 |
|
| |
12:11 08.06.2024
Пополнен список книг библиотеки REAL SCIENCE FICTION
20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.
|
|
|
|
|
|
Удачный наряд выпал сегодня Мусаеву от края до края двадцать три километра в дозоре правый фланг топтать. Шайпакское ущелье не сильно напряжное, спокойное даже. В начале узкое и сырое через пару километров оно бёрет круто вверх. А потом после затяжного многочасового подъема тропа начинает резко снижаться, от чего коленки дрожат ещё сильней, чем от подъёма.
Сколько раз по нему Мусаев в дозор ходил. И сегодня всё бы ничего, только старшим наряда назначили свистка Мальцева. Без году неделя, как из училища. Мужики его «мальком» прозвали. Да у него ж еще детство в одном месте играет, а туда же… новые порядки устанавливать. Идёт, по сторонам пялится, как на бульваре. Замыкающим – Турдыев. Пыхтит с непривычки, ноги волочит. В кровь собьёт, как пить дать. Да, по первому снежку, как не крути, в летних ботинках конечности отмерзают, а голова от пота плавится. Зато красота, тишина, на снегу следы, как в книжке. А после спуска, в награду за все муки, пойдут они вдоль линейки по ровному, как скатерть, Аличурекскому распадку до самой заставы. Там уже рукой подать.
- Бойцы, ко мне! – крикнул лейтенант Мальцев и замахал руками, застыв на тропе.
«Ну, ты... начальник, сигналы подаёшь! – ругнулся про себя Мусаев. - Первый раз замужем что ли? Будешь так в горах орать, не только никого не поймаешь, но и сам мишенью станешь». Он в два прыжка подскочил к Мальцеву.
- Тихо ты. Что случилось, начальник?
- Вон, гляди, - кивнул свисток.
И тут Мусаева в пот бросило. С горы на тропу спускались две пары следов. Одни небольшие от кроссовок. Другие, размера сорок пятого, босые. Видал Мусаев местных, которые без устали километров по сорок за день по горам с грузом из кишлака в кишлак делали. Но чтобы босиком по снегу!
- Свежачок. С двумя справимся, - решил Мальцев. Видать, его на подвиги потянуло. – Оружие к бою. Автомат на одиночные, без моей команды не стрелять.
Метров через двести на снегу остались только следы босых ног.
- Куда же второй делся? – вертя головой, с обалдевшими глазами спросил Турдыев.
- Куда-куда? Вознесся, ясен пень, - скривился Мусаев.
– Ты, боец, как пограничник, какие выводы можешь из этого сделать? – спросил лейтенант, обрадовавшись возможности поднатаскать молодого.
Турдыев пожал плечами:
- Что вот этот здоровяк второго на себе понёс?
- И что второй этот, скорее всего, ранен, - авторитетно кивнул Мальцев. - Тем лучше для нас.
Ещё через двести метров, дозор набрёл на лежащую под кустом, человеческую фигуру.
- Турдыев, берешь этого на себя.
Дух взял на прицел объект, но, подойдя ближе, опустил автомат.
- Товарищ лейтенант, это баба. И кажется мёртвая...
Женщина лежала ничком на земле. Рыжеватые свалявшиеся волосы разметались по плечам. Истощенное тело проглядывало сквозь перепачканные грязью лохмотья, бывшие когда-то одеждой. Турдыев легонько коснулся её носком ботинка.
- Интересно, - философски протянул он. – Если нарушак баба, то, как её звать? Нарушка?
- Филолог, хренов, - ругнулся Мальцев. - Проверьте, она жива?
Мусаев перевернул женщину, чтобы прощупать пульс. Когда он коснулся горячей, влажной шеи, женщина вдруг открыла глаза, посмотрела на него мутным взглядом и снова потеряла сознание.
- Куда ее? Связать и в гестапо? – спросил дух, вытаскивая свободный конец.
- Алё, – возмутился Мусаев наглости молодого. - В больничку её надо. Она горит вся. А там пускай разбираются, что за птица.
– Турдыев, окажи первую помощь. Мусаев и я продолжим преследование, а то олень уйдёт.
Казалось, босоногий нарушитель даже прибавил темп, уходя на сопредельную территорию. Следы потянулись вверх по склону.
Да пусть себе идёт, родной, проблем будет меньше.
Что-то мелькнуло в кустарнике. Мальцев, свисток молодой, проявить себя решил, шмальнул разок предупредительным.
Мусаев, в две секунды галопом прыгнул за валун и занял оборону. Ну его, себе дороже с придурком ходить.
Летеха взмахнул руками и рухнул навничь, как мешок с картошкой. Его зеленый фургон, сорвавшись с головы, покатился вниз по склону.
Допрыгался, малёк, ясен пень.
Несколько камней пролетели мимо Мусаева, и попали как раз туда, где он стоял секунду назад.
А басмач-то без оружия, значит! Рядовой прицелился и не поверил глазам.
