Не спрашивай, что твоя родина
может сделать для тебя, — спроси,
что ты можешь сделать для своей родины.
(Джон Кеннеди — 35-й президент США)
Грин Бэнк, Западная Виргиния
Светящиеся мониторы слабо разгоняли сумрак, царивший в кабинете. Молодой человек расстегнул воротник рубашки, спину приняло в мягкие объятия кресло. Равномерный пчелиный гул компьютеров усыплял лучше любой колыбельной песни. Отяжелевшие веки смыкались сами собой.
Странное предчувствие вырвало дежурного из цепкой паутины дремоты, раньше тревожного писка динамиков. Череда однотипных зубцов на экране заставила молодого человека подпрыгнуть на сидении. Пальцы в бешеном темпе затанцевали по клавиатуре. Обитатель кабинета мастерски жонглировал колонками цифр и столбиками диаграмм до тех пор, пока компьютер не выдал странную черно-белую картинку.
Обхватив ладонями голову, молодой человек несколько минут вглядывался в чудное изображение. Мечтательная улыбка делала выражение лица по-мальчишески озорным. Первооткрыватель торопливо застегнул воротник, поправил растрепанные русые волосы, рука потянулся к телефону.
После продолжительного вызова в трубке послышался недовольный хрипловатый стариковский голос:
— Слушаю!
— Мистер Гаррисон, это я, Николас Ковальский.
— Что-то случилось? Надеюсь, это стоит того, что вы меня разбудили?
— Помните первое примитивное послание в космос из обсерватории Аресибо? — спросил Николас, нетерпеливо потирая подбородок.
— Конечно… — в тоне руководителя отдела проступили нотки настороженности, как у человека подозревающего подвох. — К чему вы клоните?
— Большое Ухо недавно уловило что-то похожее.
— Уверенны? — после продолжительной паузы строго спросил невидимый собеседник. — Ошибки быть не может?
— Так же как в том, что разговариваю с вами, — подтвердил Николас, после того, как утолил внезапную жажду прямо из горлышка бутылочки «Спрайта». — Френсис Дрейк и Карл Саган были бы довольны…
— Источник?
— Созвездие Девы, звезда — оранжевый карлик, расстояние — чуть меньше полутысячи световых лет.
— Оставайтесь на месте. Я сейчас приеду, — отрывисто приказал старик и разъединил связь.
— Есть, сер! — весело ответил молодой человек.
На белом поле монитора красовались две, держащие друг дружку за руку, черные фигурки человечков в кайме диковинных узоров.
*** Манхэттен, Нью-Йорк
Уютное маленькое кафе в этот ранний час было полупустым. Редкие посетители молча наслаждались завтраком, вдыхая свежий утренний воздух, приносимый легким ветерком из Центрального Парка. Столики, покрытые белоснежными скатертями, украшали хрустальные вазочки с алыми цветками роз.
Поблагодарив темнокожую официантку за принесенный кофе, Николас снова направил взгляд на сидящую напротив девушку. Он мог бы часами подряд падать в бесконечную глубину ее карих глаз, окунаться в водопад каштановых прядей, любоваться прекрасными, словно вылепленными гениальным скульптором, чертами лица…
Девушка, сделав глоток ароматного напитка, посмотрела на циферблат часов, которые украшали тонкое запястье в виде серебряного браслета. Она явно давала понять, что времени мало.
— Только пожелай, и я откажусь, — продолжил разговор молодой человек. — Джессика, ради тебя, ради твоего счастья я готов на все.
— Я знаю, как важен для тебя этот проект. Не стоит из-за меня менять планы, — передернула изящными оголенными плечиками девушка.
— Но, я… Я люблю тебя! — в голосе Николаса чувствовалась мольба.
— Мы много раз говорили об этом, — поморщила носик Джессика. — Согласись — я не подхожу тебе. У нас различные интересы. У меня — полно недостатков, дурных привычек. Вокруг — много хорошеньких, более достойных, девушек.
— Это не имеет значения. Я люблю тебя такой, какая ты есть. Другой мне не нужно.
