021 Ритм

    Когда до него дошло по-настоящему – с чем пришлось столкнуться, – его начало трясти. Мелкой противной дрожью, как бывает при понимании ужаса происходящего и осознании, наравне с этим, полной невозможности что-либо изменить.
    Алексей пытался убедить себя: вначале, что он здесь совершенно ни при чём. Всё происходящее – это совпадения, нелепые и страшные, но не имеющие к нему никакого отношения. Потом, что нужно взять себя в руки, обдумать ситуацию ещё раз. Подняться к истокам, постараться увидеть всю картину полностью, а не фрагменты её. И придумать, чёрт возьми, что-нибудь стоящее!
    Но страх и растерянность сковывали мозг. Ложились серой, мутной пеленой на сознание и мысль плыла, картинка зыбилась, дрожала и искажалась до неузнаваемости…
    И всё-таки он старался.
     
    То, что наша жизни есть набор ритмов, Алексей догадывался давно. Вернее: один нескончаемый ритм, проявленный по-разному. Напряжение и расслабление, подъём и спад, уплотнение и разряжение. Вдох и выдох. И были у маленького Лёшки для такой догадливости серьёзные основания: если вдох у него получался ещё более-менее, то с выдохом дело обстояло много хуже.
    Хронический бронхит, говорили врачи. Обструктивный. Необходимо длительное лечение, наблюдение, режим. Хорошо бы свозить ребёнка в санаторий, а ещё лучше – сменить место жительства. Мол, сами понимаете – Комбинат…
    Говорили тёте Марте, приютившей мальчика после гибели родителей в автокатастрофе. Лёшка всех этих слов не понимал, но отлично видел, что тётя Марта не может выполнить требований докторов. Слишком беспомощным делалось её лицо в ответ на убедительные слова серьёзных людей в белых халатах. И при виде ценников в аптеке тоже.
    Но и сдаваться бывшая учительница, твёрдо верившая в то, что при надлежащей настойчивости и старании непреодолимых преград нет – не собиралась!
    Она принесла книгу о гимнастике Стрельниковой, и это была лишь первая ласточка. Потом была система Бутейко, другие упражнения разных авторов и школ – европейских и восточных. В ход пошли йога, цигун, какие-то вовсе уж экзотические методики, названий которых порой не могла выговорить и сама тётя Марта. Но цели своей добилась – болезнь отступила, Лёшка вздохнул свободно. И выдохнул без затруднений.
    Спустя много лет тётя Марта умерла от сердечного приступа. Помогая Алексею, да и многим другим, кто оказывался рядом и нуждался в помощи, себя не уберегла. Так бывает. Алекс хранил в душе её светлый образ, но жизнь продолжалась. В тот же год он окончил обучение на бухгалтера и занял своё место в плотных рядах служащих Комбината. Здесь почти все работали на Комбинат, без него не было бы и города.
    Крупнейший химический комплекс юга страны производил много полезных и нужных вещей. В том числе полихлорвинил – полезную и нужную в хозяйстве пластмассу. Технологические циклы такого производства связаны с опасными и ядовитыми веществами: ацетиленом, хлористым водородом, винилхлоридом. И часть отходов попадала в атмосферу, несмотря на все меры предосторожности. Алексей, хоть и занимался приходно-расходными ведомостями, помнил об этом и занятий своих не бросал. А со временем стал замечать удивительные вещи.
    Тогда это было захватывающе интересно и на удивление волнительно.
     
    – Алекс, – голос Зои вырвал его из оцепенения, – просчитай-ка ещё раз эту ведомость. По-моему, здесь ошибка в пятом пункте.
    Она толкнула плотный лист бумаги по полированной поверхности стола, и лист скользнул, спланировал прямо под руку. Зоя была завотделом, то есть маленьким, но непосредственным начальником, и чертовски привлекательной молодой женщиной одновременно. Субординации в отделе не придерживались, звали друг друга по именам. Собственно, с Зои всё и началось.
