Человеческая раса была уничтожена февральским вечером семьдесят лет назад. Но тогда этого никто не понял. Неудивительно: один только Бог сумел разглядеть главного разрушителя в заходящемся криком комке весом четыре килограмма. Думаю, именно в этот заснеженный день Господь собрал свои вещички и отбыл в неизвестном направлении. Первым из десяти миллиардов беженцев, которые немногим позже последовали за ним.
Он был самым обычным парнем, тот самый Глеб Петров: в детстве – глазастым, в юношестве – высоким, в зрелости – стройным и крепким. Пользовался успехом у женщин и у судьбы. Наверное, в этом всё и дело.
Кто мог знать, что безобидное увлечение альтернативными источниками энергии приведёт к таким печальным последствиям? Тысячи, миллионы людей экспериментировали с ветровыми генераторами, энергией волн и геотермальными источниками тепла. Только ленивый не брал в руки линзу, чтобы в солнечный день не прожечь кусок деревяшки. Солнечные коллекторы – первый шаг человечества в бездну!
Когда Петров научился штамповать дешёвые и прочные зеркала-параболоиды, судьба осчастливила его полным отсутствием заказчиков. Глебу пришлось идти дальше: не увидев спроса на параболоид, он приделал к нему паровую машину и получил полный автомат бесплатного превращения энергии Солнца в электричество.
Рынок хладнокровно проигнорировал очередную победу российского изобретателя. Отечественным богачам и без новаций земляка было тепло и уютно в своих коттеджах на берегу средиземноморья, а импорт больше беспокоился о развитии собственного интеллектуального потенциала, чем оплатой исследований россиян.
Ох, не знали они, с кем имеют дело!
Петров двигался дальше. Следующим его шагом оказалось роковое для человечества сомнение в эффективности хранения энергии в аккумуляторах. Теперь на выходе солнечных машин стояли гидролизные ванны, в которых вода разлагалась на водород и кислород.
И опять никто не понял, не догадался, что стоит всё-таки заплатить этому парню. Пусть бы себе отправился в кругосветный круиз на собственной яхте, писал умные книги, развлекал общественность лекциями на тему «как я стал миллионером»… что угодно! лишь бы бросил свои опасные для цивилизации эксперименты.
Нет. Водород и кислород никому не понадобились. Потребители приспособились к привычным поставщикам, и менять их на Петрова никто не решился. А следовало бы!
Потому что Глеб, располагая неограниченными запасами водорода, занялся воздухоплаванием. К тридцати семи годам он стал матёрым альтернативщиком. Его рассуждения были просты, как смерть: традиционные грузоперевозки самолётами, пароходами и поездами завоевали мир, но они затратны по определению. Если перевозить грузы дирижаблями, то затраты будут нулевыми в силу бесплатности газа в оболочке и движения воздуха в атмосфере. Источник того и другого - Солнце. Разве сложно представить тысячу дирижаблей, покорно плывущих в струйных течениях тропопаузы? Требуется лишь «забросить» груз или пассажиров на пятнадцать километров вверх, и обеспечить надёжное соединение подъёмника с аэростатом бесконечной циркуляции.
«Не может такого быть, чтобы это никого не заинтересовало! – подумал, наверное, Петров. – Это же совершенно бесплатно!» Он опять ошибся.
Перевозки дирижаблями оказались невостребованными.
Каким было бы счастьем для человечества, если бы он, разочаровавшись, занялся чем-нибудь путёвым: пивом под футбол, а в свободное от телевизора время – девушками… Но вместо того чтобы, опустив руки, заглядывать в бездну отчаяния, он, задрав голову, смотрел на звёзды.
Через пять лет разработанные им летающие платформы могли поднять на высоту шестидесяти километров до тридцати тонн груза. Это не прошло мимо внимания специалистов из НАСА. Их покорила возможность отказаться от смертельной игры с ракетоносителями, получив взамен дешёвый подъём в самое сердце мезосферы. Загипнотизированные возможностью стартовать при давлении окружающей среды в четверть миллибар, они оказались во власти концепции Петрова. Нужно ли говорить, что международное движение защитников окружающей среды немало способствовали этому гипнозу?
Глеб стал неслыханно богат в одночасье. Первый же подъём одноступенчатой ракеты, с помощью которой запускался очередной спутник Ай-Пи телефонии, окупил треть его расходов на всю программу. А очередь росла с каждым днём: Европа, Китай, Япония… все хотели заменить свою первую ступень на водородный подъёмник.
Но к своему триумфу Петров отнёсся равнодушно: без фуршетов и презентаций. На «космические» деньги он скупал «убитые» солнцем земельные участки. Сахара, Гоби, пустыни Австралии – всюду сверкали его зеркала, отовсюду текли реки жидкого кислорода и водорода.
Эх! Если бы этот успех пришёл к нему десять лет назад! Теперь было слишком поздно. В свои сорок пять, Петров был ветераном экономической борьбы, которого не интересовала красивая жизнь на обложках глянцевых журналов и публичные воспоминания о былых успехах. Петров не мыслил свою жизнь без штурма и космических высот.
Он недолго запускал со своих платформ чужие космические корабли. Уже через год его собственная ракета облетела вокруг Луны. От международной премии за первый полёт к Луне частной фирмы Петров отказался.
Но лишь три года спустя кто-то из международного комитета по космонавтике (кажется, тот самый, у кого Петров в грубой форме отказался принять премию) громко спросил: «А что, собственно, Петров делает в космосе?»
К этому моменту у Петрова запусков было в двадцать раз больше, чем у всего остального человечества за всю историю освоения космоса. Вопрос был уместен.
Хороший такой вопрос.
Вот только уж очень он запоздал…
Петров охотно явился на открытое заседание Комитета, где в присутствии семи десятков корреспондентов различных стран объяснил, что его поселения из нескольких тысяч человек уже более двух лет успешно работают на Луне и некоторых спутниках крупных планет Солнечной Системы. А он, Петров, своими запусками поддерживает жизнедеятельность этих поселений.
Потрясённый представитель Комитета попытался сострить:
– То есть отвозите им бутерброды?
– Ни в коем случае! – без тени улыбки возразил Петров. – Основные принципы космических посёлков – выживание, самодостаточность и экономическая целесообразность. Я им доставляю соли, минералы и органические удобрения. Они мне – редкоземельные металлы, драгоценные камни…
– Навоз в обмен на алмазы? – недоверчиво спросил кто-то из Комиссии в наступившей тишине.
Но двое молодых людей, совершенно не похожих ни на развязных корреспондентов, ни на лощёных чинов Комиссии, верили каждому слову. И не в силу доверчивости, а потому что знали чуть больше. Один из них тут же занял место около единственного выхода, другой вполголоса забубнил в микрофон, прикреплённый к лацкану пиджака, и выдвинулся к президиуму.
Я так подробно рассказываю, потому что был там. Это я был одним из этих парней. Это я занял место около выхода.
Я всё помню! *** Я всё помню.
В тот год происходило много чего интересного.
Мир, как и тысячу лет назад, занимался излюбленным делом: катился в пропасть. Нравы падали, пороки множились и росли. Старики сетовали на молодёжь, молодёжь посмеивалась над стариками. Насилие, террор, наркотики, обвал стоимости энергоносителей, золота и алмазов…
Потребители, разобравшись в ситуации, отказывались от бензина, дизтоплива и сетевой электроэнергии. Мировая экономика мало-помалу переключалась на водород.
Нефтяные и энергодобывающие корпорации лопались, как пузыри в лужах под дождём. Трубопроводы разбирали, провода линий электропередач сматывали. Теперь вся эта продукция стоила дешевле металла, из которого была сделана.
Тогда же впервые в прессе прошла информация по королевству Моурани: микронезийский остров скупает гидроэлектростанции Старого и Нового Света. Скупает пачками и по дешёвке. Папуасы Микронезии оснащают ГЭС мощными гидролизерами и теснят операторов рынка водорода.
