m012 Особенные

    В моем саду девять месяцев в году жужжат пчелы, гудят над розами и гладиолусами, миндалем и чертополошьим злыднем, драконьей ягодкой и слезами короля Георга.
    Лейка и секатор,  грабли и тяпка, белозубая улыбка и лукавый прищур из-под долгополой шляпы –  вот мои инструменты.
    Седина на висках добавляет мне весу в разговоре, клиенты больше  доверяют не добру молодцу, а пожившему товарищу с медалью "за отвагу", и на выставках мои питомцы частенько берут призовые места (помните «мистер гигантская тыква» или почти разумный драконокактус прошлого года?), что дает ощутимый звонкий прибавок в копилочку.
    Так было не всегда.
    Гляжу на серый конверт со знакомым треугольным  штампиком, по спине пробегает дрожь. Пытаюсь ее заглушить, давлю в себе воспоминания...
    Приятная дрожь. И воспоминания. Каждый раз, когда я заглядываюсь на картины прошлого – упаси небо, не специально, просто срабатывает случайное слово, деталь, ассоциация – у меня по виску ползет струйка холодного пота. Ноет затылок. Рот наполняет кислая слюна
    В такие минуты я начинаю бояться самого себя.
    Посыльный удаляется, разнося письма дальше, соседям.
    Неутомимые пчелы трудолюбиво и приветливо гудят.
    А я стою и думаю.
    Давлю в себе дрожь.
    Вспоминаю.
     

    ***

     
    Познакомились мы в поезде. Знаете, такие дощатые серые вагоны, видавшие три войны и четыре смены строя на своем веку – суровые и надежные, временем проверенные.
    Поезд лениво тянулся куда-то на север, а пацанва деловито гудела под перестук колес – куда, мол, едем, зачем, и что нас ждет.
    Я твердо знал – уж точно будет не хуже чем раньше, когда мерзнешь в пустом сарае, ожидая очередной облавы, живот сводит в корчах от голода, а ноги отказываются бежать – и от слабости, и от того, что бежать тебе, по сути, некуда.
    Подфартило.
    Очередная облава обернулась несказанной удачей. Не суровые фермеры  с ружьями и не поисковые наемнические отряды по поимке мародеров, что гребли всех подряд и ставили к стенке подозрительных – последствия гражданской войны не шутка.
    Накрыло меня на побережье, где тепло, и яблоки, и даже зеленый недозрелый инжир, где можно было послушать музыку бродячих шарманщиков и нажраться от пуза кислых кормовых дынь.
    Накрыло меня и еще с десяток таких же. Когда, размышляя о будущем, скорее всего кратком и скверном,  мы оказались на плацу, седой майор, вопреки ожиданиям, не стал отдавать приказ «пленников к стенке, ружья на изготовку». Он хрипло заговорил, кашляя и глотая окончания, поэтому сначала мне показалось, будто я ослышался.
    Никогда, наверно, прокуренный рык вояки не звучал так приятно для слушателей – будем жить. Мол, государство после войны оправилось, гадов всех к стенке прижало, и дорога для таких, как мы, освободилась. Знай, топай к будущему – причем не к светлому абстрактному и не к загробному нездешнему – тебя страна поддержит и поможет, требуется лишь немного понимания, желания сотрудничать и послушания. Мы и потопали, вчерашние беспризорники, чуть не с песнями и шаг чеканя, в солдатскую столовую, потом в парикмахерскую, к интенданту, и на вокзал к теплушкам.
    Майор и офицеры сопровождения улыбались сквозь усы. Чуя подвох, пара ребят сбежала, оторвалась от общей колонны, проходя нестройным маршем по улицам городка. И когда выяснилось, что ни погони, ни угроз не будет, я и вовсе успокоился – значит, будет хорошо. А сбежавшие – сами себе недруги, решили как хуже.
    - Поедем на север. Там, мол, место определено. Учить будут, пользу, значит, чтоб приносили, - тянет брезгливо Угорь. Татушка на его запястье говорит о некотором принадлежности к воровской иерархии. Такие, как он, никогда не работали и не учились, забирая все себе сами. Угрю повезло, его не задрали собаки, миновали пули облав и не порезали свои же кореша. Он и еще с пяток таких же отщепенцев заняли в теплушке верхние полки и козырные места возле окна, но никого пока не прессуют – солдаты сопровождения слишком часто заходят, чтобы завязывать разборки.
    - Сбегу, - цедит он, прикусив губу.
    «Не сбежит», - понимаю я, иначе уже и духу его здесь бы не было.
    - Нас сорок человек едет в теплушке, я посчитал, - шепчет, наклонившись доверительно к моему уху, Момус – чернявый паренек с рожей ботаника. Отодвигаюсь в сторону, хотя в тесном вагоне маловато места даже для такого маневра – не хочу, чтобы видели, как я болтаю со слабаком. У него на лице написано: богатые родители,  счастливое детство, некогда гимназия, может, даже и для дворянчиков. Опасное  для нашей теплушки знакомство, могут за компанию зацепить.
    - И что?
    - Сорок, каждому вагону два солдата присмотра, и едем в край закрытых зон. Я знаю, там научные центры были. Сам почти оттуда.
    - Вот и отлично. Значит, и впрямь чему научат, - завершая разговор, отворачиваюсь.
    Детство у меня тоже не было сложным – зажиточная семья потомственных агрокультистов, учеба, потенциал выслужить мелкий дворянский чин... неплохое будущее рисовалось. А сейчас вон как все обернулось. Все из-за войны, что осталась в прошлом, но раздавила для многих настоящее.
    Колеса монотонно стучат, пацанва деловито трет про жизнь, а я засыпаю.
     
