Ствол холодил висок, добавляя прохладцы сырому сентябрьскому утру.
Скрип тележки молочника, запах сдобы и пение птиц…
Любимая трубка давно не покидала темноту кармана.
Я раскрутил барабан револьвера, снова приставил к голове, окинул взглядом улицу. Никого.
Взвел курок.
Где-то тревожно замычала корова…
Скука. Тоска.
Затем нажал на спуск.
Щелкнуло.
Милейшую картину нарушил взрыв топота сапог на лестнице, резко распахнулась дверь.
Меня решили спасти? Но что может спасти от скуки детектива в округе, где даже бараны на скотобойне мрут строго по порядку
— Убийство! — выкрикнул влетевший в кабинет Герберт — юнец-стажер на службе у полиции округа.
— Снова без стука. Выговор. Теперь помедленнее и внятней, — попросил я, демонстративно медленно убирая ствол от виска.
Герберт с недоумением покосился на меня, на револьвер, отдышался, выдохнул и продолжил.
— На углу Кобург и Мэрри-роуд. Ножевое. Труп обнаружил почтальон четверть часа назад. Я сразу к вам, мистер Хантер.
— Врачи?
— Он уже окоченелый, и кровищи там...
— Все равно заключение медика нужно. Беги к доктору Райли.
— Есть!
— Друг дорогой, а что за безделушка-то у тебя на шее болтается? — лениво поинтересовался я, в мыслях проклиная так скверно начавшееся субботнее утро.
— На удачу. На ярмарке вчера подарили, — похвастался Герберт.
Надо же. Не думал, что пузатые уродцы из глины могут приносить счастье.
Револьвер грохотнул по столу, без патронов он был бесполезен, а партию должны были завезти лишь к полудню среды. Перед четверговым дождиком.
Меня ждал мертвец, опросы очевидцев, возня с бумагами и прочие неприятности.
Приставы подсуетились грамотно — труп никто не трогал, место был оцеплено. Раннее утро уменьшило число праздных зевак до минимума. Надев перчатки, я приступил к осмотру.
— Жестокое убийство. В наших-то краях… — буркнул доктор Райли, складывая свой саквояж, и добавил: — Семь колотых ран. Ни одной, в общем-то, смертельной, но жертва скончалась от кровопотери и шока.
Наконец тело было упаковано и отправлено в морг, я же крутил в руках орудие убийства.
Нож был странным. Широкое тупое лезвие, напоминающее лопатку, не годилось для легкого вхождения в плоть.
На гранитном валуне обнаружилась еще одна странность. Кривой красный мазок, будто грубой кистью ребенок нарисовал птичку.
— Резали его когда, вот кровища и летела, — попытался пояснить Герберт.
— Нет. Это осознанное действо. И, в конце концов, не шею ему разорвали, не хлестала кровь во все стороны фонтаном. Тихо себе из-под тела на землю натекла.
— Знак убийцы? — мрачно улыбнулся доктор Райли.
— Кто знает… — замотав нож в тряпку, я отправился в контору. Составлять отчет и ломать голову над произошедшим.
А город уже просыпался.
Цокали лошадки по брусчатке, голосили газетчики, а солнце, окончательно победив промозглую сырость утра, уже припекало, словно в августе.
Отчет много времени не занял. Я, рассматривая нож, вспоминал интересные детали — расположение ран — нанесены они были явно не в состоянии аффекта, а намеренно в определенные места, и интересный мазок кровью потерпевшего на камне.
И мне все это очень-очень не нравилось. Есть, что анализировать, но не с чем сравнивать. Нечего обобщать, некуда восходить.
В дверь постучали. Постукивая тростью, зашел окружной судья. Мистер Гилмор был человеком уважаемым, в возрасте, и появление его здесь вновь разбередило мои подозрения. Судьи к детективам не ходят. Даже по горячему следу. Вообще не ходят.
— Ты раны видел? — спросил он, наскоро ознакомившись с моей писаниной.
— Да.
— Ничего странным не показалось?
— Там все странное.
— Смахивает на ритуал, да? Раскрой мне это дело, Хантер. Побыстрее раскрой, — о стол гулко стукнула пузатая бутылка «Баллантайнса». — Иначе плохо. Тебе.
Судья умел быть убедительным. Закрывая дверь, я успел поймать его озабоченный взгляд.
Вздохнув, плеснул виски, кинул отчет в стол и вышел в город опросить информаторов.
Ветер был свеж, нес соль и йод, на площади шумел базар.
Интуиция, которая проснулась у меня в ходе англо-сикхских войн, во время Кашмирской резни, когда я чуть не потерял левую руку, завопила тревожными нотками. За мной следили.
Пасторальный тихий городок, провинция, древние традиции… я ведь, перебираясь сюда, хотел безмятежной и размеренной жизни.
Завернув за угол Милфорд-роуд, я остановился, выждал необходимое время и внезапно вышел навстречу…
Кошке.
Черная красавица прервала свое движение, уселась на брусчатку и принялась вылизывать лапу, презрительно и словно с издевкой глядя на меня.
Интуиция виновато хихикнула и стыдливо замолкла.
Кошка лениво отвернулась.