За свои приобретения Моурани платили золотом и бриллиантами. Теми самыми, что вызвали обвал стоимости на бирже ценных ископаемых. Нестандартной ситуацией заинтересовались спецслужбы большой семёрки. Но «копать» под ископаемые Моурани оказалось скучным занятием: спектральный анализ не оставлял сомнений в оригинальности островных месторождений. Об «отмывке» правительством острова криминальных ценностей не могло быть и речи.
Вот только что-то больно много было золота!
И алмазов.
Общая площадь острова – восемь квадратных километров: песок, вода и морское дно. Да и не остров это – подковообразный атолл, состоящий из трёх островков. Прыщик на поверхности океана средней высотой в три с половиной метра, затерянный на полпути между Гавайскими островами и Гуамом. Остров Уэйк в недалёком прошлом – собственность ВВС США. Геологи пожимали плечами – золото и алмазы на океанском дне? В одном «кармане»? Быть такого не может! Но ведь было…
Вскоре выяснилось новое обстоятельство: Моурани проводило активную иммиграционную политику. На постоянное место жительства приглашали преимущественно крепкую, спортивную молодёжь. Часто с последних курсов технологических институтов. Но и от среднего возраста, обременённого семьёй и опытом, Моурани не отказывалось. Обещались интересная работа, жильё и достаток. Основной поток иммигрантов шёл из постсоветского пространства, но иммиграция из цивилизованных стран тоже случалась.
Те самые спецслужбы, которые несколькими днями раньше заморачивались проблемами невозможного богатства острова, теперь интересовались другим вопросом: где все эти люди?
Пугало полное отсутствие обратного человеческого потока. Без обиженных и разочарованных не может обойтись ни одно, даже самое прекрасное начинание. Всегда находятся неадекваты, которые или ожидали слишком многого, или полученного не заметили. Всегда… но не в этот раз.
Недовольных не было.
Тогда обратили внимание на немаловажное обещание рекламных проспектов обеспечить всех прибывших жильём. Но со спутников строительство не наблюдалось. А в двух десятках зданий, расположенных на острове, не разместилась бы и тысяча человек. А ещё настораживала слабая связь с иммигрантами. Осторожные письма родным и близким. Ничего о работе, только личное. И никакой прямой связи по телефону.
Шпионы, в спешном порядке забрасываемые в Моурани, пропадали и числились в своих ведомствах пропавшими безвести. Свежезавербованные иммигранты с безупречной биографией, чистой от подозрений в сотрудничестве с разведкой, оказавшись на «той стороне» от контакта отказывались. Что тоже не прибавляло бодрости на ежедневных брифингах и семинарах, которые проводили специальные ведомства.
Вскоре начали пропадать и спутники-наблюдатели.
Остров в океане проводит агрессивную политику космической обороны?
Дело было передано в международную комиссию по космонавтике и аэронавтике при ООН. Специальные агенты провели расследование, которое заняло три минуты, и единодушно подтвердили: у Моурани нет космодрома. Другое дело, что Моурани теперь только периметром напоминал архипелаг Пил, Уэйк и Уилкс. Теперь это был единый остров: дамба между мысами Куку и Токи замкнула в кольцо единственную дорогу на острове и обеспечила королевство несколькими гигаваттами приливной электроэнергии. Кто-то спросил: «на что им столько энергии»?
Ему не ответили. Другое открытие показалось более важным. Как выяснилось, год назад, примерно за три месяца до покупки островом первой гидроэлектростанции, сейсмической станцией Гуама был зафиксирован толчок. Анализ данных других сейсмостанций этого региона позволил утверждать, что эпицентр землетрясения располагался в километре от острова. Спустя час после этого открытия, самолёт-шпион, «случайно» пролетев над территориальными водами Моурани, перед своим исчезновением успел доложить о масштабных подводных работах в месте сейсмической активности годичной давности.
Кого-то осенило: причиной подземного толчка могло быть падение крупного космического тела. Сложили два и два, и вопрос о месторождении золота и алмазов на океанском дне получил очевидное решение: золото Моурани добывает электролизом прямо из океанской воды – и сразу стало понятно, куда они девают гигаватты приливной электроэнергии, а «случайно» упавший неподалеку метеорит нафарширован алмазами.
Разумеется, возможность «случайного» падения алмазного метеорита никто не рассматривал. Но теперь вопрос стоял по-другому: пропали люди – пилоты самолётов. Это уже был не просто скандал.
Вопрос о том, кто мог «подбросить» Моурани метеорит с алмазами был наполовину риторическим: либо инопланетяне, либо Петров. Не сами же Моурани сбили подходящий астероид копьями и стрелами?! Понятное дело, решили начать с Петрова. И тут, впервые с начала расследования, международное право дало сбой: а как его, собственно, допрашивать? В качестве кого?
По дипломатическим каналам отправили осторожный запрос в Российскую Федерацию. Те лаконично ответили: Петров – не гражданин России, эмигрировал в Моурани.
Так обнажилась связь между Петровым и таинственным островом. Впрочем, «таинственным» остров называли только корреспонденты. Моурани получили независимость и были признаны ООН ещё в девяностых прошлого века. Население пять сотен человек…
Это оказалось ещё одной новостью: коренное население Моурани (то самое, которому США когда-то вернули остров) оказалось рассеянным по всему миру. Все – состоятельные люди. Счёт в банке, яхта, коттедж на берегу океана, источник заработка так или иначе связан с морем. И у всех рот на замке – не подступишься.
Отследить источник финансирования отселения аборигенов с острова большого труда не составило. Открытие никого не удивило. Все подсознательно знали ответ.
Петров!
Всё замыкалось на этом человеке: способ, возможность… только с мотивом были проблемы. Никто не мог понять: что ему нужно? Чего добивается? Чего хочет?
Средней руки клерк из ЦРУ робко предложил спросить у самого Петрова.
На него тут же обиделись: как это «спросить»? О чём? Законов он не нарушал, предъявить ему что-либо кроме потревоженных амбиций – нечего.
Израильский моссад предложил испытанную схему: выкрасть и устроить допрос с пристрастием. Но для такой операции требовались резиденты и налаженная связь с агентурой. Израильтянам напомнили о судьбе «потерянных» шпионов, и они пристыжено замолчали.
Даже лелеемая комитетом по космонавтике обида (заселение космоса и Луны – прерогатива государств, а не частных компаний) отпала сама собой: Луну заселяет Моурани. Не США, не Евросоюз, не Россия и не Китай – остров, который не на всякой карте отмечен!
Тогда-то и было принято решение под эгидой международного Комитета по космонавтике собрать основных производителей космической техники. Несколько дней семинаров, конференций, симпозиумов. А как космическая богема расслабится, дать слово Петрову, и не отпускать его с трибуны либо до первого промаха, который можно будет использовать как предлог к задержанию, либо до исчерпывающих и, главное, приемлемых ответов на все наболевшие вопросы. Включая лётчиков исчезнувших самолётов, разумеется (о шпионах все деликатно помалкивали)…
*** Против всех ожиданий секретов у Петрова не оказалось. Доклад его претендовал на революционность, но сверхъестественного не содержал:
– Я утверждаю, – заявил Глеб. – Что человечество накопило достаточно ресурсов, чтобы вплотную приступить к освоению Космоса. Незачем ждать, пока учёные изобретут дешёвый способ межпланетных сообщений. Обычные химические двигатели, основанные на горении водорода в кислороде, вполне годятся для полного освоения Солнечной Системы при жизни сегодняшнего поколения. Этим мы и занимаемся.
– И как это осуществить технически? – расстроился эксперт из Комитета. – Ракета не может нести на себе столько топлива и биоресурсов для экипажа.
– В этом-то и суть, – кивнул Глеб. – При той информационной поддержке, которую дают компьютеры, ракете и не нужно нести всё на себе. Курс космического судна известен перед его запуском. Поэтому можно отправлять впереди и позади ракеты с экипажем баки с топливом. Либо топливо будет догонять судно, либо судно догонит своё топливо. Главное, они встретятся. Судно будет заправляться по ходу своего движения…
– Но разгон топливных баков – это тоже химия!
