Есть не хотелось. Как не хотелось спать. Как не хотелось жить. Я не понимала, что происходит. Сначала думала, что часы просто сломались. Нет, не так. Надо по порядку. Я сидела дома одна, если не считать Кота. Как всегда, шарилась в интернете. Без особой цели, ‒ так просто, чтобы время занять. Просматривала сайты приколов, играла во флеш-игры для олигофренов, где нужно собрать три шарика одного цвета, переписывалась с друзьями, что-то качала. И вдруг интернет резко отрубился. Я посмотрела на часы. Минута до полуночи. Диван был разобран, но спать не хотелось. Если честно, ничего не хотелось. Я взяла книгу и через силу начала читать. Слова гулко звенели в моей голове, но никак не связывались друг с другом. Смысл предложений просто не доходил до меня, и, промучившись минут пять, я поняла, что это бесполезно. Захлопнула книгу и бросила ее на стол, согнав наглого Кота с системника. Снова посмотрела на часы. Минута до полуночи. Надо их подвести. Я подошла поближе и увидела, что часы-то работают. Но как только длинная стрелка доползала до двенадцати, она на миг замирала и начинала столь же размеренно двигаться обратно. Ну вот, сломались. Впрочем, неудивительно. Им сто лет в обед. Завтра отнесу в ремонт. То есть уже сегодня. Снова села за компьютер. Интернет по-прежнему не работал. От нечего делать стала рыться в папках, зная, что ничего нового я там все равно не найду. Случайно бросила взгляд в правый нижний угол экрана и обмерла: минута до полуночи. Я специально открыла окошечко с часами, подождала. 23:59:59 сменилось на 0:00:00 и тут же превратилось в 23:59:59. Я проверила все часы в доме, на мобильнике, на микроволновке, на дивидюке – то же самое. Всему этому должно быть разумное объяснение. Предположим, вирус из компьютера мог попасть в мобильник, но как он оказался в микроволновке и в старых стрелочных часах, которые к компу никак не подсоединяются? Грозы не предвиделось, но не думаю, что электрические возмущения в воздухе как-то повлияли бы на все часы в доме. Выглянула в окно. Туч нет, совершенно чистое небо. Помигивая, пролетел самолет. Пробежала крыса и спряталась под чьей-то легковушкой. Людей не было видно. Я снова посмотрела на часы в мобильнике, поставила стрелочные. Все то же самое: минутная стрелка раз за разом возвращалась на отметку без минуты двенадцать, самолет летел хвостом вперед в сторону аэропорта, а крыса бегом пятилась обратно, к подвальной отдушине. Мне стало не по себе. Я вышла в предбанник, вцепившись в сотовый холодными пальцами. Ткнула в белый пупырышек звонка. Мне не открыли. Я прижалась ухом к дерматиновой двери. Там, в квартире, соседи раз за разом слушали неизмеримо глупый диалог героев какого-то фильма. Они не подозревали, что живут в бесконечном повторе. Счастливые. Сердце как сумасшедшее стучало где-то под подбородком, а легкие не могли втянуть достаточно воздуха. Я позвонила в остальные квартиры, уже понимая, что это безнадежно. Та же история. Что происходит? Что за день сурка? Мамочка, да что же это? Кот вышел из квартиры и уселся на грязный кафель. Я тупо посмотрела на него, а он сверкнул глазами на меня. Только через какое-то время до меня дошло, что Кот никуда не девается, а спокойно вылизывается, не обращая ни малейшего внимания на всю эту непонятность с часами. Я несмело кискиснула ему, но усатый товарищ проигнорировал мой зов, ‒ впрочем, как и всегда, ‒ и поскребся в дверь, ведущую на лестничную клетку. Я открыла ему, Кот умчался куда-то вниз. Над головой висела страдающая нервным тиком длинная лампочка и издавала неописуемо противный звук. Я пошла было за Котом, но подъезд начал внезапно заполняться густым белым туманом, все вокруг так заволокло, что вытяни руку – пальцев не увидишь. Я решила спускаться на ощупь. Как слепая, искала ногой следующую ступеньку, но далеко уйти не удалось. Я вытянула носок, даже полуприсела, но четвертой ступеньки так и не смогла найти. Там была просто туманная пустота. Третья ступенька начала проседать подо мной, как плохо надутый воздушный матрас. Я взвизгнула и взбежала наверх. Туман уже клубился в моем предбаннике, но я успела юркнуть в квартиру и запереться, прежде чем пол растворился под моими ногами. Выглянула в глазок. Ничего не видать, даже дерматиновой двери напротив. Ровное жемчужное сияние. Я прислонилась к косяку и заплакала. *** …не знаю, сколько прошло времени. Я сидела на подоконнике и бездумно следила за крысой, которая в очередной раз скрылась в подвале и снова выскользнула оттуда, направляясь к легковушке. Мой Кот сидел снаружи, там, куда мне не было дороги, и провожал грызуна сытым ленивым взглядом. Потом это занятие надоело усатому товарищу, и он, махнув хвостом, исчез в завитках тумана, почти как Чеширский тезка. Предатель!.. Разбитые стрелочные часы, впитав все осколки, взлетели с ковра и прыгнули на подоконник. Я уже почти без злости опять швырнула их об пол. Я не хотела смотреть на свою комнату: очертания предметов стали размываться, и не потому что в глазах у меня стояли слезы. Стоило прикоснуться к чему-то, и линии обретали четкость, но уберешь руку – и снова все расплывается. Подозрительно реальными оставались только стол, стул и компьютер, но именно поэтому я и боялась к ним