Чуть слышный шум, похожий на рокот идущей вдалеке машины, набежал, окреп и через секунду, превратившись в рев, ударился в стену дома. Испуганно вскрикнули стропила, угрожающе заскрипел потолок, толстые ветви старых лип за окном согнули спины и прижались к крыше. Нечто невероятно огромное елозило свинцовым животом по вершинам деревьев, сминая их и обрывая им лохматые зеленые прически.
Ураган Айрин резвился уже второй день.
В три часа ночи я понял, что заснуть так и не удастся. Вот вроде расслабился, пересчитал отары овец, вот уже накатило помутнение, предшествующее сну, как опять тревожный шепот листьев в панике срывается на крик, и тяжелый бас бешеной волны ветра с размаху врезается в стену. Снова трясутся окна, полы, кровать, снова хочется зарыться в подушку и оглохнуть.
— Нет, так мне до утра не дотянуть. — Я встал и подошел к телевизору.
Таня ненавидела мои прогулки по дому в одних трусах.
— У вас в деревне, возможно, было принято ходить без брюк даже по улицам, а меня твоя провинциальность бесит.
Эх, Таня-Таня. Хороша была Танюша, краше не было в селе... Где ты теперь?
Телевизор не работал. Телефон и Интернет —тоже. Свет? Я на всякий случая щелкнул выключателем, догадываясь, что зря напрягаюсь.
Какой законченный идиот возвел технический прогресс в абсолют? Понастроили, наизобретали. Стучим себя воинственно в грудь, дескать, нам море пофиг, а если наденем туфли на каблуках, то вообще по колено станет. Однако достаточно нескольких порывов ветра — и все. Опять ходим пешком и голые. Какие бы мы погоны на себя не вешали, а все равно рано или поздно понимаешь: мерило цивилизации, человек, отличаеться от петикантропа только походкой.
Бог с ней, с цивилизацией. Лучше думать о себе. Итак: работы — нет, жены — нет, света, телефона, Интернета — нет и неизвестно, когда будет. А что есть? Есть устойчивое желание положить голову на конфорку электроплиты и повернуть рукоятку на максимум.
Голова сама наклоняется к плите.
— Нет, голова, так мы не договаривались. Ты и без плиты перегрелась от дурных мыслей. Лучше мы тебя остудим. — Я отворяю дверь на улицу.
В комнату врывается ветер, бросается на шторы, потом дергает скатерть и устраивает на столе потоп размером в одну чашку холодного чая. Потоп расползается по ткани темным пятном, караваны чаинок застывают. И только чашка, оставшись без опоры, еще какое-то время покачивается, напоминая о несостоявшемся локальном конце света.
Я вышел наружу и закрыл за собой дверь. Ненавижу этот дом.
Удивительное дело. Стоит поднять руку, встать на цыпочки и можно почувствовать, как меняется плотность воздуха: в каких-то пяти-десяти метрах над землей беснуется ведьма Айрин, завязывает узлами тучи, рвет электрические провода. А тут, у самой поверхности ветрено, но не более того.
Немного обидно: мое подсознание самоубийцы уже настроилось на то, что сейчас меня подхватит ураган, раскрутит в воздухе несколько раз да шмякнет о ближайший фонарь.
Впрочем, нет. Я передумал. Не хочу о фонарь. Для задуманной мной казни еще недостаточно оснований. А главное, ветер вымел из башки всю пыль и слякоть. Настроение изменилось на “Пусть сильнее грянет буря!” Или как там у поэта?
Только бессмертным
фанфары командуют: “К бою!”
И,
заплетаясь
ногами в секундах ползу...
Черт, это же вирши нового Таниного гения. К черту поэзию. К черту фантазии. И да здравствует жизнь! Да здравствуют прогулки в ураган!
Я дошел почти до угла, когда внезапно послышалось тихое позвякивание.
— Кто-то повесился, на ветру оброс сосульками. Вот они и дребезжат.
Учитывая обстоятельства, более веселая шутка пробиться из моих извилин наружу не могла.
Звенел не покойник. Из-за угла вынырнул худой дед. В одной руке он держал сумку с батоном, а в другой — колокольчик.
Губы старика шевелились. Старики часто разговаривают сами с собой. Им хочется поделиться, объяснить, доказать, что жили не зря, что и сейчас они еще живы и кому-то нужны. Но их не слышат. Всех, кроме этого. Этот дед оказался хитрее и взял колокольчик. Пусть слышат, пока не поздно. Потом придется бегать на кладбище и охать:
— Какой был человек!
Старик поднял руку и провел тыльной стороной ладони по сухим губам. На запястье мелькнули часы.
— Смотри-ка, “Командирские”. Еще ходят. — Последнюю часть фразы-удивления я отнес непонятно к кому: то ли к часам, то ли к уходящему в темноту старику. — Молодец, дед! Боец. Вот бы у кого поучиться оптимизму.
Нет, не ропщите, не голосите навзрыд,
Тучи уходят,
пролившись грозою короткой,
Но золотые
от солнца плоды
Гесперид
Прятать не надо,
как будто воров
за решетку.
Пусть отразятся
возмездием в каждом глазу,
Только бессмертным
фанфары командуют: “К бою!”
И,
заплетаясь,
ногами в секундах ползу,
К центру татами,
чтобы сразиться с собою.
Черт, привязались проклятые строки. Стоит поискать в памяти что-нибудь бодрое, как выползают именно эти дурацкие Севкины стихи. Без смысла, сплошные красивости. А ведь когда-то мы с ним вместе работали. Даже дружили.
