 |
|
| |
12:11 08.06.2024
Пополнен список книг библиотеки REAL SCIENCE FICTION
20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.
|
|
|
|
|
|
- Ринго сказал мне: ты вернулся. Надолго ли?
Синяя бездна и несмолкаемый плач чаек. Я опустил голову на белый горячий песок, закрыл глаза, но всё равно продолжал проваливаться в это глубокое бездонное небо. Продолжал падать в пропасть – давно и всецело овладевшую мной. В мир, что едва освободив, так настойчиво призывал обратно.
Сенсоры движения сработали, и на короткое мгновение мозг получил картинку распознавания. Искусственно встроенный порядок нейронов, комок синтетических нервов - наследие контрактной жизни разведчика на звёздных окраинах, и здесь, на Земле, неожиданно справился с возникшей задачей и выдал имя приближающегося ко мне человека. В очередной раз отринув такой фактор, как человеческая память. Глупо, как глупо! - мне ничего не оставалось, как мысленно чертыхнуться.
- Сукин ты сын, Тони! Кажется, я задала тебе вопрос: надолго ли? Если не знаешь ответ, чего ради вздумал полоскать дряхлые кости старухи на солёном ветру? Надеялся, что и тень моя сдохнет, а? Отвечай, паршивец!
Её голос был сух и изломан, он был безводен и груб, словно иссохшая ветвь терновника. Мелкий щебень раздражения и злости лениво перекатывался в нём и рвал нестройное дыхание, пока непослушные ноги, увязая в песке, несли скрюченное временем тело навстречу пенной полосе прибоя и моему сознанию.
Старуха опустилась на серый, изъеденный солёной печалью моря валун и принялась рыться в кармане потрепанного ветрами плаща. Извлёкши из драных недр черепаховую табакерку, она нежным взглядом огладила её бока, открыла скобу замка, и тёмными узловатыми пальцами схватила горькую щепоть. Вдохнув табак, откинула голову, зажмурилась, и громко, с удовольствием чихнув, мятым шейным платком утёрла набежавшие слёзы.
- Я помню тебя. – Я открыл глаза. Солнце клонилось к горизонту и небо надо мной казалось янтарно-фиолетовым. Огромная чайка пронеслась высоко над головой, зажав в клюве бьющую хвостом рыбу, и опустилась на бурый утёс. – Ты жила в рыбацком квартале, сразу за Китовой бухтой, в лачуге старика Клауса. Точно. А звали тебя….
Рот старухи искривился.
- Оставь это, Тони. Ни к чему. – Она запахнула борта плаща и подставила лицо ветру. Шальной бриз подхватил её жёсткие волосы и стал трепать и мять длинные белые пряди, в сердцах бросая брызги прибоя на худые, изрезанные резцом старости щёки. - Лучше ответь: я почти сдохла, на кой я тебе?
Я повернул голову и посмотрел на неё. Посмотрел в её блестящие, полные недоверия и отчаянного ожидания глаза.
- Я надеялся увидеть тебя. Я скучал.
Старуха громко крякнула и зашлась в мелком смехе. Достав из спущенного на башмак чулка хлебный мякиш, принялась крошить его на песок, гортанным криком подзывая к себе парящих над берегом белогрудых птиц.
- А-а! А-а! Паршивец Тони скучал, слышали? Ах-ха-ха!
- Я вернулся, - мой голос надорвался. – Насовсем.
- Ах-ха-ха!
- Насовсем!
Её глаза слезились от солнца. Не отводя от пылающего светила глаз, она сказала, брезгливо пожав плечом:
- Долго же ты не вспоминал меня. И как тебе горбатая старуха, по душе?
Я улыбнулся. Смятые уголки её губ подрагивали, а подбородок застыл в упрямом ожидании ответа. И я ответил, честно, любуясь прозрачной синевой её, вдруг отыскавших моё лицо, глаз:
- Пора собирать камни. Здравствуй, Вера.
И Вера согласилась, сказала сквозь легкие слёзы:
- Пора. – И вновь зашлась в кряхтящем смехе. – Ну, здравствуй… Здравствуй, малыш.
- …берёшь?! Триста, наличными.
- Что?
Плешивый чёрт смеялся. Предложенный им товар стоил запрошенных денег, и он это знал. Что Ринго Полетти не знал наверняка, пряча аванс и глядя, как я неохотно возвращаюсь из кратковременного энтеогенного излома реальности в его вшивый салун, – это способен ли я заплатить. Мнящее превосходство над ситуацией и мной доставляло итальянцу полноценное удовольствие. Однако время прошло, и Ринго Полетти зря ухмылялся: сегодняшний Тони Браун мог позволить себе многое.
