s048 Эра Водолея

    Корабль стоял на склоне холма с покрытой сетью трещин почвой. Неподалеку худющий верблюд щипал колючки.
    - Грека, на корабле опять твой старик сидит, - хмыкнул Девлет.
    Костя уныло пожал плечами.
    - Ладно, идём на «Красный Октябрь», - компания пацанов пошла дальше.
    До «Красного Октября» идти прилично, зато это самый большой из брошенных наступающей суше кораблей.
    А на небольшом баркасе «Колхозник», мимо которого прошла компания, ходил на промысел дед Кости. В отличие от большинства оставшихся без работы рыбаков он не спился (двести грамм каждый вечер не в счёт), но ходили слухи, малость тронулся. Часами сидел на своём бывшем корабле и глядел в степь. Бескрайнюю степь, после весенних дождей считанные дни колышащуюся волнами ковыля, а в остальное время иссушенную и истрескавшуюся.
    Развлечений в умирающем вслед за морем городе было, мягко говоря, немного. Пустые в жару улицы напоминали городишко из американских вестернов. Вот пацаны и ходили «в море», что означало вылазки в эту степь, где еще десяток лет назад плескалось Аральское море. Сейчас компания расположилась на верхней палубе «Красного Октября». Человек пять, Костя прибился сюда случайно, чему был несказанно рад. По сути он являлся изгоем. Костя был одним из двух греков в школе, где он учился в выпускном классе. Второй была девчёнка из того же класса, и её не трогали. Костю же давно сделали объектом насмешек. Прозвище Пиндос не закрепилось только потому, что Грека не особо изощрённым его одноклассникам показалось более забавным и понятным. Деда Кости депортировали в 1944 году из Крыма. Костя жил с ним и матерью, отца никогда не видел.
    Развалившись на палубе, пацаны устроили бой тарантула и сколопендры в стеклянной банке (ставки делать не стали, при таком раскладе у тарантула не было шансов). Потом играли в карты. Рыжему Серёге, или как его чаще называли Серюня (просто кличка Рыжий, как и Хохол, была занята), не везло. Он часто матерился и сплёвывал на палубу через выбитый зуб. Наконец сорвал злость на Косте.
    - Твой дед - архимед - старый шизопед… из-за него пёрлись полчаса лишних по солнцепёку! - ни с того, ни с сего заорал Серюня.
    - Эй, за базаром следи, рыжий, - Костя напрягся, чувствуя, как предательски дрогнул голос. Серюня тоже не особый авторитет, но в драке злой, а главное в этой компании свояк, в отличие от него. Впрочем, пацаны только поухмылялись. Казалось, конфликт исчерпан. Солнце стало припекать, и компания начала сворачиваться. Поднимались и спускались на верхнюю палубу по приставной лестнице. На других кораблях для этой цели использовали верёвку, но здесь непонятно откуда оказалась эта лестница, и пацаны каждый раз «ныкали» её в укромном месте.
    Костя спускался последним, как и поднимался. Спустившийся перед ним Серюня внезапно повалил лестницу на землю.
    - Опа, - Серюня глупо засмеялся.
    - Эй, придурок, поставь лестницу. – Костя разозлился и испугался. Испугался больше.
    - Ага… щаз-з-з… - Серюня демонстративно потащил лестницу в «нычку».
    - Поставь лестницу, я сказал! – Уже заорал Костя. Он заскользил взглядом по лицам пацаном. Те беззлобно ухмылялись. К кому обратится? Костю терпели, как минимум в этот раз, но своим другом он не мог назвать пожалуй никого. Лёха неплохой пацан, он пожалуй откликнется…или Надир, сосед, видятся каждый день… или Девлет, заводила компании?
    - Девлет, скажи ему, - крикнул Костя.
    - Сам скажи. – Скуластое лицо ничего не выражало. Серюня, поняв, что выиграл, истерически хохотнул.
    - Прыгай, Грека. Тут невысоко, - сказал на прощанье Девлет.
    - Не гоните, пацаны, - каркнул Костя, чувствуя, как пересохло в горле. Те вскоре исчезли из вида.
    Злость от нелепости ситуации почти помогла Косте прыгнуть. Высота тут была примерно второго этажа… не убьёшся. Он уже стоял согнув ноги… но потом решил повиснуть на руках, а затем прыгнуть.
