r038 Фартовый чёс

    По разрушенному городу, по промышленному району, по окраинному переулку, который был как две капли воды похож на соседние и назывался 3-й Ямницкий, по тротуарной дорожке шла девчуха. Одета она была в дутую куртку, потрёпанную и лоснящуюся на боках. Из-под куртки торчали тонкие ножки в вязаных штанах и армейских ботинках. На правом плече висел кривой самопальный дробовик. Из тех, какие продают нечестные торговцы малолетним дурочкам за все их нехитрые сбережения, а то и за быструю любовь в подсобке. Над дробовиком в такт шагам покачивался куцый хвостик светлых волос. Конфета, а не девчуха.
    За девчухой, стараясь не шуметь, чтобы не напугать малышку раньше времени, тихими тенями скользили мы. Я, мой напарник Гниль и Боров, старший в тройке. Где-то рядом, рассредоточившись по нескольким кварталам, чтобы не путаться друг у друга под ногами, разбившись по два-три человека, прочёсывал улицы остальной отряд вольников. Сюда они не сунутся. Район поделен на части, каждая группа знает свой маршрут на зубок. На чужую территорию заходить не принято. Прямого запрета нет. Но если вдруг какому-то вольнику покажется, что ты со злым умыслом ему дорогу перешёл, от зависти или удачу решил переманить, и человек по этой причине тебе пулю отправит промеж бровей – то за это его никто не осудит.
    Первым шёл Боров. Он передвигался бесшумно, но быстро, аккуратно выбирая, когда сделать шаг, куда поставить ногу. Дистанцию держал всего в три-четыре шага. Мне казалось, что это рискованно близко. Казалось: вот сейчас девчуха почует опасность. Если не услышит шорох, то шестым чувством определит чужое присутствие. Остановится, обернётся – и растает мороком. Вместе с надеждами трёх уставших вольников на отдых, горячий ужин и спокойную ночь в лагере.
    И накаркал: она нас учуяла. Споткнулась на ровном месте, и резко повернулась, снимая с плеча дробовик. Кореш Гниль оказался на линии её взгляда, но не растерялся - нырнул в тёмный провал ближайшего подъезда. Ему не повезло – подъездная дверь была заколочена – дальше бежать некуда. Напарник всем телом вжался в спасительную тень подъездного  козырька и затих. Испуганная девица переступила с ноги на ногу и, поколебавшись, подняла дробовик. В воздухе зазвенела напряжённая тишина.
    Тогда Боров дал представление. Он поднялся во весь рост из-за кучи битого щебня и пошёл навстречу девчухе. Спокойно пошёл, не торопясь, держа ладони на виду. Расправленные плечи и открытая улыбка заворожили дурочку. Она замерла, судорожно вцепившись в оружие. Вдруг скорчила жалобную мордашку, бросила ненужное оружие и разревелась. Боров привлёк глупую к себе. Прижал к груди и отечески нежно погладил по волосам. Раз, другой. Левая рука скользнула вниз. Туда, где в поясной сумке лежало главное оружие каждой тройки. Применить его – большая удача. Нужен фарт, чтобы встретить жертву, и умение – подобраться к ней вплотную.
    Осторожно, чтобы не вспугнуть жертву, вожак вытащил шприц, отодрал зубами пломбу. Ладонь в последний раз скользнула по волосам, отодвигая пряди в сторону, обнажая шею. От укола девчуха тихонько вскрикнула, дёрнулась и осела наземь. Ловить её Боров не стал. Деловито бросил нам «Упакуйте хорошо. Сбежит – голову снесу» и двинулся дальше. Так же тихо переступая и внимательно всматриваясь в каждый тёмный угол, исследую любую щель, где могло бы спрятаться существо размером больше кошки.
    - Слышал, что старший сказал? Пакуй давай, - зашипел Гниль, протягивая мне рулон липкой ленты.