На хрен Севку. Надо отвлечься. Вон, какой ветер! И воздух свежий. Пахнет океаном и рыбой. Когда-то под сильный ветер я напевал первый концерт Чайковского, а теперь стихи. Что за напасть! Опять на языке несгораемое Севкино творение.
Тень у магазина превратилась в человека. Бандит? Грабитель? Убийца? Вот уже год по телевизору обсуждают неуловимого маньяка, который угробил чуть ли не полсотни человек.
Непохоже, этот, скорее, боится меня сам. Не бойся. Я такой же убогий, как и ты. Я тоже храню под черепом вместо извилин сети из темных улиц и переулков. Их не меньше, чем в этом городе. Что мне тут понадобилось в бурю? То же, что и тебе и всем другим одиноким сумасшедшим — заполнить легкие диким, неприрученным цивилизацией воздухом.
Я ошибся.
Этот — не сумасшедший. Наоборот, весь из себя прилизанный, да еще в водонепроницаемой накидке. Значит, убийца?
За два дня до урагана
— Ничего ты не понимаешь. Севка —талант и гений. А ты зануда, лох, злопамятный, мелкая душонка, гнида, гад ползучий и... и... ничтожество. И я тебя столько терпела-а-А-А-А!!!
Когда кричит Таня, я понимаю переживших бомбардировку. Громко, неотвратимо и насквозь. Хочется проверить одежду и грудь на наличие дымящихся дыр, а иногда принять болеутоляющее.
Жены вообще обладают удивительной способностью бить по самому больному.
Конечно, в чем-то она права. Я действительно немножечко лох. Даже внешне. Высокий, худой, как положено бывшим питерским интеллигентам, с тонкой шеей и впуклой грудью. Я действительно слишком доверяю людям, которым не стоилобы... В частности, ей самой. И чем она, соответственно, воспользовалась, изображая из себя невинную Золушку, одновременно встречаясь со мной и еще с двумя претендентами на руку.
Про сердце не упоминаю не случайно.
Зато по поводу “ничтожества” очень даже можно поспорить. Это “высокое звание” Севка имеет право носить так же гордо, как и я.
Но Тане что-то объяснять бесполезно. Да и нет желания. Вот накушается Севкиной “гениальности” до мозгохранилища, чтоб эта гениальность полезла из ушей, вот тогда поговорим. А, скорее, не поговорим. Я вторую щеку не подставляю. Вычеркиваю из базы данных своей памяти без права восстановления. Угу, злой и упрямый — это все наше. Тут она опять права.
— Ты хоть раз пытался услышать его стихи? Проникнуться? — Таня встала в позу артистки народно-провинциального театра и с придыханием прочла:
За порог...
Улетаю с непрожитой жизнью,
Как-то в срок
Прописали мне волчий билет —
Видно бог
На меня посмотрел с укоризной
И обрек
Жить по новой две тысячи лет.
— Нехило он себе отмерял, не удержался я.
— Чего отмерял?
— Ну, две тысячи лет. Представляешь, какими морщинами обзаведутся его поклонницы за это время?
— Ничего ты не понимаешь! Севка —талант и гений. А ты а-а-а-А-А-А!!! — То же самое по новому кругу.
С Севкой мы инжинерили в одной и той же фирме. Внешне — смотреть не на что — небритый, нечесаный. Воротники его рубашек собаки грызли целой улицей, а какой они были расцветки двадцать лет назад, не помнил сам Севка. Но при этом был лихач и ходок. Умел. Здорово у него с дамами получалось — знал, кобелюка, как, когда и на какую кнопку нажимать.
Самая любимая кнопка называлась “жалость” :
— Подайте бедному НЕЩАСНАМУ поэту, белому и пушистому! Позолотите ручку вашим золотым сердечком... можно, не доставая из груди.
Если бы еще по фону симфонический оркестр исполнял “Разлука ты, разлука”, его с одной этой фразой можно было бы выпускать на сцену — море слез, соплей и бурные аплодисменты обеспечены.
Сострадающие поэту тетки не успевали вспомнить ни о мужьях, ни о морали, ни об элементарной скромности, как оказывались в его постели, за что и прозвали Севку Аллигатором. Я же называл его более комплиментарно — Горынычем. Аллигатора он точно перерос.
По понедельникам Севка устраивал “ политинформации”, на которых весьма живо и с юмором докладывал коллегам о своих приключениях за выходные. Некоторые из наших американских соратников даже решили, что адюльтер для русских является чем-то вроде национального вида спорта, и все пытались выяснить, почему я такой “неспортивный”.
Романтические шуры-муры Аллигатора развлекали весь отдел до тех пор, пока он ходил в любителях.
В один прекрасный день Севка бросил работу и стал раздавать любовь за небольшое вознаграждение. Расчет был прост и небезоснователен: бальзаковские женщины, хронически страдая недостатком адреналина, получали и нужную порцию химии, и романтическое приключение с поэтом на далеких Карибах. То, что на них возлагались общие расходы и забота о непонятом гении, доставляло дамам особую радость.
Однако, после года тотального Севкиного сибаритства, непредусмотренная статья расходов в семьях карибских путешественниц стала зашкаливать, и обиженные мужья пообещали оторвать моему другу главный рабочий инструмент.
Подозреваю, что про стадо оскорбленных рогоносцев Севка придумал сам. Просто очередь желающих попутешествовать с поэтом поредела, и бизнес стал давать сбой. Так или иначе, но он опустился до поисков домохозяек.