- Ты не ослышался, Браун, - сказал итальянец. – Триста синих, как наша родимая планета, плэнов и биостимулятор поработает над твоими чувствами настолько вплотную, насколько ты окажешься готов сдвинуться. Ибага -игрушка для богатых, парень. Все виды наслаждения…, разврат и власть…всё подвластно ей. Эта чёрная труха способна удовлетворить любую степень жадности и корысти. Как только ты заплатишь, она отдастся тебе и станет твоим адовым откровением. И это не роскошь, нет. Для таких вояк как ты, это необходимость. Вот только…
Я нашёл то, что искал. Много лет назад, вербуя меня в космический разведывательный легион, мой брат подписал с армией контракт оговаривающий возможность технологического вмешательства в моё тело и психологическую обработку сознания. Убегая от прошлого я, семнадцатилетний мальчишка, с радостью согласился испробовать на себе блокировку чувств системой «Цеста», понизившую аналитический порог восприятия моего сознания. Я пожелал избавиться от боли, что терзала меня, и справился с этим. У меня почти получилось забыть то, что однажды разбилось, рассыпалось, исчезло, обратившись в мелкое ледяное крошево.
Я не погиб. Уж было ли так угодно судьбе, но я выживал; всегда шёл в авангарде и выживал там, где гибли мои товарищи. Я находил, терял друзей; вновь находил и вновь терял. Я не жил, я существовал, пока то, что на много времени забылось сном в моей душе, сначала не зашептало, заговорило и, наконец, не закричало во всю глотку. Вернув меня самому себе.
- Ты сгниёшь в тюрьме, Ринго, - сказал я и положил перед итальянцем деньги. Толстая пачка наличных в моём кармане, сдула с его лица тщеславную ухмылку.
- Тебя не было двадцать лет, Тони, - перевёл дыхание итальянец. – Мир зачерствел, а чувства… Я рискую головой! - выдохнул он. – Контрабандный товар – высокая плата. Твой брат в числе моих клиентов не первый год, и ничего, не разорился ещё. Слыхал, Тони, какой важной шишкой стал Виктор? Мэр!
- Угу.
Наверное, что-то промелькнуло в моих глазах, что-то такое, чего я не пожелал скрыть, потому что это «что-то» заставило Ринго внезапно податься вперёд и вцепиться потной пятернёй ладони в рукав моей куртки.
- Оставь это, Тони, - громко зашептал он. – История с Дэвидом Кранчем забыта. Твой брат – уважаемый человек. Ты не смог доказать двадцать лет назад, не сможешь и сейчас…
Я одёрнул рукав и послал итальянца к чёрту.
- Много лет назад, Ринго, я разуверился и был не прав. Сейчас я стал умнее.
- Тони, - фигура итальянца встала передо мной. – Ты не понимаешь! Дело не в вере… Виктор – громадина! Он по-прежнему любимец. Он – это всё! Люди готовы отдать душу, чтоб быть возле него..
Я грустно засмеялся.
- Узнаю почерк брата, старина. Молись, чтобы его знаменитое обаяние и на меня произвело должное впечатление. Иначе, боюсь, мне не сдержать себя от грубых порывов в проявлении братской любви.
Но Ринго упрямо стоял на своём.
- Виктор раздавит тебя, как уже раздавил когда-то. Послушай, парень, улетай. Я на твоей стороне – Дэвид был сыном моей сестры, но что поделаешь? Правда продажна как уличная шлюха. Она всегда ставит на сильнейшего.
Мне стал надоедать этот разговор. Я снял шикарный номер в отеле «Лазурный» и мечтал разделить ужин с моей Верой.
- Мне плевать, Ринго. Дэвид Кранч не заслуживал смерти. Он был моим другом. Настоящим другом. И я ненавижу себя за то, что Виктор заставил меня забыть об этом на долгие двадцать лет.
Ринго Полетти отступил. Тяжело опустившись в кресло, он откинул голову на широкий подголовник. Его маленькие потные ладошки сжались на столе в кулаки.
- Я предложил тебе сигару, - деловым тоном сказал он. – Прошу, Тони, возьми. Отличный кубинский табак. Я нагрел на тебе руки, угостись и ты за мой счёт.
Где-то, в оплаченной галлюциногенной реальности, меня ждала Вера. Я нашёл дорогу к ней и готов был ползти к моей старухе как извивающийся червь. Трижды проклятый ничтожный гад. Я предал и забыл её, почти убил… а она, простив, вернулась ко мне горбатой дряхлой девой, которую я когда-то встретил юнцом в маленьком рыбацком посёлке.