А на меня налетел старый знакомый по делу о скрытии налогов: Далтон, фермер. От него разило перегаром.
На шее у толстяка болтался пузатый уродец из керамики.
— Удачный день, Хантер. Удачный. Как есть.
— Не сказал бы, — буркнул я, вспоминая ворох событий последнего часа.
— Все продал, а уродилось много. А все почему? — торжественно пробасил он.
— Почему, — делано зевнул я. Толстяк бы слишком разговорчив.
— Все он. — Далтон нежно погладил уродца по обвисшему пузу.
— Ты собственную статуэтку, что ли, носишь? Дети лепили или у пьяного скульптора заказал?
— Это Хапи. Бог плодородия и урожая, — обиделся толстяк. — Ты с ним хорошо — и он с тобой хорошо.
— А как же церковь? Ты ведь всегда слыл добрым христианином, а тут явно чужой божок.
— Одно другому не мешает, друг мой. Зря не веришь в приметы. Я тоже не верил. Однако два месяца назад, не сочти меня сдвинутым… — тут фермер сделал паузу, оглянулся, перешел на шепот, — В общем, работает это дело. Хочешь верь, хочешь не верь, дело твое, ну ты понял. Ячмень и репа — никогда столько не было. И удачно продал. Так-то.
Заметив недоверие и усмешку в моих глазах, Далтон окончательно обиделся, и, пробубнив что-то о легавых, не замечающих очевидное, удалился.
Двинувшись дальше, я снова вышел на базарную площадь. Помимо торговли, прямо в центре шло выступление труппы актеров. Вяло, без огонька, в звериных масках. Но толпа не спешила закидывать их помидорами, скорее, наоборот, о жестяную миску часто позвякивали медяки.
— Абсолютно бесплатно! — гаркнул мне в ухо молодчик в маске с птичьим клювом. Как он подобрался незаметно, в таком-то виде, не знаю.
В руках у меня оказалась прокламация с приглашением посетить вечернее выступление в клубе историков, а также сувенирчик: круглое керамическое существо с головой лягушки.
Продравшись сквозь толпу, я уже собирался бросить все это в мусорную урну, но увидел знакомый символ.
Точно такой же, что был накарябан кровью на булыжнике.
***
Прокламация вместо урны перекочевала в карман, а вот с мерзким жабьеголовым уродцем случился казус: видимо, мы сразу невзлюбили друг друга — он вывернулся у меня из рук и упал на мостовую.
Вдребезги лопнул, во все стороны черепки полетели. Несмотря на шум толпы, показалось, что кто-то хихикнул. Едко так. Обещая неприятности.
Вздохнув, я решил было направился туда, где положено разживаться информацией. Мест было несколько. Как от приятных для джентльмена любой степени свежести, до самых экстравагантных. Клубы, бары, частные лавочки. Соверен, не раз помогавший в нелегком выборе, увы, не годился — две грани монеты на пяток возможных мест. Интуиция молчала, логика пребывала в панике. Образ судьи, так внезапно зашедшего поинтересоваться, едкое хихиканье за гранью сознания, разбитый жабьеголовый уродец и грациозная кошка кружили хороводы в моем воображении, мешаясь в настолько дикий клубок, что не распутать и всезнающим паркам.
«Тяни за ниточки и не торопись» — аксиома каждого сыскаря, давала сбой. Ниточек было много, но они были настолько скользкими и нелогичными… Как по разрозненным и мало значащим в отдельности деталям восстановить единую картину?
Раздумья удивительным образом привели меня к месту, где черпают вдохновение неудавшиеся писатели, заключают сделки джентльмены таких степеней благородства, что клейма ставить негде, и где подобные мне всегда могут ухватить клочок знаний.
Нет, это была не библиотека, не здание мэрии, и не единственный в городе исторический клуб.
Первое меня настораживало с детства давящей тишиной и мертвыми мухами, второе приелось по работе, а с историками я предпочитал не связываться. Перед законом эти достопочтимые граждане были чисты, никаких сведений о чужих поступках они не предоставляли из принципа, а просто общаться с ними я бы не смог: никогда не покидая родного городка, обо всем происходящем в мире они знали из «надежных источников», которыми считали ветхие копии старых документов и сомнительные музейные реликвии. Как-то раз мы крепко поспорили с одним из них, Эллиасом Хетчем, по поводу пошлого индийского сувенира, бережно хранимого на почетном месте под особой защитой. Я тогда предложил отправить ерунду в чулан, а в центр парадной комнаты выставить плиту с иероглифами, во-первых, она-то точно была настоящей, а во-вторых, констеблю, патрулирующему улицу, спалось бы спокойнее. Стащить гордость музея было бы потяжелее. Но меня обвинили в узколобом невежестве и поведали несколько столь явных баек, которыми нельзя было бы испугать даже детей и невинных девушек.
Глупость не выношу еще больше, чем скуку, поэтому момент разговора с историками я решил оттянуть и завернул в бар. Его владелец не мешал хорошие напитки с бурдой и мог кое-что посоветовать.
— Добрый день, Джим.
Джим Блум обычно был очень разговорчив, но в этот раз лишь поставил передо мной стакан, сделал предупредительный жест и повернулся к сцене.
