Перебирая недавно записи 1891 года, я нашел описание этого случая. Просматривая свои коротенькие заметки, я заодно вспомнил и о роковых апрельских событиях того же года, которые привели к схватке Холмса с профессором Мориарти и его – как я тогда считал – гибели. Я уже писал, как долго после той трагической истории чувствовал себя подавленным, и это объясняет, почему интересный сюжет был так долго обделен моим вниманием.
18 марта, побывав у больного и освободившись уже к десяти часам утра, я решил навестить старого друга и был удивлен его мрачным настроением. Мне случалось видеть Холмса в дурном расположении духа, но, похоже, сегодня его настроение было на редкость скверным.
Скопившийся в комнате табачный дым соперничал в густоте с клубившимся за окном туманом. У Холмса был утомленный вид. После нескольких минут молчания я спросил, здоров ли он.
- Если у вас мало работы, это еще не повод делать пациента из меня, - ворчливо ответил Холмс. – Нет, не уходите, - поспешно добавил он, увидев, что я встал. – Не уходите, Ватсон, простите меня. Просто мои дела идут еще хуже ваших.
Пожав плечами, я отошел к пылающему камину, и только сейчас заметил валявшийся на каминной полке шприц.
- Холмс, - заметил я сухо. – Вы опять баловались кокаином.
- Как в старые добрые времена, - согласился он. – Полно вам, Ватсон. Вы даже не спросили меня, как я догадался, что у вас сейчас мало пациентов, а я не сказал, что ваш саквояж выглядит совершенно таким же новеньким, как и в первый день рождества, как будто миссис Ватсон только что преподнесла вам его в подарок…
Холмс прикрыл глаза, и, казалось, погрузился в апатию. Однако он все-таки подглядывал, потому что добавил:
- А, это… Бросьте его в огонь, Ватсон.
- Надеюсь, ничего плохого? – осторожно спросил я, продолжая рассматривать лежавший рядом с пустым шприцем конверт.
- Нет, ничего, - ответил он с новым раздражением. – Ничего! Абсолютно ничего. Можете убедиться, если вам так интересно.
Письмо было адресовано мистеру Шерлоку Холмсу, Бейкер-стрит, 221-б, а вот обратный адрес начинался прямо с указания улицы. Грин-стрит, 12. Без указания имени адресата. Поколебавшись, я вытряхнул из конверта другой, меньшего размера, склеенный явно вручную из плотной бумаги, а из этого маленького конверта – чистый листок бумаги.
- Действительно, ничего, - подтвердил я, очень заинтригованный, разглядывая листок. – Только пятно.
- Пятно сделал я, перестаравшись с реактивом, - объяснил Холмс. – Но нет ничего, ни отпечатков пальцев, ни водяных знаков. Можно, разве что, сказать, что адрес написан человеком умным и хладнокровным, и, вероятно, с незаурядными математическими способностями. Очень ровные, прямые, слитно написанные буквы. Сильный характер, видите, какой сильный нажим пера… но и только.
- Напоминает «Дело о приданом в два миллиона фунтов стерлингов», - сказал я, загоревшись любопытством и уже предвкушая удовольствие наблюдать, как Холмс ведет следствие. Совсем как в былые времена. – Два находчивых филателиста нехитрой уловкой заполучили множество марок. Случай остался бы шуткой, если бы не убийство.
- Не думаю, что тут что-то похожее. Скорей ошибка. И не понимаю, что может быть интересного в повторении какого-то старого дела. В камин его, Ватсон, в камин.
Лениво затянувшись, Холмс выпустил изо рта новое облако дыма. Жечь письмо я не стал, отошел к окну и поднял раму. Погода улучшалась; сквозь туман слабо просвечивало солнце.
- Не дуйтесь, Ватсон, - Холмс подошел и встал рядом. – Отсутствие работы никогда не шло мне на пользу, вы же знаете.
- Разве у вас нет сейчас дел?
