20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.

13:33 19.04.2023
Сегодня (19.04) в 23.39 заканчивается приём рассказов на Арену.

   
 
 
    запомнить

Автор: БронепоеZZд Число символов: 14567
03 Человек-07 Внеконкурсные работы
Рассказ открыт для комментариев

...будешь со мною в Раю


    Сатана пришел к Иисусу рано утром.
     Солнце едва выглянуло из-за горизонта. Оно посмотрело на бескрайнюю пустыню, сначала пригляделось к двум фигуркам посреди безжизненных песков… а затем потеряло к ним всякий интерес. Подумаешь, еще двое. Людей в мире настолько много, что проявлять любопытство к какому-либо из них – совершенно бесполезная трата времени.
     Солнце не знало, что эти двое не были обычными людьми.
     Многодневный пост измотал Иисуса. Этот духовный подвиг дался проповеднику нелегко, но, увидев искусителя, он встал с давно нестиранной тряпки, заменявшей ему ложе, и радушно встретил гостя.
     Искуситель, которого равви всегда представлял не иначе как змеем, явился в облике человека, высокого, широкоплечего, чернобородого. Несмотря на все это, спаситель твердо знал, кто к нему пришел, ибо умел он видеть невидимое. Одет враг рода человеческого был просто - в доходившую до колен рубаху, на голове – шапка из навитых полос ткани. За широким поясом – нож. С этим ножом, да с этой бородой выглядел он точь-в-точь разбойником с большой дороги.
     - Ну, здравствуй, спаситель, - искуситель улыбнулся, неожиданно дружелюбно. А вот слово «спаситель» прозвучало даже с ноткой издевки.
     Иисус никак не мог понять, как ему следует себя вести. С людьми было просто, людей Иисус старался жалеть. Не даром он сам учил других тому же - ведь плох тот учитель, что говорит последователям своим одно, а сам вершит другое. Жалеть получалось не всех, но равви честно старался, безжалостно коря себя за любую промашку, за любую уступку греховной человеческой природе. Однако – можно ли испытывать жалость к искусителю? Назорей помыслил немного и решил, что попробует.
     - И ты здравствуй, - приветствовал он явившегося к нему.
     - Голоден? – спросил чернобородый.
     - Пожалуй, что да, - согласился Иисус.
     Сатана присел на корточки, выбрал среди песка камень, коснулся его пальцем – и камень обратился блюдом, на котором возлежали сочные куски жареного мяса. Коснулся другого булыжника – и тот стал чашей доброго вина.
     - Хочешь? – спросил искуситель Иисуса.
     - Нет, спасибо, - с вежливой улыбкой отказался тот. – Назореи не пьют вина.
     - Посмотри, здесь не только вино.
     - Все равно. Извини.
     - Почему же? Ты ведь сам сказал, что голоден.
     - Еще древними сказано: не хлебом единым жив будет человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих. Так что я, пожалуй, воздержусь и предпочту слово Божье тому, что исходит из твоих рук, враг рода человеческого.
     - Вот как ты честишь меня, - рассмеялся искуситель. – А если скажу я, что послан к тебе никем иным, как самим Богом? Что тогда ты ответишь мне, самозваный сын Божий? Что тогда?
     - Ты ничуть меня не удивил, - спокойно ответил Иисус. – Ибо мне известно имя. Диавол - зовут тебя эллины, а филистимляне кличут тебя Вельзевулом, но для меня ты – сатана, что значит «обвинитель», верный слуга Бога. Ты испытывал для него Иова, а потому я легко поверю твоим словам. Мнится мне, что ныне ты прислан испытать меня. Так ли это?
     - Так, - кивнул сатана.
     - Но позволь спросить: отчего ты назвал меня самозванцем?
     - Что-то жарко становится, - сказал в ответ сыну Иосифа и Марии его гость. – Потерпи мгновение, и я отвечу на твой вопрос, но прежде…
     Он щелкнул пальцами, и солнце спряталось за одинокой тучкой. Тень укрыла беседующих от палящего зноя.
     - Так-то лучше… - пробормотал сатана. – Ах да, я обещал тебе ответ. Ты самозванец потому, что ты и есть самозванец. Ведь не станешь же ты утверждать, что все эти выдумки про святого Духа, который снизошел на мать твою Марию, - истинная правда?
