n033 Багряный

    
     «Тогда придите - и рассудим, говорит Господь. Если будут грехи ваши, как багряное, - как снег убелю; если будут красны, как пурпур, - как волну убелю.» - зачитал вслух старший инженер Родин. Его коллега Зотиков  с трудом прятал  улыбку – Родин рано облысел, и за два тягучих, проведенных на несущейся сквозь вечную черноту «Пальмире» оброс порядочным брюшком, даже несмотря на ежедневные положенные тренажеры, и хоть здесь уже, на МГ–112 чуть похудел, но все равно оставался эдаким блестящим лысиной милым Винни-Пухом в очках.
    - Это откуда?
    (Вини-пух ты мой проповедующий).
    -Исайя, 18. Ок как я продвинулся!
    -Молодчинка. – похвалил Зотиков, отхлебывая горячий чай. – А не надоело еще? Переводить то?
    Сам разговор происходил в «хижине», как называли перемещаемую по МГ-112 научную лабораторию колонистов, домик из стеклопакетов и мефлона торчащий на складных ножках над черными кронами низких ветвистых деревьев, всего пара десятков таких возвышались над  непроходимыми чащами МГ-112, окруженные со всех сторон защитными силовыми полями.
    -Да чуть надоело.  - признался Родин. – зато язык как пошел! Это же мой метод, мое изобретение, так сказать.  Хочешь выучить язык – бери что-нибудь и переводи, переводи себе потихоньку.   
    –Это понятно. Но вот почему именно за священные писания ухватился?
    -А тут смотри как штука получается. – охотно начал объяснять Родин. -  В обычной художке словарный запас намного больше, плюс куча понятий, которых вообще в языке хлара нет. И оказывается, что только древнейшие тексты и подходят, вот там словарный запас  почти тютелька в тютельку совпадает. Думал Гильгамеша взять, но там уж больно все запутано.
    - Интересное дело.
    - Ага. Хм… На чем остановился…  Если будут как багряное… Вот незадача. Тут в одном предложении и  красное, как пурпур, и багряное.
    Родин водил пальцем по лежащего на коленях плоскому экрану-компьютеру.
    - Допустим, пурпур выбросим, красное на ихнем языке – кеара. Кеара, да. А вот что с багряным делать? Багряное – по словарю, по Википедии – значит насыщенного красного цвета, цвета крови. А, Дмитрыч? Что с багряным делать?
    Зотиков пожал плечами:
    -Думаешь, у них есть оттенки цветов?
     - А вот так и отметим в блокнотике – оттенки цветов. Оттенки…  А конкретно багряный.
     
    Оттенки цветов у хлара, оказывается,  очень даже были. Хлар – одновременно и все население деревни, около четырехсот семей по десять человек в каждой, и сорокалетний охотник-одиночка Кирк в небрежно наброшенном на мускулистые плечи пончо тигровой шкуры тоже хлар, то же самое слово. И вот поди разберись.
    Кирк молодец -  быстрый, горячий, сообразительный, хоть и не входит в совет старейшин, но явный лидер, один из самых толковых. С ним Родин пару раз в неделю встречался на окраине деревни, предварительно включив в ухе переводчик - напоминающее слуховой аппарат крошечное устройство, букашку, как его для краткости называли.
    В первый день Кирк нарисовал большим пальцем ноги круг на земле, пальцем же провел извилистую линию – реку, горы–треугольнички вырисовал, и ткнул в центр круга - Вот мой хлар. А ты откуда?
    Букашка в ухе Родина натужно гудела, запоминая новые слова.
    Старший инженер присел на корточки, и указал пальцем сантиметров в двадцати от  линии круга.
    -Я с очень далекого хлара.
    Смешно они смотрелись –  «витязь в тигровой шкуре» и укутанный в пуховик Родин, склонившиеся голова к голове над сырой развороченной грудками землей.
    - С очень далекого хлара. – повторил Кирк.
    Он вообще все повторял вслух,  чуть ли не пытаясь каждую фразу Родина наизусть запомнить, как дети стихи учат,  впитывал новую информацию пылко, ненасытно, так что иногда Родин даже пугался этой его жадности.
    Оказалось, у синего есть оттенки,  и у зеленого, и даже для обозначения белого можно найти несколько слов. Карточка багряного цвета также не удивила Кирка.
    - Кеара фарга, кеара фарга.
    -  Драгоценный красный. – перевела букашка. – драгоценный красный.
     
