 |
|
| |
20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.
13:33 19.04.2023
Сегодня (19.04) в 23.39 заканчивается приём рассказов на Арену.
|
|
|
|
|
|
Пять кораблей на краю света готовились к зимовке. Пустынный берег зарос чахлой травой и редкими приземистыми кустами. На горизонте высилась цепь гор с засыпанными снегом вершинами. Серая студеная вода в бухте оставалась спокойной даже во время шторма – волны не могли пролезть в узкое «горлышко». Двести сорок человек собирались переждать плохие времена – и весной двинуться дальше. Только начался апрель, но было очень холодно. Матросы грелись вокруг костров, обсуждали приказ про сокращение дневных порций и на редкость хорошую рыбалку. Солнце скрылось за заснеженными горами, но небо еще не успело потемнеть.
Хинеса де Мафру, старшего матроса двадцати шести лет отроду, позвал лоцман «Сан-Антонио», отвел подальше от костра.
– Переходи к нам, – приказал лоцман. – Мы уплываем домой.
– Но… – участвовать в восстании было страшно. Отказывать земляку – не удобно.
– Я обещал твоей жене вернуть тебя через год, значит, верну, – напомнил лоцман. Заговорил сухо, словно повторяя заученные слова. – Плавание сорвалозь. Мы не нашли проход в Южное Море. Запасы на исходе. Пытаться продолжать – значит, погибнуть замим.
«Самим», Хинес привычно распознал искаженное родным андалузским говором слово. Думал над предложением земляка. Бунтовать – совать голову в петлю. Победят повстанцы – снимут веревку, проиграют – снимут голову. Адмирал скор на расправу – штурмана «Виктории» казнил только за то, что поймал на мужеложестве…
– Это не бунт, – настаивал лоцман. – На нашей стороне представитель короны, значит, бунтовщиками будут те, кто окажет зопротивление.
– А другие наши?
– Наши? – чуть удивился лоцман. – Кто?
– Кристобаль-юнга из Хереза, Диего, Диего и Жуан из Сен-Лукара, Алонсо и Гонзалес-кузнец из Пуэрто?
– Значит, кадизцы-земляки, – кивнул лоцман. – З нами.
– Хорошо. Куда идти?
– На лодку. Я скоро приду.
Идти к берегу было страшно. Хинес на каждом шагу боялся, что вот сейчас его схватят под руки, спросят, куда и зачем он собрался. Он еще ни разу не участвовал в восстании, пусть и под началом представителя короны – зато вдоволь насмотрелся на головы и разорванные в клочья тела бунтовщиков. Шаги давались тяжело, как будто весь пляж превратился в песчаное болото.
В лодке – единственной на всем берегу – уже ждали сын лоцмана, трое матросов и вольнонаемный – все с «Сан-Антонио».
– Хинез! – позвал сын лоцмана. – Ты шлюпку ищешь?! Идем к нам! Других все равно нет!
Отступать было поздно. Вздохнув, Хинес уселся на свободное место, как на скамью подсудимых. Скоро подошел сам лоцман – один, и приказал отчаливать.
– А где шлюпки? – спросил Хинес, берясь за весло.
– Здесь нет, значит, у нас, – сухо ответил лоцман. Вполголоса добавил. – Твоя задача – выжить и вернуться к жене, значит, когда начнется – вперед не лезь, не мозоль людям глаза. Понял?
Хинес кивнул. Этот план он одобрял полностью.
С «Конспесьона» долетал смех, крики и звяканье железа. В свете факелов, вооруженные до зубов моряки суетились на палубе, сравнивали мечи. Кто-то попытался бабахнуть из мушкета – его вовремя скрутили и отобрали огнестрел. Общий гомон почти заглушал странные удары с кормы судна – словно кто-то бился головой в стену каюты капитана.
Диего из Сан Лукара схватил Хинеса за руку, как только тот поднялся на корабль. Хинес чуть не умер от испуга на месте, решив, что восстание уже провалилось и его арестовали.
– Кровь Христова! – заорал Диего, дыша прямо в лицо земляку убойным перегаром. – Хинес! И ты сдеся, клянусь Святым Яго! Будешь в моей десятке, да?
Не дожидаясь ответа, притащил «новобранца» к стюарду, раздававшему оружие.
– Воевать будем? – упавшим голосом спросил Хинес, подпоясываясь саблей, и думая, как удобнее держать мушкет и пику, чтобы ничего не падало.
– А тож, клянусь Мадонной! – радостно оскалился Диего. – Кесада врал, что на «Са’-Антонио» драки не будет. А мы все одно подеремся, да?! Да успокойте кусена адмирала, да?! А то я са’ его, клянусь гребешком Святого Якова! Заперли в каюте, как человека. А он полдня дверь ломает! Ну свинья же, а?
Хинес не был готов воевать. Побунтовать, покричать со всеми – согласился. Но убивать кого-то?! Рубить саблей живого христианина, пусть и итальяшку какого-нибудь?! Он затравленно оглянулся, понимая, что с корабля не убежишь. Воспользовался случаем, когда Диего отпустил его руку – и нырнул в полуют, надстройку на корме. Тут было темно и душно, от вони перегара слезились глаза. Стараясь ни на кого не наступить, Хинес пробрался к люку в трюм и скользнул вниз, захлопнув за собой крышку.