    Потом кормежка, кипяток на станциях,  перекличка, знакомства... Угорь и компания оказались вполне нормальными ребятами, а не отмороженной гопотой, как казалось раньше. Мы передружились, ходили меняться вещицами в соседние вагоны  и даже Момус вполне влился в коллектив – ведь вначале всем было просто страшно, но когда желание выжить сменилось желанием просто жить с хорошей перспективой... все устаканилось. Вагоны стучали, стучали, дымил черной гарью паровоз...
    А потом мы приехали на север.
    После переклички нас запихали в раздолбанные автобусы и грузовики и привезли к огромному комплексу из четырех зданий.
    - Жить будете здесь. И учиться, - сказал майор на торжественном построении.
     
    Потом был тест. Если это вообще можно назвать тестом – тьфу, плюнуть и растереть.  Впускали в комнатку по трое, каждому демонстрировали стенд с кучей вещей – мол, выбери пять предметов из пары сотен, то, что больше по душе, плюс в нагрузку уйма  вопросов «для выявления способностей». И, когда сдаешь уже бумажку, «головастик» в чине капитана спрашивает: «Кем быть желаешь? Будущее свое каким видишь?»
    Пацаны, как водиться, заприметив на стендах оружие (частью не боевое, огнестрел со спиленными бойками, но все же, сабли и мечи – эти вполне в рабочем состоянии) расхватали стволы да кинжалы.
    А  меня дернуло тогда заявить, мол хочу быть волшебником – в смысле, не за книгами в башне штаны просиживать, а героически бороться с кровожадными врагами и прожорливыми чудовищами. Да и с оружием у меня, если честно, не лады – личный бзик после того, как в детстве брату чуть голову не снес из ружья. Недолюбливаю я стрелковое. Да и облавы со свистом пуль радости никогда не добавляли.
    Потому и выбрал я что-то нейтральное и мирное.
    Как мне тогда, наивному юнцу, казалось – нейтральное...
    Впрочем, мы все тогда выбирали одно, а получилось совсем-совсем другое.
     
