… Я иду рядом с ними и не могу понять, что чувствую. Во мне бушует слишком много противоречивых для рядового рабочего чувств, я не испытывал такого их количества прежде.
Всего полчаса назад я стоял в дверях кабинета мисс Кары Уиллоу и слушал их перепалку с доктором Абрамсоном. Так повелось с самого начала моей работы здесь: мне четко дали понять, что я – один из миллиона таких же простых смертных, которым повезло попасть в компанию Future Industries и никто не будет обращать на меня ни малейшего внимания, пока на моем рукаве пришита серая нашивка сотрудника рабочего персонала. Я стоял и, потупив взгляд, слушал, как мисс Уиллоу в очередной раз говорила, насколько абсурдной была эта идея с самого начала. Она жалела, что компания согласилась выделить средства на проект, и пусть Кара ни разу не произнесла это вслух, ее сожаление было понятно даже мне - человеку, которого здесь за такого и не считали.
Доктор Абрамсон был уже в возрасте, не так давно ему перевалило за шестьдесят, и я не мог понять, как женщина позволяла себе так разговаривать с ним. Он – сердце этой компании, единственный, кто когда-либо проявлял ко мне нормальное человеческое отношение, и я запомнил это на всю свою жизнь. Но вмешиваться в разговоры начальства было запрещено. Я – тень, маленький винтик в большой системе, и должен знать свое место.
Наконец мисс Уиллоу замолчала и, кинув быстрый взгляд в окно, процедила сквозь зубы, едва открывая ярко накрашенный рот:
- Твои игрушки уже пришли, Фрэнк. Забирай их, иначе за них возьмусь я.
Мне было известно, кто пришел. За двадцать лет моей работы в Future Industries самым захватывающим, что мне довелось пережить, был день, когда проект доктора Абрамсона дал свои результаты. Я как раз чинил замок в его кабинете, когда он влетел в комнату и, увидев меня, быстро затараторил что-то. Со второго раза я понял, что нужно помочь ему перенести несколько коробок. Как оказалось, в тех коробках я нес жизнь.
Доктор окликнул меня:
- Рэймонд, будь добр, проводи наших гостей внутрь.
Не знаю, откуда ему стало известно мое имя, но я кивнул и вышел из кабинета.
А сейчас я шел вдоль знакомых мне коридоров и не мог оторвать взгляд от тех, кого вел за собой. Мне всегда казалось, что они должны быть менее человечны. У них нет души, это только тело, форма: каркас и проводки. Но как можно поверить в это, если они с восторгом в глазах рассматривают высокие потолки, весело и звучно смеются, как на подбор звонко и искренне. Как они могут быть неживыми, если я замечаю, как при дыхании их грудные клетки поднимаются и опускаются точно так же, как моя собственная? Им не нужен этот воздух, но они дышат. И смеются. Они без сомнений более человечны, чем некоторые знакомые мне люди. Не знаю, что у них вместо сердца и сколько микросхем заменяют им понятия чувств, но они живы. И я верю, что они не могут быть злом. *** Я ждал этот день последние двадцать лет. И если у каждого человека должен быть свой смысл жизни, то моим, несомненно, был этот проект. Я еще не знаю их. Все, что я видел до этого, были сухие короткие отчеты и фотографии, но мне всегда хотелось по-настоящему узнать их.
Путь к моему кабинету занял вдвое меньше времени, чем обычно. Я спешил, я хотел встретить их сам, лично. Они, безусловно, заслуживают этого. И я оставил двери открытыми. Я ждал. Так долго ждал.
У меня нервно тряслись руки. Так бывало всегда, когда я переживал, и я достал из кармана скрепку, которую всегда носил с собой. Теребить тонкий кусок проволоки в моменты эмоционального напряжения было моей привычкой еще с молодости.
Когда на пороге появился Рэймонд, на его лице застыло невиданное мной до этого часа выражение. Он был ошеломлен, даже испуган немного. Но как только за его спиной показались удивленные лица, такие знакомые мне, такие близкие, то все в этом мире перестало существовать. Время замедлило свой ход и через два десятка лет создания, наконец, встретились со своим творцом.