Я посмотрел на часы — для музыкантов рано, для певичек тем более — потом проследил за его взглядом и тоже затих.
Таких красивых девчонок я у нас никогда не видел. Вроде ничего особенного, невысокие, с тонкими руками и ногами, но с такими глазищами и такие грациозные...
Одна, с мечом и плоской чашей, с непроницаемым лицом, двигалась плавно и выжидающе. Вторая — с кубком вина и снопом колосьев, извивалась и кружилась в неистовом танце, улыбаясь и подмигивая густо подведенными глазами, раздразнивая и партнершу, и зрителей.
Сначала я подумал: как они ухитряются не расплескать жидкость и не размотать высоко зачесанные волосы? Потом — как они так ловко двигаются, если замотаны в длинные узкие юбки? Потом поймал себя на том, что вместе со всеми любуюсь экзотически оливковым загаром гладкой и блестящей кожи, пытаясь заглянуть под широкое ожерелье, прикрывающее маленькую, остро торчащую грудь.
И наконец осознал — эти бесстыдницы выступали почти голыми. На них и в самом деле, кроме тряпочки на бедрах ничего не было, но никто из присутствующих не требовал прекратить это срамное действие.
Напротив, зал разделился на два лагеря: одна часть болела за светловолосую воительницу, а другая — за темненькую веселушку. И хотя я сам на такие штуки не ведусь со времен, когда у меня, тогда еще семилетнего мальчишки, выманили два пенни в дешевом балагане, в этот я раз вместе с правой частью зала «болел» за темненькую.
В светлой было что-то очень опасное.
И короткий меч с широким лезвием, названия которого я не знал, не казался бутафорским. Я видел, как у нее перекатывались мышцы, когда она размахивала им.
А потом они схлестнулись, и мне захотелось отвести взгляд, шансов у темной не было.
Посетители с ревом кинулись друг на друга, вытягивая скрюченные пальцы, сжимая пьяные кулаки и разбрасывая кружки.
Я уже подумал, что разнимать их бессмысленно, зато неплохо было бы вызвать пожарную команду с их новехоньким брандспойтом, как все прекратилось.
Девицы исчезли прямо с мечом, чашами и колосьями, светлая напоследок выплеснув в зал густую жидкость, похожую на свежесваренный кофе, а темная — рубиново-красное вино.
Те, на кого попали капли, взревели от восторга. Мгновенно правая часть повалилась на пол, а левая, накинувшись на них в неуемной агрессии, быстро утихла и сползла рядом, так и не разжимая кулаков.
Я рискнул осмотреть зал.
Правые мирно похрапывали и блаженно причмокивали. Разило от них неимоверно, будто не пара капель досталась, а они в этом вине купались.
Левые сидели с вытаращенными глазами и вяло грозили невидимым врагам.
Я достал платок и вытер черную каплю со щеки одного из них. Запах, мускусный, густой, пряный, не был похож ни на один из известных мне, но я знал неплохой способ проверить догадку. Закатав рукав, я приложил платок к краю шрама. Легкое онемение, тут же снявшее многолетнее тянущее зудение, подсказало: вещество обладает обезболивающим эффектом.
***
Выбор мест, куда можно бы было пойти дальше, все сокращался, соверен на удачу уже был готов подмигнуть одной из сторон — клуб историков, библиотека и информаторы, которых, учитывая происходящее в городе, найти становилось все проблематичней.
Но библиотека была далеко, кэбмены как назло куда-то исчезли, а в конце улицы показался краешек вывески клуба любителей истории.
Показалось, что все посетители бара Джима Блума собрались здесь. Клуб, где ранее строго по четвергам с восьми до девяти тридцати вечера собирался с пяток энтузиастов для партии в покер и вялого обсуждения малоинтересных псевдоисторических тем, бурлил и кипел абсолютно новой жизнью.
— Ваше приглашение? — Двое крепких парней перегородили мне вход. Один из них был мне знаком, работал докером и как-то проходил по делу о мелкой краже.
— О как. А ведь раньше…
— Времена меняются, мистер…
— Хантер, — сказал я, протягивая так и не выкинутую мной прокламацию, что всучил птицеклювый актер на площади.
Взгляд верзилы потух, он потерял ко мне интерес, и, переключившись на следующего посетителя, отвернулся.
Внутри бурлила и кипела жизнь, мало похожая на чопорные чаепития с реверансами.
И, помимо уважаемых в городе людей, здесь мелькали и вовсе уж мутные и темные личности.
Ударил молоток, призывая к тишине.
Похожий на обугленного журавля Эллиас Хетч — тощий, в замасленном цилиндре прыщавый молодой человек бледного вида важно восседал за подиумом. Напыщенный юнец с чувством гипертрофированной важности и значимости, что может быть забавнее?
Однако посетители так не думали.
Гул смолк, наступила та самая тишина, что более присуща церковным таинствам, но никак не спонтанному клубному сбору людей по интересам.
— Господа, — начал свою речь Эллиас неожиданно хорошо поставленным голосом, — имею честь видеть вас в этом зале и смею полагать, что посторонних людей здесь нет. Те, кто долгие годы жаждал и искал, наконец обрели знания и силу, либо приблизились вплотную к обладанию ими.
