20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.

13:33 19.04.2023
Сегодня (19.04) в 23.39 заканчивается приём рассказов на Арену.

   
 
 
    запомнить

Автор: Сергей Нагорьев Число символов: 29633
27. День космического десантника. Камерный мир. Финал
Рассказ открыт для комментариев

q030 Человек покидает свой короб


    

    В коробе наступила поздняя осень. Об этом можно было судить по начавшемуся гниению сухих листьев, незадолго до этого устлавших землю под единственным деревом. В отдельные дни из облака на потолке уже выпадал снег, но держался он недолго. Ночевать на полу становилось всё холоднее, даже несмотря на очень тёплый спальный мешок, и Тис перебрался в единственное строение в его коробе — стоящий в углу старый полуразвалившийся сарай, сохранившийся ещё от прежних владельцев. Стены сарая были покрыты мхом и лишайником, в нескольких местах на них росли разноцветные грибы, но это вовсе не мешало Тису сладко спать, свернувшись калачиком на коврике.
    Во сне он находился не в своём опостылевшем коробе, а в каком-то незнакомом. Там стояла свежая майская погода, приятно пахло цветами, чудно пели птицы. Тис бежал по заливному лугу, богатому высокой сочной травой. Из-за неё легко можно было не заметить небольшую речку, на берегу которой, у невысокого обрыва стояла круглая беседка, обдуваемая свежим ветром. В ней, болтая ногами, рукавами и ромашками в зубах, сидели на лавочке три миловидные девушки в белых приятно шелестящих длинных платьях и о чём-то беседовали. Когда Тис приблизился к ним, чтобы поздороваться, то обнаружил, что их лица ему странно знакомы, хотя он мог бы утверждать, что не видел их раньше. Одна из них — та, что была самого бойкого вида, румяная, с задорным огоньком в глазах, — засмеялась и крикнула ему:
    — Вы посмотрите, какой дрянной пастух идёт, пузатый срамник! Только и знает, что лёжа в мягкой травушке ногой болтать, да напевать какую-нибудь чушь. — Тис непонимающе улыбнулся:
    — Я вовсе не пастух. Вы меня с кем-то путаете, наверное. Да и пуза у меня нет.
    — Нет-нет, я тебя узнала. Вот на тебе и штаны как у пастуха, и куртка как у него. И волосы.
    — И оправдывается также нелепо как все пастухи, — сказала, оторвавшись от толстой книжки, другая девушка.
    — Мы любим, когда вы к нам заглядываете, — сказала третья, самая бледная и грустная на вид. — А то здесь так скучно. Жалко только, что вы всегда ненадолго. Так печальны расставания...
    — Да, это очень приятно. Мы, конечно, рассказываем много лжи, возможно, поэтому все и уходят так быстро… — начала говорить та, что с книжкой.
    — Это не ложь, а выдумка! Фантазия, — возразила весёлая.
    — Мы говорим много лжи, похожей на правду, но когда заходим, можем открыть истину. Причём такую, какую никто больше не знает. Хочешь, твоё будущее расскажем? — самая серьёзная уставилась на него в упор.
    — Хочу. Вот только мне кажется, что нет у меня никакого будущего. Всё одно и то же, изо дня в день…
    — Такого не может быть, чтобы ты был ещё жив, а у тебя не было будущего. Это оставляет твои причины без последствий — а такое мало кому удаётся, и вряд ли ты один из них. Так что, желаешь узнать, что тебя ждёт?
    — Может ты и права. Рассказывай уже.
    Тис приготовился слушать. Девушки встали вокруг столика в центре беседки и взялись за руки. Они начали произносить какие-то слова с непонятным для Тиса смыслом. Стол заискрился разными цветами, затем погас, но на нём проявились буквы неизвестного алфавита. Девушки глядели на них совсем недолго, после чего закрыли глаза и монотонным голосом стали озвучивать предсказание.
