Часть первая. Сентиментально-познавательная
Колька всегда появлялся в моей жизни внезапно. Смерчем проходил вокруг, круша все, что попадалось под руку. Втягивал в странные и абсурдные истории. Заставлял помогать в совершенно идиотских и бесперспективных делах. Ниспровергал все важные мне доселе принципы. А потом надолго исчезал.
Я любила Кольку за непредсказуемость. И еще много за что. Но ничего, кроме проблем, он никогда после себя не оставлял.
В этот раз Колька позвонил, когда я с рабочей поездкой была в Калининграде. Я подумала, как хорошо, что нахожусь так далеко от Москвы. Карьера шла в гору, денег хватало, жизнь вроде бы обустроилась. Появление Кольки ничего хорошего бы не сулила.
- Аннет, - весело пропел Колька, когда я подняла трубку. – Не соизволите ли доложить уважаемому Николаю о вашем местонахождении.
- Я в Калининграде, Коль… - начала было я.
- Об этом уважаемый Николай уже в курсе! – воскликнул он. – Птичка, так сказать, напела. Я тоже тут. Мне бы знать точнее. Чтобы поймать в темном переулке и обхватить ваш мозг темными лапами безрассудства.
У меня впереди был свободный день. Работа осталась позади. Очень хотелось увидеть Кольку. Но я знала, чем все это закончится. Потом опять будут трясущиеся руки, слезы в подушку, мокрые носовые платки и запах вина, распиваемого из горлышка в одиночестве.
Тем не менее, как и всегда, я сказала, где нахожусь. И согласилась на встречу.
Стоя у зеркала, расчесывая длинные и неподатливые черные волосы, я тешилась мыслью о том, что завтра снова уезжаю в Москву вместе с шефом, и Колька не успеет в очередной раз испоганить все, что я строила те несколько лет, пока он не появлялся.
Мысли о работе, не дававшие мне покоя уже несколько дней подряд, отошли в сторону.
Но Колька не преминул напомнить о них.
В баре пахло потом, табаком и чесноком. Телевизор в углу шипел и показывал синий экран. Бармен что-то кричал неповоротливым официантам. Звенели бокалы. Слабое освещение скрывало лица людей тенью. Я подумала, что единственным освещенным, словно окутанным нимбом, местом в баре было Колькино лицо. Неизменная улыбка, выражение вечного счастья в глазах, даже маленькие морщинки вокруг губ: все казалось светлым и беззаботным.
Одет он был как всегда. Черная рубашка навыпуск, синие джинсы, белые кеды. Волосы взлохмачены. Никаких излишеств. Не то, что остальные ухажеры: в щегольских костюмах или ярких свитерах, в непременно черных лакированных ботинках.
Колька всего этого чурался. Он знал, что привлекает женщин вовсе не внешним видом.
- Да я где был-то по-твоему? Думаешь, от тебя по углам прятался? Вот и нет! Был в Китае, в монастыре у тамошних астралов мастерству учился. У нас в России знаешь, сколько астралов? – он не дождался ответа, тут же продолжив. – Пятнадцать человек всего официально зарегистрированных. Ну, теперь еще я, разумеется. А тут что происходит? Я уже себе планы построил, как буду путешествовать по России-матушке быстро, одной силой мысли переносясь то туда, то сюда, - Колька провел рукой справа налево, и назад. – А вы что с твоим боссом делаете?
- Откуда ты знаешь, кто мой босс?
- О, мой Бог, милая, - Колька схватил меня за руку и сочувствующе улыбнулся. – Об этом вся страна говорит. Академик Лаврентьев построил купол. Академик Лаврентьев то, академик Лаврентьев сё. И фотки, всюду фотки. В газетах, журналах, по телевизору, в интернете. И всюду рядом ты.
Колька отпустил мою руку. Сердце дрогнуло. Вдруг я ему разонравилась?
- Ты так и не ответила, - как ни в чем не бывало продолжал он. – Что вы с боссом твоим делаете? Накрыли всю страну куполом. Неужто, вы и впрямь думаете, что на нас скинут бомбу? Кому это надо? Американцам? Японцам? Или европейцам каким?
- Меня в тонкости не посвящают. Но на Северную Америку ведь одну бомбу уже скинули. Одно за другим…
- Ну что ты такое говоришь, - перебил Колька. – Сбросили на америкосов бомбу, ладно. Ну, так это же их проблемы с япошками. Пускай себе и воюют. В Россию-то кто полезет?
- Прямой приказ президента, - я пожала плечами. – Ничего не поделаешь.
Колька хмыкнул, вилкой зацепил листик из моей тарелки с салатом. Сжевал и продолжил:
- Ладно, я все понимаю. Но вы о других подумали? Смотри. Теперь въезд и выезд из страны закрыт. Из-за купола даже на самолетах летать невозможно. Даже внутренними рейсами! Только поездами.
Странно, что Колька говорил о политике. Я привыкла к непринужденным беседам с ним. О вине или старых проигрывателях, о рассказах или крепком кофе, об игрушках или вечеринках. О чем угодно. Но не о работе.
- Ты же понимаешь, зачем все это сделали…
Лицо Коли изменилось. Улыбка сползла, уступив место печальной мине. Это было настолько непривычным, что я всерьез задумалась, видела ли когда-нибудь Кольку не улыбающимся. Вспомнив несколько интимных моментов, все-таки поняла, что видела. Но вот грустным – никогда.
- Всё понимаю, - кивнул он. – Но все же эгоисты. И я думаю о себе. А ваш купол, не знаю уж, как он там работает, не только предотвращает возможность ядерной бомбардировки, но еще и мешает астралам. Ни один из нас теперь не может перемещаться внутри этого вашего изобретения. Даже за его пределы. Ты понимаешь? Никуда! Буквально позавчера я мог сигануть из Владивостока в Нью-Йорк за долю секунды. А теперь я дальше соседнего дома двинуться не могу. И вообще…
- Коль, к чему все это? – перебила я. – Купол – разработка России. Нигде больше ничего подобного нет. Это отличная защита во времена, когда мир на грани ядерной войны. Купол предотвратит любое внешнее вторжение. Чего ты ноешь-то? Давай свернем этот разговор. И верни мне старого Кольку. Который не обсуждает со мной такую чепуху и не плачется о своих нереализованных амбициях.