     - Конечно, не буду. Я не препятствую распространению этих выдумок, равно как и не распространяю их сам. Но все мы дети Божьи, и этого ты, сатана, не можешь отрицать. Так что, если с этой точки зрения посмотрим – почему же я не сын Божий?
     - Ловко, - ухмыльнулся искуситель. – Не у меня ли учился словоблудию? Нет, я точно знаю – не у меня. Однако не будем тянуть время, у меня еще кое-что припасено…
     Вновь щелкнул пальцами чернобородый гость, и не успел Иисус и глазом моргнуть, как оказался он в неком городе, под ногами вместо песка пустыни – кровля храма. Внизу – дома, улицы, спешат по своим делам люди.
     - Думаешь, Бог на самом деле ценит твою жизнь? – раздался над самым ухом голос искусителя. – Давай проверим? Бросься вниз, если поистине веришь, веришь не в Бога, но – Богу. Прыгни, и пусть его ангелы подхватят тебя и спасут. Ну же? Ведь если ты – спаситель, то это про тебя сказано: Ангелам Своим заповедает о тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею.
     - Придумай что-нибудь иное, - кротко возразил ему назорей. – Я тоже знаю многое, что сказано. И вот что еще говорят: не искушай Господа Бога твоего. Так что без долгих размышлений отвечу, что не буду искушать Бога. Искушение - твоя работа.
     - Иное? – хитро прищурившись, переспросил искуситель. – Что ж, будет тебе иное. Надеюсь, мало не покажется.
     И новый щелчок сатанинских пальцев вознес их обоих на некую весьма высокую гору. С той горы удивленный Иисус увидел весь мир. Все царства земные лежали у их ног. И тогда сатана сказал ему:
     - Видишь?
     - Вижу, - кивнул звавшийся спасителем.
     - Хочешь, дам тебе власть над всеми этими царствами? Ты ведь хотел спасти людей от мук ада, от их греховности? Так вот – бери их, владей. Правь ими, издай законы, по которым никому нельзя будет грешить, и заставь людей их соблюдать. А я тебе помогу, ибо власть над этими царствами передана мне, и я, кому хочу, даю ее.
     - Но тебе-то какая в этом корысть? – с интересом спросил Иисус, пытаясь смотреть искусителю прямо в глаза.
     Искуситель же глаза отводил.
     - Мне потребуется от тебя самая малость. Поклонись мне. Поклонись – и все будет твое, таково слово сатаны.
     - Я не могу сделать этого, - вздохнув, признался равви.
     Было видно, что поначалу предложение сатаны увлекло его, да цена оказалась слишком большой.
     - Отчего же?
     - Господу Богу твоему поклоняйся, – вновь ответил Иисус древними словами, - и Ему одному служи. Так что – отойди от меня, сатана, нет у тебя надо мной власти.
     И сатана отошел. Подвинулся в сторону, испытующе посмотрел на Иисуса. На этот раз искуситель все же рискнул встретиться взглядом с тем, кто объявил себя спасителем. Тяжек был взгляд сатаны, не пожалел он стоявшего пред ним человека и вложил в свой взгляд ту силу, с которой порой дерзал спорить с самим Богом – но выдержал Иисус и не отступился.
     Теперь уже сатана тяжело вздохнул. И вновь отвел глаза.
     - Мне жаль тебя, искуситель, - негромко сказал Иисус.
     - Жаль? – изумился сатана. – Меня? Жаль? Почему?
     - Ты всю свою жизнь вынужден нести зло хорошим людям.
     - А что могу я с этим поделать? – пожал плечами собеседник Иисуса. – Так заповедано Богом. Ты ведь не хочешь пойти против Него? Впрочем, сколь бы не ссылался ты на слова древнего Писания, порой ты ему противоречишь.
     - Бог несправедлив, - сказал равви. Ему явно очень не хотелось говорить этого – а вот пришлось. – Бог несправедлив, и своим учением я хочу показать истину не только людям – но и Ему. Быть может, увидит он и поймет, что нельзя быть столь жестоким по отношению к людям.
     - Молчи! – рассмеялся сатана. – Молчи, а то сболтнешь ненароком что-нибудь лишнее, да и разгневаешь Его. Думается мне, что ты достойно выдержал испытание. Иди дальше. Учи. Веди за собой людей. Надеюсь, ты не откажешься принять от меня маленькое пророчество?
