o033 Рецидивист

    В этот раз я, похоже, влип по самое не балуйся. Открываю глаза и ничего не вижу. Машу у себя перед лицом рукой. Тьма-тьмущая, чернее, чем у гориллы в заднице. Встаю и, вытянув руки, пытаюсь нащупать стену. Должна же она где-то быть! Делаю три шага и утыкаюсь в холодный склизкий камень. Вот блин! Всегда себе представлял тюрягу именно такой. Здесь никакой джейлбрейк не поможет.
    Иду вдоль стены. Пять шагов. Десять. Двадцать. Хак твою мать! Где это я? Почему здесь нет углов?
    Окружающая темнота как вирт-монитор. Воспоминания даунстримом обрушиваются на меня: наша маленькая комната, из мебели только старая тахта, полутьма, мерный гул глюкала, ровный свет мониторов.
    И горячее прерывистое дыхание Ли на моем плече.
    «…освоении дальних рубежей космоса, — бормочет на фоне новостник. — Эту задачу возьмут на себя разумные самовоспроизводящиеся станции, созданные русскими…»
    Ли любит быть в курсе дела. Даже в такие моменты. Я мягко переворачиваю ее, чтобы сосредоточилась на процессе и перестала пялиться в панель на стене. Мне нет дела до новостей, нет дела, что там в спейсе творится. Ошейник все равно не даст мне покинуть пределы Земли. Таких не берут в спейсмены. Да мне и тут хорошо.
    «…долетев до цели, изучить её, передать информацию и создать сотни своих копий, которые будут отправлены к новым мирам».
    А вот Ли новости о космосе похоже заводят. Ей на Земле тесно. Она начинает хрипло стонать и быстрее двигать смуглыми бедрами.
    Не тормози ньюсмейкер! Гони байду про спейс. Что там еще русские придумали?
    «Мы находимся в одном шаге от космической экспансии, — бормочет панель. — И этот шаг необходимо сделать».
    Оливковая спина покрывается бисеринками пота вдоль хребта. Кусаю Ли за лопатку, чувствую соль на своих губах и рычу от удовольствия. Полчаса назад мы хакнули крупнейшую инфосистему и заработали туеву хучу бабла.
    На эту работу кодеров было немало, но выбрала-то она меня!
    Целую Ли в плечо. В моих руках она — хрупкая, как веточка. Сожми посильнее и переломится.
    Ли-вень. Ли-ства. Ли-к.
    Меня прет не по-детски.
    — Люблю тебя, — выдыхаю ей в ухо.
    Она не открывает глаз, делает вид, что ничего не слышит. Только губы слегка кривятся.
    — Жрать хочу! — капризно говорит Ли.
    В повседневной жизни она — чистый нуб. Зато самомнения — море. А что? Имеет право. Потому что в киберпространстве Ли как рыба в воде. И не просто рыба — акула. Гуру кодеров. Рядом с ней мы все — ламеры. А вокруг акул, как известно, всегда вьются рыбы-прилипалы. Это я не о себе, а о тех, кто с удовольствием занял бы мое место. И это сакс!
    — Может, вина? Хрен с ним, что синтетика. Зато быстро и на вкус почти не отличишь.
    Она пожимает плечами.
    — Как хочешь. Я в душ.
    Вставать не хочется, но мой старый дешевый фудрикатор нужно программировать и нажимать на кнопку. Иначе жрачка сама собой не появится на столе. Я плетусь на кухню, заказываю роллы. От синтезированных запахов фуды рот наполняется слюной.
    В ванной журчит вода, точно тихая песня. Или… или это Ли поет?
    Я прислушиваюсь, натягиваю джинсы и машинально собираю разбросанные вещи своей девушки: рубашку, трусики, шорты, нарукавник. Ревность фиговая штука. Не удержавшись, начинаю просматривать логии нарукавника.
     
    — И когда ты собиралась мне об этом сказать?