    — Следуй тропой наших слов. За чёрной стеной окна другие миры. Звонкие, глубокие, мрачные. Из земли на тонких стебельках растут глаза уморённых, глубоко погребённых душ; светятся в утробе лесов, в ухающих чащах. Капли крови запекаются на мху под древними стволами, всё тянущимися вверх, как будто стремящимися выбраться отсюда. В каждом из них одревесневшая, застывшая на кошмарной ноте песня. Ядовитыми ягодами покрыты поляны — крупными, мясистыми, с манящими ароматами. И вроде бы тихо, но нет-нет, да и появятся звуки, закружат вокруг — береги уши. А то исподтишка захрустят гнилушки, зашамкают губами трутовиков, веточки полуистлевшие к тебе тянут. А запах-то — всё падалью тянет, вокруг тропинки трупы зверей, и больших, и малых. И на твоих зубах кусочки, а выковырять не можешь. Смерти всё ждёт, но умереть покуда не может… А то костёр увидишь на поляне, обрадуешься, побежишь к нему. А там не те сидят, оглянулись на тебя и молчат. Хоть и огонь рядом, а холодно-то как, до костей морозит. Шаг назад делаешь, другой, а ноги в землю вросли, как в топь затянуло. Но всё ж побежишь сломя голову, а обернуться не смеешь — кинулись ли за тобой? И не ждёшь уже ничего, и не веришь в никуда, а только ноги переставляешь вдаль, пока не споткнёшься. И тут-то холодные руки и обнимут тебя под рубахой.
    Девушки закончили, но некоторое время ещё стояли с закрытыми глазами, пока Тис не нарушил молчание.
    — Жесть какая, — подытожил он.
    — Да уж, звучит зловеще. Впрочем, это может значить почти что угодно. — Одна из девушек засмеялась, другая заплакала, а третья стояла задумавшись и смотрела на реку вниз по течению.
    — Нам пора. Как-нибудь увидимся ещё, — сказала она. Тис не успел ничего ответить, как беседка оторвалась от берега и поплыла по реке, медленно растворяясь в расстелившемся над ней тумане. Девушки заиграли на свирелях грустную мелодию. Когда Тис стал просыпаться, ему казалось, что он всё ещё слышит её…
    Потолок потихоньку освещал строго кубическое пространство небольшого жилого короба. Постепенно свет проникал и в старый сарай. Чем светлее становилось, тем чаще Тис переворачивался с боку на бок, и сознание всё крепче утверждалась в его голове, вытесняя рассеивающуюся дремоту и эхо исчезающей музыки. Наконец, он открыл глаза. В простуженном горле першило, а во рту было кисло-горько от скопившегося за ночь гноя из разваливающихся зубов. Зрение всё ещё было затуманено. В голове слегка шумело. Всё тело ныло, как будто и не спал вовсе. Тис взглянул на круглые часы, одиноко висящие на одной из голых стен. С каждым днём сон всё длиннее. Сколько не спишь, а усталость не проходит. Надо встать и умыться. Хотя валялся бы ещё и валялся.
    «Как странно, — подумал Тис, — по-моему, под часами когда-то была дверь.» Он попытался вспомнить, куда она вела и когда он в последний раз проходил сквозь неё. «Ну да, это была дверь к коробу старухи Кро Колесо и далее к семье Перинок. Давно я уже не ходил в этом направлении. Но вроде бы месяц назад дверь ещё была. В последнее время в моём коробе их остаётся всё меньше и меньше. Надо бы сходить в местный совет общины, может быть, там посоветуют, что с этим делать.»
    Тис поднялся и, пошатываясь, натыкаясь на разбросанные по полу пыльные предметы, добрёл до родника, бьющего на уровне плеч из дальней от сарая стены. От него начинался ручей, протекающий через весь короб. Тис взял щётку и стал водить по зубам (паста у него уже давно закончилась). Затем он засунул ладони под струю воды и стоял так довольно долго, слушая шум. Звуки воды такие умиротворяющие. Наконец, он собрался с духом и ополоснул лицо, правда, только один раз. Ощущения немного улучшились, но кожа всё ещё казалась стянутой, помятой. «Надо бы помыться полностью, уже начинаю вонять. Но так не хочется, может быть вечером. А сейчас самое время поесть.» Тис прошёл к шкафчику у стены и отложил в тарелку часть лежащей в нём серой массы. При желании из неё можно приготовить самые разные блюда, но они все уже настолько надоели, что он ел полуфабрикат просто так, запивая кипячёной водой (чай тоже давно закончился) — невкусно, но пищевая ценность почти не уменьшается. Затолкав в себя одиннадцать ложек, Тис положил грязную тарелку в ручей, чтоб она очистилась. Еда ежедневно появлялась в шкафчике, но для этого надо работать. Впрочем, труд подождёт.