Из-за большого валуна, откуда только что летели булыжники, выскочило мохнатое бурое существо, с животной грацией прыгнуло через систему и мелкими перебежками, прячась за валунами и кустарником, стало ловко уходить в сторону Джайского перевала, за кордон.
***
Тягучий воздух поднимался над капотом, превращая пыльную старую дорогу на Лянгар в мираж. Солнце уже касалось вершины горы, но до желанной прохлады оставалось еще не меньше четырех-пяти часов.
Водитель Абдулла вылил всю воду, остававшуюся в пластиковой бутылке, на перегретый радиатор. Казалось, капли влаги испарялись, не успев даже коснуться горячего металла. Старый Уазик натужно хрипел закипевшим мотором, а потом кашлянул и умер.
Черноусый водитель злобно пнув машину по колесу, обреченно побрел в сторону кривого деревца, росшего на обочине. Громко кляня судьбу, он перемежал дари русскими матюгами, немилосердно коверкая слова на свой лад.
- Чего это он? – спросил Егор, расслышав знакомые слова. По его пыльному лицу сбегали ручейки пота, оставляя за собой влажные дорожки.
- От наших научился. – Егор почти не изменился с тех пор, как уехал отсюда. Только седых волос на стриженных висках заметно прибавилось. - Говорит, еще час и стемнеет. Боится, что нас-насы нападут.
- Кто?
- Да, поверье есть одно. В прошлом месяце сюда даже журналисты Би-би-си приезжали. По горам мотались, с местными разговаривали. Я для них немного переводила, - вытащив из рюкзака рацию, я вылезла из душной машины. - Если джип не заведется, то будем ночевать здесь. Надо бы связаться с нашими, предупредить на всякий случай.
Егор выполз за мной бледный, утираясь платком. Он всегда плохо переносил жару.
- Уже забыл, как тут в конце апреле бывает. Я смотрю, ты здорово поднаторела за пару лет. И на дари свободно, с британскими журналистами на короткой ноге, - ревниво сказал он. Он всегда ревновал меня к другим мужчинам, работе, моим успехам.
- Куда деваться, если почти все самой приходится делать, - огрызнулась я, слушая белый шум из рации. Не успел прилететь десятичасовым, пристал, поедем да поедем сегодня. Ну что ему не сиделось?
- И часто у вас такое бывает? – он кивнул в сторону дымящегося УАЗа.
- Чаще, чем хотелось бы. Вместо того чтобы возить сюда спонсоров, лучше бы на эти средства купили нам пару нормальных джипов. Экзотику им подавай! Туристы! В детский дом они в лучшем случае на час зайдут, и то в Кабуле, а потом сутки квасят по клубам. Мне же их еще и сопровождать приходится, чтобы не вляпались в какую-нибудь заварушку. Делать мне что ли больше нечего?
- Лика, ты же знаешь, если их сюда не возить, то они и спонсировать нас не будут, поморщился Егор. - Отвалит такой вот «турист» жирный кусок, и детям, в том же Лянгаре, и одеяла будут на зиму, и школу со спортплощадкой построить сможем.
Я лишь вздохнула. Знаю, просто мне хотелось его позлить. А еще хотелось выпить чего-нибудь холодного и стащить платок и рубаху с длинными рукавами, в которых я просто умирала от жары.
- Ну, зачем надо было сегодня ехать? Подождали бы до завтра и в колонне с грузовиками с гуманитаркой по новой дороге тихонько доехали бы. Приспичило тебе. Зачем было гнать-то?
- Завтра же тебе не до меня будет. Даже поговорить бы толком не смогли. Тебе же всегда надо быть впереди, на боевом коне, - он коснулся моей щеки. - А ты не изменилась... Только вон морщинки легли на переносице.
- Мы не одни, - я отвернулась.
- Я ведь специально приехал. За тобой. Лика, возвращайся домой, а? Мама твоя извелась вся. Хватит загоняться! Сколько можно себя тут гробить? Я не понимаю, кому и что ты хочешь этим доказать. Все равно, всем не поможешь!
Я едва сдержалась, чтобы не залепить ему пощечину. Закусила губу побольнее, чтобы не расплакаться. Так и знала, что он опять заведёт этот разговор. Молчание Егор расценил в свою пользу.
- Лик, я так больше не могу. У меня никого не было за эти два года, - он помолчал, а потом тихо добавил, - Никто не виноват, что так случилось. Мы можем все начать заново. У нас будет...
- Нет, - крикнула я. –Мне не нужен другой ребёнок. Ты говоришь так, словно, её и не было никогда. Её нельзя заменить!
- А ты разве не этим занимаешься, мотаясь по приютам?! – вдруг зло сказал он, изменившись в лице. - Думаешь, если ты обеспечишь сотню-другую сирот едой и одеждой, то этим хоть как-то оправдаешь её смерть? Да, ты же их не любишь! Ты же любишь только себя. Плохо мне, а я вот какая, посмотрите, другим помогаю! Машка и моя дочка, между прочим. Ты когда-нибудь спрашивала, каково было мне её потерять?
Абдулла, приподнявшись на локте, таращился на то, как мы орём друг на друга. Наши крики ударяясь о валуны, рассыпались гулким эхом, срывая со склонов мелкую гальку и пыль.