    Ли от неожиданности приседает в душе.
    — О чем?
    — Что завтра летишь на Марс? Вот! — я трясу перед ее носом нарукавником с е-тикетом.
    — Я все объясню.
    Что тут объяснять? Бросить меня решила. Скорее даже кинуть. Прибрать к рукам лавэ и свалить с Земли.
    — Понял уже, не ламер тупой. Дурак, конечно, тут ты права была. Куда мне со своими двумястами семьюдесятью двумя пунктами айкью против твоих трехсот.
    — Это я дура, как оказалось, — говорит она. — Независимо от пунктов.
    Вода стекает по черным гладким волосам. Ли похожа на грустную мокрую овчарку. Она хочет что-то еще мне сказать.
    Бах! Входная дверь с грохотом распахивается. В квартирку врываются люди в намордниках и с автоматами.
    — Всем стоять! Мордой в пол!
    Ну чисто, как в шутере — мочи все, что шевелится и собирай дропы.
    Не успеваю ничего ответить. Они дружно наваливаются и выталкивают в комнату. Секундой позже барахтаюсь на полу, меня удерживают три пары. Один из штурмовиков больно упирается коленом мне в спину, ощупывает шею.
    — Так и есть, рецидивист, — цедит он сквозь зубы.  — Лежи тихо, пацан! Не будешь дергаться, ничего плохого с тобой не случится.
    Меня плющит не по-детски, точно я паленым е-роином ширнулся и визуализировался в «Муштре», в которую рубился целых два года. Только в виртуале я прокачался нехило, а тут меня размазали на первом уровне, как нуба.
    Как нас зафиксили, если я собственноручно все трассеры обошел? Ни один аларм ведь не сработал, когда мы с Ли в четыре руки систему прокачивали? И где Ли? Спряталась в ванной? Или ее мокрую и голую тоже распяли на холодном кафеле?
    Я кручу головой, чтобы увидеть, что стало с Ли. Меня прикладывают чем-то тяжелым по затылку.
    И тут до меня  доходит. Это она слила меня! В обмен на собственную безопасность и билет на Марс. Все врут! А я даже логи грохнуть не успел, лузер чипанутый!
    Ли-са. Ли-хо. Ли-лит.
    Я мычу от злости. Перед носом мелькают ботинки, отчаянно воняющие кремом для обуви.
    — Илай Джа, двадцать три года, рецидивист. А ведь тебя предупреждали, — говорит хозяин ботинок и сухо перечисляет все мои прегрешения. Голос у него бесцветный, точно больной. «Ботинки» зачитывают приговор.
    Как приговор? Уже? А суд?
    К коже на плече прижимается холодное и мокрое. И почти сразу же я ощущаю легкий укол. Руку обжигает, но через мгновение боль исчезает.
    Хак вашу мать!
    Последнее что я слышу, как из кухни раздается мелодичный звук. Две порции синтетической фуды готовы. Идите жрать, пожалуйста.
               
    Яркая вспышка воспоминания гаснет, и я снова погружаюсь во тьму. Видение настолько яркое, словно все это случилось со мной только что. Я задыхаюсь злости и обиды, прислонившись к склизкой стене.
    Сколько времени я уже тут? Что это за дурацкая тюрьма, в которой даже свет не включают? И что же мне здесь теперь всю жизнь торчать? Всю жизнь!
    По спине бежит холодок.
    Я решаюсь оторваться от стены и дойти до противоположной стороны камеры. Должна же она где-то быть. Если это одиночка, она не может быть такой большой. Словно уловив мои мысли, пространство мгновенно сужается. И я едва не разбиваю лоб об стену. Что за шняга? Я что, кругами тут ходил?
    От мысли, что я просижу всю оставшуюся жизнь в темном замкнутом пространстве, меня начинает трясти. Мечусь как зверь в клетке. Бью кулаком по холодным каменным стенам. Обрушиваю на них всю ярость, на какую только способен. 
