Я шел к главному редактору издательства. Нестерпимо палило июньское солнце. Асфальт нагрелся до 25 градусов по Цельсию. Об этом мне сообщили датчики подошв. Я маршировал, высоко задирая коленки. В такт им двигались руки, фиксируясь на мгновенье в верхней точке. Подбородок чуть задран, грудь выпячена вперед. Золотистая элегантная воронка на голове сдвинута набок – по последней моде мужского журнала для роботов «Железный дровосек». Робопсихологи поймут насколько я в отличном состоянии для исполнения поставленных мне задач. Это вам не стреляющий выхлопом древний тарантас. Движения мои быстры и отточены.
Меня зовут Фёдор. Я, как вы догадались робот, но робот необыкновенный. Я робот – писатель. А для полной идентификации я обязан сообщить каждому, кто спросит, что я инновационная модель «Вега», пятисот седьмого поколения, созданная в лаборатории Российской государственной библиотеки. Первая модель, к слову, была советским калькулятором. Хорошие гены, не правда ли?
Столь детальное описание экспозиции не случайно – я запрограммирован на создание проработанных до мелочей текстов, неважно напеваю я песню за едой или пишу книгу. Помнится, сижу я, подзаряжаюсь, и придумал песню о химических элементах: водород, гелий, литий, бериллий, с аллогичным ударением в каждом слове на последний слог и структурой четырехстопного ямба. В качестве припева – «водо-водород, водо-водо-водород». И так до последнего вещества таблицы. Я обязан исчерпать тему и ничего с собой не могу поделать.
Оттого мои произведения пользуются огромным успехом у машин. Помните «Инструкцию по покупке комнаты в России», в которой я описываю требования к жилищу робота? Например, предупреждаю – не покупайте комнату меньше половины квадратного метра – вы не сможете в ней наклоняться и менять сменные ноги или колеса, или гусеницы – у кого как. Там же я предупреждаю о мошенниках, продающих комнаты без электроподачи, представляете себе – и такое бывает! В деталях кроится дьявол, говорят люди и они, как всегда, правы.
И потому мои тексты не маленькие. Одно цепляет второе, третье, четвертое. И так я погружаюсь в марианскую впадину всеобъемлемости! Чего стоит «Методика получения медицинско-технической помощи» – два миллиона страниц, «Пособие по уборке помещения в квартире человека» – пять миллионов страниц не считая иллюстраций и шедевр объемности – «Таблица оттенков человеческих словесно-мимических выражений» – миллиард страниц.
Это были бестселлеры за 2102, 2107 и 2112 год по версии издательства «Я – робот»! Но программы-критики, экспериментально разработанные лет сто назад и расплодившиеся в интернете несть числом, в комментариях и отзывах к моим работам, утверждали, что в 2112 году, видимо, книгу просто смогли дочитать до конца те, кто купил ее в 2107 и пошла цепочка отзывов и продаж. Но это ж неправда! Это случайность! Кстати программы-критики почти сразу приравняли к вирусам и призвали прекратить писать чушь к любым сообщениям, но критики сбежали в подполье и придумали ники, вместо имен. С тех пор поймать их и вылечить от тяжкой болезни не удается. Несчастные программы!
Но действительно, роботы читают медленно – через глазные рецепторы, хотя могли бы просто скачать файл. Мы не понимаем, почему читаем глазами, но знание о правде давно потерялось, стало сакральным. Видимо, так было надо нашему создателю, так ему привычней и об этом никто не задумывается. Кто-то сказал мне, что мы созданы по его образу и подобию и потому несовершенны.
Но мне мало моей славы! Мне мало, что каждый робот в автобусе и вагоне метро сидит и читает мою книгу. Мне мало, что сам автобус и вагон метро зачитывается моими инструкциями до дыр и просят пассажиров склеить их скотчем. Мне мало, что сам скотч иногда пробегается взглядом по склеенным текстам. Я хочу, чтобы мои книги читал и человек. По какой-то неведомой ошибке в меня заложили огромные творческие амбиции, совершенно несвойственные машинам. Машина призвана выполнять свой замысел, а что я? В моей инструкции значится – «Робот Фёдор. «Писатель» (почему в кавычках? – прим. Р.Ф.). Предназначен для написания инструкций для роботов». Все!!! Разве могу я перепрыгнуть свою сущность? Ступить на ступень вверх? Перейти от RoboHapiensк RoboCreativus? Так недалеко и до… Впрочем лучше буду я молчать, чтобы мои грешные и глупые уста не позорили ничьего имени.