    После теста нас поделили на группы и расселили по четырехместным комнатам. После кустов, сараев и стогов сена – просто рай.
    И сразу загнали за учебу – с места в карьер.
    Сначала проверяли и подтягивали общий уровень – тут я, Момус и прочие «образованные», коих было не так уж и мало, справлялись «на ура», в силу прежде накопленных знаний. Ведь ничего нет сложного в математике, географии, правописании…
    А вот дальше... через месяц пошло разделение.
     
    Началось оно с заявления наставника.
    - Некоторые из вас, показав себя… (тут капитан сделал многозначительную  паузу) с интересной стороны, награждаются особо. Знакомство считаю почти законченным. С завтрашнего дня будет новое распределение. Не последнее, надо сказать, далеко не последнее. Государство кует из вас, молодые люди, ценнейших членов общества. Именно вы и будете строить, обуславливать, улучшать будущее и ряд процессов в нашей стране.    
    После этого заявления капитан толкнул речь еще на пару минут, вызвав зевоту и перешептывания в задних рядах – никто из нас не жаловал официоз и «говорящие головы».
    А следующее утро встретило нас новыми списками на дверях.
    Мне и еще десятку ребят полагались комнаты. Отдельные.
    Немыслимая роскошь и предмет зависти.
     
    - А так как в целях эксперимента некоторые школяры, проявив завидное рвение, получили в виде награды и для поощрения дальнейших успехов отдельные хоромы, остальным придется потеснится. Теперь не четверо на комнату, а шестеро, - мне показалось, что капитан прячет в усы гаденькую ухмылку во время этой речи. Неудачники, попавшие под «уплотнение», шептались между собой и показывали «выскочкам» кулаки. В шутку. Пока – в шутку.
     
    Новые перестановки сказались и на программе обучения.
    Раздав листки со списками книг, нас отправили перед уроками в библиотеку.
    Через полчаса я с недоумением смотрел на томик в руках Угря. "Арифметика. Основы", и тут же – "Азы профессии для начинающего подрывника»
    - А тебе чего дали?
    - Дифференциальное исчисление. Функциональный анализ.
    - Во хрень! - восхитился Угорь, - без тренировки и названия не выговорить.
    И пошел прочь, весело насвистывая.
    А я остался стоять в недоумении. Стоило ли выдавать результаты на занятиях, чтобы получить такую головную боль? Раскрыв книгу. Столбцы с неизведанными закорючками и таинственными математическими символами ввергли меня в ступор.
     
    И если бы изменения проявились только в учебе…
    Сначала – раздельное питание в столовой, потом – разная одежда…
    Как будто к слову, капитан на лекции по этике объяснил – пища является одним из важнейших  знаковых символов  для нашего сообщества. Оно и понятно – бывшие беспризорники, голодавшие годами, в этой тему секли. Внешний вид тоже мог рассказать о многом, от принадлежности к рабочей гильдии до места в воровской иерархии.
    - Изменения начнутся с мелочей и закончатся колоссальным личностным прорывом, - сказал капитан.
    Почему именно колоссальным, никто не понял, но кэп заверял, что превратимся мы в конце концов в единую дружную семью.
    Оснований не верить убедительному военному с научной степенью у меня не было.
    Оснований же верить... когда тебе выдают зеленые шнурки и мягкие кеды, а твоим товарищам по комнате –шнурки белые и широкие тяжелые ремни с увесистыми пряжками… Страшного ничего в этом нет, не так ли? Поулыбались, потыкали пальцами друг в друга, да и разошлись по делам.
    На первый взгляд – плевое дело.
    А вот дальше...
    Дальше было веселее.
     