     - Смотря какое.
     - Берегись горы, спаситель, – на этот раз последнее слово искуситель произнес без малейшей иронии. – Берегись горы.
     - Но ведь гор у нас в Иудее так много, - рассмеялся Иисус, - что, если следовать твоему совету, я должен покинуть родину и проповедовать учение свое где-то за морем. Так что – спасибо на добром слове, но смерть придет ко всем, раньше ли, позже ли. Потому, думается мне, когда придет мой час умирать, моя гора найдет меня, как бы не прятался я от нее.
     - Наверное, ты прав, - после недолгого раздумья согласился с ним сатана. – Ну, куда доставить тебя?
     - Куда? Да, наверное, в Галилею.
     * * *
     На пути к Голгофе Иисус вспомнил о том, что предрекал ему сатана. Конечно, прежде Голгофы были и другие горы.
     Несмотря на те слова, что сказал он искусителю, подниматься на первую встреченную им вершину было тяжело. Иисус на самом деле испытал страх и надолго остановился у подножья. Хорошо еще, что прочие бывшие с ним решили, что учитель говорит с Богом, а потому молчит и не обращает на них внимания. Наконец, проповедник собрался с духом и двинулся вверх по узенькой тропке, остальные – за ним.
     И – ничего. Ласково светило солнце, ободряюще напевал ветерок, шевеля ветви деревьев. И учитель успокоился.
     Именно в тот день избрал он двенадцать человек, что станут ближайшими его учениками, что понесут слово его другим народам.
     Сходя с горы к толпе слушателей, ожидавшей его, назорей различил среди людского скопища лицо искусителя. Протер глаза ладонью, присмотрелся – нет, точно не ошибся; он. Сатана подмигнул ему: мол, давай, учитель, учи. Не бойся, я присмотрю, если что.
     И небывалое доселе вдохновение снизошло на равви. Он говорил в тот день так, как ни разу не говорил ранее, и восторженные слушатели расходились, говоря друг другу:
     - Воистину, он предреченный нам спаситель.
     Потом были другие горы… Другие проповеди… А вот теперь – Голгофа, последняя гора, и ничего уже не скажешь, остается учить лишь собственным примером. Хотя висеть на столбе, умирать под палящими лучами безжалостного солнца – это, наверное, очень больно. А пока что – просто страшно. И даже стыдно, стыдно перед учениками за свое бессилие, за то, что он – он, спаситель, Царь Иудейский, шагает на казнь. Наверняка кое-кто из них до последнего верил, что равви не отдастся в руки палачей. Что Господь Бог не допустит этого, ангелы с пылающими мечами сойдут с небес, закроют телами, а молнии поразят тех, кто осмелился…
     Не о том ли мечтал Петр, бросаясь с мечом на слуг синедриона?
     Но Иисус удержал Петра, заставил того опустить оружие, позволил связать себя и судить – если это посмешище можно было назвать судом.
     А ныне – узрите, Сын божий, Царь Иудейский, бредет к месту своей казни, и хорошо еще, что не самому ему выпало нести свой столб – схватили по дороге какого-то беднягу, возложили Иисусов столб ему на спину. Несчастный бредет, едва не падает, не понимает, за что выпала ему сегодня такая неудача.
     И еще двое бредут сзади, сами волокут свои столбы – пойманные недавно разбойники. Лиц их Иисус не видел, разбойников держали в ином месте, вывели их на казнь позже спасителя, а сейчас оборачиваться нет никакого желания. Зачем? Там, на Голгофе, и посмотрим.
     Серые потные лица по обе стороны дороги. Они рады. Им весело. Солнце печет невыносимо, и нет рядом сатаны, чтобы, щелкнув пальцами, укрыть светило из ниоткуда взявшейся тучей. Горькая пыль першит в горле. Шаг за шагом усталые ноги несут его к смерти.
     Все.
     Пришли.
     Иисус глянул на тех, с кем предстояло ему сегодня покинуть этот мир – и обомлел. Слева от него привязывали к столбу здоровенного детину, у которого слово «душегуб» разве что на лице не было написано: глазки маленькие, злые; лоб тяжелый, покатый. А справа…
