20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.

13:33 19.04.2023
Сегодня (19.04) в 23.39 заканчивается приём рассказов на Арену.

   
 
 
    запомнить

  Число символов: 39022
Гостиная сэра Шерлока Первый тур
Рассказ открыт для комментариев

Ночной гость


    Эта история, произошедшая довольно давно, настолько необъяснима и, не побоюсь заметить, нелепа, что я никогда бы не решился включить её в свои записки. Кроме того, она относится к тем немногочисленным эпизодам, когда знаменитый дедуктивный метод Шерлока Холмса не принёс ожидаемого результата, пусть и в силу объективных обстоятельств.
    Однако вынужден признать, что с недавнего времени всё большее распространение получают слухи об этом деле, которые не только совершенно безосновательно искажают картину случившегося тогда, но и содержат явно клеветнические намёки на некомпетентность моего друга, обвиняя его едва ли не в пособничестве преступнику. Поэтому я решил опубликовать свои скромные записи, дабы представить события на суд читателя в их истинном виде, сколь бы невероятными они не казались.  
     
    ***
    - Скажите, Уотсон, как вы смотрите на то, чтобы на некоторое время покинуть пределы Британии и предпринять недолгую, но обещающую стать крайне увлекательной поездку во Францию?
    С таким необычным вопросом обратился ко мне Шерлок Холмс февральским утром 1896 года.   
    Я оторвал взгляд от окна. Неожиданный вопрос Холмса настолько поразил меня, что заставил позабыть даже о чашке горячего кофе, стоявшей передо мной. Должно было случиться нечто совершенно из ряда вон выходящее, чтобы Холмс, известный домосед, который согласился бы выехать за границу лишь в исключительном, особо важном и значимом случае. Стоит заметить, аналитические способности моего друга  были столь развиты, что для раскрытия многих запутанных преступлений ему не требовалось даже выходить из собственного кабинета – такие дела он с присущим ему остроумием называл «делами на одну трубку»
    - На этот раз одной трубкой ограничиться не удастся, ибо дело представляется чрезвычайно неординарным, - продолжил Холмс, будто прочитав мои мысли. – Впрочем, я ещё не имею полной информации, но рассчитываю получить её в самое ближайшее время. А пока позвольте познакомить вас с некоторыми деталями, которые стали мне известны совсем недавно.
    Как вы знаете, мой брат, Майкрофт Холмс, работает в министерстве, а потому имеет некоторые связи среди сотрудников иностранных посольств. Пару дней назад он случайно встретился с неким Жераром Дюбуа, секретарём французского посланника в Лондоне. Разговор не касался политических вопросов, проходил в непринуждённой обстановке, и речь вскоре зашла о научных изысканиях современных учёных. Оказалось, что мсье Дюбуа является родственником французского физика, мсье Антуана Беккереля, который, как выяснилось, в последнее время столкнулся с рядом весьма загадочных препятствий, причём явно не научного характера.
    Не буду пока раскрывать все подробности этой истории, ибо совсем скоро нам представится возможность услышать её практически из первых уст. Майкрофту этот рассказ показался не лишённым интереса, но, как я уже говорил вам когда-то, мой брат, обладая прекрасной наблюдательностью, начисто лишён какой бы то ни было энергии для расследования различного рода запутанных случаев. Именно поэтому он направил мсье Дюбуа ко мне.
    В этот момент наш разговор был прерван появлением миссис Хадсон.
    - Мистер Холмс, вас желает видеть молодой господин. Он утверждает, что ему назначено.
    - А вот и мсье Дюбуа! - оживлённо воскликнул Холмс. – Надеюсь, из его рассказа мы услышим ряд немаловажных подробностей.
     