    - А… твою же… - металл уже успел раскалится на солнце. Костя потряс ладонями. Чем дольше он стоял, тем сложнее было решиться прыгнуть. Появилась дрожь в коленях. Чтоб успокоится, он прошёлся по палубе. Хотел было забраться в рубку, в тень, но оттуда в лицо буквально пыхнуло жаром. Костя присел на корточки.
    Ни с того, ни с сего подумал о деде. Уроженец деревушки в окрестностях Балаклавы, тот был потомком греков-моряков невесть в каком поколении, и сам связал свою жизнь с морем. «Всё, что за Чёрным морем - для меня Сибирь», - говорил дед в молодости. Когда греков депортировали в Казахстан, тоска по морю разъедала его, будто ржавчина этот корабль. Но в пятидесятых дед перебрался в Аральск, устроился в рыболовецкую артель. Он нашёл море, хоть оно являлось всего лишь озером, и был вполне счастлив. В Крым возвращаться не стал. А потом Арал обмелел. Дед ходил на своё судно, и говорил, что когда-нибуть он вернётся. Не дед в Крым, а Арал к высохшим пристаням…
    Потом Костя в который раз вспомнил Иваныча, полковника запаса. В городке его так и называли «полкан». Как-то Иваныч забухал с его дедом. Косте тоже налили – чтобы получилось традиционное «на троих». Он сидел хмельной, пялясь в облезлые обои на кухонной стене, и слушал армейские байки Иваныча. По мере выпитого те становились всё более сбивчивыми. «Система виновата перед тобой, старик» - повторял Иваныч снова и снова. Под конец он рассказал о капсуле. «Идеальный вирус, старик. Он может убить всех. Как динамит твою вонючую рыбу. Бах, и человечество кверху брюхом… кроме вакцинированных.». Дед примирительно улыбался и кивал. Потом Иваныч ушёл, а на следующий день по городку пронёсся слух: «полкан застрелился».
    А потом Костя подумал о Оле. Его окончательно разморило на солнцепёке, и Костя провалился в подобие сна.
    Вокруг шумело море. Вспенивалось, разлеталось мириадами солёных брызг. Сколько хватало взора, расстилалось синее море, переходя на горизонте в такое же отчаянно-синее небо. Море сияло тысячью бликов, но время от времени, когда по небу пролетало облако, море, казалось, избавлялось от этой блестящей мишуры и позаимствованных у небес синих нарядов, являя взору свою суть – зелёную бездну.
    Это был не Арал. Это стало ясно еще до появления китов. Китов было двое, самка с детёнышем. Силуэт китёнка временами мелькал под водой, а самка держалась поверхности, то и дело лениво переворачиваясь с бока на бок, и изредка пуская небольшой фонтан.
    Океан Тетис расстилался от горизонта до горизонта. В насыщенный йодом воздух взлетали летучие рыбки, которых лихо преследовали диковинные дельфины. Солнце отражалось в их глянцевых спинах, подмигивая Косте.
    Поначалу Костя не ощущал себя, не осознавал своё место в этом мире. Но вскоре он понял, что сжимает в руках штурвал, стоя на капитанском мостике своего судна.
    Ветер крепчал, и глянцевых дельфинов сменили белые барашки на волнах. Шторм перерастал в настоящую бурю, но Костя не дрогнул, уверенно ведя корабль и тихонько напевая песню «Seamann» своего любимого Рамштайна.
    Ведь он видел цель. Перед ним, режа глаз ослепительной белизной, белее морской пены, неслась над волнами его любовь.
    - Оля! – крикнул Костя. Летящий над волнами образ девушки обернулся через плечо, и поманил его за собой.
    «Она не обманет», - Костя стиснув зубы, старался не обращать внимания на причудливые тени, скользящие вокруг корабля. Вскоре он понял, что это скелеты. Скелет кита, невиданный, огромный… а рядом скелет детёныша. Скелеты дельфинов взлетали над волнами, преследуя забавные и немного гротескные скелеты рыбок.
    «Ну конечно же… все они давно мертвы. Миллионы лет, как мертвы», - понял наконец Костя. Но это не важно. У него есть цель.
    Корабль встал на дыбы, и провалился в пропасть между двумя гигантскими волнами, чтобы уже не всплыть. «Не может быть. Она же звала!» - успел подумать Костя.
    Он пришёл в себя на палубе «Октября». Жара начала спадать, и подавали свой голос цикады, чтобы ближе к ночи устроить настоящий оркестр, перекликаясь с селевиниями. Голова раскалывалась от теплового удара. Костю тошнило.
    Он подошёл к краю, без мыслей, без эмоций, и нелепо, «враскорячку», прыгнул.
    