- Только одно, и оно зашло в тупик… Но вон, если не ошибаюсь, посетительница, и, возможно, у вас скоро не останется повода на меня ворчать.
Напротив наших дверей остановился экипаж, который через минуту покатил дальше. Вышедшая из него женщина, осмотревшись, решительно пересекла тротуар, и мы услышали звонок.
- К вам дама, мистер Холмс, - подтвердила, входя, миссис Хадсон, и вызвала у меня новый приступ ностальгии.
Посетительница, мисс Ивер, оказалась молодой женщиной с приятным лицом, одетой аккуратно и очень сдержанно в светло-серое платье и такую же шляпку. Простоту одежды подчеркивали строгая прическа: ничего лишнего, и только рыжие волосы слегка разрушали строгость облика.
- Вы, должно быть, читали об этом деле, - сказала она, когда Холмс усадил ее.
Она открыла сумочку и вытащила свернутую газету, где было подчеркнуто коротенькое объявление.
«В пятницу сего месяца, третьего марта, пропал без вести Джон Райдер, врач ветеринарной клиники. Он был одет в серый костюм, черный цилиндр, коричневые гетры, имел при себе черный кожаный саквояж. В последний раз его видели по месту работы в шесть часов вечера».
- Я помню тот случай, - добавил Холмс. На лице его была скука; он сейчас наверняка думал о том, как много дел с исчезновением пришлось ему расследовать. Странно, как можно, отказываясь расследовать однообразные дела, жаловаться при этом на недостаток работы.
- Как вы знаете, поиски полиции результатов не имели, - сказала мисс Ивер.
- Это естественно, - согласился Холмс, - так как в подобных случаях полиция вообще не слишком старается. Но вам, без сомнения, известны еще какие-то подробности, кроме изложенных в статье?
– Джон мой хороший друг. У меня есть кокер-спаниель, который серьезно поранил лапу в минувшем январе. Я не могу сетовать на тот случай, хотя очень люблю свою собаку, потому что в результате того происшествия мы и познакомились с Джоном.
Я пришла к Джону в ту пятницу вечером. Мы поступали так иногда: я заходила за ним в конце рабочего дня. Но в этот раз он показался мне рассеянным и озабоченным, почти сразу попрощался со мной, сославшись на неотложные дела. Он даже показал мне письмо, из-за которого вынужден спешить, хотя ничего толком не объяснил. Я спокойно ушла домой и не подозревала, что Джон не появлялся с тех пор ни в клинике, ни у себя дома, пока случайно не увидела этого объявления.
- Газета датирована пятнадцатым марта. Значит, несмотря на теплые отношения, вы виделись нечасто?
Лицо мисс Ивер стало еще более сдержанным.
- В полицию обратился сосед и приятель Джона.
- Прошу вас, продолжайте.
- Прочитав объявление, я заходила в клинику, где работал Джон. Мне удалось поговорить только с владельцем клиники, но я не узнала от него ничего путного. Он был очень возбужден и, разговаривая со мной, не переставал размахивать конвертом. Слова он употреблял в основном такие, какие джентльмен вообще не должен бы произносить при даме, и настойчиво показывал мне конверт. Разговаривая со мной в последний раз, Джон показал мне почти такой же конверт. Адрес был написан своеобразно.
Женщина снов порылась в сумочке и вытащила два конверта.
- Вот письмо, которое получил Джон. Вернувшись домой, я нашла его в своей сумочке. Видимо, я машинально сунула его туда, когда Джон начал нервничать. Видите? Адресат не указан, только адрес, хотя чаще поступают наоборот. А в качестве обратного адреса указана только улица. И точно так же написан адрес на конверте, который по моей просьбе отдал мне владелец ветеринарной клиники, только тут указан еще и номер дома. А внутри маленький конверт и чистый листок.
Холмс подался вперед.
- Вы заглядывали в конверт, мисс Ивер?