    Обессилев, сползаю по стене, сжав зубы так, что эмаль едва не сыпется.
    Сидя в темноте, я пытаюсь расчехлиться. Думай, говорю себе. Думай, пока они тебе мозг не вынесли. Ты же не лузер какой-нибудь. Что это за каменный мешок? Должна же тут быть дверь, через которую меня впустили. И койка, и отхожее место. Хак твою мать! Где все это? Хоть бы свет включили — тусклую лампочку под потолком!
    Свет ярко вспыхивает над головой, я едва успеваю зажмуриться. Вот ведь уроды! Осторожно разлепляю глаза. Маленькая камера два на три. Койка, в углу унитаз. Железная дверь с глазком и кормушкой. Все как в «Джейлбрейк ориджинал вержн». И как я умудрился здесь ходить по кругу?
    Заваливаюсь на койку и тону в воспоминаниях.
     
    Моя первая ходка была четыре года назад, за драку в баре. Как раз вскоре после введения нового упрощенного Уголовного Кодекса, который в народе назвали «закон о двух судимостях». Но тогда все было по-другому.
    — Осужден в первый раз, нарушение закона легкой категории, — говорит судья. — Илай Джа, вам выносится первое предупреждение.
    Оно же последнее.
    Меня отводят в комнату, где высохший, как финик, олдовый тип в белом халате укладывает меня на кушетку и, опутав кучей датчиков, подключает к компьютеру. Потом защелкивает на моей шее девайс. Я стискиваю зубы и шиплю от боли — ошейник словно вгрызается в кожу.
    — Потерпи, — говорит тип в халате. — Минут через десять он приживется, и боль пройдет.
    Чипанули меня, как кота! Хорошо хоть не пофиксили.
    Тип тестирует что-то на компе и остается доволен.
    — Это на всю жизнь, парень, снять можно только с головой, — заканчивая процедуру говорит тип.
    — Оки, намек понял. С головой у меня полный порядок, — говорю. Думал, он мне инфу сливает, то есть faq выдает.
    — Угу, — грустно кивает тип. — Полюбовался я на твой айкью. Ты говорят кульный кодер?
    Я фыркаю, слушая, как этот олдовый тип пытается по-нашему спикать. Он понимает и тут же возвращается к своему олдовому тону.
    — В общем, мой тебе совет, сынок, даже не пытайся его взломать, если не хочешь сварить мозги. Это я в том смысле, что снять его можно, если голову отрезать.
    — Хак твою мать! Мне же сказали, что будет только предупреждение!
    Он морщится.
    — Этот ошейник — предупреждение и есть. Не иди против общества, не нарушай УК, не покидай пределов Земли, и все будет нормально.
    — Месага симпловая, чего уж, — говорю. — Мне траблы не нужны.
    Тип в халате грустно улыбается.
    — Понятливый. Только мне отчего-то кажется, что мы с тобой скоро встретимся, при твоем-то индексе агрессивности. Второе нарушение автоматически приравнивается к тяжелой категории. Короче говоря, попадешься во второй раз, приговорят к пожизненному заключению. Без права на пересмотр решения.
     
    На стене монитор. Поклясться готов, что раньше его не было. В мониторе тот самый олдовый тип, только уже без халата.
    — Хай, — говорю. — Мы с вами раньше встречались!
    — Здравствуй, Илай.
    — И вам вормов не подцепить, — отзываюсь я.
    — Поздравляю, — улыбается он. — Понадобилось чуть больше минуты, чтобы приспособиться к симуальности. Не сомневался, что память у тебя хорошая.
    — Э-э-э… это вы о чем?
    Термин мне не знаком, но, по крайней мере, тип не пытается косить за своего.
    — О первом дне твоей вечной жизни.
    — А вы кто? Господь Бог что ли? — фыркаю я.