Не в силах больше спорить, я просто повернулась и начала забираться в гору.
- Куда ты? Лика! Не поворачивайся ко мне спиной! Не убегай! Ты всегда...
Я прокричала Абдулле, что собираюсь связаться с базой и сообщить им наши координаты.
Давясь слезами, я взобралась метров на тридцать. Лишь бы не думать о безжалостных словах Егора. Чего он ждал от меня? Я содрала с головы платок, утерлась. Ничего, переживу, как-нибудь. И это пройдет. Кажется, так ведь сказал мудрец Соломон.
Отсюда сверху я видела последние лучи заходящего солнца. Пыльная горная дорога с нашим Уазиком постепенно погружалась в сиреневые сумерки. Рация, наконец-то, откликнулась человеческим голосом Олега, моего директора. На фоне сильных помех, его голос то выплывал чёткими, но не связанными между собой слогами, то сворачивался в тонюсенькую линию, и, превратившись в точку, исчезал совсем. Меня он не слышал, как я не старалась кричать.
И тут я увидела за холмом свет фар, несущийся по горной дороге в нашу сторону. Если нам удастся договориться, то мы попадем в Лянгар еще до полуночи! Очень уж хотелось есть, а особенно пить. Поспешно спускаясь вниз, я надеялась лишь на то, что Абдулла во время тормознет джип. Обязательно нужно самой послушать, что водитель посулит нашим спасителям за помощь. Не раз и не два ловила я местных сотрудников на том, что, наивно веря в наши безграничные ресурсы, они выторговывали для многочисленных родственников лучшие сделки, обещая, что шурави могут заплатить и в три раза больше, чем те просят. Абдулле можно верить, но и проверить его не помешает.
***
Фельдшер Лёша «Шприц», заполнявший больничную карту, вскочил с табуретки и отдал честь, когда в санчасть вошёл подполковник Сагдуллаев.
- Как она сегодня? – кивнув, спросил особист.
- Температура спала. Состояние стабильное, но, честно говоря, - фельдшер понизил голос, - по-моему, у неё с головой не всё в порядке. Всё бредила о каком-то проклятии. При ней книжку нашли. Она вчера в неё всё что-то писала. Я взял посмотреть...
Он сунул подполковнику истерзанную книжонку, исписанную карандашом поверх текста бисерным почерком. Сагдуллаев полистал страницы.
«... И было на нём знамение Проклявшего, чтобы никто, встретившись с ним, не убил его. Тело его потемнело и поросло шерстью, подобно его сердцу, не знавшему жалости к Абилу. Не зверь и не человек, обречен он был жить, скрываясь от лица Проклявшего, ибо наказание его оказалось страшнее, чем он думал. Он еще раз бросил вызов Проклявшему, стремясь доказать право первородства. Бродя по земле Нут, построил он город и долго жил там с жёнами и детьми. Бикри - «первые» - гордый и смелый народ, в проклятой земле воздвигнувший город. Мы умеем постоять за себя против диких зверей, ибо мы умны и хитры, как люди, и против людей, ибо сильны и проворны, как звери лесные. Но Проклявший размножил людей, как мошкару, и изгнал нас в горы и поля, чтобы покорить нас».
- Перевести бы её, по профилю, товарищ подполковник, или хотя бы в городской госпиталь, - сказал фельдшер.
«Семья умирает. (Старик Сет – Нох - погиб, женщины - Силла, Айда - мать Зиры, Ламма – Товал, Ламек, Зира (Айя), Мила, Кина... Дети – Айя, Нох, Сета, Ним). Их осталось мало, но они упрямо держатся за старинные обычаи, не понимая, что окончательно истребят друг друга. Старик сказал, что так было всегда. Их праотец положил начало этому кровавому обряду. И так будет до тех пор, пока они скитаются по этой земле, которую называют Нут. Если я поняла правильно, это слово имеет несколько значений «плакать», «скорбеть», «быть изгнанным», «скитаться». Они не живут на одном месте дольше лунного месяца. Верят, что обречены скитаться вечно».
Подчеркнуто в тексте: «Услышь, Господи, молитву мою и внемли воплю моему; не будь безмолвен к слезам моим, ибо странник я у Тебя и пришлец, как и все отцы мои».
Сагдуллаев аккуратно спрятал книжку в карман.
- Не спит?
- Не могу знать, товарищ подполковник, - Фельдшер покосился на особиста. Так и знал, что отберёт книжку, не зря себе повыписывал. Будет над чем с пацанами поприкалываться. Лёша открыл дверь в палату, где в углу, отгороженная занавеской лежала найденная в горах женщина.
Подполковник, предупредительно покашляв, вошел к ней.
- Добрый день.
Женщина слабо улыбнулась запёкшимися потемневшими губами и машинально провела рукой по волосам.
- Я подполковник Сагдуллаев. Мы послали запрос по вашим данным. Будем надеяться, что вскоре всё разъяснится, - с подчёркнутой сухостью сказал он.