Речь Эллиаса заводила толпу, но не так, как это сделал бы искусный оратор. Она напоминала не проповедь, не лекцию, а приглашение в увлекательное приключение, полное тайн, загадок, мистики, добрых помощников и чудодейственных обрядов…
Внимая словам юнца, я невольно зауважал этого прожигателя жизни, — исторические экскурсы разбавлялись намеками на обретение чего-то особо нового, ранее неизведанного, мистического. Но все это не пугало, а манило, и даже сноски в очень уж древнюю историю — к египетским богам — были интересны. Хотя лицо стоявшего рядом со мной преподобного Флинча периодически искажалось гримасами.
Но «лишних» людей здесь вроде как не было, и одни стереотипы должны были успешно заменить другие.
— Да, господа. Наш ном становится новым местом с новыми возможностями. Еще немного, еще совсем чуть-чуть. Нужны ваши усилия. Многие из вас уже приложили их. Хотим ли мы видеть место, где живем, успешным? Плодородным? Благословенным?
Народ внимал, мой мозг лихорадочно пытался сложить куски мозаики. Интуиция вопила — происходящее здесь как-то связано с утренним убийством, девушками в баре, шоу на площади, общим ажиотажем… Но никаких похожих случаев, никакой параллели. Мозгу для логических связок не хватало знаний, а интуиции — опыта.
— Знания! — продолжал витийствовать Эллиас. — Дерзайте, и вы…
И в тот миг, когда я уже полностью спасовал, отказываясь воспринимать проповедь Хетча разумом, кто-то потянул меня за рукав. Пахнуло жасмином, и еще теми терпкими пряными восточными ароматами, что можно встретить в торговых лавках Ост-Индской компании.
— Ты устал, Хантер. Но ищешь не там. Ответы спрятаны среди книг. Среди мно-о-ожества книг, — промурыкала мне в ухо незнакомка. Я обомлел — она чем-то неуловимым напоминала мне прекрасных девушек из бара Блума и все же была другой. Более мягкой, более мудрой, более взрослой.
Я посмотрел ей в глаза.
Зрачки оказались вертикальными.
Насмешливо моргнув и насладившись моим изумленным видом, она что-то ласково мяукнула.
Волна тяжелых пряных ароматов вновь обрушилась, а затем все исчезло. Незнакомка сделала шаг за спину преподобному Флинчу и словно растворилась в толпе.
А Эллиас Хетч закончил наконец свою речь. Кажется, там было что-то про сувениры и атрибуты истинно желающих изменится.
На выходе ушлый паренек из огромной коробки одаривал бижутерией и сувенирами.
Естественно, на тему Древнего Египта. Или Ассирии и Ниневии — тут я был не силен.
Глиняная, аляповато раскрашенная кошка с папирусным свидетельством — закорючки вроде должны были говорить о причастности к оригиналу — оказалась в моих руках.
***
Покидая здание, я вновь встретил старого знакомого — Далтона. Толстяк просто светился счастьем, но, завидев меня, промычав что-то нечленораздельное, отмахнулся и постарался отойти в сторону — благо, толчея на выходе позволяла. Не тут-то было: количество выпитого виски вкупе с хохотливой раскрашенной толстушкой, висящей у него на руке, помешали фермеру благополучно удрать.
— Давай, дружище. Очень я заинтересовался темой. А то дела не складываются, все знают, как их поправить, и никто не говорит, как именно. Вот что ты делал?
Далтон промычал, его спутница, масляно стреляя глазками, качнулась в мою сторону. Перегар не делал ни ей, ни сомнительному выбору Далтона чести.
— Тебе ж сказали: каждому свое. Все персонально. — Слово «персонально» фермер подчеркнул, подняв мясистый палец вверх и доверительно икнув. Толстушка снова рассмеялась, обвисла на шее ухажера.
— Ну ты-то... Сам ты что сделал, а?
— Хапи, он бог плодородия. Ну я и вылил ему в жертву в нужное время бочонок ядреного виски. Зато теперь куплю с десяток, и получше.
— Далтон, Далтон, твоя мама…, — начал было я с ехидцей…
— А вот не надо про мою маму! — взревел обиженно толстяк, тряхнул подругу и ввинтился в толпу. Разговор был окончен.
Мне же оставалось лишь искать свой собственный, особый, «персональный» по версии Далтона и историков подход ко всему этому.
А перед глазами всё стояла девушка с усмехающимися вертикальными зрачками и кошачьей грацией.
Кэбмен в этот раз нашелся на удивление быстро, и вот уже цокающая по брусчатке лошадка несла меня в городской архив.
Красотка Бэтси, осевшая в свое время в нашем городке под именем Элизабет Шелл, заведовала бумагами по моей протекции. Полуграмотность и нулевые способности к счету делали ее непригодной к торговле, и я не мог ни в одну лавку порекомендовать ее даже младшей помощницей, но когда-то мои коллеги из соседнего графства в обмен за рисковую услугу самоуверенно пообещали ей хорошее место и честную жизнь.
