«Кстати, благородные доны, чей это вертолёт позади избы?»
Аркадий и Борис Стругацкие. «Трудно быть богом».
Мне приходилось видеть его другим. Уставшим. Весёлым. Пьяным в хлам. Всего в соплях, когда Ленка погибла, и он остался один с годовалым Юрцом. Я видел его в драке двое против семи. Разным видел. А сейчас он сволочь. Виталик. Друг детства. Змей.
Сейчас он хитрит. Недоговаривает. Хочет использовать меня втёмную. И вроде бы ничего особенного не просит. Всего-то – по грязи покатать, да вывезти потом на трассу без приключений. Плёвое дело. Сто раз к нам с отцом за этим обращался. Кто ж лучше нас по лесу провезёт? Вот только из прошлой поездки с Виталиком отец вернулся инвалидом. Пролежал пластом полтора месяца, а вчера рассказал кое-что, о чем друг детства пока даже словом не обмолвился.
- Решайся, Сань, - он потянулся и закинул ногу на ногу. Старое протёртое кресло жалобно заскулило под немалым весом друга и упёрлось в стол, заваленный разной ерундой. Звякнули банки с кислотами и краской. По столешнице раскатились несколько битых патиной патронов от немецкого карабина. Виталик повернулся и отгрёб хлам к стене.
- Ты ж с малолетства у отца штурманом, - сказал он, - справишься. И не парься, ничего сложного на маршруте нет. Есть, правда, одно местечко топкое, но дождей давно не было, должны проскочить.
В соседней комнате заревел Юрка, наверное, приснилось что-то. Друг лениво потянулся к пульту и сделал телевизор громче. К внуку из кухни прошла Виталькина мама, Лидия Андреевна. Бросила на сына резкий взгляд, но говорить ничего не стала.
Тикали ходики. Ветерок из занавешенной форточки шевелил плотные шторы. Настольная лампа освещала стол, кресло, ковёр на полу, теряя силу в углах комнаты. Из кухни пахло жареной картошкой. Грохотала неровно установленная стиральная машина. Телевизор бубнил о новостях за день. Юрец перестал верещать, убаюканный тихим пением бабушки.
- Поедем вдвоём, - продолжил Виталик. – Подождёшь меня и обратно вывезешь. Всего делов-то. А я уж не обижу. Или тебе деньги не нужны?
Я скривился. Именно сейчас нужны и очень. Отцу без операции хана. Да и не одна может понадобиться. Клинику нашли, только там очередь и денег просят уйму. Виталя об этом знает. Вчера он заходил к отцу в больницу, шептались о чём-то.
- На мне что, свет клином сошёлся? – спросил я. – Найди другого водилу. Мало что ли хороших?
- Не, - мотнул головой Виталя. – Чужие тут не нужны.
- А ты уверен, что с нами не будет… аварии, - я нарочно выделил последнее слово, чтобы увидеть реакцию друга.
Его взгляд вспыхнул. Несколько секунд Виталик смотрел на меня, а потом улыбнулся:
- Ага! Борисыч язык за зубами не удержал, да? А клялся, что слова никому не скажет. – Помолчав, добавил: - Трепло твой папка, Саня. Не умеет тайны хранить. Плохо это. Так сильные люди не поступают.
Он встал и прошёл к комнате сына. Постоял у двери, слушая тихое пение. Зачем-то взял металлоискатель, прислонённый к стене. Включил. Выключил. Повернулся ко мне и настойчиво спросил:
- Что он тебе рассказал?
Я пожал плечами:
- Разве это важно? Важно, почему ты мне этого не рассказываешь.
Он поджал губы и произнёс в раздумье:
- Хорошо. Раз уж всё открылось… Тогда оплата будет другой…
- Дело не в деньгах, - перебил я. – Они нужны. Вот только не хочу я в это ввязываться…
Теперь он перебил:
- Если человек чего-то никогда не пробовал, вместо «не хочу» надо бы использовать другое слово. «Боюсь», например. Я ведь тоже не только о деньгах говорю. Тебе нужно, чтобы отец выздоровел? Я это предлагаю. Чего ещё? Что ты ломаешься, как… - он осёкся. Из комнаты внука вышла Лидия Андреевна.
- Не слушай его, Саша, - сказала она. – Отец твой послушал и вон что получилось.
- Мам! – возмутился Виталик.
- Что? Ты решил всю их семью извести? Живая вода у него! Навыдумывает ахинеи, да ещё и людям мозги пудрит! Лучше бы уж своими железками ржавыми занимался.
Она ушла в кухню, и оттуда ещё долго раздавалось недовольное ворчание.
Виталя подошёл и ухватил меня за рукав:
- Слушай, - прошептал он. – Я ведь почему не рассказывал? Я ведь хотел, чтобы тебя это не коснулось. Привёз бы меня, отвёз, что в этом плохого? А все шишки – мне. Ты, вроде как и ни при чём.
Он отпустил рукав и отошёл к столу. Взял в руки немецкую каску, матово блеснувшую молниями SS на декали.
- Думаешь, - сказал Виталик, - мне нравится этим заниматься? – он кивнул на стол, где вперемешку лежали награды, патроны, части амуниции времён войны. – Это ведь всё крошки! Много не заработаешь. Все эти блиндажи, окопы, эти пряжечки, гранатки, карабинчики! – он швырнул каску на стол так, что зазвенели банки с химикатами. – Наши леса хабаром богаты, вот только я почему-то до сих пор не Рокфеллер!
