016 Лорд-изгой

     
    Патрик Тревор Лорден Грей шел на конвойной цепи четвертым,  и с каждым шагом ноги его все глубже и глубже утопали в снегу. Щиколотки были стерты до крови, а на запястьях от тяжелых железных звеньев отпечатались багровые браслеты. Только ради Кристины он вернется, он вернется ради Кристины и конечно чтобы отомстить.    
     
    Осторожно скользя на подмороженном снегу, цепочка каторжных посеменила  вниз, к берегу, подгоняемая окриками конвойных. Внизу кипели и пенились волны Крайнего моря, тут и там плавали обломки льда. Сама льдина  пока еще была частью берега, но отсюда, с холмов, было видно, что солдаты уже закладывают пороховые бомбы вдоль очерченной черной краской линии. Другая группа солдат  утрамбовывала снег, превращая льдину в абсолютно гладкую площадку, как того требовали правила игры.  И дирижабль - огромным серым китом, опоясанный  линией окошек, он неподвижно висел в небе прямо над будущей льдиной. 
     
     
     Краснолицый офицер бежал навстречу процессии, и по лицу его нельзя было понять, тошнит ли, выворачивает его от того, что он сейчас делает, или это просто пешка, выполняющая приказ, пешка, уставшая от мороза и хождению по глубоким снегам.
     
     Со смешанным чувством презрения и страха офицер оглядел каторжников.
    
    Это были самые обычные каторжники, битые и перебитые волки, давно уже утратившие остатки былой своей волчьей гордости. Объединяло заключенных только одно - все они во время жеребьевки вытащили черную метку, а значит, попали на ледник. Каждый год несколько человек в лагерях Тахалина вешались на полосах разорванной в клочья  одежды, смерть от удушения считалась лучше смерти на льдине. И на большую землю шла статистика о естественных смертях, в основном от чахотки. В лагерях Тахалина и не могло быть других смертей.
     
    - Все вы вытащили черную метку. -  медленно произнес  офицер. – Все вы попали на льдину.
     
    Каторжники молча переминались на ногах, и было понятно, что так страшно как сейчас, им не было еще никогда в жизни. Впрочем, пара или тройка явно намеревались играть. Как пламя сгорает в угли, так у этих двух отчаяние перегорело в застывшую, тлеющую углями концентрированную злобу.
    
    - Только один из вас останется в живых. – продолжал офицер.
    Про одного-единственного победителя в Игре  тоже все знали, но по правилам  Игры офицер должен был повторить эту фразу еще один раз.
    
    Несколько каторжников смотрели поверх головы офицера на дирижабль, неподвижно висящий в небе устрашающей серой громадиной.
     
    - Все вы знаете о теплом течении, которое начинается  здесь. Мы взорвем порох, и кусок льда оторвется от материка. Льдина, уволакиваемая течением, будет двигаться со скоростью приблизительно тридцать километров в вас, теряя каждый час около пятнадцати процентов своей площади. То есть, за счет течения она будет таять, и стремительно. Она будет уменьшаться.
     
    Офицер еще раз оглядел каторжников. Взгляд его чуть задержался на Треворе Грее. А вот этот, молодой, явно новенький в здешних краях, и как будто не прост, из аристократов, что ли. И надо же, попал на ледник, не повезло парню, такого скинут в море первым.
     
    - Площадь льдины будет стремительно уменьшаться. – продолжал офицер. – Через три часа вы окажетесь уже далеко в открытом океане, на площадке площадью десять на десять метров. Потом три на три метра. Еще через час льдина полностью растает, по нашим расчетом произойдет это возле военного крейсера «Грозный». Останется кусочек размером с бревнышко, льдинка, на которой с трудом сможет удержаться один человек. Именно этот человек на льдинке, подплывший к кораблю, получит свободу. 
     
    Теперь офицер говорил особенно медленно и отчетливо. 
     
    –  Этот последний получит свободу и сумму в размере пяти тысяч драконов, чтобы начать новую жизнь. В статистике, в казенных бумагах, будет сказано, что он умер в лагере от чахотки. Впрочем, многие из вас  по документам уже умерли, а остальные умрут в течение ближайших лет. В тахалинских лагерях  не может быть  массовых смертей.
    -Откуда мы знаем, что вы не врете? – хрипло выкрикнул один из каторжников. – Что не брешете нам? Каждый год для игры набирают двадцать человек, и все они исчезают навсегда.
    - Точно! – кричал другой, позвякивая в такт словам цепью. - Откуда мы знаем, что один из них получает свободу и драконов? Может, он тоже гибнет на льдине, когда та тает окончательно?  Тоже идет под воду, пуская пузыри, да еще забрав с собою девятнадцать душ?
     