- Спасибо. У меня к вам просьба. Кто-то взял мою книгу. Верните мне её, пожалуйста, - попросила женщина.
- Давайте, начнём всё по порядку, - подполковник включил диктофон, проигнорировав её слова. - Если Вы в состоянии, может, расскажете о том, с какой целью вы нелегально пересекли границу? Кто еще был с Вами?
***
Темнота сгустилась настолько, что если бы не включенные фары чужого джипа, я бы и не знала, куда бежать. А вокруг никого. Будто тьма и тишина поглотили моих спутников и водителя джипа. Холодок заструился по спине. Я затаила дыхание, стараясь двигаться бесшумно, но мне казалось, что стук бухающего сердца раздаётся на всю округу. Я обошла машины кругом, не решаясь приблизиться к свету фар, и тут заметила Абдуллу, сидящего всё там же под деревцем. Я натянула платок на голову, по местному обычаю.
- Абдулла, где Егор? Что-то произошло?
Он настороженно посмотрел на меня и криво улыбнулся. Справа сзади что-то прошуршало, я обернулась на звук.
В глазах на какой-то миг все покраснело и перевернулось. Я даже не поняла, как оказалась на земле.
На меня сверху навалился мужик, перевернул на живот, и, прижав к земле, связал мне руки платком, содранным у меня с головы. Потом меня подняли, сунули в рот грязную тряпку, пропахшую бензином, и швырнули в багажник. Егор уже лежал там, связанный и, похоже, без сознания. Джип тронулся, увозя нас неизвестно куда.
Все произошло так быстро, что я даже не успела испугаться. Но теперь меня затрясло. Абдулла уверял, что ехать по старой дороге безопасно, что ее давно очистили от талибов. Нас начнут искать только завтра, когда грузовики, придя в Лянгар, обнаружат, что нас там нет. Никто даже и не знает, где мы! Наша гуманитарная миссия платить выкупа не станет, чтобы не спонсировать террористов. Меня об этом предупреждали еще дома. Думала ли я, что когда-нибудь это случится со мной. Даже если нас и станут искать, надеяться нам не на что!
Мне не хватало воздуха, от запаха бензина кружилась голова и к горлу подкатывала тошнота. Спокойно, Лика! Мы выберемся, как-нибудь выберемся! Ты знаешь язык, сумеешь договориться. Или лучше сделать вид, что я их не понимаю?
Примерно через полчаса джип притормозил. Грубые руки вытащили меня и швырнули на землю. Вслед за мной из багажника извлекли Егора, и, плеснув ему в лицо водой из баклажки, привели в сознание. Из джипа вылез Абдулла. Молодые ребята, почти совсем еще дети, прибежавшие на зов наших похитителей, начали выгружать оружие. Двое боевиков с автоматами за спиной подошли к нам.
- Ты думаешь, нам за них много дадут, - спросил один из них Абдуллу.
- Я - ваша жертва, мой господин. Женщина - большой начальник в миссии. Наверное, она дорого стоит. А этот только сегодня прилетел, совсем ничего о нём не знаю, - он виновато поглядел на меня.
Не думала, что Абдулла сдаст нас. Моя правая рука. Я доверяла ему, как себе, даже больше, чем себе. Сколько я сделала для его семьи! Сыну операцию в Москве пробила.
Бандит в чёрной чалме пинком приказал Егору подняться. Обыскал его, забрав документы. Другой, с красными обветренными губами, в это время вытащил из рюкзака мой документы и вещи. Долго вертел в руках миниатюрную копию Нового Завета и Псалтири, присланную мамой на прошлое Рождество. Он вытащил кляп.
- Это что? Говори, - приказал он мне. – Я знаю, что ты умеешь по-нашему.
От него сильно разило луком.
- Священная книга, - кое-как выдавила я из себя, пытаясь справиться с тошнотой. К горлу подкатил очередной комок.
- Молиться любишь, - усмехнулся боевик. – Это хорошо. Молись.
Он, нарочно прижимаясь, сунул книжку в задний карман моих джинсов. А потом принялся обыскивать жадными быстрыми руками.
- Лика! - Егор напрягся, рванулся в мою сторону и тут же получил удар под дых. Он упал на колени, ловя ртом воздух.
Я умоляюще посмотрела на него и покачала головой. Следовать их указаниям, не спорить. Чему там нас еще учили? Сосредоточиться на том, чтобы остаться в живых! Любой ценой.
- Ты девка сочная, что надо, - засюсюкал талиб, довольно прицокивая языком, как на базаре. – Ну что, наташа, покажешь мне, что ты умеешь?
Только сейчас я заметила, что искусала губы в кровь.
- Нурзай, хватит уже, похотливый осёл, - прикрикнул на него старший. - Давай сюда бумаги, и отведи её в сарай. А мужчину посадим в яму.
Нурзай, схватив меня за локоть, потащил в сторону камышового сарая, обмазанного глиной.
- Лика! – прохрипел Егор.