Я кивнул Рэймонду и он ушел.
Их шестеро. Какие же они еще молодые, совсем дети на вид. И все держатся вместе, смущенно опустив глаза, только изредка поглядывают друг на друга со сдержанной улыбкой. Я, наверное, молчу слишком долго. Но к этому моменту я шел всю жизнь и до сих пор не могу поверить, что они здесь… Что все получилось.
- Мое имя доктор Фрэнк Абрамсон. А как зовут вас?
Мне не нужно спрашивать, я знаю о них все, что можно было узнать. Мне хорошо известно, что Милли, моя младшенькая и последняя из шестерых, боится пауков. А у Дэвида аллергия на цитрусовые. Тим любит собак, Эмили обожает танцевать, а у Дины изначально были светло русые волосы, которые теперь искусственно выбелены и блестят золотом. И одному из них, самому первому, я дал свое имя. Франко даже внешне был чем-то похож на меня. Мне захотелось, чтобы хоть у кого-то из них остались мои черты, когда меня не станет, как бы сентиментально это не было.
В бумагах они значились как «Проект Бета», для всех, кто знал о них, эти дети были теми, в кого вложено огромное состояние, которое они терпеливо жаждали вернуть с процентами. А для меня они были мечтой. Чем-то большим, чем люди. Надеждой на лучшее будущее.
Они по очереди назвали свои имена и выжидающе смотрели выразительными, живыми глазами. О, это, несомненно, моя гордость. Их глаза, их человеческий взгляд…
- Идем со мной. Я покажу вам одну из интереснейших комнат.
Все шестеро не отходят далеко друг от друга, пока мы проходим по коридору к огромной двери. Они ведь впервые увидели друг друга лишь стоя перед дверями компании. Что это, человеческий инстинкт держаться вместе или все же на подсознательном уровне они чувствуют, что похожи?
Весь этаж словно вымер. Здесь сейчас не было никого, я позаботился об этом. Весь состав совета директоров, и все, у кого есть доступ к мониторам камер наблюдения, затаили дыхание перед мерцающими экранами в ожидании увидеть завершительный этап самого дорогостоящего проекта последнего столетия. Кара наверняка пригласила инвесторов. Они ждут, когда почти миллиардный вклад обернется еще большей прибылью. Но я не за этим создавал своих ребят, не за тем, чтобы этот совершенный механизм использовали во вред человечеству. Я намеревался спасти его, а не уничтожить.
Комбинацию на пульте доступа я набирал практически не глядя. Тридцать один символ, сканирование отпечатков пальцев и ладони. Уровень защиты здесь не самый сильный, но у них заметно округлились глаза. Удивление. Восторг. Типично человеческий, настоящий… Я вошел в комнату и щелкнул пальцами. Сотни ламп бледным светом пронзили темноту, открывая взору десятки мониторов. По всему периметру тянулись ряды столов, а на них, куда не глянь вплотную друг к другу стояли мониторы. Они висели на стенах, черным матовым взором смотрели на нас с висящей в трех метрах над землей конструкции, которая спускалась с потолка и была полностью скрыта за ними. Когда-то это огромное помещение использовали как склад. Но, не смотря на десятиметровый потолок, с которого на голых проводах свисали блоки светильников и чуть тронутые штукатуркой серые стены, мои подопечные были ошеломлены этим мрачным и в чем-то величественным зрелищем.
- Здесь производится контроль за нижними уровнями лабораторий, - я обернулся к ним. При всем желании, я не смог бы сказать им сейчас, кто они на самом деле. Не добавил бы ни слова. И я благодарен себе за то, что предусмотрел такой поворот событий. В памяти каждого из них находились воспоминания о том, кто они, как появились на свет… И кто я для них.
Но все они были заблокированы. Я настоял, чтобы они не знали о своем происхождении до того, как им исполнится двадцать. Сколько же раз мы с Карой спорили из-за этого! В этот момент она смотрит на меня, сидя в своем кресле на пятьдесят седьмом этаже и, наверное, тоже волнуется не меньше моего.