    Каторжники одобрительно зароптали. Впрочем, роптали они вяло, безо всякой надежды. Перед ними простирался окованный льдом, припорошенный свежевыпавшим снегом берег, а высоко в небе парил дирижабль. Все было давно предрешено, и жестокий мороз пересиливал страх. На льдину, в пенящийся волнами океан, да хоть в сам ад, в огненную бездну -  все равно  куда, лишь бы не стоять на обжигающем северном ветру.
     
    - Я знаю, что корабль существует, и он забирает единственного выжившего. – мягко убеждал офицер. -  Я сам был на «Грозном», я знаю, что он поднимает на борт последнего оставшегося на льдине.
    
    Кто-то из колонны еще недовольно роптал, но, в общем,  все они верили в ледник, все они верили в правила игры, которую каждый год, в первую неделю мая  проводили здесь, на южной оконечности острова Тахалин.
    
    - Я обязан сказать вам еще кое-что. – продолжил офицер. –  Возможно, каждый из вас сейчас надеется, что девятнадцать других просто спрыгнут в море, что бы уступить ему место на тающей льдине.  
    Каторжники покорно рассмеялись: шутить изволите, господин начальник, вот это уж вряд ли.
    - Итак, льдина полностью растворится через пару часов. Впрочем, по ходу дело вы сами все поймете. В какой-то момент вы просто перестанете помещаться на ней. Вы физически перестанете помещаться на этом вашем плотике, даже если будете стоять на одной ноге каждый. И тогда  - офицер посмотрел себе под ноги, на тщательно начищенные кремом кончики сапог. –  Тогда придется что-то делать. 
    - Готово! – крикнули снизу. – Готово!  Можно взрывать!
    - И дирижабль. - пальцем в белой перчатке офицер показал в небо. – Дирижабль все время будет сопровождать вас, до самого корабля. Он будет висеть прямо над вами, но не обращайте особого внимания. Леди и джентльмены, сидящие там, просто хотят  посмотреть, как вы будете решать задачу с уменьшающимся местом на льдине. Они заплатили большие деньги, и могли бы сейчас гулять на балах и приемах в столице. А вместо этого сидят там, пьют коньячок и смотрят в окошки. Не разочаруйте их, господа.
     
    Один из солдат пробежал с ключом вдоль цепи, расстегивая кандалы.
     
    Теперь уже с бордовыми от мороза щеками офицер по одному зачитывал имена, и по очереди арестанты переходили на подготовленную площадку.
     
    - Корт из Киржина!
    - Торк Угрюмый!
    - Пат Дутый!
    - Джанк Сизый!
    - Патрик Тревор Лорден Грей!  А, это что, все ты один? Ничего себе! Длинное имечко.
     
    Высокий сероглазый юноша с темной гривой молча прошел на площадку, и замер там, сложив крест-накрест руки на груди. Он отличался от остальных заключенных так же,  как породистый скакун отличается от тягловых мулов. Во всем облике его читалась невинность, чистота, даже некая возвышенность, словно он был сыном священника.
     
    - Отходите вглубь! – крикнул офицер. – Разбивайтесь на тройки, на пары, советую на первых порах защищать спины друг друга.
     
    Солдаты с взведенными ружьями попятились назад. Выбора не было. Впереди – пороховая линия, за ней взвод солдат, с ощетинившимися дулами ружей, а за солдатами – безлюдные снежные просторы Тахалина. И каторжники побежали вглубь льдины. Грянул взрыв. Льдина оторвалась от берега, чуть сползла  в море. Берег словно не хотел разрывать объятия, и теплое течение еще поборолось за нее,  а затем она поплыла, медленно покачиваясь на волнах, ледяная площадка  с двадцатью каторжниками на ней, и так же медленно потянулся вслед дирижабль.
     
    Один из солдат прошептал «матерь божья» и перекрестился.
     