- Этот человек заглядывал в него при мне.
- Адрес на конверте – Грин-стрит, 12?
- Откуда вам известно?
- Позвольте мне конверт.
Конверт был, без сомнения, такой же самый, и адрес написан тем же почерком. Утратив невозмутимость, Холмс выбрался из кресла.
- Очень интересно, мисс Ивер… И жаль, что вы не пришли раньше.
- Я слышала о вашем умении восстанавливать целую картину по деталям.
- К сожалению, иногда бывает трудно восстановить полную картину. Особенно если клиент не говорит мне всего, что знает. Например, я немногое мог бы сказать о вас, если как раз перед тем, как прийти ко мне, вы переоделись в новое платье…
- Да, - подтвердила мисс Ивер. – Это платье совершенно новое.
- Меня также заинтересовал ваш экипаж.
Холмс отвернулся от окна и посмотрел прямо в глаза мисс Ивер. Та слегка утратила невозмутимый вид, но не отвела взгляда.
- Что? – спросила она.
- Экипаж, который дожидается вас в двух домах отсюда. Миледи, я тщательно храню тайны, которые касаются лично моих клиентов или их семьи, но мне гораздо легче расследовать дело, если я знаю всю правду.
- Пусть так, - сказала женщина, помолчав. – Я действительно не умею лгать. При всем при этом я считаю себя единственным другом Джона и не могу не сделать для него всего возможного.
- Я вижу. Вы не сказали ни слова неправды, если не считать придуманного имени, леди… Форстер?
- Но как вы догадались?
- Сударыня, хоть я и не назвал бы вас однозначно представительницей высшего класса, исходя из вашего выговора, вам следовало бы избегать характерных слов… Вы только что сказали «что» вместо «простите». И то, как вы сказали «в сумочке».* Кроме того, под вашей перчаткой, тоже без сомнения новой, заметно обручальное кольцо. Вы переоделись, но забыли его снять. Ну и платок с вышивкой в вашей сумочке, который мелькнул передо мной, когда вы доставали бумаги… Так кто же ездил в вашем экипаже на Грин-стрит, - я думаю, вчера?
- Я сама, - сказала леди Форрестер с достоинством.
- Понимаю, но это было не слишком благоразумно. И что же стало результатом вашей поездки?
- Ничего. На Грин-стрит нет дома под номером двенадцать.
Когда леди Форрестер ушла, Холмс, не сказав ни слова, снова уселся в кресле с трубкой. Я ждал, давая ему время поразмыслить, хотя нетерпение мое было велико. Наконец я не выдержал и спросил, что он думает об этом деле.
- Правда, Ватсон, - сказал он, выгребая остатки табака из турецкой туфли. – Это письмо не было ошибкой. Но и шуткой тоже.
- И это все, что вы можете мне сказать, выкурив целых две трубки? А разве вам не хочется поехать и самому посмотреть, что находится по этому адресу – Грин-стрит, двенадцать?
Он закурил, разглядывая меня с пристальным вниманием и непроницаемым видом.
- Дорогой мой Ватсон, - сказал он. – С этим домом все в порядке, как заверили меня сегодня утром в почтовом отделении. Почтальон, обслуживающий этот участок, принес на ботинках толстый слой глины. На Грин-стрит ведутся строительные работы, давшие ему повод для недовольства, а мне – возможность даже из окна разглядеть колеса, основательно измазанные грязью характерного цвета. Уже подсохшей грязью. Леди Форрестер не присматривает должным образом за прислугой, ее грум лентяй.
- И вы уверены, что говорит неправду она, а не почтальон? Разве вам не хочется поехать убедиться самому? Это не так уж далеко.
Холмс пожал плечами.
- Как дела у миссис Ватсон? Она в Лондоне?
- Да, она ждет меня к обеду. Но она поймет, если я отправлюсь с вами…
- Нет, Ватсон. Отправляйтесь лучше домой. Я дам вам тот же совет, что и леди Форрестер: ждать и не заниматься самостоятельными расследованиями.
