20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.

13:33 19.04.2023
Сегодня (19.04) в 23.39 заканчивается приём рассказов на Арену.

   
 
 
    запомнить

Автор: Марина Ясинская Число символов: 27908
28. По мотивам "Я - робот". Воздушный мир. Финал
Рассказ открыт для комментариев

r022 Гхмук!


    

    - Ну, ко-отик, ну, посмотри, какой он симпати-ичный. Ну, давай ку-упим!
    Нарядная молодая женщина капризно надувала губки и теребила за ушком низкорослого мужчину с важной осанкой и солидным брюшком. «Котик» косил глазами в декольте юной супруги и обречённо вздыхал:
    - Ну, Дульсинея, ну, лапочка моя, ну, зачем он тебе? У нас ведь в доме и так полно  слуг и големов, куда нам ещё один?
    - Да, но этот же совсем другой! Самая новая модель, такого ещё ни у кого нет!
    - Кхм, это, как бы, не совсем так, - смущённо, но решительно вмешался стоявший в двух шагах мастер Тельман. – У меня пока всего два экземпляра, но первый уже купили.
    - Кто? – требовательно осведомилась супруга; капризные и игривые нотки в голосе исчезли без следа.
    - Обер-градомейстер. Кстати, тоже по просьбе жены.
    - Ко-отик! – возмущённо обернулась к супругу женщина. – Раз у этой стервы ободранной такой есть, то я тем более его хочу!
    «Котик» метнул укоризненный взгляд на мастера Тельмана и обошёл последний оставшийся экземпляр вокруг. Сзади и не отличишь от человека. А вот спереди разница уже заметнее – безволосая голова, на лице ни бровей, ни намёка на щетину, зато тёмно-жёлтые глаза обрамлены густыми ресницами.
    - И что же, это тоже голем? – с сомнением спросил «котик».
    - Да. То есть – нет. Ну, не совсем, - мастер смешался, прокашлялся и взял себя в руки. – Понимаете, Елисей Матвеич, обычные големы – глиняные, а это – биоголем, он совершенно органистический.
    - Органистический? Это как? Как то твоё чудовище, что ты в прошлом году на выставке показал? Ну, то, которое ты из разных органов сшил?
    - Пеблин – не чудовище, - с достоинством ответил големщик. - Пеблин – он просто первый эксперимент оживления органистических существ. А этих я не из органов собирал, этих я сразу, так сказать, целиком выращивал. В специально придуманной мной органистической купели. И вы только посмотрите, какие красавцы получились! - с законной гордостью закончил мастер.
    Елисей Матвеич внимательно осмотрел неподвижно стоявшего лысого желтоглазого мужчину и вынужден был согласиться, что по сравнению со сшитым из разных органов Пеблином биоголем просто красавец. Впрочем, на фоне Пеблина красавцем был даже он сам. А эта новая модель неплоха и безо всякого сравнения.
    - И как же этот твой биоголем называется?
    - Гомункулус, - торжественно представил творение мастер Тельман.
    - Ой, ко-отик, послушай, как звучит красиво! По-иностранному и так учёно! – восторженно захлопала в ладоши юная супруга.
    - Учёно? – удивился «котик».
    - Ну, конечно, учёно. Вспомни, сколько есть самых разных умных слов, которые тоже заканчиваются на «лус». Гладио-лус. Наути-лус. Э-э… хмм… Фал-лус, - юная супруга зарумянилась, метнула взгляд на очень определённую часть тела биоголема и закончила:  - Гомунку-лус.
    - И что он умеет? – вздохнул Елисей Матвеич.
    - Он будет уметь всё, чему вы его научите.
    - То есть?
    - Он будет учиться всему, что ему покажут и расскажут. Если обычные големы после обжига уже ничему новому не научатся кроме того, что чтецы начитали им, пока они ещё были сырой глиной, то гомункулус будет постоянно развиваться, - объяснил мастер.
    - И как ты его будешь использовать? – обратился Елисей Матвеич к юной супруге.
    - О, я уверена, что найду ему применение, - ответила она, голодным взглядом рассматривая гомункулуса. Потом спохватилась, надула губки и ласково почесала супруга за ухом: - Ну, ко-отик, ну, купи-и!
    «Котик» вздохнул и отцепил от пояса кошель с монетами, признавая своё поражение.
     