    Спорить не было желания. Перекрутил девчухе запястья липкой лентой, за ними - лодыжки. Кожа у неё была странная – совсем белая. Я похожую раньше только в зеркале видел. Бледный, с бесцветными волосами и прозрачной радужкой, я выделялся среди смуглых вольников, как паршивая овца в  откормленном стаде. Сразу после появления в отряде, мой цвет кожи был мишенью для шуток. Пока один из местных шутников не схлопотал переломы носа и двух рёбер. После этого от меня отстали, наградив непонятной кличкой Милк. Всё лучше, чем Опарышем.
    Закончив, я вернул ленту Гнилю, забросил девчуху на плечо и двинул за Боровом. Не прячась: при опасности идущий впереди вожак предупредит вовремя. Гниль замыкал тройку. Он прикроет спину от любого, кто позарится на нашу добычу, будь то патрульный сканер или охочий до чужого фарта вольник.
    Идти было удобно, тощая девчуха весила немного и особенных неудобств не доставляла. Я вернулся к своим мыслям. Её кожа была белой по-другому. Не от мутации, лишившей организм пигмента -  и ресницы, и брови у неё тёмные. На мордашке – рябая россыпь веснушек, на носу – солнечный ожог. Похоже, всего пару дней провела под открытым солнцем. Но поблизости не было ни одного селения, откуда она могла бы досюда добраться за это время. Не из-под земли же вылезла. Стоп! Выходит, гуляющие по планете сказки о подземных жителях – вовсе не сказки. И на моём плече висит мешком живое им подтверждение?
    Словно услышав, о чём я думаю, девчуха дёрнулась. Сперва легонько, будто поёжилась от сквозняка. Потом сильнее, как от удара током. И вот уже всю колотило так, что нельзя удержать. Я не стал пытаться: остановился и сбросил груз на землю. Худенькое тело корчилось в припадке, раскрытые глаза шарили по нам бессмысленным взглядом. Изо рта пошла пена.
    - Что с девкой?- спросил бесшумно возникший за плечом Боров.
    - Припадочная, что ли… - пожал плечами я.
    С другой стороны выругался Гниль.
    - Такую нельзя  в лагерь нести. Вдруг она заразная?
    - Угу. Пристрелить надо бы. Вместе с тобой,  - по сосредоточенному взгляду я понял, что вожак не шутит.
    - Почему со мной?
    - Так ты её нёс! Трогал. Мало ли как зараза передаётся?
    - Так и ты её трогал, - сказал Гниль, и сам испугался своей смелости.
    Боров снял пистолет с предохранителя и вежливо переспросил:
    - Повтори, кто её трогал?
    - Милк! Он нёс. Он и трогал. Больше никто. Побожиться мо...
    Тираду Гниля прервал тихий сип. Пока мы спорили, девчуха пришла в себя и даже сумела подняться на четвереньки, не смотря на связанные ноги. Сквозь тяжёлый, выворачивающий лёгкие наружу кашель, с трудом проговорила:
    - Не…. заразная…. Давно болею… Только я, никто больше…
    Боров схватил девчуху за шиворот и рывком поставил на ноги. Ослабевшие коленки подкашивались, она бы упала, но вожак не позволял, придерживая её за куртку.
    - А что ты такая больная тут делаешь?
    Силы окончательно оставили девчуху, она закатила глаза и потеряла сознание. Но Боров его вернул, положив руку на тонкую шею и пообещав:
    - Придушу. Рассказывай.
    Девчуха метнула быстрый взгляд из-под ресниц и тут же снова прикрыла их:
    - Здесь недалеко лаборатория. Уже после войны сделали. Говорят, редкие болезни изучают. Туда иду, может, вылечат.
    - А дорогу откуда знаешь?
    - Маячок вшила.
    - Сама вшивала? Али помог кто? – влез в разговор Гниль.
    Отмолчалась.
    - А может ей палец сломать? Или по-другому испортить как? – ощерился беззубой ухмылкой Гниль. Девчуха бросила жалобный взгляд, но неожиданно не на Гниля, и не на Борова, а на меня.
     - Ладно, Гниль. Это не к спеху, - я решил вмешаться. – Расскажи-ка лучше, голуба, ты пешком-то давно топаешь? До дома далеко ли?
    - Месяц ходу.
    Интересно, мне показалось, или девчуха напряглась?
    - А кожа на носу только сейчас лупиться начала? Что раньше не обгорела?