     Справа улыбался непризнанному спасителю давешний знакомый, сатана. Все в той же простой длинной рубахе, в той же шапке, лишь ножа за поясом не было. Впрочем, одежду с него воины тотчас сняли, и с Иисуса, и с душегуба со злыми глазками. Чего добру пропадать, одежду затем воины между собой разделят или, чтобы интереснее было, разыграют в кости.
     - Ты? – выдохнул удивленно равви. – Ты? Зачем ты здесь?
     - Даже и не знаю, как тебе объяснить. Я слушал многие из твоих проповедей, и твои слова запали мне в душу.
     - У тебя есть душа?
     - Конечно. У всего, что сотворено Богом, есть душа. Да я не об этом, не перебивай.
     Воины, привязывая осужденных преступников, не мешали им разговаривать. Не все ли равно, если им так и так скоро помирать.
     - Так вот, я неожиданно понял, что всю свою жизнь я лишь мучил других, но никогда не мучался сам. Я попросту не знаю, что это такое – мучения.
     - И ты…
     - Да. Я испытывал других, но сегодня решился испытать себя. Надеюсь, ты не будешь возражать против моей компании?
     - Не буду. Может, умирать вместе с тобой будет не так страшно.
     - Ты что же, не веришь, что попадешь в рай?
     - Верю. Но все-таки…
     Их привязали к столбам, руки завели за коротенькие поперечные перекладины. Столбы подняли, поставили в заранее подготовленные ямы, ямы забросали землей.
     Вокруг толпились зеваки, которым в праздничный день хотелось насладиться зрелищем казни. Тем более, что не каждый день увидишь, как казнят Царя Иудейского – именно так было написано на табличке, приколоченной к столбу.
     Палило солнце, немилосердно жгло голову, соленый пот стекал со лба и разъедал глаза. Руки и ноги, грубо скрученные веревками, немели. Огненные цветы вперемешку с черными пятнами танцевали перед глазами, и уже непонятно было, где явь, где бред, вызванный солнечным ударом.
     Иисус и сатана мучались молча.
     - Воды… - хрипло простонал разбойник. – Дайте воды…
     Воины, издеваясь, мочили губки в уксусе и, нанизав на копья, протягивали осужденным.
     - Так если ты царь и спаситель, - выкрикнул кто-то из толпы, разглядывая Иисуса, - что же не спасешь себя?
     Остальные с хохотом подхватили эти слова. Как еще мог разглядеть признанный самозванцем иудейский царь сквозь колышущееся перед глазами марево, многие из тех, что сейчас поносили его, были на его проповедях, просили благословления для себя и своих родных. Он, не говоря ни слова, прощал их, потому что понимал, что пришел не вовремя.
     - И то верно, - прохрипел слева разбойник, - если ты воистину Спаситель, так спаси. Нас спаси, себя спаси. Ну же, яви нам чудо.
     Назорей не хотел отвечать распятому. Больно было разлеплять запекшиеся от немыслимой жары сухие губы. Вместо него ответил сатана, с трудом ворочая языком в пересохшем рту:
     - Зачем злословишь на него? – спросил сатана. – Или ты не боишься Бога, когда сам осужден на то же? И мы осуждены справедливо, потому что воздается нам ныне по делам нашим.
     Разбойник скривился и хотел было сплюнуть, но слюны уже не было.
     - Спасибо, - прошептал Иисус.
     Тихо прошептал, но сатана его услышал.
     - Пожалуйста, - ответил он. – Ну что, как ты думаешь, попадем мы с тобой в рай? Не забудь помянуть меня, когда придем мы в Царствие Твое.
     И услышав эти слова, равви улыбнулся.
     Гул толпы смолк. Удивленные люди во все глаза пялились на умирающего назорея. «Это он совсем с жары умом тронулся», расслышал равви чей-то сбивчивый шепот. Этой улыбки не могло быть, тело уже не слушалось его. Иисус чувствовал приближение смерти. Черные пятна и огненные цветы перед его глазами превращались в сплошную пелену мрака – но он собрал последние силы, взявшиеся невесть откуда… Заставил себя улыбнуться и сказал, громко и отчетливо, так, что услышали его многие:
     - Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю.

  Время приёма: 17:33 08.07.2007

 
     
[an error occurred while processing the directive]