— Но, я — не люблю тебя, — немного виновато и медленнее обычного произнесла девушка. — И время — ничего не изменит…
Мир не взорвался, не провалился в преисподнюю… С улицы доносился нарастающий шум большого города: автомобильный гул, голоса прохожих, мирное голубиное воркование. Солнце все также сияло, отражаясь в бесчисленных окнах ближайших небоскребов. Ковальский опустил взгляд, чтобы глаза не выдавали невыносимую боль.
— Все равно люблю тебя, и буду любить всегда. Не могу иначе, — словно со стороны услышал свой голос молодой человек. — Обещаю: больше меня не увидишь. Ради твоего счастья готов даже на это.
— Зачем такие жертвы? — отпила кофе Джессика, убирая со лба непослушный локон. — Как будущий психолог, подозреваю: ты втайне надеешься, что героическими поступками — заслужишь уважение. И я начну жалеть, что не оценила твоих высоких порывов, у меня пробудиться ответное чувство, только будет уже поздно… Правда?
— Нет, — тихо ответил Николас, к его горлу подступил тугой комок. — Просто, я — люблю тебя… Извини, что причинил столько неудобств.
— Ты — очень хороший парень, — голос девушки дрогнул, она с трудом взяла себя в руки. — Но, любовь — нельзя заслужить. Как, впрочем, и запретить любить… Это ты извини. Нам больше, действительно, не стоит встречаться. Прощай!
— Прощай! — угрюмо повторил молодой человек, его лицо было мрачным от печали.
Джессика поднялась из-за столика. Ковальский провожал девушку взглядом, пока ее хрупкая фигурка не скрылась из виду. Потом перевел взгляд на красную розу в центре столика, из груди вырвался тяжелый вздох.
*** Мыс Канаверал, Флорида
В огромный конференц-зал набилось столько народу, что многим приходилось толпиться в проходах между рядами кресел или подпирать стены. На небольшом возвышении за длинным столом восседали виновники ажиотажа — несколько мужчин и одна женщина. Все — различного возраста, телосложения, национальной принадлежности — но с одинаково усталыми глазами.
Рядом с каждым на табличках были написаны имена: Джонатан Хиггинс, Теодор Джексон, Николас Ковальский, Сюзанна Стивенсон, Жак Фисе, Вильям Олбрайт. За их спинами красовались звездно-полосатые флаги и эмблема национального аэрокосмического агентства: на синем круге звезды, белая орбита и красный раздвоенный вектор. «Во благо всех» — гордо гласил девиз. Фотовспышки регулярно озаряли лица героев с вымученными улыбками, не давая и на минутку забыть о теперешних ролях.
— Макс Броуди, Си-Эн-Эн, — представился кудрявый бойкий журналист. — Скажите, пожалуйста: правда ли то, что среди экипажа «Мафусаила» есть посторонние особы, не имеющие отношения не только к астронавтике, но и к космическим исследованиям вообще?
Залом прокатилась волна оживления.
— Все члены экипажа в высшей степени профессионалы, — убедительно проговорил пожилой седоволосый мужчина, отдельно стоящий за трибуной. Табличка указывала, что это Томас Карлингтон — руководитель пресс-службы. — Отбор кандидатов проводился из добровольцев, требования к которым были очень высокие. Выбирались лучшие из лучших. На сайте подробная информация о каждом. Жаль, что вы ее не изучили, а доверяете слухам!
— Линдси Лоуренс, «Нью-Йорк таймс». Нашим читателям интересно: почему в составе экипажа только одна женщина-астронавт? — затараторила очередная акула пера — верткая рыжеволосая женщина. — Не кажется ли вам это проявлением гендерной дискриминации? Что подумаю о нас представители иной цивилизации?
— Нет… Ни в коем случае, — с лучезарной улыбкой заверил мистер Карлингтон. — Правительство Соединенных Штатов и наше Агентство ведут последовательную политику против любой дискриминации личности. И в данной ситуации мы поступили согласно этим принципам. Дело в том, что среди добровольцев — была только одна женщина!
Послышался громкий мужской смех. Пристыженная журналистка уселась на место.