Собственная шутка казалась мне хорошей, пока мисс Элизабет не сгребла в свои ловкие руки карманницы со стажем в одиннадцать лет почти все городские бумаги с подписями, печатями и штампами. И теперь уже не я входил в ее царство царем, благодетелем и спасителем, а она делала мне одолжение, выискивая необходимое.
— Пожаловал, нате вам, — хмыкнула она вместо приветствия, уперевшись кулаками в худосочные бока. — Заблудился по дороге, что ли?
Я поклонился и церемонно поцеловал ее руку.
— Только вы можете спасти меня, дорогая Элизабет, иначе я замечтаюсь и унесусь далеко-далеко, — произнес я проникновенным голосом. Вышло хрипловато, видать, паленый виски завелся и у Джима в баре.
— А я все жду, пока он поймет, без кого ему не обойтись, — грубовато бросила Бетси, схватив меня на воротник, силком подтянула к своему лицу. — Развел в городе непонятно чего — а исправлять собираешься?
— Ты сделаешь мне подборку о...
— Готово давно.
Бетси протащила меня в уединенную комнатку, усадила за стол и указала на пыльную стопку. — Газеты, энциклопедия, справочник и... — она с сомнением посмотрела на связку ключей, чуть прикрытую желтоватой резкой. — Сюда тебе еще рано.
— Ключ от твоей спальни, дорогая?
Звонкая затрещина напомнила мне о старой ненависти красотки Бэтси к людям моей профессии.
— Это от сейфа с кое-какими оригиналами.
Ключи я стащил раньше, чем она успела разораться вновь.
К счастью, в этот момент к ней пришел посетитель и она, преобразившись в чопорную старую деву, отправилась беседовать на высокие темы.
Старье же, которое подсунула мне Бетси, оказалось любопытным.
Атрибутика, которой постепенно заполнялся город, как я и сам уже успел понять, оказалась древнеегипетской символикой. Причем у каждого предмета было свое простое и объяснимое предназначение, лишь в определенных обстоятельствах меняющееся на противоположное. Все эти штуки были полезными, необходимыми, удобными и опасными одновременно.
В энциклопедии же, открытой мной только для поиска трактовок образов древних уродцев, обнаружились все встреченные мной сегодня девушки. Грозная Сехмет, Домашняя Баст и умница Сешат, застывшие в профиль, теряли приличную долю своей красоты и обаяния, но и на бумаге выглядели прекрасно и грозно. Я невольно потрогал старый шрам и подумал, что было бы неплохо, если бы светловолосая танцовщица погладила его... Жалко, что она растворилась. Такая мускулистая, гибкая, опасная...
Так, что дальше.
Почему лектор сказал «ном»? Огороженное Веспасианом место — жилище. Рим и Египет, абсолютно разные культуры, никак не складывались воедино. Что это? Весь наш город? Или только его часть, место в центре, где проходила линия римских фортификаций? И что будет с ним, если концентрация активных сувениров достигнет каких-то пределов?
Если абсурд упрямо лезет в глаза, классифицируй его.
Я взял чистый лист бумаги и приступил к выписыванию уже обнаруженных и новых героев.
Пузатые уродцы и роковые красавицы ложились на лист бумаги, интуиция восторженно шептала — вот оно.
«Иди и читай книги», — сказала мне Сешат. Не всякий вывод можно получить, обладая частичными знаниями.
Я лихорадочно листал бумаги и выписывал новые и новые имена.
Мне нужна была полная картинка, пусть даже количество парней и девчонок из древнего мира превысит население моего городка. Если я упущу хоть одного, то могу здорово промахнуться.
Что там говорил Эллиас Хетч, бывший неудачник, а ныне — провозвестник новой зари мира? «Приложите усилия, пользуйтесь воплощениями?»
И теперь наш тихий провинциальный город мало того что завален древнеегипетской атрибутикой, так еще и полон граждан, уверовавших в силу египетских богов. А вера, как известно, творит чудеса. И реакция пошла по нарастающей.
Так, похоже список гостей полон. Что теперь? Вычеркивать уже встреченных, выстраивать их по старшинству и иерархии или по мере воплощения?
Кого ждать следующим?
Или... Я посмотрел в окно. Небо казалось бескрайним, но я видел только ограниченный рамой кусок.
Нельзя, нельзя искать решение на основе тех фактов, с которыми я уже столкнулся.
Надо идти от того, что, похоже, древняя гвардия марширует к нам в полном составе.
Только добраться не может — воплощений хватает ненадолго.
А когда доберется — будет поздно.
Архив щедро поделился со мной копией карты города. Того, первого, где сталь весело рубила бронзу, а завернутые в шкуру дикари склонялись перед поступью легионеров Веспасиана. Остатки фортификаций брали центр города в кольцо. Где-то здесь, в небольшой зоне находились усердно расставленные адептами нового мира атрибуты для воплощений. Настоящие атрибуты, с запахом настоящего мира без липовых сертификатов по шесть пенсов штука.
Ну и кому это надо, кто все это затеял? Кто главный кукловод? Тощий недалекий Эллиас на такую роль не годился, слишком мелок и не амбициозен.
Кажется, в этот миг я возненавидел историков.