    ***
    
    - Ты чего прихрамываешь? – спросила Оля.
    - Да так, ерунда, - отмахнулся Костя.
    Девушка с любопытством стрельнула в него глазами, но промолчала. Оля была единственной в школе землячкой Кости, гречанкой. Но секрет их дружбы не в этом: хорошенькая брюнетка, Оля хотела нравиться всем. И даже школьному изгою Косте. Не избалованный по жизни хорошим отношением, тот был ей признателен.
    Попросту не оказалось сейчас другого человека, которому он мог бы излить душу. Девушка как раз разоткровенничалась с ним, поделившись мечтами уехать из этого городишка, и вовсе из страны, в Грецию.
    Костя смотрел, как солнце скрывается в облаках у горизонта. Затем глянул на Олю. Пожалуй, единственный её недостаток – «орлиная» форма носа. Но это конечно мелочь, да и заметно лишь в профиль.
    - Помнишь полкана? – спросил он.
    - Кого? А, конечно… так жаль его, - кивнула девушка.
    - Он рассказал мне одну вещь…. и дал карту. В общем… скажи, у тебя никогда не возникало желания, чтобы все умерли?! – выпалил Костя и усмехнулся, несколько правда вымучанно. «Рубикон перейден», - мелькнула у него мысль… Костя увлекался историей.
    Оля с изумлением глянула на него, осторожно улыбнувшись в ответ, и Костя начал рассказывать.
    Когда он закончил, Оля молчала. «Не стоило этого делать…», - с досадой подумал Костя.
    - Вирус с военной базы на острове Возрождения?! И ты думаешь, капсула до сих пор закопана там, где он сказал? – наконец спросила Оля.
    - Полкан не врал, а значит там, - кивнул Костя.
    - Б-р-р… какой кошмар. А если её кто-то повредит? Надо же сообщить властям, - нерешительно сказала Оля.
    - Нет, она абсолютно герметична. И никто до неё не доберётся, чтоб повредить, - идея сказать властям Косте не понравилась. Разумеется, он и сам думал об этом. Дед забыл о разговоре с полканом на следующий день, и Костя спрятал брошенную тем карту. Одна мысль о том, что он владеет таким смертельным секретом, придавала Косте странной уверенности в себе. И частенько, вечером сложного дня, он доставал карту и изучал её перед сном.
    - Слушай…а ведь за твою карту могут дать хорошие деньги, - Оля явно была увлечена рассказанной Костей историей, глаза её заблестели.
    - Кто?- озадаченно спросил Костя. Такой поворот дела даже не приходил ему в голову.
    - Люди Рустама… те, кто тусовался под вывеской общества «Туран». Там еще обыск проводили, помнишь сколько шуму было? Это была только вывеска. Официально их прикрыли, но они остались. И денег у них куры не клюют. У меня знакомый там… хвастался мне, говорит, их финансируют из Саудовской Аравии, - оживлённо рассказала девушка.
    - Это же террористы! – Костя был шокирован.
    - Да… ты прав, так нельзя, - вздохнула Оля, - ладно, уже поздно, проводишь меня?
    
    
    ***
    
    На следующий день Костя сидел в классе за своей первой партой.
    - Ехал Грека через реку, видит Грека - в речке шланг… - с задней парты Серюня запел обычную дразнилку.
    - Иди в жопу, - огрызнулся Костя.
    - Ушатай его, Грека, - лениво посоветовал Девлет.
    - Смотри, чтоб тебя не ушатал, - ляпнул Костя, смелости которому придало присутствие Оли.
    Воцарилась тишина, Серюня изумлённо присвистнул.
    - Ну пойдём, выйдем, - лениво поднялся Девлет.
    Идти на попятый было поздно.
    - Девлет, не трогай его, - крикнула Оля. Костя ощутил тоскливую благодарность, стараясь, впрочем, сохранять непринуждённый вид… что получилось у него неважно.
    Они стали друг напротив друга.
    - Ты думаешь, тебя не уважают, потому что ты грек? Гнилая отмазка. Тебя не уважают, потому что ты - говно. – сказал Девлет.
    Костя не нашёлся, что ответить, ограничившись хриплым «ха».
    Девлет пожал широкими плечами, и вернулся в класс.
    