Стало тише, но не намного – пирующих было хорошо слышно сквозь доски палубы. Хинес выдохнул, попытался устроиться в уголке, надеясь, что про него забудут.
– Дядя Хинез, вы? – позвал шепот из темноты. – Вы з ними?
Хинес узнал юнгу – Кристобаля из Хереса. Очень хотелось ответить «нет». Но если врать даже своим – кому тогда говорить правду?
– Вроде того. А ты?
– А я боюзь, – признался юнга. Всхлипнул. – Я трус? Но ить повесят, если… А я…
– Тише, – успокоил его Хинес. Или попросил – чтоб не услышали. – Нет. Мы оба… осторожные.
Было стыдно. Хотелось идти к своим, идти на войну – и будь, что будет. Но дома ждала жена. И виноградник.
– Вперед! – скомандовал наверху, на палубе, капитан Кесада.
– Драться! – взревел Диего.
Загремели сапоги, матросы грузились в лодки. Стало тише. Хинес осмелился осторожно вдохнуть. Со стуком распахнулся люк, в трюм с грохотом спустился Диего. Заорал, даже пьяным не забывая коверкать слова на столичный, «севильский» лад:
– Ты сдеся, клянусь Мадонной! Дрыхнешь?! За какими мощами в трюме?! Идё’! Кровь Христова!
Диего усадил Хинеса на шлюпке рядом с собой. Три десятка матросов, во главе с капитаном Кесадой и представителем короны, переправились на «Сан-Антонио». Хинес с трудом тащился рядом с Диего. Теперь, когда он показался с оружием на палубе чужого корабля, он окончательно стал бунтовщиком. К тому же – он был трезвым, и понимал, что они делают.
Альваро де Мешкито, командир «Сан-Антонио», вышел навстречу.
– Взять его! – приказал капитан Кесада. – В железо!
– В железо, в оковы, на распятие, в море! – поддержал Диего и рванулся вперед, не выпуская локоть Хинеса. Тому не оставалось ничего другого, как пробормотав «Прозтите» схватить Альваро с другой стороны.
– Гонсалес-куснец, кровь Христова! Ходь сюда, да?!
Хмурый Гонзалес из Пуэрто, кузнец, протиснулся вперед и в два счета заковал Мешкито в кандалы.
– Где вы взяли столько вина?! – удивился Альваро. – Вы весь запас «Виктории» вылакали, сучьи дети?!
– Молчать! – рявкнул Диего. – А то, клянусь…
Гонзалес-кузнец отстранил земляка, толкнул в толпу мятежников и занял его место возле арестованного.
– Прозтите, – тихо попросил Гонзалес. – Дон Альваро.
На палубе собралась вся команда «Сан-Антонио». Капитан Кесада произнес быструю речь, поясняя, что они просто хотят выполнить приказ короля и вернуться домой. И если кто-то будет препятствовать…
– Вы в конец упились, что ли? – протиснулся вперед штурман захваченного корабля. – Нашли время с оружием по кораблям шляться! Брысь по койкам! И что вы такое с нашим капитаном учудили?! Освободите немедленно!
Кесада выхватил саблю.
– Патер ностер, – выдохнул Гонзалес-кузнец. – Что ж теперь будет?
– Так будет с каждым, – пояснил капитан Кесада, пряча окровавленный клинок в ножны.
Люди безмолвствовали. Хинес отчаянно хотел проснуться. Не получалось. Пришлось вместе с Гонзалесом-кузнецом отвести Альваро в каюту и запереть дверь. Бунтовщики разъехались по своим кораблям, сквернословящего Диего увезли на «Викторию». Хинес остался на «Сан-Антонио» – вместе с лоцманом, который тоже был де Мафра.
– Победа скоро, – подбадривал лоцман. – Мы уже отправили адмиралу предложение вернуться домой, значит, скоро ответит. Если согласится – значит, мы признаем его главным. Если нет… Но он разумный человек, значит, согласится.
Хинес молча смотрел на пятна крови. На пьяные огни, пляшущие на палубе «Консепсьона». Вспомнил, что в подвале дома – там, в Испании – уже должен был дойти херес. Вспомнил виноградник. Дом. Жену.
– Он обещал легкое путешествие, – нервничал лоцман. – Три месяца до пролива, месяц до островов пряностей – и назад. Значит, мы уже должны были бы подплывать к дому. Я даже зына с собой взял! Я не могу им пожертвовать.
Громыхнул мушкетный выстрел на «Виктории». Послышался отчаянный крик. Еще один выстрел. Хинес до боли в глазах всматривался в темноту, пытаясь разглядеть, что там происходит. Увидел, как белым пятном поднялись паруса, корабль сдвинулся к выходу из бухты. К адмиралу. За бортом раздался крик – и вскоре на палубу выбрался мокрый Диего из Сан-Лукара.