    ***
    Мсье Дюбуа оказался совсем ещё молодым человеком со слегка смуглым цветом кожи и тёмными, глубоко посаженными глазами. Безупречно скроенный костюм и  элегантные перчатки придавали ему весьма изысканный и даже щегольской вид.
    Холмс предложил гостю кресло у камина.
    - Мистер Холмс, я весьма наслышан о вас и вашем незаурядном таланте, - речь посетителя была довольно правильной, лишь с едва уловимыми признаками акцента. – Поверьте, я бы не стал беспокоить вас,  просить о помощи и, тем более, настаивать на визите в Париж, если бы не был уверен, что только ваше вмешательство сумеет пролить свет на эти загадочные события. Поистине, то, что я случайно встретил вашего брата – перст судьбы! 
    - Мне известны некоторые детали истории, связанной с вашим дальним  родственником, мсье Беккерелем, - сообщил Холмс, - и они представляются весьма интригующими, но, думаю, будет нелишним, если вы вновь расскажете всё с самого начала. Кроме того, мой добрый друг, доктор Уотсон, узнав подробности, сможет также оказать немалую помощь.
    - Разумеется, - кивнул мсье Дюбуа. – Собственно, Антуан Беккерель приходится мне не таким уж дальним родственником – это мой двоюродный дядя. Без ложной скромности скажу, что он довольно заметная фигура в научных кругах Франции. Дядя является представителем известной династии учёных и возглавляет кафедру физики во Французском государственном музее естественных наук. К сожалению, я имею весьма отдалённое представление о характере его научной деятельности. Знаю только, что в последнее время он упорно работает с некими невидимыми глазу лучами – открытием какого-то немецкого физика, если не ошибаюсь.
    Я всегда полагал, что учёный - самая мирная профессия из существующих. Однако совсем недавно, в конце января, я получил письмо из Парижа, где дядя Антуан, помимо прочего, сообщал, что его лаборатория подверглась совершенно необъяснимому варварскому нападению. Неизвестный злоумышленник ночью проник в здание и похитил ряд экспонатов из минералогической коллекции. Дядя очень дорожит этой коллекцией – это своего рода фамильная реликвия, которую начал собирать ещё его дед. Поэтому можно представить, какие чувства он испытал, когда утром пришёл в лабораторию и увидел, что коллекция пропала. Дядя благоразумно решил ничего не трогать и вызвал полицию. Прибывшие полицейские провели  тщательный осмотр и – невероятно! – довольно быстро обнаружили абсолютно все пропавшие образцы. Выяснилось, что преступник не забрал с собой абсолютно ничего. Похищенное он попытался спрятать там же в комнате: часть нашли в мусорной корзине, часть – под письменным столом. Впрочем, некоторые образцы оказались на лужайке перед зданием лаборатории – грабитель вышвырнул их, вдребезги разбив оконное стекло. Совершенно необъяснимое поведение, не правда ли?
    - Весьма необычное, - кивнул Холмс. – Но я прошу вас продолжать.
    - Да, это ещё не всё. В том же письме дядя пишет, что буквально через неделю кто-то вновь побывал ночью в его рабочем кабинете. На этот раз преступник подменил приготовленную для опытов соль какого-то соединения с труднопроизносимым названием на другой элемент. При этом он вновь ничего не похитил, опять спрятав украденное – теперь в цветочный горшок.
    Самое удивительное, что и в том, и в другом случае полиции не удалось установить, каким образом злоумышленник сумел проникнуть в лабораторию, а затем выбраться из неё. Все окна оставались запертыми изнутри, дверь – снаружи.  Пробитое же окно было слишком небольшого размера, чтобы сквозь него мог протиснуться человек. Кроме того, в обоих случаях так и не было ничего похищено. Поэтому полиция не собирается предпринимать никаких мер для поимки преступника. Дяде пришлось самому нанять сторожа, чтобы хоть как-то обезопасить свою лабораторию.
    - У вас сохранилось письмо? – поинтересовался Холмс.
    - Да, конечно. Оно, разумеется, написано по-французски, но я сделал перевод. Вот, взгляните, - мсье Дюбуа протянул несколько листов бумаги.
    - Весьма предусмотрительно с вашей стороны.
    - Уверяю вас, мистер Холмс, в этой истории всё не так просто, - горячо продолжал молодой человек. – Я и сам сначала воспринял письмо лишь как череду загадочных, но не опасных событий. Честно говоря, я долго колебался, прежде чем идти к вам с такой безделицей. Однако позавчера утром я получил из Парижа депешу с известием о том, что лабораторию дяди пытались поджечь! По счастью, сторож вовремя заметил опасность и сумел потушить пламя, не дав ему распространиться по зданию. И вновь никаких следов проникновения преступник не оставил.
    Я испугался, мистер Холмс. Я не понимаю, что всё это значит. И я прошу вас – помогите! Разумеется, все издержки…
    -  Оставьте это, мсье, - прервал его Холмс. – О деньгах я предпочитаю говорить в самую последнюю очередь и никогда не ставлю вознаграждение превыше самого дела. А дело это, с учётом вашего последнего добавления, приобретает всё более преступный характер. Видимо, потребуется моё вмешательство, особенно учитывая необыкновенное попустительство парижской полиции.
    - Значит, я могу рассчитывать на вашу помощь? – обрадовано спросил юноша.
    - Да. Я постараюсь сделать всё, что в моих силах. Но прежде позвольте задать вам несколько вопросов. Вы бывали когда-нибудь в кабинете вашего дяди?
    - Бывал несколько раз, но давно, когда был ещё ребёнком.
    - Припомните, есть ли там камин или печь?
    - Хм… Пожалуй, есть. Ну да, теперь я вспомнил совершенно точно! Есть камин и довольно большой. Дядя Антуан говорит, что проводит в лаборатории столько времени, что она почти заменила ему дом, а потому велел сложить камин ему для поддержания уюта.
    - У мсье Беккереля есть завистники или недоброжелатели?
    - Не думаю. Насколько мне известно – нет.
    - Благодарю вас. Теперь я хотел бы более тщательно поразмыслить об этом деле.
    - Это я должен вас благодарить, мистер Холмс. Если вам потребуется, я могу связаться с одним моим хорошим знакомым – Шарлем Биньером. Он служит помощником адвоката в Париже и может оказаться полезным. Шарль прекрасно говорит по-английски, да и вообще он славный малый!
    - Да, это может оказаться нелишним. Без переводчика обойтись будет нелегко, ибо моё собственное знание вашего языка оставляет желать лучшего, несмотря на то, что я когда-то несколько месяцев провёл на юге Франции. А теперь возвращайтесь к себе и главное - не волнуйтесь, пока вы не узнали, что вам в самом деле есть из-за чего волноваться.
     
