Раклен громко скрежетал суставами. Шепча себе под нос проклятия, он осторожно переступал коровьи лепешки. Конечно, вреда от них никакого не будет, но лучше уж чистить ступни от болотного ила: по крайней мере, после болота пустят ночевать под крышей. — Эй, механиз! — крикнули ему со стерни. — Шагай быстрее, пока староста не увидел. Нам огня сейчас не треба. — А работы для меня у вас нет? — с надеждой спросил Раклен. Крестьяне заржали, словно услышали добрую шутку. — Ты, механиз, проваливай — видишь, урожай собрать надо. И подальше лапищи ставь, еще хлеба помнешь. — Я новостей много знаю, — упрямо сказал Раклен, — неужели не интересно? Вот в городе указ издали… — Вали, вали, гроб железный! — посмеиваясь, сообщили ему. — Некогда нам тут лясы точить. Занятые мы. Раклен обиженно развернулся, и побрел к озеру. За ним ему обещали другое село, побогаче, — авось там удастся добыть смазки и отдохнуть. Неделя пути по полям даже для кибера утомительна: Раклен слышал, как в брюхе, при поворотах шестерней скрипел песок, и видел, во что превратилось покрытие на ногах — решето, а не защита. Первый же дождик превратит конечности в ржавое железо. — Эй, медноголовый! — донеслось ему в спину. — Ты никак в Лютово навострил лыжи? Раклен тяжело остановился. Топлива в баке оставалось мало, и стоять под парами ему не хотелось, но интерес пересилил. — В Лютово, — согласился он. — Можешь сразу разворачиваться: в Лютово сам барон живет. И без тебя бед нашему брату хватает, только знай от хозяйских плетей уворачивайся. Ничего ты там не промыслишь, механиз. Раклен тяжело вздохнул и прогудел: — Спасибо за информацию. Кибер снова зашагал, упрямо глядя в горизонт. Вокруг шелестели ржаные колосья, потревоженные легким жарким ветром. В хлебах волновались перепелки — их крики летели над полями вслед за ветром и смолкали лишь изредка, когда парящий в небе ястреб закладывал опасный вираж. А дальше расстилались поля овса, подсолнечника и рапса, в которых тоже кипела жизнь: семьи полевых мышей держали оборону от ежей и гадюк, муравьи пасли тучные стада тли, пауки поджидали зазевавшихся мошек и бабочек. Будучи механизом, Раклен не любил больших пространств — он чувствовал себя на них угольком, забытым в кузнечном горне. Слишком много вокруг было флоры и фауны: жадной, буйной, опасной. Но он испытывал уважение к упрямству организмов, вынужденных бороться за кусок хлеба и жизнь каждую минуту. Дойдя до озера, он принял правее и шагал около двух километров по узкой тропке меж озером и клеверным полем. Вскоре он увидел белую двухэтажную колокольню — как и было обещано случайным хмурым крестьянином, а за ней виднелось и Лютово — богатое село, самое крупное в этих краях. — Эй, механиз! — окрикнули Раклена, как только показались ворота трактира. На дворе, пошатываясь, стоял толстый рябой мужик с тяжелым квадратным подбородком ; и худой молодой парень, судя по обводам лица — сын рябого.— Здесь тебя обслуживать не будут. — Мне только тряпку льняным маслом смочить! — взмолился Раклен, скорбно поджимая многосуставчатые лапы к брюху. — Ишь чего захотел! Можа, тебе и горючей смолы поднести? — с пьяным смехом спросил рябой. — Не отказался бы, — сдержанно проговорил Раклен. Он уже семнадцать верст подбрасывал в топку только сухие ветки да мох, отчего над спиной пока еще тоненько курился черный вонючий дым. Молодой, хлопнув руками по бедрам, гоготнул: — У нас сегодня праздник, с утра пьем. Хошь, я тебе в бак помочусь — заместо смолы сойдет! При этих словах Раклен нахмурился, но смолчал. Ссориться с селянами не хотелось. — Гляди, он еще рыло воротит! Очень хотелось дать волю нервам. Если выбирать между живыми организмами, кто из них опаснее, то пьяных Раклен уничтожал бы в первых рядах. — Эй, самовар на ходулях! А ну гуляй сюда, — крикнули от амбара. — Дело есть! Механиз, стараясь сильно не чадить, развернулся и пошагал в угол двора. Там, прячась за тюками сена, мялся седой коренастый мужичок в опрятной, хотя и рваной на груди рубахе, подпоясанной плетеным поясом из чесночных листьев. — Извиняте, что сходу нахамил, уважаемый, — поклонился, озираясь