    * * *
     
    Пятая общегородская выставка-продажа големов обернулась для мастера Тельмана полным триумфом.
    - Ты их видел, Пеблин? – довольно спрашивал он существо, разбиравшее выставочный киоск. - Ты видел, как они все перекосились, когда увидели моих красавцев? «Мастер Тельман уже не тот, его големы никому не интересны, он отстал от прогресса»… А вот вам всем!
    - Гхмук, - согласно ухало в ответ помогавшее ему существо. Существо было страшноватым - подволакивало одну ногу, сильно сутулилось и передвигалось приставным шагом. Редкие волосы почти не прикрывали шрамы на шишковатом черепе, лицо пересекали неровные рубцы, левый глаз время от времени нервически подёргивался.
    - Обоих сразу же купили – и кто! Обер-градомейстер и первый статс-деньгарий! – радовался мастер. – К ним в гости будут приходить самые важные чины города, видеть моих гомункулусов и спрашивать: «А где это вы их приобрели?» А потом пойдут ко мне!
    - Гхмук! - радостно ухал Пеблин в ответ, расплываясь в счастливой улыбке, которая жутенько смотрелась на его раскроенном лице.
    Мастер Тельман довольно потирал руки. Когда-то давно он был не просто самым талантливым – он был первым големщиком. Это он обжёг и оживил самого первого глиняного человека, который умел носить тяжести и рубить дрова. Это он первым стал использовать чтецов для того, чтобы закладывать в големов навыки и знания. И даже покрывать големов розовой глазурью и цветочной росписью, чтобы их охотнее покупали домохозяйки, тоже придумал он.
    Долгое время мастер Тельман оставался единственным големщиком города. Как только стало понятно, что голем может делать любую физическую работу, и делать её лучше человека, потому что он не жалуется, не болеет и никогда не устаёт, заказы потекли в мастерскую рекой.
    Мастер Тельман нанял себе две дюжины помощников и подмастерьев и какое-то время процветал.  Однако, к сожалению, он ничего не знал ни про хватенты, ни про ремесленную тайну. Он не догадался обратиться за хватентом на методику производства големов, чтобы сохранить право на их создание только за собой. А когда один из его подмастерьев, вызнав всё о том, как изготовляются глиняные люди, продал эти сведения каким-то ушлым дельцам, мастер не догадался немедленно пожаловаться страже на нарушение ремесленной тайны.
    Так и вышло, что уже через какие-то полгода в городе открылось ещё с дюжину големных мастерских. Сначала они делали самых обычных големов и не представляли для мастера Тельмана серьёзной угрозы. На стороне големщика было известное имя, и покупатели по-прежнему предпочитали его продукцию.
    Но конкуренты не стояли на месте. Уже на второй общегородской выставке-продаже големов мастера из «Ефим и Ша(йка)» представили первых специализированных големов. У мастера Тельмана големы были широкого профиля, потому как сидевшие над жидкой глиной чтецы читали одну и ту же общую инструкцию. А у «Ефим и Ша» чтецы читали разные талмуды: над одной жидкой глиной – про строительство мостов, над другой – про укладку дорог, над третьей – про горные работы. Расчёт  оправдался – если имелся голем, специализированный на нужной клиентам работе, то они предпочитали брать такого.
    На третьей выставке новая мастерская «Я голем» показала первых людеподобных големов, вылепленных по пропорциям настоящего человека. Домохозяйки тут же забыли про тельмановские товары в розовой глазури и бросились покупать себе людеподобную модель.
    Наконец, на прошлой, четвёртой выставке произошёл окончательный крах мастера Тельмана. Поняв, что проигрывает конкурентам, он попытался создать принципиально новую модель голема – органистическую. Из разных органов сшил человека и сумел его оживить. Окрылённый успехом, он представил своё создание на выставке, но покупатели не разглядели за неприглядной внешностью жутковатого создания ни его потенциал, ни доброту. Мастер Тельман вздохнул, признавая, что первый блин вышел комом, и оставил его себе, так и окрестив - Пе-блин. А потом мрачно наблюдал за успехом новоявленной големщицы Соньки, которая презентовала на выставке  голема-собаку. Никому ещё не приходило в голову создавать глиняных домашних животных, и мастер Тельман даже снисходительно фыркнул - пользы от такого голема никакой. Но спрос на Сонькину собаку оказался сумасшедшим – многие родители тут же захотели купить живую глиняную зверушку своим детям.
    Из года в год дела мастера Тельмана шли всё хуже и хуже. В его лавке больше не толпились покупатели, его мастерская частенько простаивала без дела. Его големы считались скучными и устаревшими и теперь, когда на рынке появлялось столько новых моделей, не вызывали никакого интереса.
    Но сегодня – сегодня мастер Тельман доказал всем, что его рано ещё списывать со счетов. Его гомункулусы произвели полный фурор, и у него уже дюжина заказов. И то ли ещё будет!
    Только надо завтра же оформить на гомункулусов хватент.
               