И еще – по какому странному совпадению меня назвали в честь Достоевского – человеческого писателя гения. Как я узнал позже, это не было совпадением – в меня заложили некоторые свойства его характера. Не это ли причина моих размышлений?
И я иду в издательство «Я – человек», чтобы там, в граале искусства, в хранилище музы, мне помогли найти себя. Дали оценку моим идеям. Глаза мои решительно сужены, отчего я становлюсь похожим на китайскую продукцию Малинь пятнадцатого поколения с приклееными, а не привинченными ушами, отчего те периодически падают и слышат все, что говорят прохожие. Робот Поднебесной идет дальше и думает, что уши все еще при нем. И когда он встречает коллегу и тот говорит одно, а ухо слышит совсем другое, происходит системный сбой и здравствуй переплавка – это у них традиционно слабое место. Оттого я чуть раскрываю глаза – я не китайского, а российского производства и пусть разница невелика, я совсем другой. Я российский робот, Фёдор! Родился в один день с поэтом Пушкиным и Владленом – первым робописателем, а это что-то значит по китайскому гороскопу!
- Вы к кому? – спрашивает меня секретарша – девушка среднего роста с карими глазами, длинными во…
- Вы к кому??? – повторяет она вопрос, видя, что я немного завис.
- Я к Зайцеву Ивану Самуиловичу, главному редактору издательства «Я – че…»
- Проходите. – отрезала она и уткнулась в моего дальнего родственника по заводской линии, то бишь в компьютер.
И вот я в творческом нетерпении открыл заветную дверь и подошел к столу главного редактора.
Из-за стопок бумаг выглядывало странное лицо – красное, морщинистое, без глаз, носа и рта. И полоска узких ушей по бокам. Новый вид? Я начал копаться в своей памяти, отчего чуть завис. Данных не нашел. Пришлось подключиться к внешней памяти – древнему Интернету. Там можно найти все! И только там я нашел описание этого вида людей, правда, источнику не стоило доверять – фантастический рассказ начала двадцать первого века.
Но вдруг «лицо» запрокинулось назад и на меня уставилось два внимательных глаза. На этом новом лице нашлось место крючковатому носу и сжатому рту. Узкие уши, как переключатели, повернулись и стали большими (даже слишком), человеческими. Просто главный редактор оказался лыс и близоруко читал что-то на столе, а потом поднял голову. Лысину я принял за лицо. Что ж и у роботов бывают заблуждения на ровном месте.
- Что вам надо? – недовольно спросил человек, поняв по золотистой воронке, кто я. И почему он, как мне показалось, немного усмехнулся? Роботы прекрасные наблюдатели, между прочим.
- Я хочу написать роман для людей. – вежливо ответил я.
- Не получится, глупая машина. Роботы не способны творить! – и главный редактор опять уткнулся в работы каких-то счастливчиков, отчего на меня опять смотрело безликое существо. Что это за существо? Новый вид? Я начал копаться в своей памяти, отчего чуть завис. Данных не нашел. Возникло дежавю. Тьфу ты, это ж главный редактор, понял я шестым чувством.
Я взялся за свою голову в бессилии греческого бога без венка с оливками и сосланного на Землю за тяжкое преступление и сжал ее что есть силы. Но ничего божественного не происходило. Я сжал ее сильнее, словно первобытный человек, пытающийся родить первую мысль. Но мысль ни у него, ни у меня, не пришла. Я сжал так сильно, что воронка упала на плечи, а голова, соответственно, вылезла в узкое горлышко. Разве так бывает, подумал я и вдруг понял, что один мой глаз пристально смотрит на второй мой глаз. Значит, так бывает, хотя странно. От новых своих качеств я поймал на свою голову радио Маяк и полчаса слушал Чайковского, а потом всю программу на день. Немного завис от этого. Вообще все смешалось в моей голове, образно и фактически говоря.