Как на этот гнилой крючок попалась в целом неглупая Танька — не знаю. Зачем Севке нужно было уводить далеко небогатую жену у своего небогатого приятеля — не понимаю тем более. Но вот уже два месяца, как Таня “задерживается на работе”, и каждую ночь у нее такая сильная мигрень, что мне приходится уходить ночевать на диван.
— Ты меня совсем не слушаешь! — Таня заглядывает в мои глаза, словно уши находятся именно там.
Я уже догадался, что ее пламенная речь предшествует сбору чемоданов и переселению к Севке. Что ж, вольному воля. Можно было бы разбежаться и без истерик, но моей жене, большой любительнице театра и поз, всегда необходимо превратить мелодраму в трагедию.
— Ты меня не слушаешь, — повторила она.
— Отыграешься на Севке. Он будет ходить за тобой в наушниках, с магнитофоном и потом учить записанное на память.
— А наушники зачем?
— А чтоб не слушать свои стихи. Их нормальные люди не выдерживают.
— Ты бы хоть вдуматься попробовал, прежде чем критиковать. Сева — настоящий философ. Кстати, вот, — Таня достала из сумочки общую тетрадь, открыла на закладке и стала читать:
— Эйнштейн признавался, что сам многого не понимает в собственной теории, а массовые пояснения к теории относительности — не более, чем популяризация читателями собственных идей. Когда бог поселил человека во времени, то тоже не понял, какого рожна он сотворил, и что должен чувствовать Адам в обретенной среде обитания. Почему люди способны видеть линейку от начала до конца, способны повернуть ее в пространстве? Почему они не могут сделать то же самое со временем?
— Ну, каково? — прокомментировала она прочитанное.
— Замечательно! Это Сартр или Бертран Рассел?
— Напрасно иронизируешь. Сева утверждает, что движение во времени представляет собой одновременно волну и импульс. Наши тела законсервированы в каждом мгновении, только сознание скользит из одного тела в другое, из молодого — в старое. Следовательно, пока человечество будет пытаться перемещать во времени тело, оно путешествовать не сможет. На это способно только сознание. А еще это значит, что к нашему сознанию может незаметно пристроиться чужое, и мы будем выполнять его желания, принимая их за свои.
— Чем кормить меня этим бредом, лучше бы наварила пельменей.
Цвет Таниного лица становится похож на цвет пельменей. Она выскакивает. Через мгновение наружная дверь грохочет так, что, кажется, сейчас разлетится в щепки.
Завтра позвонит и потребует привезти чемоданы. Надеюсь, они упакованы заблаговременно.
Первый день после урагана
Гегель сравнивал войны с освежающим ветром над болотом. Прошлой ночью над нашим болотом прошел освежающий ветер со скоростью почти девяносто миль в час. Дышалось легко, но дорога... По шоссе можно было ездить на байдарках, половина светофоров не работала. Попытка левого поворота по героизму приравнивалась к броску на амбразуры. Пока добрался до места, рубашка была мокрая, а руки тряслись сильнее, чем у Касиуса Клея.
Признаться честно, ехать на работу, слушать сочувственные “Сорри” теперь уже бывших коллег не хотелось ужасно. Eсли бы мне не надо было сдать ключи и забрать из стола личные вещи, я бы не тронулся с места.
Вообще-то о сокращении было объявлено неделю назад, но мне до последнего момента казалось, что случится чудо и меня не тронут. Работник я был неплохой — не употреблял, не опаздывал, не сачковал, не подводил. Неужели босс не найдет лазейку для нужного человека? Ведь работа-то осталась и ее надо кому-то выполнять.
Зря надеялся. В прошлую пятницу Билл вызвал меня в кабинет и чуть ли ни с сияющим лицом объявил, что в моих услугах компания больше не нуждается.
У меня оставалось два варианта: запустить в него стулом или просто сломать челюсть. Я выбрал третий — молча вышел: сейчас мне предстоит срочно искать новую работу, а из тюрьмы это делать будет неудобно.
По большому счету я был неправ: ему спускают под проект деньги, и на то Билл и босс, чтоб выбрать кто для этого проекта нужнее. Он был неплохим парнем, очень демократичным, при знакомстве сразу просил, чтоб его назвали Биллом, а не официально Уильямом:
— Хватит с нас одного Уильяма. Того, что в литературе.
Он часто подшучивал над потугами народа любой ценой попасть на Олимп, хотя сам в молодости выступал в одном из Бродвейских театров.
В прошлую пятницу он не шутил. Мне тем более было не до шуток.
Я запарковал машину, еще минут пять сидел в ней, чтобы успокоиться, потом подошел к зданию, приклеил ниже носа бодрую улыбку и толкнул дверь. Как назло в нашем офисе собралась почти все работники компании. Обсуждали, у кого вырубило ураганом свет, кто в темноте ходил по комнатам в поисках юной бэбиситорши, а натыкался на жену, у кого потек холодильник и на чью машину ветром завалило дерево. При моем появлении все темы свелись к одной:
— Алекс, привет. Может, тебя оставили?
— Сорри, Алекс, ты хороший парень. Давай сходим как-нибудь на ланч.
Из кабинета выглянул Билл:
— Алекс, заглянешь потом ко мне.
Я как можно быстрее собрал в коробку нехитрое барахло, после чего достаточно бесцеремонно толкнул дверь с надписью Уильям Макартур.