Он подошёл и закрыл дверь в кухню. Повернулся ко мне и, тыча в дверь пальцем, заговорил, выплёвывая сдержанный шёпот в лицо:
- Думаешь, она одна такая, кто в живую воду не верит? Ты вот сам, небось, тоже думаешь, ополоумел Виталик, рехнулся совсем. А только я видел! – он поднял вверх палец и действительно стал похож на сумасшедшего. – Видел!
Друг кинулся к столу. Вытащил из-под груды хлама ноутбук.
- Смотри. Помнишь Карпа, ну, помнишь, с нами пару раз на коп ездил, длинный такой. У него ещё кисти на левой руке не было.
- Помню, - сказал я.
- Смотри, - повторил Виталя и развернул ко мне экран. Там было фото. Трое парней держали ржавое противотанковое ружьё. Среди них был и Карп. Ствол он ухватил двумя руками.
Сердце моё ёкнуло. Слушая отцовский рассказ, я мысленно смеялся. Вот ведь, два взрослых человека поверили в сказку о живой воде, в результате один лежит без движения, а второй пропал на месяц. Теперь второй вернулся, но в живую воду верить не перестал. А вдруг это не сказка?
Я почувствовал волнение:
- Хочешь сказать, у Карпа рука выросла?
Виталик мелко закивал:
- Представляешь, какие это бабки! А ты ехать не хочешь! Да мы озолотимся!
История Карпа была мне хорошо известна, кисть ему оторвало тем же взрывом, что убил Лену, жену Виталика. Взрывоопасные предметы, особенно полежавшие в земле, требуют к себе особого отношения и ошибок не прощают.
- Какого года фото? – спросил я недоверчиво.
- Майское.
Друг перелистнул на следующую. Там Карп укладывал пробитую осколком халхинголку к заваленной еловыми ветками могиле. На заднем фоне виднелась трибуна и часть плаката. «Вахта памяти», было написано там. И год. Этот.
- Так что? – спросил Виталик. – Едешь?
Я молча смотрел на него. Вся эта мистика выглядела по меньшей мере интересно, если б не одно «но». Даже теперь Виталя не рассказал о самом главном. Ехать я не хочу не потому, что их с отцом байка похожа на сказку. Дело в другом. Чтобы не тянуть резину, я выложил:
- Поеду, если обещаешь не трогать старуху.
Виталик замер, словно его ударили.
- Ну, Борисыч… - выдохнул он длинно и сжал кулаки.
История, которую мне рассказал отец, была короткой. Говорить Анатолий Борисович мог с трудом, иногда слова тянул по минуте, но после вчерашнего разговора с Виталиком, старался изо всех сил, чтоб я ту историю услышал и понял.
Так вот. Где-то в местных лесах появилась старуха. Жить стала на зимовье возле болота, причём никто и не знал, что в том месте есть охотничий домик. Через какое-то время начала лечить местных. Да так, что все болезни уходили. Давала пить воду из большой склянки. Держала её в святом углу, под образами, где покойникам водку ставят. Лечила не всех, кого-то прогоняла. Вот эту воду мой отец с Виталькой и решили умыкнуть, но неудачно. И теперь друг детства хочет бабку грохнуть, чтоб под ногами не путалась. А я ему в этом помогать буду. Он так думает.
«Мы приходим в этот мир, чтобы появился кто-то ещё, а не для того, чтобы исчез», - сказала когда-то мама. Правильно сказала. Виталя всю жизнь разбогатеть мечтает, чего только не попробовал для этого. Конечно, ради цели можно многое сделать, но не всё же! Есть и запреты. Для меня, по крайней мере.
- Бабка сильная, - тихо сказал Виталик. – Я вообще сомневаюсь, что она человек. Но на любую силу найдётся другая. Надумает на дороге у меня встать – грохну.
Он постоял над столом, опершись на него руками. Жёлтый свет неясно освещал лицо друга. Он неподвижно смотрел в одну точку. Наконец, тряхнул головой и выдвинул ящик. Достал что-то напоминающее наконечник стрелы. Тусклая шероховатая поверхность словно впитывала в себя свет, не давая ни единого блика.
- Я месяц провёл рядом с зимовьем, - Виталька протянул мне наконечник. – Смотри. Осторожнее только, не порежься.
Я порезался. Даже толком не дотронувшись до острия. Блестящая капля крови появилась на пальце.
- Смотри, - Виталик забрал у меня наконечник, подошёл к окну и несколько раз царапнул стекло. Остались глубокие линии. Потом друг достал из стола стеклорез.
- Алмазный. Старый, советский ещё, без обмана, - пояснил он и начал осторожно водить остриём наконечника по впаянному в стеклорез алмазу. Сначала я не понял, что он делает, а потом увидел едва заметные крошки на столе, блеснувшие в свете настольной лампы.
- Эта штука срезает с алмаза стружку, - сказал Виталя и уставился на меня.
Я был поражён:
- Ты меня напугать что ли решил?
Он ухмыльнулся:
- Наоборот, заинтересовать.
- И ты хочешь угрохать обладателя такой вещи? Не боишься?
- Я хочу её воду. Только и всего. Пусть отдаст мне её, тогда останется цела.
- А не получится, что это она тебя грохнет? Я лично никогда не слышал о чём-то, чем можно скоблить алмаз.
- Да перестань! – отмахнулся друг. – Луки-стрелы, каменный век! Я всё продумал. Шансы в мою пользу.
- Ну-ну, - я покачал головой.
Друг провёл плечом по щеке и глянул на меня.