Кажется, в этот же миг, вспомнив грациозных девушек из бара, какая-то часть моего «я» полюбила Египет.
Диллема. Цель оправдывает средства, а египетские боги действительно давали многое. И далеко не самое плохое. Урожаи, удачу, здоровье…
Но никакая цель не оправдывала убийство человека на вверенном мне участке.
А еще, листая архив, я вдруг заметил странную штуку. Мне в руки попадались именно нужные бумаги, именно нужная информация. И это с учетом той огроменной кипы материалов, что подкинула мне Бетси. Словно кто-то настойчиво подталкивал меня к развязке. И, кажется, я начинал догадываться, кто это. Грациозная, мудрая, с кошачьей походкой… Соблазнила меня поглядеть в окошко... Да я и в школе-то за окно на уроках не выглядывал.
Я вновь вдохнул аромат пропитанного благовониями платка, на миг показалось, что слышу довольное, утвердительное мурлыкание. Где-то там. За гранью.
Я посмотрел в окно и на фикусы, посаженные Бетси в тяжелые кадки. На полу среди них стояли статуэтка с птичьей головой и черная фигурка кошки. Тот и Сешат.
Бетси подготовилась к моему приходу, почему же не спрятала их?
Я присел на корточки и провел пальцем по цепочке миниатюрных следов, идущей по тонкому слою пыли из ниши в дальнем углу.
— Привет, ребята! — сказал я им и покинул кабинет, в котором становилось неуютно.
Думаю, я знаю, кто марширует во главе.
Расставлять игрушечную армию по всему городу не так уж и сложно.
А мне надо было не дать ей сомкнуться.
Предпринять шаги, или, как говаривал бывший историк-неудачник, а ныне великолепный оратор Эллиас Хетч, — «приложить усилия».
И если я не ошибался, а случалось со мной такое крайне редко, пыльные манускрипты гласили о том, что боги Египта не шибко любили кровь.
За исключением одного.
Я не хотел видеть в родном городе одного из верховных богов Египта, того, кого древние семиты позже назвали Сатаной. Сета.
На миг показалось, что в подворотне вновь мелькнула знакомая кошка.
Показалось, что она посмотрела на меня с одобрением.
Игры небожителей. Увы, ни в том, ни в этом мире ничто не меняется.
***
Ходить по улицам тихого города теплым сентябрьским вечером — занятие приятное и необременительное.
Делать то же самое в городе, охваченном повальной манией любви к древнеегипетской мистике — увлекательно и интересно.
Сознательно мешать планам богов — и вовсе опасно.
Особенно радовало, что боги были разными, а полного воплощения ни одного из них пока не произошло.
План фортификаций четко врезался в память. Если удалять фигурки поочередно — будет похоже на шахматную партию. Немного непредсказуемую.
***
Старое кладбище — не лучшее место для прогулок. А ведь именно здесь проходила одна из стен линии Веспасиана. И где-то в одном из склепов, а может, банально на какой-нибудь свежевыкрашенной лавочке вполне могла находиться ключевая фигура.
Так и произошло. Гранитная потертая плита одной из наиболее древних могил была украшена не только увядшим букетиком ромашек, но и знакомым иероглифом. Тем, что я видел возле утреннего трупа. Глиняный горшок источал не слишком противный дымок, а воскуривал его не кто иной как Энтони Леджес — худощавый черноволосый молодой человек, любитель математики, что работал секретарем у небезызвестного мне окружного судьи.
Заметив меня, Энтони смутился, покраснел, и поправил фигурку змееголовой богини, кажется, это была Меритсегер.
— Вообще-то, я в это и сам не верю. Но приказ. Мистер Хантер, вы понимаете?
— Мистер Гилмор?
— Он самый. Я бы сам никогда, но…
Итак, первый же шаг в нужном направлении добавил новых интересностей, выявив причастных лиц. Думаю, Эллиас Хетч был бы доволен, узнав, что его проповедь способна столь быстро приносить плоды.
— Вижу, вы исполнили ритуал в точности, Энтони.
Молодой человек был еще не слишком погружен в действие, поэтому оказался в состоянии оценить нелепость своего поведения на кладбище, смущенно подхватил цилиндр, пролепетав вновь о приказе и настоятельной просьбе, поспешил к выходу, бормоча что-то непонятное. Что-то, на странном языке. Я бы даже сказал, языке древнем. Но так как странностей сегодня было более чем много, внимания на поведение Энтони я не обратил. А зря.
Сейчас же, присев на корточки, я наблюдал за дымящимся фитильком и безучастным ликом холодной Меритсегер. Богини некрополей и умерших, той, что способна открывать врата и калитки.
Я затушил огонек, снял горшок и понес его в мусорную кучу, положив фигурку богини в карман.
Энтони, поджидавший меня, сидя на оградке, демонически захохотал. Удивительные изменения в поведении скромного молодого человека на миг ввергли меня в ступор.
Затем он взмахнул рукой, сыпнув мне в лицо могильной землей, и я ощутил, как трясется почва у меня под ногами.
Пока я протирал глаза, «правая рука» судьи Гилмора издал резкие звуки, которые я бы назвал просто неприличными, если бы не понял, что они обладают некой силой. В этом я убедился, когда цепкая костяная ладонь ухватила мою лодыжку и потащила в сторону с такой мощью, что я упал.