     
    ***
     
    Грей бежал по льдине, и лед под его ногами покачивался, мягко подымался и опускался на волнах. Это была абсолютно гладкая площадка,  шахматная доска, где каждая фигурка могла играть только за себя, а ценой  поражения  была сама смерть. Многие арестанты вертелись как волчки, ожидая неожиданного удара сзади, другие, по подсказке офицера, пытались найти себе пару, чтобы на первых порах защищать друг другу тылы. Очень скоро льдина окрасится багряным, очень скоро прольется кровь.
     
    Тревор чуть отпрыгнул в сторону – Корт из Киржина стоял в двух шагах от него, и в кулаке  старый каторжник сжимал узкий, с заостренным концом обломок льда, нечто вроде сосульки. 
    -А ты почему не вооружаешься, молодняк? – В голосе Корта не было готовности нападать, только беззлобная усмешка. - Или у вас, юный герцог, с собой припасен родовой меч с алмазным эфесом?
    Тревор попятился назад, остерегаясь на всякий случай близкого соседства. Он не мог понять, каким образом с перового взгляда все, абсолютно все, – и солдаты, и каторжники, - определяют, что он вырос во дворце,  что с пяти лет изучал не древнее искусство тягать леденцы с прилавка,  а  историю, литературу и фехтование.  И родовой меч у него тоже когда-то был, меч с серебряным эфесом  и потемневшим от времени лезвием,  и выгравированы на эфесе были четыре древних руны.  
    -Да успокойся ты, дуреха, не убегай, я в такие игры не играю. – расхохотался Корт. – Все идем на тот свет, и нечего еще брать с собой дополнительную поклажу, и так свой тюк еле тащу. А вот ты, судя по глазам, невинный агнец. И как попал сюда?
     
    Тревор, конечно же, не сбирался вдаваться в подробности о заговоре Трех Правящих Домов против Дома Греев, тем более рассказывать про подкупленного судью в белом парике, который зачитал приговор – Лорд Грей, младший и последний лорд Дома Греев, Вы обвиняетесь в государственной измене – и на слове «измене» голос судьи сорвался, потому что до того момента он привык считать себя относительно честным человеком.
     
    - А если сейчас спрыгнуть. – Тревор показал на берег, где толпились стремительно уменьшающиеся фигурки солдат.  – оплыть это место, и выйти дальше, выше по берегу? Почему никто не пытается бежать?
    Корт улыбнулся, как улыбаются несмышленому младенцу, ласково и снисходительно.
    -  Да, вода здесь теплая, здесь же это знаменитое течение. Но когда ты вылезешь в мокрой одежде на берег, то сразу припомнишь, что находишься далеко-далеко в северных краях.  Ты замерзнешь в течении пятнадцати минут,  и найдут  тебя в той же позе, в которой ты лежал во чреве матери – с коленками, поджатыми к груди. Так умирают  от замерзания.
    - А ты что собираешься делать?
    - Как что? – удивился Корт. – Думаю станцевать матросское яблочко для  тех миледи, что из окошек за нами наблюдают. Чтоб не скучали.
    Грей удивленно открыл глаза.
    -  Зачем это?
    - Да шучу я, шучу. А лучше посмотри на схватку  - вот оно!  На дирижабле за это зрелище заплатили целое состояние, а нам оно полагается бесплатно.
     
    В самом центре льдины Рорк Косой сцепился с Джанком Сизым, они катались клубком, кололи друг друга осколками льда, и оба кричали – Рорк низко, утробно, а Джанк пронзительно, на высокой ноте. Именно этих двоих опытным глазом вычислил  провожающий льдину офицер. Бились они отчаянно, даже кусали друг друга, и, как понял Тревор, оба надеялись проколоть друг другу сосульками горло. 
    Остальные собрались полукругом, со страхом ожидая результата. Оба бойца были шальные, готовые убивать, они сразу  поняли, что победителем в любом случае выйдет один из них, и, кажется, одновременно приняли решение -  первым уничтожить главного соперника.
     
     - Наверху сейчас делают ставки. – пояснил Корт. –  Ставят большие деньги, кто победит.
     
    Схватка получилась по-настоящему красочная. Рорк колотил потерявшего сознание Джанка затылком об лед, и полумесяцем растекалось кровавое  пятно. Но как оказалось, Джанк был еще жив, и на миг сознание вернулось к нему. Рука его с ледяным острием взлетела ввысь, и тяжело опустилась на шею Рорка – Ааа!
     