- Егор, нет! Не провоцируй их! – крикнула, я пыталась повернуться, чтобы увидеть его. Похититель схватил меня за шею холодными пальцами, и прижал так, что я не могла пошевелиться. Я лишь слышала, как Егор снова вскочил, и рванул в мою сторону. Раздался сухой выстрел, а потом что-то рухнуло. Во мне все похолодело. Они его убили! Эти звери убили Егора!
Пуштун открыл дверь сарая и втолкнул меня так, что я, не удержавшись на ногах, упала на землю и кое-как отползла к стене.
- Жди меня, наташа, - похититель послал мне вслед смачный воздушный поцелуй и закрыл дверь на засов.
Уткнувшись лицом в гнилую солому, я беззвучно корчилась от рыданий, которые, вырываясь изнутри, сотрясали тело. Нечем было дышать, казалось, сердце сейчас разорвётся от боли. Абдулла оказался предателем. Егора больше нет. Все кончено!
Я машинально вслушивалась в обрывки слов и смеха, но ничего не могла понять. Голова гудела. Через какое-то время меня охватило сонное тупое безразличие и усталость. Даже если меня и найдут когда-нибудь в этом вонючем сарае, то, как я смогу жить дальше? И зачем? «Земля плача» отобрала у меня всех, кого я любила.
Сколько я пролежала так, перебирая в уме события прошедшего дня, не в силах больше ни плакать, ни молиться? Разговоры и хохот за стенкой сарая прекратились. Прижавшись щекой к камышовой стене, я разглядела в щелку ноги Егора, его тело куда-то поволокли. Один из пацанят с АКМом за спиной, медленно шёл к сараю.
Сердце забилось часто-часто, и я вжалась в угол, не зная, что меня ждёт. Пацанёнок открыл дверь и швырнул, что-то в сарай. А потом, закрыв дверь на засов, привалился к ней спиной.
И тут я услышала какой-то шорох и невнятное сопение. Волоски на теле встали дыбом.
- Кто здесь? - спросила я шёпотом.
Луна, наконец, взошла, и её свет тонкими косыми лучами проникал сквозь прорехи в крыше. Я вглядывалась в темноту, пока не заболели глаза, с трудом различив маленькую темную фигурку. Существо подползло к двери, и, подняв что-то с пола, стала жадно есть, всхлипывая, и поглядывая в мою сторону блестящими глазами. Неужели, эти звери держат здесь... ребёнка? Гады, какие гады!
Я стала лихорадочно распутывать руки.
Через несколько минут платок поддался. Ребёнок, увидев, что я поднялась, замолчал и уполз в угол, блестя испуганными глазами.
Я присела рядом. Привыкнув к темноте, я разглядела едва прикрытую мешковиной худенькую обнаженную фигурку шести-семилетней девочки с широкоскулым лицом и затравленным взглядом из-под насупившихся бровей.
- Не бойся. Меня зовут Малика, – назвалась я «афганским» именем. - Кто ты?
Я повторила фразу на двух других диалектах, но малышка ничего не ответила, только шумно втягивала воздух ноздрями, словно принюхивалась. Я протянула руку, чтобы погладить её по головке. Девочка съёжилась, прикрывшись руками.
- Я не обижу тебя, милая. Не бойся, – нащупав в кармане пакетик с орешками и изюмом, я высыпала его содержимое на ладонь и протянула малышке.
- На, возьми.
Она принюхалась, а потом, припав к моей ладони, с жадностью съела всё прямо с руки, как зверёк. Я легонько коснулась её жестких длинных спутанных волос, и вдруг она прижалась ко мне горячим тельцем. Раздался металлический лязг, только тут я разглядела, что девочка была прикована цепью за ногу к вбитому в землю крюку. Когда я прикоснулась к ноге, малышка взвизгнула и тоненько заплакала. Должно быть, ее лодыжка, растертая железом в кровь, причиняла ужасные страдания. Сколько же времени провела здесь эта бедняжка? Садисты!
- Я заберу тебя отсюда, когда нас спасут. Нас обязательно спасут, - сама себе не веря, прошептала я, целуя в макушку поскуливающую девочку. Обняв, я качала её на руках, чтобы хоть как-то утешить, как когда-то качала Машку.
Осторожно, чтобы снова не потревожить рану, я попыталась выдернуть крюк из пересохшей, как камень, земли. Я начала раскачивать ее из стороны в сторону, стала рыть руками, и только сорвала ногти. Через несколько минут крюк вроде начал поддаваться. Вот если найти булыжник, то, может, мне удалось бы разбить цепь. Я пошарила руками по земле.
- Камень, - сказала я девочке, показывая руками. – Мне нужен камень.
Она хлопала глазами, ничего не понимая. На четвереньках я обшарила весь сарай, и у основания одной из стен нашла дыру. Вот он путь к спасению! Если меня не убьют раньше, я отрою лаз, через который мы с малышкой сможем убежать. Я вытащила руку наружу и нащупала подходящий булыжник.
- Вот! – показала я камень девочке. – Мы убежим, понимаешь? Я отведу тебя домой. Знаешь, где твой дом?
Девочка пролепетала, что-то несвязанное.