    - Лосьоном от загара мазала.
    - А лосьон в той же лавке купила, где и маячок с дробовиком, да?
    - Да.
    - А бутылку покажи.
    - Кончился. Выкинула.
    Боров, внимательно слушавший мои вопросы, легонько тряхнул девицу. Та поморщилась и ответила:
    - Не вру я. Ближе, чем в месяце хода, селений нет.
    - Ладно, - легко согласился Боров. – На нет и суда нет. Веди в лабораторию.
    Мы с Боровом спорить не стали. Раз решил – значит, так надо. Да и не любил он тех, кто пререкается.
    Девчуха рассказала, что лаборатория уже недалеко – в нескольких днях хода. Что точной дороги она не знает, близость цели определяет по частоте вибраций вшитого в мягкие ткани маячка. Что по её расчётам давно должна была быть на месте, но плутает по переулкам, похоже, кружит вокруг одного и того же места.
    - Разберёмся, - буркнул Боров.
    А я припомнил карту местности. Ямницкие переулки проектировал безумный архитектор. Их было пятнадцать, все длиннющие, едва ли не по километру, и заканчиваются тупиками. Но самое странное не это. Они не параллельны, а смещаются друг от друга на небольшой градус. Смещение не велико и не заметно глазу, но за счёт него выгадывается маленький аппендикс в конце одного из тупиков – как раз того, который мы чесали.
    Через пару часов мы упёрлись в тупик. Дувчуха скуксилась. Гниль начал ныть. Даже Боров не скрывал раздражения. Я понял, что мой черед красоваться. Внимательно осмотрел один из домов на правой стороне. И увидел то, что искал – проходной подъезд. О чём и доложил вожаку, скромно и не претендуя на похвалу. Тем приятнее было его короткое: «Молодец, соображаешь». Девчуха тоже разулыбалась, не понятно почему.
    Как выяснилось, радовались мы напрасно. За проходным подъездом была небольшая улочка, в конце которой стояла двухэтажная кирпичная школа. Боров бросил на девчуху вопросительный взгляд. Та покачала головой:
    - Близко, но не оно.
    Боров устало ругнулся и сказал:
    - Привал. Ночуем здесь.
    Я проснулся посреди ночи от странных, подвывающих звуков. Первое, что увидел, как только открыл глаза – остатки скотча на узкой женской лодыжке. От лодыжки взгляд скользнул к согнутому колену, худому бедру – и пришло смутное понимание: девчуха. Она лежала на спине, раскинув белые ноги и тихо канькала, как подыхающий котёнок. Сверху на неё взгромоздилась какая-то тварь и будто жрала её, наклонив голову к шее. Девчуха заметила, что я проснулся, и с мольбой уставилась в глаза. Что же ты всё ждёшь-то от меня, милая? Я вжался в пол, медленно двигая руку к пистолету и судорожно соображая, что за монстр смог пробраться через наши растяжки. Он поднял голову, и я увидел безумные в отсветах костра глаза и тонкую полоску слюны, текущую из раззявленного рта. Я понял: это Гниль; не жрёт.
    Откуда-то из темноты вынырнул Боров, ухватил напарника за шиворот и потащил к выходу. Гниль поскуливал, одной рукой пытался натянуть штаны на голый зад, второй хватал Борова за руку, пытаясь заглянуть в лицо и судорожно пришёптывая:
    - Ты что? Ты что? Из-за бабы? Из-за бабы-то? Ты что? Ты что?
    Но Боров не отвечал. Через несколько минут с улицы раздался выстрел. Девчуха  отползла дальше в угол и забилась в припадках. Вернувшийся Боров не обратил на неё никакого внимания. Не говоря ни слова улёгся спать дальше. Я перевернулся на другой бок и  повыше натянул куртку.
    Ранним утром Боров растолкал девчуху и бросил ей на колени пару убитых крыс. Та даже не пискнула. Поднялась на ноги, сбегала куда-то, притащила эмалированный тазик с надписью «Цех №2» и пару битых алюминиевых мисок. Ловко освежевала тушки и наварила крепкого бульона – такого, что пальцы слипались. Положив перед ней мешочек с перловкой из поясной сумки, я деланно равнодушным тоном спросил:
    - Чего не сбежала-то ночью? Могла же.
    Спина девчухи напряглась, превратилась в натянутую струну. Не поворачиваясь ко мне, чтобы не встречаться глазами, ответила:
    - Боров сказал, если я исчезну – убьёт тебя. Он врал?
    - Нет. Если сказал – значит надо убить. Кто же тебе в следующий раз поверит, если ты пообещаешь, но не сделаешь?
    Девчуха молчала.
    - Ну-ка, расскажи… - я вцепился пальцами в подбородок и задрал ей голову. От сильной хватки кожа побелела и грозила налиться синяками, но я не ослабил хватку: потерпит. – Ты из-за меня осталась? Защищаешь, что ли, молекула?
    - Не из-за… Чтобы не убил.
    Я расхохотался: вот дура же – вторую такую поищи – не найдёшь. Смеялся долго, со вкусом, выгоняя вместе с воздухом всю скопившуюся за сутки нервозность. Сам не ожидал, что её во мне столько.
    Когда отсмеялся, сказал:
     — Когда прощупаем твою лабу, если она и впрямь существует — отведём за три горизонта и продадим горбоносым. Такая бледная и тощая моль здесь вряд ли кому понравится, а южные горцы падки на диковинки. Любая кучерявая борода за редкую женскую особь щедро отсыплет звонкого металла. После этого я зайду в первый попавшийся бар и сниму самую красивую женщину, с самой большой, мягкой, тёплой на ощупь грудью. Я заплачу ей за ночь, и она будет делать всё, что я захочу.
    Привалившись плечом к стене,я наблюдал за девчухой. Она оцепенела, ловкие пальцы перестали бегать по тушкам, отщипывая с них куски вареного мяса и бросая в тазик с кашей. Плечи ссутулились, как будто на них давит неподъёмный груз. Втрескалась она в меня, что ли? Смешно.
    Девчуха мотнула головой и сказала:
    - Боров идёт.
    Я открыл рот, чтобы возразить, но тут на самом деле на пороге возник Боров. Девчуха захлопотала, раскладывая по мискам горячую кашу. Боров обежал взглядом наши лица, заметил напряжённость, но спрашивать ни о чём не стал. Взял миску и начал жадно есть, зачёрпывая кашу руками, обжигаясь и дуя на пальцы.
    - Похоже, не врёт тощая. Пришли мы, – сообщил он между делом.
    - Почём решил?
    Вместо ответа Боров кивнул на окно. Не с той стороны, откуда мы пришли. На противоположное. Мы бросились к нему, девчуха оказалась первой. Провела по стеклу узкой ладошкой, стирая с чудом уцелевшего стекла толстый слой пыли – и вскрикнула. Из-за стекла на нас в упор смотрел глаз патрульного сканера.
    - Через стекло не видит, - донесся спокойный голос Борова. – По площади ещё пару десятков таких шарит. Инфракрасные, морально устарели ещё до Бойни. На самом здании – четыре турели с ультразвуковым наведением. По две с каждой стороны фасада, все исправные. Похоже, ухаживает за ними кто-то. Чистит, смазывает, гоняет мелких вредителей. Думаю, мы нашли то, что искали.
    - Как пойдём?
    - Как дорогие гости – через главный вход.
    - А разве это не опасно? – задать такой наивный вопрос могло только один человек, о котором мы, признаться, забыли.
    - Опасно, - сказал Боров, оборачиваясь к девчухе и делая страшные глаза. – Нас могут поцарапать или даже убить.
    Девчуха спокойно выдержала насмешливый взгляд. Наблюдая за ней со стороны, я  понял, что меня так раздражает в её глазах. Цвет. Раньше я думал, что игра теней делает их бездонными. Но нет. Возле окна, на свету радужка была такой же чёрной, как и зрачок. От этого взгляд казался холодным и цепким, как фокусировка объектива.
    - А разве не безопаснее вернуться к отряду и всё им рассказать?
    - Безопаснее, - кивнул Боров. – Но не прибыльнее. А это важно.
    - Но вы же можете умереть!