– Он… ножом… Кровь Христова! Его…
– Кто? – потребовал ответа лоцман. – Кого?!
– Альгуасил! Эспиноса! – выкрикнул Диего. – Привез бумагу от адмирала! А пока капита’ читал – ножо’! Рас! В глотку! Кровь Христова! И никто! Никто. Их – шесть! Нас – полста! Я один… А он из мушкета…
Договорить Диего не дали – утащили рапортовать капитану.
– Беда. Значит.
Хинес закусил губу. Он хотел сказать, что лоцман дважды подвел его – первый раз, когда уговорил «сплавать ненадолго в Южное Море за золотом», и второй раз – с бунтом. Но своим Хинес такого не говорил. Не на людях, по крайней мере.
А палуба внезапно стала заполняться заспанными моряками. На мостике появились капитан Кесада с доном Альваро – уже освобожденным. Мешкито что-то доказывал Кесаде, тот махал руками во все стороны, чаще – в сторону кораблей адмирала. Матросы суетились. Выбирали якоря. Поднимали паруса. Боцман срывал голос, пытаясь навести порядок, но «Сан-Антонио» уже подхватило ветром и понесло к выходу из бухты. Альваро пытался перекричать и боцмана, и команду. Хинес убрался из-под ног – поближе к мачте.
Пушки выстрелили очень громко. Захрустело где-то рядом, под ногами – били по «Сан-Антонио», ядра ударили в борт. Завопили моряки. Следом грохнул залп мушкетов, вокруг Хинеса засвистели пули.
– Вы за кого?! – голос адмирала прозвучал трубным гласом над паникующими людьми.
– За короля! – закричали в ответ с «Сан-Антонио».
– За Вашу Милость!
– Не стреляйте!
– Сдаемся, кровь Христова!
На палубе появились латники – человек тридцать. Клином вошли в толпу, отделяя арестованных.
– Его! – приказал Эспиноза, и Хинес оказался по ту сторону закрытых в броню матросов. Он не сопротивлялся, покорно отдал оружие.
– Я не виноват! – орал Диего из Сан-Лукара. – Меня лоцман заставил, клянусь… бородой! Это он виноват, кровь Христова! Меня-то за что, да?! Я дурак, ему дал веры! Простите! Помилуйте!
– Лоцмана! – приказал Эспиноза. – И сына его!
Оба де Мафра оказался среди арестованных.
– И Гонсалеса! И Кристобаль де Коста с ними, клянусь Святым Яго! Все они эти! Я не хочу с ними! Пустите, да?!
– Как можно здавать своих? – поразился Хинес. – Они же наши!
– Ваши, клянусь шляпой Святого Яго! Не наши! Не мои! Их вешайте, кровь Христова, да?! Не меня!
Хинеса и остальных арестованных заперли на «Тринидаде». Вскоре втолкнули новую партию – с «Консепсьона».
– Без сопротивления? – поинтересовался лоцман.
– Какое сопротивление? – заплакал юнга Кристобаль де Коста. – Я же ничего... Я же только в трюме… Знал бы, лучше б… За что?!
– Прозтите меня, – попросил лоцман. – Если сможете.
На краю света был суд.
К смерти приговорили сорок двух человек, в том числе и Хинеса, и лоцмана с сыном, и Гонзалеса-кузнеца, и юнгу Кристобаля, и Диего из Сан-Лукара.
Первым на пустынном берегу казнили капитана Кесаду. Его оруженосец своими руками отрубил хозяину голову – чтобы избежать повешения. Обезглавленное тело разорвали на четыре части.
– Значит, нам всем предложат такой выбор? – вздохнул лоцман. – Убить, чтобы выжить? Значит, сын, ты казнишь меня. Постарайся бызтро…
– Кровь Христова! Я всем бошки порублю, клянусь Мадонной, только отпустите, да?! – закричал Диего. – Руками давить буду, клянусь…
– Молчать! – приказал Эспиноза.
Хинес смотрел на пустынный берег. На засыпанную снегом вершину. На серую воду бухты. Прощался. Он не мог пожертвовать своими – даже Диего. А адмирал должен был сделать выбор потяжелее.
Следующего все не называли. Холодный ветер выстуживал приговоренных. Диего вполголоса ругался, в кровь кусая губы. Кристобаль старался сдерживаться, но слезы текли по щекам, не успевали застыть от мороза – срывались на землю. Хинес смирился с тем, что будет казнен – не боялся, что его назовут следующим. Чем дольше будут медлить – тем больше можно прожить. Вспомнить жену. Виноградник. Дом.
– Слушайте, – приказал Эспиноза.
Адмирал подошел к приговоренным.
– Я имею право убить ваш, – сказал адмирал, слегка шепелявя, как все португальцы. – Но я не хочу крови. Я прощаю вас. Всех!
– Слава дону Фернану! – закричал Гонзалес.
– Слава Магеллану!
*в названии использована строчка из стихотворения Валерия Брюсова «Александр Македонский»
|
|
|
|
Время приёма: 13:15 14.04.2012
|
|
| |
|
Рассказ открыт для комментариев