    Алексей кивнул, взял ведомость, уставился в ровные строчки компьютерной распечатки – строчки плыли.
    Нет, не с неё. Раньше, значительно раньше. Когда впервые он почувствовал ритмы окружающего пространства – предметов, явлений, даже событий – теперь и не вспомнить. Но тогда всё это казалось игрой, было как-то несерьёзно.
    Вот он мальчишка, старательно дышит под присмотром тёти Марты – вдох-пауза-выдох, – и вдруг шкаф начинает откликаться. На его дыхание откликаться! – тоже дышит! – но по-своему. Протяжно и с шелестом. И гораздо медленнее. Пока один вдох сделает, Лёшка уже раз пять успел!
    Иногда ему казалось, что со шкафом можно поговорить. И он пробовал, но не получилось…
    Или гроза. Вот это дыхание! С воем ветра, с громом – удар! и будто содрогнулась земля! а следом словно горсть монет рассыпали по железной крыше гаража, что под окном! И кувыркаются в воздухе листья, оборванные с кустов и деревьев… Не дыхание – рычание! Но всё равно различаются: вдох-выдох, вдох-выдох. И только гораздо позже Алексей почувствовал интуитивно, а потом и понял, почитав книжки, что это ритмы. Колебания со своими фазами, стадиями, периодами. Что любой процесс неравномерен, в разное время имеет различную активность, амплитуду, напряжение.
    Будь то стоящий в углу шкаф, с виду совершенно неподвижный, или бурливое течение горной реки, куда возили их класс на экскурсию.
    – А кстати, кто-нибудь в курсе, что это аварийщики забегали с утра? – обратилась Зоя теперь уже ко всем. Все – это ещё и Марина с Наташей, девчонки-операторы.
    – Они ещё вчера копошиться начали, – авторитетно заявила Марина. – Какие-то проблемы в химзоне.
    – Ничего подобного, – уверенно опровергла подругу Наташа. – Вчера они мотались в первый корпус, и ненадолго, а сегодня в четвёртый, и там застряли. Что-то серьёзное…
    Девчонки оживлённо загомонили, высказывая свои версии. Алекс втянул голову в плечи. Он один сейчас понимал, что происходит, но не мог ни сказать, ни объяснить этого остальным.
     
    Со временем Алекс научился угадывать погоду на выходные, чувствовать приближение нужного автобуса на остановке. Не заходя в магазин, мог точно определить: есть или нет на прилавке необходимая вещь. Всё это было удобно и увлекательно, но только во время учёбы Алекс понял, что его способности могут приносить реальную выгоду.
    С некоторых пор он наловчился чувствовать: сдавать зачёт сегодня, или стоит пропустить день и прийти позже. Пусть с замечанием от преподавателя, но в итоге получить более высокую оценку. Алекс улавливал пульсацию вокруг зачёта – препод с его настроеним; сокурсники, их подготовка, отсюда уровень предшествующих ответов. Может даже, отношение к предмету декана и погода за окном – частности его не интересовали, он чувствовал ситуацию в целом.
    Работать с ситуациями оказалось куда интереснее, чем с предметами и процессами. Они были текучи, изменчивы, своенравны, но позволяли лавировать в своём потоке. Нужно было лишь поймать благоприятную фазу.
    Колледж он окончил с отличием, однако не всё сущее позволяло слышать собственные ритмы. Например, пульсацию человека или животного он не мог уловить очень долго.
     
    – Алекс? – Зоя опять оказалась рядом. За щебетом девчонок и собственными мыслями он не заметил её приближения. – У тебя всё в порядке? Что-то выглядишь ты неважно. Вчера ходил как в воду опущенный, сегодня опять на тебе лица нет. Не заболел?
    – Прости. – Алекс заставил себя улыбнуться. Улыбка вышла кривой, он сам это почувствовал. – Засиживаюсь допоздна, не высыпаюсь. Я сбегаю, хлебну кофе? И всё будет тип-топ…
    – Ну, давай, – с сомнением посмотрела заведующая. – Только быстренько, работы полно.