    Два арестанта лежали обнявшись, словно утешая друг друга, в маленьком красном озерце, которое, впрочем,  все шире и шире разливалось по ледяной площадке. Кажется, последний вздох бойцы испустили одновременно. 
    - Надо их стащить, сбросить! – крикнул Корт. – Нечего дополнительный вес волочить,  и так на воде еле держимся. 
    Он первый подошел к Рорку и взял его за ноги.
     
     Не отрывая глаз Тревор смотрел на красный водоворот рядом с льдиной, на тяжелые белые руки Джанка, ушедшие под воду. Две смерти в первые полчаса.  Теперь их на льдине осталось восемнадцать.
     
    Края ледовой площадки растаяли и оплыли, берег превратился в темную, укутанную туманом полосу. Волны здесь, вдали от острова, кипели сильнее, и уменьшившуюся в размерах льдину качало и подбрасывало. Все так же медленно плыл над  ними дирижабль.
     
    А места действительно становилось все меньше и меньше. Каторжники теперь теснились  в центре льдины, страшась бурных волн, облизывающих ее края. Кто-то плакал, стоя на коленях и обхватив руками голову, кто-то все так же крутился во все стороны, ухватив сосульку словно меч, делая нелепые выпады  в воздух. Один каторжник показывал нецензурные жесты в окна дирижабля:
    -Да будьте прокляты вы там! Будьте прокляты!
     
    Во всем этом было что-то от театра. Жестокий кровавый театр, с единственной ложей со зрителями – дирижаблем. 
     
    Когда-то Лорд Грей был в театре вместе с Кристиной. Кристина в темно-вишневом платье с открытой спиной приковывала взгляды мужчин, она была самим олицетворением красоты и великолепия.  Длинные с красным отливом волосы сверкали серебром, и Грей ощущал аромат черных лилий, когда обнимал ее. Он вернется, вернется не только ради мести, но также и ради любви. Он найдет Кристину, и любовью оправдает месть.
     
    - Еще чуть-чуть подтает, и пойдет кровавое месиво. Каша будет еще та.  – бормотал  за его спиной Корт, и вдруг вскрикнул, пронзительно и отчаянно:
     - Матерь Божья! Призри на своего слугу!
     
    Грей пытался вызвать в памяти дорогие ему картины – лицо Кристины, ее длинные шелковистые волосы, и  как он зарывался лицом в меховой полушубок, как целовал ее руки, когда они мчались по заснеженному городу в карете, запряженной вороной тройкой.
     
    Ждать больше было нельзя. 
    - Послушай, Корт.  – обратился он дрожащему, отчаянно крестящемуся каторжнику. - Мне нужно, чтобы ты запомнил один маленький стишок. И произнес ее надо мной, когда через пару минут я буду лежать тут, на льдине, со сломанным хребтом.
    - А… С чего это ты будешь лежать тут со сломанным хребтом? А? С чего это?
    -Возможно, сейчас я упаду сюда с огромной высоты. Неважно, в общем. Ты просто запомни один маленький стишок, его очень легко выучить. Постараешься?
    - Ну, не знаю…
    - Давай, повторяй за мной.
     
    Он помнил лицо своего отца.
    Он помнил цвет своего герба.
    Он помнил откуда он шел,
    и – КУДА.
     
    -Сейчас повторю. – загорелся Корт. – Я ж вообще люблю стихи, много их знаю, помню еще на ярмарке...
    - Давай, Корт, давай, нет времени.
    - Так, значит: он помнил лицо отца, помнил цвет герба, он помнил, откуда он шел – и КУДА.
    Последнее слово старый каторжник, старательно повторяя за Греем,  так же выделил голосом.
    -Молодец. – похвалил Тревор. – Пообещай, что прочитаешь этот стишок над моим телом. Лучше шепотом. Хорошо?
    -Хорошо. Но зачем? Ты что вообще собираешься делать?   
     
    Левитировать. Левитировать.
     
    Тревор видел серый, поделенный на квадратные отсеки корпус дирижабля, видел, как из моторного отсека вылетают маленькие клубы дыма. Метров пятьдесят, не больше.
     
    Сейчас. – мысленно произнес он. - Сейчас.  
     