подходить. Крыса, проклятая крыса. Бесполезный грязный паразит. Как бы я хотела сейчас оказаться на твоем месте! Ты-то не понимаешь, что раз за разом делаешь одно и то же. Для тебя время идет как всегда. А может, ты на самом деле перебежала из-под той легковушки к желанной помойке и упоенно роешься в объедках. Только я застряла в этой одинокой минуте до полуночи и не знаю, чем заслужила это. Как не знаю, кто это сделал. Как не знаю, что делать и как это прекратить. Часы опять оказались на подоконнике – абсолютно целые. Я впилась в секундную стрелку взглядом и вслед за ней обвела неспешный круг по циферблату. Все мысли, всю волю, все желания ‒ все, что было в моем существе, я сосредоточила на ее кончике. Только не назад, только не назад, пожалуйста! Стрелка на миг замерла на отметке «двенадцать» и начала столь же размеренно двигаться обратно. Две соленые капли упали на пластиковый корпус – одна со лба, другая с ресниц. Я зарычала и в очередной раз жахнула часы об пол, зная, что несколько секунд – и они станут совершенно целыми, и так будет снова и снова, пока мне не надоест их бить. Еще немного – и я попробую самоубийство. Главное, чтобы это было быстро. Нужно будет умереть за одну минуту. Потому что кровь возвращается в рану, которая как ни в чем не бывало затягивается, ‒ я проверяла. Еще немного – и я решусь. Я посмотрела в окно. Такое впечатление, что я окунулась в кучевые облака. И здесь туман. Ничего, кроме тумана. Никого, кроме меня. Туман плотнел, темнел и налипал на стекло, которое уже истончилось, как стенки мыльного пузыря. Через секунду оно лопнуло, черный густой туман окутал меня, комнату, прозрачный и неестественно мягкий подоконник. Я опустила ноги на то, что некогда было полом. Теперь он превратился в холодную, скользкую и абсолютно черную поверхность, в которой отражалось мое испуганное лицо. Конечно, тогда, когда ее не затягивал туман. От моей маленькой уютной квартирки остались только стул, стол и компьютер. Все остальное погрузилось в деготь. Даже очертаний не было видно. Мне больше ничего не оставалось, как покориться. Я села и положила руки на клавиатуру. Теперь ноги не касались даже того, что заменяло пол. Я плыла в абсолютной пустоте, как в космической бездне. Наверное, так выглядит черная дыра изнутри. Я выдохнула, набралась смелости и посмотрела на монитор. На нем горело окно сообщений, как в аське, только имени собеседника нигде не значилось. Курсор призывно подмигивал, и я написала: ‒ Сколько я уже здесь? Ответ пришел мгновенно: ‒ Всего одну минуту. Или пять часов сорок три. Или вообще нисколько. Я похолодела. Наверное, я бы убежала или хотя бы отодвинулась, но не смогла даже привстать со стула. Да и куда бы я побежала в этой черноте, где нет ни верха, ни низа, ни расстояния, ни времени ‒ ничего. Здесь, наверное, был Бог, пока не сотворил мир. Здесь, наверное, растворяются буддисты, вырываясь из заколдованного круга Сансары. Вот оно ‒ величайшее Ничто, которым оперируют все философы, не в силах ни представить его, ни осознать. Я сделала еще одно усилие и снова потянулась к клаве. ‒ Сколько я еще буду здесь? ‒ Сколько потребуется. ‒ Кто ты? ‒ Ты все время жалуешься, что у тебя нет времени. ‒ Но я не жаловалась, ‒ я уже не печатала, а просто говорила. Да и ответы появлялись не на экране, а в моей голове. ‒ Ты все время ныла, что у тебя нет времени. Что тебе некогда писать, потому что то-сё, пятое-десятое. Вот тебе время. Такого подарка не получал еще никто. А ты сидишь и стенаешь. ‒ Какой же это подарок! Это пытка! Ты запираешь меня, отсюда никак нельзя выйти, я совершенно одна, мне страшно! Зачем ты это делаешь со мной? ‒ Глупый вопрос. И ответ ты знаешь. Хотела времени – получи. Пользуйся. ‒ Но как можно писать в абсолютной пустоте? Вдохновение рождается из наблюдений за внешним миром, из подсмотренного, а не просто так. Что я здесь увижу? О чем мне писать? ‒ У тебя уже есть задумка. Притом давно. У тебя есть примерный сюжет и образы героев. У тебя есть средства и умения. У тебя есть даже наметки, даже начало у тебя есть. Ты можешь написать книгу, от которой перевернется все человеческое сознание, все представление о мире. И вместо того, чтобы сесть и писать, ты все время занимаешься какой-то ерундой, просто заполняешь немногие отведенные тебе годы бесполезно прожитыми минутами, часами, днями. Потом будет поздно сожалеть. Время уходит. И если бы ты не играла в компьютер, не смотрела телевизор, не читала подделки под искусство, а просто вместо этой жвачки для мозгов посидела бы на диване, ты бы почувствовала его неумолимое течение. Но ты не можешь этого сделать. Или не хочешь. Или ленишься. Так и пройдет жизнь, и ты не оставишь следа. Просто умрешь, глупо и бесполезно, растратив свой дар ни на что. И чтобы этого не допустить, приходится идти на крайние меры. Ты будешь здесь до тех пор, пока не напишешь. ‒ Но я не знаю, с чего начать… ‒ Узнаешь, когда начнешь. Самочинно запустился «Ворд». Я хотела еще что-то спросить, но в голове наступила такая же тишина, как и вокруг, и я поняла, что таинственный собеседник больше не снизойдет до разговора. Я вздохнула, сглотнула подкативший к горлу комок, вытерла слезы и… «Есть не хотелось. Как не хотелось спать. Как не хотелось жить». |