    Кафе для сотрудников располагалось на первом этаже. Всего-то, два пролёта по лестнице и двадцать шагов через холл. Но как раз на лестнице и прихватило. Навалилось тяжестью: ноги стали свинцовыми, голова чугунной, а во рту появился железный какой-то привкус и тягучая слюна. Еле сглотнул.
    Ухало совсем рядом, будто в ушах, или ещё глубже – внутри: под ложечкой, в затылке, отдавалось во всём теле. Ухало тяжело, гнетуще, плющило словно молотом – многотонным и неотвратимым – и о наковальню. Жёсткую, холодную…
    Он привалился к стене, отдышался. С трудом, но добрался до стойки и взял кофе. После глотка обжигающего напитка стало чуть легче, и он смог присесть за столик. Почувствовал, что бельё сырое от пота. Почувствовал, как наливается грозной силой то, что вот уже второй день мучило, вызревало, готовилось прорваться лавиной страшных событий. Подумал – или он сейчас найдёт выход, или всё вокруг рухнет в одночасье. Необратимо…
    За окном больше угадывались, чем просматривались производственные корпуса Комбината. В четвёртом химкорпусе, на линии производства винилхлорида, в реакторе, где хлороводород смешивается с очищенным ацетиленом в присутствии двуххлористой ртути, начали образовываться опасные «свободные» объёмы, пустоты со скоплением взрывоопасных газов. К тому же, концентрация хлора в хлористом водороде превышала допустимую. Ненамного, но этого хватило для запуска необратимых, неуправляемых экзотермических реакций.
    Следящая аппаратура сигнализировала о нарушении температурного режима и повышении давления в реакторе. Тут же прибыла ремонтно-аварийная бригада, а скоро, ей на помощь, поспешила вторая. Но положение пока не казалось ремонтникам критическим. Начальник корпуса осторожно, в обтекаемых выражениях докладывал обстановку директору. Директор не спешили сообщать о неполадках наверх, надеялся справиться своими силами.
    Никто не знал истинных процессов, назревающих в технологических линиях, и что ещё хуже, специалисты не могли понять, и даже представить себе причин происходящего.
     
    Впервые он уловил ритм живого существа после того, как начал экспериментировать с совмещением. Оказалось не слишком сложно: имея богатый опыт, владея добрым десятком систем, Алекс принялся подстраивать своё дыхание к вибрациям и колебаниям окружающей среды.
    Тот же шкаф? – пожалуйста! Вроде стоит стоймя, и ничего ему не делается, но если замереть, притушить собственной дыхание, сделав его едва уловимым, – получишь отклик. Как в детстве. Зашуршит старая деревяшка, зашелестит по-своему, и если в этот миг подстроить своё дыхание, сделать его таким же тягучим и медленным, становится заметно: шкаф чуть-чуть двигается вокруг центральной оси. То ли едва заметно вращается, то ли слегка раскачивается, и ведь что-то есть за всеми этими движениями. Знать бы ещё что…
    Пробовал он и с камнями во дворе, и с водой в кране, но работать с неодушевлёнными предметами быстро наскучило. Вещи не торопились раскрывать свои секреты, хотя в отношении одежды, например, Алекс довольно быстро вывел простой закон: если подстроиться под ритм куртки, она греет лучше. До смешного – в сильный мороз можно выскочить на улицу в лёгонькой ветровочке, и хоть бы что!
    Но это было малостью. Подумаешь, курточка, можно и пальто надеть. Более смелый эксперимент – отопление квартиры без нагревательных приборов – провалился. По крайней мере, явных результатов он не получил. А играть с природными явлениями Алекс попросту опасался – ещё шарахнет молнией… Или ветром крышу с дома сорвёт.
    Переворот случился там, где его совсем не ждали. И почти случайно.