Я подумала и добавила:
- Я завтра уезжаю.
Время клонилось к полуночи. Посетители один за другим покидали заведение, тенью мелькали в свете фонарей и исчезали в глубине темной улицы. Официанты протирали столы. Бармен расставлял по местам бутылки и косо поглядывал на оставшихся посетителей. Синий экран телевизора погас.
- А, к черту всё, - махнул рукой Колька. – Доедай скорее, возьмем с собой бутылку чего-нибудь и пойдем разгуливать по ночным улицам, как в старые-добрые.
- И никаких разговоров о политике?
- Честная ленинская красная звезда, дядюшку Ленина обманывать нельзя! – снова улыбнулся Колька и торжествующе хлопнул по столу.
- Вот таким ты мне больше нравишься.
- Еще бы, - хмыкнул он. – Что возьмем? Винца или чего покрепче?
Часть вторая. Взрывоопасно-догадливая
Поезд шел плавно. Никаких резких движений, шатания, дребезжания ложки в стеклянной чашке. Солнце сквозь окно нагревало и без того душное купе.
Лаврентьев дремал напротив. Тихонько посапывал. Очки съехали на нос. Из-под майки вылез медальон, верный талисман академика, который тот вечно носил на шее. В такие моменты академик казался почти ребенком. Но я давно знала Лаврентьева. И ребенком его назвать было сложно.
Я вспоминала вчерашний вечер. Прогулки по мостовым, смех, веселые и дурацкие рассказы Коли. Как он держал меня за руку. Как мы пели песни. Всю ночь. Как обсуждали все на свете. Журналы, плакаты, безделушки, астралов. Я похвалилась Кольке, что во время сдачи тестов на работу прошла психологический анализ на предрасположенность к астрализму. Тест показал восемьдесят процентов. Колька восторженно махал руками, обнимал меня и целовал в макушку. Сказал, что его тест показал всего двадцать процентов, но он все равно смог всему научиться. Потом стал объяснять, как работают астралы, чтобы перенестись в пространстве.
Для начала требуется представить место, куда надо отправиться. Потом вообразить себя там. Как ты постепенно, словно призрак, принимающий облик человека, появляешься в нужном пространстве. Но параллельно в голове нужно держать то место, где ты находишься. И представлять, как растворяешься, будто облако табачного дыма. Эти картинки, наслаиваясь друг на друга, должны занять весь твой разум. А когда очнешься – будешь в новом месте.
Звучало все предельно просто. Но на деле, как уверял Колька, было очень даже трудно. Требовались долгие месяцы тренировок. Плюс, еще какие-то тонкости.
Но Колька все же предложил попробовать. В тот момент мне не хотелось абсолютно ничего. Кроме того, чтобы он был рядом. Поэтому я отвергла авантюрную идею, и мы продолжили путь по чистым калининградским улицам. Колька размахивал бутылкой вина и затягивал зажигательную песнь. Я, держа его под руку, подхватывала. Нестройные фальшивые голоса разрывали тишину наступающего июньского утра. Прекрасная ночь.
Только одно не давало мне сегодня покоя. Колька даже не поцеловал меня на прощанье. Не стал напрашиваться в мой номер. Хотя, пожалуй, я вряд ли бы его впустила. Но все же! Почему? Время сильно меняет людей. Но, как мне казалось, не в случае Кольки.
Одно радовало: обошлось без приключений.
Вспоминая все это, я начала засыпать. Мерное движение поезда помогало. Еще бы: отдельный вагон. Никого в соседних купе. Тут даже сейф был, куда Лаврентьев, едва мы сели, попрятал все бумаги, документы и пистолет. Я так и не поняла, откуда у него оружие. Да и зачем, когда соседние вагоны битком набиты охраной?
Но тут все стало ясно.
Сначала показалось, что я еще во сне. Но громыхнуло так, что сомнений в том, что вокруг – реальность, не осталось. Меня откинуло к стене. Больно стукнувшись головой, я громко вскрикнула. Лаврентьев свалился с койки, ударившись плечом о пол. Послышался хруст.
Уши заложило. Я не понимала, что происходит, пока не глянула в окно.
Один из вагонов вылетел с рельс и сваливался в кювет. Поезд со скрипом тормозил.
Еще один взрыв последовал тут же. Я так и не успела ни за что схватиться и снова ударилась головой о то же место. К горлу подступила тошнота. Уши заложило еще сильнее. Мерный гул и ничего больше. В глазах прыгали светлые пятна.
Поезд уже стоял на месте.
Еще один вагон слетел с рельс и кувыркался по земле, словно перевернутые машины в голливудских боевиках. Вагон ударился о дерево и застыл. Над ним поднялся дым. В самом центре, у надписи с названием поезда, виднелась вмятина, напоминавшая воронку. Словно великан ударил огромным молотом.
Воображение нарисовало озорного мальчишку, играющегося с поездом, который щелчком отбрасывал вагоны один за другим, роняя их на пол.
Но что это за воронка? Нас что, из ракет обстреливали?
Звуков больше не было слышно. Ни скрипа тормозов, ни грохота, ни даже легкого шипения. Уж не оглохла ли я?
Но рядом грязно выругался Лаврентьев. И я поняла, что со слухом все в порядке.
- Доставай пистолет, - рявкнул он, обхватив ладонью поврежденную руку.
Зачем ему пистолет? Теперь, когда обстрел вроде бы закончился? Да и что он, ракету им собьет? Или бомбу обезвредит?
За окном послышался странный звук.
Я увидела, как к месту аварии приближаются два вертолета с символикой одного из каналов на железном боку. Но почему так быстро? Может, у них штаб рядом? Или вертолеты просто рядом пролетали? Или?