— Рональд Бинсток, «Газета Уолл-Стрита». Вопрос скорее не к вам, а к Белому Дому. Но, я хочу услышать и ваше мнение, — сверлил взглядом участников пресс-конференции высокий черноволосый мужчина в белом костюме. — Что даст нашей стране путешествие «Мафусаила»? Кроме, конечно, огромных денежных издержек, которые лягут непосильной ношей на плечи рядовых налогоплательщиков. И это в то время, когда государство переживает не самый лучший в экономическом и политическом плане период!
— Спасибо за вопрос, — поморщился мистер Карлингтон. — Да, прямой экономической выгоды от проекта в ближайшее время не предвидеться. В науке очень многие открытия нельзя измерять в долларах. И это не должно смущать настоящего исследователя. Главное ведь что? Истина! Она и служит высшей наградой!
— Гарпер Войнович, канал «Дискавери», — прогнусавил с британским акцентом лысый мужчина в очках. — Какими представляете обитателей той планеты, от которой мы получили радиосигнал? Насколько сложно будет установить с ними контакт?
— На этот вопрос лучше всего ответить открыватель и дешифровщик Послания — мистер Ковальский, — проговорил Томас Карлингтон. — Прошу, Николас. Смелее!
—Э-э-э… Мне кажется, что они очень похожи на нас, — предположил Николас, немного смущаясь большой аудитории. — И дело не только во внешнем сходстве — они тоже гуманоиды, их планета подобна Земли. Очень важно, что у нас одинаковые принципы мышления, построения абстрактных знаковых систем. Поэтому, думаю: установление контакта не должно вызвать непреодолимых трудностей.
— Сара Мак-Конрад, «США сегодня», — тягуче проговорила упитанная белокурая барышня. — Благодаря релятивистским эффектам, предсказанным Альбертом Эйнштейном — полет к братьям по разуму и обратно на корабле, который движется с околосветовой скоростью, займет меньше десяти лет, хотя на Земле пройдет тысячелетие. Вернувшись назад — никого из родных или друзей вы, к сожалению, не застанете. Что чувствует, зная, что у вас, по сути, билет в один конец?
Зал притих. На лицах журналистов читалось искрение сочувствие к астронавтам. Никто раньше не решался задать этот неудобный риторический вопрос.
— Наша страна гордиться героями, добровольно жертвующие радостями жизни во благо Америки, Свободы и Демократии! — ответ главы пресс-службы звучал более чем торжественно.
***
«Мафусаил», 103 световых года от Земли
Яркое желтое освещения кают-компании имитировало земной полдень. Весело чирикали невидимые воробьи, тихо журчал несуществующий ручей. На медиапанели, занимавшей целиком одну из стен помещения, медленно колыхала ветвями рощица молоденьких секвой, словно перенесенная из Йеллоустонского национального заповедника.
Вильям Олбрайт, Жак Фисе и Николас Ковальский сидели за большим круглым столом в центре комнаты и играли в покер. Перед коллегами Николаса стояли наполовину полные густо-янтарного напитка стаканы, на дне которых угадывались кусочки льда.
Жак Фисе был явно в ударе. Рядом с ним на зеленой столешнице возвышалась внушительная куча выигранных у товарищей фишек, а его лицо сияло белоснежной улыбкой.
— Я, пожалуй, увеличу ставку вдвое,— скрипуче произнес мистер Олбрайт и упер немигающий взгляд в Жака.
— Ваше самообладание делает вам честь, — ухмыльнулся Фисе, сверившись с картами. Он пододвинул еще башенку фишек к своей ставке. — Поддерживаю предложение.
— Я — пасс, — сказал Ковальский. Он бросил свои карты на стол. — Мне в такие игры никогда не везет.
— Открываемся? — спросил Жак Фисе.
Вильям Олбрайт медленно выложил перед собой короля, валета, восьмерку, пятерку и тройку пик:
— Флаш!
Оппонент выдержал театральную паузу. Потом с победоносным хохотом показал бубнового, червового и крестового туза, а после — бубновую и крестовую девятки:
— Фулл-хаус!