    Жила в их доме собака. Вернее, жили-то люди, а с ними русский чёрный терьер. Все вздорные – что хозяева, что невоспитанный пёс. Хозяйка, молодая девица, имела привычку выводить питомца в самое неподходящее время, когда местные мамаши выкатывали коляски с малыми детьми. Пёс принимался гонять по двору, отчаянно облаивал каждый куст и будил спящих малышей, вызывая тем самым справедливое негодование мамочек. Но девице всё было фиолетово. Муж её и вовсе отпускал терьера на вольный выпас, сам же садился на лавку с бутылкой пива, нисколько не заботясь, чем занята собака.
    А лаял пёс не только на кусты и случайно забредших кошек. Не обходил он своим вниманием и людей. И был почему-то особенно неравнодушен именно к Алексу. К тому же, Алексей не переносил собачью шерсть, сказывался тот старинный бронхит с астматическим компонентом.
    Всё это выливалось в нечастые, но регулярные скандалы. Алекс пробовал как-то поговорить с хозяевами несносной собаки, найти общий язык, но ему это не удалось. Те упорно сохраняли выбранный стиль поведения. И вот однажды, когда Лорд (как звали пса-скандалиста) принялся наскакивать особенно рьяно, приближаясь вплотную и норовя ухватить за штанину, у Алекса перехватило дыхание.
    Не рассуждая, по выработанной многолетней привычке – если дышать трудно, начинай упражнение – он задышал с задержкой, экономя на вдохе. И тут же уловил пульсацию пса. Более частую, чем дыхание человека, но и не совпадающую с истошным лаем – свою, особую. Ощущалось это как движение тёплого воздуха разной плотности – волна за волной. Алекс перешёл на размеренное дыхание животом и подстроил его под ритм терьера – получился один вдох на две собачьи волны.
    Результат изумил. Пёс успокоился мгновенно, более того, сразу и безоговорочно признал в Алексе вожака стаи. Сел, преданно заглянул в глаза – только мигни, что нужно сделать, хозяин? Номинальный владелец допивал вторую бутылку пива, сидя на лавке и ничего не замечая, а Лорд готов был выполнить любую команду. Алекс не сомневался – прикажи он сейчас собаке броситься под автомобиль, та сделала бы это. И команду нужно давать не голосом, а неким импульсом, толчком воздуха из живота, тогда пёс подчинится безоговорочно.
    Конечно, он не стал причинять вред терьеру, хоть и был тот скандалистом и хулиганом. Всё обошлось простенькими командами, пока хозяин не видит: к ноге, сидеть, принеси вот ту палку. Но выполнено всё было безукоризненно и с восторгом. Опыт этот остался в памяти накрепко, хотя Лорд больше не подходил к Алексу. Не ластился и не бросался – не приближался.
    Эх, так бы и остаться тогда на стадии дрессуры! Был бы сейчас вторым Дуровым, выступал в цирке, или нашёл другое какое применение своему необычному таланту. Не горело бы сейчас красными буквами перед глазами: опасно! крайне опасно! смертельно! Беги!..
    Но даже сквозь эти пламенеющие знаки он видел, как в сторону химкорпусов промчалась ещё одна аварийная машина.
     
    А потом появилась Зоя. Невысокая, стройная, со стрижкой каре. Лицо серьёзное, а в глазах чёртики пляшут. И вроде ничего особенного, но так бывает – короткое замыкание. Белый свет погас, будто выбило пробки, и остался во всём мире лишь один различимый круг: образ молодой женщины, как на старинной камее…
    Нельзя сказать, что у Алекса не было девушек раньше. Внешне нормальный современный парень, он умел поддержать легкий ненавязчивый трёп, вовремя пошутить и к месту сказать комплимент. Но всё это было несерьёзно, и подружки долго у него не задерживались. Тут же получилось иначе – со временем Алекс понял: теперь он может думать только об этой темноглазой брюнетке, с кожей гладкой и загорелой, будто она только что приехала из тропиков.
    Положение осложнялось тем, что Зоя была его начальником. И хоть в общении с сотрудниками она поставила себя достаточно просто, но и дистанцию обозначила в первый же день – только деловые отношения. Даже с ним, единственным мужчиной в женском коллективе. Особенно с ним. Поэтому просто подойти и пригласить Зою в кафе Алексей не мог. Не решался, а когда всё-таки решился – получил отказ. Давайте работать, Алекс, всё остальное ерунда.