– Нет, физика! Для разгона топлива мы на Луне построили электромагнитные катапульты. Вся наша программа построена на солнечной энергии. Солнце – наш главный и единственный инвестор! (Добродушный смех в зале.)
– Но так можно поступить и с воздухом, и с питанием для экипажа… – заметил эксперт.
– Верно, – согласился Перов. – Мы так и поступаем.
– «Поступаете»? – вскинулся председатель Комитета. – И куда вы уже отправили свои ракеты?
– В настоящее время королевству Моурани принадлежит Луна, два десятка крупных астероидов между Марсом и Юпитером, Ганимед и Европа. Кроме того, через два года, мы планируем высадку на Энцелад.
– «Принадлежит»?
– Разумеется. На этих телах Солнечной Системы поселений других стран не обнаружено. Но если кто-то прилетит - мы возражать не станем. В Системе места хватит всем.
– Вы чем-то руководствуетесь, при выборе спутников?
– Только вероятностью обнаружения воды.
– Мистер Петров, но здесь явное противоречие: чтобы осуществить полёты, о которых вы говорите, вода уже должна быть поднята с Земли! Вы обедняете наши ресурсы!
– Нет, – покачал головой Петров. – Не с Земли. Мы нашли лёд на Луне. Так что проезд по Солнечной Системе у нас по-прежнему бесплатный.
– Вы отдаёте себе отчёт, что свидетельствуете против себя? Ваши работники рискуют головой, отправляясь в космос. Если они не найдут воду, у них не будет топлива для ракетных двигателей. Вы нарушаете международные нормы о праве человека на жизнь…
– Это не совсем так, – усмехнулся Петров. – Во-первых, все космонавты присягнули на верность королю Моурани. Они – не работники фирмы, работающие в тяжёлых условиях. Они выполняют волю своего короля. Во-вторых, если они не обнаружат воду, то для возвращения или перелёта в другое место им просто отправят необходимое количество горючего.
– Передовые технологии и дремучая социальная архаика… – прокомментировал кто-то из первых рядов.
– Отчего же? – принял вызов Петров. – При наших условиях абсолютизм – единственно возможная форма социальных отношений. Потому что среда обитания космических пионеров, их пища и вода, воздух, которым они дышат – собственность короля.
– Тогда у нас есть несколько вопросов к вашему королю.
– Спрашивайте. Я – король Моурани.
Именно в этом месте мы с напарником получили недвусмысленный приказ немедленно убираться из зала. Мы хотели действовать, и у нас было оружие. Но приказ – это нечто большее, чем просьба матери. И мы просто ушли.
Так была упущена единственная возможность уничтожить зло по минимальной цене – тюремное заключение агентов, превысивших свои полномочия. В дальнейшем Петров не дал нам ни единого шанса. Даже когда цена значения уже не имела.
Последующее содержание беседы того памятного заседания мне известно только из протокола:
«Кресло 19: Ваше Величество, если вы нашли лёд на Луне, насколько сложно вашими катапультами сбросить его к нам, на Землю, по заданным координатам? Прошёл слух, что не далее как год назад вы уже проделали что-то подобное…»
Вот! Вот это и было началом конца света!
«Петров: Нужны только ваши координаты и оплаченный счёт. А кто вы»?
«Кресло 19: Я представляю интересы республики Мали….» *** Прошло пятнадцать лет.
Петров по-прежнему штурмовал просторы космоса, не испытывая недостатка ни в ресурсах, ни в добровольцах. Космические станции на Лунных верфях отливались изо льда, готовая форма обшивалась несколькими слоями тонкого листового металла. Обшивка встречала случайных метеоритов, а пустоты между листами рассеивали их кинетическую энергию. Лёд служил надёжным укрытием от космического излучения. Гравитация обеспечивалась вращением, а приличный объём жилых отсеков определял стабильность и равновесие внутренних экологических систем.
На каждой такой станции жило и процветало население от нескольких сотен до тысячи человек. И условия жизни на них, надо отметить, были не в пример лучше наших, земных.
Торговля космической водой стала главной статьёй дохода королевства Моурани. Бомбардировка льдом пустынь и полупустынь Земли по правительственным контрактам, позволили Петрову на одной операции заработать дважды: первый – это когда ему платили за космическую мелиорацию; и второй, чуть позже, когда в этих пустынях зацвели сады.
Мало кто представлял размеры территорий, которые он когда-то купил для своих солнечных электростанций по цене песка, а теперь продавал по стоимости зерна на несколько урожаев вперёд.
Поистине, в золото превращалось всё, к чему только прикасалась рука этого человека!
Вырученные средства всегда шли по одной и той же схеме: выкуп и демонтаж атомных и тепловых электростанций; ликвидация нефтедобывающей и нефтеперерабатывающей отраслей – с одной стороны; с другой – покупка и оснащение под гидролиз гидроэлектростанций.
Весь мир теперь покупал водород у королевства Моурани.
На Земле забыли о голоде. Перепроизводство зерна и мяса поставило человечество на ноги. Мировое падение цен на продукты питания высвободило колоссальные ресурсы, которые правительства не жалели для своих программ социального обеспечения.
Но солидные политологи по-прежнему обсуждали перспективы грядущей анархии: нужда гражданского населения в сильной центральной власти неуклонно падала: рассредоточение энергоресурсов вело к независимости потребителей.
И анархия пришла, но совсем не с той стороны, откуда её ждали. *** Первые сообщения о пандемии застали меня на Лимике - станции в шесть сотен человек, на расстоянии пяти тысяч километров от Сатурна.
Это была типичная космическая крепость Моурани: ледовый цилиндр диаметром в один километр, и примерно такой же длины. Две трети населения занимались сельским хозяйством: при планировке в четыре палубы площадь угодий составляла около полутора тысяч гектар, остальные, сидя на шее у крестьян, пытались выудить хоть что-нибудь полезное из миллиарда камней, составляющих кольца второго по величине газового гиганта Солнечной Системы. Кроме этих больших групп было два десятка технарей, отвечающих за транспорт и энергетику, пяток учёных, изучающих что придётся, трое связистов и я – шпион, единственным заданием которого было разыскать наместника короля Моурани – Лорда Лимики. Зачем? Чтобы убить, конечно. Убить, и занять его место.
Задача оказалась непростой.
Петров разработал и внедрил оригинальную систему управления, при которой Лорды - представители центральной власти на местах, оставались невидимыми анонимами для своих подданных. Свои рекомендации и пожелания Лорды отправляли для согласования в Лунный Центр, оттуда эти «советы» в форме распоряжений короля Моурани поступали на станцию. Сообщения Центра принимала группа связистов, они убеждались в легитимности сообщения и передавали его Администратору станции, который избирался общиной. А тот уже приводил полученный указ к исполнению.
На каждой станции, кто-то из общины был Лорд-наместником. Об этом знали все. Лордом мог быть и зоотехник, которого давно следовало высечь за неудачно составленную карту перезапуска коровьего стада, и задира-следопыт, отыскавший в прошлом году астероид из платины.
Наверное поэтому никого не секли. Да и следопыты не слишком кичились своими находками. Каждый понимал, что тот, на кого все работали, стоял где-то рядом.
Возможно, прямо сейчас, за спиной.
Всё это напоминало систему комиссариата гражданской войны в России, когда рядом с командиром всегда стоял человек в кожанке и с револьвером. С одной только разницей – местный комиссар предпочитал оставаться неизвестным и прекрасно обходился без револьвера.
Разобравшись в ситуации, наши аналитики решили, что для эффективной работы такой системы управления на каждой Станции должен существовать тайник с независимым пультом связи, которым мог пользоваться только Лорд.
Это давало какие-то надежды.
