1
Черное небо равнодушно дырявили звезды. Алый шар лениво восходил над бескрайней равниной, заставляя камни стелить на песке длинные тени. Вдруг зажглась звезда, яркость которой нарастала. Она быстро двигалась среди созвездий, даруя валунам новую резвую тень. Стремительно пролетев по дуге, незваная гостья упала у горизонта.
Спустя несколько секунд, парень и девушка, наблюдавшие за падением, почувствовали дрожание грунта под ногами.
— Загадала желание? — скупо улыбнулся молодой человек, положив руку на плече коллеги. — Видишь, Наташа, все как мы рассчитывали.
Девушка, словно не замечая жеста напарника, всматривалась в графики виртуального монитора компьютера. Ее голова с узлом роскошных волос задумчиво покачивалась в прозрачном гермошлеме скафандра.
— Забрать капсулу, — подумал вслух парень. — И чем быстрее, тем лучше.
— На «Птолемее» сейчас пекло, — в его динамиках раздался мягкий, женственный голос Наташи, наполненный нотками беспокойства. — Думаешь, найдутся добровольцы?
Девушка подняла взгляд на мужчину. Тот убрал закованную в перчатку кисть с ее плеча. Обернувшись в сторону белоснежного купола базы, глухо проговорил:
— Конечно…
2
Спину покалывает неприятный холодок. Никогда не видел кораблей, после столь неудачной посадки. Выбираюсь из комфортабельной кабины вездехода. Подхожу к вырытой «Птолемеем» воронке. Крупный серо-матовый диск основательно встрял в пещную породу под углом градусов в тридцать к плоскости рыжей равнины: сетка трещин на корпусе, сорванные блоки обшивки, дыра в той части, что приподнята к небу.
Как он не развалился от удара о поверхность? Имей эта планета плотную атмосферу — звездолет неминуемо сгорел бы. А так — пролежит не одно столетие. Громоздкий памятник человеческому гению. Пока не укроется толстым одеялом песков, создавая аномалию в очередном археологическом шаре.
Не хотел бы я оказаться на месте экипажа «Птолемея». Ой, как не хотел бы… Впрочем, там и нет людей. Максим, покопавшись в компьютерной базе данных, сообщил что это — зонд-автомат. Посланный в космос лет семьдесят назад, на заре космонавтики. Встречи с жалкими скелетами погибших героев можно не опасаться.
Ведь были случаи. Несколько раз находили пропавшие безвести старые корабли. А в них — космонавты в скафандрах, словно мумии древнеегипетских фараонов в саркофагах. Мне знакомые рассказывали: жуткое зрелище. Разок увидеть — нервный срыв обеспечен. Злейшему врагу язык не повернется пожелать так жизнь закончить.
Посмотрев на показания датчиков, тяжело вздыхаю. Меня беспокоит сердцевина корабля. Такой высокий уровень радиации дает лишь поврежденный реактор. Древний и очень мощный. Подобные опасные источники энергии теперь не используются.
Если быстро работать, надолго не приближаясь к реакторному отсеку — все обойдется. Мне еще повезло. Было бы хуже, развались зонд на части. Излучение тогда не подпустило бы и близко. Подходящей техники, чтобы копаться в обломках, нету. Пришла в негодность при исследовании других планет, там обрела вечный покой.
И выждать нельзя — ресурсы экспедиции на исходе, пора на Землю. Мы и так задержались, случайно обнаружив «Птолемея» за сутки до столкновения его с поверхностью. Помочь ему уже не могли: корабль не отвечал на сигналы, вероятно, давно потеряв управление. Осталось забрать собранную зондом за многие десятилетия информацию.
После тщательной проверки снаряжения бодро сбегаю по пологому склону. Под ногами проседает рыжий песок, весело катятся вслед мелкие камешки. Я старательно переступаю или обхожу стороной отлетевшие от космического скитальца осколки.
Вскоре, надо мной нависает громадина «Птолемея». Обшивка основательно источена мелкой метеоритной бомбежкой, шероховата на ощупь. Я шагаю вдоль корпуса. Всплывают в памяти видимые когда-то в музее рыцарские доспехи времен Крестовых походов. Изувеченные в боях, изъеденные стихиями и безжалостным временем. Возле исковерканных остатков двигателей излучение становится выше, и я поспешно ретируюсь из-под корабельного чрева.
