m007 Двойной кабриоль сквозь зеркало

    Это произошло еще в бытность мою инспектором манежа, во времена, когда удостоверением артиста служила любая писулька или заменяющий ее символ.
    Они появились за час до начала представления. С наступлением темноты, со стороны внешней дороги. Бледные, оборванные, одетые в черное. Девушка удерживала на плече хулахуп, а ее спутник сгибался под тяжестью черного саквояжа.
    Не пропустить их к директору было невозможно, ведь появились они, как я уже сказал, с внешней стороны дороги. С той, с которой за месяц до того пришли мы сами, и которая недоступна простым людям.
    А раз эти существа умели ходить цирковыми тропами, любые церемонии по взаимному представлению можно было отложить.
    - Прекрасная Анжелика, - устало выговорила девушка, задирая подбородок и с вызовом глядя мне в глаза. Я не мог оценить, была ли она молода и красива, имела ли сценическую стать и изящество настоящей артистки: впалые щеки, зачесанные по-дорожному волосы, покачивание от усталости.
    - Вероятно, сегодня вы уже опоздали. Сейчас мы отведем вам место в фургоне, а завтра к началу дневного вы получите...
    - Нам надо выступить сегодня, - перебила меня Анжелика. - Вы дадите нам голубей?
    Я достал из жилетного кармана часы. Оставшегося времени хватало на мытье, переодевание и грим, но было недостаточно для знакомства с птицей.
    Двадцать два блестящих голубя, белые суматранцы с перламутровыми полосками на крыльях, как раз ожидали звездного часа в затемненных ящиках курятника. Двадцать два своенравных задиры томились от скуки с тех пор, как их хозяин, Жак Великолепный, решил завязать с иллюзионом и покинул нас, осев у очаровательной вдовушки.
    Они отказывались признавать других хозяев, потому что только Жак - плут, махинатор и манипулятор от рождения - обладал столь ловкими руками, что карточные колоды, жонглерские шарики и голуби в равной степени не могли противостоять его сильным и быстрым пальцам.
    - Не успеете подготовить номер, - сказал я, отдергивая шторку в директорский кабинет.
    Черный напарник Анжелики остался снаружи, а сама она, не успев толком зайти и поприветствовать Великого Самсона, уже повторила свою просьбу, по настойчивости граничащую с требованием.
    К тому моменту я уже понял, что накатанную смену номеров придется изменить, наши гости знали свои права.
    И как бы мне ни было неприятно их молчание, сколь не радел бы я за вежливость с обеих сторон, ритуал знакомства с диковинными угощениями к чаю, неторопливые байки о скитаниях, равно нелегких как для одинокого странника, так и для полноценной труппы, никакие мои привычки и предвзятое отношение нельзя было противопоставить главной традиции: все цирковые - свои.
    Великий Самсон возражать не стал, и я поспешил выполнять их пожелания: ящики с голубями, два таза и восемь кувшинов воды, два полотенца, котелок и стеклянные бусы.
    До начала первого акта девушка успела привести себя в порядок и посетить буфет, в антракте долго и отчаянно торговалась за перенос номеров, отхапав себе приличный кусок от второй части представления, разозлила балетмейстера, отказавшись выслушивать его рекомендации по постановке движения и переманила клиента пяти лет от роду у клоуна Фермина, лепившего детворе свистульки из быстросохнущей глины. Этот ее поступок особенно запомнился мне, до тех пор я ни разу не встречал человека, способного обидеть того, кто с печальным видом и добрым сердцем умеет убедить любого малыша в настоящем цирковом чуде.
    - Кого ты хочешь, мальчик? - спросил Фермин у перепачканного сахарной пудрой и маком чертенка.
    - Полкана.
    Фермин - из другой страны, он еще даже больший путешественник, чем любой из нас, поэтому он чуть замешкался, разминая глину и напоминая чертенку, что полкана надо будет регулярно кормить лакричными палочками, а стоящие неподалеку акробаты, парни хорошие, но с реакцией вне манежа запаздывающие, не успели жестами показать ему основные черты этой полузверюшки. И Анжелика не погнушалась воспользоваться паузой, отвлекла чертенка другой игрушкой, получив пару монет.