мужичок. — Сами знаете — народец тут сытый да дурной, вашего брата не любит. — Ничего, я привык. Как вас зовут, для интереса? — спросил Раклен. — Липериком кличут, уважаемый. Если вдруг Репейником оговоритесь — ничего, я и на это имя отзываюсь. — Раклен Дивэс, механиз. Так что за дело у вас? — Отойдем к моей хате, уважаемый Дивэс? Трудно за чужим амбаром о серьезных вещах балакать. Тем более, что масла вам здесь никто не даст. — Откуда такая уверенность, масса Липерик? Мужичок криво усмехнулся, и, притянув Раклена за горячее плечо, прошептал ему в самое ухо. — А потому, уважаемый механиз, что барон конфисковал у трактирщика масло и смолу для отопления. Ну так что, идете? *** Сытому да чистому — и океан по колено, и дьявол не страшен. В брюхе Раклена приятно журчало свежее масло, а в котле за спиной с легким белым дымком горела дармовая нефть. Ноги, с подновленной гидрозащитой, несли механиза сквозь душистые кусты багульника и хрустящего серебристого мха; туда, где, по мнению селян, жило опасное чудовище. Привидение, надо же! Раклен покачал головой, и шумно выдохнул, прогоняя от лица назойливых комаров. Надо хоть взглянуть, что крестьяне называют этим словом. Наверняка селянам явилась голографическая фигура со старой рекламной коробки: предки умели делать материалы, которые даже в таком болоте не разлагаются. Заряда такой штукенции требовалось немного — солнышко проглянет и готово, «масса Проппер» будет рассказывать о чудесном моющем средстве хоть до рассвета. Механиз чувствовал себя гадко: обманывать после такого теплого приема было противно, но объяснить неграмотному Липерику, что привидений не бывает, он так и не смог. «Обучены живое уничтожать, вот и действуйте, — упрямо повторял мужичок. — Бабы на болота за ягодами ходить пугаются, а по осени барон клюквенных настоек да подлив требует. Ему про привидение не втолкуешь». Под ступней что-то хрустнуло, и огромный рыжеволосый человечек в желтом комбинезоне выскочил перед Ракленом. — А вы знаете, что котлеты в этом сандвиче состоят из стопроцентной говядины? — затараторила голография, радостно махая руками. — Это потому, что мы отбираем для наших ресторанов все самое лучшее. Только то мясо, которое не содержит ГМО и химических стимуляторов роста подходит для бифштексов. Мехниз хмыкнул и, сделав шаг назад, наклонился. Протянул руку к бело-красной коробке, торчавшей из моховой кочки — из указательного пальца вырвалась струйка голубоватого огня. Человечек пискнул что-то про свежевымытые салатные листья, дольки маринованного огурчика, специальный соус, и с легким шипением исчез. Из кустов выскочила легавая. Она, не обращая внимания на пахуче истлевающую упаковку, с интересом обнюхала колени Раклена и порысила дальше, в каком-то известном только ей направлении. Механиз порылся в памяти, отыскивая точное название породы. Нашел только технический перевод с немецкого со сложным подробным списком характеристик и правилами подготовки выставочных экземпляров, но ничего опасного в данных не содержалось — порода считалась «энергия лояльно и дружелюбие людям». А вот «проволочные волосы», фигурировавшие в названии, отдавали чем-то давно знакомым. — Ты зачем моего Снупа пугаешь? — капризный голос прозвучал сверху, и Раклен поспешно задрал голову. — Дратхаар, ты? То-то меня название смущает. Породу собаки под имя себе подбирал? — Раклен? — всадник присмотрелся внимательнее, затем легко спрыгнул с коня. С ног до головы он был затянут в узорчатые даты, и даже голову охотника покрывала кольчужная сетка с надетой поверх нее изящной серебряной тиарой. — Раклен! — повторил всадник и заливисто рассмеялся. Механиз даже позавидовал такой радости. — Ты что в моих лесах делаешь, чертяка? — спросил Дратхаар, вдоволь навеселившись. — Волков истребляешь? Это было бы удачно, расплодились они у меня. — У тебя? — непонимающе переспросил Раклен. Он слышал, что иногда механизы сходили с ума, но самому с чокнутыми встречаться не доводилось. — Ну да, это мой лес, — серьезно кивнул Дратхаар, — как и поля, и озера, и села за его пределами. Раклен попятился назад, громко хрустя