К этому времени завеса секретности со всех предприятий Моурани исчезла. Заявление, медкомиссия, справки о профессиональных успехах, собеседование, потом клятва верности королю в консульстве, и ты - гражданин Моурани. Так в космос было отправлено несколько сот убийц.
Так в космосе оказался и я.
Думаю, что вводные, полученные мной, давались всем резидентам: найти пульт-2, найти наместника, изучить его характер и стиль работы. Затем ликвидировать Лорда и занять его место. После этого отправить в эфир условленный сигнал и ждать дальнейших распоряжений, прикидываясь, сколько возможно, наместником короля Моурани.
Штаб полагал систему управления через анонимов-наместников ахиллесовой пятой космической программы Моурани. Достаточно заменить Лордов на своих людей, и Петров окажется в изоляции. Тогда власть над космосом вернётся к сверхдержавам – тем, кто совсем недавно прокладывал дорогу в космос. Тем, кто по праву сильного может делить и отнимать.
Вот только безупречный план оказался с изъяном: сомневаюсь, чтобы кто-то из нас добился успеха.
На Лимику я прибыл в качестве физика – исследователя движения радиоволн в условиях мощного ионизирующего излучения. Должен сказать, что легенда была отработана на совесть: я и в самом деле окончил с отличием Кембридж, был автором нескольких статей и публикаций в солидных научных журналах, удачно выступал на симпозиумах и конференциях.
Понятно, что за моими плечами стояли настоящие специалисты МИ-6. Кембридж проскочил экстерном по правительственной программе, а открытия и изобретения – подарок родного техотдела для укрепления легенды.
Как новичку мне многое сходило с рук, но я и сам знаю, что порой крепко перегибал палку, суя свой нос, куда не следовало.
И я ничего не нашёл!
Вокруг Лимики в соответствии с рекомендациями Штаба я развесил антенны. Лорду было достаточно отправить один единственный сигнал, и мой компьютер указал бы точное место на Станции, в котором прячется потайная комната связи.
Поскольку частота возможной передачи была неизвестна, пришлось задействовать дорогостоящие широкополосные детекторы. Приёмники работали круглосуточно. Компьютер слушал космический шум, анализировал его, и, в случае осмысленной передачи, тут же засёк бы источник.
План казался замечательным, вот только никаких передач вне штатного узла связи Лимики я не обнаружил. Связисты поддерживали непрерывный радиообмен и с Луной, куда перебралось правительство Моурани, и с ближайшими станциями – своими соседями. Приём-отправление контейнеров происходил регулярно, поэтому диспетчеры Лимики по нескольку раз в сутки выходили в эфир, непрерывно уточняя координаты движущихся «посылок».
Лимика отправляла к Луне титан и ванадий, реже, по специальному заказу, зерно и мясо. Обратно они получали горнорудные машины, запчасти, специфическое поисковое оборудование для старателей, сперму скота лучших производителей и элитные сорта семян.
Так что положение передающей антенны, траекторию волнового кабеля и место передатчика связистов я знал с точностью до сантиметра. Вот только эти «открытия» никак не продвигали к намеченной цели.
Самому выходить на связь мне запрещалось, да я бы и не решился. Зато земные новости я всегда узнавал раньше связистов Лимики. Мимо моего внимания не прошёл скандал «смерть пластика», когда практически одновременно в разных уголках земного шара изделия из пластмасс обрели текучесть. Это привело к серьёзным авариям и катастрофам.
Потом всё как-то успокоилось, но через полгода новое сообщение об онкопроцессах в живых организмах вновь потрясли мир. Неизвестное заболевание затронуло главным образом крупный рогатый скот, и вновь едва число сообщений о самопроизвольной денатурации животного белка пошло на убыль, интерес к этому вопросу угас…
Это сейчас понятно, что речь шла не о случайных фактах, а о цепи событий, которые вышвырнули человечество вон с родной планеты.
Я так подробно всё рассказываю, чтобы вам было понятно моё удивление, когда об эпидемии на Земле я узнал из подслушанного разговора в столовой. Но потом, поразмыслив, понял, что причиной моего невежества стало совпадение: первые сообщения об эпидемии совпали по времени с регистрацией моего оборудования сигнала, адресованного Лимике, но не принятого штатным узлом связи.
Для меня это могло означать только одно – первый перехваченный сигнал, адресованный лично Лорду Лимики. Понятное дело, приёмник зарегистрировать я не мог. Но на ответ вполне мог рассчитывать. «Только один сигнал! – просил я неизвестного оператора. – Один единственный сигнал, чтобы найти потайной узел связи и занять место его обладателя».
Так, в тщетных попытках расшифровать сигнал и в томительном ожидании ответа со Станции, я и пропустил первое сообщение о конце света.
Забегая вперёд, скажу: это было двойной ошибкой. Это не было совпадением, и это была передача не для Лимики.
Вскоре я оставил попытки расшифровать входящее сообщение. Оно представляло собой информационный пакет невообразимой плотности. Сигнал был абсолютно неразрешимым, шёл со стороны Солнца, но к Лимике никакого отношения не имел.
Я даже обиделся на своё оборудование и его создателей.
Поскольку поиск сигналов внеземных цивилизаций не входил в круг моих профессиональных интересов, я успешно внушил себе мысль о сбое системы и переключился на тревожные новости с Земли. *** Поначалу это были разрозненные сообщения о заболевании с удивительными симптомами, которые осторожные врачи охарактеризовали как «нарушение работы вестибулярного аппарата и диарея». Корреспонденты, далёкие от этики белых халатов, высказывались проще: падучая и понос.
Пока министерства чрезвычайных ситуаций Мали, Судана, Монголии и Австралии размышляли об оценке бедствия, число больных значительно выросло, а первые заболевшие исчезли. Поскольку официальная наука это явление прокомментировать не могла, об исчезновениях умалчивалось. Если в печать и просачивались какие-то слухи, то следовали немедленные опровержения с трогательными историями о родственниках, которые без ведома руководства больницы забирали выздоравливающих домой.
Это было ложью.
Не выздоровел ни один, а исчезали все заболевшие, примерно на шестой-седьмой неделе после появления первых симптомов. Когда правду скрывать стало невозможно, правительства Мали и Австралии одновременно заявили об эпидемии и карантине границ. Но уже через месяц стало ясно, что это пандемия. География заболевания охватила всю планету. Возбудитель болезни так и не был обнаружен. Число заболевших перевалило за десять миллионов, исчезнувшие исчислялись сотнями тысяч.
Сам факт исчезновения теперь был многократно зафиксирован видеокамерой: был человек – и нет его. Всегда с характерным хлопком и всегда одинаково: на последней секунде – больной лежит в кровати, в следующее мгновение – на его месте только тёплая одежда, сохраняющая форму исчезнувшего тела. Тщательный анализ видеоизображений и использование сверхскоростных кинокамер ничего не дали: исчезновение происходило мгновенно. Потому и слышался хлопок: воздух заполнял пустоту на месте полуживого человека…
Весь мир стал на карантин.
Физическое общение между странами замерло.
К ужасу всё ещё живых, эта мера никак не сказалась ни на росте числа заболевших, ни на массовости исчезновений. Все были напуганы и люто завидовали нам, космачам: далёким от страшненьких земных бед. Тогда за дело взялись статистики. Немного внимания, чуть шире восприятие и поразительное открытие превратило Моурани из сочувствующего, но стороннего наблюдателя, в главного виновника трагических событий.
Как выяснилось, географическая плотность заболеваний в точности воспроизводила потребление зерна, выращенного в некогда бесплодных пустынях. Чем больше страна завезла зерна с территорий космической мелиорации, тем больше в ней наблюдалось случаев заболевания. Статистики с исключительным садизмом демонстрировали рост производства зерновых в бывших пустынях, движение этого зерна по планете, возникновение первых очагов заболевания и метастазы карантинных зон.
Картина оказалась плачевной: по их расчётам через полгода заболеют все, а полная очистка планеты от людей состоится через восемь месяцев.