    Оказалось, существуют два цвета – просто красный и драгоценный красный. Просто красный - то оперение сейша, крупной птицы похожей на земного орла, и догорающий закат в последние его мгновение, да и губы мясной женщины тоже красные, любят они мазаться. Но драгоценный красный – это цвет только двух вещей во всем мире.  
    - Только двух вещей во всем мире. – повторил Родин, отмечая в блокнотике. – только двух. И что же это за две вещи такие? А?
    -  Это цвет крови и  цвет лепестков цветов маори. – отвечал Кирк.
    - Лепестков цветов маори?
    Кирк волновался, тема эта почему-то всколыхнула, взбудоражила его, пальцы ног от напряжения впились во влажную землю. Цветы маори, по описанию молодого хлара, напоминали земные розы, но были гораздо мельче, с высокими колючими стеблями, и росли исключительно на высокогорье. Из отвара их получается краситель, и можно красить ткань, волосы, все что хочешь. Но горы – и Кирк повернулся на север, где покрытые снегом зубцы уходили грядами в неведомую даль – горы очень опасны, жители долин там беззащитны, как дети. А потому цветов маори не видели уже давно.
    Родин кивнул – именно на крутых каменистых склонах зонды «Пальмиры» засекли харков, напоминали эти ночные хищники с первыми зачатками разума сказочных земных орков, и были главными врагами живущих в низинах более цивилизованных хлара. Да и горы  эти (Аппенины, как назвали их колонисты) горы суровые, зимой почти не проходимые.
    - А почему ты спросил? Про багряное? Про драгоценный красный»? – спросил Кирк. – Это связано с той книгой? Которую ты переписываешь на мой язык?
    Родин вздохнул – нужно платить долг, поправил попискивающую в ухе  букашку.
    -Ты угадал, Кирк.  Вот, там написано – «Придите ко мне и рассудим. Если будут ваши дурные поступки (как букашка перевела грех) даже цвета крови, то станете как снег».
    Кирк посмотрел на северные взгорья. Они белели на солнце, сияли так, что слепили глаза.
     - Как снег – повторил он.  – Как снег.
    Помолчал, разглядывая поджатые пальцы ног, поправил тигровое пончо. 
    - Тебе наверное тяжело переводить.
    - Не легко. – пряча улыбку согласился Родин.  – Времени все-таки слишком много уходит.  Я же в свободное от работы время перевожу. Пока другие отдыхают, чаи пьют…
    - Я хочу подарить тебе цветы маори.
    - Ну я же не женщина  - засмеялся старший инженер.- В нашем мире такие букеты дарят только женщинам.
    - Мясным женщинам?
    - Ну, всяким. И мясным, и не мясным тоже.
     
    Мясные женщины – просто напросто проститутки, изолированное общество из около тридцати молодых девушек, живущих в юго-восточном углу деревни, эдакий район красных фонарей в местном варианте, как шутил Зотиков. Охотники по древней традиции платили им мясом, сырыми кусками свежей еще туши,  поэтому их и называли мясные женщины. Сын Кирка недавно в первый раз посетил мясную женщину, отдав ей заднюю ляжку оленя - заднюю ляжку первого самостоятельно забитого им оленя.
    - Я хочу подарить тебе цветы.–  повторил Кирк. – Цветы маори.
    - Спасибо, Кирк. А ты понимаешь, что такое благодарность.  Но правда, не стоит.
    Кирк упрямо вычертил пальцем ноги глубокую линию.
    - Я хочу.
    -  Хороший ты парень, Кирк. Но упрямый.
     
    В библейских сюжетах хлара особенно нравилось обязательное наказание врага, неотвратимый закон возмездия - пусть не сразу, но когда-нибудь вечноживущий справедливый судья покарает кровожадных вонючих харков, прячущихся от дневного света по горным щелям. Радость их, когда открыли для себя этот факт, поразила Родина - эта была животная радость, бьющее через край ликование, истинное счастье, и вера их была по-детски наивна и так же по-детски сильна.
     
