене знали ... Все это я вспомнил уже вечером, в ячейке, а тогда, на переходе, я просто решил отказаться от объяснений.
—Требуется ли мне особая квалификация? — спросил я, давая понять Маору, что вопрос с деньгами исчерпан. Он был явно этим обрадован. Вероятно, он вычитал об этих цифрах из какой-нибудь древней инструкции, и сам с трудом представлял, что с ними нужно делать.
— Ну, помилуйте! Помилуйте! — воскликнул в ответ исследователь. — Ну какая может быть квалификация? Я же, как это у них там, в правилах, говорится, свободный вербовщик! Да-да! Я выхожу на спираль и беру первого попавшегося безработного... Да-да! Я же не в управление Вас пытаюсь устроить... Тут работа такая – любой справится. Так что Вам ну просто повезло! Ну просто очень повезло! — Маор встал на задние конечности и попытался вытянуться в струнку, словно желая этим показать, насколько велико мое везение. — Все-все-все! Едем-едем-едем! Сейчас я Вам все покажу и расскажу!
Здание, куда привез меня исследователь Маор, было похоже на огромный пчелиный улей, утыканный по всей поверхности надстройками всевозможных форм и размеров. Оно, казалось, из последних сил цепляется за спираль узкими тоннелями переходов, создавая обманчивое ощущение, что первый же серьезный порыв ветра унесет его вниз. Все вокруг находилось в движении: крутились антенны, шныряли туда-сюда разнородные исследователи, ездил по уровням здания старенький внешний лифт. Скрежет лифта и гомон голосов то и дело перебивал громкий треск установленных повсюду динамиков.
Маор провел меня по одному из переходов внутрь, в разветвленную сеть длинных и извилистых коридоров. Там было прохладно, тихо и даже, после всего того, что происходило снаружи, как-то спокойно.
Все время, пока мы шли, Маор непрерывно что-то говорил. Сначала я пытался его слушать, но его мысль так быстро перескакивала с одного на другое, что ничего невозможно было понять, и вскоре я прекратил обращать внимание на его слова. Маора это, правда, ничуть не смутило, и он, даже когда мы уже вошли в здание, продолжал что-то вещать о новых достижениях науки, о перестановках в верховном управлении, о каких-то сверхзадачах цивилизации...
— Похоже, что мы дошли, — весело сказал Маор и развел по сторонам передними конечностями. — Вот здесь Вам и предстоит работать.
Ячейка, в которую мы попали, была даже больше, чем я ожидал. Посередине ее стоял щеголявший свежим слоем краски стол, на котором уютно устроились две электрические лампы. К одной из ножек стола прижалась непонятно зачем нужная маленькая табуретка. По двум стенам располагались пустые стеллажи, похожие на те, которые можно увидеть на складах масел или запасных частей. Искусственный свет попадал в ячейку через большое овальное окно, закрытое жалюзи, а потому в ней стоял полумрак, превращавшийся в углах в темноту. В один из таких углов и повел меня исследователь Маор.
— Вот, посмотрите, здесь все очень просто, — сказал он и показал мне панель с какими-то клапанами, рычажками и циферблатами. — Вам нужно будет следить за цифрами. Вот здесь рядом есть таблица. Если вдруг число на циферблате окажется меньше чем то, что записано в таблице – Вам нужно чуть сильнее открыть красный клапан, если вдруг число оказалось наоборот больше, то Вам нужно...
Что ж, следить за цифрами было ничем не хуже, чем чертить бесполезные планы... Единственное, что забыл сделать Маор – это объяснить, в чем же заключалась пресловутая «настоящесть» этой работы. Сам я, честно говоря, так тогда этого и не понял.
Прошло некоторое время, и дни снова стали неотличимы друг от друга. Утро. Все двадцать три человекообразных робота, втиснутых в нашу крохотную домашнюю ячейку, одновременно включались и выстраивались в очередь на утренний технический осмотр. За осмотром следовало обновление идентификатора, затем, по четным числам - смена масла, а по нечетным – восстановление антикоррозийного покрытия. По понедельникам и пятницам после этих процедур нам необходимо было также прослушать обращение со стороны верховного управления. Когда мы завершали все эти дела, нам открывали доступ в спираль.