— Понятно, Алекс, что ты расстроен, но у компании есть определенные правила, и все мы должны их соблюдать. Ты — хороший работник. Я уверен — пару дней — и ты опять окажешься при деле. Надеюсь, мое рекомендательное письмо тебе в этом поможет. — Билл подтолкнул в мою сторону официальный бланк с панегириком. Рукав его рубашки подтянулся вверх, обнажая запястье с командирскими часами.
Заметив мой взгляд Билл быстро одернул манжету.
— Откуда у тебя этот хронометр?
— Какая разница? Подарили.
Я вспомнил старика с русскими часами, сопоставил с театральным опытом Билла, еще с кое-чем и пояснил:
— Разница такая, что в последнее время по нашему району ходит Гарун аль Рашид и прикидывается нищим. У него на руке точно такие часы. Неужели русские наконец переплюнули швейцарский “ Леминокс”? А я, дурень, еще гадал, откуда у престарелого оборванца такая не по возрасту бодрая и знакомая походка.
— Ты на что намекаешь?
— Не намекаю, а говорю прямо. Полиция уже год ищет маньяка. Маска бомжа-пенсионера — самое лучшее прикрытие.
— Ты знаешь, что я к криминальным делам никакого отношения не имею.
— Не знаю, не знаю. Ты смотрел последнюю передачу с фотографиями жертв? Ты слышал, что ведущий назвал убийцу нео-кук-клус-клановцем, потому что все пострадавшие — эмигранты из СССР.
— Ведущий программы сказал: “Почти все”.
— Хорошо — пусть будет “Почти все”. Это сути не меняет. Полиция выявила, что большинство погибших состояли членами клуба при русском посольстве и копают в этом направлении. Но ни они, ни журналисты не обратили внимание, что на запястьях жертв не было часов.
— Сейчас многие обходятся без них. Зачем часы, когда есть мобильные телефоны? И вообще, при чем тут я?
— Поясняю. На одном из юбилеев посольства всем членам клуба вручили в подарок командирские часы, которые после того стали знаком их сообщества. Часы всегда были на руках участников и являлись пропуском на балы и встречи, устраиваемые посольством. Но на похоронах — а я неоднократно там присутствовал — почти у всех покойников на руках остались только следы от ремешков. Трем убитым часы оставили, но основательно разбитые. Нео-кук-клус-клановец на поверку оказался рядовым коллекционером русской экзотики — собирал часы, выданные посольством. И вот тут возникает вопрос: откуда у тебя, американца, русские часы? Как ты думаешь, заинтересуется полиция моим маленьким расследованием?
— Есть еще такое понятие, как алиби.
— Верно, но пока детективы и адвокаты будут его перепроверять, тебе придется посидеть в тюрьме. Не думаю, что подобное приключение может способствовать карьере и репутации. Поэтому договариваемся: ты быстренько восстанавливаешь меня на рабочем месте, можно без повышения зарплаты, а я забываю о подозрительном нищем.
— Часы мне подарили, и я никого не убивал. Я — писатель. Я использую свой опыт актера, хожу по городу, изучаю типы людей, прислушиваюсь к ним. Смотри! — он выдвинул ящик стола, извлек оттуда толстую папку и показал находящиеся в ней напечатанные листки. Теперь ты мне веришь?
— Поверю, после того, как ты, сукин сын, вернешь меня в отдел. — Я тут же пожалел о собственном хамстве. Да и давить как танк не стоило. Но слово — не воробей.
Билл побагровел:
— Ты уволен. Проваливай! — он выдернул из-под моей ладони листок с рекомендациями и разорвал в клочки.
— Мне тоже было приятно побеседовать с вами, — я демонстративно нежно прикрыл его дверь.
В приемной секретарша Айрин вычищала из зубов последствия обеда. Высокая, почти красивая блондинка, с лошадиной, как многие американки, челюстью. До нашей компании она лет пятнадцать путешествовала по Африканским странам в составе “ мирной делегации”, специальной группы ЦРУ. Когда однажды под общий смех, она положила меня “на руку”, удивлялся только я.
— Айрин, признавайся, кого ты съела на этот раз.
— Все-то ты, Алекс, шутишь. Лучше бы на обед пригласил.
— Моя жена будет возражать.
— Твоя жена сбежала. Об этом знает вся компания, за исключением тебя.
— Она не сбежала. У них в деревне туалет был на улице. Она по привычке вышла и заблудилась.
— Смешно, — согласилась Айрин, не меняя выражения каменной физиономии. Шутки про туалет на улице до американцев доходят редко.
Айрин полезла в сумочку за помадой, и я заметил на ее руке часы. Ошибки быть не могло. Это опять были наши “ Командирские”. Так вот кто подарил Биллу часы! Поэтому босс и молчал, не хотел ставить секретаршу в сомнительное положение.
Ладно, проверим:
— Айрин, я подарил боссу две пары русских часов — для него и для его жены, а он передарил одну пару тебе. Он что, уже сделал тебе предложение?
На самом деле по отделу ходили слухи, что когда-то Билл пользовался весьма приятными услугами нашей секретарши. Но недавняя женитьба на аристократке Энди превратила его в примерного супруга-подкаблучника и сделала тем самым врагом номер один для Айрин. Мой вопрос был не только нескромным, но еще и достаточно обидным.
Айрин не обиделась.
— Не сделал, так сделает. — Она вытянула руку с часами и покрутила ей в разные стороны. Красные ногти девушки прошили воздух окровавленными акульими зубами. — Правда, круто выглядят? — Было не очень ясно, что она имела в виду: часы или ногти. — А вот скажи, Алекс, это правда, что все русские пишут романы или только наш босс?