    Вечером как всегда собрались на чай, травили байки, вспоминали старое, обсуждали новое, и  Силин, начальник лаборатории, пыхтел трубкой, грузно утопая  в своем кожаном глубоком кресле (перевезенным сначала поездом с Москвы на Байконур, а потом уже на «Пальмире» сюда):   ну  что, Вершинин?
    Микробиолог хвастался новым муравьем: будет муравей Вершинина: мелкий, злой, кусачий, но все-таки его собственный муравейчик, и говорят у них даже морды похожие.
    - А ты, Родин?
    Родин рассказал о краске из цветочного отвара, и что язык их богаче чем думали – есть и синонимы, и оттенки, например: багряный – драгоценный красный.
    Речь снова зашла о переводах, диковинном хобби Родина.
    - Вот например. Женщина с дорогим маслом, вылившая Иисусу весь кувшинчик на ноги. С маслом тут вообще не знакомы,  пользуются жиром животных. И что она должна была Иисусу принести?
    - Вот заняться тебе нечем, Родин.  – смеялся Зотиков.
    - Я серьезно, ребята. Ну что эта грешная баба в местной версии могла принести?
    - Горшок жира пусть несет. – хохотал Вершинин
    - Или отвар этот… цветочный.  – предлагал Силин. – Важно же отдать ценное, редкое, тут думаю в этом смысл.
    Была в их посиделках особая задушевность, возможно и заслугой Силина, умел он создать эту особую атмосферу защищенности и тепла, даже в приподнятой над черными чащобами клетке-избушке-лаборатории, когда вокруг отчаянно кричали не изученные еще птицы и дули с гор ледяные ветра.
     
    Ранним  утром в «избушку» спустили срочную новость с зонда - в деревни какой - то сбор, видим темное пятно на центральной площади, кажется все собрались там, кто-нибудь знает что происходит?
    - Надо идти. – сам еще заспанный Силин торопил коллег. Лаборатория напоминала нашпигованное самым разным оборудованием старое плацкартное купе, и сейчас с верхних и нижних полок доносилось многоголосое недовольное бурчание –  Что за восстание народных масс? Этого только не хватало…
     
    Дорога петляла извилистой тропой через чащу, и утренний туман быстро согнал с инженеров остатки сна. Еще издалека услышали монотонное гортанное пение, и чем ближе подходили, тем сильнее доносилось это а-а-а, я-я-я. На центральном пяточке темным тугим кольцом толпа окружила нечто, и четверо мужчин осторожно, с опаской приближались к поющей, покачивающейся из стороны в сторону  пару тысячной  громаде.
     
    Вершинин первым пролез к центру, минут через пять весь помятый вернулся обратно,  и шепнул на ухо Родину:
    - Твой там, твой.
    Старший инженер сам полез через толпу, усиленно работая локтями и плечами, через все это а-а-а, я- а-а-а, они еще и легонько покачивались из стороны в сторону.
     
    Он лежал на правильной формы холмике из снега, на такой искусственной снежной платформе по грудь человеку высотой, и чуть не сорвалось с губ – ему же твердо, холодно, но вовремя сдержался. Изодрана лохмотьями тигровая шкура, тяжело повисли руки ладонями вниз, и кажется, что уменьшился в размерах, стал меньше,  тоньше, беззащитнее.
    Что - то еще было вокруг, и на платформе, и на самом  теле Кирка, что-то еще красное, помимо засохшей крови.
    -Лепестки – шепнул сзади из-за спины Зотиков. – Лепестки.
    И вправду – они были разбросаны повсюду, и так краснели на снегу, что у Родина мороз прошел по коже.
    Внезапно толпа расступилась, и в центр прошел сын Кирка – шестнадцатилетний мальчик в маленьком тигровом пончо через плечо, уменьшенная копия  Кирка, но совсем еще мальчик, и не поверишь, что уже первый раз сходил к мясной женщине, неся кровоточащую ногу оленя за плечом, и она легонько отхлопывала его по спине,
     
    - Я тоже был там. Мы шли вверх, все время вверх  по тропе, которую знал только отец. Там, на вершине, нашли маори – говорил мальчик. -  Но харки вылезли из ущелья, из подземных щелей и погнались за нами, и только я убежал. Потом привел дядю, и мы снесли его сюда, но умер папа еще в дороге.
     