    * * *
     
    - Гришка! Плишка! – радостно воскликнул мастер Тельман при виде двух пятилетних сорванцов, ворвавшихся в его мастерскую.
    - Деда Тельман!– закричали хулиганы, повиснув на дедушке. – А где Гхмук?
    - Сколько вам говорить – Пеблин его зовут, Пе-блин, - с улыбкой поправил их мастер.
    Как всегда, при звуке своего имени появился Пеблин. Увидев близнецов, расплылся в своей жутковатой счастливой улыбке, а мальчишки завизжали от восторга и запрыгнули на скособоченное существо. Пеблин неловко обхватил их разномастными руками и проухал:
    - Гхмук! Гхмук!
    Мастер, тем временем, повернулся к зашедшему в мастерскую сыну.
    - Слышал, дела у тебя опять в гору идут? - с улыбкой спросил Корней. Решивший не идти по стопам отца, сын заделался врачом и преуспел настолько, что несколько лет назад даже купил для своей семьи отдельный дом. Но в гости наведывался регулярно и нередко оставлял своих близнецов ночевать у дедушки – мальчишки обожали проводить время в големной мастерской.
    - В гору, - довольно подтвердил мастер. – Заказов не счесть, вот, даже думаю пятую органистическую купель ставить.
    - Пап, а покажи мне их! Ходят слухи, что они прямо как люди.
    - Ну, пойдём, сам посмотришь, - предложил мастер и повёл сына на кухню. Там, дожидаясь своих покупателей, за столом сидело четверо желтоглазых гомункулусов. При виде Тельмана с сыном они как один хором сказали:
    - Здравствуйте, уважаемые.
    - Ого, - Корней остановился, поражённый. – Они и говорить умеют!
    - Они учатся всему, что видят и слышат, - гордо сказал големщик. – Вот, пока дожидаются своих покупателей, я их немного подучил вежливости.
    Сын нахмурился.
    - Учатся всему, что видят и слышат? Это ведь опасно!
    - А что в этом опасного?
    -  Ну, вот представь, что они слышат только ругательства. Или смотрят, как кто-то кого-то бьёт. Чему они научатся?
    - Да кто же их станет такому учить? – ответил мастер Тельман, но в его голосе не слышалось убеждённости.
    - Да хозяева и станут. Вот эти четверо – они для кого?
    - Один для штатс-советника Крюева, другой для ростовщика Воронина, а двое – Большому Панкрату.
    - Один знатный шпион, один жадный хапуга и один важный преступник, такой важный, что его в тюрьму посадить боятся, - сын покачал головой. - И чему, как ты думаешь, они научат своих гомункулусов? Один - подслушивать и вынюхивать, второй – обирать людей и выбивать долги, а третий – убивать.
    Мастер Тельман растерянно молчал.
    -  Вот попомни моё слово, - продолжил Корней, - Сначала хозяева их плохому научат, потом гомункулусы натворят делов, а виноват в итоге окажешься ты.
     