    А пока можно полежать после завтрака и посмотреть картинки за «окном». Тис улёгся около стены в том месте, где она становилась гладкой и матовой, и потёр рукой её поверхность. На ней стали появляться цветные изображения из самых разных коробов, как близких, так и далёких. Тут были и диковинные виды, и прекрасные пейзажи, и смешные сценки, и ужасные события. Можно было посмотреть, что происходит в мире, не выходя из своего короба. Сколько себя помнил, Тис с удовольствием проводил время у «окна». При этом каждый раз он постепенно отвлекался от просмотра и предавался собственным мечтам. Заваливался на спину, глядел на дефекты потолка и мечтал о том, о сём. Мысли постепенно становились всё менее конкретными, рассеивались, закольцовывались сами на себя, и сознание покидало Тиса, уступая место грёзам.
    На этот раз ему виделось, что он вместе с Елей — девушкой, которая некогда много значила для него. Да и сейчас, ввиду полнейшего отсутствия новых знакомств, она оставалась для него самой близкой. Во сне они украшали разноцветными бумажными шарами и гирляндами деревья в маленьком уютном саду их родного университета. Совет общины постановил, что уже пришла пора вновь отпраздновать День дверей. Завтра утром в центральном коробе состоятся официальные выступления, костюмированный парад, музыкальные представления и фейерверки, а затем гуляния продолжатся в жилых коробах граждан и коробах общественных заведений. Закончив с украшениями Тис и Еля сели передохнуть и попить пива на старинную, но всё ещё прочную скамью под липой, на которой они иногда проводили тёплые студенческие вечера. Освещение становилось всё слабее. Еля с мечтательной улыбкой на лице болтала ногой. Тису было хорошо просто сидеть с ней рядом, но всё же нужно было начать разговор:
    — Можно спросить тебя, о чём ты думаешь?
    — Я думаю о бесконечной бездне, ­­­­­­— тут же ответила Еля.
    — О чём, о чём?
    — О бездне — о том, у чего нет дна.
    — Я не понимаю. Что такое бездна?
    — Об этом говорил тот бродяга, которого мы с подружками угощали в парке, я тебе рассказывала. Так вот, он утверждал, что существует нечто помимо коробок.
    — Короба — это всё. Не может существовать чего-то помимо всего, — Тис улыбнулся.
    — Так вот, он утверждал, что коробки — это лишь всё то, что мы знаем, тогда как где-то есть что-то другое. Вот подумай, что такое коробка по сути?
    ­— Что тут задумываться, этому в школе учат. Короб — это первичная единица структурирования мирового здания. Это ограниченное пространство, которое можно обустроить так, как тебе хочется, чтобы с уютом жить в нём. Ну или в коробе можно организовать какое-нибудь общественное учреждение, или, допустим, сад разбить. Короба отличаются размером от малюсеньких кладовок до огромных муравейников, в которых живут тысячи людей, а также качествами пола и потолка, обеспечивающими разнообразный рельеф и климат, соответственно. Я мечтаю, чтобы у меня когда-нибудь была собственная коробка, знаешь, такая средних размеров, с тёплой атмосферой нормальной влажности. В углу стоит добротный дом с тремя комнатами и двором, под крышей которого в отдельных помещениях живут работяга-конь, мясной поросёнок, молочная корова и десяток дающих яйца куриц. Где хотят там и ходят защищающий территорию пёс и охраняющая душу кошка. Большую часть короба занимает засеянное хлебом поле, огород и сад. В саду, конечно же, скамейка под яблоней, на которой мы с женой любим сидеть вечерами.