— Издеваешься? На его ирландской физиономии ни одной русской морщины.
— Его бабушка — родственница бабушки Сталоне.
— Бедный Сталоне. Иметь таких родственников... Айрин, а ты слыхала, что в честь тебя назвали ураган?
— Слыхала... А если продолжишь задавать мне еще идиотские вопросы, то поймешь за что.
По дороге домой я включил радио. Последние новости сообщали, что со стороны Бермуд к нам приближается новый ураган “Катя”, а исчезнувшая вчера в центре города девушка найдена полицией в мусорном баке. В отличие от предыдущих жертв маньяка у нее не сломан позвоночник, зато голова вывернута в противоположную сторону и горло разорвано в клочья. Какой невероятной силой нужно обладать...
В этот миг я почему-то вспомнил кровавые ногти Айрин.
Второй день после урагана
Что-то они зачастили. “Айрин”, “Катя”... А может, это Всевышний устроил большую тренировку перед очередным Апокалипсисом и посылает ураганы, чтоб не так страшно было потом? Хотя вряд ли. Милостив господь наш и прощает чадам своим прегрешения. Да и, как сказал один парень из ЖЖ, исполнителей Апокалипсиса хорошо бы послать на курсы повышения квалификации. А то за эти годы медицина поднабралась опыта и ее вшами или холерой не напугаешь.
Кстати, забавный блоггер. Мы с ним приятно пообщались, и я даже оставил ему номер своего мобильного. Парень мне не перезвонил, зато я вдруг стал получать СМСки с предложением на ту же тему — купить последнюю версию Библии. Только к чему мне последняя версия, если я предыдущие не читал? И вообще, какие обновления могут быть у Библии?
Продавца я, конечно, послал.
Но он не обиделся. Видно, годы в бизнесе сделали парня настырным и ушлым. Предложил, что пришлет Библию бесплатно, а в придачу к ней подарок. Я же, если посчитаю, что оно того стоит, должен буду поставить свечу за двадцать баксов в церкви на Парк стрит.
Пакет пришел перед Рождеством и я его спрятал, не распечатывая. Иначе Таня меня бы точно покрошила и развесила на елке вместо конфетти. Но свечу сходил, поставил, после чего получил послание с одним словом “Активизировано”.
Зато теперь Библия лежит на самом видном месте — на столе. Вместе с их подарком.
На мгновение небо за окном вспыхнуло, и стекла задрожали от грома.
Ох уж эти мне природные катаклизмы! Город еще не оправился после первого урагана, а тут на — получи, новый подарочек.
А впрочем — ерунда. По сравнению с безработицей и Таниным уходом один-два урагана — мелочь, не стоящая внимания.
По прогнозам “Катя” подойдет к нам только ночью, значит, весь вечер можно резвиться. Даже позволить недорогое удовольствие — напиться, сходить в стрип-клуб или на концерт Пако де Люсия.
Стрелка желаний заколебалась между “напиться” и концертом.
Так, пьянка отменяется. Лучшее решение — это экскурсия в русский центр. Там сегодня выступает Севка. Есть возможность спрятаться за спины старушек и понаблюдать, как он там выпендривается. Дешево и... хм, дешево.
— Ври, ври, — съехидничало зеркало, когда я подбривал начинающие седеть усы. — Идешь ты из-за Таньки. Знаешь, что она там будет, вот и распустил, как школьник, сопли. Хочешь лишний раз убедиться в том, что смена мужей доставляет женщинам дополнительный вагон счастья. Ну-ну, убеждайся, мазохист-переросток.
Бабки на встречу со “знаменитым поэтом и философом” притащили своих дедок. Так что помещение оказалось забитым, и я еле нашел себе местечко за широкими плечами бывшего чемпиона по штанге.
Севка на сцене выглядел гораздо лучше, чем мне бы хотелось. Он был побрит, в отутюженном сером костюме с бордовой бабочкой. Правда, лохмы, как и раньше, торчали во все стороны, но в данной ситуации они работали на образ.
Таню я видел только со спины. Она появилась в зале неожиданно и не спускала глаз со своего кумира. Севка со сцены читал стихи, а она в том же ритме качала головой.
— А теперь давайте немного поговорим о времени. — Севка начал вторую часть выступления без обещанного антракта. — Кто из поэтов не описывал это странное явление? Сколько раз о времени говорили ученые и фантасты? Неразрешимая загадка природы. Мы живем в нем и толком ничего не знаем. Почему про массу, линейные величины, звук, цвет нам известно гораздо больше? Почему время такое непостигаемое?
Севкину теорию о статичных мирах, с прыгающим сквозь них стареющим сознанием, я уже слышал от Тани.
Когда я выходил, мне показалось, что Таня посмотрела мне в спину.
По дороге домой пришлось заехать за кое-какой мелочью в торговый центр.
К кассам в очереди стояли десятки людей. Приобретя определенный опыт в борьбе с предыдущим ураганом, население раскупало остатки бутилированной воды и заправляло машины горючим. Те, кто побогаче, раскошеливались на мощные и недешевые генераторы.
— Сегодня ночью?
— Да-а.
Ураганы научили людей понимать друг друга с полуслова. Неужели самые лучшие наши учителя — беды и катастрофы?
Я не стал толкаться в очередях и вышел на улицу.