    - Хватит! - Разозлился вожак. – Если хочешь, прикуём к батарее. Сиди и жди. Только не ной.
    - Нет, ни действием, ни бездействием, – покачала головой девчуха. – Слушайте. Как и в любой школе, здесь должен храниться пакет ликвидатора. Перед войной ими снабжали все общественные места на тот случай, если район подвергнется бомбардировке. Чтобы выжившие местные могли самостоятельно обыскать дома и оказать помощь пострадавшим и раненным. Никто тогда не ожидал, что после «малюток» выживших не останется в радиусе десятка километров.
    - И что? – не выдержал я.
    - Костюмы ликвидаторов рассчитаны на использование при высоких температурах.
    - Термоизоляция будет гасить ик-излучение. Нас не смогут увидеть сканеры, - догадался Боров. – А с турелями что?
    - Для них нам понадобятся одеяла.
    - А ты толковая, - разулыбался я.
    Боров поднял руку и звонко шлёпнул девчуху по щеке.
    - За то, что раньше молчала, - объяснил он.
    Я снова довольно улыбнулся: воспитывает. Может, не продаст.
    То ли Фортуна была к нам благосклонна, то ли эринния близорука, но костюмы нашлись. В нужном количестве и хорошем состоянии – даже заводская упаковка была целой. Мы подогнали размер липучками, взяли одеяла и пошли.
    Первый шаг дался тяжело. Одетый в неповоротливый костюм, без возможности использовать оружие я чувствовал себя голым и беззащитным. Вся натура восставала при мысли о том, что нужно выйти на открытое пространство. Звериный инстинкт защищаться посылал в мозг панические приказы: бежать, спасаться, прятаться. Я испугался, что не смогу с ним справится. Идущий впереди Боров тоже медлил. Тогда первая вышла девчуха. Она спокойно открыла дверь и, не колеблясь, вышла наружу. Словно, там её не ждали тридцать патрульных стволов, готовых стрелять в любую движущуюся мишень, размером больше кошки.
    Я подумал: «хорошо бы Боров не продал девчуху» и сделал шаг наружу. Следом за мной вышел Боров.
    Идти было нетрудно. Патрульные сканеры равнодушно проплывали мимо, не обращая на нас никого внимания. Сначала я дёргался и застывал каждый раз, когда они оказывались близко, но быстро освоился, привык к своей невидимости и почувствовал себя свободно. Даже не заметил, как мы дошли до середины площади.
    - Дальше что? – шепотом спросил Боров.
    Девчуха молча достала из рюкзака одеяло и подняла перед собой на вытянутых руках. Как будто была уверена, что эта хлипкая тканая стенка защитит её от пуль.
    Я покрутил пальцем у виска, а Боров уточнил?
    - Ты психическая?
    Девчуха молча пожала плечами, подняла выше одеяло – так, чтобы оно скрывало всю фигуру – и пошла к зданию. Турели продолжали прочёсывать площадь, не обращая на девчуху внимания. Мы с Боровом медленно двинулись следом. И когда прошли полпути к турелям – поняли, что сами себе устроили ловушку. Поднятые одеяла неожиданным образом делали нас невидимыми для турелей, но и мы не могли попытаться выстрелить в них. Оставалось только двигаться, но как только мы подойдём совсем близко к слепой зоне, мы неизбежно пересечём  черту, за которой одеяла не смогут прикрывать всё тело. Надо менять угол защиты, а с тканью это невозможно сделать. Нужно было придумать какой-то твёрдый щит.
    И тут Боров попал в капкан. Обычный, медвежий. Из тех, что дробят кость и калечат животное. Боров упал. Сбоку донёсся всхлип, и я понял: у девчухи припадок. Она повалилась на землю, неосознанно хватаясь за моё одеяло и вырывая его из рук. Я остался стоять посреди площади. Стоял и ждал, предчувствуя как моё тело прошивают пули. Но пуль было. Удивлённый, я открыл глаза, чтобы понять, почему до сих пор жив, но почувствовал укус в шею и потерял сознание.
    