    — Прекрасная картина, но задумывался ли ты хоть раз, что находится за пределами коробок? Может быть, действительно что-то бесконечное. Ведь коробки с их ограниченностью — это так скучно.
    — Погоди, я не понимаю, как может быть что-то вне коробок. Когда ты открываешь дверь, ты попадаешь в другую конкретную коробку. Весь мир как бы поделён на секции.
    — Оказывается, есть версия, что когда-то можно было делать новые двери и с их помощью налаживать связь с теми коробками, с какими хочешь.
    — Как ты наладишь дверь между двумя коробами, если они находятся далеко друг от друга, ведь между ними может быть немало других коробов?
    — Предполагается, что близость каких-то двух коробок лишь кажущаяся, на самом деле, каждая коробка — это отдельный мир, а двери можно наладить между двумя любыми коробками.
    — Это было бы удобно. Я мог бы ходить к тебе напрямик, а не проделывая длинный путь через всех этих скучных соседей. — Еля только улыбнулась на это.
    — Но больше всего мне в рассказах этого бродяги понравилась история о том, как он побывал в коробе без четвёртой стены.
    — Ну, это уже откровенный бред, в коробах всегда четыре стены, пол и потолок — куб, идеальная форма.
    — Можешь называть это чем угодно, мне нравится думать, что это правда. Так вот, вместо четвёртой стены у этого куба бездна. Обрыв, в который можно падать бесконечно. Если ты свалишься в него, то будешь лететь много-много дней, но и так никогда и не приземлишься. В полной темноте, ведь свету там неоткуда взяться. Лишь сильнейший ветер будет свистеть у тебя в ушах, пока ты не оглохнешь. В конце концов, ты настолько отчаешься, что смерть  от обезвоживания покажется тебе спасением. Но даже после того, как ты умрёшь, ты всё ещё будешь падать. — Еля рассказывала об этом, как о чём-то священном. Было видно, что идеи бродяги сильно взволновали её. — Я бы хотела побывать в этом коробе без стены и хоть недолго посмотреть в глубину.
    — Что тебя в этом привлекает? Даже если бы это место существовало, там страшно опасно. Наша община коробок такая уютная, в ней есть всё, что нужно, чтобы жить с удовольствием. — Еля посмотрела на Тиса с сожалением.
    — Мне хочется чего-то другого…
    Но это был только сон, частично перевранное воспоминание, и он закончился. А текущий день тянулся. В коробе стало жарко и душно. Тис лежал на голом полу и смотрел в потолок. Хотелось, чтобы подул свежий ветер, но откуда ему здесь взяться. Начинала кружиться голова, в глазах рябило, а может это колебался перегретый воздух. По потолку как будто ползли трещины, иногда они останавливались ненадолго, но затем, как бы стремясь наверстать упущенное, разгонялись и добегали до стены со всех ног. Пол слегка дрожал и совсем незаметно извивался. Мысли были плавные, но нехорошие, как тяжёлые холодные волны на растёкшихся за эти годы по душе одиночеству, страху и отчаянию. Обычно это была просто равномерная тоска, но сегодня она стала острой. В чём причина перемены понять не получалось. Вероятно, изменение произошло во сне, но Тис этого не осознал. Чем дольше он оставался один, тем большее значение придавал снам и грёзам. Он старался их контролировать или хотя бы просто запоминать в мельчайших деталях. «Пустая молчаливая тьма — вот, что окружает мою жизнь. Для этого вовсе не нужно идти на край света, — грустно подумал Тис. — Тем не менее, в этой мгле, вероятно, что-то всё же происходит, иначе не может быть.» Затекла спина, и Тис повернулся на правый бок. Боль перелилась туда.