Дверь с тихим жужжанием сервомоторов поползла в стену. В кают-компанию вошел первый пилот, он же помощник капитана. При виде занятых игрой коллег — в темных глазах сухощавого афроамериканца зажглось праведное негодование:
— Виски и карты, джентльмены? Положим, у Николаса сейчас нет работы. Зато у вас — ее много! Почему в последнее время совершенно забросили порученную программу экспериментов? Я уже давал замечания, надеясь, что вы сделаете нужные выводы. Но, теперь, мне кажется — пришло время дисциплинарных мер.
Жак прикусил губу, но не сумел удержаться — разразился утробным ржанием. Мистер Олбрайт остался невозмутимым. Николас непонимающе оглядел коллег.
Ноздри Теодора Джексона стали раздуваться, как у разъярено быка:
— Как это понимать? Вы издеваетесь надо мной? Хотите провести остаток пути под арестом в своей каюте?
— Меня? Под арест? — задыхался от смеха Жак Фисе. — Вот благодарность! Я вложил в это корыто десятки миллиардов, а мной еще будет командовать какой-то солдафон.
— Послушайте, Тед, — холодно сказал Вильям Олбрайт. — Приберегите свой пыл для других. Мне тоже надоела эта клоунада! Да, руководство страны не посчитало нужным информировать вас, что я и мистер Фисе в значительной мере финансировали этот проект.
— Что-о-о? — у Джексона поползли вверх брови.
— Процитировать слова благодарности, которые нам говорил мистер Президент в Овальном кабинете? Сами подумайте: откуда в исхудалом государственном бюджете внезапно нашлась неприлично большая сумма на постройку «Мафусаила»? — нехотя объяснил Вильям. — Не верите нам — спросите у капитана Хиггинса.
— Но… — запнулся от избытка эмоций Теодор. — Зачем это вам?
— Жизнь — самое дорогое на свете. Против старости — современная медицина бессильна. Ложиться в криокамеру, как некоторые — не в моем вкусе. Так почему же не воспользоваться шансом, первым на себе испытать внеземное здравоохранение?
— А меня всегда влек экстремальный туризм, — признался Жак Фисе, делая большой глоток из стакана. — Где я только не был! Гималаи, Антарктида, дно Тихого океана, Сахара. Русские за хорошие деньги возили меня на Луну и обратно, под другим именем, разумеется... Для того и существуют деньги, чтобы позволить себе самые невероятные приключения. Иначе — зачем жить? Вы согласны?
Медленно пятясь, помощник капитана вышел из помещения.
***
«Мафусаил», окрестности оранжевой звезды
Отсек управления напоминал увеличенную в несколько раз кабину авиалайнера. Только вместо окон располагался огромный обзорный экран. В его центре, на фоне искристой звездной россыпи, спелым апельсином пылало оранжевое светило.
Экипаж «Мафусаила» занимал громоздкие коконы антиперегрузочных кресел, которые окружали мониторы поменьше и многочисленные панели управления.
— Шестой зонд из двенадцатого сектора. Спектрографический анализ объекта указывает на высокое содержание металлов... — отрывисто сообщил Теодор Джексон.
— Визуальный контакт! — потребовал капитан Хиггинс.
— Есть, сер!
На центральном экране возникло изображение: медленно вращающаяся, заостренная с одной стороны конструкция. Через десяток секунд объект повернулся под таким углом, что стало понятно: это крупный обломок морского судна, его носовая часть. Под лучами местного солнца на его борту заблестели диковинные символы, похожие на арабскую вязь.
— Николас, сможете расшифровать?— спросил Джонатан Хиггинс.
— Попробую, сер, — ответил Ковальский.
— Как «Титаник», — с болью в голосе заметила Сюзанна Стивенсон. — Лишь вместо дна океана — космическая бездна… Как же так? Почему? Что могло их уничтожить?