- Скажи, сколько стоит операция? – спросил он.
От услышанной суммы присвистнул:
- Ты собираешься эти деньги в перерывах между лекциями заработать? Или мамка твоя из бухгалтера доросла до директора завода?
Я прищурился, глядя на него зло.
- А сколько операцию ждать? – спросил он.
- Первую полгода почти. Может быстрее.
- Борисыч сказал, вы клинику нашли?
- Да, - кивнул я. - Клиника профессора Молчанова. Хороший доктор, говорят. Всех на ноги поднимает. Нам пообещал, хотя и не очень уверенно.
- А в государственных больничках что отвечают?
Я отмахнулся:
- В Москву надо. Тут только руками развели.
- А с живой водой, - поставил точку Виталя, глядя мне в глаза, - твой отец будет на ногах сразу, как вернёмся. Вспомни руку Карпа.
Он хлопнул меня по плечу:
- Ты иди. Я не тороплю. Завтра скажешь, что решил.
Ночью не спалось. Думал. Последние слова друга не давали покоя. К Молчанову мама ездила без меня, я сдавал экзамен в институте. Осмотрев отца, профессор назвал случай странным, но пообещал, что сделает всё возможное. Могут быть осложнения, но это станет ясно во время лечения и реабилитации. Другими словами, машину вашу мы ремонтировать возьмёмся, но поедет она или нет, пока неизвестно. А вы напрягайтесь, копите деньги. И верьте. Верьте в хорошее. Ну, а там уж как пойдёт.
Гадство!
Я накручивал себя всю ночь и решил, что плевать мне на какую-то бабку, если дело коснулось отца. В конце концов, я эту старуху не видел ни разу. Может, она к нашему приезду сама помрёт. Старая ведь.
К утру я был готов на что угодно. В мыслях.
Виталику понравились мои выводы.
- Думаешь, мне самому охота? – спросил он. – Я у зимовья месяц на брюхе проползал. Знаю её распорядок, по ней часы сверять можно. По расписанию живёт старушка. Если повезёт, она нас даже не увидит. Честно говоря, я на это очень надеюсь. Потому тебя и позвал. Ты ведь мастер скоростной езды по лесу.
- Чего ж ты сам воду не забрал, если возможность была? – спросил я.
- Пешком не ушёл бы, - мне показалось, Виталик даже побледнел, вспомнив о чём-то.
Собрались быстро. Я переобул уазик в зубастую тридцать шестую резину. Снял экспедиционный багажник, чтоб вес машины уменьшить. Прочистил и смазал обе лебёдки. Притащил бензопилу, но Виталя отговорил брать, сказал, что от неё много шума. Зачем на весь лес кричать, что мы едем? Остановились на двуручной.
Пару часов добирались до места. Не торопились. Солнце уже коснулось вершин строевых елей, когда подъехали к железной дороге. Дальше болота, топь, комары со слепнями.
Виталя предложил купить в деревне у станции чего-нибудь перекусить. Заодно пообещал показать мне Карпа, чтобы я окончательно уверился в силе бабкиной воды.
- Я один пойду, - сказал он. – Если Карп дома, вернусь за тобой. Когда бабка тут появилась, местные к приезжим насторожённо относятся. Берегут её. Если узнают, что мы к ней, могут и поколотить. Для Карпа наша легенда такая: едем копать блиндаж, что пару лет назад присмотрели. Понял?
Я кивнул.
Виталика не было долго. От скуки я наблюдал за жизнью деревни. Домов насчитал не больше двадцати. Тёмные, бревенчатые, вросшие в землю, они подкатывались к самым рельсам. Крыша железнодорожной станции поросла тоненькими берёзками. Щербатые стены краснели кирпичом из-под штукатурки. Пахло гудроном и тиной из соседнего пруда.
Пробежала собака с маленьким щенком. Бродяга в безразмерном пальто копался в мусорном баке. Интересно, что он там ищет в таком-то захолустье? Щенок попробовал залезть на низенькую платформу, но у него не получилось. Собака перепрыгивала туда и обратно, показывая, как надо, но щенок никак не мог справиться с высотой. Бродяга оторвался от своего дела, подошёл и подсадил малыша. Тот потянулся и начал вылизывать грязную щёку.
Для щенка этот человек сильный. Таких любят.
Я увидел лицо бродяги. Совсем старик. Седой и морщинистый, с набухшими мешками под глазами.
Появился Виталя с пакетом в руке. Прикрикнул на бродягу, чтоб не мешался. Тот вжал голову в плечи и отошёл. Виталик сильный. Таких боятся.
Я вздохнул. Иногда бывает сила, от которой не знаешь чего ждать. Не к такой ли мы едем?
- Карп дома, - сказал Виталя, подходя. - С собой его не зовём. Посидим немного, я молока купил.
Дом у Карпа оказался похожим на остальные. Приземистый, поросший мхом на нижних венцах, с крыльцом покрытым дырявым шифером. Из-за забора пробивалась крапива в человеческий рост и фиолетовые пятна люпинов. На одном из заборных столбов белел обветренный козлиный череп с надетой на рог дырявой немецкой каской. Тёмные глазницы неподвижно пялились на нас.
Начал накрапывать дождик. Виталя отодвинул калитку и провёл меня во двор. Чтобы войти в дом, пришлось согнуться, настолько низкой оказалась притолока.
Внутри горел свет. Это оказалось нелишним, крохотных окошек едва хватало, чтобы осветить половину комнаты.