Двадцать лет назад мне удалось убедить всех, что проживание в человеческих семьях в сочетании с теми основами характера, которые я вложил в своих детей, сделают их максимально подобными нам, людям. Они узнают, что такое социум, будут видеть все его стороны изнутри, будут жить в нем. Но в то же время, я заложил в них программу, сложную схему, которую я никогда не осмелился повторить снова: мои творения не способны на зло. Они знают, что это такое, реагируют на него, но не способны творить его сами. И пусть простят меня те, кто сейчас наблюдает за нами из главного офиса Future Industries. Слышите? Простите меня! Потому что мне совсем не жаль! Никто из существ в этой комнате не сможет стать для вас идеальным солдатом, никто из них не станет доставать для правительства сверхсекретные данные, они не шпионы, не убийцы. Ваши деньги канули в небытие, ваши планы провалились еще на начальном этапе! Ничего не будет! Не вам вести войны, не вам решать за всех, и уж точно не ценой жизни этих детей. Не для этого я их создал.
Но, тем не менее, мои ребятки имеют право знать о себе правду.
Я волновался, и все, что мне удалось сказать, была фраза: «А теперь взгляните на монитор. Любой из них». У меня дрожал голос, трусились руки и подгибались колени. Нажатие кнопки и будущее очнется на наших глазах. И я это сделал.
Все экраны как по мановению волшебной палочки вспыхнули, миллиарды пикселей вмиг выстроили изображение. Я сделал это фото в тот день, когда доверенные люди отдавали моих детей в приемные семьи. Это было изображение моей ладони, еще не такой сморщенной и покрытой глубокими каньонами линий, а на ней – шесть цветных скрепок. Пять из них до сих пор бережно хранятся в коробочке, а шестую я вертел сейчас в непослушных пальцах.
Мое дыхание замирает, пульс замедляется. Эти несколько секунд, пока Эмили, Дина, Франко, Дэвид, Милли и Тим вспоминают, когда код, держащий эту частичку их памяти в состоянии анабиоза, ломается, мы все - все сорок девять посвященных в проект плюс инвесторы - перестаем дышать. Я не знаю, какой будет их реакция, что они подумают, о чем спросят. Мне страшно.
Они по очереди отводят взгляд от мониторов, дублировавших мое фото десятки раз, и смотрят на меня. ***
Я придвинулась к экрану настолько близко, насколько могла. Что это? Что? Изображение было четким, я могла различить даже скрепку в руках Абрамсона, которую он всегда таскал с собой, когда нервничал. Но, не смотря на то, что передо мной были идеально детализированные изображения со всех ракурсов, доступных в том помещении, я не верила своим глазам. Инвесторы за моей спиной тихо переговаривались, недоуменно разглядывая картинку на мониторе, они, пусть и не смылили ничего в подобных вопросах, но тоже чувствовали, что что-то пошло не так. Они чувствовали, а я знала. И видела, с каким обожанием Абрамсон смотрел на своих бет, он предпочитал называть их по именам, и постоянно забывался в том, что это только копия человека, бета, следующая за альфой, у них не может быть имен! Только номер.
Бета-Один делает несколько неуверенных шагов вперед. Я готова в любую минуту нажать кнопку и в помещение ворвутся несколько десятков работников лучших спецслужб. Они обучены убивать, им указали на слабые места в телах бет.
За первым не спеша идут и остальные. Я приближаю изображение и не верю своим глазам. От увиденного мне невообразимо хочется дотянуться до сумочки и закурить. Я не верю в то, что вижу: в глазах каждой беты читается то, что у людей я бы назвала благодарностью. Они… рады? Так смотрят на меня мои Майкл и Эллис, когда я приезжаю домой после долгого отсутствия. Черт возьми, я начинаю догадываться, что происходит. Совершенно выживший из ума Абрамсон за нас счет, счет Future Industries, вырастил себе живые игрушки, захотел поиграть в бога. С чего бы еще происходило то, что происходит? Мой палец замирает над кнопкой, бета-Один поднимает руки ладонями вверх, будто знает, что за ним следят. Он подходит к Фрэнку и обнимает его за плечи. Все остальные делают то же самое и под пораженными взглядами инвесторов и совета директоров биологические роботы обнимают Абрамсона, словно родного отца.