- Ничего. Бог даст, выберемся. Я тебя к себе заберу. Научу говорить, - я ударила булыжником по крюку.
Девочка насторожилась и заскулила.
- Тихо, милая. Не бойся, - я еще несколько раз стукнула камнем по крюку, он начал поддаваться. Потом я схватилась за него и изо всех сил стала тянуть на себя. Крюк зашатался, и неожиданно выскочил из земли, оставшись у меня в руках.
Малышка что-то испуганно зашептала, показывая рукой на дверь.
***
«ЕГОР! Сколько раз я прокручивала твои последние слова. Ты был прав, как всегда, я убежала. Я совсем не думала о тебе. Винила тебя в её смерти. Создала мирок, в котором загоняла себя круглыми сутками, чтобы ни о чём не думать и не вспоминать, кроме работы; мирок в котором без меня всё остановилось бы, в котором я была нужна. Тебе я тоже была нужна. Ты пытался достучаться до меня все это время. Почему я решила, что если останусь здесь и продолжу работать с сиротами, то всё, что случилось с нами, обретет какой-то смысл и перестанет быть несчастным случаем? Я всю жизнь соперничала с тобой, и проиграла сама себе. Прости меня».
Подчёркнуто в тексте: «И если я раздам все имение моё и отдам тело моё на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы».
«Старик объявил, что настал день крови, и один из внуков должен занять его место. Зира сказала, что в семье может быть только один мужчина. После гибели Ноха несколько лет тому назад её отцу пришлось снова вести семью. Но теперь, когда повзрослели его внуки Товал и Ламек, они оспорят право первенства. Первому принадлежат все женщины. Только он может продолжить род. Слабым нет места в их мире.Проводили мужчин в горы, только Силла, их мать всплакнула немного. Вернулся один Ламек. Никто этого не ожидал. Товал был гораздо сильнее. Что между ними произошло? Возможно, ему просто повезло, а может, Товал не хотел убивать брата, и убежал? Но одному в горах выжить практически невозможно. Тело искать все равно никто не будет. Жалко Товала. Он единственный по-человечески относился к нам с Зирой».
- О чём ты думаешь, мать твою. Так, еще раз объясняю, Мусаев, для особо тупых, - Мальцев, присев на край стола в канцелярии. – Ты пишешь, что твой первый рапорт полная... ерунда. Дозор допырялся, притащили бабу. Ты, значит, расчувствовался, бухнул и написал, чёрт знает что, с пьяных глаз. Мол, обознался, признаю свою вину, это был медведь.
Мусаев поглядел на громадный начинающий желтеть синяк на лбу летехи.
– Еще скажи, что орангутан. Медведи камнями не кидаются, и, вообще, они здесь не водятся, ясен пень. Ты, начальник, сам всё видел.
- Ничего я не видел. Хочешь, чтобы тебя, как бабу эту в дурку отправили? Вперёд, военный! Да над тобой вся застава ржёт.
За окном особист подсаживал худенькую женщину в Уазик, отправлявшийся в город. Мусаев промолчал. Что спорить со свистком? Ржут, это точно. Он бы и сам с ними ржал, если бы собственными глазами не увидел эту мохнатую тварь. Вот ведь, живёт себе человек, не верит ни в инопланетян, ни в прочую подобную чепуху, а потом бац, и всё переворачивается с ног на голову.
- Да пошёл ты... Малёк! – неожиданно даже для себя вспылил Мусаев. Он схватил стул, грохнул его об пол и вышел из канцелярии.
***
Я оглянулась и, все внутри будто оборвалось. В проёме стоял Нурзай.
- Не ждала? Я пришёл, наташа. Иди ко мне. Ты вкуснее, чем эта маленькая обезьяна, - он еле ворочал языком. От него сильно тянуло сладковатым запахом анаши.
Я закрыла девочку спиной.
Нурзай шагнул ко мне. Схватив за рубашку, он повалил меня на солому, покрывая слюнявыми поцелуями. Царапаясь и пинаясь, я попыталась вывернуться из-под его потной туши. Тяжелым, как молот, кулаком Нурзай с размаху ударил меня по лицу, на мгновение оглушив. Потом, тяжело дыша и хрипя, схватил пятерней обе мои руки и прижал к земле, другой он начал раздирать на мне рубашку.
И тут он вдруг обмяк, грузно повалившись на меня, и затих. Над нами стояла малышка с горящими глазами и булыжником в руке. Она стукнула насильника по голове еще раз. Едва дыша, я выползла из-под тяжеленного тела. Голова сильно кружилась. Меня трясло. Я попыталась встать на четвереньки, утирая слёзы и кровь. В волосах афганца, поблёскивало что-то темное, стекая на солому. Я больше не могла сдержаться, меня, наконец, вывернуло наизнанку. После этого стало немного легче.
Бежать! Больше такого шанса не будет. Обнаружив, что Нурзай мёртв, бандиты в лучшем случае пристрелят нас. В худшем... Пусть лучше нас пристрелят!