«Лунная вода!» – этот вопль, конечно, не долетал до орбиты Сатурна. Но мы, жители Лимики, чувствовали его кожей.
Лунная вода была причиной заболевания.
Беснующиеся толпы обречённых людей выплеснулись на улицы. Обезумевшее человечество требовало смерти виновного, имя которого было всем хорошо известно.
Но те, кто сумел сохранить ясность мысли и не потерял надежду спастись, задумались: что же, всё-таки, происходит с зерном, а потом с человеком? Почему не «болеет» скот, в неограниченном количестве поедающий ячмень, овёс и фуражную пшеницу, выросших в тех же пустынях на той же «лунной воде»? Почему ничего не происходит с самими космачами, десятилетиями сидящими внутри отравленного льда, и чей жизненный цикл полностью замкнут на этот лёд?
Рост истерии населения оказывал обратный мобилизующий эффект в научно-исследовательских кругах. Скоро стало известно об избирательном действии «космического льда»: вода из космоса вступает во взаимодействие с растительным белком и передаёт ему некоторый код, который попадая в организм человека, накапливается, а как только концентрация достигает критического значения, выступает в роли детонатора: всё, что мы называем человеческим организмом, в одно незримое мгновение превращается в электромагнитную энергию. Отсутствие разрушительного действия этой энергии объясняли затратами на формирование информационного пакета, в который, собственно, и превращался человек.
Куда уходила электромагнитная волна, и, главное, зачем, оставалось неизвестным. Подняли головы стихийные оптимисты – быть может, смерть – это и не смерть вовсе?
Что, если это только переход куда-то? Но тогда «куда»?
Обнаружились и более удивительные обстоятельства. Одно из них заставило по-новому взглянуть на процесс формирования информационного пакета. Оказалось, что для превращения человека в электромагнитную волну, лунная и обычная вода должны длительное время присутствовать в организме в определённых пропорциях, что было исключено на космических станциях. Надо ли говорить, что это открытие не прибавило симпатий к космачам?
Второе открытие сперва приободрило, а потом повергло землян в ещё большее уныние. Небольшая часть населения, примерно один из десяти тысяч, оказалась устойчивой к неумолимому коду лунной воды. Нашлись люди, которые цепко держались за свою материальную сущность, и, переболев, не исчезли – вернулись к обычной жизни. Иммунитет обнаружился у весьма специфических слоёв общества – патологических неудачников и хронических тунеядцев.
Здоровая часть населения даже под угрозой исчезновения не желала такой «перспективы». Да и поздно было менять привычки: биологическая смерть уже стучалась в двери. Города опустели. Заводы и фабрики остановились. Не летали самолёты и не ходили поезда. Никто никуда не ехал. Кому было с кем проститься – прощались.
Кому прощаться было не с кем, сидели дома и ждали.
На удивление, случаев насилия было немного.
Человечество умирало достойно, с высоко поднятой головой. *** Всё это время мой компьютер выдавал всё больше и больше сообщений о странных передачах-импульсах. Моим надеждам на неисправность оборудования не суждено было сбыться. Когда сообщений стало слишком много, я сделал полную диагностику датчикам и центральному посту. Никакой ошибки: широкополосные детекторы всего лишь выполняли свою работу – фиксировали передачу и сообщали о ней.
Я никогда не претендовал на гениальность.
Я не знал что делать.
И чтобы хоть чем-то заняться, я запустил программу анализа протоколов об этих загадочных передачах. Мне давно следовало это сделать.
В каком-то ступоре я разглядывал ответ.
Все передачи велись из небольшой по меркам Системы точки, движущейся по орбите вокруг Солнца. Период обращения – год, расстояние до светила – сто пятьдесят миллионов километров.
Все передачи велись с Земли.
В сторону Сатурна информационный луч мог быть предназначен или мне, или Лорду Лимики. Легко сообразить, что если не мне, то - ему. Но тогда необходимо принять, что средства связи Моурани как минимум на сто лет опережают наши представления об электромагнитном способе обмена сообщениями. Пакеты информации, которые тысячами проскакивали мимо меня, были невообразимо огромны. Я, конечно, «липовый» учёный, но агент – настоящий. И в силу своей легенды должен разбираться в этих вопросах. И, уверяю вас, я в этих вопросах разбираюсь.
Но вот ещё одна проблема: периодичность. Если передач так много и корреспондент может так точно направить луч с Земли на Лимику, то откуда затухание? Откуда эхо и полное отсутствие передач какое-то время?
Я запустил ещё одно приложение статистической обработки данных, и ещё больше удивился.
Нет. Передачи транслировались не на Лимику. Приёмник, который получал ВСЕ передачи находился в другом месте. Где-то в кольцах Сатурна. Впрочем, это «где-то» имело вполне конкретные координаты.
Последним ударом было примерное совпадение даты первого информационного пакета с началом пандемии на Земле.
Я, кажется, уже говорил, что гением себя не считаю. Решение задач связываю только с упорством и никогда – с вдохновением. Впервые в жизни я получил нечто, чего не знал ни один человек. Волей судьбы я оказался на передовой и в полном одиночестве.
И что теперь делать, я не знал.
Спустя час вопреки инстинктам и приказу я вышел на связь, и без малейшего намёка на учтивость потребовал от Штаба всю базу данных по исчезновениям.
Они не поняли.
Я уточнил задачу: интересуют даты, желательно, с точностью до секунды, каждого случая исчезновения. Надо отдать им должное: вера начальства в моё здравомыслие не пошатнулась даже перед смертью. Если агент счёл возможным раскрыться, значит, у него на это есть веские причины.
Пока ответ с Земли не пришёл, я сообразил отправить свой протокол приёма передач, чтобы потом никто не мог подумать о возможной подтасовке. Сами передачи я, конечно же, отправить на Землю не мог. Чтобы сделать копию хотя бы одной, требовался компьютер размером с Луну.
Ответ Штаба меня не удивил. Компьютер дотошно сопоставил дату и время исчезновения каждого человека на Земле с датой и временем приёма информационных пакетов здесь, у Сатурна. Матрица содержала несколько сот миллионов данных. Я старался не думать, что каждое число – это минус один человек. Совпадение оказалось полным. За исключением, конечно, положенных минут, необходимых, чтобы электромагнитная волна добралась ко мне от Земли.
Спустя примерно такое же время пришёл вопрос из Штаба: «Что предполагаете делать»? Открытым текстом, на общей частоте… Теперь они знали то же, что и я.
В детективах в этом месте агент глубокомысленно затягивается сигаретой и отвечает что-то ёмкое, значимое.
Я не сделал ни того, ни другого.
Во-первых, потому что не курил.
Во-вторых, не знал, что сказать.
В-третьих, потому что не успел. *** Лимика, как и любая крепость Моурани, отливалась сразу со множеством помещений, большинство из которых обычно пустует, и существует просто так, «про запас». Поэтому проблем с поселением вновь прибывших никогда не возникает. Новички имеют возможность выбрать себе жильё по вкусу: и для работы, и для отдыха.
Я удобно устроился в двух больших комнатах. Окна и дверь первой, жилой, выходили в сад общины, и были открыты в любое время дня и ночи. Вторая комната – моя лаборатория, располагалась в толще льда и не имела окон. Чтобы попасть в неё нужно было пройти из первой комнаты через длинный двадцатиметровый тоннель, обе двери которого во время движения посетителя герметично закрыты.
Непрошеный гость – враг. Особенно, если это гость шпиона.
Всё произошло буднично, скучно, обыкновенно. Первым сработал датчик на открывание входной двери. Той самой, что из сада. Ко мне и раньше заходили. Прямо с порога кто-нибудь кричал: «Эгей!». Я не менее жизнерадостно что-то бурчал в домофон и выходил из лаборатории к посетителю.
На этот раз вместо приветливых междометий я услышал сигнал датчика на движение в моей жилой комнате, а следом за ним включился датчик на открывание двери в тоннель.