    * * *
     
    «Котик» вернулся в мастерскую Тельмана уже буквально через неделю, таща за собой гомункулуса.
    - Это что за безобразие такое ты мне продал? – раскричался статс-деньгарий.
    - А что случилось, ваше превосходительство?
    - Высокопревосходительство, - строго поправил Елисей Матвеич и подтолкнул гомункулуса к големщику. – Ну-ка, Моня, поздоровайся с создателем!
    Гомункулус скривил губы в двусмысленной улыбке и сказал:
    - Вот мы и опять встретились, мой тигрище!
    - Ну, и как ты это объяснишь? – обвиняюще наставил на мастера свой толстый палец Елисей Матвеич, - Я его после покупки, считай, и не видел, а тут столкнулся с ним на днях в доме, а он только так и разговаривает. Что это такое, я тебя спрашиваю?
    Мастер Тельман немедленно взмок.
    - Понимаете, выше высокопревосходительство, гомункулусы учатся тому, что наблюдают в своём окружении. Значит, он регулярно слышит что-то… такое…
    - Хочешь сказать, он подслушивает, как служанки со слугами путаются?
    Гомункулус Моня, тем временем оценивающе провёл рукой по низкому, широкому прилавку и выдал:
    - Тут мы ещё не пробовали!
    Мастер Тельман замялся – говорить правду было страшновато.
    А гомункулуса несло:
    - Твой ко-отик может поцарапать коготками и поурчать в ушко!
    Елисей Матвеич налился свекольным цветом и, задыхаясь, прошептал:
    - Так это же Дульсинея моя всегда мне так говорит, когда мы с ней…
    Мастер Тельман в ужасе прикрыл глаза, ожидая взрыва.
    - Ах ты, гомункулина похотливая, ты что же творишь! – закричал Елисей Матвеич, замахиваясь на Моню. – Да я ж тебя!
    - Ваше высокопревосходительство, - не выдержал мастер Тельман, - Обвинять гомункулуса нет смысла, он же не сам, он же только повторяет то, чему его научили.
    - Выходит, это Дуська его научила… - статс-деньгарий как-то сразу сник и надолго замолчал.
    Мастер Тельман ожидал, что Елисей Матвеич прикажет избавиться от гомункулуса или лишить его определённого органа, думал, что потребует забрать обратно и деньги вернуть. Он никак не ожидал, что Елисей Матвеич окинет Моню пристальным, оценивающим взглядом и спросит големщика:
    - А бабу такую для меня смастерить сможешь?
     