— Да, все и так ясно, — нехотя проговорил первый пилот, потирая затылок. — Один придурок изобрел что-то мощнее атомной бомбы, а другой дурак — нажал на красную кнопку. И — бу-у-ум! Вместо планеты — тучи жалких обломков…
Жак Фисе, вальяжно лежащей в своем кресле, словно ленивый король на троне, не упустил возможность уколоть Теодора:
— Странно слышать такие слова от человека, столько лет жизни отдавшего военно-воздушным силам Соединенных Штатов. Я читал ваш послужной список. Вы — тоже делали большой «бум» в рамках превентивных антитеррористических ударов. С жертвами среди мирного населения. Забыли?
— Я был молод и глуп, — с вызовом бросил мистер Джексон. — Потом я осознал ошибки и написал рапорт о переводе в надежде искупить вину…
— И что изменилось? — ухмыльнулся Жак. — Для чего вы, например, сюда летели? Неужто, заниматься культурным обменом? Или делиться опытом, как выращивать морковь?
— На что намекаете? — нахмурился помощник капитана.
— У нашего правительства был только один резон посылать «Мафусаила». Подсчет затрат времени на пересылку Послания указывал: эта цивилизация на четыре столетия обгоняла в развитии земную. Поэтому аналитики предрекали: назад мы вернемся через какое-нибудь гиперпространство, то есть — почти мгновенно. А, стране, первой сумевшей установить дружественные отношения с могущественными инопланетянами — обеспечено в будущем мировое превосходство. Очень возможно, что если бы они не погибли — могли поделиться и сверхоружием. Вот подарочек мы везли бы на Землю!
— Замолчите! Не хочу слушать циничные выдумки! — Джексон нервно застучал пальцами по панели управления.
— А вы у капитана спросите, какие он получил инструкции у соответствующих ведомств, — ехидно предложил эксцентричный миллиардер, в хитрой улыбке обнажив крупные ровные зубы.
— Мистер Фисе! Я, в отличие от вас — настоящий патриот, — в голосе Джонатана Хиггинса громыхал гром. — И придерживаюсь мнения, что для блага государства все средства хороши. Даже раскрутить некоторых самодовольных индюков-толстосумов на большие деньги… А теперь — закрыли тему! Если не помогаете — так не мешайте работать!
Улыбка враз покинула Жака, он как-то сник, потупил взгляд.
— Мистер Хиггинс! — осторожно обратил на себя внимание Ковальский. — Я дешифровал надпись на обломке. Название корабля — «Твердыня».
***
«Мафусаил», окраины Солнечной Системы
Тихое всхлипывание повторилось. Николас оглядел медотсек: стерильно-белые стены; шкафчики, за стеклами которых хищно поблескивали хирургические инструменты; стеллажи, уставленные коробочками и баночками с длинными латинскими названиями. В воздухе витал специфический, не очень приятный «больничный» запах.
Из-за полупрозрачной перегородки в дальнем конце помещения медленно вышла миссис Стивенсон. У нее было покрасневшее отрешенное лицо, ладонь сжимала смятую салфетку.
— Вы что-то хотели? — спросила Сюзанна, стараясь придать голосу профессиональную деловитость, но он предательски дрогнул.
— Может — я не вовремя? — смутился Ковальский. — Зайти попозже?
— Все нормально. Проходите, присаживайтесь, — указала врач, и по совместительству биолог экспедиции, на белую кушетку. — На что жалуетесь?
— Я, собственно, пришел узнать о мистере Джексоне, — немного растерялся Николас. — Как он себя чувствует? Можно его проведать?
— Я ввела транквилизаторы. Ему уже лучше… Насколько может быть лучше в нашей ситуации…
Женщина опять всхлипнула, закрыла руками лицо, ее плечи мелко задрожали.
— Ну, не надо так переживать, — попытался утешить женщину Ковальский.
— Знаете, что он меня попросил? — отрывисто, через рыдания, проговорила Сюзанна Стивенсон. — Сделать такой укол, чтобы больше не проснуться! А теперь я боюсь одного…
— Чего? — тихо спросил специалист по контактам с внеземными цивилизациями. Заныло сердце: он вдруг догадался, каким будет ответ.
— Боюсь, что теперь, когда мы знаем, что человечество — вероятнее всего тоже погибло — этот укол будете просить все вы!