- Копать, значится, едете? – спросил Карп, пожимая мне руку.
Левую он держал за спиной, но когда повернулся, я увидел, что кисть на месте. Холодок пробежал у меня по спине.
Разговор не клеился. Когда мы с Виталей засобирались, Карп вдруг сказал:
- К Марфе не ходите. Нельзя. Весной её ограбить хотели, два раза, теперь никого не принимает.
- К кому? – не понял я и почувствовал в боку тычок от Витали.
- Нам к старухе не надо, - сказал он. – Блиндаж копать едем. Помнишь, городок нашли пару лет назад? Один блин там точно некопаный.
Карп облизнул губы, посмотрел пристально мне в лицо и повторил:
- К Марфе не ходите. Плохо кончится.
- Слушай, - спросил я Виталика уже в машине. – А местные-то и правда за неё заступаются.
- Ещё бы. Такое богатство.
Я посмотрел на него, словно увидел впервые. Не думаю, что местные о богатстве пекутся. Хотя, с другой стороны, не пускают-то они чужих, то есть водой пользоваться хотят в одиночку… Может и прав друг детства.
- Хочешь расскажу, почему они к бабке не пускают? – словно подслушав мои мысли, спросил он.
Я кивнул.
- Боятся её.
Увидев мной удивлённый взгляд, продолжил:
- Не такое уж она и добро. Местные знают это, потому не хотят, чтоб к старухе пришлый народ шастал. Много мистики вокруг этих мест, Саня. Например, дети часто пропадают. Взрослые тоже. Потом находятся, но все, как один, не помнят, где бродили. Это поначалу было, когда она на болоте поселилась только. Теперь уж реже. А ещё двое охотников с ума сошли. Городские. Нашли обоих на дереве. Внизу гильзы валяются, все до последнего патрона отстреляли, бедолаги, а сами сидят и на болото из разряженных ружей целятся. Только там отродясь даже птицам делать нечего. Топь. Что уж они там увидели? И всё это недалеко от зимовья. Вот и думай.
Дорога стала хуже. Миновав очередную яму, машина дважды вздрогнула.
- Стой, - крикнул Виталька и выскочил.
На грязевой резине прокол видно не сразу. Боковина у неё крепкая, просаживается мало, но по звуку я понял, что все четыре колеса пробиты. Мы вернулись назад, и нашли прикопанную доску с гвоздями-сотками, торчащими наружу.
- Старуха? – спросил я.
Виталя хмыкнул:
- Не, это местные. Богатство стерегут.
Долго возились с колёсами. Хорошо, что я догадался взять ремкомплект.
Над головой ухала сова. Сосны скрипели от ветра. Когда двинулись дальше, я удивился, как много здесь комарья. Они роились над капотом, вились рядом с приоткрытыми стёклами.
- Тут помедленнее, - сказал Виталик. – Сейчас будет лужа большая. Надо разведать.
Чтобы проехать дальше, пришлось раскручивать лебёдку.
Когда выбрались, друг спросил:
- Назад сумеем здесь проскочить без остановки?
- Что ты так об обратной дороге печёшься? – спросил я.
Он улыбнулся:
- Потому что доехать до бабки это полдела. Главное – суметь потом быстро из леса выбраться.
Друг собирался влезть в машину, но я остановил:
- Так, стоп. Рассказывай, чего ещё я не знаю?
Он уселся в кресло боком, поставив ноги на трубу силового порога. Какое-то время молчал.
- Понимаешь, какое дело, - сказал он, наконец. – Обратная дорога у нас с тобой будет опасной.
Я кхекнул. Не то чтобы друг детства открыл мне глаза, намёков-то полно было, но почему не рассказать заранее?
- Опять пугаешь? – спросил я.
Он мотнул головой:
- Не, предупреждаю просто.
- Темнила ты. Продолжай.
- Понимаешь… - повторил он, глядя себе под ноги. – Я месяц здесь пробыл. Следил за бабкой. Ты ж знаешь, в лесу я прятаться умею, рядом пройдёшь, не заметишь…
- Ну, - поторопил я.
- В общем, я был тут не один.
Новость оказалась неожиданной.
- И что? – вопрос вырвался сам собой.
- Тот, кто был со мной, при смерти сейчас… - тихо произнёс Виталя и я увидел, как дёрнулся кадык на его горле, а на шее появились мурашки.
- То есть?
- Тот наконечник, помнишь? – друг заглянул мне в глаза. Его лицо стало блёклым. – Это оружие. Вернее, боеприпас. У старухи есть штука, которая плюётся такими стрелками. Наконечник я вынул из тела своего приятеля, с которым сюда ездил. На излёте… иначе бы насквозь…
Мне показалось, что в его глазах появились слёзы.
- Я спрятался… Я ж в лесу…
Он замолчал.
- …рядом пройдёшь, не заметишь, - пришлось закончить вместо него. - Сволочь ты, Виталя, - добавил я резко.
Кулаки сжались сами собой. Друг увидел это, перекинул ноги в салон и захлопнул дверь.
- Сволочь, - кивнул он, утираясь рукавом. – Жадная, голодная до денег сволочь. Знаю. Поехали дальше, а?
- Ещё что-нибудь расскажешь? – спросил я зло. - Например, что на самом деле с отцом случилось? Машина не была так уж разбита, чтобы человека парализовать могло.
- Старуха его ударила, - пожал плечами Виталя. – Не знаю как. Вроде и не дотронулась даже. Мы к зимовью шли, когда она на пути выросла. Неожиданно. Нос к носу столкнулись. Она и опомниться не дала, просто ладонь выставила на Борисыча, вот так, - он показал жест «стоп», - и всё.