    Первая неделя.
    Зачеты, побудки, тренировки и снова зачеты. Суровые наставники, порой пряча улыбки, порой покрикивая, а иногда и молча заносят в черные тетради пометки об успеваемости.
    Проходит месяц - все то же самое, только некоторых начинают оставлять после занятий.
    Другой… – и твои друзья по бывшей комнате уже не совсем друзья.
    Начинаются разговоры.
    - Тебя чем кормят?
    - Овсянкой, сэр.
    - А меня рисом и курицей с подливой.
    - Крысятинку после трех нарядов не хошь? А придется.
    Крысятинкой мы постоянно пугаем друг друга – конечно, ее здесь нет и никогда не было, но стучаться в душу порой воспоминания о прошлой жизни. Их легче выпроваживать с юмором.
    Еще месяц, за ним другой, землю порошит снег – здесь он выпадает гораздо раньше и его много, так много, что кажется: занесет железку, трассу, грузовики, трофейный тепловоз на вечном приколе и весь кампус аж до самого шпиля.
    Физо, обязательная для всех: солнце режет глаза, а морозный воздух - легкие, мы пыхтим на трассе затылок в затылок на непослушных лыжах, и тут же после раздевалки - очередной тест, бессмысленный и без подготовки. По материалу, который был пройден и отчитан две недели назад.
    Наставники радуют:
    - Да, кстати, один из основных зачетов поджидает вас где угодно. Чтобы перейти на следующий курс, вам надо пройти нечто особенное.  В любой момент жизни.
    После такого заявления думай, что хочешь, и крутись, как знаешь.
    Зачем?
    Они молчат. Всегда молчат. На тему учебы. Хотя о жизни поболтать с ними всегда можно. Тощий Барри, географ и историк, порой собирает вечерком народ на посиделки с гитарой, а математик Старик Ульм в перерывах между песнями травит замечательные байки. Медики под руководством Шрама, ветерана-диверсанта, что преподает основы архитектуры, вечерами ставят любительские спектакли, привлекая к действу всех желающих, а капитан Кейд, сбросив маску невозмутимости, ведет кружок артистического фехтования, превращаясь на ринге в веселую бестию с хороводом клинков.
     
    Вечера сближают, иногда я действительно чувствую себя частью команды, единого целого.
    А вот рутина дней нас разъединяет.
    Как жаль, что вечера так коротки, и разрыв ощущается все больше и больше.
    - Это все в целях эксперимента, но базис уж очень хорош, -  проговаривается однажды наставник Момусу.
    А Момус, делясь со мной полученной информацией, вдруг задумчиво заявляет: «А проговорился ли он действительно? Нет ли подвоха? Или это слив нужной информации избранным?»
    Да, с некоторых пор я ощущаю себя избранным.
    Но не таким, как Угорь или Буба – я не могу проплыть под водой двести метров, не дыша, и не умею биться на палках на равных с тремя противниками.
    Момус тоже избранный. И Угорь. И близнецы Гарреты. Мы все, каждый по-своему.
    Меня пугает то, что с каждым днем я чувствую свою обособленность от других, инаковость.
     
    Моделирование и управление процессами – занятный и, как позже оказалось, вовсе не скучный предмет. А высшая математика вполне понятна и проста.
    "Матричное кодирование сигнала", "Основы кибернетики", "Легенды и мифы  народа Заа",  "Огнедышащий крокодил острова радости" -заценив набор книжек на тумбочке, Угорь долго ржал, выясняя, какой же предмет у меня профильный. Для него-то все просто и понятно – два томика «Искусства войны» да  руководство по диверсии с промышленным шпионажем. Ясно, что парня готовят к военной карьере.
    А про свой предмет я так до конца все растолковать и не смог… Как объяснить неглупому в общем-то товарищу, что все в мире взаимосвязано? К концу семестра меня как обухом сначала ударило само осознание этой связи, а потом добило то, что на нее можно воздействовать, и даже пытаться управлять. Дергать за ниточки в структуре мира. Вот какой это предмет, а? Угорь бы меня точно не понял.
     