Предощущение бури. Наверное узник в камере смертников испытывает аналогичную фатальную неотвратимость. Уши отмечают тиканье каждой секунды. Мышцы непроизвольно сжимаются, нервы вибрируют так, что если к груди приставить звукосниматель, то можно изображать бас-гитару. Давно утерянные инстинкты заставляют втягивать голову в плечи и как можно быстрее искать пещеру, толстостенное здание, подвал, а лучше всего — бомбоубежище. Даже небо в страхе пред этим всемогущим Нечто желтеет и раскрашивает нервной охрой улицы, лица, слова.
Слова...
В яркий солнечный день любовные призывы кузнечиков слышны за километры. Словно круги по воде весело разносятся они над зелеными лугами. Но стоит сгуститься тучам, а горизонту вспыхнуть первой еще слабой молнией, как замолкает птичий щебет, немеют кузнечики и приходит глухота. Какими бы громкими не были ваши слова, каким бы ярким метеоритом не всколыхнули они болото пустых фоновых фраз, через мгновение ряса и тина сомкнутся над головой несчастного утопленного звука непроницаемой зеленой пленкой.
Пока добрался домой, совсем стемнело. Стянул липкую от пота рубашку и бросил в бак для стирки.
Машинально натянул сухую черную, машинально включил телевизор.
— ...ция предполагает, что несчастный стал очередной жертвой маньяка. Итак, число убитых перевалило за полсотни. Почему бездействует мэрия? До каких пор он будет гулять на свободе и убивать наших граждан?
Действительно, до каких?
А до тех, пока самоубийцы будут носить командирские часы, которые нашего ночного героя ужасно раздражают... или возбуждают... или черт его знает, что у него в голове творится, но как-то провоцируют. Ну почему наши сограждане такие тупые и не могут вычислить очевидное — единственное общее звено для всех случаев с убийствами? Впрочем, на трех часы остались, и из этих троих только один эмигрант из СССР. Вполне может быть, что кто-то пользуется массовыми убийствами для решения своих маленьких проблем. Специально подбрасывает часы будущим жертвам, после чего звонит маньяку: “Кушать подано!” Но тогда получается Айрин, подарив часы Биллу, дала убийце наводку. Причин избавиться от Билла у нее предостаточно. Надо бы предупредить экс-босса, пока еще не поздно. Только где его искать?
Искать мы будем в нашем районе. Он же опять, небось, в Гарун аль Рашида играет.
Выйти я не успел. Вдруг между лопатками побежали мурашки, а волосы попытались занять вертикальное положение. Отражение в оконном стекле подсказало мне, что в комнату вошел слон. Даже нет, мамонт. Ни голова, ни тело незваного гостя в отражении не угадывались. Я видел только тень, залившую чернильным пятном противоположную стену от пола до потолка. Догадки о том, как он умудрился бесшумно протиснуться в закрытую дверь дома и пройти по узкому коридору, я оставил на совести авторов мистических романов.
Мне было не до того.
Бежать!
Через дверь не получится. Через окно? Тень надвигалась очень медленно, заползала по дороге во все помещения, словно что-то искала, но пока я открою замки на наших пластиковых рамах, будет поздно.
Будто случайно кладу руку на спинку тяжелого металлического стула, с неожиданной для себя резвостью и силой проношу его над головой, запускаю в окно и следом прыгаю сам.
Тру череп, не веря, что он еще не плоский — повезло, что окно оказалось не таким уж прочным. Тру плечо — несмотря на вполне удачное приземление на клумбу, я далеко не гимнаст.
Надо мной трещит рама, на землю падают остатки стекла: теперь, уже не маскируясь, оттуда с тихим шелестом вылетает нечто длинное темное и бесформенное: мой голодный мамонт уносится в темноту.
Не дооценил я его. Судя по размерам, это был кашалот, косивший под скромного безобидного мамонта.
— Странно, почему сей взращенный на анаболиках Моби Дик не задержался на мгновение, чтобы полакомиться вкусным мной? Ведь он приходил именно за этим.
Мой мерзкий язык продолжал шутить, но вибрирующее от страха тело выдавало истинное состояние. Впрочем, и шутки смахивали на истерию.
Хотя нет! Я— молодец. Другой бы визжал со страха и сам бы прыгнул в пасть, чтоб задобрить чудо-юдо. А как тут не заорешь, когда появляется неизвестно что, и это неизвестно что питается явно не курятиной?
Так, лучше о происшествии поскорей забыть — психика будет целей. Надо заняться делом. Кажется, я намеревался сделать что-то благородное. Ах да, предупредить Билла.
Ноги, активно поучаствовав в моих приключениях, стали вареными сосисками, но я заставил их согнуть колени и двинуться вдоль по улице, следом за черным облаком.
В землю ударились первые, еще робкие капли, и сразу же посвежело. Облегченно вздохнули дома и парки. Они еще не знают, что ураган “Катя” подошел к городу вплотную, и задача этого наивного летнего дождя — расслабить все живое, чтобы последующий настоящий удар оказался сильнее и разрушительней.
Мне следовало спешить.
Я совершил по улице не менее десятка челночных прогулок, потратив на это около часа. Билла не было.
Похоже, мой “нищий” отложил на сегодня свой променад. Испугался бури?
Сверкнула молния, дождь пошел сильнее. Холодные ручейки нахально поползли в кроссовки и за шиворот. Заблестел, замигал, отражая далекий светофор, мокрый асфальт. Еще одна молния. От грохота грома проснулись серые стены домов. Скрипнули и покачнулись тяжелые ворота, перекрывавшие проезд на поперечную улицу.