    Тис думал, что он должен быть вместе с Елей. Очень плохо, что он не удержал её тогда. Без неё всё теряет смысл. Но её нет, и неизвестно где она и как её искать. Еля в последний раз вышла из его короба уже более трёх лет назад — вон в ту дверь, и направилась прямиком в короб ворот, от которого начинались пути в самые разные грани, чтобы исчезнуть из его жизни. Хотя, это, конечно же, не было её целью. Просто она перестала видеть здесь своё будущее, ей стало невыносимо тесно, захотелось побывать в новых интересных коробах, может быть даже добраться до короба без четвёртой стены. Иногда Тис не вспоминал об Еле месяцами, но затем внезапно находил её на задворках своей памяти, причём его чувство становилось только сильней и болезненней. Он не считал, что это любовь, так как испытываемое им явно не дотягивало до описываемого в  книгах, которые он читал в детстве, но, тем не менее, осознавал, что это самое сильное, что он чувствовал к другому человеку и, возможно, самое сильное, на что он способен. Насколько же далеко она сейчас, спустя всё это время?
    Вскоре после отъезда Ели Тису достался в наследство короб его умершей бабушки, и он переехал в него от родителей. Первое время он задумывал всё в нём переделать и даже сгоряча разобрал старый истлевший домик. Но возведение нового жилья затянулось по материальным причинам, и Тис постепенно обнаружил, что он вполне комфортно может ночевать и в сарае, благодаря довольно мягкому климату короба. В конце концов, он отложил строительство на неопределённое время. Тис соответственно своему характеру вёл неспешную уединённую жизнь, большую часть времени предаваясь сну, еде и примитивным развлечениям. Его короб, лишённый регулярного ухода постепенно приходил в запустение. Всё толще накапливалась пыль, всё беспорядочней лежали предметы на полу, всё спутанней делались мысли хозяина.
    Тис вспомнил, как последний раз был в ближайшем коробе ворот. Он с озверевшим взглядом расхаживал по нему, переходя от одной стены с многочисленными дверями к другой. Мусор перекатывался ветром по площади, скапливаясь у пустых скамеек для ожидания. Странно, куда отсюда подевались все, ведь когда-то тут было так многолюдно. Старые газеты, упаковки давно съеденных чипсов, пустые ящики и коробки. Осатанение накатывало на Тиса, когда он приходил сюда. А в детстве он обожал короба ворот, ведь здесь так легко мечталось о сказочных приключениях. Обычно Тис был очень спокоен, но от бесконечного ожидания в голове что-то переклинивало. Хотелось бить рукой по стенам, пинать всё, что валяется, рычать в пустоту. Мрачные тучи накатывали синхронно его душе. С потолка лил дождь, и Тис стоял с остекленевшими глазами под ним. Вода обливала его всего, он таял и даже плыл. Разливался озером, затопляя весь короб, прожигая, как крепкая кислота, паркет и стены. Огромная ненависть жрала его — неудовлетворённое чувство. Паутина трещин измельчала раз за разом дорожное покрытие и его лицо, освобождая землю и кровь. Монотонный треск давил в уши. То ли грязь, то ли боль лежали повсюду и в этом извивались израненные дождевые черви. Тису было жалко их, но в такие моменты он ни на что не обращал внимания. Подходил к кустам придорожного шиповника и обхватывал иглы ладонями. Слизывал красное языком, размазывал по лицу. Измотавшись совсем, он падал на спину и лежал, смотря на потолок, на котором к этому времени горело полно ярких ламп. Огромная сияющая пустота тогда наваливалась на него и придавливала, не давая не то что встать, но даже дышать. Он не сопротивлялся, и постепенно хватка ослабевала. Тогда Тис потихоньку успокаивался и просто лежал с открытыми глазами, но ничего не видя. Так проходило порядочно времени. Потом Тис находил в себе силы и садился. Морозный ветер сквозил из вечно открытых ворот. Тис только сейчас ощущал холод. Ёжился. Дрожал. Но встать пока не мог. И так проходило ещё время. И только когда лампы гасли на ночь, он поднимался и всё ещё ослабленный шёл через проходные короба к себе.