    — Ага, — смеется чел. — В твоем случае почти так и есть. Меня зовут DemitryDennitsa. Можешь называть меня Дем.  А кем я стану — офицером по надзору или непосредственным начальником, зависит от тебя. Но я уверен, ты сделаешь правильный выбор, Илай. Еще тело, как говорится, не остыло, а ты уже сумел выйти на контакт.
    Ага, значит, опер мой.
    Дем. Дем-од. Дем-он.
    У меня срабатывает аларм.
    — Я что… умер?
    — Зависит от того, с какой точки зрения ты на это смотришь.
    — Что еще за паленую шнягу вы мне тут впариваете? Как можно еще на это смотреть?
    — Ты мыслишь, а, следовательно...
    — Существую, — заканчиваю я фразу, все еще не понимая, куда он клонит. И это сакс!
    — Правильно. Вот и получается, что технически ты живее всех живых, Илай. Более того, как я сказал, ты перешел на новый уровень, и теперь будешь жить вечно! Но общество посчитало нецелесообразным тратить ресурсы на поддержание твоей физической оболочки.
    — Как? — у меня пересыхает в горле. — Но… Смертная казнь же была повсеместно отменена! Хак твою мать!  Вы… не должны убивать меня!
    — Никто и не собирается лишать тебя жизни. Просто твой биологический носитель больше не совместим с жизнью.
    — Вы нарушили мои гражданские права! — ору я и задыхаюсь. Сдаунстримили меня, гады. Это уже не просто гамовер, это тотальный дизастер!
    — Эх, — вздыхает Дем. —  И почему преступники сразу вспоминают о своих правах? С юридической точки зрения все формальности соблюдены, Илай. Ты жив. Твоя личность была оцифрована и перенесена на другой носитель. Только и всего.
    — Я вам не верю!
    Дем пожимает плечами.
    — Помнишь ошейник? Помимо других функций он сканировал синаптические структуры серого вещества, сняв кальку с твоего сознания, создал симуличность. Тебя не удивило, что ты можешь менять реальность вокруг себя? Все это, — он обводит рукой мою камеру, — результат твоих воспоминаний. Видимо, из какой-то игры?
    Угадал зараза.
    — Попробуй улучшить свои условия. Давай!
    Я вспоминаю нашу с Ли комнату, и камера преображается. Теперь здесь все так же, как за пару минут до того, когда меня взяли. Вода льется в ванной, я открываю дверь. Ли от неожиданности приседает в душе. Вода стекает по ее черным гладким волосам, делая ее похожей на грустную мокрую овчарку.
    У меня все сжимается внутри. Я закрываю дверь. Иду на кухню, достаю свежесфабрикованные роллы, как делал это сотню раз. Начинаю механически жевать, совсем не чувствуя голода.
    — Убедился? — спрашивает Дем уже с вирт-монитора и смеется: — Запросы у тебя не слишком высокие. Мог бы уже и ошейник снять.
    Я откладываю тарелку с едой, ощупываю шею. Ошейник медленно, но верно растворяется под пальцами.
    — То есть, вы хотите сказать, что я сейчас могу открыть дверь и уйти?
    — Можешь, — кивает он. — Твоя одиночка ограничена лишь пределами твоей памяти. Ты можешь провести целую вечность, вновь и вновь переживая все то, что случилось в твоей жизни. Но ничего не изменится. Все будет повторяться в точности так, как ты это запомнил. Многих это устраивает. Наше общество очень гуманно относится к преступникам. Как я сказал, все юридические формальности соблюдены. Несколько зеттабайт на диске тюремного сервера тебе гарантированы законом до достижения ста лет, условной средней продолжительности жизни человека.
    Если бы я мог, набросился на него с кулаками.
    — Оки, — говорю. — Brb.
    Он смотрит непонимающим взглядом.