    * * *
     
    Генерал-аншеф Собольков приобрёл у мастера Тельмана двоих гомункулусов ещё в первые дни после выставки-продажи, а месяц спустя пожаловал с личным визитом.
    - Хорошие штуки эти твои биоголемы, мастер! – довольно пророкотал он вместо приветствия. – Ни один вымуштрованный солдат не сравнится! Все команды – чётко, без раздумий. Все приказы – немедленно и без сомнений. И, главное, ничего не боятся! Скажешь им – в штыковую, они - в штыковую. Скажешь им своей грудью от картечи прикрыть – они прикроют. Загляденье, а не вояки! Нам бы таких ещё тройку дюжин, их бы с самого начала обучили как надо – и у обер-градомейстера такая гвардия была бы!
    - Три дюжины? – растерялся от размера заказа мастер Тельман.
    Но генерал-аншеф не услышал вопроса големщика; ему вдруг открылись новые, совершенно грандиозные перспективы, и он был полностью ими захвачен:
    - А если таких не три дюжины вырастить, а десять дюжин? Это же целая рота идеальных солдат! Да что десять дюжин? Сто – и вот тебе полк! А ещё лучше – целая армия! Да мы ж с такой армией – весь мир!
    Генерал-аншеф пришёл в страшное возбуждение и повернулся к големщику. Мастер Тельман, уже почуявший, куда ветер дует, аж немного присел.
    - Мастер Тельман, как насчёт армии из твоих биоголемов? Ну, или для начала – хотя бы полк?
    - Выше высокоблагородие... превосходительство... высокопревосходительство... да у меня ж всего пять органистических купелей. Вырастить гомункулуса – это недели две, я вам при всём желании так много произвести не смогу.
    - А я у казны затребую субсидий. Чтоб, значит, тебе денег дали на полсотни этих твоих купелей. Так дело-то быстрее пойдёт! – не увидев радости на озабоченном лице мастера, генерал ан-шеф добавил: - А ты будешь... как же это... э-слезивный производитель. То есть все деньги тебе пойдут. Ты хоть понимаешь, как ты разбогатеешь?
    - Понимаю, - механически отозвался мастер Тельман, попавший в плен пугающего видения: армия послушных гомункулусов, наученных ничего не бояться и никогда не отступать, марширует от города к городу, сметая всё на своём пути.
    - И я вот что ещё тут подумал, - продолжал возбуждённый генерал-аншеф, - Мастер, а можешь ты над гомункулусами своими ещё поколдовать, чтобы они выходили у тебя огнеупорные и картеченепробиваемые, как обычные глиняные големы?  И чтобы могли очень чутко слышать, очень зорко видеть и очень тихо ходить, а двигались чтобы гораздо быстрее людей. Я б из таких такую разведку организовал – ах!
    В видении мастера армии марширующих гомункулусов сменились отрядом огнеупорных, зорких, быстрых биоголемов, незамеченными проникающих во вражеский лагерь и вырезающих стражу... а потом и весь лагерь.
    Мастер Тельман вздрогнул – он почему-то не подумал о том, как могут пригодиться его гомункулусы на войне.
     
    * * *
     
    Пару месяцев спустя у мастерской Тельмана стали регулярно околачиваться какие-то странные личности с невнятными плакатами, называющие себя активистами. Они забрасывали дверь мастерской тухлыми яйцами и помидорами, мазали ступени коровьими лепёшками, а когда любопытствующие прохожие пытались дознаться, в чём дело, отвечали:
    -  Простому честному работяге из-за тельмановских гомункулусов скоро работу будет совсем не найти. Теперь везде будут брать биоголемов, нас погонят, и что нам тогда делать – с голоду умирать? А детишкам нашим? Вот и мы протестуем против выпуска гомункулусов.
    Вероятно, активисты вызывали бы больше симпатии и сочувствия, не рази от них самогоном и не признай народ среди них известных пьяниц, бездельников и пустобрехов, которых работающими никогда и не видели.
    И всё же, наслушавшись бездельничающих около мастерской активистов, кое-кто начинал беспокоиться. Ну и что с того, что обычные големы уже давно существуют, а работы для людей  по-прежнему хватает? Ну и что с того, что ещё никто из-за гомункулуса не потерял работу? А вдруг это всё-таки случится?
     