Я присмотрелась к покорёженному вагону. Рядом и впрямь лежал хвост от ракеты. Чистенький и незапятнанный грязью. Как будто кто-то специально подбросил. На хвосте красовался американский флаг.
- Что за подстава? – недоумевающе обратилась я к Лаврентьеву, разворачиваясь. – Это же бред…
- Хорошая ассистентка, - усмехнулся академик, больно хватая меня за плечи. – Прости, ты мне и правда очень нравилась. Только вот догадливая слишком.
Мужчина был, конечно же, сильнее. И поврежденная рука не мешала. Даже казалась крепче здоровой, наверное, потому что правая. Я закричала, извиваясь, насколько хватало сил. Пыталась ударить ногою в пах, но Лаврентьев, хоть и был академиком, оказался весьма силен. Он скрутил мне руки за спину и прижал к полу.
Но тут громыхнуло еще раз.
На землю, описывая спиральные круги, рухнул вертолет. Метрах в двадцати от нашего вагона. Лопастями взрыхлил черную землю. И взорвался.
Одна из деталей врезалась в окно нашего купе. Стекло задребезжало. По нему начала разрастаться, скрипя, паутинка. Выдержать такой удар? Видимо, стекла все же были пуленепробиваемые.
Вагон покачнулся.
Тряхнуло как следует. Лаврентьев от удара отскочил назад. Он ударился головой о закрытую дверь купе. Тело его размякло. Очки упали на пол.
Я ринулась к сейфу и выхватила пистолет. Пора узнать, что же происходит. Хотя, я, похоже, итак уже почти обо всем догадалась.
Часть третья. Объяснительно-призывающая
Я вышла в тамбур. Осмотрелась по сторонам. Обе двери, выходящие на перрон, были заперты массивными засовами. Видимо, автоматическая система на случай экстренной ситуации. Странно. А как же выбраться, если поезд горит? Хотя, для этого есть запасные выходы через окна. Ну да ладно, зато теперь понятно, почему к нам никто еще не нагрянул.
Я разрядила пистолет. Свалила все пули в карман. Пользоваться пистолетом я все равно не умела. Даже на предохранитель поставить бы не смогла. Да и убивать или калечить Лаврентьева не входило в мои планы. Разве что запугать.
Я вернулась в купе. Закрыла дверь на все возможные предусмотренные конструкцией замки. Лаврентьев лежал между двумя койками. Все еще без сознания.
За окном открывалась картина более чем эпическая. Два дымящихся вагона с пробоинами посреди железных тел. Между ними – метров пятьдесят. Тут же горел вертолет. Лопасти раскидало в стороны. Хвост, переломленный на две половины, отскочил к рельсам. Он тоже дымился и громко потрескивал. На земле, словно следы гиганта, зияли черные проплешины. Поваленное одним из вагонов дерево рухнуло на землю и загорелось. Всюду бегали люди. Одна группа шепталась неподалеку от поезда, то и дело тыкая пальцами в нашу сторону.
В небе виднелся сохранившийся вертолет. Он то опускался, то поднимался выше. Вертелся так и эдак, выбирая лучший ракурс для съемки. Вдалеке слышались пожарные сирены. Они, в отличие от журналистов, припозднились.
Я отвесила Лаврентьеву смачную оплеуху. Никакой реакции. Я ударила еще раз, тыльной стороной ладони. Академик вздрогнул и открыл глаза. Рукой начал шарить вокруг себя в поисках очков.
Я наставила пистолет на босса. Дуло целилось прямо в переносицу.
- Рассказывай, шеф, - приказала я, чувствуя себя героем шпионского романа.
- Что тебе рассказать, Анечка? – Лаврентьев нацепил очки и испуганно уставился на пистолет. – Хватит эти дурацкие шуточки. Сейчас мы выходим из вагона. Объясняем репортерам, что мы специально сели не в тот вагон, в который предполагалось. На всякий, мол, случай. Они кивают и соглашаются, что на нас было совершено покушение. Потому что единственный человек, который может управлять куполом – я. Потом…
- Хватит, - перебила я. – Это ведь инсценировка покушения?
- Анечка, - Лаврентьев примирительно поднял руки. – Что за вопросы? Что ты хочешь услышать? Что по приказу правительства сбили два вагона и вертолет из американских ракет? Ты итак все поняла.
- Но зачем?
- А чем тебе не повод сбросить нашу бомбу на Америку?
Я тяжело выдохнула. За дверью купе были слышны скрипы и удары по железу. Кто-то настойчиво пытался пробраться в наш вагон.
- Вы там что, с ума посходили? Провокация, чтобы ударить по Америке? Там миллионы мирных жителей!
- Анечка, не стройте из себя наивную дурочку. Вы же понимаете, что если бы не купол – не сегодня, так завтра ждать нам удара. Они нас не пощадили бы.
Я попыталась собраться с мыслями.
Позавчера активировали купол по всей России. Вчера – отдельно - здесь, в Калининграде, в маленьком, отделенном от остальной страны оазисе. Для этого мы с Лаврентьевым и прибыли сюда. Какие последствия? Самолеты из-за купола не могут летать. Любой въезд и выезд из страны закрыт. Автобус, машина, катер – не важно. Последний поезд, который должен был проехать через границу – наш. Что еще? Астралы не могут перемещаться. Отсюда выходит, что возможность угрозы будет присутствовать только от людей, уже находящихся в стране. Но зачем бомбить Америку?
- У России же есть купол. Значит, по нам не ударят. Так зачем все это? – я помотала головой. – Всё равно не понимаю.
- Не моего ума дело, Анечка, - вздохнул Лаврентьев и указал пальцем на потолок. – Это там решили. Мое дело – маленькое. Я надеялся, вы будете сговорчивее. Хотя и лично говорил президенту, что лучше не брать вас с собой. Только вот он решил, что отсутствие при мне верной ассистентки может вызвать подозрения..
Я задумалась. В голове вырисовывался план. Но не хватало какой-то детали. Лаврентьев ведь все равно не раскроет все карты. Тыкай в него пистолетом или не тыкай – бесполезно. Не такой он человек, чтобы предать изобретение всей жизни.