Я схватила девочку на руки. Маленькая и лёгкая, она прижалась ко мне, дрожа всем исхудавшим тельцем. Я подобрала цепь и сунула ей в руки.
- Держи. И тихо. Понимаешь? Тсс! – я приложила палец к губам.
Она кивнула.
Я выглянула за дверь. Никого. Должно быть, он отослал пацанёнка. Только ночная птица кричит протяжно и тонко. Девочка показала рукой куда-то за сарай. Я тихонько проскользнула мимо стены, и, стараясь не шуметь, бросилась в сторону кустов. Между ними, едва заметная в свете луны пролегала узкая тропинка. Метров через сто она начала подниматься вверх.
Сзади послышались шум и стрельба. В лагере бандитов поднялась страшная суматоха.
Сердце бешено заколотилось в груди, отзываясь звонкими молоточками в висках: «Спаси и сохрани!»
Девочка взвизгнула и маленькими ручонками еще крепче обхватила меня за шею, почти перекрыв дыхание. Я в панике оглядывалась вокруг в поисках убежища. Кругом лишь голые валуны, горы покрытые низкорослыми кустами и колючками. Крики сзади начали приближаться. Если я успею, спрячу хотя бы малышку. Дикий парализующий страх, будто, нацепил мне по гире на каждую ногу и сдавил горло. Тягучий воздух с трудом втекал в мои лёгкие, словно превратившись в густую жидкость.
Сзади послышался гулкий топот. Я рванулась вперёд, и почти столкнулась с высокой черной фигурой, преградившей тропинку. Лицо малышки исказилось от страха. Она начала вырываться у меня из рук, всхлипывая и быстро лопоча. Фигура отозвалась не то тихим рёвом, не то стоном. Прижимая девочку крепче к себе, я заметалась, не зная, что делать. Позади меня на тропинку выскочили двое талибов с автоматами. Торжество на их лицах сменилось гримасой ужаса.
- Нас-нас! – прошептал один из них и, повернувшись, в ужасе кинулся назад.
Другой дрожащими руками поднял оружие.
Ноги перестали меня держать, и я осела на тропу, неловко завалившись на бок. Голосящая девочка вырвалась из моих рук и, придерживая громыхающую цепь, хромая, нырнула куда-то за валуны. Темная фигура, бесшумно проскользнув мимо меня, подмяла под себя преследовавшего нас боевика, успевшего нажать на курок.
Звёзды ярко вспыхнули, больно взорвавшись сверхновой в моём плече, мигнули, потом поплыли в сторону и погасли.
***
«Зире пришлось жить с дочкой несколько лет, следуя за семьей на расстоянии, потому что Сет хотел убить малышку. Потом ей позволили вернуться. Они с Айей неприкасаемые, позор семьи. Девочка вместе с другими детьми ловила рыбу, и ее унесло потоком. Все решили, что она утонула. Зира – омега в семье, никто не пришёл к ней на помощь. Товал случано нашёл клок Айиных волос, зацепившийся за куст ниже по течению. К тому моменту, как меня захватили в заложники, Айя просидела на цепи уже около месяца.. Здесь каждый сам за себя. С Зирой никто не разговаривает, кроме отца. Да и со мной тоже, потому что она привела меня. Я здесь, как тень, для всех, кроме Зиры. Она моя единственная семья».
***
Я проснулась оттого, что меня нежно гладили по лицу маленькие ловкие пальчики.
- Машка, перестань, - пробормотала я. Машка? Я открыла глаза, и ужасная реальность навалилась на меня во всей полноте. Рядом со мной сидела маленькая пленница, с которой я разделила сарай. Я застонала от безысходности и боли. Казалось, каждый сантиметр моего тела наполнен маленькими капсулами, которые, разрываясь, растекались по мне, заполняя болью даже те уголки моего тела, о которых я и не подозревала. Но хуже всего болело плечо. Оно пульсировало и горело. Я облизнула растрескавшиеся обветренные губы.
Девочка, не переставая лопотать на странном наречии, поднесла мне чашку, вырезанную из тыквы, полную прохладной воды. Я разглядывала её некрасивое азиатское лицо, поразившись тому, насколько волосаты ее щеки, шея и истощённое тельце. Бедняжка! Люди всегда будут жестоки к ней. Девочка, подволакивая ножку, вышла. Без цепи.
Напившись, я с облегчением откинулась на подстилку из соломы и только тут до меня дошло, что я не в сарае. С большим трудом я попыталась подняться на ноги, чтобы выйти и осмотреться.
И тут в пещеру вошла девочка, ведя за руку огромную волосатую обезьяну. Нет! Не обезьяну, а существо с осмысленным взглядом. Рыжевато-серая шерсть покрывала темное тело самки, волосы на голове были длинными и жёсткими. У нее было крупное лицо с азиатскими скулами, несколько выдающейся челюстью и крупными белыми зубами. Фигура, походила на человеческую, только была несколько крепче и крупнее. Она слегка сутулилась. Встретившись со мной взглядом, самка подняла руку, как бы предостерегая меня, и с трудом подбирая слова, на одном из диалектов фарси сказала:
- Не боится. Кушать.