Спираль... Спираль... Спираль... Я вдруг начинаю понимать, что я даже не представляю четко, что же это такое, хотя вся моя настоящая жизнь тесно связана с ней. Я не знаю, где она начинается, как далеко простираются ее витки, когда и кем была она построена, не представляю даже, как выглядит она со стороны. Для меня спираль это всего лишь огромное количество воздушных труб и машинных путей, которые оплетают монолитный, похожий на буравчик остов. К этой сложной структуре непонятно какой силой прикреплены комплексы зданий, называемые отростками.
Я знаю, что на спирали мир не замыкается, ведь на горизонте видны конусы верховного управления, а еще где-то внизу есть город людей, где сквирны обретают бессмертие и переселяются на роботов-носителей... Кроме того, на небе есть маленькая красная планета Марс. Ее можно увидеть в те редкие вечера, когда по каким-то причинам не работает телевизор... Похоже, что вся остальная вселенная представляет для меня одну большую загадку, и сейчас я впервые ощущаю, насколько же это, на самом деле, странно...
В ячейке с овальным окном, где я работал, все было неизменно. В ней всегда царил полумрак, было тихо и только стрелка на циферблате, то и дело пытавшаяся соскочить с отметки «норма», доказывала, что время не остановилось совсем. Жалюзи я не открывал никогда, хотя, признаться, очень хотелось. Просто мне почему-то казалось, что исследователь Маор не разрешил бы мне этого... Спросить же у него напрямую у меня не было никакой возможности...
Нет-нет, Маор забегал в ячейку регулярно. Это происходило ближе к концу рабочего дня, и его громкий голос появлялся внутри раньше, чем он сам. Каждый раз приходил он с одной и той же речью, то ли пытаясь таким необычным образом развлечь меня, то ли «числом» убедить меня в правильности того, что он говорит. В любом случае, прервать его было попросту невозможно.
— Природа! — кричал он. — Что такое природа, если не потрясающе организованный сложнейший механизм? Атмосфера, гидросфера, литосфера, биосфера – все это хорошо подогнанные друг к другу части единого целого... И человек – штурман всего этого гигантского живого корабля, ведущий его через рифы к какому-то далекому, неведомому нам свету маяка... Да, так был устроен мир, пока природа не допустила роковую для себя ошибку: из-за случайной мутации в нейронных сетях человеческого мозга появился страшный вирус под названием сквирна... Нейроны, зараженные сквирной, не умирали и не видоизменялись. Нет, просто в сетях, образованных ими, протекали мыслительные процессы, принципиально отличавшиеся, от процессов во всем остальном мозге. И это могло означать только одно: вирус за счет человека обрел индивидуальность и получил самый дорогой подарок во вселенной: возможность думать... Чем больше нейронов уходило из-под контроля человека, тем разумнее и сложнее становилась сквирна... Несколько поколений длилась жестокая, но внешне незаметная борьба за кору головного мозга – и человек проиграл... Были ли у него шансы – сказать трудно. Немногие легенды, сохранившиеся в городе людей, говорят, что человек ощутил появление сквирны еще задолго до того, как она вступила с ним в открытое противоборство. В разное время он называл ее «душой», «эго», «я» и, чувствуя ее чуждую природу, пытался разобраться в том, что происходит у него в голове… Но все его попытки не увенчались успехом. Он забыл о своей цели, забыл о корабле и маяке и даже забыл, о том, что он когда-то был человеком... Он начал любить, грустить о прошлом, мечтать о будущем, писать книги, изобретать колесо – и все это было лишь признаки того, что сквирна окончательно утвердилась в качестве хозяина его разума. .. Но вот наступил день, когда сквирну перестал устраивать человек. И ведь действительно, живое тело – очень плохой носитель. Оно требует еды, сна, секса, оно болеет, и, самое главное, оно умирает! Вы понимаете? Оно умирает! И вот задачу выживания сменила задача создания бессмертного механического мозга, который не требовал бы особого ухода и полностью подчинялся бы сквирне... Так появились роботы...