Через секунду все детали плана встали на нужное место.
- В течении какого времени планировалось нанести удар по Америке? – спросила я.
Лаврентьев глянул на часы. Пожал плечами.
- Я понятия не имею. Думаю, пока кадры об обстреле не обойдут мир. Может, пару часов. К чему вы это всё, Анечка? Ведь…
- У вас есть прямая связь с президентом? – опять прервала я академика.
- Конечно, но зачем?
Я хотела сказать что-то вроде: “Я не допущу смерти невинных людей”, но решила отречься от этой идеи. Все-таки я не в шпионском боевике. Пафосные фразочки тут ни к чему. Поэтому просто спросила:
- Говорите, как отключить купол?
Академик захохотал. Схватился руками за живот.
- Я не шучу, - как можно более грозно проговорила я.
- Выстрелите? – не переставая смеяться, спросил Лаврентьев. – Бросайте. Я даже под страхом смерти об этом не расскажу. Это невозможно, Анечка. Даже не надейтесь. Купол – вся моя жизнь. Я не доверю вам этого. Никогда.
- Ну что же. Я предлагала мирный вариант.
Академик испуганно уставился на меня. Испуг увеличился, когда он увидел, что я достаю из кармана телефон и набираю чей-то номер. С паникой на глазах послушал разговор.
- Сейчас будете иметь дело с астралом, - кивнула я, положив трубку.
Как хорошо, что Колька был готов помочь в любой ситуации. Мы не слишком далеко отъехали от города, и он пообещал постараться переместиться сразу в нужную точку.
За дверью купе все еще слышались удары. Все громче и громче. Даже пробивались звуки голосов. Спасатели были уже совсем рядом, совсем близко.
Главное, чтобы Колька успел. И смог переместиться.
Часть четвертая. Вопросительно-убегающая
Лаврентьев кряхтел и растирал поврежденную руку. За окном шумел вертолет. Синее небо скрывал черный дым. Пахло гарью и потом.
Послышались выстрелы. Потом – крики. Люди за окном встрепенулись и подняли головы. Но им не было видно, что происходит с другой стороны вагона. Сейчас все, кто так или иначе участвовал в происходящем, стянулись к месту катастрофы. Мало кто следил за тем, что происходит на перроне.
Один из людей в штатском кинулся на звук выстрела, двинувшись по насыпи туда, где недавно находились сбитые теперь вагоны.
Вновь прогремело несколько выстрелов.
Я, открыв дверь, выскочила в тамбур. Не забывая держать Лаврентьева на мушке. А то еще решит погеройствовать.
- Анечка, вылезай давай, - это был голос Кольки, - и побыстрее.
- Вставай, - я тыкнула дулом в больное плечо Лаврентьева. – К выходу иди.
Дверь была искорежена, как будто пережеванная гигантом и на скорую руку присобачена обратно. Верхняя часть выгибалась внутрь вагона. Я увидела Колькину макушку.
Я пожалела академика и тыкнула пистолетом на этот раз в здоровое плечо.
- Открывай давай.
Пока Лаврентьев разбирался с замком, прозвучало еще несколько выстрелов. На этот раз стало понятно, что стреляет Колька. Но вот только откуда у него оружие?
- Быстрее давайте, - рявкнул он.
Лаврентьев сошел на перрон, когда дверь со скрежетом приоткрылась. Тут же отскочил в сторону, скрываясь из моей зоны видимости. Прыгнул прямо на насыпь и стал пробираться под вагоном.
Колька среагировал быстро. Не успела я сама оказаться на земле, как он, спрыгнув вслед за Лаврентьевым, ударил того по голове пистолетом. Академик ухнул и рухнул.
- Давай свой ствол, у меня патроны закончились, - приказал Колька, втянув Лаврентьева обратно на перрон.
На асфальте лежали два тела. С одинаковыми аккуратненькими дырочками в районе груди. Неподалеку, у края вагона, свернулся калачиком и тяжело вздыхал тот самый человек в штатском, которого я видела из окна.
Я оторопела и испуганно посмотрела на Кольку. Никогда бы не подумала, что он тот еще Рэмбо.
- Чего вылупилась? - крикнул он. – Ствол давай.
Я была настолько шокирована таким поведением, что без промедлений кинула пистолет. Свой Колька отбросил в сторону. Я даже не успела сказать, что мое оружие тоже разряжено, как послышался голос:
- Руки вверх.
У края вагона, рядом с раненым, стоял человек в черном костюме. Целился в нас.
Колька снова не сплоховал. Подхватил Лаврентьева, который все еще был без сознания, под мышку и приставил к его голове пистолет.
- Это ты оружие положи, дружище. А не то я вашему хвалёному академику башку снесу.
Человек немедленно повиновался. Положил пистолет на асфальт и толкнул ногой в сторону.
- Давайте все обсудим… - начал было он.
- Заткнись, - приказал Колька. – Аня, за мной.
Он пошел спиной вперед, волоча Лаврентьева за собой. Я двинулась следом.
- Что происходит, Коль? Ты Джеймс Бонд?
- По телеку крутят, как америкосы два вагона подорвали, - вместо ответа сказал Колька. – Потом вроде как увидели, что часть ракеты лежит с американским флагом. И пальнули по вертолету журналистскому. Хотели стрелять во второй. Но тут их обезвредили. Ты же понимаешь, что это значит?
- Сама догадалась, - кивнула я. – Потому и позвонила.
- Мы у самой границы с Литвой, в курсе?
- И?
- Анечка, сейчас мы с помощью твоего Лаврентьева отключим этот хренов купол. И отправимся в Литву. Вдвоем. Подальше от всего этого. А там придумаем, что делать. Ты за?
- Я согласна, конечно. У меня на этот счет свой план. Но, может, ты объяснишь, что происходит? У тебя пистолет, способности супермена. Откуда?
- Выкладывай свой план. И я тебе всё объясню.