     
    ***
    - Весьма любопытная история, - заметил  Холмс, проводя нашего гостя и вернувшись в кабинет. – Что вы о ней думаете, Уотсон?
    - Признаться, я не вижу здесь преступления, - ответил я. – Скорее, проделки какого-нибудь хулигана. Не думаю, что из-за этого нам стоит куда-то ехать.
    - Вы знаете, я тоже так подумал вначале. Но теперь совершенно очевидно, что мы имеем дело с преступником, который направляет всю свою энергию, чтобы помешать профессору Беккерелю в его работе.
    - Почему вы так решили?
    - Элементарно. Во-первых, злоумышленник твёрдо знает, чего он хочет, и упорно движется к цели, снова и снова проникая в лабораторию. Во-вторых, он чрезвычайно дерзок и не боится быть обнаруженным на месте преступления – разбивает стекло, разводит огонь. Это говорит о том, что у него есть заранее подготовленный и весьма надёжный путь, по которому он может в любой момент выбраться из комнаты.
    - Камин? – спросил я.
    - Вероятнее всего. Пока события предстают для меня в таком виде. Некто, осведомлённый о деятельности профессора, желает во что бы то ни стало его остановить. Мсье Дюбуа, боюсь, ошибался, когда говорил, что у его дяди нет врагов и завистников в научном мире. Увы, но враги и завистники есть почти у всякого, а особенно у такой заметной личности, как мсье Беккерель.
    Итак, этот некто, сам или с помощью нанятого исполнителя,  проникает в лабораторию с тем, чтобы выкрасть из коллекции некоторые экспонаты, которые, как я полагаю, могли понадобиться профессору для дальнейших опытов. Однако ему что-то помешало.  Вы обратили внимание, Уотсон, с какой безыскусностью он прятал похищенное? Судя по всему, он проделывал это в лихорадочной спешке, стремясь скрыть украденное хотя бы на время. Причём, некоторые образцы он посчитал невозможным оставить в лаборатории и выбросил их в окно,  не посчитавшись с риском наделать шуму и быть пойманным с поличным.
    Через неделю он вернулся, решив ограничиться на этот раз лишь одним элементом – солью. Кстати, в письме есть её название – это уранилсульфат калия. К сожалению, мои познания в химии ограничиваются, в основном, ядами, поэтому я не могу пока делать далеко идущих выводов на основе этого наименования. Но и соль злоумышленник, подменив, тоже не украл, а вновь спрятал,  причём опять на редкость наивно.
    Тогда он решился на крайние меры: уничтожить лабораторию и заодно запугать мсье Беккереля.  Этот план сорвался благодаря бдительности сторожа, наверняка, чрезвычайно усилившейся после двух прежних визитов ночного гостя. Однако, боюсь, преступник не остановится. Поэтому у меня есть все основания полагать, что теперь опасность угрожает самому профессору.
    - Логично, - ответил я. – Но, на мой взгляд, в этой гипотезе всё слишком предположительно.
    - Безусловно, - согласился Холмс. – Но она в той или иной степени увязывает почти все известные нам факты. Впрочем, некоторые детали в неё не совсем укладываются. Так, например, мне пока неясно, почему преступник всё-таки ничего не уносит с собой, предпочитая выбрасывать или прятать? Сомнительное поведение для вора, вы не находите? Возникает предположение, что он всякий раз покидает лабораторию в жуткой спешке, а меж тем проделывает это так легко и незаметно, что вполне мог бы позволить себе куда более тщательно скрыть следы своего пребывания. Наконец, мне всё же не вполне ясно, как он с такой дьявольской ловкостью проникает внутрь и, что ещё интереснее, выбирается обратно. Признаться, даже версия с камином, представляющаяся мне пока единственно подходящей, может оказаться не слишком надёжной. Словом, дело требует личного присутствия. И я был бы очень рад, если бы вы могли поехать со мной на континент.
    -  Я с удовольствием поеду с вами, Холмс, и рад буду оказать любую помощь, - ответил я.
    -  Превосходно. В таком случае, через три дня мы будем в Париже и, я надеюсь, сумеем разобраться во всех загадочных обстоятельствах этого дела.
      
    ***
    Прибыв вечером в Париж, мы прямо с вокзала направились в небольшую гостиницу, находящуюся в центре города. Я почувствовал себя несколько утомлённым долгой дорогой и прилёг отдохнуть.
    Когда я проснулся, Холмса в номере не было. Горничная сообщила, что он ушёл около двух часов назад и просил передать, что будет скоро и чтобы я непременно его дождался. Я устроился в холле гостиницы и заказал чашечку кофе и несколько бутербродов, по опыту зная, что мой друг нечасто нарушает обещание  и заставляет себя ждать. И действительно, не прошло и нескольких минут, как Шерлок Холмс появился в сопровождении весьма тучного невысокого господина с пышными усами и бакенбардами.
    - Вижу, вы уже позавтракали, Уотсон, - обратился ко мне Холмс. – Отлично, потому что у нас ещё много дел на сегодня. Позвольте представить вам мсье Шарля Биньера, который любезно согласился сопровождать нас и уже оказал существенное содействие. А это мой добрый друг, доктор Уотсон.
    Биньер сдержанно поклонился.
    - Вам удалось что-то выяснить? – спросил я.
    - Да. Мы разыскали того самого сторожа, который дежурил в ночь пожара. Он рассказал, что около полуночи вышел из здания музея, чтобы осмотреться и удостовериться, всё ли спокойно. Вдруг его внимание привлёк слабый отсвет в окнах лаборатории, которая располагается в соседнем флигеле. Сторож заподозрил неладное и решил проверить, в чём дело. Заглянув внутрь сквозь окно, он увидел, что загорелась обивка кресла и бумаги на столе профессора. Он бросился на помощь, но лаборатория оказалась заперта снаружи. По счастью, сторож имел при себе ключи и сумел быстро отворить дверь, вбежать внутрь и сбить пламя.
    - А что говорит по этому поводу полиция?
    Биньер кашлянул и усмехнулся.
    - Полиция назвала этот случай самовозгоранием и посоветовала мсье Беккерелю внимательнее проверять состояние камина перед уходом, - язвительно пояснил он.
    - Возмутительная безответственность, - добавил Холмс. – Повторяющиеся проникновения в лабораторию не только не насторожили полицию, но напротив, уверили её в том, что мсье Беккерель стал участником какого-то розыгрыша или мальчишеской забавы. Профессор находится теперь на положении балаганного шута, который не может навести порядок в собственном кабинете и которого представители закона решительно отказываются воспринимать всерьёз. Более того, эта история грозит получить огласку и  повлиять на репутацию профессора в научных кругах.
    Сами видите, Уотсон, что эту загадку необходимо разрешить как можно скорее. Я договорился с профессором Беккерелем о встрече, и он, вероятно, уже ждёт нас в Музее естественных наук.
    - Это совсем недалеко, - заметил Биньер. – Я провожу вас, господа.
     