— Успокойтесь, пожалуйста, — Ковальский постарался придать голосу бодрую уверенность, но у него не очень то получилось. — Возможно, все не так плохо, как кажется. Вот, долетим до Земли, спустим на поверхность шлюпку…
— Зачем? Ненавижу этот мир! Ждать от него чего-то хорошего — только сознательно обманываться! — Миссис Стивенсон отняла руки от лица, в зеленых глазах стояли слезы. — Все мы хотели убежать от прежних проблем. Надеялись, что время уймет душевную боль, а новые впечатления — помогут обрести утерянный смысл жизни. Но от себя не убежишь!
Николас молча кивнул.
— Вот, я, например, — продолжила врач, на мгновение прикусив нижнюю губу, — потеряла сынишку и мужа. Они погибли в Оклахоме в автокатастрофе. По дороге домой в машину врезался грузовик с пьяным водителем… Почему попросилась в этот чертов полет? Лучше бы осталась ухаживать за могилками…
— Я вам искренне сочувствую, — Ковальский поднялся с кушетки, осторожно приобнял Сюзанну. Она благодарно прижалась к его груди.
— А у капитана Хиггинса уличная подростковая банда в Лос-Анджелесе зверски, за сотню баксов, убила молодую жену. Они и полгода вместе прожить не успели. Я с ней была знакома, — доверительно сообщила миссис Стивенсон, доставая свежую салфетку из кармана комбинезона. — Только его не надо жалеть, Джонатан этого не переносит…
— Пойдемте в кают-компанию и что-нибудь перекусим? — предложил Николас, после продолжительного молчания.
— Давайте, — согласилась женщина, немного успокоившись. — Извините, что пришлось все это выслушать. В последнее время я так раскисла…
Они покинули медотсек. В длинном сером коридоре гулким эхом разносились их шаги. Неожиданно Сюзанна вскрикнула, вцепилась в руку коллеги: навстречу, из-за поворота к шлюзовой камере, вышел высокий незнакомец в золотистом одеянии, похожем на греческую тунику. Магнетические черные глаза мужчины смотрели сострадательно.
— Кто вы? — спросил Николас, заступив собой женщину.
— Называйте меня Орином. Не бойтесь. Я — Полномочный Представитель человечества и ваш опекун на первое время.
— Так оно не погибло? — переспросила врач обрадовано, выглядывая из-за плеча товарища.
— Нет, — спокойно ответил Орин.
— Почему Земля не отвечает на наши запросы? Не улавливаются даже фоновые радиопередачи? — с возмущением спросил Ковальский. — Качественные телескопические наблюдения нам не доступны — обсерваторный отсек поврежден астероидом в системе погибшей цивилизации…
— Мы давно не пользуемся такими отсталыми технологиями связи, — охотно объяснил гость. — Извините за задержку визита. О вашей эпохе сохранились довольно противоречивые сведения. Пришлось изучать, сканировать вашу память, вырабатывать стратегию поведения.
***
Земля, XXXI век
Летающая «тарелка» бесшумно скользила по воздуху на высоте птичьего полета. Сквозь прозрачные сегменты стен и пола экипажу «Мафусаила» открывалась отличная панорама земной поверхности. Внизу проносились изящные коттеджи, средневековые замки с башенками, дома-пирамиды, дома-шары, закрученные в спираль, похожие на улиток, постройки без окон и дверей. И все — в окружении пестрых цветочных клумб, изумрудной зелени деревьев и газонов.
Мужчины и женщины, в ярких, разнообразного кроя легкомысленных одеждах, мирно отдыхали на лавочках, прогуливались аллеями или беспечно играли на спортивных площадках в бейсбол, футбол, баскетбол, теннис… Рядом резвились стайки детей. В кабину летательного аппарата доносился радостный смех, приятная мелодичная музыка.
— У вас всюду так? — недоверчиво спросила миссис Стивенсон. — Во всей Америке или только тут, на Восточном побережье?