    Следующим ударом было открытие Момуса.
    Как раз после очередного нововведения, когда полученные знания мы начали применять в полевых условиях. Для закрепления образовательного эффекта, ага. Игра охотник-жертва, разбойник-страж, и прочие – суть от названия не меняется , не так ли? Отряд состязался с отрядом на полигоне, которым был весь городок, лес и промзона в нашей округе. Выигравший награждался выходным пособием в виде увесистой горсти монет и прогулки на день в соседний городок.
    Мне обычно везло – сотоварищи знали толк в подобных играх и частенько одерживали верх. Сказать, что моего вклада здесь не было, нельзя. Кто придумал забраться в отъезжающий грузовик с провизией, точно до секунды  рассчитав время его отправления, кто запустил, пробравшись мимо хитрых цепей сигнализации, сирену аварийной тревоги, на минуту сбив бдительность охраны ворот? А еще сварил зелье, отпугивающее цепных псов, коими пользовались будущие рейнджеры и следопыты из крыла "Б", или просто уболтал интенданта выдать на нужды студиозусам кусок новехонькой маскировочной сети со стелс-технологией. Да и кустарная система из зеркал и линз для наблюдением за территории давала порой нашей команде значительную фору.
    Пользоваться можно было всеми средствами – так сказал капитан.
    Добавив многозначительно: «Учтите, попадетесь – сразу в карцер».
     В редкие моменты подобных игр я снова становился частью команды, разобщенность куда-то улетучивалась.
    Но потом снова были столовка, побудка, построение...
     
    Однажды раздался взрыв.
    Стояли мы в курилке, мирно беседовали, и тут тряхнуло. Со стен посыпалась белая пыль.
    Диверсия. Первая мысль, подкрепленная множеством занятий. Еще бы - у молодого государства первым делом следует уничтожить запас ценных кадров, которым являемся мы.
    Тогда я думал именно так.
    После воя сирены и выкриков наставников стало ясно - никто не пострадал. Именно в тот миг в оживленном всегда коридоре вообще никого не было. Невероятно, но факт.
    Проход в столовую и часть коммуникаций обещали отремонтировать  в течение двух дней.
    Так оно впоследствии и случилось.
    А пока наше крыло  отправили к соседям. Для более тесного знакомства, наверное.
    Намного позже я понял – нас смешивали между собой, как реактивы во время химического эксперимента. И с интересом наблюдали – что же получится, рванет или не рванет?..
     
    - Избранные вы наши. Ну, погодите, - шепоток проигравших вчера.
    - Жри сельдерей, закусывай салерой, - гогот довольных сокомандников.
    - Перловка одним. Бифштексы другим, ну-ну.
     
    Так вот Момус, этот забитый ботан, и прознал занятную вещь.
    Бегал со своими тайнами он обычно ко мне, видимо, выделив из остальных за невмешательство в его момусову тоскливую жизнь и находя во мне молчаливого собеседника.
    - Еда! - заявил он.
    - Мы то, что мы едим, и все такое, - зевнул я.
    - Нет. Был я вчера в очередном наряде по кухне...
    - И что?
     