    Впрочем, чем больше проходило времени с расставания, тем реже Тис посещал короб ворот. Сейчас он не мог даже с определённостью сказать, какая дверь вела к нему. Вроде бы она находилась недалеко от дерева, но сейчас там ничего нет. Но пора было уже и поработать. Тис поднялся и побрёл в один из углов короба. Там находилась кабина, а внутри неё аппарат с рычагами. Необходимо было, следуя инструкции, нажимать их в определённой последовательности. Нудная, монотонная, физически и психически тяжёлая работа для людей, не способных на что-то большее. Оплачивалась скудно — в основном только полуфабрикатом еды, который появлялся в шкафчике у стены. Но зато можно не покидать стены, пол и потолок своего любимого короба — именно это и стало определяющим для Тиса, когда он после окончания университета не смог устроиться по специальности.
    Когда Тис закончил с работой, потолок уже потемнел. Тис вышел из кабинки и не узнал свой короб. От зарешёченного крохотного окошка сарая исходил тусклый свет, которого едва хватало, чтобы оглядеться. Короб был завален истлевшими верёвками, обломками досок и ржавыми металлическими изделиями неизвестного назначения. В его центре, среди всего этого хлама стоял квадратный колодец размером в два-три обхвата. Его стены из истрескавшегося красного кирпича были покрыты какой-то серой плесенью, слегка поблескивающей в слабом свете.
    Тис подошёл к колодцу и посмотрел вниз. На дне, на глубине около трёх его ростов, на каменном полу неподвижно стояли существа. От одного их вида его передёрнуло. Эти жуткие подобия людей занимали всё небольшое пространство внизу, вплотную прижимаясь сухой серой кожей друг к другу и к пыльным стенам. Их худые длинные тела на тонких стебельках шей держали огромные поднятые вверх безволосые головы. Ушей не было, рот и ноздри заросли непрозрачной кожистой плёнкой, а на месте глаз зияли бездонные дыры, как будто заполненные ужасом. Кожа вокруг словно скатывалась в них, цепляясь за края.
    И все они смотрели на него. Стояли неподвижно и смотрели. Все, кроме одного. Тот опустил лицо вниз. Тис отвернулся в омерзении. Но при этом успел заметить, что существа также отвели взгляд и уставились на пол. Тогда он вновь посмотрел на них, а они — на него. А тот как стоял, уткнувшись в пол, так и остался. И тут несколько из них вскинули вверх свои костлявые руки, сжимая и разжимая ладони. Мурашки бежали у Тиса по коже. Он сдерживал желание убежать, но всё же, сам не зная зачем, крикнул им: «Эй!». Как и следовало ожидать, никто не отозвался. Хотя, наверное, надежда на это у него всё-таки была. Они постояли ещё некоторое время и опустили руки. И вновь стали неподвижны. Как будто бы это и не человекоподобные существа, а столбы, или полипы, растущие из пола.
    Тис не мог объяснить как, но он узнал то существо, которое отводило взгляд. Он проглотил невидимый комок, застрявший в иссохшем горле, и отошёл от колодца. Только он хотел сделать ещё один шаг, как его что-то сильно и больно ударило в бок так, что он повалился на пол. Когда он более-менее оклемался и попытался встать, то заметил, что пострадавшая сторона тела онемела. Хотя способность двигаться осталась, омерзительные своей неестественностью ощущения заставили его вновь опуститься. При опоре на ногу казалось, что вместо неё мягкая подушка, рука безвольно болталась, а щека и губа обвисли как у дурачка, которым его пугали в детстве. Казалось, что сейчас слюни потекут наружу. Вся правая половина тела ощущалась как грубо пришитый чужеродный кусок варёного мяса. Когда эта ассоциация пришла Тису в голову, его передёрнуло, а перед глазами пошли волны.
    Но надо что-то делать. Тис снова встал и, пытаясь отгородиться от собственных чувств и тем более стараясь не анализировать их, поковылял, с мыслью выбраться и попросить у кого-нибудь помощи, к единственной двери из короба, которую смог увидеть. Но внезапно острая боль пробурила правую ногу, так, что он еле сдержался, чтобы не закричать. К его радости боль тут же прошла, но не успел он сделать и двух шагов, как прокололо снова. «Да что ж это такое.» — Тис запрыгал на месте, пытаясь отвлечься, но приступы повторялись вновь и вновь. Когда на пути оказался неизвестно откуда взявшийся кирпич, Тис пнул его с огромным раздражением, как будто это он был причиной боли, а затем упал на колени. Но отвратительное ощущение ватной ноги раздражающе напомнило о себе, захотелось вырвать её с корнем. Тис потерял силы на неё опираться и повалился на здоровый бок, вцепился левой рукой в голову и стал заунывно напевать детскую песенку про прыгающих по веткам сосны белок. Всё сильнее начинала болеть и кружиться голова. В глазах у Тиса помутилось, и он потерял сознание.