«Испугалась вас, - подумал я, - вот и шарахнула».
- Меня не тронула почему-то, - добавил Виталик. - А машину я потом стукнул, когда обратно ехал. Случайно, конечно. Я ж водитель тот ещё...
Я кивнул. Помолчали.
- Что у Борисыча нашли-то? – спросил он. – Ну, в больничке…
- С позвоночником что-то. Внутренние органы повреждены. Инсульт ещё ко всему…
Виталик присвистнул:
- Ого!
- Ты ж был у него, - прищурился я. – Чего сам не спросил?
Он посмотрел удивлённо, потом ответил:
- Не до того было. Уговаривал его, чтоб тебя подтолкнул со мной поехать.
Мои кулаки снова сжались.
- Перестань, - остановил он меня. – Я ж знаю, что неправ, но сделать ничего не могу. Голова только этой водой забита, чтоб её! Тянет меня сюда, понимаешь? Как будто за верёвку волокут. Чувствую себя моськой, что на слона замахнулась, а всё равно лезу.
Я отошёл от машины и опустился на корточки. Солнце припекало, под камуфляжной курткой стало жарко. Я расстегнул пуговицы.
Друг выглядел придавленным. Постоянно тёр лицо и глотал воду из бутылки.
Его рассказ напугал меня. Виталя, словно заправский фокусник, вытягивал из рукава всё новые и новые подробности, одна опаснее другой. Несколько минут прошли во внутренней борьбе. Чаши весов моих сомнений склонялись то в одну, то в другую сторону.
- Хорошо, - сказал я, наконец, и Виталик встрепенулся. – Раз уж мы досюда добрались, давай, вываливай остальные секреты, только чтоб на этот раз ничего за душой не осталось. Что-то я в раздумьях. Есть большое желание кинуть тебя здесь и обратно ломануться.
Он забеспокоился. Было необычно видеть друга таким растерянным.
- Нет, - попытался улыбнуться Виталя. – Ты меня не бросишь. Наверняка и сам уже чувствуешь, как тянет к зимовью. А? Чувствуешь?
Я прислушался к себе и помотал головой.
- Неа. Давай, рассказывай.
- Да я ж тебе уже всё выложил. – Он выбрался из машины и подошёл ближе. Заглянул в глаза. Что-то просящее мелькнуло в этом взгляде.
Я отвернулся. Неприятно видеть его таким.
- Что ещё? – потёр он подбородок. - Ну, ещё видел у неё штуковину, вроде морского скутера. На ней бабка летает вглубь болота. Каждый день. Бывает там ровно час. В это время мы с тобой воду и стащим. Полчаса подождём и вперёд.
Он посмотрел на часы.
- Почему полчаса? – не понял я.
- Ну, как же. Если начнём раньше, она ж вернётся. У неё возле зимовья что-то вроде сигнализации. Как только мы в дом полезем, старуха сразу же об этом узнает. А так у нас будет минут двадцать форы, проверено. Я ж говорю, я всё просчитал. Если не застрянем в лесу, не догонит. Дальше железной дороги бабка ни разу не выходила.
Я снова кхекнул. Двадцать минут на отрыв? Интересно, с какой скоростью летает её скутер? Хотя, в лесу ни на чём особо не разгонишься. Я почувствовал азарт. Чем чёрт не шутит, вдруг, всё получится, как Виталя говорит?
Я огляделся. Очень не понравилась грязевая лужа, которую мы только что миновали.
Виталик ждал.
- Тут нужно гать строить, - сказал я. – Если застрянем и будем лебедиться, много времени потеряем. К тому же лебёдка может не выдержать, тогда всё, хана. Скобы и гвозди у меня есть.
Он просветлел лицом и улыбнулся:
- Что делать, говори.
- Сколько у нас времени?
- Если хотим успеть сегодня, то к десяти должны быть рядом с зимовьем.
Мы успели. Вброд миновали небольшую речку. Вода поднялась выше кенгурятника, окатила капот, коснулась гофры шноркеля, но в салон не попала, да и под капотом, вроде, всё осталось сухим.
Потом что-то загудело у левого колеса. Я остановился и потрогал ступицу.
- Подшипник. Может развалиться.
- Что тогда? – с беспокойством спросил Виталя.
- Заклинит, - пожал я плечами.
Он сжал зубы и ударил себя по ноге ладонью:
- Обязательно что-то должно было случиться! Какие шансы?
- Пятьдесят на пятьдесят, - улыбнулся я старой шутке. – Может заклинит, а может нет.
- Шутишь? – состроил друг кислую мину и добавил упрямо: - Всё равно едем.
Наконец, дорога кончилась, упёршись в давнюю вырубку.
- Разворачивайся и глуши мотор, - сказал Виталик. – Дальше пешком.
Вышли на небольшую горку. По склону змеился след траншеи. Несколько блиндажей выстроились в ряд. Когда-то здесь воевали. Хорошее место для копа, нетронутое. В другое время Виталя излазал бы всё вокруг, а сейчас глянул мельком и затопал дальше.
Смрадно пахнуло болотом. С высоты горки виднелась гладь воды, разбавленная сухими огарками мёртвых деревьев.
- Близко уже, - подбодрил Виталик.
Около девяти вечера остановились на привал. Перекусили. Я улёгся на сухой мох и закрыл глаза, наслаждаясь солнечными лучами, пробивающимися сквозь листву.