    ***
    В себя я пришёл в полутёмном помещении. Рядом стоял человек в белом халате. Откуда-то из темноты доносились знакомые вслипы:
    «Допустила действием… Допустила действием»
    Человек наклонился ко мне и спросил:
    - Как вам это удалось? Как вы уговорили Линду вернуться?
    - Линду? – переспросил я. Остаточный эффект снотворного не давал сосредоточится. Мысли ворочались в голове, как неповоротливые глыбы. Я сосредоточился на том, чтобы пошевелить руками и понял, что не связан.
    - Как вы её убедили? - повторил вопрос белохалатный.
    

    - Перепрошить. Да, сможем. Глупая ситуация вышла, в прошлый раз залили ей  плохо протестированную прошивку. Так она решила, что мы ей наносим вред. И сбежала. Разве она не умница? - с гордостью спросил белохалатный, но не стал ждать ответа, продолжил допрос:
    
    - Из-за перепрошивки она не стала бы возвращаться. Должно быть что-то ещё. Что?
    
    - Откуда мне знать, чего она вернулась? Я и разговаривал-то с ней всего один раз... - буркнул я и осёкся.
    
    Девчуха не хотела, чтобы я погиб. Отчего-то это было ей важно. Ни Боров, ни Гниль. Она выбрала меня и заботилась обо мне. Наверное, любила.
    
    Я изобразил смущение и прошептал:
    
    - Вы понимаете… Ну… Это...
    Заинтересованный белохалатный наклонился ближе, я схватил его за голову и притянул к себе и встал с кресла. В таком положении человек может диктовать свои условия:
    - Сейчас мы с девчухой отсюда выйдем. Этот проводит нас до дверей. Если из вас кто-то дёрнется, я сверну ему шею.
    
    В тёмных углах дёрнулись камуфляжные тени, но белохалатный их остановил:
    
    - Делайте, как сказано. Линда! Подойди. Видишь, моей жизни угрожает другой человек.

    - Умница-девочка, - белохалатный погладил девчуху по голове: - А к вам, мой юный друг, у меня остался только один вопрос: вы кому-нибудь рассказывали о том, что узнали от Линды?
    - Да. На хвосте весь отряд. Если со мной что-нибудь случится, разъярённые вольники разнесут всё в клочья. Но вы можете поторговаться с ними за мою шкуру.
    
    - Врёте. Жадность возобладала. А ведь стяжательство - великий грех. Уведите, – бросил белохалатный охранникам и, глядя на девчуху, добавил:
     – Сделайте так, чтобы нанесённый сегодня вред стал последним в его жизни. Верно, милая? Разве не это самое важное – раз и навсегда обезопасить человека от всех потенциальных бед.
    Девчуха неуверенно кивнула и улыбнулась.