В то мгновение, когда эта дверь затворилась, я включил подачу в коридор мгновенно усыпляющего газа.
Потом дал условный сигнал Штабу: «Сгорел. Не ждите!» Поставил таймер самоликвидации на пять минут, включил вентиляцию тоннеля и только после этого вышел.
На полу лежали трое.
Я их всех хорошо знал.
Черноволосый крепыш посередине – тракторист Вячеслав с четвёртой бригады. Долговязый, обритый налысо Анатолий – этот из обслуживающего персонала. Ну, а тот, что на Славке разлёгся – Станислав Иванович, заместитель Администратора общины. Когда-то я даже полагал, что он и есть Лорд Лимики.
Излишняя жестокость в мои планы не входила.
Не торопясь, я перенёс каждого в жилую переднюю, и аккуратно уложил рядком на полу. Взрыв в лаборатории рассчитан только на уничтожение оборудования, содержащего блоки памяти. Так что в передней этим троим ничего не угрожает.
Я вышел в сад и по тропинке быстрым шагом направился к аварийному лифту. Разумеется, не к ближайшему.
На Лимике я прожил почти год. Вполне достаточно для технического обеспечения отхода. Могу с уверенностью сказать, что из этого времени понапрасну я не потерял ни одной секунды.
Открывая дверь лифта, я точно знал, что на пульте диспетчера индикатор «занято» не загорится. Лифт, не отвлекаясь ни на какие маловероятные, но возможные вызовы, экспрессом доставит меня на самый верх, к челнокам.
Так оно и вышло.
Через десять минут после провала, я сидел в кресле пилота и пристёгивал ремни безопасности.
Вот в чём сила профессионализма!
Вот оно – превосходство опыта!
Не может отдел безопасности молодого государства, соперничать со школой, традиции которой уходят в глубь веков… Эта троица, и ещё два десятка таких же «специалистов», для наращивания мышечной ткани ходили спать в помещения, расположенные под первым уровнем, с силой тяжести 1,2g. Стало быть, по восемь часов в сутки они находились под прессом тяготения на двадцать процентов большим, чем на Земле. Плюс тренировки в спортзале, плюс ежедневные кроссы и заплывы…
Спору нет. Это были очень крепкие парни! И тяжёлые.
А теперь они лежат на полу, а я даже не вспотел.
Отход погоревшего агента не может быть делом случая.
Сколько раз наставники повторяли: если солдату кажется, что ему нечем заняться, он должен чистить оружие. У агента не может быть свободного времени – всегда нужно готовить план отхода, а если вам кажется, что этот план готов, приступайте к подготовке ещё одного. Вашу ликвидацию может обеспечить только недостаток тщательно спланированных планов отступления, но не их избыток!
И вот – я в челноке.
Тележка на рельсах уже втолкнула мою ракету в шлюз.
Когда створ позади челнока закрылся и заботливый автомат откачал воздух из шлюза, красные выходные огни сменились приветливыми зелёными, выходной створ лепестками тюльпана разошёлся в стороны, разбрасывая в стороны серебряные ленты кристалликов мгновенно замёрзшего воздуха, открывая дорогу к описывающим круги звёздам.
Та же тележка мягко толкнула судёнышко вперёд, я выплыл из шлюза и через секунду боковые радиальные двигатели скомпенсировали остаточное вращение челнока. Теперь для меня звёзды остановились, а станция Лимика, как ей и положено, плавно уходила назад, продолжая бесконечное вращение, обеспечивающее силу тяжести её обитателям.
Протянул руку к главному рубильнику и включил пульт управления… Нет. Не так - я повернул рубильник, вот только пульт не включился. Стараясь не терять самообладания, несколько раз подёргал рубильником, но пульт управления не реагировал на мои призывы начать работу.
Нервы были на пределе, поэтому, когда сзади осторожно кашлянули, я чуть было не закричал. И не от досады, что меня так красиво обошли. Нет. От самого обычно ужаса. *** Расстегнуть ремни не получилось, и я понял, что меня переиграли.
Переиграли без вековых традиций и опыта, «уходящего вглубь веков».
Кто-то стоял в нише скафандров для наружных работ. Другого места, чтобы спрятаться у выхода, позади меня, не было.
– Пульт отключён, замки ремней заблокированы, – сказали из-за спины. – Есть идеи?
– Никаких! – спокойно согласился я со своим поражением.
– Тогда несколько вопросов, – продолжал голос. – Первый. Куда это ты собрался?
– Рядом свободное кресло, – я кивнул в сторону штурманского кресла. – Может, присядете? Удобнее разговаривать.
– Конечно, – согласился голос. – Я только хочу убедиться, что ты правильно понимаешь ситуацию. Повторяю: пульт отключён, замки заблокированы. Что бы не лежало у тебя в карманах, разгерметизировать салон я успею. Так что держи себя в руках и сделай так, чтобы я не волновалась.
«Ага!» – подумал я.
– Вы слишком переоцениваете мои желания и возможности, сударыня. Я даже не уверен, что мне это приятно…
– Вот и хорошо.
Она подошла к моему креслу, отжала фиксатор и развернула меня лицом к стене. Я вновь услышал щелчок фиксатора и понял, что буду по-прежнему сидеть к ней спиной.
– Как-то не очень вежливо, – пожаловался я стене, – сидеть спиной к даме.
– Я потерплю, – успокоила меня женщина. – А теперь мы возвращаемся к первому вопросу: куда летим?
Я не придумал ничего лучше, как полезть в нагрудный карман правой рукой. Скорее почувствовал, чем услышал, как шевельнулось кресло за мной.
– Вы мне льстите, коллега, – я понял, что понемногу прихожу в себя. – Это всего лишь распечатка с координатами. Возьмите…
Я держал бумажку пальцами правой руки чуть выше уровня плеч.
– Читай, - твёрдо приказала женщина. – И смотри, если уронишь, заставлю нагнуться не снимая ремней!
– Я и не думал…
– Вот и прекрасно! Читай.
Я зачитал координаты, прислушиваясь к равномерному постукиваю клавиш. Она ввела данные в компьютер и задала следующий вопрос:
– Что там?
– Не знаю, – как можно искренней ответил я.
– Это такая жажда знаний? – насмешливо спросила она. – Из-за неё ты пошёл на преступление?
– Точно, - я не стал спорить, но поспешил сбавить тон. – Сударыня, думаю, вы в курсе происходящего: я просто попытался убежать. Вреда вашим людям я не причинил, это всего лишь барбитуратная производная опия. Очень дорогой наркотик, кстати. Безвредный. Прошу это учесть. Через два часа, они проснутся. Ущерба вашей колонии причинено не было. Это не входило ни в мои планы, ни в планы моего руководства. Я – всего лишь наблюдатель. Это обычная практика всех без исключения государств…
Но она на компромиссы не шла:
– Ты – шпион. А наша обычная практика: «смерть шпионам!»
Насколько позволили ремни, я пожал плечами – русский максимализм кого угодно поставит к стенке, но что-то в её голосе обнадёживало.
– В любом случае, масштаб проблемы слишком велик, чтобы сейчас спорить о приоритетах, – примирительно промямлил я. – Ваша победа ничего не меняет. Покойники Земли исчезают. И в момент их исчезновения в сторону Сатурна стартует мощный электромагнитный импульс, содержащий в себе астрономическое число бит информации. Думаю, что это полная информация о человеке. Не исключаю, что этот импульс – не что иное, как электромагнитный эквивалент самого человека. Эти люди электромагнитной волной несутся со скоростью света куда-то в кольца Сатурна. Можем сгонять и посмотреть…
– Помолчи, - с непонятной досадой оборвала она меня. – Не мешай работать.
Я понял, что компьютер обработал координаты, и теперь она согласовывает со штурманами Станции курс. Было обидно. Я честно всё рассказал. Сами же заварили эту кашу, а когда пытаешься помочь…
– Так что там насчёт живых покойников? – минуту спустя спросила она.