    И посмотрела насмешливо.
    Вот тогда он и сказал себе – хватит тренироваться на кошках. Нужно пробовать с людьми. Вдруг случится как с Лордом? И хоть с псом получилось всего один раз, но ведь человек не собака. С ним потом и поговорить можно…
    Предприятие обещало стать захватывающе интересным.
    К выполнению задуманного приступил не откладывая. Каждый день начинался планёркой: сбором невеликого состава отдела в кабинете заведующей. Девушки выступали, Алекс больше слушал, рот открывал только когда спросят. И глаз не отрывал от груди Зои. Было это, конечно, не очень прилично – пялиться безотрывно на бюст начальницы, но та виду не подавала.
    Однако появилась ещё одна проблема. Дышать особым образом при всех было неудобно. Всё-таки это зрелище необычное – человек то надувается как шар, то со свистом медленно выпускает воздух через сжатые зубы. Попытка поймать ритм дыхания с ходу, на задержке вдоха, – как это получилось с терьером, – не увенчалась успехом. Алекс Зою не услышал.
    Выход нашёлся. В конце коридора располагался закуток, бывшее техническое помещение для хранения тряпок и вёдер. После того как уборку передоверили особой бригаде, оснащённой специальной моечной техникой, значение своё комнатушка утратила и стояла пустой. Лишь в углу собралась маленькая кучка какого-то хлама.
    Алекс добыл ключ, поставил стул и приступил к работе в два этапа. Перед планёркой забегал в тайник на пять минут, настраивался, тренировался по одной из методик, а сразу по окончании, запомнив темп дыхания Зои, бежал обратно. Представив себе ярко образ объекта, было вполне возможно найти нужный ритм. Главное – получить отклик.
    И сразу столкнулся с необычным явлением. Зою в своей комнатушке он не слышал и не чувствовал. В кабинете, во время наблюдения, всё казалось простым и понятным, но стоило утратить визуальный контакт, как едва намечающаяся связь терялась. Зато с первых же проб Алекс уловил иной ритм, существовавший отдалённо, как бы сам по себе, фоном.
    Так мог бы дышать океан – мощно и ровно, заполняя своим рокотом всё пространство вокруг. Будто стоишь на берегу, и слушаешь, как пенные валы мерно накатывают на прибрежные утёсы. И всё естество откликается на тяжёлые удары воды о камень.
    Вначале он не придал этому значения – слишком интересовала его Зоя, а «прибой», как Алекс назвал явление для себя, не мешал основной работе. Но уже на третий день понял, что пренебречь этим новым ритмом не удастся. С каждым новым упражнением «прибой» наращивал мощь, приобретал новую силу, подчинял себе. Алекс начал замечать, что невольно подстраивается под него.
    В бесплодных попытках наладить ритмическую связь с объектом обожания прошла неделя. Зоя не приблизилась ни на йоту, зато Алекс стал заложником нового необычного явления. Скоро ему открылось, что он слышит. Открытие повергло в смятение: единство тысяч людей, умной автоматики, бездушного металла и ядовитой химии породило некую новую сущность – Комбинат. А служащие химического комплекса есть служители его.
    Образовалась неразрывная связь, некая единая полуживая ткань, новый организм, в котором Комбинат был и мозгом, и телом, и той осью, вокруг которой всё вращается – люди, механизмы, события. Город зависел от его ритма.
    И никто ничего не замечал. Окружающие воспринимали происходящее как должное, постоянный гнёт – как свободное дыхание. Служение Комбинату – естественным и единственно возможным течением жизни.