- Скажи, - спросил я, - а почему именно вода? Почему не эта леталка её или стрелялка? Вода ведь кончится, что тогда делать будешь?
Друг ухмыльнулся:
- Не знаю. Хочу этой бабке нос утереть, ну и разбогатеть заодно. Почему-то кажется, что вода, это самое дорогое, что у неё есть. К тому же, всё остальное у неё всегда под присмотром…
- Как считаешь, а вода эта… как она действует?
Он сунул в род сухую травинку и начал жевать.
- Не знаю. Какая разница?
- Я вот слышал, что изобрели крохотных роботов. Нано размера. Их вкалывают в кровь, чтобы болезнь найти и устранить. Может у бабки такая же вода? С нано ботами внутри.
Друг развернулся ко мне:
- Ну и что?
- А если этих ботов нужно свежих подливать, чтобы действие не снижалось? Ты думал об этом?
- То есть, увезём воду, и она станет бесполезной? – Виталик выплюнул травинку. На обветренном лице отразилось беспокойство, но друг быстро совладал с собой: - Точно мы не знаем, так что нехрен лясы точить. Встали.
Он поднялся:
- Теперь молчок и тихо. Пару раз я случайно шумел, бабка не дёрнулась, хотя должна была услышать. Но лучше не будем рисковать.
Такой деятельный и уверенный в себе Виталик нравился мне больше, чем прежний.
- Её Марфа зовут, - напомнил я.
- Неважно, - отмахнулся друг, распахнул куртку и поправил что-то у себя подмышкой. Я вытянул шею и увидел подплечную кобуру с пистолетом. Виталик много времени в жизни провёл с оружием. То, что удавалось выкопать, чаще всего оказывалось негодным к стрельбе, но когда живёшь в таком мире, рано или поздно обрастаешь связями. В общем, его пистолет блестел, как новенький.
Под ногами всё чаще стали попадаться коряги, да и весь лес постепенно сделался похожим на клюку немощного старика. Кривые перекрученные деревья тянулись к земле, жались к ней, старались казаться ниже.
Появился запах дыма.
Зимовье я увидел внезапно. Кусты расступились. Сперва показалось, что на полянке открылся пригорок необычной формы. Потом блеснуло стёклами окошко. Крыльцом служило стёсанное бревно, брошенное перед чёрной от времени дощатой дверью. Огромный клён нависал над крышей, усыпанной прошлогодними сухими листьями, сквозь которые пробивалась трава. Меж венцов брёвен торчали патлы сухого мха. Большая поленница свежих дров подпирала одну из стен. Из колоды торчал небольшой топор.
- Дальше не ходи, - услышал я шёпот Виталика.
Мы залегли. До зимовья было метров двадцать.
Через несколько минут появилась старуха. Она выглядела дряхлой, но я уже знал, что вид этот обманчив. Наколоть топором поленницу дров сможет не каждый молодой парень. Колуном - куда ни шло, но топор, он для других работ придуман. А ведь эти дрова к зимовью ещё доставить нужно.
Если описать моё первое впечатление от Марфы, то я оробел. Чувствовал себя первоклашкой, подглядывающим за директором школы. Не самое лучшее сравнение, но ощущение её полного превосходства засело во мне сразу и прочно. Наверное, это Виталькины рассказы нагнали страху.
Одета Марфа была в чёрный балахон до земли. Платок на голове бросал на лицо тень. Я сумел разглядеть только поджатые недовольные губы и подбородок.
Походив вокруг зимовья, она иногда нагибалась, шаря руками в траве. Слышался щелчок и странный ухающий звук.
Потом я увидел то, о чём говорил Виталик. Старуха зашла за дом и вывела, словно под уздцы, нечто, напоминающее мотоцикл и маленькую лодку одновременно. Морской скутер, друг точно подметил, на что это похоже. Земли скутер не касался. Ни единого звука не слышалось от него.
Марфа ловко уселась и медленно проплыла мимо нас. Потом приподнялась чуть выше над землёй и рванула в сторону болота. Я никогда не видел ничего подобного.
- Чёрт, да кто она такая? – вырвалось у меня громче, чем следовало.
Виталик зажал мне рот. Скутер сделал круг над болотом и вернулся. Проплыл по полянке. Остановился в нескольких метрах. Старуха вытащила из-под балахона какой-то прибор. Её лицо осветилось.
Послышался звук, похожий на щёлканье разряженного пистолета, когда курок вхолостую стучит по бойку. Потом тон звука сменился, сделавшись похожим на тот, что издаёт металлоискатель во время работы.
Видимо, прибор не показал ничего опасного. Но старуха не спешила улетать. Цепко всматривалась в лес. Наконец, скутер развернулся и поплыл к болоту.
- Ты кретин или как? – зашипел мне в ухо Виталик. – Сказал же, молчок!
Полчаса прошли в тишине. Друг следил за минутной стрелкой. Как только подошло время, скомандовал:
- За дело!
Мы ворвались в зимовье, и я на миг ослеп после яркого солнца. В домике царил мрак. Закопчённое окно едва пропускало дневной свет. В левом углу висела крохотная икона, освещённая лампадой. Под ней, на полочке стояла бутыль, на две трети заполненная чем-то прозрачным. Виталя схватил склянку и кинулся вон.
- Быстрее, к машине, - крикнул он мне.
Я замешкался на мгновенье, упёршись взглядом в икону. Показалось, что образ грозит пальцем.
«Ну, нет! - мелькнула мысль. – Я уже у цели, теперь отступать поздно».