Кубинский табак от Ринго? Что ж, покурим, старина…
Им было всего двадцать четыре – Виктору и его дружкам, когда они убили моего лучшего друга. Им было уже двадцать четыре, они равняли себя с всесильными богами, когда играя на острие фортуны, выплеснули гнев на тощем близоруком коротышке, собирающем на пляже какие-то грёбанные ракушки.
Он был чудаком, мой друг, тихоней любившим море. И я почти поверил, что именно оно однажды отняло у него жизнь.
Его нашли рыбаки. Утром. В пене прибоя; с забитым песком ртом. Утонул – решили все, и я вместе с ними, пока не увидел сломанные мизинцы на синих ладошках и искусанные в кровь губы. В детстве Виктор дважды расправлялся со мной подобным образом, пока я не стал способным себя защитить, и я понял всё.
Но не сумел доказать. Уже два года, после гибели родителей, Виктор был моим опекуном, и кричал об этом в моё прыщавое лицо, когда я, рыдая и утирая сопли, требовал правды. Я знал, я верил, но он убедил меня и вера моя сломалась. Я умер.
Умер, чтобы через двадцать лет родиться в другой реальности. Энтеогенной, дурманящей, на морском берегу под крик чаек. Назначив свидание той, которая так и не оставила меня.
Ринго прав, не так легко достать Виктора в обычном мире. Но Тони Браун давно перестал быть обычным человеком. Добрый лекарь Марио (так он себя назвал) исправил то, что я позволил с собой сотворить.
Старые звёзды, наша Галактика, ветвь Пурпурного Краба. Я провёл в плену неизвестной малой туманности шесть мучительных лет и едва не сошёл с ума. Вся моя команда погибла, а я влачил жалкое существование амёбы на борту издыхающего разведывательного судна, когда однажды разумное эфирное существо не вплыло в отупевшее сознание и не спасло несчастного человеческого монстра, из милосердия сотворив из своего далёкого последыша, нечто более приятное миру.
Я был разобран по деталям, я распался на крохотные пульсирующие пучки, пока Добрый лекарь Марио, как заблудшего щенка, вёл меня сквозь время и пространство, возвращая в хозяйский дом. Он лечил моё тело, но осторожничал с душой. Он разговаривал со мной, и я слышал возле своих, превратившихся в энергию ушей, его тёплый, зыбкий шёпот.
«- Прости его.
- Нет.
- Прости.
- Нет.
- Жаль. – Вздох. - Тебе будет трудно. Я вернул тебе боль.
- Пусть.
- Ты не поможешь себе.
- Помогу.
- Нет. Не поможешь.
- Тогда ты, Марио!... – Я кричал, и мне казалось, меня слышит Вселенная. - Добрый лекарь Марио, пожалуйста, помоги мне!
- ... Нет.
- Почему?
- Не тебе… Ему».
Мой лекарь дал мне ключи от многих комнат в доме под названием «реальность». Он научил меня запираться в них, и, по желанию, впускать к себе гостей. Я не смог отыскать в них Веру, и чёрная труха помогла мне, но я без труда смог отыскать в них Виктора.
- А-а… ты. – Казалось, он даже не удивился, очутившись на пороге родительского дома, каким он мне запомнился двадцать лет назад. Отступив назад, я жестом хозяина пригласил его войти.
- Где это мы? – пролепетал женский голосок, и я едва узнал в этой сникшей женщине некогда рыжеволосую девушку. Свою давнюю симпатию, ставшую моему брату женой. – Тони? Тони, малыш, это ты?!
Жена Виктора улыбнулась мне и, привстав на носочки, обняла за шею. Поддавшись порыву, я обнял её в ответ и поцеловал в щёку, успев рассмотреть на бледной шее, под взбитой копной волос, длинный синюшный след.
- Здравствуй, Элен. Рад тебя видеть.
- Ох, Тони!
Я отстранился от неё и указал им на ярко освещённый зал и богато сервированный стол.
- А так же рад сообщить вам, что сегодня - вы одни из моих гостей.
Елен, словно ожившая канарейка, впорхнула в зал и приникла к букету нежных лилий, украшавшему стол.
- Это мне? – пропела она, и я услышал:
- Убери её. Убери эту чёртову дуру. Слышишь?!
Я поднял бровь и Виктор пригрозил:
- Я сам выбираю сопровождение, Тони. Всегда. Ты хотел видеть меня, или пьяную неврастеничку?