    Тогда мы с Фермином только переглянулись, потому что сочли подобный поступок вынужденным и единичным, но финальная часть представления заставила усомниться в этом предположении.
    Прекрасная Анжелика не доверилась нашему основному ведущему, что позволило бы ей и ее ассистенту выглядеть солидно, не пожелала подсказать реплику в репризу коверным, что, как и любая другая шутка, сразу бы сделало их домашними и родными, нет, она сама объявила себя, вызвав этим поступком стыдливый румянец даже на мужественных лицах акробатов.
    После этого я уже мало чему мог удивиться. Анжелика дала четыре номера без пауз и склеек.
    Имитатор в исполнении черного ассистента оказался пресным: пение птиц, шум листвы, рокот волн и гудок паровой машины не могли удивить даже младенца (справедливость ради могу отметить, что ни один младенец в зрительном зале во время его выступления не проснулся).
    Корд-де-Волан - еще слабее: гимнасткой Анжелика была старательной, но без искры, основной магии провисающего каната не использовала. Тело ее, само по себе недурное, исполняло упражнения в своей вселенной, а серебристая змея снаряда покачивалась совершенно в другой.
    Фокусы с реквизитом из саквояжа, которые она показывала уже одна, повторяли бородатые карточные анекдоты, что тоже было неудивительным: уже не меньше сотни лет поразить зрителя в этом жанре можно только с приличным запасом декораций, множеством помощников и без экономии на костюмах, за исключением разве что выступлений при практически полностью обнаженном теле.
    Лиф и юбка у Анжелики были более чем приличные, то есть для публики заведомо скучные, из реквизита в саквояже помещались только шляпа, мячики, надувные куриные яйца и перчатки-кролики, а уж о декорациях и говорить было нечего.
    Я смотрел на это жалкое копошение и гадал, как она справится с голубями. Если бы она была феей - они облепили бы ее всю, нарядив в перистое платье, но феи не питаются в цирковом буфете. Если бы была оборотнем - голуби лежали в обмороке, но за прием оборотня нам бы всем здорово досталось сверху, жрут они много, не то что колбасы в буфете, но и кое-кого из зрителей после антракта можно было не досчитаться.
    Нимф и русалок я тоже отмел - и те, и другие обладают роскошными формами, а Анжелика вряд ли прятала под скромными тряпочками такие достоинства. Кроме того, не обладала она и теми прекрасными ногами, которые надевают лесные и водные жительницы при выходе к людям.
    Амазонка? Недостаточно мускулиста. Мошенница? Слишком профессионально подготовлена и экипирована. Настолько хорошо, что имеет право на помощь и поддержку, потому что дипломы, контракты и верительные грамоты - ничто, если артиста не видно на сцене.
    Обычный бродячий артист? Слишком пуста, настырна и эгоистична, чтобы вызывать симпатию, необходимую для теплого приема.
    Последняя часть ее номера ответа также не дала. Голуби, выпущенные из клеток, взмыли под купол, переливаясь на свету. Указаний насчет фильтров на софиты Анжелика не успела дать, поэтому мы использовали схему, отработанную с Жаком. Именно в последовательности желтый-белый-зеленый голуби видоизменялись из обычных птиц в носителей волшебства и в островных райских птиц.
    Некоторые, усаженные ей на голову и на хулахуп, безмятежно замерли, будто им нажали на усыпляющие точки.
    Остальные же, вызвав восхищенные возгласы, покружили-покружили и расселись на балках и перетяжках, где и провели время до ухода последнего зрителя, если не сбежали на волю раньше, воспользовавшись щелями в тенте и зазорами под сидениями.
    - Это было расточительно, Прекрасная Анжелика, - сказал я, заходя к ним в фургон уже глубокой ночью. По стенкам шатра хлестал дождь, а фургоны и кибитки, не будь они надежно укреплены при разбивке цирка, могли быть унесены холодными ручьями.