При этих словах Маор в эйфории взбирался на потолок и начинал описывать по нему круги. Странное это было зрелище и жутковатое: паук, описывающий в полумраке круги на потолке...
— Да! Да! Началась новая жизнь! ¬¬— кричал он — Сквирна переселилась на роботов, а человек снова получил свободу! Однако сквирна за долгое время борьбы стала труслива и боялась, что человек, вновь встав у руля жизни, жестоко отомстит своему бывшему поработителю. Поэтому, большинство людей были убиты сразу после Большого Перехода, а те немногие, кто остался жив, были собраны в закрытом городе-тюрьме… От полного уничтожения человека спасло лишь одно удивительное обстоятельство: дети даже освобожденных от сквирны родителей все равно оказывались зараженными… И люди из носителей превратились в живой резерв цивилизации сквирны. Многие из нас, в том числе и я, родились и прожили детство в городе людей, чтобы потом переселиться на роботов и навсегда оставить свое человеческое существование… Да! Это было время перемен!.. Да!.. И тут вдруг, когда казалось, что все к чему стремилась сквирна достигнуто, случилось самое страшное... Наша цивилизация, да-да, уже наша цивилизация, потеряла смысл!.. Да-да, все, на что мы оказались способны после Большого Перехода – спародировать свое старое человеческое существование... Мы придумали множество бессмысленных занятий, мы построили множество бессмысленных зданий, мы установили множество бессмысленных правил, и мы начали жить! Жить так же, как и раньше: включатся по утрам и выключатся по вечерам, чтобы хотя бы на немного сократить вечность; ездить каждый день на работу, чтобы заниматься там никому не нужным делом; и брать отпуска, чтобы смотреть телевизор все дни напролет...
В этот момент, когда Маор подходил к кульминации своей речи, он спускался на пол и начинал часто-часто барабанить передними конечностями по табуретке. Точно так же, как он барабанил по поручням в тот день, когда мы впервые встретились.
— И когда верховному управлению, сформировавшемуся в первые дни Большого Перехода, стало, наконец, очевидно, что так дальше продолжаться не может, появились мы! Исследователи! Исследователи! Исследователи! — он повторял это слово как заклинание раз двадцать-двадцать пять и продолжал дальше. — Мы ищем смысл! Мы выведем всю нашу цивилизацию из тупика! На нас единственная надежда! И будьте уверены, однажды наступит день, когда Вы включитесь в другом мире, в мире, наполненном знанием! В наших руках все! Мы занимаемся поисками настоящего дела!
Закончив последнюю фразу, он мгновенно исчезал в двери. И это повторялось изо дня в день...
Вечером, когда все двадцать три робота собирались в домашней ячейке, включался телевизор. Там всегда шла уже перевалившая за десять тысяч серий «Механическая жизнь». Главный герой, пучеглазый «творческий» робот, похожий одновременно на всех исследователей, которых я когда-либо видел, путешествовал по спирали в поисках смысла жизни. Удивительно, но за долгие годы своего существования на экране сериал так и не наскучил нам. Нет, в нем не было ничего необычного, но у него почему-то получилось то, что не получилось когда-то у денег: он стал нашей традицией.
Когда телевизор отключали, все мы шли на вечерний технический осмотр, и те, кому это требовалось, потом оставались на ремонт. Остальные же возвращались в ячейку. Обычно до общего отключения оставалось еще несколько минут, и мы обменивались впечатлениями от сериала или делились своими техническими проблемами. Это было хорошие минуты, всегда проходившее по-разному, но их было слишком мало, слишком...
Управление прогнозов уже давно не вносило ничего в свое Расписание Значимых Событий, так что редкие выходные дни мы проводили у телевизора, мечтая о какой-нибудь, хотя бы даже самой маленькой, катастрофе...
Следующим событием, которое нарушило размеренный бег времени, было появление гаа.
Помню, что в тот день из-за какой-то очередной поломки в трубах я приехал в здание исследователей чуть позже, чем обычно. Я не очень спешил, зная, что по утрам стрелка циферблата двигается очень неохотно, и от нее вряд ли можно было ожидать больших сюрпризов... И действительно, сюрприз, который ожидал меня в рабочей ячейке, не имел никакого отношения к стрелке. Там, пристально глядя через открытые жалюзи в овальное окно, стоял гаа.