     
    ***
    Профессор встретил нас у дверей небольшого, отдельно стоящего флигеля, где, судя по всему, и помещалась его лаборатория. Это был статный человек лет сорока пяти, высоколобый, с проницательными тёмными глазами и густой бородой, расчёсанной надвое. Он, видимо, оказался наслышан о блестящих успехах Шерлока Холмса, потому что пожал нам руки с большим уважением и немедленно пригласил внутрь.
    Рабочий кабинет и впрямь походил больше на благоустроенную комнату, нежели на лабораторию.  Камин, уютные кресла, ковёр на полу – всё говорило о том, что профессор старался придать этому помещению домашний уют.
    Мсье Беккерель усадил нас в кресла перед камином и принялся взволнованно что-то рассказывать. Я счёл возможным привести здесь его слова в переводе мсье Биньера, ибо у меня нет оснований подозревать этого человека в недобросовестном отношении к обязанностям переводчика.
    - Я безмерно рад, мистер Холмс, что вы и ваш уважаемый друг сочли возможным приехать сюда и оказать мне помощь, - сказал профессор. – Понимаю, что полиция едва ли окажет вам какое-либо содействие: они уверены, что если у меня так ничего и не украли, то и расследовать  нечего. Но дело не в этом. О, дело далеко не в этом! Понимаете, мои опыты могут представлять большую ценность для европейской и даже мировой науки. Начинается новая эра!
    Холмс тем временем встал и начал медленно расхаживать по комнате, тщательно осматриваясь по сторонам. Однако увлечённый профессор горячо продолжал:
    - Да-да, новая эра в науке! Вы слышали о недавнем открытии, которое сделал в Германии господин Вильгельм Рёнтген? Это уникально, господа, просто уникально! Невидимые Х-лучи, которые пронизывают пространство, которые способны проникать сквозь многие непрозрачные материалы! При этом они не отражаются и не преломляются. Рентгеновское излучение ионизирует окружающий воздух и засвечивает фотопластины. Вы понимаете, что это значит? Это открытие имеет огромное практическое значение! Медицина, геология, различные области техники – всё в скором времени сделает огромный шаг вперёд.
    - Я, кажется, что-то слышал об этом, - проговорил Холмс. – Помнится, эти лучи наделали много шума в начале нынешнего года. По правде говоря, некоторые считают их едва ли не шарлатанством. Если мне не изменяет память, лондонская «Пэлл-Мэлл газет» опубликовала как-то заметку в таком духе: «Нам надоели рентгеновские лучи. Самое лучшее, что нужно сделать цивилизованным странам, — это объединиться и сжечь все рентгеновские лучи, казнить всех изобретателей, утопить оборудование всего мира в океане. Пусть рыбы разглядывают свои кости, если им угодно, но не мы».
    Я ещё раз поразился цепкой памяти моего друга. Профессор же гневно возразил:
    - О, это глубочайшее заблуждение! И, поверьте, человечество ещё осознает свою ошибку.
    - Так вы работали с этими лучами? – спросил Холмс.
    - Не совсем. Видите ли, господин Рёнтген в своих работах утверждает, что для излучения Х-лучей необходима катодная трубка, которая флюоресцирует под действием катодных лучей… Впрочем, не стану утомлять вас излишней терминологией. Скажу только, что мой друг, доктор математики Пуанкаре, в конце прошлого месяца выступил с докладом на заседании Парижской Академии и высказал предположение, что рентгеновское излучение всегда возникает в люминесцирующих веществах, и никакой катодной трубки для этого не надо. Я решил проверить эту гипотезу, благо в моей коллекции находится немало фосфоров. Без преувеличения могу сказать, что это крупнейшее собрание в Париже!
     Но вот тут-то и начались эти непонятные события, которые стоили мне так много душевных сил и, вместо плодотворной работы, понудили меня несколько раз переносить и откладывать опыты, перепроверять результаты и совершать ещё целый ряд однообразных и повторяющихся расчётов. Чего стоит хотя бы этот погром в лаборатории! Я вынужден был потратить добрую половину дня, чтобы привести коллекцию в порядок и дождаться, пока мне вновь застеклят окно.
    - Какое из окон? – уточнил Холмс, отвлекшись от рассматривания ряд шкафов вдоль стены.
    - Это, восточное, - профессор указал на большое окно, чья рама состояла из множества высоких, но узких прямоугольников. -  Грабитель разбил стекло в центральной части и, по счастью, этим ограничился.
    - Рама не была повреждена?
    - Слава Богу, нет. Это очень старинная и хрупкая работа, её непросто было бы восстановить на месте. Могу заметить, что у меня здесь немало антикварных вещей. Я вижу, вы заинтересовались шкафами? Это XVIII век, ручная работа. Кроме того, позволю обратить ваше внимание и на кресла. Я вообще привык относиться к мебели с особым трепетом. К счастью, грабитель даже не попытался на неё посягнуть и оставил всё на месте.
    - Я ценю ваш вкус, но скажите, мсье Беккерель, - продолжил Холмс, - вы не припомните, что именно преступник выбросил из лаборатории?
    - Что вы, отлично помню! Это были соли тяжёлых металлов: цинка, урана, кадмия. Обратите внимание, цинка! И заметьте, всё случилось буквально в тот же самый день, когда я демонстрировал действие флюоресцирующего сернистого цинка на фотопластинку, завернутую в черную бумагу. Вы можете себе представить нахальство этого злодея? А полиция заявляет, что это случайное совпадение, не более того!..
    - А в свой следующий визит грабитель спрятал соль в горшок с этим растением? – указал Холмс.
    - Да. А как вы узнали? – изумлённо спросил профессор.
    - Здесь ещё осталось некоторое углубление в почве. Впрочем, прошу вас, продолжайте.
    - Хм… Итак, я вынужден был вновь повторить некоторые незаконченные опыты с цинком и к началу следующей недели приступил к следующему этапу – изучению действия уранилсульфата калия. Однако новое вторжение опять помешало мне! К счастью, я вовремя заметил подмену и смог возобновить опыт.  Но случившийся затем пожар в лаборатории окончательно выбил меня из колеи. Пришлось забрать домой некоторые элементы и часть фотопластин, чтобы уберечь их от новых посягательств. Ведь завтра у меня доклад в Парижской Академии.
    - Должен заметить, это крайне удачное решение, - оживлённо сказал Холмс, вновь усаживаясь в кресло. –  Скажите, как долго вы обычно остаётесь в лаборатории?
    - О, как правило, допоздна. Я люблю работать в тишине и одиночестве.
    - Профессор, я вынужден просить вас отложить опыты сегодня вечером. Поверьте, это послужит вашей же безопасности.
    - Что ж, - видно было, что мсье Беккерель взволнован, но старается держать себя в руках. -  Собственно, мне осталось лишь проявить несколько фотопластин, но  это можно сделать и позднее. Сегодня я намерен заняться подготовкой к завтрашнему выступлению в Академии. Я ведь не сказал вам главного – гипотеза Пуанкаре подтвердилась! Люминесцирующие вещества выделяют Х-лучи без всякого стороннего влияния, за исключением солнечного света, конечно.  Хотелось бы, разумеется, провести ряд контрольных опытов, но это уже формальность. Я могу отложить их на более поздний срок. Кроме того, в пасмурную погоду, какая теперь установилась, эти опыты невозможны…
    - Благодарю вас. И ещё, если позволите, мы с друзьями останемся здесь в ваше отсутствие.
    - Разумеется. Я полностью доверяю вам, мистер Холмс. Надеюсь, это поможет вам в расследовании. Я распоряжусь, чтобы вас не беспокоили.
     