    Черный ассистент сидел с саквояжем и черной тряпичной сумкой у дальней стены, а артистка отчаянно запахивала на себе дорожный плащ, словно пытаясь унести с собой запасы тепла и уюта.
    - Все равно эти бедные птицы гнили в коробках, - ответила она.
    Тогда я был моложе и тяжело справлялся с эмоциями, мне хотелось сказать ей что-то язвительное, что-то про занозы в истерзанных голубиных пятках, но пришлось промолчать.
    - Нуждаетесь ли вы в средствах на дорогу? - поинтересовался я.
    - Не откажемся, - ответила Анжелика.
    Я протянул заготовленный Великим Самсоном кошелек и внимательно посмотрел ей в глаза, но огня циркового азарта, того самого света цирковых приборов, зрительских улыбок детского смеха, что отражается от лиц артистов или напротив, накапливается, повсюду выдавая нашу сущность, в ней так и не увидел, поэтому остаться не предложил.
    Уверен, что она бы отказалась.
    Лил дождь, и ветер дул на внешнюю сторону.
    
    

    ***
    

    Второй раз я встретил их гораздо позже. Точно сказать не могу, прошли годы и десятилетия, и если бы мы считали все время: и стоянок, и странствий, наш возраст давно бы уже превысил любой возможный из человеческих, но слониха Жюли VII все еще принимала участие в основной программе, а медведь Сыроежка хоть и обзавелся седыми усами и пегим загривком, все еще оставался универсалом для любого покрытия манежа.
    Изменения, конечно произошли. Не стало Самсона Великого, и акробаты из колонны здорово обрюзгли, перестроив свой номер из яркого зрелища в набор отточенных полусиловых элементов. Я же только осваивался с директорским креслом, занимая которое успел почувствовать гораздо больше сомнений, чем на всех предыдущих должностях.
    Они пришли с утра и торговались дольше. На город, где стоял наш шатер, накатила необыкновенная жара, и шоу на ледовой арене пользовалось успехом. Труппу только-только удалось пополнить полудюжиной воздушных гимнасток из рода предгорных ундин. Воспитанные в добропорядочных семьях, выросшие на свежем воздухе, утонувшие в кристально чистых озерах, они обладали прекрасными качествами трудолюбивых хозяек, гибкостью и здоровьем нежити, домашней покладистостью, фантастической красотой и невероятным чувством равновесия. Канат, трапеция, лошади, коньки и скакалка были заняты. Мы почти исключили буффонаду, добавили красок в костюмы и освещение, и утомленные жарой зрители просто блаженно растекались в пластиковых креслах, с умиротворением наблюдая за меняющими наряды красавицами. Сценограф поставил на многолучевую симметрию с легкими различиями, исполнительницы - каждая со своим трюком - находились на манеже одновременно, и представление пользовалось успехом.
    Прекрасная Анжелика и ее поеденный молью спутник в общую концепцию не укладывались.
    - Нам нужна упряжка волов, пара или тройка, - сказала она, получив ключи от комнаты. Ее ноги в стоптанных ботинках, выставленные почти на середину моего кабинета, вызывали глухое раздражение. Не такие уж длинные ноги, чтобы ими можно было любоваться, и не в такой уж америке мы находились, чтобы их можно было чуть ли не закидывать на стол.
    - Для репризы «Коровы на льду»?
    - Мы не можем идти дальше пешком.
    - А когда вы уйдете?
    - Завтра.
    Я задумался. Два вола за то, чтобы еще лет сто не встречаться с этой парочкой? Плата не казалась такой уж высокой, но высокомерное нахальство огорчало почти до физической боли в сердце.
    Можно отдать упряжку многодетной цирковой фамилии, инвалидам арены или фокусникам с сундуками реквизита. Беременная укротительница, пожилые карлики, заслуженные артисты и бродячие легенды - все могли рассчитывать на помощь, но чтобы вполне себе работоспособная парочка жаловалась на трудности пути?