На этой улице уже третий месяц шел ремонт, и дорожные службы не придумали ничего лучшего, как перекрыть ее воротами.
Фонарей тут не было и раньше, прожектор, который строители зажигали в ночное время, освещал только небольшую ее часть. Зато по ней я мог добраться до дома значительно быстрей.
Самое время признать: спасательная миссия закончилась ничем, воспользоваться проходом и топать домой. А еще очень кстати вспомнилось разбитое мной окно и представился кавардак, который придется убирать, если я срочно не заколочу дыру щитом.
— Алекс, домой!
Я открыл железную калитку и почти сразу наткнулся на что-то мягкое. Очередная молния подтвердила мои опасения — на земле лежал мой “нищий”. Голова и рука с командирскими часами неестественно выкручены назад.
Опоздал!
— Эх, Билл-Билл.
Я присел на корточки и дружески похлопал по плечу. При жизни таких вольностей по отношению к нему я не допускал. Смерть выдала нам одинаковые погоны.
Если бы меня сейчас увидели полицейские, мне бы пришлось долго доказывать свою непричастность.
Тот, кто на меня в этот момент смотрел, был не полицейским. Я пришел слишком поздно, чтоб спасти Билла, но слишком рано, чтобы уйти отсюда невредимым.
Убийца стоял метрах в двадцати и глядел в мою сторону. Так, с затаенной грустью, мясник любуется коровой, готовясь сделать из нее говядину.
Вспыхнувшая молния, осветила лицо и руки нищего. Я невольно засмеялся:
— Айрин, если ты мстила ему за мое увольнение, то оно того не стоило.
— Я не сомневалась, что ты меня вычислишь, Алекс. Ты непростой парень. Прикидываешься тихим, а внутри...
— Горыныч, — подсказал я.
— Какой такой Горыныч?
— Не важно. Один знакомый русский парень.
— А я ведь давно подозревала, что маньяк — это ты. Сопротивляться будешь? — Айрин шагнула в мою сторону.
— А стоит ли?
— Вот именно, не стоит. Обещаю, сделаю все как надо — быстро и не больно.
— Я не о том. Стоит ли со мной возиться? Если обнаружат мой труп рядом с Биллом, тебя разоблачат. Догадаются, что, кроме маньяка, убивает кто-то еще. Умный, опытный и совсем не маньяк. Ты ликвидируешь своих бывших друзей по заданию ЦРУ или развлекаешься по собственной инициативе? Сколько зарубок уже можно ставить на твоем фюзеляже?
— Билл четвертый.
Умная Айрин не боялась говорить правду. Еще несколько минут — и вся информация навсегда застынет чуть повыше моей свернутой шеи.
— Ты за меня, Алекс, не волнуйся. Я перед тем, как потопчусь на твоей руке, надену на нее часы. Почему бы не сделать подарок хорошему парню? — Она сделала еще шаг вперед и криво усмехнулась. — Завистливый ты. Всем членам клуба часы достались, а тебе нет. Обидели —вот и мстишь. Мы ситуацию менять не станем. Пусть полиция продолжает вешать на тебя мои мелкие грешки. И пусть продолжает тебя искать. Чем подольше. Это ничего, если я твои останки сброшу в залив по частям? — Ловко огибая мокрый строительный мусор, Айрин двинулась в мою сторону.
— Умная ты девушка, Айрин, но ошибок наделала, как первоклассница.
— В чем это? — она от удивления остановилась.
— Я никогда не был членом русского клуба, и убиваю не я.
— А кто тогда?
— Оглянись — увидишь.
Прямо над ее головой завис мой изголодавшийся дымчатый “кашалот”.
Айрин не успела ни повернуть голову, ни вскрикнуть. “Кашалот” растянулся в плоскую темную стену и всосал женщину в себя. До того, как она полностью растворилась внутри квадрата, я успел заметить ее искаженное невероятной болью лицо и затылок, прижатый к колену.
Вот теперь мне следовало бежать, и как можно быстрее. Громыхнув железной калиткой, я что есть силы понесся вверх по улице.
Упал.
Вскочил и еще метров двести бежал, прихрамывая, после чего перешел на быстрый шаг и, в конце концов, остановился. Ноги подгибались, в легких черти жгли костер. Бег — это то, что я ненавидел еще в школе.
Новый ураган
Дождь прекратился. Он не сдался, а только отступил, обещая вернуться с настоящей бурей.
Пользуясь передышкой, посветлело небо и из-за туч показалась луна. Видно, за ней тоже сегодня гонялись мамонты и кашалоты, и она, устав от бега, еле перемещалась.
Я залез под широкий навес и прижался спиной к стене: если черный маньяк движется следом, то темнота может меня спасти.
— Ты должен был прийти вчера.
— Днем раньше, днем позже... Что это меняет, когда в запасе есть вечность?
Голоса прозвучали громко и неожиданно. Говорившие находились в тени на другой стороне улицы, но мне показалось, что одного из них я уже видел, — как раз в этом месте вчера ночью стоял прилизанный мужик, которого я принял за грабителя. Да и голос второго мне тоже вроде был знаком.
— Как ты сюда добрался?
— Так же, как и ты. Агнец выписал пропуск, проинструктировал, чтоб без команды ведущего не начинал — и вперед. А тебя чем вооружили и под каким именем?