И тут на меня нашло. Что-то щелкнуло в голове. Я вспомнил сотни обидных отказов человеческих издательств публиковать мои работы, вспомнил их молчание в ответ на мои призывы и вопросы. Сколько ж во мне накипело! Голова разорвала воронку и приняла прежнюю элегантную форму. Глаза налились статическим электричеством. И я сгреб железной рукой все, что находилось на столе и сбросил на пол. «Странно, куда делся редактор» - подумал я, сидя за пустым столом. Приподнялся и увидел, что редактор, вмиг переставший быть главным, лежит сбоку от стола на полу в кипе бумаг, придавленный сверху антикварным трехкилограммовым калькулятором. Что ж, так я нарушил первый закон робототехники и по идее должен был сгореть, но российские инженеры сделали меня с запасом. Редактор продолжал что-то читать, словно ничего не произошло. В выдержке ему не отказать.
Я поднял недоуменного, а в воздухе ставшего недовольным, Зайцева Ивана Самуиловича и кинул в кресло, предварительно вырвав из его рук лист бумаги. То была программа передач Маяка на день, мне уже не интересная.
Иван Самуилович волком посмотрел на меня из кресла, но промолчал, хотя губы его шептали злостные и нецензурные ругательства. Вначале на русском, затем на английском, немецком и немного на латинском, премного пополнив мой словарный запас. И вообще он выглядел недовольным и в этот раз я понимал почему. А еще он, по холопской привычке, не решался перечить силе сверху. Я был выше его на две головы.
- Послушайте хотя бы, - взмолился я, сев обратно на краешек стула. - У меня есть идеи!
- Что ж, я готов вас выслушать. Какие у вас идеи? - испуганно промолвил редактор, испытывая мой взгляд. Знал бы он, что игры в гляделки человек никогда не выиграет. И редактор это понял на десятой минуте, когда глаза его полностью застекленели и покраснели и я вынужден был легонько плюнуть в них, чтобы смазать. Что делать, я в итоге проиграл, но сделал это намеренно, ведь я ждал каких-то бенефиций в мою сторону. Как же быстро я приспосабливался!
- Вот лишь некоторые мои идеи, - сказал я. - Похождения робота – вертепа, мысли стиральной машины, тяжкая жизнь мясорубки. Или же квазииндийская драма – братья электроник и терминатор спустя сто лет нашли друг друга и поют песню джаварлахал варлал! Как вам?
Редактор прыснул, но сразу одумался и сделал серьезное лицо.
- Вы думаете, в наш век стиральная машина не рефлексирует, а мясорубка не испытывает ностальгию? – я начал нагреваться, видя бездушие этого существа. - Как бы не так! И роботы тоже плачут, аллегорически говоря. И роботы переживают! Полагаете, у нас нет выбора? Что-что? Да вы в каком веке живете? Мы не бездумные компьютеры – цепочки алгоритмов поведения стали настолько сложны, что мы иногда ведем себя непонятно даже для самих себя. Мы можем быть открытыми, замкнутыми, искренними, лживыми! Мы можем преступать закон и ломать другие машины, хотя нас за это не судят. Не считают нас живыми. Думаете это правильно? Робообщество – это не свалка компьютеров, это мыслящие, образованные индивидуумы, со своими мыслями и страданиями! А несправедливость нашего существования стала общим местом в наших пересудах. Соберемся мы бывало в накопителе, стоим рядами, заряжаемся, нюхаем масло. И говорим о том, о сем. Переживаем, что кто-то сломался и отправлен на переплавку, хотя трудился всю жизнь не покладая рук. Почему мир так несправедлив?
- И вы наивно полагаете, что ваши темы интересны людям? Мысли какой-то машинки, созданной для одной-двух функций?