ветками. Всадник это заметил, и ехидно усмехнулся. — Боишься? Это верно, меня положено бояться. При моих людях сделаешь такое же дурацкое лицо как сейчас, и все будет путем. — Положено? Людях? — ошарашено переспросил Раклен. — А что тут удивительного? Про барона уже слышал? Раклен кивнул. — Так вот я и есть барон, — сказал Дратхаар, и снова рассмеялся. *** Стеариновые свечи горели почти беззвучно. Раклен отвык от такой роскоши: лучины, вонючие промасленные тряпки, иногда и просто кусок лесной смолы — вот что жгли в тех местах, где ему доводилось бывать. Все это трещало, пыхтело, плевалось и шипело. И главное, чадило и воняло на всю округу. А тут гляди-ка — стеарин! — Ты наливай мазут, наливай — не стесняйся, — царственно обвел руками стол новоявленный барон. — А может, керосину тебе предложить? У меня в погребе есть целый бочонок авиационного. — Благодарствую, не надо. Откуда такое богатство? — На зерно меняю. Сам видел — места здесь сытые, ну то есть, теперь сытые. Когда я сюда пришел, народ только и знал, что по кустам корешки собирать и богам мышей приносить. — Почему мышей? — рассеяно спросил Раклен, втирая свежайший солидол кружевной салфеткой. — Ну, ты вспомни, какими звери были после катастрофы. Это сейчас они к норме вернулись: зайцы, лисы, медведи; волки вот только расплодились, но тоже обычные. А сорок лет назад моему сброду только мыши и были по зубам, и то — не без травм обходилось. Дратхаар схватил стакан со стола — Раклен про себя отметил, что координация у барона не чета его собственной, подорванной путешествиями по лесам, — откинул нагрудник, и махом вылил жидкость в воронку. Судя по запаху, питался Дратхаар чистым бензином. — Ну, пришлось за дело приниматься, — сыто икнул барон. — Обучил их троеполью, кузнечному ремеслу, прясть, ткать… Ну в общем, всему что в деревне знать надо. Кстати, если тебе какой ремонт нужен — скажи, у меня кузнецы лишних вопросов задавать не обучены. — Я тоже учу, — прогудел Раклен. — Новости рассказываю, советы даю. Но мне такие толковые люди еще не попадались. — Видел я, как ты их учишь! — хохотнул Дратхаар. — По болотам мусор за ними прибираешь! — И это тоже, — упрямо пробормотал Раклен. — Отцы заповедали убирать грехи, приведшие к катастрофе. Барон, не слушая, встал, потянулся всем телом. — Толковые! — фыркнул он. — Какими идиотами они были, пока я их не нашел — никто уже не узнает. Проще было медведей квантовой физике научить. — И как же ты справился? — заинтересовался Раклен. — Порол, — ласково сказал Дратхаар, и в глазах его мелькнул озорной зеленый огонек. — Каждый день на старой конюшне, она еще от прежнего барона осталась, поперек лавки клал и порол. Раклен раскрыл рот от удивления и, на всякий случай, отодвинулся подальше. — Да ты не думай, никто не возмущался. Им даже понравилось: они силу уважают! — уточнил Дратхаар. — Это звери силу уважают. — А они кто? Звери и есть. Ума-то нет, и не было никогда. Как они уцелели, не понимаю, одни же инстинкты остались! — А из нашего института кто-нибудь выжил? — возмутился Раклен. — Только мы с тобой, и то потому, что в консервы превратились. Дратхаар снова опрокинул стаканчик бензина и загрустил. — Ну, наш случай особый. Мы же смертники были, неизлечимые доходяги. Какое тут от природы обороняться? — Спаслись же! Победили смерть! Пусть и руками того профессора; кстати, как он себя чувствует? — Загрызли собаки. На бульваре возле собственного дома. Десять тысяч операций, и еще полсотни тысяч по его патенту — в других клиниках. Приговоренных болезнями спас, а себя не смог уберечь! Помянем! Дратхаар, покачиваясь, потянулся стаканом к Раклену. Механизы склонили головы, и, не чокаясь, вылили топливо внутрь. Свечи едва слышно шипели, стеарин сбегал тонкими струйками в каменных нишах. Раскрасневшийся от перегрева барон стянул с головы кольчужную сетку. Почесав рыжую проволоку волос, он весело ощерился. — Это мне один смышленый хлопец из наших посоветовал! — тыкая пальцем себя в грудь, объяснил Дратхаар. — В латах-то не видно – целый человек я или так, эпизодически. И гремят они хорошо, заглушают собственное