— Что вы имеете в виду? — любезно уточнил Орин, управляющий полетом с помощью мягких прикосновений к подлокотнику тонкого бежевого креслица.
— Ну-у-у… Спокойно, приятно, экологически чисто.
— Так у нас кругом. По всей Земле. Фабрики и заводы — на замкнутом безотходном цикле производства, большинство из них — глубоко под поверхность. Транспорт, как чувствуете — не создает загрязнений или шума.
— У вас — большая безработица? — обеспокоенно поинтересовался мистер Джексон, указывая пальцем на беззаботно проводящих время людей. — Вон сколько дома сидят!
— И да, и нет, — неопределенно пожал плечами Орин.
— Как это? — не понял Теодор.
— Каждый занимается тем — чем пожелает и когда захочет. Тяжелый труд — удел роботов-автоматов.
— Неужто — все стали богачами? — ухмыльнулся Жак Фисе.
— Вы — правы, уважаемый, — кивнул головой хозяин летающей «тарелки».
— Какие деньги сейчас в ходу? — не отставал эксцентричный богач. — Какой курс может быть к старому доллару? Я как чувствовал, что вернусь, и оставил себе на счету парочку миллионов. Плюс — проценты за тысячелетие…
— Никакие! — сообщил Орин. — Они остались в прошлом, как винчестеры или дилижансы. Не беспокойтесь — у нас ни за что не нужно платить.
У Жака от азартного возбуждения загорелись глаза, он хрипло произнес:
— Мир без денег — вот это экстрим!
— Медицина у вас далеко продвинулась? — осторожно спросил мистер Олбрайт.
— У нас все абсолютно здоровы. Неизлечимых болезней не осталось, — заверил Полномочный Представитель. — Если вас что-то беспокоит — мы быстро вылечим.
— Я, вот, не видел стариков, — с опаской отметил Вильям Олбрайт, прищурив правый глаз. — Для них отведенные какие-то специальные санатории?
— Их просто нет. Каждый человек регулярно проходит курс омоложения, как вы — душ. Дед выглядит почти так же хорошо, как внук.
На лице Вильяма впервые за последние годы расцвела жизнерадостная улыбка.
— Надеюсь, уровень преступности у вас невысокий? — задал свой вопрос Джонатан Хиггинс. — Полицейских незаметно. Или в правоохранительных органах тоже роботы?
— Преступности как таковой — у нас давно нет, — добродушно рассмеялся Орин. — Всеобщее изобилие искоренило ее главные причины.
— И, войн — тоже? — с надеждой в голосе спросил мистер Джексон.
— Даже мелких конфликтов! Смысл воевать или воровать если у вас есть все то, что у соседа? Умирать из-за глупости генералов или политиканов, когда можно жить вечно — никому не охота.
— Как дела обстоят в науке? — поинтересовался Ковальский. Со стороны казалось, что специалист по контактам о чем-то сосредоточено размышляет.
— А как вы думаете — всего этого можно было бы достичь без ее постоянного развития? — развел руками Орин, указывая на восхитительную панораму вокруг.
Николас улыбнулся, но промолчал.
— Я — словно умерла и попала в рай! — поделилась впечатлениями Сюзанна. Ее голос задрожал от избытка позитивных эмоций. — Мы все в тайне надеялись, что так и будет. Хотя — очень боялись обмануться… Большое вам спасибо!
— Не стоит благодарности, — растрогался Орин. — Вы на это заслужили. Кстати, впереди еще много приятных сюрпризов.
***
Земля, XXXI век
«Большое яблоко» стало гигантским… В небе над городом царило оживленное движение. Летающей «тарелки» Орина частенько приходилось лавировать в плотных потоках разнокалиберного воздушного транспорта. Несмотря на крутые виражи, перегрузок не чувствовалось. Ковальский угрюмо сидел в окружении опустевших кресел.
Ярко блестели в лучах солнца воды бухты Аппер-Нью-Йорк-Бей. Статуя Свободы на маленьком островке, как и прежде, гордо держала факел и табличку с датой:4 июля 1776 года. Бруклинский мост все также соединял Бруклин и Манхэттен. Новые здания шли вперемешку со старыми, известными Николасу. Эмпаир-стейт-билдинг или Крайслер-билдинг рядом с винтообразными домами-садами — казались неуклюжими монументами древности, как хижины первых поселенцев по сравнению с Капитолием.