    * * *
     
    Мастер Тельман не любил, чтобы гомункулусы задерживались в мастерской – он к ним слишком быстро привязывался, давал им имена, и расставаться с ними потом было тяжело. Вот и весёлого добродушного Яшку, которого заказал себе какой-то богатый купец, но потом раздумал покупать, продавать было жалко.
    Яшка прожил в мастерской почти три недели, помогал по хозяйству, сдружился с Пеблином, пристрастился к волшебным историям, которые по вечерам мастер рассказывал внукам, когда они ночевали у деда. И когда в один прекрасный день в лавке появился разодетый скользкий тип, преставившийся тайным советником Типуновым, мастер продал ему  Яшку скрепя сердце и прятал глаза от грустного, тоскливого взгляда гомункулуса, когда новый хозяин выводил его из мастерской.
    А ещё через две недели глубоким вечером кто-то тревожно постучал в чёрный вход дома мастера. Открывший дверь Пеблин испуганно заухал: «Гхмук! Гхмук!», и мастер Тельман тут же явился на шум. И замер от неожиданности: на пороге стоял Яшка – грязный, осунувшийся, в лохмотьях, синяках и каких-то подозрительных бурых потёках.
    Увидев мастера Тельмана, гомункулус бухнулся на колени и протянул:
                - Всё, что захотите, делать буду, только не возвращайте!
    Из сбивчивой речи вздрагивающего от каждого звука и резкого движения Яшки мастер Тельман к утру составил себе примерную картину случившегося, побелел и тихо пообещал гомункулусу, что никому его не отдаст.
    Вышел на кухню, попросил Пеблина принести ему чарку водки и тяжело осел за столом. Слышал он, как благородные господа развлекаются, слышал про разные вертепы и про тайные сообщества, на которых балуются чёрной магией, государственными заговорами, разными жестокостями и непотребствами. Слышал, но верить не торопился. Однако теперь, после истории Яшки!..
    И тут мастер Тельман просто вскипел. Да разве можно так с живым существом? Животину домашнюю – и ту жалко, а гомункулус ведь совсем как человек, он всё понимает и всё чувствует. А то, что он всё-таки биоголем, а не человек – ну и что с того? Иной гомункулус ещё получше какого человека будет. Да что гомункулус – даже его страшный Пеблин куда больше человек, чем да вот хоть даже бывший Яшкин владелец!
    Скособоченный Пеблин заметил, что хозяин словно застыл с чаркой в руках, в ярости глядя на огонь в камине, неловко присел на корточки, заглянул ему в лицо и встревоженно ухнул:
    - Гхмук?
     
    * * *
     
    Как нарочно, следующим же утром к безработным активистам, целыми днями околачивающимся без дела у мастерской Тельмана, присоединились шумные, воинственно настроенные женщины из недавно созданной ассоциации защиты големов и гомункулусов, сокращённо - «Го-Го», и принялись протестовать против жестокого обращения с големами и гомункулусами.
    После вчерашней истории с Яшкой мастер Тельман разделял их протест всем сердцем и душой. А вот народ, проходивший мимо, слушать дамочек слушал, но особого сочувствия и понимания не выказывал. И тогда, чтобы привлечь внимание к проблеме, женщины решились на радикальные меры: они запели - прямо на людной улице! - непотребную песенку и при этом плясали, непристойно задирая юбки.
    Радикальные меры сработали – внимания дамочки привлекли даже больше, чем рассчитывали. Правда, внимания не к проблеме, а к ним самим - до самого вечера город обсуждал только эту выходку, напрочь позабыв о главной причине, ради которой женщины затеяли свои песни и пляски.
    Мастер Тельман, ещё поутру собиравшийся присоединиться к ассоциации, после принятых дамочками радикальных мер испугался - вдруг и ему придётся плясать, приспустив портки? -  и раздумал.
     
    * * *
     
    Тайный советник Типунов заявился в мастерскую ближе к вечеру и поинтересовался, не появлялся ли Яшка.
    Когда мастер Тельман, сделав невинные глаза, спросил, что случилось, тайный советник смерил его недовольным взглядом и сказал:
    -  С гнильцой у тебя товар, мастер. Хорошее имущество от своего хозяина не бегает.
    «От хорошего хозяина, может, и не бегает», - очень хотел ответить мастер Тельман, но промолчал. Типунов - хоть и гнусное, но всё ж таки его превосходительство, а простому смертному превосходительствам и прочим высокородиям правду о них самих в лицо лучше не говорить – осерчают.
     