     
    Алекс пытался освободиться от плена. Всё чаще он прятался в коморке, пробовал одну методику за другой, стараясь найти собственное дыхание, отличное от пульсации ожившего чудовища. Продолжал занятия дома, – стало не до Зои, – но и здесь ощущался мерный давящий ритм химического гиганта. Раньше он этого не чувствовал, видно – стоило только влезть, один раз попасть в резонанс…
    Комбинат держал крепко: какое бы упражнение не начинал Алексей, неизбежно сбивался на заданный ритм и проваливался в трясину подчинения всё больше. И всё-таки он нащупал дорожку. Вначале робко и недолго, но со временем всё чаще и продолжительнее Алекс дышал сам. Это напоминало освобождение от болезни много лет назад, только происходило без игры – трудно, на пределе сил.
    Два дня назад начался полный кошмар – Комбинат принялся давить. Будто понял: крошечный винтик взбунтовался, мешается под ногами, пытается противопоставить свою ничтожную волю его могучему ритму. Первый приступ слабости и удушья случился вчера утром, второй – в конце рабочего дня.
    А сегодня противник принял окончательное решение – уничтожить бунтаря.
    В какой-то миг Алекс отчётливо увидел, как лопаются гигантские трубы реакторов, рвутся на волю тугой волной горючие газы, воспламеняются, а следом – взрыв! Смятые, будто из картона, металлические конструкции, бетонное крошево, бешеное неистовство пламени. Ядовитый туман вокруг. Апокалипсис…
    Алекс ожидал всеобщей тревоги, сообщений по интеркому, эвакуации. Ничего не последовало. Опасность сквозила едва заметно: в удивлении людей – что это ремонтники засуетились? В проезжающих по территории машинах аварийной службы. Да ещё, может быть, в некоторой общей нервозности начальства.
    Он лихорадочно размышлял – как предупредить, подсказать, предотвратить? Пойти к технологам, инженеру по технике безопасности, на приём к директору? Но что он скажет? Какой нормальный человек поверит в невероятную историю о собственных ритмах фабрики, подчиняющих себе людей? Ведь она, что ни говори, всего лишь одно из творений рук человеческих.
    Он не слышал, да и не мог слышать, как кричат в рацию ремонтники: «Семён, перекрывай вентили! Температура шкалит! Ещё десяток градусов, и рванёт к едрене фене!» – «Не могу, бугор! Заклинило!» – «Хоть зубами пережми! Не прекратишь подачу газа, все взлетим на воздух!..»
     
     
    И вот тут его начало трясти – мелкой противной дрожью, как бывает при понимании ужаса происходящего и осознании, наравне с этим, полной невозможности что-либо изменить.
    Алекс вытирал пот со лба. До развязки оставалось чуть-чуть, и не важно, что со вчерашнего вечера он отказался от борьбы. Перестал искать собственный ритм, а наоборот, старался подладиться под дыхание комплекса. Приговор вынесен, обжалованию не подлежит, и до исполнения остались часы, а может и считанные минуты. Виделось, как сгорают в ослепительной вспышке и Зоя, и смешливые Наташа с Мариной, и многие-многие другие…
    Страх и растерянность сковывали мозг. Ложились серой, мутной пеленой на сознание и мысль плыла, картинка зыбилась, дрожала и искажалась до неузнаваемости. Но и выход из положения в один миг стал ясным и очевидным. И оттого ещё более горьким и безысходным.
    Алекс должен прекратить собственное дыхание.
    Он резонирует с опасной пульсацией технологических линий, это неминуемо приведёт к катастрофе. Значит, свой ритм нужно остановить. Тётя Марта – он был уверен! – одобрила бы такое решение. Пожилая учительница знала, что порой так бывает – один расплачивается по самому высокому счёту, чтобы не пропасть другим.
    На негнущихся ногах Алексей покинул кафе, оставив на столике недопитую чашку с кофе.
     
    В коморке всё было как обычно. Сваленный кучкой хлам в углу, пыль, одинокий стул. Свидетель упорных занятий, бесчисленных попыток преодолеть судьбу. А больше ничего и нет. Кроме, разве что, верёвки, забытой кем-то среди прочего мусора. Крепкой и надёжной. Да ещё крюк, вбитый в стену на подходящей высоте. Только приставить стул.