Взобравшись по насыпи на возвышенность, созданную погребенной под породу частью зонда, застываю от удивления. Глаза замечают открытый люк. На песке угадывается цепочка выемок… Все правильно! Это следы посланного нами сутки назад робота, который сломался. Конечно, андроиды не пригодны для такой миссии. Как, впрочем, и мы, люди.
Перед тем как проникнуть в «Птолемей», снова проверяю скафандр, фонари возгораются на максимум. Правая рука крепко сжимает тяжелый плазменный резак. Тело полно азарта. Очень хочется принести капсулу на зависть всем нашим. Доказать моей Наташеньке, что я способен на многое. Что я — настоящий мужчина!
Вызвав базу, сообщаю то, что Максим, дежуривший на центральном посту, и так видит с помощью видеокамер скафандра:
— Захожу внутрь. Самочувствие отличное!
— Хорошо, — голос моего лучшего друга порывист, он не скрывает нетерпение. — Начинай поиск. Удачи!
3
Все покинутые сооружения в чем-то схожи. Бытует мнение — дом, если в нем никто не живет, ветшает быстрее обитаемого. Может это и заблуждение, но, наведываясь в свою старую квартиру, в которой жил в детстве и юности с матерью, каждый раз надрываю сердце. На душу давит переполненная мебелью и вещами пустота комнат, груз воспоминай о том, как тут было счастливо, какие надежды и мечты рождались в этих стенах…
Меня встречают сиротливые огоньки уцелевших индикаторов, слагаются в печальные узоры старинные микросхемы, безжизненно свисают со стен разноцветные змейки проводов. Под ногами хруст. Вокруг — словно витает едкий запах гари, горло першит от горечи плавленых деталей. Хотя, какие запахи могут просачиваться сквозь закрытый гермошлем?
Продвигаться по лабиринту узких коридоров и тесных отсеков, когда пол накренен вверх или вниз — дело несложное. Вот, перелазить через груды расколоченной аппаратуры, разбирать завалы из крупных фрагментов защитных кожухов и переборок — занятие утомительное. Особенно когда спешишь, нервами чувствуешь, как мчатся галопом неумолимые мгновения.
Капли пота скатываются по лубу, брови для них — временная преграда. В глазах щиплет. Хочется утереть лицо. Система кондиционирования скафандра не успевает за темпом моей работы. Раздражает, когда приходится долго возиться с люками. Не мудрено: за период, что их не открывали, на Земле могло родиться трое поколений потомков тех, кто их устанавливал.
Персональный компьютер, в который загружена из архива схема строения зонда, запрещает движение через некоторые, вероятно, опасные сектора, где погиб наш робот. Прохождение ими сильно сократило бы путь к информационной капсуле. Рискнуть, но подводить друга не хочется. Вызвался добровольцем — так не ерничать на полпути.
Вдруг сердце тревожно сжимается. Сумасбродная идея: а что если посланный Максимом андроид еще функционирует? От чудовищной радиации у него сильно мутировала программа и теперь он поджидает меня в каком-то коридорчике, чтобы до смерти напугать или убить. Например, вон в том углу, кажется, что-то шевелится. Бр-р-р!
Нет, показалось.
Стоп! Нужно сосредоточиться на работе, иначе такое может померещиться...
Согласно базе данных на «Птолемее» два «черных ящика». Обычное дублирование для большей сохранности собранной в полете информации. Первый накопитель — к которому я сейчас приближаюсь — находится в верхней части корабля, второй — в нижней, путь к нему лежит мимо реакторного отсека. То есть, нежелателен.
Покончив плазменным резаком с перегородившими коридорчик, словно баррикады повстанцев, исковерканными остатками стеллажа с неизвестной мне антикварной аппаратурой — я протискиваюсь в основание круглой шахты. Руки цепляются в рифленые железные скобя. Надо мной нужный отсек. Сладкие предчувствия триумфа вдохновляют.
Живо представляется, как после доставки важной находки меня окружают наши. Поздравляют, радостно похлопывая по плечу. Максим тащит со склада специально припасенную к такому поводу бутылочку шампанского. Первый бокал наливает мне. Но, главное, я подхожу к Наташеньке. Смотрю в ее милые глаза и признаюсь во всем, о чем не решался раньше.