    — Скоро буду, — объясняю я и отключаюсь. Накинув куртку, выбегаю на улицу. Брожу дотемна по улицам, не в силах поверить, что все это ненастоящее. Дождь, огни, машины. Люди идут мимо серой толпой, когда я вглядываюсь в лица, они расплываются. От этого меня плющит хуже чем с е-роина.
    Я иду в бар, обычный, а не «е» и угрюмо напиваюсь в хлам. Но стоит мне подумать, что вкус вискаря, и звон льдинок в стакане, и ощущения легкости в голове — воспоминания, хмель рассеивается.
    Симуличность, хак ее!    
    Возвращаюсь домой уже за полночь. Ли спит, свернувшись клубком на моей постели. Я мог бы ее хакнуть, но не хочу. Хочу залепить ей пощечину, но не могу, потому что никогда раньше не поднимал на нее руку. Ну что за шняга!
    Выхожу в сеть и натыкаюсь на улыбающуюся рожу Дема.
    — По решению суда ты лишен доступа к новой информации, — говорит он.
    Я ему не верю, яростно бью по вирт-клаве. Залочили меня! Как ламера! Хак! Хак! Хак вас всех!!!
    Когда я успокаиваюсь, он начинает говорить:
    — Да ладно тебе, Ил. Можно подумать, раньше твоя жизнь была другой. Ты не ел синтезированную еду? У тебя не было виртуалов? Ты не торчал круглыми сутками в сети?
    — Нет аксесса! — ору я. — Это все равно, что в ад попасть.
    — Угу, — соглашается Дем. — Учитывая скорость твоих процессов, для тебя время заключения растянется на тысячелетия, если не произойдет какой-нибудь глобальной катастрофы. Впрочем, если она произойдет, ты об этом даже не узнаешь.
    — Вы что-то говорили про выбор. У меня есть какая-то альтернатива?
    — Есть.
    — Какая?
    Дем хмыкает и говорит:
    — Чистилище, если следовать твоей терминологии. Ты можешь согласиться на участие в программе освоения дальнего космоса. Твоя личность будет переписана на другой носитель. Машину. Ты сможешь открывать новые миры, исследовать их на благо всего человечества. Кому как не асоциальным элементам вроде тебя, с высокой скоростью реакций и склонностью к риску делать это. Только подумай о перспективах. Смотри.
    Камера отъезжает, и передо мной открывается фантастический ландшафт. Розовые и шоколадные горы, напоминающие перевернутые сосульки. Половину предзакатного фиолетового неба закрывает темно-красное светило, похожее на подернутый пленкой глаз хищного чудовища.
    — Это что, в реале?
    — Да, — улыбается змей-искуситель, загнавший меня в ловушку. — Я подарю тебе целый мир. Новую жизнь. Ты сможешь жить в относительной свободе. Будем работать в одной команде. Соглашайся?
    Можно за’loop’иться, прожить тысячу лет в замкнутом привычном мире, делая вид, что ничего не изменилось. Или стать рабом, строя пирамиды на далеких планетах.
    — Ответьте мне всего лишь на один вопрос, Дем. Ладно я попался. А вам-то это зачем? Вам, свободному человеку?
    Улыбка исчезает с его лица.
    — Человеческое тело — самый непрочный носитель и такая же тюрьма для человеческого разума. Рак сожрал мое тело вскоре после нашей первой встречи. Я не хотел с этим мириться, Илай.
    Я молчу, не торопясь с ответом. У меня нет доступа в сеть, чтобы вырваться из системы, нет никаких гарантий, что они не накромсают копий с моей симуличности, не сделают ворма или еще какую-нибудь мелкую шнягу, не удалят с сервера.
    Попадаются только дураки. Но зависая тут, я точно не смогу отсюда выбраться.
    Все что мне осталось — это память и пару тысяч лет на раздумья. На этот раз я смогу все продумать. Cмогу рассчитать.
    — Оки, — говорю. — Я согласен. Готовьте апстрим.