    ***
    - Вы уже пришли к каким-то выводам? – спросил я, едва дверь за профессором закрылась.
    - Почему вы не спросили профессора, подозревает ли он кого-нибудь? – подхватил Биньер.
    - В этом не было никакого смысла. Боюсь, что конкуренты и завистники здесь не при чём,  - ответил Холмс, задумчиво нахмурившись. – И должен заметить, джентльмены, что это один из крайне нечастых случаев в моей практике, когда новые факты не только не проясняют картину событий, но, напротив, запутывают её всё больше и больше.
    - Полноте, мистер Холмс! - воскликнул Биньер. – Не хотите ли вы сказать, что такое  невинное, осмелюсь сказать, преступление поставило вас в тупик. Вы скромничаете!
    - Нисколько. Впрочем, некоторые результаты у меня всё же есть. К примеру, я могу сообщить, что преступник, вероятнее всего, левша, невысокого роста, полноват, носит обувь с металлическими набойками и очень боится высоты.
    - Позвольте, Холмс, но откуда вы узнали такие подробности? – удивился я.
    - В этом нет ничего сложного. Главным образом, наблюдательность и умение анализировать. Взгляните на эти старинные шкафы вдоль стен. Как вы можете убедиться, они не слишком  высокие: я свободно достаю ладонью до верхнего края, – с этими словами Холмс поднял руку и принялся сосредоточенно ощупывать пальцами поверхность шкафа. Затем продолжил. – И, что немаловажно, до потолка остаётся значительное расстояние – что-то около пяти футов или чуть более.  Более того, на боковой стенке шкафа видны довольно глубокие царапины. Дополняют картину кресла и цветочный горшок. Но вот разбитое окно и камин по-прежнему не дают мне покоя…
    Мы с Биньером недоумённо переглянулись.
    - Мистер Холмс, что вы хотите этим сказать? – спросил Биньер, подёргивая себя за ус.
    - Признаться, ход ваших рассуждений смотрится весьма сумбурно, - согласился я. – При чём здесь расстояние от шкафа до потолка, царапины, горшок и всё прочее?
    - О, джентльмены, поверьте, здесь всё вполне объяснимо. Просто по старинной привычке я порой пропускаю промежуточные звенья своих логических цепочек, отчего они и представились вам несколько странными. Что ж, давайте рассмотрим факты более последовательно.
    Итак, шкаф. Наверху я нащупал два полукруглых ряда маленьких углублений, более всего похожих на следы от сапожных гвоздей.
    - Подождите, - перебил Биньер, - не хотите ли вы сказать…
    - Именно, - кивнул Холмс. – Очевидно, что на шкафу стоял человек. Ростом он немногим выше пяти футов, иначе не смог бы там уместиться. То, что его подошвы оставили весьма заметный след на дубовой поверхности, говорит о довольно большом весе. Прыгать он побоялся, хотя, судя по его манерам, вор этот часто бывает весьма и весьма шумным, да и ковёр в немалой степени заглушил бы звук приземления. Вместо этого злоумышленник с большой опаской принялся спускаться вниз, скользя ногами по боковой стенке – отсюда и царапины. Царапины эти сделаны в разное время – об этом говорит степень потемнения древесины – а это значит, что подобный способ он применял не раз. А похищенную однажды соль он засунул в горшок с левой стороны – так наиболее удобно было бы поступить именно левше.
    - Холмс, но ведь этого не может быть! – воскликнул я. – Зачем преступнику снова и снова влезать на шкаф, особенно если он, как вы говорите, боится высоты? Это попросту абсурдно!
    - Видите ли, мой дорогой друг, абсурд – это одна из неотъемлемых составляющих этого преступления, - грустно усмехнулся Холмс. – Думаю, что удивлю вас ещё больше. Помните, я однажды сказал: «Отбросьте все невозможное, то, что останется, и будет ответом, каким бы невероятным он ни казался»? Вы ещё, кажется, внесли эту фразу в одну из своих историй. Так вот сегодняшний ответ, пожалуй, самый невероятный за всю мою карьеру сыщика-консультанта.
    Грабитель не взбирался на шкаф. Чтобы сделать это без всякой помощи, он слишком тяжёл. Он мог бы что-то подставить – но, кроме кресел, подставить здесь нечего, а, как сказал нам мсье Беккерель, кресла с места никто не сдвигал.
    - Теперь я совсем ничего не понимаю. Вор спускался со шкафа, но перед этим на него не взбирался, - пробормотал Биньер. – Как же он там оказался, позвольте спросить? Возник из воздуха?
    - Судя по всему, да. – Холмс пожал плечами. – Иного объяснения просто нет. Преступник не мог проникнуть через камин – дымоход слишком узкий. Более того, я вынужден предположить, что и скрылся вор тоже вникуда. Дверь, как мы знаем, была заперта, а разбитый сегмент окна чересчур маленький. Хочу обратить ваше внимание, что вор вполне мог бы выломать раму – профессор справедливо отмечал её хрупкость. Но злоумышленник этого не сделал. Он просто исчез из комнаты.
    Мне никогда прежде не приходилось видеть Холмса столь смущённым. Казалось, он сам не до конца верит в возможность того, о чем говорит. Предполагаю, что только его непоколебимая вера в безошибочность дедуктивного метода помогала ему сохранять самообладание. Однако его слова были настолько лишены реальной почвы, что я всерьёз обеспокоился о душевном здоровье своего друга.
    - Допустим, вы правы, - сказал я мягко. – Но что заставило вас предположить, что вор вернётся именно сегодня?
    - Это как раз самое объяснимое из моих предположений. Как сказал профессор, завтра у него доклад в Академии, когда он изложит результаты своих опытов. Поэтому сегодня у преступника есть последний шанс, чтобы помешать мсье Беккерелю. Я не знаю, что именно он захочет предпринять, но думаю, будет лучше, если в лаборатории он застанет не мсье Беккереля, а нас. Пожалуй, нелишним будет раздобыть фонари, джентльмены.
     