    Проснулся Тис уже на коврике у себя в сарае. Снаружи был какой-то шум, как будто шелестела лёгкая ткань. Он прислушался — звук перемещался вдоль дорожки от сарая к ручью. Против его воли гнетущее волнение стало помаленьку наполнять Тиса холодом. Он осторожно, боясь выдать себя невидимым силам, подобрался к окну. Луна светила пепельно-серо, и в этом цвете всё казалось очень мрачным и невыносимо старым, готовым каждую минуту развалиться.
    А на дорожке сидел белый кролик и жевал травку с газона. Как же давно Тис не видел этих существ — когда он был совсем маленьким, родители держали их наряду с другими домашними животными. Тис мог играть с пушистиками часами. Об этих временах у него остались самые приятные воспоминания, хотя и сильно размытые. Вот и сейчас, несмотря на неутихающее волнение, Тис не смог и не хотел удерживаться, вышел из сарая и стал тихонько подкрадываться к ушастому зверьку.
    Когда до кролика оставалось совсем чуть-чуть, на плечо Тису сзади опустилась цепкая рука. Он обернулся и увидел огромную бледную голову с массивным лбом, малюсенькими красными глазками и ужасным истекающим слюной безгубым ртом полным острых зубов. Голова была такого же размера, как и скрытое под чёрной рваной накидкой туловище пришельца. Коротенькая костлявая рука существа стала ощупывать лицо взмокшего Тиса, как это делают при близком знакомстве слепые, десятилетиями живущие в коробах без света.
    — Да, это ты. Я нашёл тебя… — существо размеренно произносило слова, как будто в полусне. При этом лицо его совершенно не двигалось, только со лба, из едва заметной ранки, медленно стекала капелька крови. Тис трясся от страха в руках чудовища, не в силах предпринять что-либо. — Тебе придётся покинуть этот короб. Ты больше не можешь здесь оставаться. — При этих словах Тиса охватила паника, он то бормотал, то кричал, отступая от существа шаг за шагом. Оно отпустило его и Тис, споткнувшись, упал на камни дорожки, расцарапав локоть. Существо как будто напряжённо думало о чём-то, пыталось найти ответ на очень сложный вопрос. Наконец, решившись, оно вытащило из-под накидки маленький цветок с красными лепестками и чёрной сердцевиной и положило на отползающего Тиса.
    — Это тебе на память.
    — Кто ты такой? Зачем пришёл сюда? — завопил Тис.
    — Я тот, кто будет теперь жить в этом коробе вместо тебя, ведь тебе он всё равно не нужен. Я долгие годы пребывал потерянный и всеми забытый в Коридоре, пока не узнал, что я могу занять твой короб. Я так обрадовался и сразу поспешил сюда. Еле успел, могли опередить, — существо засмеялось. — Спасибо тебе, здесь было очень мило, но я, пожалуй, обустрою всё по-своему. Как тебе понравился мой террариум? Сбор этих несчастных созданий был моим единственным развлечением всё это время. Они такие забавные.
    — Что ещё за Коридор? — пролепетал Тис.
    — Коридор — это место, в котором ты оказываешься, когда выходишь из коробки.
    — Когда я выхожу из короба, я оказываюсь в другом коробе.