- А вы?!
- У меня на сегодня еще куча дел, - он с досадой заглянул в пустую туфлю. – Пожалуйста, позвоните миссис Хадсон, я хочу, чтобы она сварила мне кофе. Я буду рад, если вы навестите меня завтра утром. Скажем, в десять часов! Но сегодня самое лучшее для вас - провести вечер с женой.
Я ушел, оставив Холмса, который сидел неподвижно в своем кресле в ожидании кофе. Я был раздосадован, я не понимал, как можно откладывать на завтра интереснейшую загадку. Свистом я подозвал кэб, собираясь отправиться домой.
- Грин-стрит, двенадцать, - повторил кэбмен. Я спохватился, что вместо домашнего адреса назвал тот, который неотвязно вертелся у меня в голове, хотел поправиться и – не стал. Ничего плохого не случится, если я просто проеду про Грин-стрит и узнаю, правду ли сказала миссис Форрестер.
Некоторое время спустя любопытство уже не мучило меня. Я даже пожалел, что поехал исследовать тайну, разрешившуюся так прозаически.
На Грин-стрит действительно не было дома под номером двенадцать.
Я вернулся на Бейкер-стрит на следующее утро в десять часов, как было условлено. Сильный химический запах вытеснил запах табака. За время совместной жизни с Холмсом я понюхал всякого, но такого зловония не припомню. Меня это развеселило, я вообще был в прекрасном настроении, от вчерашнего уныния не осталось и следа. Вместе с Холмсом меня встретил рыжий человечек с редкими бровями и широко расставленными глазами, маленький и забавный.
- А вот и Ватсон, - приветствовал меня Холмс. – Доктор Ватсон, мой старый друг, вы о нем, без сомнения, слышали. Ватсон, это профессор Стоун, мой коллега по той самой химической лаборатории, где мы с вами познакомились! Готовы ли вы к опасному предприятию?
- Еще бы, - воскликнул я. – Вот мой револьвер, наш с вами проверенный спутник в таких делах… - я продемонстрировал им армейский револьвер, заодно вытащив и полученное утром письмо.
- Что это, Ватсон?
- Как видите, и меня сочли достойным участвовать в шутке. Все-таки это розыгрыш, Холмс! – сказал я, потрясая конвертом. - Кстати, вам придется извиниться перед миссис Форрестер. Такого дома на Грин-стрит действительно нет!
- Вы вскрыли письмо?
- Конечно! – рассмеялся я.
- Неужели вы ездили по этому адресу, невзирая на мое предупреждение?
Лицо Холмса смешно вытянулось.
- Прошу вас, присядьте, Ватсон, - попросил он, деликатно отбирая у меня письмо и револьвер раньше, чем я успел выпалить в стену. Я уселся в любимое кресло Холмса, с интересом наблюдая, как тот многозначительно переглядывается со Стоуном. Стоун скрылся за дверью комнаты, служившей когда-то мне спальней, унося мой конверт, как коршун добычу. Он скоро вернулся, неся пинцетом клочок ваты. Не успел я опомниться, как он сунул ватку мне под нос. Я отпрянул, тщетно пытаясь увернуться от ватки, - та, впрочем, ничем не пахла на фоне химических изысканий, явно имевших место в этой квартире.
- Простите, мой дорогой Ватсон, - сказал Холмс. – Я недооценил силу наших врагов, и вы из-за меня подвергались опасности. Все гораздо серьезнее, чем я предполагал вначале. Как вы себя чувствуете? Вам лучше?
Я пожал плечами. Последние слова Холмса нагнали на меня мрачность. Но если ему нравится считать, что так лучше…
- Делать подходящий нейтрализатор и сложно, и некогда, время не терпит. Пришлось воздействовать на вас простым депрессантом.
- Вам посылка от Бентли, мистер Холмс.