Она протянула мне выдолбленную тыкву, в которой лежало несколько кусков жареного мяса, ягоды и корешки.
Я, приняв чашку, опустилась на землю, не в силах перенести все, что со мной случилось за последние два дня.
Самка села рядом на корточки, внимательно глядя на меня. Девочка сзади обняла её за шею, и, прижавшись к её широкой, мохнатой спине, тоже уставилась на меня.
Я положила в рот кусочек жареного мяса, и начала жевать, вдруг поняв, насколько мне хочется есть.
- Ты тут... жить с бикри. Мой отец, Сет сказал, - проговорила самка.
- Отпустите меня, - попросила я, до конца еще не понимая, снится мне всё это или нет.
Самка покачала головой:
- Нет. Человек придёт... Бикри... - она сложила руки, показав, как стреляют из ружья.
***
Мы медленно прогуливались по аллее госпиталя. Грелись в последних лучах теплого осеннего солнца, шурша опавшими жёлтыми листьями.
- Бойцы, что вас нашли, уверяют, что видели медведя. Вы все еще утверждаете, что прожили почти полгода со снежными людьми, а не просто плутали в горах? – с иронией в голосе спросил подполковник.
Я кивнула.
- Только афганцы называют их нас-нас. «Нас» - означает что-то вроде заклинания или проклятья. Вот и получается, нас-нас – дважды проклятый. А сами бикри считают себя людьми, полноправными потомками Адама. А мы – так, побочная ветвь, не более. Поэтому они нас презирают. Кстати, у афганцев тоже есть поверье, что основателем Кабула был библейский Каин, Кобл, как они его называют. Они водят туристов к нему на могилу.
- Забавно.
- Вы мне не верите?
Подполковник улыбнулся и протянул мне мою книжку:
- Во что я верю или не верю, не имеет абсолютно никакого значения. Почему же вам помогли бежать?
- Не знаю. Так или иначе, зиму бы я не пережила. Ламек меня терпеть не мог. Наверное, Зира просто пожалела меня. Она сама провела больше года в плену у людей, в одном из горных кишлаков.
Сагдуллаев покивал, словно и не слушал меня.
- Мы получили подтверждение по вашим данным. Сегодня Вы отправитесь домой, и это, наверное, самое главное. Надеюсь, что ваше странствование на этом закончится. Вот, кстати, за Вами приехали. Узнаёте?
Подполковник махнул рукой в сторону идущего к нам навстречу седого мужчины. Он сильно хромал, опираясь на палку. Каждое движение давалось ему с трудом. Я вгляделась в его почерневшее худое лицо, показавшееся мне до боли знакомым, и, позабыв обо всём бросилась к нему.
Я положила в рот кусочек жареного мяса, и начала жевать, вдруг поняв, насколько мне хочется есть.
- Ты тут... жить с бикри. Мой отец, Сет сказал, - проговорила самка.
- Отпустите меня, - попросила я, до конца еще не понимая, снится мне всё это или нет.
Самка покачала головой:
- Нет. Человек придёт... Бикри... - она сложила руки, показав, как стреляют из ружья.
***
Мы медленно прогуливались по аллее госпиталя. Грелись в последних лучах теплого осеннего солнца, шурша опавшими жёлтыми листьями.
- Бойцы, что вас нашли, уверяют, что видели медведя. Вы все еще утверждаете, что прожили почти полгода со снежными людьми, а не просто плутали в горах? – с иронией в голосе спросил подполковник.
Я кивнула.
- Только афганцы называют их нас-нас. «Нас» - означает что-то вроде заклинания или проклятья. Вот и получается, нас-нас – дважды проклятый. А сами бикри считают себя людьми, полноправными потомками Адама. А мы – так, побочная ветвь, не более. Поэтому они нас презирают. Кстати, у афганцев тоже есть поверье, что основателем Кабула был библейский Каин, Кобл, как они его называют. Они водят туристов к нему на могилу.
- Забавно.
- Вы мне не верите?
Подполковник улыбнулся и протянул мне мою книжку:
- Во что я верю или не верю, не имеет абсолютно никакого значения. Почему же вам помогли бежать?
- Не знаю. Так или иначе, зиму бы я не пережила. Ламек меня терпеть не мог. Наверное, Зира просто пожалела меня. Она сама провела больше года в плену у людей, в одном из горных кишлаков.
Сагдуллаев покивал, словно и не слушал меня.
- Мы получили подтверждение по вашим данным. Сегодня Вы отправитесь домой, и это, наверное, самое главное. Надеюсь, что ваше странствование на этом закончится. Вот, кстати, за Вами приехали. Узнаёте?
Подполковник махнул рукой в сторону идущего к нам навстречу седого мужчины. Он сильно хромал, опираясь на палку. Каждое движение давалось ему с трудом. Я вгляделась в его почерневшее худое лицо, показавшееся мне до боли знакомым, и, позабыв обо всём бросилась к нему. |
|
|
|
Время приёма: 06:08 08.07.2007
|
|
| |
|
Рассказ открыт для комментариев