    Истончившаяся льдина мягко покачивалась под его ногами,  и он не отводил взгляда от окон дирижабля. Конечно же, он помнил цвет своего герба. На их синем, цвета океана фамильном гербе был изображен тускло-серебристый орел. В девять лет он впервые взял в руки родовой меч, и в девять лет узнал, что на самом деле означает древний герб рода Греев. Не только честь и доблесть в бою, но и способность левитировать, то есть способность не летать, конечно, но взлетать, взлетать на некую не очень большую высоту.
     
    Он взмахнул руками, смотря на стекла дирижабля.
    Я лечу, лечу! Я лечу!
    Сейчас он рухнет на лед,  и также как  Рорка Косого его стащат в воду, чтобы уменьшить вес на льдине, и так же, как у Джанка, уйдут с легким водоворотом белые руки в  ледяную пучину.
     
    Кристина… Я восстановлю честь и славу своего Дома, а потом найду тебя, найду, где бы ты ни была. Мой сероглазый ангел, я приду к тебе с запекшейся кровью на лезвие меча, но ты искупишь мои грехи, ты оправдаешь меня.
     
     
    ***
    Звон разбитого стекла, кровь на рассеченной губе, и  еще один гулкий удар, теперь уже об пол. Грей поднял голову, приподнявшись на локтях. Он лежал на блестящем паркете, и слева и справа множились в глазах  ножки столов и стульев, пышные оборки юбок, мужские туфли из крокодиловой кожи.  Кто-то  взвизгнул на такой высокой ноте,  что у Грея мороз прошел по коже. Пол самую малость покачивался, а это значило только одно  - он был на дирижабле, он был внутри.
     
    Грей медленно встал, утирая кровь с разбитой губы, огляделся.
    Все лица были бледными, все глаза расширенными от ужаса, а сквозь пробитое им окно врывался поток ледяного воздуха.
    - Молчать! Корабль захвачен! Приказы здесь отдаю я!  – выкрикнул Грей. Судя по ощущениям, он пробил стекло филейной частью, впрочем, в этом ему еще повезло.
     
    Теперь он мог рассмотреть публику повнимательнее. Обстановка дорогого ресторана, уставленные всевозможными яствами столы, белоснежные шторы и  чехлы на стульях, пышные розы в вазах, и - высший свет Рейкьявика. Роскошные  женщины в роскошных, с глубокими декольте, платьях, мужчины в шикарных фраках, и мелькает в глаза хрусталь бокалов и блеск бриллиантовых запонок. Грей надеялся, что щетина достаточно изменила его лицо,  и в нем не узнают  последнего Лорда из дома Греев, обреченного на смерть Царствующими Домами.
     
    Все эти люди заплатили, чтобы увидеть смерть, и Грей с презрением переводил взгляд с одного лица на другой.
     
    Парень в синей униформе  выскочил из коридорчика, ведущего в рубку пилота, и бросился ему на спину. Но Грей ожидал чего-то подобного, и был абсолютно готов. Одним ударом Грей повалил его на пол, и таким же приемом оглушил второго, выскочившего следом за первым. Третий, выбежавший из рубки, поднял руки и прокричал, заикаясь и путая слова:
    - Я пилот. Если вы также отправите в долгий сон меня, все здесь погибнут!
    - Сколько  человек на корабле? – спокойно спросил Грей.
    -Тридцать семь гостей, пять членов экипажа и четыре человека обслуживающего персонала.  – судорожно выдохнул  пилот
    - Отлично. Я повторяю еще раз - корабль захвачен. Те, кто попробуют сопротивляться, полетят вниз, в море. А вода – он поежился, - вода холодная.
    Он подошел к одному из столов, вынул из розового, лоснящегося поросенка с долькой лимона в зубах здоровенный нож, и поднял его острием вверх.
    - Я не шучу. Все что мне нужно, это добраться до земли, добраться до материка. Я обещаю, что все вы останетесь живы, обещаю, что все вы вернетесь  домой. 
     
    Из окон дирижабля открывался отличный вид, видно было даже ошеломленные лица бегающих по льдине человечков. И, кстати, никакого военного крейсера «Грозный», только бескрайние морские просторы до самого горизонта.
     