Холмс резко обернулся.
- Вы заказывали табак, Холмс? – спросил Стоун.
- Нет, - Холмс забрал сверток у миссис Хадсон и после секундного колебания развернул. Внутри действительно оказалась упаковка табака. – Это не вы заказали, Ватсон? Не открывайте!
Я отшатнулся, хотя вовсе не собирался открывать упаковку. Холмс расправил бумагу, в которую была завернута изящная коробка, и я увидел сделанную на внутренней стороне надпись:
«Грин-стрит, 12»
- Что скажете, Холмс? – мрачно спросил Стоун.
- Скажу, что это уже не вызов. Это угроза. И еще, что мне пора принять предложение!
- Вы уверены?
Вместо ответа Холмс скрылся в лаборатории и вернулся с двумя наполненными шприцами.
- Дорогой Ватсон, - сказал он и опять посмотрел на меня сочувственно, но больше меня это не веселило. – Ваши жизнь и здоровье уже подвергались опасности, и, по правде сказать, мне совестно предлагать вам это снова, хотя верный товарищ мне очень бы пригодился! Что вы скажете на это?
- Я с вами, Холмс, - сказал я.
- Тогда это вам, - он вручил мне один шприц.
- Это и есть способ повредить здоровью?
- Это наша надежда выбраться из передряги невредимыми. Потому что сегодня нам придется играть роль не столько охотников, сколько приманки… Не волнуйтесь, это всего лишь смесь психоактивных веществ, но тщательно выверенная смесь, которую мне любезно помог составить профессор Стоун. Решайтесь, Ватсон, - сказал он, закатывая рукав. – Я собираюсь нанести сегодня визит в дом, которого нет.
С этими словами он привычно воткнул шприц себе в руку, и я последовал его примеру, - сознаюсь, только потому, что привык всецело доверять аналитическому уму своего друга.
- Идемте, - сказал Холмс. – Стоун, вы ведь помните мои инструкции? Пожелайте нам удачи.
- Как вы себя чувствуете сейчас? – спросил меня Холмс, когда мы ехали к таинственному дому. – Нет больше приступов необоснованного веселья, любопытства, или, может быть, страха?
- Я чувствую только легкое недоумение, - признался я. – Мы едем по адресу, которого, как я вчера убедился, не существует, и я решительно не понимаю, зачем. Но если вам так угодно…
- Это не страшно, Ватсон. Я уверен, что нас там ждут. Хуже то, что я бессилен против этих негодяев, пока у меня нет никаких доказательств преступления. Вот, смотрите, - он показал мне две большие запаянные ампулы, на дне которых пересыпался, поблескивая, светло-серый порошок. – Пусть одна из них будет у вас, возьмите. Когда будет нужно, разбейте ее. Но только после того, как я скажу «Давайте!» Смотрите, это уже Грин-стрит.
Да, я смотрел. Вчера я велел ехать шагом, медленно, рассматривая обе стороны улицы. Я четко помнил трактир на углу, помнил лужайки перед домами, сегодня озаренные радостным солнцем, - от вчерашней непогоды не осталось и следа. Я помнил бакалейную лавочку и вывеску табачного магазинчика. Дома, перед которым мы остановились, я не помнил. Хотя все дома похожи один на другой.
- Идемте, - сказал Холмс, спрыгивая на мостовую. Он был очень серьезен. Я молча последовал за ним, рассматривая самую обыкновенную живую изгородь, дорожку, посыпанную гравием, дверь, самую обыкновенный звонок… с надписью «Goodmorning»…
- Холмс, - сказал я ошеломленно. – Я тут был.
- Будьте готовы ко всему, - сказал Холмс и позвонил. Мы подождали, потом Холмс еще раз позвонил. Было слышно, как звонок отзывается внутри дома и шелестит листва кустов. И ничего больше.
- Там никого нет, - сказал я.