    - Слушай, это все не просто так, - забормотал Момус. - Ты что изучаешь? Точные науки.
    - Ну, и их сплав с легендами и прочей мистикой - пробормотал я. - То есть слегка несовместимые какие-то вещи.
    -Ага, технарь. А у меня наоборот, чистая гуманитарка. Конкретно этика и социология. И психологии чуть. Так вот. Это все не просто. Столовка эта, обучение, разделение наше, система рейтингов. И с едой. На меня тут Буба наехал вчера. Забрал мой бефстроганов и начал смачно жрать на моих глазах. И пацаны тоже смотрели на это и ржали. И знаешь, Бубу тут же скрутило в бараний рог, чуть кишки не выблевал. Не смог дожевать, гаденыш. А еще я потом, вечерком, тайком попробовал рис с подливкой для ребят с повышенным физо, когда наряд был на кухне.  Хреново мне было, в общем.
    - Это ты к чему?
    - Не тупи, Дик, - зло прошипел Момус.
    - Ты скажи конкретней, не темни.
    - Городок наш, он на месте чего расположен? Тут раньше научный центр был крупный. Закрытого типа. И исследовали тут секретные донельзя вещи. Генетика, евгеника, тайные закрытые общества. И даже гражданская война кампус особо не затронула. И состав преподавательский, по слухам, не сильно проредили.
    - Я наведу справки, Момми, - улыбнулся я.
    Скривившись от обидного прозвища, тот вышел.
    А я на досуге решил применить полученные знания  в полевых условиях. Попытаться достать на досуге списки продуктов для кухни и разведать о славном прошлом нашего научгородка.
    Бухгалтерия кухни меня не удивила - все стандартно и обыденно, кроме  разделения  учеников на группы и подгруппы, а вот библиотечные архивы смутили – похоже, что кто-то сделал тщательную зачистку. Слишком тщательную. Вся информация о физиологических исследованиях, коими был славен наш  научград, была ловко "утеряна". И это смущало. Подходишь к полке, где согласно старому справочнику должно быть одно, а там бац – и ничего нету.
    Кстати, мой повышенный интерес к архивам заметили.
    - Это правильно. Так и надо. Вот если бы ты не интересовался ничем, было бы гораздо хуже, - заметил как-то всколзь капитан, с интересом оглядывая новую примочку к моему "телескопу".
    Телескоп вечерами был нацелен на ключевые объекты, а заметки и наблюдения с графиками шли в профильную работу.
    Однажды, случайно или нет, не знаю, меня смутила какая-то зеленоватая пыль, которую сыпал повар в нашу еду. Зеленоватая пыль не являлась приправой и более того, вообще не была учтена где-либо. Только как я получил это новое знание? Неожиданная удача с впервые не закрытым окном кухни или сознательное открытие инфы наставниками, специально для меня?
    Я размышлял об этом пару дней, а потом решил поинтересоваться прями. В конце концов, что я теряю?
     
    - Господин капитан, разрешите обратиться, - сказал я.
    - Разрешаю.
    - С едой что?
    - А что с едой?
    - Да что-то не то, и ребята говорят...
    - Какие ребята, что говорят? - прищурился капитан.
    Про находку я говорить не решился, опыт беспризорника подсказывал - молчи,  мало ли.
    - Вот что, Дикки. Учись, развивайся, не забивай голову ерундой. И просто поверь. Просто так в жизни ничего не делается. И здесь для вас и из вас куется славный, ценный становой хребет для многострадальной нашей родины. Усек? Кстати, твой "кривой" телескоп - занятное изобретение. Молодец, растешь, -  капитан одобрительно улыбнулся. И предостерег, и похвалил. Смотри, мол, сам.
    Я кивнул и ушел, не заметив как капитан слишком уж долго провожает меня задумчивым взглядом.
     
    Дальше было все более и более необычно. Учеба захватывала своей непредсказуемостью и, что самое удивительное, мне начинало казаться, что вот-вот я перейду некую грань и ухвачу зубами волшебный плод вселенской мудрости. И тогда...
    Что с этим "тогда", пока было не ясно.
    Но когда одна из моих моделей по просчету количества присутствующих в крыле (как учеников, так и наставников) выдала абсолютно верный результат с точностью до минуты, капитан весело щелкнул хронометром, цокнул языком и голосом ужратого сметаной кота заявил: «Дик, ты молоток. Так держать. Следующая цель - не расчеты того, что можно предугадать, исходя из базовых параметров, коих следует заметить – несколько тысяч Твоя новая цель - управление и корректировка. К этому тебя подводили, этим наконец-то и займемся».
     
    А потом в моем меню пища стала излишне перченой и пряной.
    Я знал, почему. Ведь воздействием на обоняние можно скрыть избыточное количество зеленой дряни, которую все более усиленно сыпали повара.
    Зеленая дрянь?
    Пусть. Если она дает нужный результат, так тому и быть.
     