Мы спустились вниз по перрону и, не сговариваясь, побежали в сторону леса. Слева, по словам Кольки, находилось то место, откуда обстреливали поезд. Поэтому там должно было быть полно людей и журналистов. Мы двинулись вправо. Там лес становился гуще. Листья образовывали плотную зеленую крышу над головой. Все еще пахло гарью. В горле першило. Тропинок не наблюдалось, и, углубляясь в чащу, нам приходилось все чаще уворачиваться от надоедливых веток. Деревья стояли чуть ли не вплотную друг к другу. Как говорится: “черт ногу сломит”. Только в этом случае речь шла не о темноте.
Колька взгромоздил Лаврентьева на спину. Наверное, поэтому за нами не послышалось выстрелов.
Дыхание сбивалась, но я сквозь усталость рассказывала Кольке свое видение ситуации и объяснила, что собираюсь делать. Что через Лаврентьева хотела связаться с президентом и пригрозить, что насовсем выключу купол, если они не отменят назначенный на сегодня обстрел Америки. Самым главным было узнать у академика, как этот самый купол деактивировать. Поэтому я и позвала Кольку.
Он соглашался и шумно пыхтел. Мы продвигались все дальше. Через полчаса пути я совершенно выбилась из сил, не знаю, как Колька еще держался на ногах. Но он вполне задорно, превознемогая отдышку, объяснял, что научился у астралов технике гипноза, так что выведать секрет у Лаврентьева не составит труда.
Через еще десять минут бега Колька все же предложил сделать пятиминутный перерыв. До границы, по его словам, оставалось совсем немного.
Так ничего мне и не объяснив, Колька достал из кармана Лаврентьева телефон.
- Представляешь, он у него так и записан: “Президент”, - усмехнулся он. – Как будто имя с отчеством не знает.
Разговор с президентом был краток. Юрий Евгеньевич поднял трубку сразу, видимо, уже зная о случившемся. Колька не стал ничего слушать. Просто объяснил, что он астрал, обладает техникой гипноза. И все в этом духе. А значит, Лаврентьев расколется по щелчку пальцев. И если по Америке нанесут удар – мы выключим купол. Вообще-то, Колька сказал не “мы”, а “я”. Это показалось мне милым. Заботится. Черт возьми, и о чем я думаю, когда вокруг такое творится? О том, что мужик заботится. Нашла время.
Наверное, не самый лучший шантаж. Но возможная угроза должна перевесить в голове государственных боссов необходимость атаки. По крайней мере, в этом Колька был со мной согласен.
Лес стал реже. Мы устроились неподалеку от узенькой тропинки, на которую вышли пару минут назад. Лаврентьев все еще был без сознания. В носу у меня все еще стоял запах дыма. Джинсы порвались в районе колена. С балеток свисали комья грязи. Хорошо хоть туфли на каблуках нацепить не додумалась. А то бы сейчас босиком бегала.
Кажется, на этот раз ситуация изменилась. Не Колька стал смерчем в моей жизни, а я - в его. Втянула мужика в какую-то непонятную историю. Ракеты, сбитые поезда, президенты. Ладно, не та ситуация, чтобы об этом размышлять.
Колька тем временем прекратил разговор. Вытащил из телефона зарядку и выкинул аппарат в чащу леса.
- Зачем? – спросила я.
- Чтобы они поняли, что пути назад нет. Нас уже никак не переубедить.
Я кивнула.
- Расскажи лучше, откуда у тебя оружие и такое спокойствие?
- Какое спокойствие? – пожал плечами Колька.
- Ты как минимум двух человек похоронил!
- Не время разглагольствовать, - он снова закинул на плечи Лаврентьева и зашагал вперед. – Границу перейдем – все расскажу.
Почему он так оттягивает разговор? Что скрывает?
Часть пятая. Угрожающе-предательская
Колька стукнулся лбом и упал на землю. Лаврентьев свалился рядом, что-то невнятно промычал, но не очнулся.
Со стороны это выглядело презабавно. Здоровенный мужик, тащащий на спине другого, не менее здорового, ударяется о пустоту. О пустоту – в прямом смысле этого слова. Ничто не выдавало присутствия здесь стенки купола. Впереди, ничем не замутненное, виднелось продолжение леса, с точно такими же деревцами, сухой грязью и не сильно истоптанной тропинкой. Небо там казалось таким же синим, а листья - такими же зелеными.
Но купол был здесь.
Колька непечатно выругался и вскочил на ноги. Хлесткими ударами начал бить Лаврентьева по лицу. На меня совсем не обращая внимания. Словно тут и не было красивой девушки. Хотя, предполагаю, выглядела я совсем не как вчера.
Вот ведь зараза, о чем я опять думаю? Нравлюсь ли в таком виде Кольке? Определенно, подходящее время.
Лаврентьев очнулся через минуту. Помотал головой. Откашлялся в кулак. Стал озираться по сторонам. Не найдя очки, которые были давно утеряны, академик сильно сощурил глаза. Колька скрестил руки на груди. Давал академику время придти в себя.
- Твои спасители скоро нас нагонят, - сказал Колька, немного погодя. – Так что я даю тебе три минуты на то, чтобы рассказать нам, как отключать или включать купол…
- Ну-ну, - Лаврентьев презрительно усмехнулся, - дождётесь.
- Я не договорил, - спокойно продолжал Колька. - Через три минуты ты сам всё мне расскажешь, уж поверь. Слышал о том, что случается с теми, кого гипнотизируют астралы?
- Эм, - академик, недоумевая, повел плечами. – Астралы?
- Как я, по-твоему, так быстро оказался у вашего чертового поезда?
Лаврентьев поправил очки указательным пальцем. В глазах академика стоял настоящий испуг. Мне даже стало жалко беднягу. Казалось, еще чуть-чуть – и разрыдается, как напуганный отцовским ремнём мальчишка.
- У тебя три минуты, - повторил Колька.
Лаврентьев помотал головой. Потом что-то невнятно пробурчал. Начал то и дело поправлять очки на носу. Видимо, академику было известно, что случается с людьми, которых загипнотизировали астралы. И, судя по всему, таких последствий он боялся больше смерти. Никогда бы не подумала, что увижу академика таким испуганным.