    ***
    Минуты ожидания тянулись мучительно медленно. Меня особенно тяготило ещё и то, что гипотеза, предложенная Шерлоком Холмсом, была совершенно невероятна и напоминала охоту за призраками. Я понимал, что на этот раз дедуктивный метод моего друга оказался несостоятелен, более того, полагал, что это может оказаться симптомом какого-то более серьёзного заболевания, вызванного, несомненно, частым и чрезвычайно напряжённым умственным утомлением.
    Незаметно сгустились сумерки, и в лаборатории стало почти совершенно темно – лишь тусклый свет полной луны проникал сквозь одно из окон. Холмс неподвижно сидел в одном из кресел. Биньер склонил голову на грудь, и, кажется, заснул. Признаться, меня тоже начинало клонить в сон.
    Наверное, поэтому я поначалу не придал значения едва слышному шороху, который донёсся откуда-то сверху. Однако Холмс мгновенно поднялся с кресла и направил  луч своего фонаря поверх шкафа, столь тщательно исследованного ранее. То, что я увидел в следующую секунду, оставило неизгладимый след в моей памяти. Даже и теперь я не могу равнодушно писать об этом.
    Воздух в пространстве между потолком и шкафом словно сгустился, приобретя плотность воды, подёрнулся мелкой рябью и начал издавать тихий, потрескивающий звук, будто бы кто-то сминал в ладони лист бумаги. Затем сквозь рябь стали всё яснее проступать очертания человеческого силуэта. Мгновение спустя потрескивания стихли, воздушная рябь прекратилась, и я с величайшим изумлением увидел, что на шкафу стоит человек – невысокого роста, весьма полной комплекции, облачённого в чёрную, странного покроя одежду и высокие шнурованные ботинки. Судя по всему, он не ожидал нас здесь увидеть, потому что, испуганно вскрикнув, он прижался к стене, словно ища выхода.
    - Спускайтесь, таинственный незнакомец, - окликнул его Холмс. – Полагаю, прыгать вы не станете? Мы не причиним вам вреда, но, в свою очередь, рассчитываем и на ваше благоразумие.
    - Кто вы? Как здесь? Это ненужно, совершенно ненужно! – забормотал толстяк. -  Вы не понимаете… Прыгать не буду. Высоко, боюсь.
    Видимо, осознав всю нелепость своего положения, он довольно сноровисто повернулся, ухватился руками за верхний край шкафа, спустил ноги и крайне опасливо сполз вниз, упираясь подошвами в боковую стенку. Теперь, когда он стоял перед нами, видно было, что ему около пятидесяти лет.
    - Я думаю, вы понимаете, что сопротивляться бессмысленно, - продолжил Холмс. – Вам придётся остаться здесь и дождаться прибытия полиции. Мсье Биньер, не сочтите за труд. Мсье Биньер!
    Оказалось, нашего французского друга нисколько не озаботила возня на шкафу и последовавшие затем события. Он продолжал мирно спать в кресле. Пришлось слегка встряхнуть его за плечо и повторить просьбу.
    - Так вы всё-таки поймали его? Не может быть! – воскликнул Биньер, после того как вскочил с места и увидел стоящего в углу грабителя. – Но откуда он здесь взялся? И когда…
    - Все разъяснения потом, - прервал его Холмс. – Думаю, нам не стоит терять времени. Я прошу вас немедленно сообщить полиции, что преступник, трижды совершавший нападение на лабораторию профессора Беккереля, схвачен.
    - Да, да, конечно, - кивнул Биньер, схватил шляпу и скрылся за дверью.
    - Зря, - бросил толстяк. – Не успеет. Слишком мало времени. Всегда слишком мало…    
    - Перестаньте, - отрезал я. – Я не знаю, как вы проделывали ваши фокусы раньше, но теперь вам это не удастся!
     - Предлагаю использовать имеющееся у нас время с большей пользой, - сказал Холмс. – Прошу вас, садитесь. Как ваше имя? Кто вы?
    Толстяк, усевшийся в кресло, вздрогнул и покривился, но всё же принялся отвечать. Манера ведения разговора была у него несколько странной, но вполне понятной.
    - Хардли. Джон Хардли. Я инженер…
    - Что ж, мистер Хардли. Вероятно, вы догадываетесь, о чём я хочу вас спросить. Ваше необычайное появление показалось нам с уважаемым доктором Уотсоном весьма интересным и заслуживающим внимания. Должен заметить, что эту головоломную задачу я разгадать оказался не в силах. Поэтому надеюсь на ваши объяснения.
    - Хорошо. Расскажу. Узнаете – пусть. Всё равно мало времени. Но сначала – вы. Где профессор?
    - Профессор сейчас находится у себя дома. Вы напрасно надеялись застать его здесь. Он отложил контрольные опыты по нашей просьбе.
    Услышав это, Хардли внезапно расхохотался и бросился к Холмсу с рукопожатием. Затем его речь полилась сплошным потоком.