    А утром на построении не было Момуса и еще двоих ребят.
    - Со вчерашнего вечера мы решили ужесточить обучение, - сказал один из наставников. - Прогулы не рекомендуются без причин. А уж какая из них будет уважительной, решать будем мы.
    - Вчера Момми прессанули. Сам слышал, - шепнул Угрю близнец Гаррет.
    - Разговорчики! - рявкнул майор.
    И наш отряд пошел на разминку.
    Момуса я нашел в душевой. Тот с остервенением драил себя жесткой мочалкой. Посмотрев на меня отсутствующим взглядом, попытался прикрыть шаткую дверцу кабинки. Дверца не закрывалась из-за сломанной петли. Кажется, он плакал: не сейчас, раньше.
    - Что там было-то, Мо?
    - Все, - буркнул Момус.
    - А пояснее?
    - Гормоны у него заиграли, вот что.
    - Говорят, потенциальный второгодник Буба докопался до тебя. Ты страху натерпелся, или...?
    - А он не просто так. Его науськали. И я, кажется, даже знаю, кто именно, - процедил Момус.
    - Угорь и компания? Они тебя недолюбливают, но ты не в нашем отряде, смысла нет. Ваши Лом и Сизый? Но вроде, ты на прошлой игре их порадовал…
    - Не важно. И я этого так не оставлю.
    Мое желание помочь сменилось злостью. Выдавливать информацию по крупинкам не хотелось.
    Очень уж неестественно и странно вел себя Мо. Очень уж таинственной и несуразно-нелепой выглядела ситуация.
    - Мне нужно с ним поговорить. Пойду и поговорю.
    - Зачем?
    - Нужно, - деревянным голосом сказал Момус, - Я знаю, что и как нужно сказать.
    - Тебе мало того, что было? - удивился я.
    - А это никогда не закончится. До тех пор, пока...
    - Пока что?
    - Пока я не сдам очередной зачет, - вдруг диковато хихикнул забитый ботаник и, закончив вытирать голову полотенцем, вышел в раздевалку.
     
    Дальше была столовка.
    Жевать кашу мне пришлось в одиночестве. Угорь демонстративно забрался с ногами на мой стул, и якобы не заметив этого, я уселся за свободное место, напротив входа.
    Что и помогло мне целиком рассмотреть картину занятную и жутковатую.
    Будто закадычные друзья, в столовку чуть не в обнимку зашли Буба и Мо. Причем громила шел потупив взгляд и словно не в себе.
    А вот куда делись страх и депрессия Момуса, было той еще загадкой.
    Словно мудрый и авторитетный наставник, наш ботан что-то доказывал Бубе, а тот соглашался и обреченно кивал.
    Потом они расстались – Мо уселся напротив меня, а Буба пошел в очередь..
    Я поймал задумчивый взгляд капитана, обедавшего у окна.
    - Поговорил. Ща, смотри, - мерзко хихкнул Мо.
     
    Буба, здоровенный лось, молча подошел к столу, взял нож и резким рывком перерезал себе горло. От уха до уха.
    Упал, забился в алой растекающейся луже… и затих.
    Я успел заметить удивление в его затухающем взгляде.
    В столовке тишина сменилась перешептываниями.
    Студиозусы, с ужасом переглядываясь, потянулись к выходу.
    Что там Мо учил, психологию и нейролингвистику?
    На полу лежал Буба.
    Лужа крови грозилась дотянуться до первого столика.
     