- Что же такого в гипнозе астрала? – не удержалась я от вопроса.
Колька сурово посмотрел на меня. Ни капли нежности, ни капли любви, ни капли хотя бы симпатии во взгляде. Только пренебрежение и неприязнь. Что случилось с моим Колькой?
- Не мешай человеку думать. У него жизнь решается.
Откуда все это? Откуда такой холод по отношению ко мне? Можно, конечно, списать все на обстоятельства. Но не в такой же степени. Плюс к этому еще невероятная решимость, замашки суперагента, умение владеть огнестрельным оружием. Откуда?
Я не стала больше ничего спрашивать и просто кивнула. Колька, словно гора над морем, возвышался над рассевшимся на траве Лаврентьевым. В небе кружились птицы. Солнце пробивалось сквозь листву и светлыми пятнами ложилось на сухую землю. Наконец-то запахло свежестью, и хотелось чихнуть. Сюда еще не добрался дым от случившейся катастрофы.
- Вы не понимаете, - заговорил Лаврентьев, нервно почесывая макушку. – Выключатель только у меня. Даже высшее начальство не способно отключить купол. Я не могу. Я просто не могу. Вы должны понять.
- Спасибо за информацию, - кивнул Колька, глянув на часы. – У тебя осталось две минуты.
Звуки леса радовали слух: перешептывание листьев, поскрипывание веточек под ногами зверей, свист ветра между деревьев. Вдруг вдалеке послышался топот. Явно не одного человека. По меньшей мере, пяти-шести. Преследователи вот-вот должны были добраться до нас. Я стала всматриваться в прорехи между деревьев, но никакого движения глаз не улавливал.
- Я передумал, - среагировал на звуки Колька. – У тебя десять секунд. Раз.
Лаврентьев округлил глаза. Сейчас он был похож на перепуганную сову.
- Два, - продолжил Колька, загибая пальцы, - три…
- Ладно-ладно, - сдался Лаврентьев. – Вот.
Он сорвал с шеи медальон и протянул Кольке.
Шаги приближались. Следом послышались людские голоса.
Медальон – и есть выключатель купола? Ну, в общем-то, не сложно было догадаться. Учитывая то, как Лаврентьев им дорожил.
Медальон делился на две половинки. Колька быстро открыл его и что-то щелкнул внутри. Через секунду он схватил меня за руку и потянул за собой.
- Сиди и не рыпайся, - напоследок сказал Колька академику. – Ты сделал верный выбор.
Пару шагов – и мы уже за пределами купола. Точнее, того места, где находилась до этого стенка купола.
Через несколько мгновений послышались выстрелы. Готова поспорить, что если бы Колька не успел включить купол обратно – в нас бы непременно попали. И не сомневаюсь, что оба мы остались бы без головы.
Пули не застревали в куполе, не рикошетили, не затормаживали полет. Ничего такого. Пули просто растворялись в воздухе. Как поезд, въезжающий в туннель и исчезающий из поля зрения.
Как Колька успел среагировать – я не представляла. Слишком уж быстро все произошло. Но один щелчок – и мы вне зоны обстрела. Мгновение. Секунда, спасшая две жизни.
Он и впрямь как Джеймс Бонд. Или какой-нибудь другой герой шпионских романов. Да и типаж подходит – высокий брюнет с густыми бровями и суровым взглядом. Правда, до сегодняшнего дня суровости я никогда в Колькиных глазах не видела. Но все же бывает в первый раз. Происходящее всё-таки располагало к серьезности больше, нежели чем к обычной для Кольки беззаботной улыбке.
Пора было все узнать. Задать все вопросы, что уже битый час вертелись на языке.
Хотелось обнять Кольку. Просто обнять, как бы подтверждая, что все самое страшное – позади. Там – за территорией купола. Больше нам ничего не грозит.
Я обернулась к Кольке. Губы его скривились в подобии ухмылки. Глаза выражали высшую степень сожаления. В руке он держал пистолет.
Пистолет, направленный прямо на меня.
Часть шестая. Смертельно-перемещающаяся
В трех метрах от меня сидел Лаврентьев и смотрел в нашу сторону. К нему подбежали несколько людей в камуфляжной форме. Еще два раза выстрелили. Но, поняв бесполезность действий, начали оживленно о чем-то беседовать с академиком.
Я не слышала ни слова, пораженная происходящим. Ничего, кроме пистолета, направленного мне в грудь, не волновало.
- Ты чего, Коль?
- Ань, - он замялся, но продолжил. – Иди, пожалуйста. Мне, может, за это и влетит. Но, пожалуйста, уходи. Беги. Покатайся по миру. Или осядь где-нибудь.
Я шагнула ему навстречу. Колька отступил назад и выставил вперед свободную от оружия ладонь, останавливая меня. Медальон свисал с большого пальца руки, в которой он сжимал пистолет.
- Не двигайся, - он жалобно посмотрел в мою сторону, но избегая встретиться взглядом. – Пожалуйста, не двигайся. Иначе мне придется выстрелить.
Он ведь не знает, что обойма пуста.
Я сделала еще один шаг вперед.
- Коль, объясни, что все это значит?
- Аня, ты же умная девочка, - он изобразил подобие милой улыбки. – Все должна сама понимать. И не двигайся, я серьёзно.
Я стала вспоминать все, что происходило последние двенадцать часов.
Внезапная встреча с Колькой. Веселая ночь вдвоем. Потом поезд. Провокация. Обстрел вагонов. Рухнувший вертолет. Лаврентьев с этим чертовым куполом. Готовящаяся бомбардировка американцев. Мой вызов Кольки.
Вот оно. Я же сама позвонила. Сама позвала на помощь. Так в чем же подвох?
В нескольких метрах от меня Лаврентьев что-то истошно вопил, махая руками. Люди рядом с ним связывались с кем-то по телефону и тихо переговаривались. Колька не опускал пистолета.