    - Дома – отлично! Не проявит пластинки. Не увидит результаты. Только потом. Потом – это хорошо. Это можно. Так я и хотел – сегодня. А завтра – доклад. Пуанкаре признают правым, всё подтвердится! Благодарю вас!
    Он вновь довольно потёр руки.
    - Теперь я. Джон Хардли, инженер, из Лондона. Хотите правду – тогда должны поверить. Я из будущего. Начало XXI века, 2012 год. К вам, чтобы помочь. Так нужно.
    Я открыл было рот, но Холмс дёрнул меня за рукав и обратился к Хардли:
    - То есть, вы утверждаете, что прибыли к нам из будущего? Но как это возможно?
    - Сложно объяснять. Долго. Но возможно. У вас уже есть – Уэллс. «Машина времени». Если не читали – обязательно. Дальше. Началось не сразу. Знали все – майя, календарь. Конец света. Но не верили. Думали – утка. Снимали дрянные фильмы и всё. Ничего не делали. А надо было. Всё было в руках. Надо было прекратить.
    Потом началось. Сначала Япония – взрыв. Всё заражено. Они опять ничего – скрывают. Потом ещё. Другие. Не буду долго, мало времени. Совпали катаклизмы природы и технические просчёты. Плюс социальная нестабильность в мире. Всё наложилось друг на друга. Техногенная катастрофа. Радиация. Правительство бессильно. Миграции, войны за территорию. Так ещё хуже. Везде разрушения. Смерть. Население сокращается в сотни раз. Лондон, семья…
    Он судорожно дёрнулся и замолк на несколько мгновений. Затем продолжил.
    - Я понял – ничего не сделать. Нужно раньше. Вернуть время. Чтоб было по-другому. Нужно в прошлое. Машина. Начал ещё давно, но не получалось. Никто не помог. Считали ненормальным. И вдруг… Не знаю. Может, из-за нарушения равновесия в мире. Радиация, колебания полюсов.  Изменились свойства некоторых металлов. Сумел получить поле. Особая одежда, обувь с металлом. Возможность попасть в прошлое. Куда? Думал – десять лет назад. Двадцать, тридцать. Не то, нужно раньше. Сюда к вам. Чтоб помешать. Изучил источники, биографию. Беккерель, Париж, февраль.
    Первый раз – открыл проход. На шкаф. Не знаю, почему на шкаф. Игры пространства. Спустился. Начал искать. Нужен уранилсульфат. Нашёл, но нужно и остальное. Чтоб не подозрительно, не догадались. И тут… Нестабильность поля. Не рассчитал время. Стало тянуть назад. Секунды. Разбросал в лаборатории – под стол, в корзину. Уран выбросил в окно. Не успел сделать всё. Выдернуло обратно.
    Тогда через неделю – ещё раз. Хотел в тот же день, что и раньше. Нельзя. Промежуток уже установлен. Здесь неделя – и там неделя. Хорошо, пусть. Ещё можно. Вновь – на шкаф. Беккерль уже использует уранилсульфат. Забрал соль, подменил. На этот раз ещё меньше времени. Потом понял – энергию нужно накапливать. Тогда опять не успел. Только в растение. Опять выдернуло.
    В мире никаких изменений. Нужно действовать решительно. Если не выходит незаметно – поджечь. Надеялся – всё. Вернусь – и снова буду жить. Нет. Не вышло.
    - Профессор нанял сторожа, - пояснил Холмс. – Поэтому пожар и не состоялся.
    - Не нужно пожара! – всплеснул руками Хардли. – Нет, не хотел. Знал, что потушат – увидел сторожа через окно. Просто испугать. Уничтожить несколько листов. Чтоб перенёс опыты. Сжечь нельзя. Или убить. Иначе – эффект бабочки. Фатальные изменения. Тогда вернусь уже в другой мир. Не в свой. Достаточно нескольких дней. Чтобы не завтра. Пусть позднее. Проведёт контрольные опыты – увидит. Затем объявит о новых лучах. Вам теперь можно знать. Главное – не завтра в Академии. Тогда не произойдёт наложения природы, техники и социума. Достаточно малого расхождения. И не будет катастрофы.
    - Позвольте, - вмешался я, - всё, что вы говорите, безусловно, вызывает интерес, но…
    - Не верите? Пусть, неважно. Я сделал всё. Завтра Беккерель подтвердит гипотезу Пуанкаре. Должно получиться.
    - Если я понял вас верно, - сказал Холмс, - в случае успеха вашего предприятия, мир избегнет Апокалипсиса. Но в таком случае не произойдут те изменения на планете, о которых вы говорили,  и вы не сможете получить необходимое поле. Ваша машина прекратит работу?
    - Верно. Вы умный человек. Не получится больше. А зачем? Тогда вовсе уничтожу. Чтоб никто. Это опасное изобретение. Слишком хрупкий у нас мир. Легко испортить. Теперь прощайте. Вновь выдёргивает. Пора назад.
    Я не успел ничего предпринять. Очертания Хардли вновь расплылись в воздухе, раздались знакомые потрескивающие звуки. Секунду спустя в кресле уже никого не было.
     