    ***
    
    После уроков Костя протянул Оле конверт.
    - Тут карта. Слушай, мы ведь правда сможем продать её?.. А потом рванём вдвоём в Грецию. Оля, послушай… выйдешь за меня?! – от волнения пальцы Кости, в которых он сжимал конверт, дрожали.
    - За тебя?! Замуж? – Олины глаза округлились.
    - Да! И мой дед будет доволен, он всегда хотел, чтоб я женился на гречанке. Это глупо конечно… я ему даже про греков на острове Сокотра рассказал… они не хотели жениться не на гречанках, и в итоге попросту вымерли, - улыбнулся Костя, чувствуя, что начинает нести чушь, но стараясь говорить непринуждённо. – Кстати, всегда мечтал побывать на Сокотре.
    - На Сокотре… а где это? – автоматически спросила Оля, не сводя глаз с конверта.
    - В Йемене. – ответил Костя.
    - В Йемене… а где… хотя, слушай, это здорово! Медовый месяц на острове Сокотра! – Оля наконец взяла конверт. – Ладно, мне надо бежать. Я... я тебе позвоню, - и Оля, прищурив глаза, поцеловала его в щёку.
    ***
    
    Оля не позвонила.
    На следующий день Костя узнал, что она уехала из города.
    Полкан не обманул. Вирус действительно был практически идеальным. С момента первых зафиксированных случаев заражения в течение месяца погибла половина населения России, а вирус распространился по всему земному шару. Костя со стойким отвращением избегал читать описание хода болезни… что-то, связанное с обезвоживанием организма. Летальный исход в течение трёх дней.
    Обезвоживание - прямо как с Аралом… это даже забавно, думал Костя, поднимаясь по гостиничной лестнице. Гостиница была одной из лучших в Афинах, но лифт не работал – в последнее время проблемы со светом стали обычным явлением. Проблемы появились буквально со всем. Особенно – с жизнью.
    К моменту Костиного выезда из Аральска, от болезни умерли почти все его одноклассники. Домучивался, и всё никак не мог отмучаться в больнице, валяясь на полу из-за отсутствия койкомест, Девлет с отказавшими почками… теперь он не такой крутой, констатировал Костя, без злорадства и без сочувствия.
    Умер и дед, его едва успели довезти до переполненной инфекционки.
    Дед слишком ослабел, чтоб говорить. Костя так и не понял, догадался ли дед, что это за вирус. Смотрел он на Костю в последний раз странно… как-то... пожалуй, очень ласково, сформулировал, наконец, Костя.
    При этой мысли ему отчаянно захотелось плакать. Но, похоже, он разучился это делать. Наверно, тоже своего рода обезвоживание.
    Нужный этаж.
    Странное дело, когда что-то становится целью твоей жизни, то препятствия преодолеваются почти сами собой, размышлял Костя. А их было немало, гораздо более серьёзных, чем неработающий лифт.
    Приятная тяжесть оружия в кармане. Она здорово придаёт уверенности, отметил Костя. Вечно ему нужны дурацкие соломинки для уверенности в себе… та проклятая карта, теперь пистолет.
    Когда он в дверях номера увидел Олю, его сердце, казалось, остановилось, а глаза наоборот лихорадочно забегали, жадно впитывая каждую деталь её облика. После долгого перерыва… или, может, напоследок.
    - Шикарно выглядишь, - наконец констатировал он, после затянувшейся паузы.
    Он еще не видел, чтобы люди так бледнели, как Оля. Девушка, не мигая, смотрела на Костю, как кролик на удава.
    - Ты… убьёшь меня? – наконец спросила она. В голосе прозвучали нотки неимоверного облегчения… и сразу девушка оглянулась по сторонам, явно в надежде на помощь.
    Увидев Олин профиль, Костя заметил, что девушка сделала пластическую операцию, подкорректировав форму носа. Пальцы его, казалось, прилипли к металлу, как язык на морозе.
    - Убью? – медленно повторил он. – Глупышка… конечно же нет! Этот мир обречён, но мы с тобой можем спастись. Я рад, что ты жива! Теперь всё будет хорошо. Полкан ведь оставил и вакцину… понимаешь? Вакцина уже у меня в крови. О ней никто не знает. Выживем только ты и я. Адам и Ева…или Адам и Лилит. Мы вдвоём начнём новую эру. Понимаешь?! – Костя сообразил, что говорит на повышенном тоне, и поспешно широко усмехнулся. Испугался, что выглядит нелепо, и сдержанно заулыбался, чувствуя, как вспотел от волнения.
    - Вот… и дед был бы рад. - Наконец добавил он, не зная, что еще сказать.
    Оля в оцепенении смотрела на него.
    - Вакцина… у тебя в крови? – переспросила она.
    Костя кивнул.
    - Но почему ты не рассказал… хотя, слушай, это здорово! Новая эра!.. послушай, только мне надо побыть одной, чтобы привыкнуть к этой мысли… ты тоже снял номер тут? Давай встретимся через пару часов. - и Оля, прищурив глаза, поцеловала его в щёку.
    Костя смотрел ей вслед, ощущая мучительное де жа вю. Пальцы вцепились в рукоять пистолета, будто это утопающий цеплялся за соломинку, а сердце гулко колотилось в груди. Казалось, отсчитывало секунды до начала новой эры.