    — Известные тебе коробки слишком давно и тесно связаны друг с другом, поэтому при переходе из одной в другую, люди почти не замечают, что оказываются в Коридоре. Это так удобно для них. И так страшно для нас — тех, кто находятся там, не видя выхода, потеряв всякую надежду. Оказаться в коридоре значит познать страх: ползучий, мерзкий, холодный, обволакивающий всё тело, выбивающий с размаха зубы, липкой жидкостью приклеивающий руки к телу и ноги друг к другу, делая их неподвижными. Это бесконечные закоулки, в которых легко потеряться и так сложно найти тепло. Здесь совсем нет света, только отголоски, искорки, тени солнечных зайчиков. Свет опасается заглядывать сюда, боясь померкнуть от стыда, заразившись вечной мглой. Мрачно тут, всё опутано чёрной паутиной, такой манящей, ведь кажется, что в ней скрывается освобождение от страданий. Но это ложь, не вздумай поддаться. Она засосёт твою душу, заключит её в свои тесные объятия, не пошевельнуться, не выбраться. Останется только вечно смотреть на пустые стены и плакать беззвучно, так как голос твой она тоже заберёт себе. — Слова существа дрожали в воздухе, хотя выглядел он по-прежнему спокойно.
    — Значит, Еля была права, и есть что-то помимо коробов. — Тис собрал в себе остатки смелости и начал вставать. — Убирайся отсюда, это мой дом, и никуда я не уйду. — Существо ухмыльнулось и с неожиданной силой стало молча бить ногами не успевшего подняться Тиса. Когда тот перестал отпинываться оно село ему на спину, взяло за волосы и несколько раз ударило лицом об пол, а затем довольно сообщило:
    — Эта девчонка, по которой ты сохнешь — слыхал я о ней. Думаешь, что она без тебя холодала, голодала, предавалась вечной скуке, смотрела в угрюмые стены пустых коробок, стараясь разглядеть в их гранях твой лик, плакала горько, а когда уже не оставалось сил лить слёзы, неподвижно сидела молча? Конечно же нет! Ей было вполне хорошо, весело и радостно. Много интересных мест повидала и с интересными людьми познакомилась, не такими невыносимо скучными как ты. А о тебе она вспоминала разве что с горечью, как о ничтожном черве. Впрочем, всё это было до поры до времени. Как-то раз я её видел и сам.
    — Она тоже была в Коридоре? — с ужасом спросил Тис, еле двигая разбитыми губами.
    — А ты как думал? Ей было мало коробочек. Она искала выход из них и однажды нашла, — существо истерически засмеялось. — Вот и оказалась с нами. Когда я её встретил, её изодранное, но всё ещё прекрасное белое платье скрывало уставшее от жизни бледное тело. Впавшие глаза почти потухли, лишь слабые искорки былой страсти к жизни теплились в них. Рядом с ней сидел пёс — огромная крепкая собака с капающей изо рта алой кровью, готовая порвать за свою полумёртвую хозяйку и, как говорят, не раз делавшая это. В глазах её темно, как в отдалённых уголках мрачного Коридора. Должно быть, девчонка и сейчас где-то там. Такие как она из Коридора не выбираются.
    — Я должен найти её, — сказал Тис. — Может быть, ей ещё можно помочь.
    — Вот и славно. Отправляйся-ка в путь. Тебе давно уже пора. А я пока здесь поживу. И будет нам обоим хорошо, — Существо захохотало. — Я подожду, пока ты соберёшь необходимые вещи и затем выйдешь отсюда навсегда. Идти надо вон туда, — существо указало на дверь, которой в коробе раньше не было. Затем оно отпустило Тиса и схватило ручонкой кролика, откусило и тут же проглотило его голову, а тело закинуло в висевшую до этого за спиной духовую трубу. Тис поднялся, осторожно обошёл существо и обречённо побрёл в сарай.
    Когда он собрался и вышел обратно с рюкзаком, который не одевал со студенческих лет, существо всё ещё стояло на том же месте, неподвижно и беззвучно. «Это больше не мой короб, теперь его. Ну, вот и всё», — подумал Тис, в последний раз оглядел пространство между этих стен и уверенно двинулся к двери в Коридор, на данный момент единственной двери в этом коробе. Дошёл до неё, открыл и вышел.

  Время приёма: 23:15 29.01.2013

 
     
[an error occurred while processing the directive]