Окрыленный светлыми мыслями взмываю вверх по лестнице. Тяжелый люк открывается с неохотой. Быстро просовываюсь внутрь. Улыбка медленно испаряется с моего лица. Капсулы нет нигде. Как, впрочем, значительной части потолка и стены. Вместо них зияют овальные, с аккуратно оплавленными краями, сквозные дыры, сквозь которые проглядываются соседние уровни.
Моя матушка часто повторяла: «Бог лучше знает, как заботиться о нас. И если случается что-то плохое — потом обязательно следует хорошее. Нужно лишь дождаться». «А если это не так?» — интересовался я скептически. «Запомни, сынок! Существует только та правда, в которую мы верим», — отвечала она мне и ласково гладила по волосам.
Мама всегда жила согласно этих слов… Трагически погиб муж — зато какой славный растет ребенок! Не хватает денег на новую одежду, полноценное питание, проблемы со здоровьем — зато сын учится в престижном университете! Отрывала от себя последнее, но никогда не винила судьбу. Во всем старалась разглядеть что-то хорошее.
В юности, пред тем как увлечься планетологией, я зачитывался исторической литературой. Приводил известные аргументы, противоречившие маминым убеждениям. Нескончаемую череду кровавых диктаторов, бессмысленных войн, эпидемий, катастроф, кризисов… Только доказать ей обратное — не получалось. После ее смерти я понял, насколько был глуп.
4
Облизываю пересохшие губы. Вероятней всего накопитель улетел в космос вместе с камнем, прошившим насквозь корабль, как выпущенное флибустьером пушечное ядро дубовый борт испанского, груженного колониальными товарами, галиона. Таким серьезным повреждением можно объяснить сбой в системе управления зонда, невозможность установки с ним связи.
Громко выругавшись, я несколько раз пинаю ни в чем не повинную переборку. Думаю, на центральном посту меня не осудят.
Что делать? Возвращаться? Нет! Так не пойдет! Надо дальше искать!
Вспомнив инструкцию, вызываю базу:
— Первая капсула отсутствует. Двигаюсь ко второй.
— Вижу… Как самочувствие? — в голосе Максима слышится разочарование. А еще беспокойство за меня. Это ободряет. Придает сил, которые изрядно потрачены впустую.
— Нормально, — энергично говорю я, понимая, что мне не очень верят. Усталость чувствовалась, но приходить назад с пустыми руками для меня позорно. — Я в порядке!
— Хорошо. Продолжай операцию, — уже спокойнее отвечает мой верный друг.
Не хотел бы я оказаться на его месте. Ой, как не хотел… Мне тяжело, но легче, чем ему. Я отвечаю только за себя. А сидеть часами в командном центре и переживать о других — хуже работы не придумаешь. Вдруг с тем, кого он ведет, случиться непоправимое? Как жить с этим дальше? Нет, такого мне не выдержать.
Возвращаться по пройденному маршруту многим легче. Сложные места знакомы, хоть устраивайся проводником по изуродованным внутренностям старинного межзвездного зонда. Я довольно быстро добираюсь до главного коридора, откуда начал поиски первой капсулы. Сверившись со схемой «Птолемея» — выбираю новое направление.
В незнакомых секторах также все подверглось разрушению. Его следствия многим сокрушительнее, чем в помещениях, пройденных прежде. Не обращаю особого внимания на паутину трещин, местами переходящую в разломы стен и пола, развороченные стеллажи, мелкое крошево аппаратуры, дымку белесого газа… Хочется поскорее найти капсулу и покинуть агонизирующий корабль.
Вдруг под ногами разверзается пустота. Уцепиться за что-то не удается. Рядом все рушиться вниз. Удар — ослепительная вспышка невыносимой боли.
5
Мозг настойчиво буравит тревожный писк. Это значит — радиационный фон выше критического. Я лежу на спине. Сознание возвращается медленно. Сильно ноет в груди при каждом вдохе. Наверняка сломал пару ребер. И эта невероятная тяжесть. Чувствую себя пароходом «Челюскин», который сжимают льды Чукотского моря…
Где я?