- Глупости, - возразил Холмс. Он нажал на ручку двери, и дверь подалась – она не была заперта. Холмс, не колеблясь, переступил порог.
- Идемте, Ватсон, - позвал он.
Мы вошли в коридор, где стены были обиты новенькими красными обоями. Едва мы приблизились к первой выходящей в коридор двери, как она внезапно распахнулась, и на пороге комнаты, весело освещенной утренним солнцем, показался высокий худощавый мужчина.
- Ай, джентльмены, - сказал он укоризненно. – Хорошо ли врываться в чужое жилище? Даже если вы ошиблись адресом, это не оправдывает вас.
- Полагаю, мы ошиблись бы еще больше, если бы пренебрегли вашим предложением, профессор Моллиган, - ответил Холмс.
- Ну что же, раз пришли, входите, - сказал он, улыбаясь той улыбкой, которая заставила меня вспомнить каменистые афганские пустыни и маленьких змей.
Мы переглянулись.
- Давайте, Ватсон, - шепнул Холмс, одновременно со мной переступая порог. Я сжал в кармане ампулу.
В ту же секунду меня схватили за руки сзади. Я увидел, как Холмсу выворачивают руки двое державших его громил. Сам я яростно сопротивлялся, но все было напрасно – через несколько минут мы оказались прикрученными за руки и за ноги к массивным дубовым креслам. Негодяи превосходили нас в силе. Ампулы, которые мы не успели разбить, лежали на маленьком столике красного дерева, рядом с моим револьвером. Рядом поблескивали мои часы, а также лупа, пинцет и множество других мелочей из карманов Холмса – я и не знал, какая свалка у него в карманах.
- Ну что же вы, доктор, - сказал тот, кого Холмс назвал Моллиганом. – Вчера вас отпустили по-хорошему, однако я бы не рассчитывал на вашем месте, что это будет повторяться каждый раз! Вы очень, очень неблагоразумны. Разве вы не чувствовали уверенности, что эта шутка не стоила вашего внимания? - спросил он с ноткой тревоги. – Может быть, вы не получили письма?
- Он получил письмо, - ответил за меня Холмс. – Вам следовало бы внушить доктору чувство страха, это было бы надежнее.
- Ну что вы, мистер Холмс! – обиделся профессор. Чувство страха могла бы внушить любая ведьма еще полвека назад! Неужели вам показалось, что я работаю так грубо? Впрочем, сегодня мне придется принять более решительные меры. Но это уже не моя вина!
Так разглагольствуя, он извлек из ящика бюро шприц, уже полный желтоватой жидкости, и поднял мне рукав сюртука, проворно расстегивая манжету рубашки. Я не успел даже дернуться, как мне в руку воткнулось стальное жало.
- Ну вот, - сказал он, приводя мой туалет в порядок. – Сейчас вас проводят, посадят на кэб, вы забудете, что были в этом доме и поедет домой. Все будет как вчера, за одним маленьким исключением. Примерно через час вы почувствуете непреодолимое отвращение к жизни. А уж как именно вы покончите с собой, зависит только от вашей фантазии. Я с интересом прослежу, как закончится ваш жизненный путь, будьте уверены! Что касается мистера Шерлока Холмса, в его богатой фантазии я не сомневаюсь, но он выйдет отсюда несколько позже. Нам еще предстоит интересная беседа, да-да. Не тревожьтесь, мистер Холмс. Вашим друзьям из Скотланд-Ярда тоже отправлены письма и нам никто не помешает…
Он еще что-то говорил, но я уже не слышал. Я почувствовал, как расстегивают наручники, приковавшие мне руки к подлокотникам, распутывают мои ноги. Чья-то рука ухватила мою ладонь, помогая выбраться из глубокого кресла. Я почувствовал в кармане тяжесть револьвера, а потом меня деликатно подтолкнули к выходу из комнаты. Я шагнул и встретился глазами с непроницаемым взглядом Холмса. Тот кивнул.