– Моё оборудование уже несколько месяцев регистрирует мощные импульсы с Земли в сторону Сатурна. Сегодня я сопоставил время регистрации этих импульсов со временем исчезновения людей. Они совпадают. Лимика то становится на пути луча, то отходит от него. Период этих колебаний позволил сделать точный расчёт местоположения приёмника. Эти координаты я вам только что передал. Всё. Я больше ничего не знаю.
– А зачем это ты тут развесил свои приёмники?
– Кроме наблюдений за делами колонии, у меня есть прямые обязанности перед институтом, который меня сюда отправил и выделил оборудование, – уверенно соврал я, глядя в стену. – Не забывайте, я – учёный…
– Ты – шпион, – со вкусом уточнила она. – А то, что свою легенду знаешь на зубок – верю. У тебя есть какие-то идеи, что там может быть?
– Никаких! Но, в качестве рабочей версии, могу предположить наличие враждебно настроенных инопланетян, которые каким-то образом сумели изменить структуру воды так, чтобы человек, как организованная материя, целиком превращался в пучок электромагнитных волн…
– И эти волны движутся столь узким лучом, что ты оказался единственным наблюдателем?
– Тогда сами придумайте что-нибудь! – огрызнулся я. Вид голой стены без каких-либо приборов, индикаторов, или, на худой конец, проводов или труб, почему-то действовал мне на нервы. – Или ничего не придумывайте, а так и скажите: нашли способ чисто уничтожить всё человечество и прибрать Землю к рукам. В конце концов, космическая мелиорация – ваша затея. Я вам помогаю, а вы дичитесь: ремни, замки и мордой к стенке! Это такая справедливость?
Она ничего не ответила.
Спустя минуту молчания, я услышал, как она вновь постукивает по клавиатуре. Потом послышался знакомый щелчок фиксатора.
– С Лимики подтвердили, что группа захвата просто спит? – спросил я, перебирая ногами по полу, чтобы повернуть к ней кресло.
Увидев на женщине скафандр, я понял, что угроза разгерметизации салона была не шуточной. Потому-то я сразу и не разобрал голос, искажённый электрической цепью между микрофоном и наружным динамиком.
– Ну, что, «учёный», – презрительно бросила она. – Полетели? Теперь ты работай, а я посижу, понаблюдаю.
Я знал её. Главный врач больницы. Стройная и красивая, как и все женщины Моурани. Но, как на мой вкус, холодна до озноба. Её светло-голубые глаза никогда не смотрели приветливо. Всегда в себе. Всегда одна.
Я перевёл взгляд на красный колпак предохранителя, под которой пряталась кнопка экстренной разгерметизации и всё отчётливей видел, как тоненький пальчик в облегающем лёгком скафандре прикасается к ней…
Ей даже не нужно было прятаться в нише со скафандрами!
Она просто вошла, надела скафандр и стояла, пока я не пройду мимо. Кому придёт в голову вглядываться в подшлемное пространство скафандра, стоящего в шкафу?! Почему мне не хватило воображения предположить, что Лордом Лимики может быть женщина? С таким стимулом, возможно, у меня бы с ней что-то и получилось.
– Это твоё обычное занятие – наблюдать, Татьяна?
– Моё обычное занятие указывать, что нужно делать! – с привычной холодностью, надменно отрезала она. – Не нужно разговоров. Полетели!
Я вновь повернул рубильник.
На этот раз пульт расцвёл огоньками готовности бортовых систем. Я отстучал автопилоту координаты цели, Татьяна сверила курс бортового компьютера с рекомендациями своих штурманов и молча кивнула.
Обсуждать и в самом деле было нечего. Приняв её стиль общения, я молча подтвердил команду, двигатели ожили, спинка сидения приятно навалилась на тело, и путешествие началось. *** Наверное, со стороны всё это выглядело захватывающе, интересно, красиво. Величественный Сатурн, живописные кольца, россыпи звёзд… Ещё была красивая женщина в кресле второго пилота, готовая убить меня при первом неосторожном движении.
Нет.
Это приключение меня не захватывало.
Никакого иного трепета, кроме желания выпутаться из переделки я не испытывал.
Татьяна так и не разблокировала замок моих ремней безопасности. Я не в обиде. Кто поверит разоблачённому агенту? Тем более, что сам-то я знал твёрдо – отпусти она меня, и я нашёл бы путь к свободе! А Лорда Лимики прихватил бы с собой в качестве заложника, обязательно! Я же не знал тогда, что всему – конец. Что людей, которые принимали у меня присягу, уже нет в живых. А правительству и народу, которому я эту присягу давал, оставалось только умереть в безуспешных хлопотах во спасение.
Только когда мы подошли к плоскости колец вплотную, открывающееся зрелище отвлекло меня от невесёлых размышлений.
Это напоминало полёт над лавовым полем.
Сверкающие ослепительно-оранжевые окатыши на фоне тёмно-багровых, затенённых глыб, движущихся по внутренним орбитам, гипнотизировали и сбивали сердце с ритма.
В нижнем обзорном иллюминаторе, на котором покоились наши ноги, была только эта гигантская сверкающая плоскость – от края до края.
Звёзды в других иллюминаторах от сияния Сатурна не тускнели, красиво дополняя фантастический пейзаж. Я сделал робкую попытку наладить отношения:
– Во всём чувствуется рука Господня!
Но Татьяна только презрительно фыркнула:
– Особенно в твоей искренности! Далеко ещё?
Я оскорблённо вздохнул и ровным голосом ответил:
– Сейчас начнём тормозить… Ещё минут двадцать, не считая поиска цели в самом кольце… Мне жаль, что дома, на Лимике, нам не пришлось познакомиться поближе.
– Не думаю, чтобы у тебя оставалось на это время! Твоё поведение настолько шокировало, что мне не раз приходила в голову мысль связаться с твоими боссами и пожаловаться на тебя.
– И что бы ты им сказала?
– Во-первых, что они должны больше времени уделять сексуальному воспитанию своих шпионов.
– Что ты об этом знаешь?! – я надеялся, что достаточно искусно разыграл уязвлённое мужское самолюбие. Сейчас главным было втянуть её в разговор. – А во-вторых?
– Мне ли не знать? – надменно спросила она. – Не забывай, гинекология в моём ведомстве. А во-вторых, ты так старательно восполнял пробелы в своём образовании, что мне было непонятно, когда же ты займёшься, наконец, своим ремеслом.
– Легко быть умной, когда ответ знаешь заранее…
– Легко быть умным, когда противник глуп, – с усмешкой парировала она. – Чтобы всех вас вычислить оказалось достаточно сравнить поведение. Представь себе, все агенты на станциях ведут себя одинаково: одни и те же комнаты, пища, режим дня, способы заводить знакомства… даже интерес к лифтовому оборудованию и тот одинаковый… Вы – люди системы, а потому ведёте себя предсказуемо. В этом ваше слабое место.
– Почему же терпели?
– Вреда от тебя и в самом деле никакого, – даже в скафандре она умудрилась красиво повести плечиком. – А если тебя ликвидировать, пришлют кого-то другого. А вдруг твой преемник окажется умнее?
Я потерял интерес к разговору. Не могу похвастаться, что её слова оставили меня равнодушным, но возразить было нечего. Или не хотелось. Казалось более важным следить за сближением с целью.
– Нам нужно войти в Кольцо, - сказал я.
Она пожала плечами:
– Ну, так входи.
Это была обоюдная ошибка.
Она привыкла к тому, что её пилоты входили в Кольцо ежедневно, это было их привычной работой. Мой стаж пилота насчитывал примерно полгода на Земле, и столько же здесь, на Лимике, пока я возился со своими детекторами.
Но я никогда не входил в Кольцо. Я боялся к нему даже приблизиться.
Дисплей давал чёткую картинку цели, нашу позицию, и положение сотни булыжников, которые обступали нас со всех сторон.
Поначалу всё шло неплохо: как на скоростной автостраде, проходящей через центр города в час пик. Уворачиваешься, обходишь, уклоняешься… Вот только уже через минуту я взмок, и почему-то потемнело в глазах.