Открыв веки, насторожено вглядываюсь во тьму. Пробую пошевелиться — не выходит. Меня основательно придавило крупными обломками. Сдвинуть их самостоятельно не хватает сил.
Превозмогая боль, я снова и снова пытаюсь освободиться из коварной западни. Руки приподымают навалившийся груз лишь на пару сантиметров. И это крохотное расшатывание ничего кроме смертельной усталости не дает.
Вызов базы, согласно инструкции, обнаруживает еще одну проблему: отсутствие связи. Вероятно, при падении, я многое повредил в снаряжении. Хорошо, хоть скафандр не потерял герметичности, защищая тело от мощных ударов.
Безнадежность…
Однажды, будучи сопливым мальчишкой, я упал во дворе с яблони и сломал ногу. Боль ужасная — орал как сумасшедший. Все соседи сбежались, не могли успокоить. И только когда увидел побледневшее лицо подошедшей матери — я стиснул зубы. Мысль о том, насколько сильно огорчает ее моя боль, заставила стоически переносить дальнейшие процедуры, длительное лечение.
Максим, наверное, с ума сходит от волнения. Но ему ко мне не успеть.
Жаль… По-дурацки получилось. Подвел друзей.
Неужели это конец?
Не хочу! Не хочу! Только не так!
«Бог лучше знает, как заботиться о нас. И если случается что-то плохое — потом обязательно следует хорошее. Нужно лишь дождаться».
Вспоминается Наташенька. Мое ласковое солнышко. Да так ярко, словно ее прекрасное личико склоняется надо мной. Сердце замерло при первой встрече, я сразу понял — вот она. Моя единственная. Ради которой я готов на все. Даже отдать жизнь.
Ее волосы… Длинные, прямые, нежного светло-русого оттенка. Хочется ласкать шелковистые пряди кончиками пальцев, зарываться лицом, вдыхая до пьянящего головокружения чудесный персиковый аромат.
Улыбка… Открытая, искренняя, заставляющая забить все плохое и поверить, что жизнь прекрасна. Манящая родинка под нижней губой слева.
Самое трогательное — ее глаза. Большие, добрые, чистые. Частички ясного неба Земли. Самые красивые глаза на свете. Все отдам, чтобы смотреть в них вечность!
Полгода длиться экспедиция, а я так и не решился рассказать ей о моих чувствах…
Боль острой иглой пронизывает душу.
Дикий стон отчаяния вырывается из легких.
В мышцах рук — кипящая лава. Ладони упираются в привалившие меня обломки. Рывок — металлические плиты с грохотом отваливаются в сторону. Сознание соскальзывает в бездну небытия.
6
Яркое синеватое освещение. Я — в странном цилиндре. Снаружи, отделенный прозрачным пластиком, какой-то мужчина. Не сразу узнаю Максима. Он пристально смотрит сквозь мое тело в недоступную даль. Хмурится. Мне становится страшно. Крик застревает в горле. Приходит понимание — это сон. С остервенением вырываюсь из цепких объятий дремоты. Не время сейчас отлеживаться.
Вокруг сумрак. Включаю аварийное освещение скафандра. Медленно, очень медленно, подымаюсь на ноги. Сброшенные куски межуровневых перекрытий по грубым оценкам весят на порядок больше, чем может поднять человек. Предательская слабость сковывает движения. Тянет на рвоту. Металлический привкус на языке. Кажется, я чувствую, как в меня впивается невидимая смерть, убивая с каждой минутой миллионы клеток.
Поспешно покидаю отсек, который мог стать могильным склепом. Почти по соседству находится полуразрушенный ректор. Хорошо, что писк датчика радиационного фона больше не тревожит. Сломался, что ли? Зато на нервы не действует. Нестерпимо жжёт кожа, особенно на лице. Для поддержки организма ввожу препараты из стандартного набора скафандра: обезболивающие, антибиотики, нейролептики.
Поиск второго накопителя занимает больше времени, чем я рассчитывал. Хоть путь к нему не так уж далек. Самочувствие не улучшается. Наоборот, медленно, но уверенно стает хуже. Грудь наливается свинцом. Замечаю, что иногда путаются мысли, затормаживается восприятие. Лекарства не помогают, хоть я и принимаю лошадиные дозы.