После из земли выползли два костяка и один относительно свежий труп.
На покойников за время карьеры сыскаря я насмотрелся вдоволь, но что двигало истлевшие кости без сухожилий и мышц, понять не мог. Клацнули челюсти. Оттолкнув от себя первый подарок Энтони, я с удовлетворением заметил, что костяки очень хрупкие и не выдерживают грубых столкновений с моими тяжелыми ботинками. А вот полуразложившийся труп, помимо мычания, оказался неожиданно крепким орешком.
Поймав себя на мысли, что мне почему-то более противно и обидно, чем страшно, я ударил труп в коленку.
Издав стон, неугомонный покойник неожиданно ловко провел хук левой, саданув мне в висок.
В голове зашумело. Следующая плюха саданула в скулу, я отступил назад. Словно заправский борец, мычащая нечисть перла на меня неотвратимым тараном. Уворачиваясь от ударов, благо подгнивший соперник был медлителен, я дошел до могильной оградки. Хорошо, что наши могильщики не чурались выпивки и не особо следили за инвентарем. Лопата, подвернувшаяся под руку, оказалась очень кстати, а обезглавленный покойник, успев провести напоследок сочный апперкот, наконец угомонился.
«Определенно, надо повышать навыки рукопашного боя. Боксом что ли заняться всерьез», — подумал я, готовясь покинуть негостеприимное кладбище. Я был зол, и сильно ныла скула.
Уходя, совсем не удивился, когда на меня из кучи мусора кинулись скарабеи. Откуда взялось полчище жуков-навозников в таком количестве, думать было некогда. Вреда они к счастью не причиняли: пробегали мимо или начинали подниматься по штанинам и скатывались. Перемахнув через ограду, мне удалось избавиться и от насекомых, и от пристального внимания ревнивой богини.
Дальше было проще.
Веспасиан, закладывая город, был по-военному прост. Обходя периметр древнего поселения, в один миг волею фанатов ставшего «номом», я тасовал и подправлял. Так, иероглифы на стене ратуши пополнились корявыми дополнениями — каллиграфия никогда не была моим коньком. Фонтан на площади обзавелся с десятком битых фигурок, небрежно сваленных в одну кучку, здоровенная скульптура была повернута мной лицом не к восходу, а наоборот. Смеркалось, я начинал уставать. Не хватило сил даже полюбоваться на статую в лучах заката.
Вдохнув аромат платка и на миг почувствовав новый прилив сил, я двинулся к последней точке моего променада.
Мэрии.
В здании горел огонь и было, несмотря на вечер, на удивление людно. И если ранее в холле можно было застать лишь с пяток посетителей и столько же клерков, то теперь…
— Праздничный фуршет? В честь чего? — поинтересовался я у преподобного Флинча.
— Повальное безумие. Давно за ним наблюдаю, — буркнул преподобный и отвернулся.
А в холле творилось совсем уж неприглядное.
Огромные каменные изваяния по углам, плиты с барельефами, устланный тростником пол, свечи, благовония. В центре — арка, наспех сложенная из брусчатки мостовой и укрепленная грубыми досками. Перед аркой — моя любимая плита с иероглифами из музея.
— Это называется малый круг. Большой охватывает город, и мы внутри него. Произойдут удивительные вещи, господа! Я рад, что многие из нас предприняли определенные шаги, поставив на загадочное и мистическое. И мы не прогадали! Сегодня этот зал — зал двух истин. И сам Осирис благоволит к нам! — воскликнул появившийся из кабинета почетный старец, бессменный член совета города и окружной судья — сэр Гордон Н. Гилмор, эсквайр.
В руках у него сверкал церемониальный клинок. С широким тупым лезвием, как раз соответствующим характеру ран, что я видел сегодня утром.
— Мы откроем врата, и в мир, одарив верных, придет новая сила.
— Убийство утром на углу Мэрри-роуд. Неудобный, но оригинальный ножик. И поэтому очень приметный, — отчеканил я во внезапно наступившей тишине холла. Плевать, что револьвер я забыл в конторе. Плевать, что и патронов в нем никогда не было. Настоящего фанатика, что поставил на карту всё, оружием не остановить.
— Подбросили, и я горжусь этим, на редкость удачно, — улыбнулся сэр Гилмор. — Открыть врата я смогу лишь с его помощью, — продолжил он, — но дальше все будет неважно. Потом я, само собой разумеется, вещественную улику верну.
— Орудие убийства лежит в сейфе. Код знаю один я. Сейф со стенками из пятисантиметровой стали весит восемьсот фунтов. Вы либо сообщник, либо убийца, либо вор, — процедил я.
Наступила мертвенная тишина. Лишь потрескивали многочисленные ароматические свечи.
Судья по-отечески вздохнул, укоризненно покачал головой и подошел к арке.
— Не стоит делать поспешных выводов, Хантер. Ну какой же я убийца? И тем более — вор. Стыдно.
Он вставил нож в навершие арки.
Загудело. Из проема полился свет. Яркий: будто мы все долгое время находились в погребе и внезапно попали в сверкающий полдень.