Я понял, что имел ввиду Виктор. За его спиной стояла длинноволосая девица и недвусмысленно строила мне глазки. Светловолосый мальчуган, в балетной пачке и в сдвинутом на макушку шутовском колпаке, помадой раскрашивал ей губы и, оглаживая бёдра, заглядывал за расстегнутый лиф……. Что ж, богатый псих, Виктор, жил в энтеогенном изломе много лет, и по-своему желанию населил его собственными персонажами. Для жены здесь не было места. Я мог видеть «эту», другую сторону его жизни, в отличие от всех прочих, и, увидев её часть, не был удивлён.
- Мальчишке ужасно не идёт фиглярский колпак с твоей головы, Виктор. Сколько ему лет по-твоему, тринадцать?
Зубы брата заскрипели. Он приблизился ко мне и поднял голову (я удивился своим давним воспоминаниям: мой брат заметно проигрывал мне в росте):
- Не твоё собачье дело. Убирайся к дьяволу, жалкий выкормыш!
Я ударил его. Не сильно, но от души. Салфетка упала из рук Элен и только. Будто устыдившись слабости своих рук, женщина сцепила кисти, отвернулась и принялась разглядывать старые картины на стенах.
Виктор поднялся, утирая нос, и я ударил его вновь. Я знал, что бледная, эфирная тень Доброго лекаря Марио полощется где-то за моим плечом, и счёл нужным перед ней извиниться:
- Прости, друг, не сдержался. Больше не повторюсь.
- Да пошёл ты! – Виктор смотрел на меня с колен, полагая, что слова адресованы ему. В его чёрных блестящих глазах горел знакомый мне с детства волчий огонь. - Надо было удавить тебя тогда, Тони, утопить вместе с тем щенком!
Я обещал Вере шикарный обед. Что ж, мне пришлось задержать его на несколько долгих минут, гладя, как свита Виктора соскабливает его с пола.
- Лжец, - прошелестел Марио и расшаркался нежным дуновением перед вошедшей Верой.
Она появилась из задних дверей – старая, горбатая гостья, и, шаркая стёртыми башмаками по дубовому паркету, прошла ко мне. Я взял её за руку и, счастливо улыбаясь, усадил во главу стола. Наполнил звенящий бокал вязким портвейном и потянулся за тарелкой с салатом.
- Здравствуй, Вера.
Вера недовольно скривилась и брезгливо отвела мою руку.
- Если ты, глупый мальчишка, вздумал удавить меня этой травой – не надейся! Мои дёсна не жернова, мог бы предложить даме что-нибудь помягче. Вот хоть бы морковный кисель… или юшку на рыбьих потрошках..
- Я всегда завидовал тебе, Тони, - зло сказал Виктор, тяжело опускаясь на заботливо отодвинутый для него балетным скоморохом стул. Дрожащей рукой он схватил за горлышко графин с виски и стал наполнять бокал, разливая янтарную жидкость на белоснежную, тонкой работы скатерть. – Ты же это хотел услышать, брат, да? Всегда. – Виктор выпил и, скривившись, усмехнулся перекошенным от боли ртом. - Ты был таким наивным… и чистым, в отличие от меня. Я знал, я чувствовал твоё превосходство с самого твоего рождения. Одна и та же кровь отдала одному то, что утаила от другого. Да, меня любили все. Все! Но я заставил, да, я заставил их любить себя, искусно играя роль, тогда как тебя любили просто так, не задумываясь.
Почему, спрашивал я себя, тебе даром достаётся то, что мне стоит стольких усилий? Чем ты лучше меня? Отец был равнодушен к нам двоим…, но мать, мать любила тебя, а меня терпела.
- Это не правда, Виктор.
- Да? А как бы ты относился к ребёнку, чья ревнивая выходка трижды… трижды! едва не стоила жизни появившемуся на свет младенцу?... Нет, Тони, - Виктор покачал головой и жестом пригласил ярко накрашенную девицу опуститься к себе на колени. Шаловливые пальчики тут же заскользили по его обрюзгшей шее. – Она всегда чувствовала меня, наша Гертруда. Как только мать чувствует своего ребёнка. Как радовался я, когда мне удавалось заставить её поверить в твою очередную проказу.
А самое лучшее, Тони, это было видеть, как ты предан мне. Своему старшему брату. А ведь я достаточно унижал тебя. – Глаза Виктора смеялись. - Жестоко обращаясь, я говорил, что играю… закаляю твой характер; заставляю сопротивляться. И ты всё равно был предан.
- Нет, не всегда. Я любил тебя, Виктор. Любил, хоть и начинал понимать, что ты за человек. Окончательно убедился, когда ты убил Дэвида Кранча.
- Никчемный идиот! Слабак! Он был не достоин дружбы с тобой! Ты ускользал от меня, Тони, я должен был тебя вернуть! Ты принадлежал мне!