— Куда вы меня везете? — спросил Ковальский, нарушив длительное молчание. В его позе читалось нарастающее беспокойство.
— Хочу и вам сделать сюрприз, — загадочно ответил Орин.
— Такой же, как моим коллегам?
— Правда, они счастливы? Что может быть лучше встречи с родными и любимыми? Мы уже столетие, как начали воскрешать умерших.
Они приземлились возле меленького кафе, неподалеку от Центрального Парка. Оно выглядело также уютно, как тысячу лет назад. Специалист по контактам нерешительно застил возле летательного аппарата.
— Идите-идите! Она вас ждет! — подбодрил Орин. — А я — тут побуду.
Николас на негнущихся ногах вошел внутрь заведения. Столики, укрытые белыми скатертями — по-прежнему украшали хрустальные вазочки с алыми цветками роз. За одним из них сидела… Джессика. В том же платьице, что было на ней в день, когда они расстались.
— Привет, Ник! Ты так возмужал, — обрадовано вскочила с места девушка и усадила мужчину рядом. — Как я рада! Как счастлива снова видеть тебя!
— Здравствуй… Неужели это ты? — вырвалось у космического путешественника. Он неотрывно смотрел в милые карие глаза, такие же юные и задорные, как и прежде.
— Конечно я! Кто же еще? — жизнерадостно подтвердила девушка. — Если б ты знал, как я скучала по тебе, любимый!
Услышав последнее слово — Николас вздрогнул, часто заморгал.
— Удивлен? Извини, что так сразу набросилась на тебя, — попросила Джессика, улыбаясь. — Я, наконец, поняла, что люблю тебя! И, теперь — мы можем быть вместе. Всегда! Вечно! Все — как ты мечтал!
— Но-о-о… — протянул Ковальский. В его голосе и чертах отражалась отчаянная внутренняя борьба, как у человека перед тяжелым решающим выбором.
— Никаких «но»! Ты — заслужил на счастье. Вот и получай его! — убежденно произнесла красавица, убирая с лица упрямый локон. — Нам столько нужно друг другу рассказать, я так перед тобой виновата…
Николас тяжело вздохнул, стремительно поднялся из-за столика.
— Ты — куда? — заволновалась девушка, протягивая к нему руки, словно желая удержать.
— Извини… Мне нужно выйти, — упавшим голосом объяснил Ковальский и быстро, не оглядываясь, бросился к выходу.
Орин растеряно посмотрел на подопечного:
— Что-то не так?
— Это все — лишнее, — грустно сказал Николас, он был очень бледным.
— О чем вы?
— Получилась слишком добрая сказка.
— Джессика? — нахмурил брови Орин.
— Не только. Например, я не верю, что рай на Земле можно построить лишь путем технологического развития. Изобилие и всесилие — не панацея, а, скорее, вызов…
— Мы только взяли за основу представления, бытовавшие в ваше время, и немного их дополнили, — виновато пожал плечами Полномочный Представитель.
— Понимаю. Как и то, что вы хотели как лучше: оградить нас от стресса, создать комфортные психологические условия. Но, вот в чем дело... — Ковальский сделал паузу. — Мне не нужны красивые иллюзии. Я понял, что все равно люблю… Люблю Землю и людей, не претендуя на взаимность. Или это за тысячу лет эволюции стало для вас непонятным?
— Есть качества, всегда пребывающие на вершине нашего духа, — задумчиво ответил Орин и согнул голову в коротком поклоне. — Примите наши извинения.
Мир вокруг стал тускнеть, таять как витиеватая живописная изморозь на окне под лучами восходящего солнца. Николас невольно зажмурился, сердце учащенно забилось. Он знал, что через миг откроет глаза и, возможно, не раз пожалеет, что отказался от приятной сказки. Но, иначе поступить уже не мог. |
Рассказ открыт для комментариев