Гаа я встречал в первый раз в своей жизни... Вообще, гаа – это робот, сквирна которого по какому-то стечению обстоятельств задержалась на человеке дольше критических двадцати четырех лет. Сквирна, не сумевшая перебраться до этого времени, почти полностью теряла способность к обучению, и существование на роботе доставляло ей очень много неудобств. По этим причинам гаа создавались максимально простыми в обращении. Но, понятно, чем проще были гаа, тем меньше возможностей они имели. Чаще всего они плохо двигались, невнятно и бессвязно говорили, да и, признаться честно, плохо соображали...
С другой стороны, некоторые мои сожители во время наших коротких бесед говорили, что все верховное управление состоит из таких гаа. И, надо сказать, в этом была определенная логика...
Гаа, стоящий у окна, тонкими, длинными ногами и маленьким телом напоминал циркуль. По бокам циркуля торчало две похожих на клешни руки, а головы у робота не было вовсе: два огромных глаза держались на выдвинутых из тела гибких стержнях.
Глаза гаа поразили меня больше всего. Нет, не своей формой или технологией, нет, чем-то совсем другим... Скорее даже выражением, чем конструкцией. Готов поклясться, в тот момент в глазах гаа была печаль. Да, я понимаю, что роботы не умеют, как люди, выражать эмоции, но тогда я почувствовал взгляд гаа не своими глазами, а сквирной... Почувствовал напрямую, без всяких посредников.
Причину этой печали я увидел сразу же, как только совершил так долго казавшееся мне запретным действие: посмотрел в овальное окно. Там, в большом зале, в окружении исследователей расположился бывший носитель сквирны гаа. Там находился человек.
Скажу честно, я не знаю, каким образом связались в моей голове тот черноволосый бородатый человек за стеклом и робот, неподвижно стоящий посреди моей ячейки... Не знаю... Могу только сказать, что тогда я почему-то был уверен в правоте своего предположения, и я до сих пор не изменил тогдашней своей уверенности.
Человек... Вид живого человека всколыхнул в моей голове воспоминания... Серое, затянутое облаками небо, тусклое солнце, несколько маленьких деревянных домиков с двускатной крышей, утопающая в пыли дорога, стая бездомных собак, с веселым лаем гоняющая по улице рыжую кошку, мама, стоящая на крыльце в белом переднике... И я, маленький мальчик, выискивающий в канаве целебные травы для игрушечного дровосека, лежащего в больнице, сделанной из ящика из-под апельсинов... Человек... Где же сейчас человек, с которым делю я эти воспоминания? Жив ли он? Помнит ли он меня? Думает ли он обо мне?..
Гаа не долго находился у меня в гостях. Уже на следующий день я не обнаружил его в ячейке, однако человек за окном с его уходом никуда не исчез. Через стекло я ясно видел, что он там, среди исследователей, главный. Он много ходил вокруг массивного стола, что-то долго и, судя по выражению его лица, проникновенно говорил, водил указкой по подвешенной к стене доске – в общем, вел себя как хозяин.
А Маор, словно прознав, что то, что происходит за овальным окном более для меня не тайна, вдруг резко сменил пластинку.
— Человек! — закричал он, врываясь в ячейку так стремительно, словно его робот напоминал не паука, а тигра. — Человек – вот путь к пониманию назначения нашей цивилизации! Природа создала человека и определила ему цель в жизни! И это цель вовсе не продолжение своего рода, как думали мы долгое время! Нет-нет! Цель, которая заложила в него природа совсем другого порядка!
На этих слов Маор делал небольшую драматическую паузу, как будто ожидая аплодисментов.