    Тревор вздохнул, еще раз утер разбитую губу. Там, на льдине, ждали, что корабль сейчас развернется в воздухе и  понесется на юг, оставив их на стремительно исчезающем плотике посреди бушующего океана.
    - Значит так, пилот.  Сейчас вы посадите корабль на воду, чтобы забрать остальных.
    - Это невозможно! -  тот умоляюще заломил руки. – Это… Это опасно!
    - Я знаю, что  это возможно. – оборвал его Грей. – Считайте, что это приказ капитана. Вы посадите дирижабль, или полетите на льдину  сами.
     
    ***
     
    Для устрашения Тревор щелкнул револьвером еще раз.
     - Я повторяю -  вы можете есть и пить, брать со столов все что хотите. Но любой, попытавшийся угрожать женщинам, будет расстрелян на месте. Это приказ капитана.
     
    Счастливые до одури каторжники, все еще не понимающие, что же произошло, но уже разобравшие бутылки с дорогим алкоголем, смирились только из-за револьвера. Револьвер на корабле был один, в шкафчике в рубке пилота, и теперь перекочевал к Грею. Он только мысленно проклинал себя, что не сразу додумался тот шкафчик обыскать, но все обошлось – из-за паники служивые глупили еще больше, чем он.
     
    Кто-то из женщин плакал, другая, с прической «ласточкино гнездо» потеряла сознание, и пришлось в срочном порядке разрезать кончиком ножа удушающий корсет.
     
    Грей приказал Корту и еще одному, самому адекватному из арестантов, Пату Дутому, взять ножи для разделки мяса, и патрулировать зал. Остальные каторжники беспрерывно жевали, булькали вином, хором горланили веселые песни, многие уже храпели на диванчиках, поджав ноги и свесив вниз бритые головы.
    
    Дирижабль уверенно двигался на юг.  
     
    На всякий случай Грей повторил правила поведения на дирижабле еще раз:
     
    Ликера да, трюфеля да, женщины нет.
     
    -А шампанское можно открыть? – хныкал отогревшийся Пат. – Ну хоть пару бутылей?
    - Нет. Я вас потом не угомоню, даже с револьвером.
    - Ну можно хоть обойти дам и собрать золотишко? - ныл Тот. – Сережки, кольца, висюльки разные. Или пустые на волю побежим, когда корабль сядет?
    - Я презираю их, и они не достойны носить свое  золото. – спокойно и твердо отвечал Грей. - Но сейчас я капитан, и на моем судне будет порядок. 
     
    Понурившийся пилот сгорбился за одним из столиков, как он объяснил, сейчас рубка могла оставаться пустой, и во взглядах его исподлобья Тревор читал не только страх, но и восхищение – да, вы действительно капитан, вы достойны носить это звание. Но Грей не мог ответить ему тем же. А ведь ты, парень, соучаствовал в преступлении. Как собираешься с этим жить?    
     
    В меру пьяненький Пат подбежал к нему, захлебываясь от восторга:
    - Капитан, капитан!
    - Чего ты?
    - Там,  в самом конце, за последним столиком… Там сидит самая красивая женщина в мире. И ты заслужил ее, капитан. Гордая,  дерзкая, с горящими огнем глазами.
    - Да неужто?  - рассмеялся Грей. Он и раньше замечал, что многие из этого ушлого, разбойничьего люда питают необъяснимую склонность к поэзии. – И прямо таки самая красивая женщина в мире?
    - Ага. Мне даже кажется, что она когда-то приснилась мне.  – доверчиво добавил Пат.
    - Ну что ж, все понятно. – устало проговорил Грей. – Повторяю еще раз для особо непонятливых - кто тронет ее, или другую, не важно, – полетит с дирижабля вниз головой через вон то уже разбитое моим задом окошко. Всем понятно?
    - Да ты только посмотри на нее. – обиженно уговаривал Пат. – Я, может, ради такой женщины и полетал бы.
     
    Поигрывая револьвером, Тревор направился в конец зала.
     
    Девушка одиноко сидела за  столиком, и распущенные черные волосы скрывали  лицо, но обнажали шею, украшенную подвеской из серебра. Она куталась в меховую рыже-бурую накидку, и отстукивали дробь под столом высокие каблуки. Конечно, она боялась. 
     