    Не знаю, как у меня смелости хватило. Но в тот вечер я впервые сам пошел искать Момуса.
    - Меня к себе капитан вызывал. Ну, не он один, там целая комиссия была.
    - И чего?
    - И ничего. Посуди сам, кто я, а кто этот бугай. Правда, есть одно но.
    - Какое же?
    - У меня досрочный зачет по профильному предмету, - хихикнул Момус.
    - А что там у тебя профильное-то?
    Момус снова хихикнул, вызывая сомнения в его душевном равновесии: «Я ж тебе говорил, что межличностной этикой занимаюсь. И социологией. А еще пару дней как – методами нейролингвистики».
    И неожиданно срываясь на визг, брызнув слюной в лицо,  тонким голосом выкрикнул:
     - А вот не надо было меня гнобить! Знаешь, что со мной эта туша вытворяла позавчера в раздевалке? А все смотрели и ржали, эти уроды из крыла "А". Мы команда, как же. Хоть бы один заступился.
    - В любой момент жизни зачет. Помнишь, говорили об этом?  Похоже, ты свой зачет сдал на отлично, Момми, - задумчиво говорю я, вспомнив лужу крови в столовке и на миг мелькнувшее удовлетворение на лице капитана...
    Момус зло шипит, смотрит на меня эдак странно, вкладывая во взгляд целую гамму чувств, кои идут бурным потоком, которому я не могу противостоять. Вот тебе и этика с социологией. Мне становится не по себе, очень не по себе.
    Наконец он, словно очнувшись, встряхивает плечами, буря, обвалившаяся на меня, затихает, будто и не было ее вовсе.
    Что с ним такое, кем он стал?
    И что готовят из меня? Специалиста по якобы моделированию процессов?
    Скоро узнаю.
     
    А наставники "радуют" новыми требованиями.
    - Ваша призвание, помимо всего прочего – работать с людьми, для людей и среди людей.
    Поэтому в виде дополнительной нагрузки нам раздали еще и наспех подготовленные конспекты для "управленцев". 
    - Здесь сформулировано сжато, но суть уловить – вполне хватит. И еще там то, что в учебники никогда не войдет. В силу специфики, - тонко улыбнулся капитан.
     
    Из меня хотят сделать мелкого чиновника?  Или крупного государственного деятеля? Чем мне может помочь знание о том, как работает мелкое министерство, каким боком могут вылезти проблемы логистики и налоговой базы,  преимущества черной бухгалтерии и банального шантажа,  и какие лазейки в законе можно использовать для всего этого.
    Голова пухла.
    А они все требовали, требовали и требовали.
    Я давно забросил свой телескоп, да и полевые игры на свежем воздухе для таких, как я, проводились все реже.
    А повар за новой, после взрыва, стеклянной дверью, не скрываясь, сыпал неучтенную зеленую, синюю, фиолетовую, красную  пудру в котлы и кастрюли. Каждому свою.
    Ни у кого давно уже не возникало вопросов - надо, значит надо.
    Пяти  часов сна явно не хватало, а о выходных днях все давно забыли.
    Мы упорно шли вперед. Вот только цель определить я пока не мог.
    - Ты часть системы, Дикки, - однажды довольно заявил майор на персональном тесте. - Никуда из нее не выйдешь - не сможешь, да и сам не захочешь. Потом, далеко не сразу, а спустя годы - сам поймешь, что к чему. Да, и кстати, маленькая новость. Ты вплотную подошел к выпускному тесту. Скоро, Дикки. Скоро.
    И тут же поправился, извини мол, лишнего сказал, задорно блеснув очками.
    Но я у же знал - здесь никто никогда ничего лишнего не говорит и не делает. Найти бы того гения, что замутил всю эту шарагу, и просто посмотреть на него. С уважением и трепетом.
     
    На следующий день я начал ловить на себе пристальные взгляды товарищей.
    Повышенное внимание вызывало дискомфорт.
    В воздухе надо мной невидимым топором словно зависла опасность. Объяснить я это не мог, а вот почувствовать - вполне. Чувства измотанного недосыпанием и нагрузками организма обостряются.
    - И что-то страшное грядет, да? - весело просвистев, толкнул меня в коридоре Угорь. Толкнул вполне дружески.
    Но блеск в его глазах мне не понравился.
    Кто знает, чему здесь смог обучиться неглупый в общем-то  приблатненный воришка.
    - Тебе виднее, Угорек.
    - Эт точно! Дело есть. Завтра против крыла "Д" массовый забег, надо покумекать. Знаешь, где собираемся. Иди, ждем.
    Я кивнул.
     
    
    
    
    
    

    ***