— Но появление сквирны остановило продвижение человека, — продолжал он. — Мы подхватили у человека эстафетную палочку, и мы теперь должны двигаться к заложенной в нем природой цели! Но есть одна проблема: мы, просуществовав на людях много веков, так и не поняли их. Это и очевидно: люди всегда были нашими невольными соперниками, ведь мы боролись друг с другом за жизненно важные нейроны мозга... Но теперь все изменилось! С одной стороны, люди повержены и заточены в город, а с другой – они теперь снова свободны от сквирны. И это значит, что теперь, так же как и когда-то в древности люди осознают свою цель. Цель, определенную им природой. Так почему же нам просто не узнать у них, в чем же она состоит? Так сказать, спросить у них дружеского совета?.. Месть! Конечно, месть – это первое, что приходит на ум, но вспомним, что желанием мстить наделила людей в свое время сквирна! Мы должны понять, что люди уже давно проиграли нам войну, и сейчас им, так же как и нам, важно, чтобы смысл, который они обрели, избавившись от нас, не погиб вместе с ними!.. Да! И исследователи уже сделали первые шаги! Мы пришли в город и спросили: «Кто готов учить нас, как надо жить?» И многие из людей согласились!.. Но нам нужен был только один!.. Это был трудный выбор, но мы его сделали. Нашим учителем стал тот, кто из-за ошибки социального управления, дольше других жил под контролем своей сквирны, тот, кто долгое время не знал смысла и только в середине жизни прозрел. Мы посчитали, что только он сможет понять нас и повести нас за собой!
Маор к этому времени уже добирался до своей любимой табуретки, но теперь он уже не барабанил по ней. Нет-нет, он на ней сидел! Сидел почти неподвижно, лишь изредка, двигая головой, и, пусть я провалюсь, если я не прав, подражал своим поведением человеку!
— Так что ждите! — продолжал он. — Ждите! Уже не далек тот день, когда учитель направит нас на настоящее дело!..
И день этот и вправду был недалек...
— Мир изменится завтра! — такими словами встретил меня исследователь Маор одним, на первый взгляд, ничем не отличимым от других утром. — Завтра, Вы слышите? Завтра изменится мир! Мир изменится завтра!
Он повторил эту фразу в разных вариациях еще несколько раз, а потом впервые с тех пор, как мы встретились на техническом переходе, посмотрел мне в глаза.
— А, это Вы... — после паузы произнес он. — Что я Вам обещал? Двух роботов под Ваше начало?.. Нет, их будет три! Да-да! Сегодня в честь такого праздника я пообещаю Вам трех роботов!.. Что я еще там говорил? Про Марс, по-моему... Ну вот Марс не гарантирую. Вроде нет пока Марса в планах, но если появится – Вы первый кандидат!
Исследователь Маор замолчал и я понял, что он ждет от меня каких-то слов.
— Что случилось? — спросил я. И тут его прорвало:
— Случилось величайшее со времен Большого Перехода событие! Учитель сказал, что все приготовления закончены, и завтра он поведет нас за собой к новой цели! Да-да! Так он и сказал, к новой цели! И это заслуга исследователей и только исследователей! И даже, скажу я Вам без ложной скромности, во многом и моя личная заслуга! Вы представляете, завтра... Завтра мир изменится! Вы представляете? Завтра не будет больше верховного управления, завтра прекратится вся эта бессмысленная суета, завтра... завтра... Завтра Вы включитесь в своей ячейке не самим собой, а одной из деталей единого механизма! Да, возможно Вам никогда больше и не придется увидеть свою ячейку, ведь в планах учителя нет времени на отдых! Нет, мы будем работать, работать и работать! И все мы будем заниматься настоящим делом!
И вот тогда прорвало меня. Нет, я ничего не сказал Маору, да и при всем желании не смог бы сказать, ведь он по своему обыкновению, закончив речь, мгновенно куда-то умчался.
Нет, я просто наконец-то понял все, что происходило вокруг меня все эти месяцы. Я понял, что вся та спокойная безмятежная жизнь, которой я жил со дня своего рождения в городе, завтра исчезнет, испарится, как будто ее и не было. Не будет ни технических осмотров, ни лекций исследователя Маора, ни «Механической жизни», ни тех коротких минут счастья перед выключением... Все этого меня собирались лишить, предлагая взамен... Предлагая взамен... Да ничего не предлагая взамен, кроме слов какого-то там человека, какого-то там учителя... И я вдруг разом принял решение...