    Букет цветов  - как будто маленьких роз, но с более жестковатыми лепестками лег Родину в руки, оказалось мальчик  все это время держал его под шкурой.
    Старший инженер тупо взял цветы; мысли спелись в хаотичный клубок. Значит, вчера был поход прямо в лежбище харков, нелепый, абсолютно бессмысленный крестовый поход. Он пошел к Кирку, наклонился, потом опустился на колени, прямо на снег. Вытянувшееся серое лицо,  заостренный подбородок, опавшие щеки, зарытые почти прозрачными веками глаза.
    - Ну почему ты такая дурачина? – мягко прошептал, зачем-то собирая ладонью горсть снега и лепя ее в тугой комок.   
    Боль душила Родина, во рту пересохло, даже жгло в груди. Поднял глаза – толпа смотрела настороженно, выжидательно, и Силин делал знаки – скажи речь, скажи хоть что-нибудь, они ждут - все знали, что он дружен с Кирком, что Кирк любит его, и теперь община требовала  последнего слова.
     
    Родин только сейчас заметил, что в платформе выдолблены небольшие углубления, вроде ступенечек, и ведут эти ступенечки к пустому пятачку выше головы Кирка.  Нет, только не это. Я не смогу.
     
    Карабкаться было до жути страшно, плюс добавлялся жгучий стыд перед коллегами, особенно Силиным. Старший инженер чувствовал, что движения его дерганы и нелепы,  что в любую секунду может съехать по льдистой кромке вниз, еще и зацепив по дороге тело Кирка. Наконец выпрямился на метровой высоте, оглядывая окружившую платформу толпу.
    
    Интересно – вон почти у самых хижин собрались отдельной кучкой «мясные женщины». Они стояли обособленно, с длинными спутанными волосами и нарочито ярко выкрашенными губами, в первый раз Родин увидел, что вышли вот так всей группой из своего «квартала».  Перевел взгляд вниз, на усыпанного красными лепестками Кирка.
    
    И как-то сама собою сложилась история, словно кто-то говорил за него -  только что не было ни слова, и в отчаянии облизывал языком пересохшие губы, и вдруг его голос уже звучит чисто и твердо:
     - Один мясная женщина решила подарить что-то Учителю. Она очень хотела отблагодарить его, но не знала как. На все накопленные деньги женщина эта купила бутылочку  с краской из цветов – и Родин поднял букет высоко над затаившей дыхание толпой. – Она купила ее на все деньги, что у нее было. И подала учителю, упав на колени,  не решаясь даже взглянуть ему в лицо. Старейшины прогнали женщину, оскорбляя, крича ей вдогонку обидные прозвища. Они требовали, что бы Учитель вылил краску на землю, ведь то была мясная женщина, и всем было понятно, как она заработала деньги на этот флакон. Но Учитель молча, не отвечая ни слова, ушел в свою хижину. На следующее утро он отправился  в следующее поселение, и длинные, до пояса волосы его были ярко-красными. Так он шел из деревни в деревню, и еще издалека узнавали его…
     
    - Расскажи еще о Багряном Учителе! Еще о Багряном Учителе! -  кричали с разных концов толпы. – Еще об Учителе с Красными Волосами!
    - Хорошо. Однажды к Багряному Учителю пришел знаменитый охотник, поразивший в самое сердце целую дюжину и трех  харков. Он задумал подняться к самым вершинам гор, что бы увидеть одновременно, в одно единственное мгновение, сразу весь мир, и хотел, что бы Багряный Учитель сопровождал его…
     
    - Интересно,  что он с цветами делать будет? – спросил Вершинин. – С этим вот букетом?
    - В вазу поставит. – пошутил Зотиков под сдержанный хохот  коллег. - Иисус с красными волосами - ну и загнул… Черт, а жалко Кирка.
    - Кирка жалко, и дались Родину эти переводы. – говорил Силин. – Но думается – момент этот войдет в их историю, даже кажется мне, что рождается здесь и сейчас новая религия, рождается новая вера…