С первой попытки машина не завелась. Когда стартёр вжикнул несколько раз и затих, Виталик посмотрел на меня глазами полными страха и обиды. На его лбу появился пот.
Я повернул ключ снова. Двигатель чихнул и опять смолк.
- Ну! – с мольбой воскликнул Виталик.
Я поднял капот. Через пару минут уазик рыкнул, зачадил и, болезненно вздрогнув несколько раз, завёлся.
В глазах друга заплескалось счастье.
Так по лесу я не гнал машину никогда. Только возле речушки мы услышали погоню. Сзади ломались ветки, словно кто-то большой продирался сквозь деревья. Подставляя под удары то один бок скутера, то другой, к нам приближалась Марфа.
Друг выскочил из уазика и встал, как в тире, заложив одну руку за спину, а в другой поднимая пистолет. От выстрела на миг заложило уши. Марфа резко бросила скутер в сторону и укрылась за деревьями.
- Теперь ходу! – крикнул Виталик и пальнул ещё раз.
Мы разогнались и влетели на гать. Я слышал треск под днищем и ждал что вот-вот одно из брёвен не выдержит, подломится, упрётся во что-нибудь и мы встанем. Или колёса провалятся под настил. Или… Додумать я не успел. Уазик взревел мотором на горке и выскочил на дорогу.
- Почему она не стреляет? – крикнул Виталька и выпустил ещё одну пулю по скутеру.
Показалась деревня. Марфы больше не было видно, и друг затряс моё плечо:
- Мы вырвались, Саня! Мы богаты! И кто теперь моська?
Я тоже заулыбался, но бросил взгляд налево и похолодел. Скутер Марфы летел наперерез. Нога сама вдавила педаль газа, и уазик проскочил в метре от летящей на нас старухи. Не таким уж и быстрым оказался её скутер. Машина перескочила рельсы и затряслась по дороге со скоростью бегущего человека, а Марфа потихоньку отставала. Когда мы добрались до трассы, её уже не было видно.
Уазик выполз на асфальт и покатился в сторону дома, с барабанной дробью разбрасывая землю с колёс. Мы были грязными, потными, усталыми, но на заднем сиденье лежало то, что было нужно каждому из нас.
Я мысленно обратился к отцу, пообещав, что скоро поставлю его на ноги.
- Бабку грохать не пришлось, - весело пропел Виталик и вытащил из пистолета обойму. Разглядел её и сунул обратно.
Небо заволокло тучами. Лёгкий дождик постепенно перешёл в ливень, да такой, что мы с трудом различали габариты впереди идущей машины. Я включил «аварийку» и скатился с дороги. Не хватало ещё в аварию попасть. Гравий обочины зашуршал под колёсами.
У Виталика пискнул звонком телефон. Я прижался затылком к подголовнику и закрыл глаза. Внезапно, резкий свистящий звук вырвал меня из дрёмы. Левую стойку срезало, как автогеном. Стекло вспенилось и лопнуло, покрываясь паутиной мелких трещин и разбрызгивая осколки по салону. В капоте, прорезав длинную борозду, застряло что-то, светящееся тусклым светом.
- Это она! – взревел Виталик. – Газу!
Он подпрыгивал и колотил по торпеде ладонями, словно это могло помочь машине разогнаться.
Нервно бросая взгляды в зеркала заднего вида, я никого не видел. Дождь хлестал сквозь дыру в стекле. Части срезанной стойки гремели друг об друга. Обшивка плавилась. Моя левая рука вымокла и замёрзла. Вдобавок из-под капота потянуло палёной проводкой.
Я жал на газ, выжимая из машины всё, что возможно. Мы долго гнали по шоссе, вслепую обгоняя попутные машины. На наше счастье, навстречу никто не попался. Марфы видно не было, но теперь никто из нас не верил, что старуха бросит погоню. Наконец, из стены дождя фары выхватили указатель города.
- Не сунется же она за нами? – спросил Виталик. Его губы побелели. В выпученных глазах читался ужас.
Мы выкатились на перекрёсток, и тут не выдержал подшипник ступицы. Машину тряхнуло, она резко осела на бок и понеслась поперёк дороги.
«Только бы никого не задеть», - успел подумать я, но уазик, скрипя заклинившим колесом, развернулся, словно циркуль и подставил бок под удар какого-то автомобиля. Нас приподняло и швырнуло. Потом всё завертелось, и стало больно.
Я слышал дождь. Он хлестал по щекам и забирался под одежду. Казалось, я лежу в воде, она колышет и укачивает. Рядом кто-то стонал. Чувствовался запах бензина. Что-то вращалось, издавая душераздирающий звук: «вжить-жить-жить». Я не мог больше слышать этот звук и заставил себя разлепить веки.
Дождь ослабел. Сквозь его пелену хорошо просматривался дорогой чёрный седан с развороченным капотом. Рядом с распахнутой водительской дверью лежал человек. Его пиджак распахнулся, намокая в луже. По рубашке разрасталось тёмное пятно. Из уголка рта тоже стекала кровь. Остановившийся взгляд смотрел в небо. Капли дождя попадали в открытые глаза, но человек не противился этому.
«Чёрт, - выругался я мысленно. – Не повезло дядьке».
Повернув голову, я увидел Виталю. Тот раскачивался рядом с уазиком, держа сломанную руку, словно младенца. Из предплечья торчал уродливый обломок кости.