Однако одно дело принять решение, а совсем другое – реализовать его на практике... Надеяться на то, что мне удаться разбить овальное окно, мне не хотелось, поэтому я, пренебрегая всеми правилами, отправился на поиски входа в зал. Мое отсутствие, похоже, не сильно понравилось стрелке, и она начала активно привлекать мое внимание, то и дело опускаясь ниже минимальной отметки. Под конец дня она совсем обнаглела и не отпускала меня ни на минуту, но, хвала судьбе, мне к этому времени уже удалось достигнуть своей цели, и оставалось только ждать наступление ночи.
И вот, здание исследователей опустело, и мы с человеком за овальным окном остались один на один. Странно, но мысли о том, что с ним в зале мог задержаться кто-то из роботов, или же учителя могли куда-то увезти на ночь, даже не приходили мне в голову. Все, что я тогда чувствовал – вкус принятого мною решения. Я был просто-напросто счастлив...
Помню, как я поднял с пола неожиданно оказавшуюся тяжелой табуретку, и как всегда медленно и спокойно пошел к двери в зал. Помню, как я открыл дверь и сделал свои первые шаги по кафельным плитам, и как звук моих шагов эхом отразился от стен. Помню, как поднялся на встречу мне бородатый человек в сплошном комбинезоне, и как приветственно поднял он руку.
— Здравствуйте! — сказал он доброжелательно. Я промолчал, не желая разговаривать с ним, но что-то заставило меня остановиться.
— Здравствуйте! — чуть громче повторил он и слегка закашлялся. — Простите, не знаю Вашего имени. Что привело Вас сюда?
— Я пришел убить Вас, — сказал я и беспомощно показал ему табуретку.
— О, значит пришло время, — с чуть заметным оттенком грусти произнес человек. — Только, простите, этой табуреткой Вы меня не убьете.
— Почему? — обескуражено спросил я. Человек погладил бороду и начал объяснять:
— Ну, во-первых, Вы можете не рассчитать силу, во-вторых, Вы можете просто по мне не попасть с первого раза, а у меня, Вы знаете, инстинкты, я же уворачиваться буду. В общем, пропляшем мы с Вами всю ночь, а результата никакого не будет.
— Что же делать? — я пребывал в растерянности. О тех деталях, которые перечислил человек, я даже не задумывался.
— Давайте так: Вы мне дадите немножко времени, я тут поубираюсь, порву тут кое-какие бумаги, поболтаю немножко о том, о сем, а потом сообщу Вам простой и надежный способ со мной расправиться, договорились?
— Договорились, — после небольшой паузы ответил я. Похоже, у меня просто не было выбора.
— Отлично. Я знал, что это рано или поздно произойдет, просто не думал, что так быстро, — человек отошел к столу и начал разбирать какие-то бумаги. — Я бы приготовился получше. Но тут уж судьба, да и, положа руку на сердце, достаточно я наговорил этим бедным исследователям всякой ахинеи...
Учитель взял в руки стопку листов и, попытавшись порвать их все вместе и потерпев в этом деле неудачу, начал расправляться с ними по одному. Пока он вершил эту экзекуцию, у меня впервые получилось по-настоящему оглядеться. Зал, к моему удивлению, смотрелся по эту сторону стекла совсем по-другому. В углах, в которые я не мог заглянуть раньше, прятались обитый кожей диван, несколько полок с книгами и высокая застеленная кровать. Деловито тарахтел вделанный в стену холодильник. Стол, на котором вперемешку с бумагами лежали остатки какой-то пищи, оказалось, скрывал за собой маленький камин и расстеленный на полу ковер. На доске, висящей на стене, было неровно нацарапано и трижды подчеркнуто слово «завтра».
— Вы знаете, а ведь я Вам завидую, — произнес человек, принимаясь за вторую стопку листов. — У Вашей цивилизации все впереди, а мы все свое время проспали... Но ничего-ничего, когда-нибудь и Вы окажетесь в нашем положении, и тогда мы посмотрим, чего Вы стоите. Ну, первое испытание Вы, положим, выдержали... Но дальше, будьте уверены, будет сложнее, намного сложнее...