Я все поняла спустя пару секунд. Вспомнился смерч. Тот самый смерч, который происходил с каждым новым появлением Кольки в моей жизни. Ничего не поменялось местами. Не я внесла в жизнь мужчины проблемы. А наоборот, все осталось точно таким же. Снова смерч. И снова Колька – его создатель.
- Так ты никакой не астрал?
Колька виновато качнул головой.
- У меня двадцать процентов тест показал, я же говорил.
- И гипнозом не владеешь?
Я снова шагнула вперед.
- Нет. С этим все в порядке. В монастыре у астралов я правда жил. Этому научили. Не подходи, Аня. Не подходи.
- А что, если бы я тебе не позвонила? – спрашивала я, упрямо двигаясь вперед. - Из поезда. Когда все это произошло?
Колька отходил назад. Во взгляде его смешались сожаление, негодование и отчаяние. Еще чуть-чуть и впрямь выстрелит. Пускай попробует.
- Я бы сам пришел, - объяснил он. – Сказал бы, что, как астрал, почувствовал, что тебе грозит опасность. Ну, или еще что-нибудь в этом духе. Пойми, я же тебя хотел спасти. А не то просто бы оставил в это чертовом поезде.
- Ясно, - кивнула я. – И давно ты работаешь на американцев?
- Давно, Аня, очень давно.
- И… Американцы знали о том, что тут должно было происходить?
- Догадывались, - подтвердил Колька. – Велели следовать за твоим поездом. Поэтому я тут.
Спрашивать еще что-то не имело смысла. Все итак встало на свои места. Америка хотела получить доступ к куполу. И теперь управление им было в их руках. Точнее, в руках Кольки.
Я хотела плакать, но слёз не было. Почувствовала непреодолимое желание упасть на траву и уснуть. Усталость сбивала с ног. Но я продолжала идти навстречу Кольке.
- Ань. Если бы я хотел тебя подстрелить – сделал бы это давно. Но, поверь, я хотел спасти тебя. Правда. Уберечь от всей этой политической возни. Так что, пожалуйста, уходи.
Хотелось спросить что-нибудь вроде: “И каково это, предать родину?”. Да вот только все это казалось сейчас не важным. Главные слова, которые вертелись на языке: “Как ты мог использовать меня? Как мог снова втянуть в черти пойми что? Зачем? Чем я заслужила это?”. Но я не стала этого говорить. Наверное, просто боялась, что ответ окончательно разобьет итак уже израненное сердце. Поэтому я спросила. Грустно и с некоторой надеждой в голосе.
- Ты и впрямь выстрелишь?
- Если потребуется – да, - уверенно ответил Колька.
В глубине души еще осталась надежда, что Колька не сможет. Что отбросит пистолет и начнет рассыпаться в извинениях. Но разум в это уже не верил. Ни капли. Осталось только проверить.
Я побежала навстречу Кольке. Он зажмурился и нажал на курок. Послышался щелчок. Он ошарашено уставился на пистолет и попытался выстрелить еще раз. Снова щелчок.
Я остановилась. Сложно объяснить в словах, что происходит в душе, когда любовь всей жизни выстреливает тебе в грудь. Скорее, что-то ближе к “опустошению”.
Я хотела развернуться и уйти. Просто уйти, чтобы не видеть этого непонимающего Колькиного лица. Чтобы больше не увидеть его никогда. И отказаться от смерчей. На всю жизнь.
Но я все же подошла к нему вплотную. Слова казались ненужными. Любые слова.
Я выбила из руки Кольки пистолет. А потом ударила его по щеке. Несильно. Так, чтобы он понял, что это не жест ярости или отчаяния. Просто так было нужно.
Вместе с пистолетом в сторону отлетел и медальон. Послышался щелчок. Оружие упало прямо на выключатель купола.
Лаврентьев что-то громко кричал людям в камуфляжной форме. Они начали хватать оружие. Я поняла, что произошло. Поняла очень быстро. И кинулась к медальону.
Пару мгновений – и выключатель у меня в руке. Я щелкнула по небольшому стальному рычажку. Раздалось несколько выстрелов. Вроде бы я успела. Успела снова включить купол. По мне бы они вряд ли начали огонь. Но вот по Кольке?
Он секунду назад сам пытался выстрелить в меня, но это не имело значения. Как бы то ни было, я не могла желать ему смерти.
Успела ли я? Успела ли нажать на выключатель до того, как раздались выстрелы?
Колька лежал без чувств на земле. Губы беззвучно хватали воздух. Рядом с нагрудным карманом рубашки виднелась маленькая черная дырочка от пули.
Лаврентьев и люди в камуфляжной форме стояли за стеной невидимого купола и неодобряюще смотрели на меня.
Колька поднял руку. Попытался что-то сказать. Но издал лишь хрип. Рука упала на землю. Из раны на сухую землю стекала кровь.
Не было времени размышлять. Спасать или не спасать? Помогать или не помогать? Лечить или не лечить?
Да, он стрелял в меня. Но это было минуту назад. А сейчас дорога каждая секунда.
Я вспомнила, как прошла тест на восемьдесят процентов на предрасположенность к астрализму. Вспомнила, что вне купола астралы могут перемещаться свободно. Вспомнила все, что рассказывал мне Колька о технике перемещения.
Я подняла с земли медальон Лаврентьева. Потом взяла Кольку за руку и крепко сжала. Зря я вчера не спросила, можно ли переместить кого-то вместе с собой. Зря не стала ничего уточнять. Слово “зря” сейчас было слишком неуместно в мыслях, и я сосредоточилась на перемещении.
Без подготовки, без какой-либо теории, кроме слов, сказанных в пьяном бреду, я закрыла глаза и стала представлять место, в котором мы находились.
Нарисовала в воображении деревья, окружавшие нас. Землю под ногами. Птиц, летающих над головой. Представила Лаврентьева и семерых людей, стоявших неподалеку. Кольку, бездыханного и истекающего кровью. Себя, напуганную, грязную, сидящую рядом с телом человека, которого я любила. Когда-то. Который несколько мгновений назад пытался в меня выстрелить.