— Я — Второй, но можешь звать меня Катя. — Голос прилизанного перешел в хрип. В тот же миг луна исчезла, небо вздрогнуло и вдруг завертелось с невероятной скоростью, образовывая воронку, обращенную вершиной к земле. Несколько огромных деревьев с треском повалились на землю.
— Впечатляет, — отозвался второй голос. — Крепко косишь, но мелко — трава остается.
— Это правда. Трава неистребима.
Я услыхал надменный смешок второго, после чего прямо на моих глазах кроны упавших деревьев пожелтели и вдруг опали, превратившись в серую пыль. Ветви последовали за ними.
— Снимаю шляпу. Я вижу за века ты многому научился. От таких болезней ни один пенициллин не спасет. Работа представляется мне легче, чем я ожидал. Хорошо бы найти остальных.
— Я уже искал четвертого. И даже думал, что нашел. Но ошибся.
— Ошибся?
— Да-а. Признаки были — Сам бледный и дохлый, вокруг него погибают десятки людей — как мы знаем, четвертый технически не способен сидеть сложа руки. Но оказалось, не он. Обыкновенный офисный червь. Думаю, что после того, как увел его жену, парень повесился у себя в спальне на дешевом галстуке, купленном в секондхенде. Хотя нет, вешаться он тоже побоится. Скорее всего, будет всю жизнь тихо рыдать на монитор.
— Не долго рыдать ему осталось.
— Это точно.
“Черт, да это же Севка!” — догадался я. Вот почему голос мне показался знакомым.
От ужаса и холода мое тело окаменело. Значит “кашалот” — это не мираж, не побочный эффект от принимаемых мной антидепрессантов. Некие сверхъестественные силы действительно существуют, и мне довелось стать невольным свидетелем их встречи.
Библию, полученную под Рождество, после ухода Тани я прочел. Упоминание Агнеца, выписывающего пропуска, напомнило мне об...
Я вспомнил это слово, и мне стало еще страшнее. На той стороне улицы беседовали ни более, ни менее, как двое из четырех всадников Апокалипсиса.
Они были без лошадей, но сути это не меняло. Читая Библию, я пришел к выводу, что всадники, лошади и еще многие живописные детали — результат понимания трансцендентных явлений не очень образованным, но обладающим неограниченной фантазией Иоанном.
Мрак на той стороне улицы сгустился еще сильнее, закрутился дымным столбом, на миг оброс щупальцами и вдруг прижался к земле, превратившись в еще одну фигуру. Тень, прятавшая прилизанного и Севку, исчезла, и теперь я отчетливо видел всех троих.
— Я слышал ваш разговор, господа. Четвертый — это я.
Если бы я принял все успокоительные таблетки, которые у меня были, за один раз, мое состояние осталось бы без изменения. Но о том, кто в эту компанию попадет четвертым, я догадался. Когда я сидел возле убитого старика, сверкнула молния и я успел разглядеть труп. Там лежал вовсе не Билл. Айрин, как и я приняла несчастного нищего за Билла. Сам же Билл вполне здоровый и бессмертный, сейчас беседовал с “собратьями по оружию”.
— Ты, Третий, прав. Я тоже долго присматривалась к Алексу. Искал первого.
— Да, без первого начинать бесполезно, — прокомментировал Второй. — Только он может приблизить Начало или вообще остановить Время.
— Первым может стать любой обладатель Часов, — отрезал Билл. — Я эти часы “ искал” у многих. Алекс не пользовался ими вообще. А вот моя секретарша Айрин получила, как она сама призналась, по почте. И хотя у нее маскировка — не подкопаешься, я ее вычислил: обычный человек убивать для удовольствия не станет. Все это теперь неважно. Ее часы у меня. А вы свои липовые пропуска можете бросить в воду. Сейчас тут ее будет очень много. Всем существам периодически необходимо испытывать наработанные технологии, разминать мышцы, так что наш побег из-под печатей — естественное явление. На правах Четвертого и Первого я приказываю: “Начинаем сейчас!”
Рано нас хороните, господа Всадники!
В коробке, которую я получил вместе с Библией, лежали “Командирские” часы. Сама книга действительно оказалась необычной и, в частности, содержала некие инструкции. Одна из частей инструкции предусматривала ситуацию, которая сейчас разворачивалась на моих глазах. Вначале я принял содержание Библии за шутку, но появление в комнате “Кашалота” заставило поверить в нереальное, и я спрятал часы в карман.
Мне не было известно, как ломать деревья, убивать траву, животных и людей. Зато у меня были Часы, и я знал, как ими пользоваться.
Только бессмертным
фанфары командуют: “К бою!”
После нажатия кнопки небо окаменело, воздух застыл, замерли, так и не достигнув земли, капли дождя, застыли на другой стороне всадники, нарушившие запреты Печати.
В следующую долю миллисекунды мир перейдет в новое время, а эти останутся тут.
Холодно! Как холодно!
Я открыл глаза.
— Где я? Ах да, под навесом.
Начинало светать. По улице с шумом бежали ручьи, но дождь почти прекратился.
— Гром?!
Из открытого окна вдоль дремлющей улицы летел низкий голос ведущего:
— ... ураган “Катя” ослабел и повернул в сторону океана. Наш радар обещает всю неделю солнце.
Почему-то вспомнились строчки:
...Тучи уходят,
пролившись грозою короткой,
Но золотые
от солнца плоды
Гесперид...
— А в этом что-то есть. Говорят, автор будет выступать сегодня в библиотеке. Надо бы сходить. |
Рассказ открыт для комментариев