— Да, мне бы на вашем месте было стыдно, — буркнул я.
Перед глазами вновь мелькнула кошка. Кажется, она тоже была там, в этом сверкающем проеме. Кажется, она лукаво улыбалась.
— Ритуал завершен. Что дальше?
А потом из арки вышло существо. Мои манипуляции с фигурками внешнего круга все же сработали. Тот, кто пришел, не был Сетом, и это радовало.
Но посетившая нас тварь была не намного безобидней. Коварная и неуязвимая, как крокодил, это была безжалостная Амат: огненное озеро, суд над грешниками и прочие прелести насыщенной загробной жизни древних египтян.
— Сердце твое легче страусиного пера, смертный, и ты посмел требовать что-то у богов? — прошипело существо.
Судья захрипел, схватился за сердце, его ноги подкосились в коленях.
— Раскрыть преступление и заслужить одобрение у богов мудрости и правосудия, что может быть лучше? — пролепетал Гилмор.
— И при этом быть соучастником убийства и подставить своего помощника. Таких ли жертв хотят боги? Не умеешь подготавливать путь отцу мудрости Тоту. Ритуал нарушен, внешний круг незавершен. Думаешь, боги ходят через калитки?
Во время ее речи хрипы судьи становились все тише и тише…
«Значит, с Сетом я ошибся, а судья и впрямь был не виновен в утреннем убийстве. Но кто же тогда?» — вот теперь мне стало по-настоящему страшно. «Сешат... Или же сам Тот? Кто-то из них просто использовал меня в своей игре, не позволив открыть врата. Почему? Не желали делить наш мир между собой или им наскучили игры среди беспокойных смертных?»
— Этот зал все же двух истин, поэтому по заслугам получат двое из вас, — шипением напомнила тварь и приблизилась ко мне.
— Это ты послужил причиной нарушения ритуала вызова. Но сделал это с подачи…. — Свет из проема усилился, и тварь, мотнув головой, словно получив какие-то инструкции, шагнула в мою сторону.
Затем зубастая пасть, смрад, и ужас, которому удалось найти материальное воплощение, приблизились ко мне вплотную.
На израненную левую руку упала тягучая капля слюны.
Где-то в глубине врат что-то мурчала кошка.
Нежно.
Затем чудовище сложило вонючую пасть морщинистой дудочкой и дунуло.
Солнечный столб обрушился на меня. Было тепло, на миг показалось, что я задыхаюсь. Затем все стихло. И я понял, что это был последний прощальный подарок Сешат. Для меня. Интуиция и логика возведенные в абсолют. Подарок с подвохом, как это принято у богов. Знание о том, что смотреть на загадки надо с другого конца. Не от частного, путем обобщения, а наоборот. От общей, единой классификации, вниз к нужному случаю.
Для сыска нужно знание. Для знания нужен полный набор фактов. А на собрание коллекций преступлений нужны время и опыт.
Я никогда не буду прежним, мне нужна кипучая деятельность, пища для ума и… слава.
И я внезапно понял, что тихий провинциальный городок — не мое. Я сдохну здесь от скуки и тоски, так и не узнав, что там за рамой окна. Мне нужно большее. И я должен собирать и копить, причём как можно быстрее, чтобы это не превратилось в недостижимую цель, а без промедлений начало бы служить мне орудием. И надо еще почитать современных философов, чтобы понять, как правильно называется мой новый взгляд на изучение фактов и поиск ответов.
Между тем в зале стало совсем темно. Нет, по-прежнему горели сотни свечей и ламп, но портал сверкающего полдня закрылся, и, видимо, закрылся навсегда, оставив за гранью как жуткую Амат, так и блистательных Баст и Сехмет, мудрого Тота, великого Осириса и многий других, удивительных и могучих.
Разочарованные люди, стараясь не смотреть друг на друга, потянулись к выходу. Угрюмый и растерянный Эллиас Хетч, в раз подурневшая Бетси, подавленный Далтон… И лишь на лице единственного из них — преподобного Флинча, мерцало удовлетворение. Вышел и я. Последним.
Я закурил трубку и сорвал с афиши листок с предложением посетить секцию бокса для джентльменов.
Брат давно звал меня переехать в Лондон, на Бейкер-стрит были неплохие варианты по съему жилья. Да и интуиция подсказывала, что сбежавший Энтони, ключ к разгадке, будет искать свое призвание где-то там же, в столице. Значит, нам туда. Мозг не отставал от своей вечной напарницы и соперницы, предполагая, что Энтони обязательно сменит имя на кличку в честь любимой богини. А знание, полученное в подарок от Сешат, робко предлагало моим старым помощникам свою крепкую дружбу, и напоминало, что преступники, стекающиеся в Лондон со всех концов Британии, всячески скрывают свою провинциальное происхождение, распуская слухи о предках с континента. Итак, по крайней мере, одно дело для Лондона у меня уже есть: поиск талантливого математика с тайными знаниями, выдающего себя за итальянца, с фамилией, начало которой созвучно с именем Меритсегер.
И раз уж здесь мои дела завершены, возможно, нечто новое и удивительное удастся найти в столице?
Рассказ открыт для комментариев