- Я принадлежал матери и отцу, самому себе. Не тебе.
Улыбка вернулась на лицо брата, холодная и многозначащая. Он притянул к себе за грудки мальчишку и поцеловал его в накрашенные губы. Сунув руку под балетную пачку, пощупал тощий зад. Элен, наблюдая за этой пантомимой, охнула и брезгливо плюнула в сердцах.
- Сволочь! Какая же ты сволочь!
Виктор засмеялся и, откинув голову, сотряс своё грузное тело.
- Да, родная, я сволочь. И теперь мне не нужен никто! Все кто мне нужен, здесь, со мной. А ты убирайся к чёрту! Пошла вон!
Я боялся даже думать о том, о чём так и не сказал Виктор, но полный вызова взгляд брата вновь и вновь обращался ко мне. Неужели и родители тоже? Я посмотрел на Веру и её потухшие глаза ответили мне, сказали то, что не обратилось в слова.
Нет, Добрый лекарь Марио, вы не сможете помочь. Я этого не допущу.
- Пора закрывать праздник, Вера, прости мне. – Я взял маленькую, сморщенную ладонь и прикоснулся к ней губами. Затем обнял старуху и припал к её сухой щеке. – Я готов вернуть долг.
То ли это чайки так кричат, то ли это у моря такой протяжный, волнующий душу голос, но только нет сил больше слышать этот крик.
- Тони! Эй, Тони! Паршивец ты этакий! Ты где? Отзовись! Эй, слышишь, Тони! Не молчи! Вот только дай добраться до тебя, паразит, вытяну в струнку, выдеру ивовым прутом и на закон не посмотрю! Это ж разве видано: сбежать из дому на несколько дней! Срань бесстыжая! Попадись только под руку, гадёныш! Всё сердце мне изорвал!.
- Дэвид! Сынок! Отзовитесь! Мы с Гертрудой знаем, что вы в пещере! Слышите! Старуха Рут, жена рыбака Клауса, сказала, что вы стащили у них какой-то чёртов магнитный искатель, карту, и два ночных фонаря! Эй?! Дэвид! Я не шучу! Я попрошу твоего дядюшку Ринго спустить в пещеру собак, слышишь! Пеняйте тогда на себя!
«Мама…мама?!»
- Да не ори ты, придурок! Тише! Кто же ещё!
Юркая тень метнулась к стене и зажгла фонарь. Невысокий грот осветился, и я увидел у своего лица всклокоченные волосы и испуганные глаза.
- Всё. Пора возвращаться, Тони. Слыхал, какой твоя мать подняла вой?! Но ничего, не переживай. Пока ты дрых, я тут высчитал: следующий такой шторм случится уже меньше чем через три месяца. У нас будет шанс отыскать янтарный лаз. Я обещаю.
- Дэвид, это ты?! Господи, правда, ты?! – мои руки отыскали в мерцающем полумраке плечи друга и притянули его к груди. – Не может быть! Ох, Дэвид!
Он вырвался и, поправив на носу очки, дернул меня за подбородок.
- Эй! Тише! Ты чего скулишь, Тони? Яйца себе отморозил, что ли? Отвали! Лапай вон свою рыжую...
Я опешил. Непонятная тяжесть, сковавшая было тело, с пробуждением в гроте, отпускала меня. Я продолжал ощущать в груди необъяснимое чувство потери, но рана на глазах рубцевалась. Обрастала живой плотью.
- … яйца…чего? Да пошёл ты! Придурок очкастый! Не твоё дело… Давно по шее не получал?!
Дэвид рассмеялся и прижал палец к моим губам:
- Ну и наградил тебя бог матушкой, - давясь от смеха, сказал он. – Слышишь? Орёт, как будто черти её рвут на части! Недаром твой брат завербовался в армию. Я бы тоже от такой мамаши драпанул, куда и глаза не глядят. Смотри, оглохнешь молодым!
Схватив вещи, мы поплелись к выходу. Друг продолжал смеяться, и я треснул ему по шее. Получив сдачу, ещё раз наподдал.
- Ага…Поговори мне еще, убогий! Зато мне не вяжут слюнявчик, когда спагетти ползут в рот по пузу, макаронник хренов!
- Слушай, Тони…
- Ну.
- А кто такой - Добрый лекарь Марио? Ты слышал о таком?
Споткнувшись, я едва не растянулся на камнях.
- Не знаю, Кранч, а что?
- Да так. – Дэвид выбрался из пещеры и протянул мне из света руку. – Виктор как-то рассказывал…
|
|
|
|
Время приёма: 05:23 16.07.2011
|
|
| |
|
Рассказ открыт для комментариев