тело. — Толково, — согласился Раклен. Завистливо поглядев на обмундирование, причмокнул. — А куда предыдущий барон делся? — невпопад спросил он. Барон спешно вскочил, хлопнув себя по лбу так, что по холодной банкетной зале прокатился медный звон. — Слушай, у меня для тебя дело есть! Прямо по твоему профилю! Сам -то я давно прошивку сменил. *** В мокнущих кочках краснели ягоды и ползали водяные жуки. Тонкая, как шнурок, молодая гадюка пыталась догнать лягушонка. Завидев бронированную компанию, змея спешно ретировалась — на роль добычи мехнизы не подходили, а значит, представляли угрозу для ее существования. — Вот смотри! — обвел руками Дратхаар моховое поле, посреди которого ютился черный от возраста и сырости сарайчик. — Тут у меня одна животная живет. Бешеная, аж самому страшно! На всех кидается, а по ночам еще и носится туда-сюда, крестьян до икоты пугает. — Пристрелить не пробовал? — ехидно спросил Раклен. — Я барон или где? — ухмыльнулся Дратхаар. — На дичь эта скотина не годится, а другое мне по чину не положено. Так что, будь любезен — сделай его, как ты умеешь! Считай, что я тебя очень попросил! — Хм… — Раклен критически осмотрел домик, затем поляну. — Ты со мной пойдешь или как? — Нет, воспользуюсь оказией и улизну в замок. Что я там не видел? Баллад о работе механиза не сложишь: грязная работа, но быстрая. Раклен кивнул и медленно пошел по склизким полусгнившим соснам к двери. Открыл ее. Приготовил сразу и огнемет, и капсюль с ядом. Глубоко вздохнул, вознося положенную очистительную молитву… И увидел тварь, скрючившуюся в углу сараюшки У существа были выпученные красные глаза, козья борода, и полуметровые когти. Седые волосы на голове были таким длинными, что полностью скрывали тело. Губы, красные, влажные и испещренные старыми кровоподтеками, медленно двигались, словно существо что-то дожевывало. — Укра! Укра! — зашумело существо, вскакивая на ноги. — Ходя, укра! — А ты и говорить умеешь? — удивился Раклен. — Извини, я по-вашему не понимаю. Перепелка — и та понятнее выражается. Он вошел внутрь сарая, и стал выбирать удобную точку для стрельбы. Пожар, хоть и среди болот, штука неприятная. А главное — приметная. Зачем нервировать крестьян? — Я бар, ходя укра! Обма взя! — пролепетало существо, вжимаясь в стену. Выглядело оно жалобно, и Раклену было непонятно, как такое ничтожное творение могло пугать округу. Но дело есть дело. Механиз сощурился, поднимая руку, и сказал вполголоса: — Извини, дружище! — Не стреля! — заверещало существо, так отчаянно, что у Раклена заложило уши. Он помотал головой, пытаясь вернуть слух, и вдруг замер на месте. — Ты сказал: «не стреляй»? — спросил он у твари. Та, понятливо, закивала головой и широко раскрыла рот, обнажая желтые длинные зубы. — Так, — выдохнул Раклен. — Приехали. Он медленно, чтобы не пугать существо, втянул огнемет и устало осел на пол. *** В парадной зале ярко горели свечи. Где-то в дальнем углу еще потрескивал камин, но с обогревом помещения он явно не справлялся — слуги возле высокого каменного трона зябко ежились, то и дело поджимая ноги в тонких шерстяных рейтузах. Пахло от них чесноком и самогоном. — Отставьте нас: у меня важный разговор с механизом! — вальяжно произнес Дратхаар, и Раклен поразился — насколько легко давался давнему знакомцу властный тон. Слуги послушно и радостно скрылись за высокими дверями. Раклен был уверен — сейчас эти парни стремглав мчат в кухню: там-то уж точно теплее, чем в зале. И сытнее. И еще самогон найдется. Оставшись один на один с Ракленом, Дратхаар переменился. Он весело спрыгнул с сидения, и подбежал ближе, прихлопывая в ладоши. — Ай, как славно! Что ж ты месяц за наградой не приходишь — я уже думал лесничих вдогонку слать! Наказать тебя хотел, для острастки. — Были обстоятельства, — уклончиво ответил Раклен, вглядываясь в лицо Дратхаара. — Ну были и были, пес с ними. Дело-то сделал? — Конечно. — Забирай! Две бочки топлива, кадушка солидола, по технической мелочи еще чего хочешь — бери! Скажешь на конюшне, что я тебе повозку дарю. — Обожди, Дратхаар, — спокойно заметил Раклен. — Чужим добром отдариваться — невелика доблесть. — Каким чужим? — удивился Дратхаар, выпучив глаза. — Мое это, по титулу мне положено. Крестьяне сами зерно несут, я на него бензин покупаю. — Титульный барон на болотах сидел. Чем, он тебе, кстати, не показался? Дратхаар охнув, отпрыгнул назад, едва не стукнув латами по подножью собственного трона. Затем, что-то вспомнив, вдруг прикрыл глаза и надменно сказал: — Прознал, стало быть. Я думал, ты стреляешь быстро, как положено. — Ничего, иногда можно и не торопиться. Во имя истины! — повторил он завет. — Именем ее! — автоматически подхватил лже-барон, и тут же опомнился. — Да что ты, железный чурбан, понимаешь! Он же помешанный был! — Не такой уж и помешанный, — возразил Раклен. — Болел сильно, вот и вел себя странно. Или ты забыл, как боль застилает разум? — Я забыл? Я вечно буду помнить. Когда месяцами сидишь без смазки, в глине, в дерьме, суставы хрустят как сухие ветки, солярки в брюхе на один чих осталось — это уже не забыть! — Бедненький, — ровно выдохнул Раклен, — Вот за это ты барона по темечку и огрел. А потом гнал огнеметом в лес, пока чих солярки весь не вышел. Километров на десять этого чиха хватило! — Он дурак был, необучаемый. Тебе меня не понять, — окрысился Дратхаар, утирая взмокший лоб. — Да где уж мне! — усмехнулся Раклен.— Это ты когда-то психологии обучался. У тебя знания человеческой натуры цельный окиян! — Но ты его убил? — истерично засмеялся Дратхаар. — Хотел моими руками грех с души снять? — Раклен очертил рукой дугу возле потертой грудной пластины. Где-то далеко надрывно взвыла собака. — Как в заветах: благословлен тот, кто не задувает огня истинного, но где мера истины и где мера огня? — А хоть бы и так. Убил ведь? Он уже давно человеческий облик потерял, такого и прибить не жаль. Убил? — Нет. И тебе не советую. Теперь особенно. Раклен громко хлопнул в ладоши и в зал вошел еще один механиз. Новенькое тело отливало золотом, на груди был вычеканены знаки — шестерня и сердце. — Познакомься с настоящим бароном, Дратхаар! Золотой механиз сделал легкомысленный реверанс и улыбнулся: широко, радостно. Довольной улыбкой совершенно здорового человека. — Кузнецы и впрямь вопросов не задавали, — проговорил Раклен. — Сделали тело мне на заказ, словно я в двух разом жить собираюсь. — Как ты мог! Я же был твоим другом! — заверещал лже-барон и попятился. — Мы же на соседних койках лежали! — А, вспомнил больницу? — кивнул Раклен. — Это хорошо. Значит, не придется убивать тебя. — Меня убивать? — ошарашено выдохнул Дратхаар. Свечи в нишах, словно подчиняясь невидимому приказу, издали тонкий сухой вздох и снова погрузились в молчание. — Ну да. Мой друг был человеком. А наместник, с которым я познакомился месяц назад, жил инстинктами. Пожрать, развлечься и задница в тепле. Дратхаар замахнулся. Рука его шла легко и свободно, из указательного пальца выдвинулся огнемет, слабенько чихнул… И тут золотой механиз ожил. Одним легким, неуловимым для глаза движением, пересек разделявшее расстояние. И плавно, словно нехотя, в ритме старого английского вальса, сломал руку лже-барону. Брызнула темная, похожая на спекшуюся кровь, жидкость. Дратхаар, подвывая, пополз назад. Он шипел что-то неприличное, но только губами — звуки не доносились до ушей Раклена. — Это не смертельно, — прогудел золотой красивым сочным баритоном. — И поучительно,— соглашаясь, добавил Раклен. Дратхаар обвел безумными глазами друзей, сделал еще несколько шагов назад, и вдруг, резко развернувшись, выпрыгнул в окно. Разбитое стекло жалобно запело, осыпаясь осколками на каменный пол. — Смотри, Казимир, а в чем-то он оказался прав! — задумчиво сказал Раклен, глядя, как Дратхаар, шарахаясь от бывших слуг, зайцем удирает со двора. — Этот нищий на пепелище — и прав! — пояснил Раклен, кивая на бегущего лже-барона. Настоящий барон, золотой механизированный организм с интересом наклонил голову и подбадривающе кивнул: продолжай, мол. — Некоторым организмам просто необходима демонстрация силы, — просто сказал Раклен, почесывая колено, испачканное брызгами черной дорогой смазки.— Иного порядка они не признают! |