    ***
    Холмс остался невозмутимо сидеть в своём кресле. Некоторое время мы молчали.
    - Что вы думаете о произошедшем, Уотсон? – спросил он, как мне показалось, с иронией.
    - Честно говоря, я в полном замешательстве. Больше всего это похоже на галлюцинацию, но ведь мы оба видели Хардли. И Биньер его тоже видел. Кстати, он скоро появится с полицией. Как вы намерены объяснить ему исчезновение преступника?
    - Что ж... Вы знаете, Уотсон, в Тибете меня познакомили с одной полезной философской идеей. Видите ли, буддийские монахи вообще не приемлют такой категории, как чудо. Они считают, что всё,  происходящее с нами и вне нас, является частью органичной картины мироздания. Просто мы не до конца постигли её.
    Поэтому предлагаю отнестись к сегодняшнему вечеру как к подобному непознанному фрагменту мироздания. Пусть всё идёт своим чередом. Профессор Беккерель завтра сделает свой доклад, а мы преспокойно отправимся домой, в Англию. Как знать, может, этот загадочный Джон Хардли своими визитами и впрямь уберёг наших потомков от гибели?
    Что же касается Биньера и полиции… - Холмс обежал глазами лабораторию. – Пожалуй, не стоит посвящать их во все детали, благо, наш французский друг не видел, каким образом мистер Хардли проник сюда. Думаю, мы можем предложить им лишь одну мало-мальски вразумительную версию. Преступник воспользовался нашей беспечностью и сумел скрыться. Прошу вас, Уотсон, опрокиньте пару кресел и постарайтесь принять удручённый вид.

  Время приёма: 17:27 17.05.2011

 
     
[an error occurred while processing the directive]