Мысли спутались. Требовалось представить больницу, в которой я была. В голову приходила только московская больница, в которой я всю жизнь лечилась. Но в пределы купола Кольку переместить было нереально. Значит, нужно что-то другое.
Я вспомнила Мадрид. Вспомнила улочку, по которой гуляла во время отпуска. Улочку, на которой находилась поликлиника. Или какое-то другое медицинское учреждение. В памяти отчетливо сохранился лишь красный крест на табличке и указатель влево.
Тут же в голову пришло воспоминание о еще одной больнице. В самом центре Берлина, где я когда-то была в командировке. Черепичные крыши, небо покрытое тучами, редкие прохожие, чистые бульвары, белое трехэтажное здание больницы за высоким забором.
Я представила, как мы с Колька исчезаем из леса. Постепенно, словно нас неспешно стирают ластиком. Потом как мы появляемся на улочке Мадрида. Или Берлина?
Я постаралась мысленно наложить две картинки друг на друга. Но какие картинки?
Звуки исчезли. Тишина забралась в уши и просочилась в разум. Пропали запахи. Как будто я находилась в вакууме. Испарились ощущения. Словно я не держала сейчас Кольку за руку. Словно у меня не было тела.
Остались только цвета. Зелень деревьев, на которую накладывался красный знак больницы, синева неба, замутнённая черными тучами, серость бульвара, испачканная чернотой сухой земли. Все смешалось и будто бы стягивалось в воронку.
Я открыла глаза.
Улица Мадрида. Светлое небо. Ни одного прохожего рядом. Желтые дома по обе стороны от меня. Запах горячего асфальта. Солнце, бьющее в глаза и обжигающее тело. Вдалеке – шум шоссе. И знак с красным крестом чуть поодаль.
Кольки рядом не было. Правая рука сжимала медальон Лаврентьева.
Левая рука сохранила тепло Колькиной ладони.
Часть седьмая. Сентиментально-заключительная
Америка и Россия давно решили все конфликты. Не без моей помощи.
Я жила в квартире с видом на Финский залив. Работать не требовалось. Государство обогащало мой кошелек по первому требованию. Хотя это давно уже перестало быть для правительства необходимостью. Медальон я отдала лично в руки президенту. После долгих переговоров, конечно же, завершившихся в мою пользу.
Не знаю уж, как меня оставили в живых. Слишком много знающая девушка – обуза. Но, видимо, слабый пол все же решили пощадить. Пара подписей на документах о неразглашении и пожизненная денежная помощь, по мнению сильных мира сего, не давали мне поводов для неразумного поведения. Да и с астралами-самоучками, считали они, связываться - себе дороже.
Хотя, как я порой, замечала, слежку не снимали. Хотя и прошло больше пяти лет. И странные шумы в телефоне не прекращались. Но на это я давно перестала обращать внимание.
Частые вылазки за границу стали привычкой. Захотелось – мотнула в Италию перекусить пиццей. Вздумалось – отправилась в Испанию посмотреть на корриду. Возникло желание – оказалась в Австралии, чтобы полюбоваться на кенгуру. И так далее.
Но сегодня хотелось побыть дома. Просто выпить чашку горячего кофе. Почитать бессмысленную книжку. Посмотреть какой-нибудь заурядный фильм. Просто побыть одной. Полюбоваться Финским заливом.
Я стояла на балконе и смотрела на набережную, когда увидела Кольку.
Он вприпрыжку мчался мимо, держась за ручку с длинноволосой девчонкой. В меру симпатичной, как казалось издалека, в меру стройной и в меру улыбчивой.
Сам же Колька как будто бы не изменился. Как будто я вернулась пять лет назад. В тот вечер, когда мы так же, держась за ручку, бродили по калининградским улочкам. Так же смеялись.
Но как он остался жив?
Я почему-то сразу представила, как Колька материализуется в самом центре Берлина. Под черными тучами, на чистеньком бульваре. Рядом с больницей. Как какая-нибудь заботливая старушка, увидев бездыханное тело, начинает истошно кричать и звать врачей.
Но сейчас ведь все это не важно. Вот он, здесь, под окном, здоровый и румяный. Прыгает и смеется. Живёт.
Он весел и беззаботен. Как и всегда.
Другим я видела Кольку лишь однажды. Тем самым злополучным утром, которое навсегда перевернуло мою жизнь. Утром, которое изменило характер, поведение и даже, по словам друзей, манеры. Но Колька остался точно таким же. Словно в его жизни те события не поменяли абсолютно ничего.
И я искренне рада за него. Никому не желаю тех страданий, которые перенесла я.
Не хотелось вспоминать тот день, когда мне сказали, что тело Кольки так и не нашли. Не хотелось восстанавливать в памяти те бессонные ночи, которые я провела в рыданиях.
Преданная, обманутая, использованная девушка, которая плачет месяцы напролет как раз о том, кто ее предал? Ничего сложного. Посмотрите на меня.
Сейчас хотелось просто окликнуть Кольку. Поздороваться с ним. Спросить, как дела. Узнать, что происходило с ним все эти годы. Взять за руку. Обнять, как старого друга. И, самое главное, безумно хотелось снова увидеть беззаботную улыбку. Любимую улыбку.
Но я смотрела в окно и не двигалась с места.
Колька был вихрем. Смерчем, который проходил вокруг, круша все, что попадалось под руку. Ураганом. Бурей. Как угодно.
Я понимала, чем закончится моя новая встреча с Колькой. Знала, что ни к чему хорошему это не приведет. В памяти ясно сохранился тот момент, когда он стрелял в меня, не подозревая, что обойма пуста. Тот щелчок разряженного пистолета я помнила так же четко, как сейчас слышала смех Кольки.
Но моя жизнь последние годы стала похожа больше на штиль. Несмотря на мнимое разнообразие, она была до боли скучна.
Поэтому нестерпимо хотелось смерча. Чтобы все перевернулось с ног на голову. Закрутилось юлой. Вспыхнуло пламенем.
Сердце умоляло об одном. Разум уверял в обратном.
Я вышла с балкона, села в кресло и взяла в руки книгу. |
Рассказ открыт для комментариев