    Нет, не может быть! Это невозможно!  Кристина, его Кристина! Грей окаменел, застыл в изумлении, не в силах пошевелиться. Сердце его гулко стучало, и чуть не выпрыгивало из груди.
    - Ну что, капитан? – смеялся Пат. – Я же говорил, что онемеете. Красотка, а?
    -Я предупреждаю,  мой муж один из самых влиятельных людей Рейкьявика. – девушка  отбросила волосы и посмотрела ему прямо в глаза. -  Вас всех найдут, где бы ни спрятались, найдут и вздернут на рее.
     
    Знакомые черты, любимые черты, он же сотни раз видел во сне это лицо. Тревор сделал еще пару шагов и опустился на колени перед девушкой,  абсолютно ошеломленный, потерявшийся, все еще уверенный, что это видение, что это не может быть явь.  
    - Кристина! Это же я, Тревор! Помнишь меня? – почти беззвучно прошептал он.
    - Тревор? – она широко распахнула ресницы. – Тревор? О боги!  Значит, ты жив!
    -Шшш…  Не произноси мое имя.
     
    Только сейчас Грей стал замечать отдельные детали – кольцо с бриллиантом на безымянном  пальце Кристины, маленький, вроде театрального, бинокль на столике, и рядом с биноклем полупустая бутылка красного шардоне, и тут же пустой бокал.
     
    - Все считают тебя мертвым, все считают, что последний из рода Греев ушел навсегда. – наклонившись к нему, торопливо шептала Кристина, и из глаз ее текли жгучие слезы. – Но как только узнают, что ты вернулся, снова начнется охота. Тебе нужно бежать, бежать так далеко, как только сможешь. Изменить имя и внешность...
    -Подожди. Подожди, не спеши. - Грей взял ее за руку, и от одного только прикосновения все перевернулось внутри. - Кольцо… У тебя на пальце кольцо. Ты вышла замуж?
    -Да. Полтора года назад. За Грегора Паттерсона, из Дома Перронов.
     
    Тревор повертел бинокль, вернул его на место. Грегор Паттерсон. Завсегдатай элитных закрытых клубов,  место в Совете по праву Силы своего Дома, владелец лучших конюшен Рейкьявика и фабрики по производству восковых свеч. 
     – Кристина.  – голос его сорвался. – Кристина, только  одного я не могу понять.  Что ты делаешь на дирижабле? Что ты делаешь здесь?
    - Сама не знаю.  – девушка поплотнее закуталась в мех и тряхнула волосами, снова скрыв от него лицо. -  Последнее время я просто сходила с ума. Я выпила весь коньяк из запасов Лорда Паттерсона, к счастью,  глава Дома Перронов еще не скоро обнаружит этот прискорбный факт.
     
    Грей крепко обхватил двумя пальцами тонкое запястье в ответ на ее тихую улыбку. Мысли его спутались в хаотичный клубок. Значит, всего полтора года спустя Кристина вышла замуж за Лорда Паттерсона, наследника Дома Перронов, и вот же оно – кольцо. Кристина купила билет на дирижабль, и Кристина сейчас здесь, перед ним, с биноклем и бокалом красного шардоне.
    - Умоляю, скажи, что это не ты. – наконец прошептал он израненными губами. –  Пожалуйста, скажи, что ты не моя Кристина. Скажи, что ты не та Кристина, любовью к  которой я жил три года. Я не могу поверить, не могу принять тот факт, что ты здесь, на дирижабле, с кольцом  и с... И с биноклем.
    Наступила долгая тишина.
    - Это я. –  наконец ответила Кристина.  Она еще сильнее склонилась к нему, так что никто не мог услышать их разговора. – И в сердце моем до сих пор живет  и царствует только один человек -  Лорд-Изгой, последний из Дома Греев.  И я не знаю, что мне делать с этим.
    - Нет. – Грей медленно покачал головой.  -  Нет. Сердце мое облилось кровью, когда я увидел тебя. Напротив окна, с бокалом вина, с этим чертовым биноклем… О, светлые боги!  Не стоит тебе ломать свою жизнь из-за лорда-изгоя. Когда дирижабль сядет, мы расстанемся навсегда.
     
    Кристина утерла глаза, всхлипнула, а потом решительно вскинула головой.
     