    * * *
     
    Вслед за активистами и дамочками из «Го-Го» в один прекрасный день у мастерской появились церковники. Бородатые, округлые и праведные, они под угрозой анафемы потребовали прекратить производство гомункулусов, потому как мастер Тельман, считай, создаёт жизнь, а это кощунственно и противоестественно, ведь творить жизнь – прерогатива бога.
    С прерогативой бога мастер Тельман был не совсем согласен. Люди испокон веков рожали детей, создавая таким образом жизнь, и бог, похоже, был не против. Да и к големам претензий тоже пока не было, а они ведь, хоть и глиняные, но всё равно живые.
    Однако в глубине души мастер понимал, откуда идёт беспокойство. Глиняный голем – это одно, а органистический гомункулус – совсем другое. Он вроде как взрослый, но по сути – ребёнок: ни тот, ни другой не знают разницы между хорошим и плохим, пока им не объяснят. А что, если объяснят неверно? Ребёнок-то что, он много вреда не принесёт, он ведь маленький. А вот гомонкулус может натворить тех ещё дел! Совсем как человек...
     
    * * *
     
    То, что неизбежно должно было случиться, случилось – гомункулус убил человека.
    Да, все знали, что тот биоголем принадлежал Большому Панкрату, знали, что Панкрат за человек и чем занимается. Знали, что убитый тоже был преступником, и что между этими двумя издавна шла вражда. Понимали, что Панкрат просто использовал гомункулуса, как использовал бы меч или арбалет. Или наёмного убийцу.
    Каждый из собравшихся у тела людей это понимал – но только поодиночке. Стоило образоваться толпе – и от понимания не осталось и следа.
    - Караул! Убивают! Гомункулусы людей убивают! – заголосил кто-то – и запалил пожар народной истерики.
    Толпа тут же припомнила, что из-за гомункулусов честные люди направо и налево теряют работу, и что церковники называют биоголемов существами не богоугодными и противоестественными. Что по сравнению с обычными големами эти гомункулусы больно умные, а ум, как известно, не к добру, от ума всегда одни беды; так вот посидят эти гомункулусы, посидят да и решат, что не хотят больше слушаться своих хозяев – что тогда? Вот, уже одного убили, и то ли ещё будет!
    Не прошло и нескольких минут, как потерявшая остатки здравомыслия  толпа уверилась в великом заговоре гомункулусов против людей и рванула к мастерской Тельмана, намереваясь стереть её с лица земли. А заодно и изничтожить всех гомункулусов, что есть в городе – в превентивных целях.
    Толпа растерзала попавшегося на пути биоголема, гулявшего с детишками коллежского ректора. Толпа разорвала нагруженного продуктами гомункулуса, возвращавшегося с рынка к хозяину в известную своими кулинарными шедеврами таверну. Толпа едва не растоптала лысого и тем немного похожего на гомункулуса аптекаря – тот чудом вырвался.
    И толпа не успокоилась. Только захотела большего.
     
    * * *
     
    - Бежать вам надо, - настойчиво повторил Яшка, прислушиваясь к доносившимся издалека крикам. – Бежать, пока они ещё далеко.
    - Гхмук! – подтвердил Пеблин.
    Мастер Тельман только отмахнулся.
    - Я отсюда – никуда. Тут всё дело моё - не брошу!
    И как ни умолял Яшка, как ни ухал просительно Пеблин, мастер Тельман стоял на своём.
    - Идите в подпол спрячьтесь, - приказал он, когда толпа показалась на улице. – Мне-то они ничего не сделают, они ж все меня знают.  А вот вы – вам укрыться надо.
    Мастер Тельман был прав – его действительно знал каждый горожанин. Но он совершенно не подумал о том, что толпа – совсем не то же, что отдельный человек. Она не слушает, не узнаёт и не понимает. И порой совершает такое, на что один человек ни за что не пошёл бы.
    Големщик встретил горожан, смело стоя в дверях мастерской. Он даже приготовил небольшую речь и собирался обратиться с нею к толпе, но не успел – народ был слишком распалён, чтобы остановиться и послушать, подумать и понять.
    Толпа волной хлынула в двери, просто снося мастера Тельмана с пути. И, наверное, затоптала бы его насмерть, не выскочи из под полы ослушавшийся приказа Яшка и не подними мастера Тельмана на ноги.
    - Гомункулус! – заорал народ и бросился на Яшку, пока тот отчаянно пробивался к дверям, прикрывая собой хозяина.
    Десятки рук ухватили Яшку и оторвали от мастера Тельмана. И пока толпа отвлеклась на гомункулуса, из под полы неуклюже выбрался Пеблин. Тихо ухнул «Гхмук» и заторопился нескладным приставным шагом к големщику. Ухватил его, оглушённого, за руку и скорее потащил за собой, прочь из мастерской.
     