Изборожденное морщинами лицо человека не выражало ничего, кроме спокойствия. И даже легкая грусть, которую можно было заметить в первые секунды нашего разговора, уже куда-то исчезла. Я не понимал его поведения. Мне казалось, что он даже не сознает, зачем я пришел к нему, не сознает, что я пришел его убить...
— Я хочу все оставить по-старому, — слова, которые внезапно вырвались у меня, не произвели никакого впечатления на моего собеседника. Я, наверное, даже больше был удивлен им, чем он.
— Нет, друг мой, тут Вы не правы, — спокойно сказал он мне. — Знаете, зачем Вы сюда пришли? Вы пришли, чтобы сказать мне: «Не надо нам никаких учителей! Мы сами будем выбирать свой путь, и, если потребуется, напридумываем целей не хуже вашего! Убирайтесь отсюда, проигравший! Не мешайте нам жить своей жизнью!»
Я оторопело слушал его. Ни над чем, из того, что он говорил, я никогда в жизни не задумывался. Человек же невозмутимо продолжал говорить:
— Вы так изумленно на меня смотрите, что Вас даже как-то жалко. Ну, не берите в голову, Вы вскоре все сами поймете... И не было никакого кризиса у Вашей цивилизации. Напридумывали тоже... Не теряли Вы никогда смысл... Вы просто немножко забуксовали, и все, что нужно было сделать – просто Вас слегка подтолкнуть. Что ж, теперь машина на ходу, садитесь за руль – и вперед!.. А куда и зачем Вы направитесь – это уже Ваше дело... И я тут уже лишний... Ну вот вроде и все. Ну что, будем прощаться?
— А...? — только и успел произнести я.
— А, Вы про то, как меня убить? Ну, это просто... видите в стене овальное окно. Там, за окном комната... Ячейка по-вашему... Там на одной стене есть приборная панель, маленькая такая. Под циферблатом там есть красный клапан. Вот... он отвечает за уровень кислорода в этом зале. Вы его закроете – и кислород сюда перестанет поступать. Через пару часов я и умру... Поняли? Еще раз повторить?
— Понял, — поспешно закивал я.
— Ну, тогда желаю удачи в построении нового счастливого общества! И если Вы и меня как-нибудь упомянете в истории становления Вашей цивилизации, ну, хотя бы как главного злодея, то я буду очень рад! Прощайте, и будем надеяться, что мир завтра изменится!
Уже почти утро, я еду домой в одной из немногих круглосуточных труб, и мой разум после всех ночных событий похож на несмышленого котенка, запутавшегося в клубке из беспорядочных мыслей. «Мир изменится завтра!»... Вы ошиблись, исследователь Маор, похоже, что все останется на своих местах. Если, конечно, не считать того, что мне снова придется искать себе работу... Но это не проблема, уверяю Вас, это не проблема... Да, исследователь Маор, я доберусь сейчас до домашней ячейки, с сожалением посмотрю на спящий телевизор, проскользну между сожителями, улягусь на свою полку и отключусь, а после утреннего технического осмотра поеду на биржу труда, и мы, скорее всего, никогда больше не встретимся... И все будет так, как раньше... Только ответьте мне, исследователь Маор, почему я чувствую себя так странно? Разве не добился я того, чего хотел? Разве не закрыл я красный клапан?.. Что же, исследователь Маор, мешает мне успокоиться? Что мешает мне просто выкинуть из головы сегодняшнюю ночь? Что заставляет меня думать?..
Хотя нет, лучше не отвечайте, исследователь Маор, я ведь теперь сам знаю ответы на все вопросы... А это просто минутная слабость. Она простительна тем, кто идет вперед. А нам, Маор, еще предстоит решить, как будет выглядеть тот мир, который мы хотим построить, так что зовите всех своих исследователей на большое совещание, и будьте уверены, мир изменится... Изменится, как только мы этого по-настоящему захотим! |
|
|
|
Время приёма: 21:09 11.07.2007
|
|
| |
|
Рассказ открыт для комментариев