- Давайте, Ватсон, - услышал я, как сквозь вату.
«Разбейте ее, но только после того, как я скажу «давайте», - вспомнил я. Никаких других мыслей не было в тот момент у меня в голове, зато прямо под рукой, в правом кармане, оказался револьвер. Я выхватил его и дважды выстрелил, целясь во все еще блестевшие на столике ампулы. Секунда – и мне со страшной силой вывернули кисть, но я уже и сам выпустил револьвер и повернулся к выходу, безвольный, готовый идти, куда скажут.
Дальнейшее плохо отложилось в моей памяти. Я помню мелькание фигур и новые выстрелы, но уже не мои, помню легкий пороховой дым и заплясавшие лучи летнего солнца. Потом Холмс наклонился надо мной, похлопывая по щекам.
- Как вы чувствуете себя, Ватсон? – с тревогой спросил он. Я попробовал успокаивающе улыбнуться. В комнате действительно было много людей. Я узнал Лестрейда, который беседовал с профессором Моллиганом.
- Какое вам дело до моих отношений с миссис Форрестер? – грубо говорил Моллиган. – Да, она замечательная женщина, но это только мое и ее дело! К сожалению, дела мои таковы, что мне пришлось расстаться с ней на долгий срок. Но я оставил ей послание, дарующее душевное спокойствие. Этот идиот, мой бывший начальник, всучил ей свое письмо, как нарочно, чтобы все испортить! Он вообще попортил мне немало крови. Но он поплатился за это, - он опять неприятно улыбнулся.
- Лестрейд, спросите у него антидот для Ватсона, - сказал Стоун, появляясь в поле моего зрения.
- В ящике бюро, - немедленно отозвался профессор. – Я достану, если вы отстегнете меня… Хорошо, хорошо, второй ящик сверху, справа. Да, этот самый. Вы безусловно правы, я бы сумел воспользоваться свободой, отстегни вы меня хоть на минуту!
С помощью друга я поднялся с пола. Профессор восседал в кресле, к которому недавно был прикреплен я.
- Это средство безопасно для Ватсона? – спросил Холмс.
- Безопасно, не сомневайтесь. Если уж я берусь за дело, то делаю его отлично! Заметьте, Холмс, я бы сделал сыворотку правды уж как-нибудь получше той, что сумел смастерить ваш приятель! Скополамин, который он взял за основу, имеет множество ненужных побочных эффектов! Следовало взять…
- Что? – подавшись к нему, быстро спросил Стоун.
- Погодите, - грубо остановил его Лестрейд. – Есть более важные вопросы.
Они заспорили, а Холмс подошел ко мне со шприцем.
- Холмс, - проворчал я, подставляя руку. – Видит бог, слишком много уколов для одного дня!
- Вы сами виноваты, - невозмутимо отозвался Холмс. – Неужели вы так ничему у меня и не научились? Ведь даже в бреду невозможно было не заметить, что кэбы, один из которых вчера привез вас сюда, а второй – домой, - разные!
- Я уверен, что вам не нужно было видеть кэбы, чтобы обо всем догадаться, - обиженно буркнул я. – И вы могли бы мне все рассказать. Разве я не пошел бы с вами, зная обо всем наперед? Холмс, вы бы могли хоть изредка воздерживаться от ваших инсинуаций! Например, сегодня. Это совершенно невыносимо.
- Если бы я полагался на вашу сообразительность, Ватсон, я бы давно и плохо кончил, - ответил он. – К счастью, я всегда могу положиться на вашу дружбу храбрость. И… пойдемте-ка на воздух, пожалуй. Лестрейд прекрасно справляется без нас.
- Я вам не частный выскочка и попрошу говорить, не опуская подробностей, - орал в это время Лестрейд. Сыворотка правды не слишком изменила стиль поведения нашего общего друга. Холмс поморщился и повел меня к выходу.