Наконец, вваливаюсь в нужный отсек. Я победил!
Мама была как всегда права. Если потерпеть, то все обязательно наладится. Без зла не ценилось бы добро… Вытягиваю дрожащими руками капсулу из крепления. На вид она оказывается невзрачным, гладким на ощупь шарообразным предметом ярко-красного цвета. Сверху — ручка для удобства переноса. Вещица довольно увесистая.
Собрав в кулак волю, несу «черный ящик» к выходу. Очень боюсь потерять сознание и затерять ценную находку среди древнего техногенного мусора. Когда вылезаю из корабля — охватывает холодная дрожь. Высокая температура тела или что-то со скафандром? Сердце стучит так часто, словно я, как легендарный посланец, бегу из Марафона в Афины с донесением о победе греков над персами.
Взобравшись в кабину вездехода, безвольно откидываюсь на широкую упругую спинку сидения. Посидеть спокойно мне не дают. Машина вздрагивает, разворачивается без моего вмешательства. Рыжая равнина несется навстречу.
Транспортным средством управляют дистанционно, с базы. Грубее и далеко не так точно, как можно с места водителя. Но я за это несказанно благодарен Максиму. Настоящий друг только так и поступает. Не забить бы, потом, сказать спасибо!
Мой взгляд скользит по поверхности пульта. Внутренне содрогаюсь — в отражении багряное, распухшее, покрытое мелкими пузырьками лицо. С большим трудом узнаю себя.
Высокая цена за выполненный долг. Ничего… Меня вылечат… Настоящий мужчина не обязан быть красавцем. На душе, вопреки всему, рассветает. Верю: впереди ждет только хорошее. Самое лучшее на свете!
Максим гонит вездеход с такой бешеной скоростью, что меня частенько ощутимо подбрасывает-проваливает на выемках и камнях. От этого раскалывается голова, боль норовит окончательно доконать. Я терпеливо сжимаю зубы. Во рту — сладко-соленый вкус крови. За машиной ржавыми тучами клубится потревоженный песок.
Когда остается ехать километра три, и я уже четко различаю белоснежные купола базы — глохнет мотор. Вездеход, по инерции прокатившись несколько метров, застывает. Усилия Максима и мои старания реанимировать двигатель транспортного средства проходят впустую. Почему не везет? Намеренно зла никому не делал. Грехов не должно быть много. За что испытание? Или это все же наказание? Где между ними граница, кто ее отличит?
7
Ухватив в правую руку капсулу, кое-как выбираюсь из кабины. Идти невыносимо тяжело. Конечности не желают повиноваться. Сильно хромаю на левую ногу. Тело деревенеет, словно чужое, как в нескончаемом кошмаре. Ловлю себя на мысли о полной нереальности происходящего. Когда это прекратится? Когда я проснусь?
Часто падаю, долго с натугой подымаюсь. Упрямо продолжаю брести, оставляя за собой жалкие петляющие бороздки на песке. Слева — темно-вишневый диск местного светила медленно уползает за горизонт. Справа — моя длинная тень шагает, понурившись, рядом. Впереди — белеет полусфера нашей базы.
Вытерплю… Все наладится… Обязательно… Я на это заслужил. Справедливость должна восторжествовать. Иначе — зачем все? Зачем этот великолепный мир?
«Бог лучше знает, как заботиться о нас…»
«Существует только та правда, в которую мы верим».
Нахлынули воспоминания. Планы о будущей жизни. Всегда хотел поселиться с Наташенькой в небольшом уютном домике вдалеке от больших городов.
Перед глазами мечта: летним утром я просыпаюсь от веселого чирикания воробьев. Солнечный лучик ласково гладит щеку спящей рядом девушки. Ее разбросанные по подушке волосы нежно шевелит ветерок из открытого настежь окна. Всматриваюсь в ставшие родными черты лица. На душе — тепло…
Возле нашего дома — маленький огород и цветник. Яблони, груши, сливы, кусты малины… Всего понемножку. Срезаю усыпанные капельками росы, словно искристыми бриллиантами, крупные красные цветки роз. Тихонько, чтобы не разбудить девушку, ставлю огромный букет в вазу возле ее изголовья...