Зал совещаний вмиг взрывается бурей негодования. Доктор обещал, что после того, как беты вспомнят кто они, они превратятся в подчиняющихся приказам солдат. А вместе с умением уживаться в социуме, в котором они росли два десятилетия, это будут самые ценные, идеальные орудия для чего угодно. Их можно использовать в любых целях, они безотказны и умны, лучше самых подготовленных людей, но по виду ничем не отличаются от обычных граждан. А теперь это совершеннейшее оружие с детской наивностью в глазах обнимает старика создателя. Ничего, специалисты подправят эту ошибку в их программах. Я с самого начала знала, что мне придется это сделать и, с чувством выполненного долга, я нажимаю на кнопку. *** Меня не спасут ни связи мужа моей сестры, ни деньги, ни покаяние. Я не каюсь. Меня обнимают мои дети, самые настоящие люди на всем белом свете и я двадцать лет знал, какую цену заплачу за то, чтобы они жили.
- Вы знаете, что делать, - шепчу я.
В коридоре слышится шум, топот тяжелых сапог. Мне чудится, что мир перестает вращаться и одно мгновение растягивается на сотни тысяч лет. С воспоминаниями я подарил своим творениям все, что знал, а вдобавок - единственный приказ, которого они не могут ослушаться: оставить меня и спасаться. И мы знаем об этом. Знаю я, знают они.
Выбор этой комнаты не случаен. Эй, вы там, по ту сторону камер! Вы думали, что я предоставляю вам лучший круг обзора, выбирая для встречи это место? Нет, глупые. Я просто знаю его, как свои пять пальцев, а теперь знают и мои ребята. И они спасутся, я верю.
- Идите, скорее, - я в последний раз окидываю их взглядом. Моя маленькая Дина вот-вот заплачет, в ее зеленых глазах уже виден блеск, сопровождающий слезы. А Тим упрямо держит мое плечо, стискивая его пальцами, они не хотят меня отпускать, но придется, милые мои.
Я не знаю, что они чувствуют, не могу представить. На их лицах отражается боль, она искривляет красивое личико Эмили, заставляет Милли совсем по-детски поджать губы. Вам пора уходить, детки. Я бы пошел с вами, пошел куда угодно, я бы не оставил вас, ни за что на свете. Но ваши жизни дороже моей. Франко держит меня за руку, и перед тем, как отпустить его, я вкладываю в его ладонь синюю скрепку. Иди, мой мальчик, забирай их всех, и уходите. У меня вновь трясутся руки и колени, и мне кажется, что еще немного и мое сердце не выдержит. Просто откажется биться дальше. У меня было двадцать лет, чтобы подготовится этому. Господи, это мало! Как же это мало! Но ведь у вас не было и того…
Простите, если что-то было не так. Простите, что у нас было так мало времени. Мне так хотелось узнать вас. Но я всегда буду знать, мои хорошие, что где-то там среди семи миллиардов населения этой планеты живут шестеро настоящих Людей. *** Эту историю успешно замяли. СМИ какое-то время смаковало те крупицы информации, которые до них дошли, но мисс Кара Уиллоу успешно отбила все нападки журналистов на Future Industries. Фрэнк, а при рождении Франко Абрамсон, шурин того самого Марка Толла, главы международного центра полетов, вскоре после случившегося скончался. У него не выдержало сердце.
Не знаю, о чем он думал, но я не считаю его сумасшедшим стариком, каким представила его разъяренным инвесторам мисс Уиллоу. В любом случае, все шестеро роботов сейчас на свободе. На воле. И я не могу указать географические координаты этого мистического места, знаю только, что им удалось сбежать в тот день. И уже пять лет компания безуспешно пытается поймать беглецов.
Это те обрывки информации, которые мне удалось узнать, общаясь с такими же, как я, второсортными здесь людьми с серыми нашивками на формах. Меня зовут Рэймонд, и я никогда не забуду, как звонко и весело звучал смех этих… людей.
Да, они люди. |
Рассказ открыт для комментариев