Я снова чертыхнулся. Услышал сзади звук, похожий на щёлканье разряженного пистолета и замер. Последние несколько часов мгновенно всплыли в памяти. Я знал, что это за звук и чьё присутствие он выдаёт. Марфа. Достала-таки нас.
Виталик прижал сломанную руку к груди и начал отползать, пока не скрылся за машиной. Дождь заглушил его быстро удаляющиеся шаги.
«Опять легко отделался, - подумал я о друге. – Везучий он, всё же».
Марфа за ним не погналась. Она взглядом искала что-то.
«Беспокоится», - я удивился собственному ехидству. Ясно же, что именно она высматривает.
Меня мутило. Перед глазами всё плыло. Мысли путались, но иногда выстреливали вполне осмысленными фразами. Прав Виталя. Моськи мы с ним против такой силы. Мотыльки. Замахнулись на необъятное и сгорели оба. Не просто крылья сожгли, а целиком, дотла. Я-то уж точно. И ведь даже не поняли, к чему прикоснулись. Сейчас Марфа выстрелит и всё, хана. Мужику этому ещё досталось…
Я обернулся. Совсем рядом, перед распахнутой дверцей уазика, привалившись к выброшенным аварией вещам, лежала бутылка с отколотым горлышком. Часть жидкости вылилась, но на дне оставалась пара глотков. Нервная улыбка появилась на моём лице. Вот она, живая вода. Только что от неё теперь толку?
Я потянулся к бутылке и прижал к себе. Марфа напряглась и подняла руку, направив на меня ладонь в жесте «стоп».
«Сейчас шарахнет, - подумал я, внутренне сжимаясь. – Эх, папка, ничего у меня не вышло. Теперь на соседних койках лежать будем…»
Марфа медлила с ударом. Мужчина у чёрного седана застонал. Я повернулся к нему и снова подумал, что судьба может быть очень несправедливой. Два олуха затеяли нехорошее, а пострадал ни в чём не повинный человек. У него, наверняка, семья есть, дети, теперь они останутся сиротами. Судя по крови изо рта, пострадал дядька сильно. Если «скорая» успеет, может и спасут…
Ещё не совсем понимая, что делаю, я пополз к седану. Марфа шагнула наперерез. Она не стреляла, и это было хорошо. Кто знает, о чём думала старуха? Может, ей стало интересно, что мотылёк будет делать, когда крылья почти коснулись пламени. Или, наоборот, поняла, что я задумал, и решила не мешать. В любом случае, ситуация была полностью под её контролем.
Я полз и чувствовал, что почти не пострадал в аварии. Всё двигалось, нигде особо не болело. Голова кружилась, но это ж ерунда.
Мужчина у чёрного седана вдруг вытянулся. Его нога конвульсивно дёрнулась раз, другой. Голова качнулась и уставилась на меня немигающими глазами. Но потом он снова очнулся. Судорожно всхлипнул. Во взгляде появилось непонимание и боль.
«Живой ещё», - подумал я.
Марфа следила. Приподнявшись на локте, я повернул голову мужчины и разжал ему губы. Половина жидкости пролилась, но кое-что он сумел глотнуть.
Сделав, что задумал, я отбросил бутылку. Та раскололась об асфальт на мелкие осколки.
Повернувшись к Марфе, я крикнул сипло:
- Ну, что смотришь? Теперь я твой. Жги уже!
Она несколько секунд смотрела, потом улыбнулась, развернула скутер и начала исчезать. Марфа таяла, растворяясь в дожде, словно умела становиться невидимой. Возможно, так оно и было.
«Всё? Это всё?» – мысленно обрадовался я. Сердце бешено застучало. Земля качнулась. Тело начало трясти от нервной дрожи. Часто дыша, я опустился на асфальт и сжался в комок. Меня облепило дождём, звуками улицы, запахом бензина и противным: «вжить-жить-жить»…
Очнулся я от того, что кто-то осторожно хлопает по щекам.
- Что ты дал мне выпить? – послышался голос издалека. Я разлепил веки и увидел дядьку из чёрного седана. Мне хотелось ему ответить, но я не сумел. Тело словно парализовало. И в то же время, мне было хорошо. Всё кончилось. Я в порядке.
- Что ты мне влил?! – повторил он настойчиво.
Увидев, что я не отвечаю, мужчина встал и побежал к своей машине, чем очень меня удивил.
«Надо же, как быстро подействовало», - подумал я.
Он звонил по телефону, вызывал «скорую», он был возбуждён и всё время поглядывал на меня.
Потом дядька нашёл осколок бутылки, провёл по донышку пальцем и лизнул. Ничего кроме дождевых капель там уже не было.
- Вода, вроде, - сказал он неуверенно и подошёл ко мне.
- Кто ты? – в вопросе послышались те самые интонации, что проскользнули у меня, когда Марфа улетала на болото.
Я пошевелился, с трудом сел и пробормотал:
- Человек.
Мой взгляд искал следы Марфы. Хоть что-то. Она исчезла. Я подумал, что бабке не очень-то хотелось вернуть воду. Скорее, задачей было не оставлять её нам. Теперь бутылка пуста и разбита.
- Человек? - Дядька улыбнулся и полез во внутренний карман пиджака.
- Вот что, человек, - сказал он, раскрывая бумажник. – Если тебе хоть что-нибудь понадобится… - он достал визитку и протянул мне. – Что угодно… Ты только позвони.
Я взял визитку и прочитал:
«Клиника профессора Молчанова. Молчанов С.Е.» и телефон.
10.07.2013
|
Рассказ открыт для комментариев