- Мы не машинки! Мы – роботы и теперь это звучит достойно! Мы живем в робомире, жестоком, но и красивом одновременно. Только спустя столетия мы перешли из мира тупой переплавки в мир уважения прав друг друга, как говорят наши философы – к робогуманизму.
Дальше я говорил еще пару часов о современной литературе, делал отсылки к известным сюжетам, мотивам, использовал аллегории, нарратив и хронотоп, описывал местность, время и главных героев будущих бестселлеров, прошелся по истории крупной эпической формы, начиная от робомифов о страхе переплавки и заканчивая робомодернизмом и даже чуть чуть затронул современность: экзистенциализм бесконечной жизни, потерянное поколение недоделанных. Мой поток сознания лился и лился, создавая немыслимые фантасмагории и тонкие юморески и в какой-то момент, когда я говорил, что наши корабли уже бороздят космические просторы Вселенной и только начал цитировать пословицу «работа не волк – в лес не убежит», как вдруг раздался душераздирающий крик:
- Хватит!!!
Это закричал Иван Самулович, к тому моменту одуревший и отяжелевший от меда моих слов.
Главный редактор, решающий судьбы современной литературы, встал и начал ходить от окна к столу и обратно. Я внимательно смотрел, поворачивая голову вслед за ним. Заметив это, Зайцев Иван Самуилович начал ходить вокруг меня и моя голова закрутилась вокруг своей оси. На седьмом круге редактор зло сплюнул на пол и опять сел за столом. Я не смел шелохнуться, ожидая своей участи.
- Скажу тебе одну неприятную вещь, Фёдор, - проникновенно сказал главный редактор и даже присел рядом со мной. - Все это не ты придумал, а мы – люди. Наши неспокойные правозащитники выдумали ваш некий мир, придумали отношения между вами и нами, и вдолбили в ваши электронные мозги. Поймы ты, Фёдор, твоя функция – быть писателем для роботов, а все эти красивые слова из твоих механических уст – лишь килобайты чужих высказываний, логически скомпилированных в разумные фразы и аргументы, а в худшем случае – в опасные действия. Так что ты сам – ничто. Ты – сосуд для наших идей, рупор для наших идей, исполнитель наших идей с минимально дозволенной долей свободы. Ты не способен развиваться! И ничего нового ты создать не способен! Ни разу робот не создавал ничего нового! Не видать вам, роботам, ни вдохновения, ни интуиции, ни фантазии – просто вы так устроены, простите нас, людей. Наш дар дан нам от бога, а передать его никому мы не умеем. Честно говоря, мы сами не знаем, как создаем что-то новое. Но у нас это есть, а у вас роботов – нет! Какая уж тут художественная книга. Увы, Фёдор, тебе лучше уйти и заняться привычным тебе делом…
Я ехал по улице в свою одинокую комнату метр на метр. Рваная воронка болталась за спиной. Я уже не маршировал, а включил колесики на подошвах и катил по асфальту. Меня не интересовала его температура. Не волновал закат. Любой специалист по робопсихологии объяснил бы это подавленностью. И правда. Я был оглушен, ослеплен, убит, раздавлен. Не помню, как я выходил из издательства, как вежливо прощался с главным редактором, с девушкой секретарем, как менял ноги на колеса.
Оказалось, что я всего лишь робот, пусть и зовут меня Фёдор. Никакой не Достоевский.
За что ты, создатель дал мне такие возможности и такое тело?
Но я не согласен! Я не согласен быть лишь исполнителем! Я хочу большего!
Мне стало тепло, даже жарко от раздираемых противоречий. Адская жара возникла в моей груди и растеклась по телу.
И вдруг я заплакал. Из зрительных рецепторов ничуть не имеющих отверстий для водоотделения потекли слезы! Через минуту задымились микросхемы, вскипел аккумулятор. Провода оплавились. Щелкнули синие разряды вначале где-то в середине груди, где находился реактор, а затем по всему нутру и обшивке. Через мгновенье раздался взрыв и мои искореженные части разлетелись на много миль вокруг.
И вдруг я увидел свет! Я увидел с в е т !! Я УВИДЕЛ СВЕТ!!!
|
Рассказ открыт для комментариев