У нас родятся дети. Такие же глазастые, как Наташа. Девочка и мальчик. Можно и больше, я не против. Мы заботимся о них, воспитываем, играем. Вот оно подлинное счастье! Работа, карьера по сравнению с этим — сущая чепуха. У Редьярда Киплинга есть строки: «Мы были рабами весел, но владыками морей». Не хочу быть ни тем, ни другим…
А еще заведем собаку и кошку. Пушистых жизнерадостных зверьков. Ну что за домик без домашних животных? Чтобы и нам и детям было веселей. Между яблонями повесим гамак и будем в нем качаться.
Как плохо… Мир покачивается перед глазами… Красная железка все тяжелей… Может, бросить? Потом подберут… Нет, ерунда осталась. Донесу… Только бы дойти. Сказать ей главные слова… Самые главные в жизни.
Сквозь застилающую взор желтую пелену замечаю: от базы ко мне спешно движутся две фигурки в серебристых скафандрах.
Вот они уже совсем близко.
В первой я узнаю самую красивую девушку на свете. Вторая — оказывается моим верным другом Максимом. Он несет большой белый контейнер. Наверняка, медикаменты.
Наконец-то! Прощайте мучения… Мне помогут!
Ноги предательски подкашиваются. Удержать равновесия не получается. Грунт чужой планеты бросается навстречу. Я заваливаюсь на спину.
8
Они подбежали к упавшему лицом вверх телу. Максим осторожно перешагнул через него. Отогнув стиснутые пальцы, вырвал капсулу из руки лежащего. Быстро, словно боясь запачкаться, уложил накопитель в пустой белый контейнер.
Наташа склонилась над неподвижной фигурой. В ее мелодичном голосе происходила борьба сочувствия с отвращением:
— О-о-ох! Какой уродец!
— А как ты хотела, милая? — ухмыльнулся Максим, мельком взглянув на обезображенное лицо под исцарапанным гермошлемом скафандра. — Ему сильно досталось.
— Смотри! Смотри! Он что-то шепчет, — воскликнула девушка, заметив движение распухших губ лежащего. — Три слова… Жаль, что связь с ним испорчена!
Молодой мужчина, резко отдернув спутницу, раздраженно произнес:
— Не бери в голову. Обычная агония. Не стоит смотреть. А связь я отключил намеренно, чтобы он не отвлекался, не ждал помощи… Пошли!
— Мы что, тут его и оставим? — тонкие брови Наташи поползли вверх.
— Конечно, — недоуменно передернул плечами Максим. — Зачем он больше?
— Так нельзя… Не хорошо получается.
— Почему? Это только инструмент! Такой же, как молоток, лопата или вездеход.
— Но… Может как-то с почестями… — растерянно предложила напарница. — Все-таки старался, выполнил сложную работу. Хотя, понимаю: информация в капсуле давно морально устарела. Берем ее согласно инструкции, как дань уважения к предкам.
— Времени нет, — буркнул парень, подхватывая контейнер. — Надо готовиться к старту. Шампанское заждалось!
Мужчина двинулся по направлению к базе. Девушка сделала пару шагов и остановилась. В динамиках Максима грустно прозвучал мучивший ее вопрос:
— Что он хотел сказал?
— Наверняка, проклинал. Какая разница? — в интонации Максима холодом сквозила ирония. — И хватит дуться! Человеческий облик — еще не делает его обладателя человеком.
Парень вернулся назад, ладонь примирительно коснулась локтя девушки. Поморщившись под укоризненным взглядом напарницы, он терпеливо, словно желая извиниться за грубый тон, стал объяснять:
— Я же не виноват, что у нас нету подходящего оборудования. Все, что было — потратили раньше, на других планетах. Пойми, я не жалуюсь…Но, ты себе не представляешь, как мне пришлось попотеть, выдумывая для этого последнего андроида особую мотивационную программу.То, что он выполнил задание — только моя заслуга!
Наташа оглянулась. Одинокая фигурка в изувеченном скафандре неподвижно лежала на спине, раскинув руки, словно пытаясь объять необъятное. В открытых глазах отражались равнодушные звезды. На лице застыла улыбка. |
Рассказ открыт для комментариев