    -  Хорошо же, Тревор, а теперь выслушай меня. Времени у нас с тобой не так уж много. Через пару часов дирижабль сядет, и тебе придется бежать. Итак, ты говоришь, что не хочешь ломать мою жизнь, не веришь в то, что жизнь моя и так изломана. Три года я пыталась смириться с тем, что последний из дома Греев мертв, но так и не смогла. Ну что ж, раз так, я предлагаю тебе на прощание проиграть роль беглеца-арестанта до конца. 
    - Не понимаю, о чем ты.
     - Ну же, Тревор.  – в отчаянии она крутила кольцо на пальце. – Ну же,  пойми. Сыграй роль арестанта-беглеца.
    -Да о чем ты? – почти беззвучно крикнул Грей.  
    - Ты сказал, что когда дирижабль приземлится,  мы расстанемся навсегда.
    - Да. Это так. – и голос его сорвался. – Это так.
    - Тогда заставь меня. Вынуди.  Давай, Тревор. Я готова пойти на это, готова ради тебя.  -  И Кристина прошептала одними губами. -  Я готова, чтобы в высшем свете Рейкьявика меня считали изнасилованной. Я сама прошу тебя.
     
    Наконец он понял, что она предлагает.
    -Ты… Ты предлагаешь нам разыграть изнасилование?
    -Да. Давай, начни, а я подыграю. А потом, когда корабль сядет, беги, беги в другие города, в другие страны, и не возвращайся. Я не хочу, чтобы ты сгорел в огне мести. И постарайся забыть меня, хотя –  пойми же это, Тревор,  - я тебя не забуду никогда. Но также никогда не истощится коньяк в баре Лорда Перрона, так что в некоторые ночи я все же буду веселой.
     
    - Я презираю тебя.  – одними губами произнес Грей. – Я пре-зи-ра-ю те-бя.
     
    Он вернулся на свой пост у окна, встал в стойку, положив ладонь на рукоять револьвера. Ноги его дрожали, лоб вспотел,  каждый вдох и выдох давался с болью. 
    - Пилот, сколько нам еще лететь?
    - Два часа, капитан.
    - Вы уверены, что сможете потом поднять корабль и долететь, куда  нужно? Я не хочу, что бы кто-то из людей пострадал.
    - Конечно. Мы  не такой уж большой крюк делаем.  Все будет в порядке, капитан. 
     
    Тревор прислонился к стене. Он закрыл глаза, и рассматривал  в черной тьме замысловатые фигуры: вишневые кольца, оранжевые треугольники, зеленые квадраты, малиновые фейерверки. Возможно ли, что он начал терять рассудок?
     
    Заставь меня. Вынуди.  Давай, Тревор, давай. Я знаю, что я не забуду тебя.
     
     
    Цок-цок-перецок, перестук колес по камням мостовой. Летит карета по заснеженному городу, цокают копыта тройки вороных, и он целует ее руки, прижимается лицом к мягкому ворсу муфточки. Его Кристина! Кристина здесь, он все-таки нашел ее! О, светлые боги!  
     
    Почти физически ощущая спиной взгляды полусотни человек, Грей медленно шел по проходу,  к последнему столику. Вскрикнула одна из пышных дам,  и еще одна, и еще:
    - Нет! Нет! 
    - Ого-го! – крикнул Пат. – Понеслось! Расшалился наш капитан!
     
    Тревор замер над закрывшей лицо руками Кристиной.
    -Миледи, пройдите со мной в рубку. Это приказ капитана.
    - Ура! – кричали бывшие арестанты. – Ура!  У-ра!
    - Нет! Умоляю, нет! –  Плечи Кристины затряслись от беззвучных рыданий. – Умоляю, нет! Пощадите меня!
     
    Тревор силой заставил девушку встать, и заломил ей руку за спину.
    - Подчиняйтесь приказам капитана, миледи.
    - Нет!
    Кристина вывернулась, и бросилась бежать по проходу, но Тревор снова схватил ее за руки и, легко перекинув через плечо, понес по направлению к рубке.
    .
     
    С легким хлопком закрылась дверь пилотной. В  наступившей тишине Пат хрустнул жареным окорочком:
    - Ух, красотка. … Дерзкая. 
     
    Дирижабль летел на юг, с мягким рокотом рассекая воздух, и проносились внизу усыпанные обломками льда морские просторы, вздымающаяся волнами синь Крайнего моря, самого северного из морей.