– Что с тобой? – будто издалека донёсся насмешливый голос. Но в следующем возгласе Татьяны было больше участия: – С тобой всё в порядке?
– Не уверен! – сумел выдавить я, прекрасно понимая, что помочь она мне не может, и что следующее мгновение вполне может оказаться последним…
И вдруг стало легче.
Холодная бодрящая струя кислорода сперва отрезвила, а потом нещадно защипала нос и щёки.
– Достаточно, – пробормотал я непослушными губами. – Уже лучше.
– Ты нас чуть не убил!
– Но ведь не убил же!
Шок ещё не прошёл, но наглости прибавилось.
– Ты ни разу не входил в Кольцо!
– Точно, - согласился я. – Можем поменяться местами.
Не знаю, сколько бы ещё продлилась эта перепалка, если бы компьютер не сообщил, что цель находится в пределах прямой видимости.
Мы замолчали и присмотрелись к объекту, описать который показалось не простым делом. Если бы пламя свечи было сферическим, вместо чёрного фитиля горел бенгальский огонь, а стеариновой рубашки фитиля не было бы видно… Представили? Так вот, ничего общего! И, вместе с тем, похоже. Оказывается, и так бывает.
– И в самом деле, - проговорила Татьяна. – Думаю, найти такое случайно невозможно.
Не знаю, о чём она там думала.
А мне было досадно.
Понятно, что Петров к этому устройству не имел никакого отношения. Что со всем этим делать? Не ко мне вопрос. Я просто сидел, смотрел на пускающий искры шар и думал о том, что быть дураком не так уж плохо. Особенно если рядом кто-то настолько глуп, что готов взять на себя ответственность за дальнейшие действия.
– Подойди ближе, – приказала Татьяна. – Там что-то есть. Кажется отверстие.
Я подвёл челнок вплотную к огромному шару (метров сто в диаметре! не меньше). Действительно, среди роящихся серебристых огоньков было заметно сине-фиолетовое вытянутое от центра к поверхности образование, напоминающее жерло диковинного цветка. Так, в плывущей на глубине медузе, при всей её кажущейся прозрачности, всегда можно рассмотреть какую-то внутреннюю структуру.
Мне стало не по себе от опасной ассоциации увиденного с «жерлом». Меня учили доверять инстинктам, и то, что мы находились как раз против этого «жерла», усиливало беспокойство.
Я как раз собирался сказать Татьяне об этом. Сказать, что мне не нравится эта штука, чем бы она ни была. Этот канал - выход чего-то, и что бы через канал не выходило, лучше не стоять у него на пути…
Так вот. Я не успел ничего этого сказать.
На голову опустился ватный молот.
Никакой боли, ноль неприятных ощущений.
Сперва заложило уши. Потом встревоженный голос Татьяны умолк где-то в космической дали. Исчезло давление ремней безопасности. Исчезло щемящее чувство уязвлённой гордости. Освещение салона потускнело и сместилось в желтоватые оттенки.
Я перевёл взгляд на руки и увидел сквозь них нижний обзорный иллюминатор. Еще через несколько секунд я убедился в своей полной нематериальности: моё кресло с застёгнутыми ремнями было пустым, но потом пошло ещё хуже. Исчезло кресло и стены челнока. Всё растворилось в оранжевом мареве, включая астероиды, составляющие Кольцо.
Сатурн был, но он значительно подрос. Мне казалось, что я просто падаю на него. Потом понял, что вижу не материальную составляющую гиганта, а его силовую модель. На лекциях по теории поля нам рисовали силовые линии. Нечто подобное я сейчас и наблюдал. Плотный узел силовых линий исходил из медузообразного мешка, растекался по гигантской чаше параболоида, который находился на месте Кольца, радиальными спицами стекался к Сатурну и тонкой иглой уходил прочь от полюса в бесконечность.
Я понимал, что у меня проблемы со зрением.
Я осознавал себя, как личность, и отдавал отчёт, что по-прежнему нахожусь внутри челнока, что меня окружают металлические стены, а их, в свою очередь, окружает бесчисленное множество астероидов, составляющих Кольцо.
Но облегчения это знание не приносило.
Я видел и чувствовал совсем другое.
Свободу. Могущество. Необозримые горизонты…
А потом всё кончилось.
Я сидел в кресле, был мал и никчёмен. Моё восприятие, стиснутое тесной камерой челнока скорбело по утраченным горизонтам. Сознание поддерживалось непрерывной прокачкой воздуха в лёгких, а куцый красный комочек колотился в груди, разгоняя вязкую жидкость по нестабильному хрупкому телу. Слух воспринимал узкий диапазон колебаний, в котором назойливой мухой бился визгливый, жадный к моему вниманию, голос…
– Да очнись же ты, наконец!
Приказ подкрепился увесистыми пощёчинами, и продолжать игнорировать его показалось неразумным.
– Это ретранслятор! – сказал я.
– Что?
Татьяна была в обычном комбинезоне, без скафандра. Она отпустила ворот моей куртки и вернулась в своё кресло. Приглядевшись, я понял, что всё было не совсем так. Теперь я сидел на штурманском месте, а она была на моём – в кресле пилота.
И ещё: ремни по-прежнему давили плечи, но во мне крепла уверенность, что теперь я мгу открыть замок в любой момент.
– Ретранслятор, - повторил я, внимательно разглядывая свои руки. – Сатурн с Кольцом – гигантская антенна. Наверное, самая большая в в нашем звёздном скоплении, а может и во всей Галактике. И ещё: они живые. Они просто отправляются сюда, на пересадочную станцию к Сатурну, а потом летят дальше.
– Кто?
– Люди.
– Куда?
– Не знаю… – я по-прежнему испытывал шок от ограниченности своего тела и восприятия. – Я долго был не в себе?
Она кивнула на дисплей: мы были уже на полпути к Лимике.
– Полчаса. Ты отключился, пришлось принимать меры.
– А ты? – с надеждой спросил я. – Ты видела? Или хотя бы чувствовала?
– Я была слишком напугана беспамятством пилота… А может, помешал скафандр. Но с тобой точно что-то произошло. Ты мерцал…
Я покачал головой. Говорить не хотелось. Открытие подавляло масштабами. Бремя ответственности давило, и чтобы избавиться от его тяжести о результатах экспедиции следовало немедленно сообщить на Землю, в Штаб. Но сделать этого я не мог. Сигнал с челнока слишком слаб, да и местное радио работает не на тех частотах. А своё собственное оборудование, я совсем недавно уничтожил.
Я не мог связаться со своими.
Мне было что сказать, но аудитория находилась слишком далеко. Сотни миллионов километров пустоты и равнодушия. Без точки опоры, без начала и без конца.
Я представил себе эту безбрежную гладь пространства, наполненную трепетом звёзд и вдруг почувствовал свою сопричастность. Незнакомое и опасное чувство. Нас учили быть чужими. Только так можно выполнить задание и сохранить рассудок.
Но сейчас всё было иначе.
Я знал, что происходит.
Но не мог поделиться знанием.
И самое ужасное, что по мере осознания откровения, я всё лучше понимал, что и смысла делиться этим знанием, на самом деле, не было.
Земляне и вправду не умирают – лишь следуют своим путём. Как множество цивилизаций, которые были до них… до нас?
Пройдёт время. Инфодетонатор нейтрализуется. Горстка уклонившихся от Исхода одичает. Их потомки с ужасом и благоговением будут смотреть на великие постройки прошлого. За богов будут почитать спускающихся с небес космачей. И вновь всё закрутится сначала: от Шумера через Рим и Карфаген к космосу. Потом родится очередной «петров», и вновь Сатурн соберёт обильный урожай человеков.
– … ответь! – надрывалась Татьяна.
Но я уже чувствовал на губах печать знания. Того самого, которое мудрецов делает немыми… |
Рассказ открыт для комментариев