Мне пришлось постоять на крыльце минут десять, прежде чем я почувствовал, как проясняются мысли. Тогда я сконфуженно покосился на Холмса.
- Мне странно, когда человек тратит свой ум на гадкие и мелкие, по сути, дела, - сказал я смущенно.
- Гадкие, но совсем не мелкие, - возразил Холмс. Он тоже выглядел виноватым. – Ватсон, нам следовало задержаться внутри еще на минуту, чтобы я успел сказать, как я ценю вашу помощь. Вы можете рассчитывать на мою дружбу не меньше, чем я на вас! Но это, я надеюсь, вы знаете и без сыворотки правды, - добавил он, и я от души пожал ему руку.
- Профессор Моллиган – вообще личность весьма своеобразная, - продолжал Холмс. - Он считался хорошим и добрым звериным доктором. При этом его злодеяния против людей многообразны, как оттенки настроения, которые он виртуозно научился внушать. А его странное хвастовство! К чему было отправлять письмо вам сегодня утром?
- Я не понял даже, зачем он отправлял письма полицейским и вам, Холмс, - признался я. На лице Холмса мелькнуло знакомое выражение, но он сдержался – очевидно, вспомнил недавнюю сцену и не стал упрекать меня в глупости.
- Я обговорил сегодняшнюю операцию с Лестрейдом. Моллиган, предвидя это, отправил им письма, которые должны были лишить их способности действовать, - и преуспел бы, если бы не вмешался Стоун. А письмо мне он написал по просьбе человека, с которым я уже несколько месяцев веду жестокую борьбу. Что ж, этот бой он проиграл, только этот бой не последний.
- А леди Форрестер? – вспомнил я.
- Леди Форрестер… - Холмс задумался. – Она побывала тут вчера и забыла об этом, как вы и другие. Не знаю, что внушил ей Моллиган. Может быть, он предусмотрел наилучший выход, если учесть ее социальный статус. Хотя никогда не мог понять, что на самом деле лучше для женщин. Во всяком случае, я не буду ее будоражить. Но если она сама напомнит о себе, придется сказать ей всю правду.
Вечером мы сидели в гостиной, все еще пахнувшей утренними опытами, и спасались у камина от разыгравшейся опять непогоды. Я успел побывать дома и успокоить миссис Ватсон. Что касается моего спокойствия – тут я считаю как врач, что стакан кларета не может повредить. Даже если организм весь день подвергался отвратительным опытам.
- Выпейте и вы, Холмс, - предложил я.
- Лучше передайте мне табак и трубку, - попросил он.
- Это не тот табак, который принесли утром? – спросил я с беспокойством.
- Нет, конечно. Образцом того табака со всеми предосторожностями занимается сейчас Стоун. Он очень серьезно заявил мне, что собирается пропагандировать вред табакокурения. А вот кокаин способен приносить пользу – наконец-то случай заставил вас в этом убедиться.
- Меня? – я чуть не выронил стакан.
- Конечно, вас. Если бы я не принял дозу кокаина пред тем, как вскрыл полученное письмо – очень неосторожно, должен признаться – я бы наравне с вами поддался воздействию препаратов, которым был пропитан внутренний листок. Со всеми вытекающими последствиями.
- Значит ли это, что вы намерены вернуться к этой привычке? – спросил я с негодованием.
- Нет, Ватсон, – он обезоруживающе улыбнулся. - Во всяком случае, не сейчас. Мой главный противник на свободе, грозный противник, который плетет сеть преступлений так же искусно, как Моллиган сплетает запахи.
- Тогда другое дело. Я совершенно спокоен, - буркнул я.
Холмс еще раз улыбнулся, и, затянувшись, выпустил огромное облако дыма.
*Имеется в виду разница в употреблении слов “sorry” и “handbag”, “what” и “bag”, традиционно употреблявшихся средним классом и аристократией соответственно (прим. переводчика) |
Рассказ открыт для комментариев