    Он свил петлю, перекинул верёвку и закрепил, отстранённо удивляясь собственной ловкости. Словно много раз уже проделывал подобное. Оставалось стать на стул, накинуть удавку на шею…
    Не смог – не встал на шаткий свой эшафот, а сел на него – упал без сил. Запрокинул голову: вверху, в косом луче света, среди мельтешащих пылинок мерно покачивалась петля. И увидел себя висящим – неживого, с вывалившимся синим языком, выпученными мёртвыми глазами и тёмным пятном мочи на штанах. К горлу рванулся ком тошноты. Алекса тяжко вырвало желудочным соком с примесью кофе.
    Нет, так он не сможет! Слишком уж отвратительно – мерно покачиваться в петле. Зато сможет остановить дыхание волевым усилием, как умеют это делать индийские йоги. Не зря ведь осваивал и йогические методики тоже. Всего-то и нужно – выдохнуть воздух и не сделать нового вдоха. Абстрагироваться, забыться, войти в транс. У него это непременно получится. Не может не получиться.
    Вдох-выдох. Сосредоточиться на этом простом процессе, отбросить все мысли.
    Вдо-о-х… вы-ыдох… Медленнее, ещё медленнее… Остался в целом свете лишь этот немудрёный ритм. Едва заметный, затухающий, исчезающий…
    Вдо-о-о-х… вы-ы-ыдох… Амплитуда… частота… наполнение и разряжение…
    Выдох.
    Последние остатки воздуха истекли из лёгких. Последние крохи сознания обволакивал призрачный туман небытия. Не осталось ничего… Ничего…
    И будто пощёчина!
    Удар, окрик, грязное ругательство посреди любовной неги!
    Алекс судорожно, со всхлипом втянул в себя воздух, как пловец, вынырнувший из глубины!
    Где?! Как?! Что случилось?..
    – Алексей! – Стук в дверь, голос Зои. – Алекс, ты зачем прячешься?! Я ищу тебя уже битый час…
    Но не голос привёл его в чувство, а ритм. Новый, звонкий, как цокот каблучков по мраморному полу. Нежный и ароматный, как весенний ветер из сада, и успокаивающий, как прохладная ладонь на лбу.
    – Вылазь, лентяй! Работы полно, а ты отлыниваешь… – Голос Зои будто бы строгий, но в нём слышится тревога. – Спрятался в этой своей каморке… Думал, никто про твою комнатку не знает? Алекс!..
    Ритм – ритм женщины наполнял его с каждым новым торопливым вдохом! И с каждой новой волной отступал тот – тяжкий, давящий, механически-неумолимый. Сбивался, расстраивался, переходил в другую тональность. Терял свой угрожающий напор, менял содержание и смысл.
    – Да, Зоя! – задыхаясь, откликнулся он. – Я сейчас, минутку…
    Девушка за тонкой пластиковой стенкой вздохнула с облегчением. И с этого момента – Алекс мог бы поклясться! – ритм Комбината стал напоминать тиканье часов. Безобидное пощёлкивание хорошо отлаженного механизма ходиков, что стояли в детстве на тумбочке у кровати.
    С этого же момента ремонтно-аварийные бригады взяли ситуацию в четвёртом корпусе под полный контроль. Подача этилена и хлористого водорода в зону реактора прекратилась, температура начала снижаться. К вечеру угроза взрыва и пожара будет ликвидирована окончательно.
    Директор поздравит с успехом начальника корпуса, начальник поблагодарит аварийные бригады за самоотверженный труд. А ремонтники дружно переведут дух и перекрестятся. Что послужило причиной чуть было не разыгравшейся трагедии, так никто точно и не узнал. Технические моменты, знаете ли, от случайных сбоев никто не застрахован.
    – Иду, Зоя, иду… – шептал Алексей, отвязывая непослушными пальцами верёвку, отодвигая стул. Только пятно свежей рвоты осталось на полу. Но ведь это всего лишь желудочный сок.
    С небольшой примесью кофе.