    - Хорошо. Вы получите волов и уйдете.
    - И еще гонорар за два сегодняшних представления.
    Я не удержался от вздоха. Что ж, придется потерпеть их винегрет из старья дважды.
    - Вы снова дадите меланж-акт?
    Анжелика кивнула.
    Я попытался отнестись к ним дружелюбно и обратился к старым членам труппы с напоминанием, что гастролеры не чужие нашему коллективу.
    Клоун Фермин, развлекающий до начала представления детвору сворачиванием фигурок из длинных шариков, привычно отвесил девушке комплимент и поделился с ней запасами шариков. Ундины отвели ее в свою гримерную и подарили два костюма: тропическое трико и солнечный комплект с блестками.
    Коньки сама Анжелика примерила охотно, но ее партнер решительно отказался, чем поначалу взволновал меня.
    Но на льду, куда он вышел после морских львов, был показан столь динамичный номер со складыванием тела, что я успокоился за репутацию цирка.
    Унылое бултыхание Анжелики на канате (четыре стандартных элемента между жестовыми призывами искупать ее в овациях) и тоскливое кружение на трапеции были скрашены дорогим зеленым трико.
    Мнемотехника, к которой она приступила не слезая с перекладины, была бы нормальной, если бы девушка не пользовалась грубоватыми приемами. Правила залу она объясняла на ходу, помощника выбрала из зала, но с первого ряда, и не узнать в нем «нижнего» акробата было сложно, повязку на глаза завязала сама, даже не пустив ее по первым рядам. Зрителей выбирала слишком характерных:
    - А вот скажи-скажи, возле кого я сейчас остановилась? - спрашивала она, подойдя к бородатому весельчаку из пятого ряда.
    - Возле мужчины, - отвечал ассистент.
    - Есть ли у него что-то такое эдакое, что помогло бы узнать его?
    - Борода.
    - А скажи, пожалуйста, с кем он пришел?
    - С женщиной.
    - А есть ли у нее что-то такое эдакое особенное отличительное, чтобы узнать ее?
    - Да, есть. Длинные распущенные светлые волосы.
    На эту наивность я мог только скрежетать зубами. В каком шкафу хранилась эта женщина последние пятьдесят лет? По одному ключевому слову в вопросе на каждое слово ответа, как будто комбинаторные сигналы еще не изобрели... Подсказки частицами и местоимениями, повтор при совпадении признаков - от разоблачения их уберегло только то, что до числительных («Сколько мячиков спрятано в кармане» или «Сколько рук подняли зрители третьего ряда») не дошли, Анжелика смогла вовремя остановиться. В противном случае мы могли бы услышать что-то вроде «А вот скажи подскажи уточни сосчитай, сколько мы спрятали».
    В завершение ее черный саквояж спел вентрологическую песенку, что все-таки вызвало мое удивление: дар чревовещания я считал уже давно утерянным.
    С манежа она уезжала, порхая и раскланиваясь, а напарник - переворотами вперед с опорой на руки, и могу признать, что столь красивых копфшпрунгов я не видел давно.
    Назавтра мы с Фермином, «нижним» акробатом и ундиной по имени Ния вышли проводить наших гостей. Ния - с тем чтобы указать уважение, такое уж у нее при жизни было воспитание. Акробат - потому что накануне его здорово позабавила просьба Анжелики ассистировать ей на вечернем представлении, и вполне возможно, что он рассчитывал на некую благодарность с ее стороны, не сейчас – так в другой раз, если она будет одна. Я покинул свой кабинет - чтобы удостовериться: они уехали, а Фермин вышел покурить.
    - Ты не забываешь кормить его мороженым? - спросил он у проходящего мимо пятилетнего мальчика с собачкой из вчерашнего шарика. Клоун и ундина вызывали интерес и за пределами шатра - узнаваемая внешность, яркие краски и привычка ловить взгляды.
    Мальчик заулыбался, кивнул и побежал догонять родителей, а Анжелика, вздрогнув при этих словах, поспешила натянуть перчатки из грубой кожи и запрыгнуть в повозку. Ее спутник отсалютовал нам и чуть подтолкнул телегу, чтобы направить ее на колею внешней дороги.