    * * *
     
    Мастерская горела долго и ярко; огонь унялся к вечеру, и вместе с ним унялась ярость  толпы. Люди словно просыпались после страшного сна и недоумённо оглядывались, а потом испуганно смотрели друг на друга, безмолвно спрашивая: «Неужели это всё мы?» И, стыдливо отводя глаза, расходились.
    К вечеру же прибежал перепуганный Корней. Уставился на догорающую мастерскую и в ужасе схватился за голову:
    - Папка, да как же это, а?
    - Гхмук, - тихо ухнул кто-то сзади.
    Корней обернулся и вздрогнул, увидев испачканного гарью Пеблина. Тот ухватил его за руку и потянул за собой.
    Пеблин привёл Корнея в тихую подворотню неподалёку. Там, прислонившись спиной к забору, сидел на земле мастер Тельман.
    Корней облегчённо выдохнул и бросился к нему:
    - Пап, ты как?
    Мастер не ответил. Он смотрел куда-то в ему одному видимую точку и то горестно бормотал, то яростно восклицал:
    - Ах, вот вы как, значит, да? Ну, погодите, я такого гомункулуса выращу, что вам мало не покажется!.. А Яшку, Яшку-то за что?...  Армию! Целую армию! Слезами... Кровью умоетесь!
    - Пап, - Корней осторожно потряс мастера за плечо.
    Големщик медленно сфокусировал взгляд на сыне и спросил:
    - Зачем они так, а?
    Корней пожал плечами и присел рядом. Он прекрасно понял вопрос.
    - Испугались, наверное, - предположил сын.
    - Чего испугались-то? От гомункулуса ведь столько пользы, если его научить правильно! Вон, возьми хоть Яшку. Или Пеблина.
    - Ответственности испугались, вот чего. Мы ведь, по сути, как они  - если нас правильно научить, тоже будем очень полезными. Ну, а если неправильно, то ужас что натворить можем! Отсюда и страх – мы ведь себя знаем как облупленных, знаем, на что мы способны. А ну как насмотрятся они на худшее в нас и станут повторять?
    - Может, ты и прав, - согласился мастер Тельман. Ярость в глазах потухла, он как-то сразу сник и надолго замолчал.
    Не зная, как заполнить тишину, Корней несколько раз прочистил горло и, наконец, сказал:
    - Ты не расстраивайся, отстроим мы твою мастерскую. Только… наверное, гомункулусов тебе больше лучше не создавать.
    - Наверное, - печально отозвался големщик; ему так не хотелось расставаться с самым лучшим, самым удачным своим творением, которое могло бы принести людям столько пользы! Потом он вскинул глаза на сына и с отчаянием спросил: - Неужели всё это было зря?
    Корней на миг растерялся, но тут выручил Пеблин. Он неловко присел перед мастером Тельманом на корточки,  заглянул в лицо и, покачав головой, с чувством ухнул:
    - Гхмук!
    И расплылся в доброй улыбке, жутенько смотревшейся на его раскроенном лице.
    
    
    

  Время приёма: 02:23 14.04.2013

 
     
[an error occurred while processing the directive]