    - Мы еще увидимся, красотка? - осклабился акробат.
    Анжелика бросила гневный взгляд через плечо и, взяв в руки вожжи, сказала мне:
    - Передайте вашему унтерману, что подобные знакомства я не завязываю. То же самое касается и миттельмана, и обермана...
    Она причмокнула волам, а обиженный «нижний» хлопнул крепкой ладонью ближайшего вола по заду.
    - С унтерманом ей не комильфо, а с клишником, значит, можно.
    - Не понимаю, о чем это он, - пробормотала себе под нос Анжелика, перехватывая вожжи поудобнее.
    

    ***
    

    Сказать по правде, я быстро выкинул их из головы, понадеявшись, что Анжелика не посмеет в ближайшее время вновь обратиться к нам за помощью. Гонорара должно было хватить на несколько лет странствий, а если они уходили на дальние круги пути, то в средствах и еде нуждаться и вовсе не должны были. Если, конечно, были людьми, а не кем-то другим, завязанным на определенные привычки.
    Однако в третий раз они появились уже через шесть месяцев. Мы стояли все там же, в приличном и культурном столичном городе, где жители жадны до денег, но не скупятся на развлечения. Где любым способом экономят на входных билетах, но охотно отдают все содержимое кошелька за угощение и светящиеся игрушки. Где сначала гордо расплачиваются карточкой, а потом смущенно достают горсть мятых купюр большого достоинства. Где на арене хотят видеть большое, яркое и дорогое. Где в антракте делают дурацкие снимки в объятиях мокрого и пахнущего рыбой морского льва, но отчаянно оттаскивают ребенка, который тянется к попугаю, потому что знают и помнят об орнитозе.
    Жаркое лето быстро сменилось морозной зимой, и нам пришлось отказаться от ледяной арены. Ундины все время дрожали, слониха мучилась болями в суставах, отлаженная работа механики все чаще давала сбои, и только медведи, люди и лошади обходились без капризов. В любом случае, решение было принято, оставалось дождаться марта, пока во внутреннем мире не начался ледоход и фургоны еще смогут преодолеть первый этап внешнего пути. Трогаться в путь в конце январе было бы безумием, поэтому сократили количество представлений и потихоньку размечали будущие маршруты.
    Ния постучалась в мой кабинет с утра.
    - Ты ни за что не догадаешься, кто к нам пришел, - сказала она, зябко кутаясь в шаль.
    Если бы у меня было окно, я бы обязательно посмотрел в него и по погоде сделал бы предположение, но закуток, который я себе взял по праву старшинства, имел вентиляцию и обогреватели при отсутствии естественного освещения. Не зная направления и силы ветра, нельзя предположить, кого им принесло.
    - И?
    - Те двое, которые дают допотопные программы. Парень молчит, а девушка похожа на тихую истеричку.
    - Прекрасная Анжелика с черным ассистентом?
    - Да.
    - Анжелика использует свои права, а ее приятель все-таки иногда что-то отвечает. Они тебе не нравятся?
    Ния сморщилась:
    - Увы. Пока они с нами - всем неуютно. В прошлый раз у нас даже кошки вялые были.
    - Кошки - это серьезно, - согласился я. - Но они вообще тяжело переносят жару, начинают дурить.
    - Я тоже дурила. И девочки жаловались - на манеже их мутило.
    - Вас не может мутить. По физиологии не может, так что не выдумывайте. А то еще скажете, что вас в море укачивает.
    - Да, извини. Воображение, - сказала Ния, смахнув с внезапно заблестевших черных глаз слезинку. - Сейчас я проведу к тебе Анжелику. И... Можно мы возьмем из кладовки еще несколько пледов?
    Я пожал плечами. Ни один плед не поможет ундине, но Ния права - богатое воображение с лихвой работает за неживой организм.
    - Возьмите, конечно.
    

    ***

    ***