Дело об опасной реке

    
     - Должен признаться, я жалею, что приехал, -  со вздохом признался мне доктор Белл, глядя из окна загородного дома Бартонов на цветущий всеми красками мая сад. За ним извивалась серебристая лента речушки, чьи берега обступил и частично скрыл позолоченный ласковым весенним солнцем камыш. Кваканье лягушек, смягченное расстоянием, вполне гармонично вплеталось в самозабвенное пение птиц в саду.
     Я согласно кивнул, хотя – замечу в скобках -  у меня, как у ассистента доктора Белла, выбора не было.
     Сложившаяся в доме Бартонов с появлением Элис Лайтинг обстановка  могла испортить любой отдых. К сожалению, непосредственная виновница ничего не предпринимала для того, чтобы исправить существующее положение дел.
    - И о чем она только думала? – задал я риторический вопрос.
    - О скандале, - пожал плечами доктор.
    В самом деле, трудно было иначе расценить побуждения мисс Лайтинг, если она знала, что среди гостей будут Сирил Бартон и Генри Хатчер – и все равно приехала. Сирил Бартон был ее преданным другом, а закоренелого холостяка и сердцееда Хатчера она азартно пыталась женить на себе, но тот все  время ускользал; и после каждого их разрыва мисс Лайтинг приходила за утешением к Бартону. В настоящий момент она, кажется, была в ссоре с обоими, но очень убедительно предпочитала этого не замечать. Неудивительно, что мисс Лайтинг называли одной из восходящих звезд Эдинбургского королевского театра.
    - Неординарная девушка,  - подытожил я свои о ней размышления.
    - Ярко выраженный истероидный тип личности, - хмыкнул доктор Белл. – Предельный эгоцентризм, жажда внимания, кажущаяся эмоциональность. Ненависть к одиночеству.
    Эта характеристика  показалась мне суровой и не вполне справедливой. После прочтения ее автобиографии, посвященной детству мисс Лайтинг в тени ее знаменитой матери-актрисы, я питал к мисс Элис некое заочное сочувствие, понимая, где кроются  корни такой отчаянной жажды внимания. Поэтому  я возразил:
    -  Вы не слышали, но мисс Лайтинг вчера сказала, что отправится с утра на причал и пробудет там до вечера – хочет побыть одна, позагорать, поразмышлять… Я и сам собирался посидеть там с трубкой и удочкой, но она меня опередила.
    - Мисс Лайтинг играет не только на сцене, - пожал плечами доктор Белл, глядя на меня с легкой насмешкой. – Это было не заявление о том, что она хочет побыть одна, а недвусмысленное приглашение нарушить ее одиночество. И я не удивлюсь, если Сирил опять пойдет за ней, как ослик за морковкой…
      Я знал, что за  резкостью его высказываний скрывалась самая искренняя симпатия к чете Бартонов, которым сейчас совершенно ни к чему были лишние волнения.
     Этой зимой миссис Бартон перенесла несколько ревматических атак на сердце, которые вынудили ее отказаться и от давнего увлечения охотой, новейшего увлечения мотоциклетной ездой; а также от публичных выступлений. Миссис Бартон была одной из тех незаурядных женщин, которые добились смягчения драконовских законов о разводе. Еще миссис Бартон писала короткие шутливые рассказы, которые каждый месяц с удовольствием публиковали в «The Scotsman».
    Публичная деятельность полковника Чарльза Бартона ограничивалась председательством в Охотничьем клубе, но он, как соратник Китченера и герой обороны Хартума, был известен всей Британии. Сейчас он писал свои мемуары, или, как честно признавался он сам,  «моя жена пишет мои мемуары»; поскольку полковник не отличался любовью к чтению, а его письма были либо шедевром лаконичности, либо подарком для криптографа.
     Тишина и спокойствие их загородного дома должны были благотворно подействовать на здоровье миссис Бартон, но получилось как раз обратное. Оказалось, что незаконно построенная фабрика  по выделке кож  отравляет Ферс и ее безымянный приток на территории поместья Бартонов. Гостей предупредили, что  купаться в нем сейчас чрезвычайно опасно – разгневанный водник мог растерзать любого оказавшегося в реке человека.
    Миссис Бартон пригласила своего давнего друга  и редактора «The Scotsman», Генри Хатчера, чтобы уговорить его напечатать разоблачительную статью о деятельности фабрики. И почему-то племяннику полковника, студенту Художественной академии, именно в это время пришла в голову мысль навестить на летних вакациях дядюшку с тетей, в чьем загородном доме есть такие живописные виды. Предупреждать о своем приезде Сирил  счел излишним, и когда прибыл, то застал здесь своего соперника. Уезжать оба сочли ниже своего достоинства, но миссис Бартон удавалось успешно гасить все ссоры в зародыше, и вечера в гостиной проходили не без приятности – пока не приехала мисс Лайтинг. Формальное право приехать у нее было – миссис Бартон была ее крестной и подругой ее матери.
    
    Возможно, дело было не только в нечуткости, но и в банальном недостатке средств, так как на капитал, оставленный ей матерью, мисс Лайтинг могла себе позволить очень немногое.
     Я с любопытством ждал нашего знакомства и увидел изящную, одетую с безупречным вкусом брюнетку. Чем-то она напоминала женщин с рисунков Бердслея, и, как мне показалось, сама усиливала и подчеркивала это сходство черно-белой гаммой одежды.
     …А когда майор Блечли, давний друг четы Бартонов,  снова затянул свой рассказ про оборону Хартума, мисс Лайтинг весело остановила его, а затем несколько минут  продолжала с того же места, с тем и же интонациями и слово в слово так, как всегда излагал события майор – а после вернулась к оживленному пересказу театральных сплетен и интриг. Ее остроумная и злая пародия заставила Блечли умолкнуть до самого конца вечера.
      Мисс Лайтинг не обращала внимания на страдальческий взгляд Сирила, на полунасмешливый тон  Хатчера. Она очаровательно смеялась, вытягивая из Сирила короткие угрюмые реплики, и пригласила Хатчера потанцевать, демонстрируя рискованный парижский покой платья при каждом неожиданном пируэте. За весь вечер улыбка исчезла с ее лица только однажды, когда миссис Бартон нечаянно разбила ее изящное коннект-зеркальце – да и то на несколько секунд, до того момента, когда миссис Бартон пообещала возместить последствия своей неловкости.
     Пока я размышлял о вчерашнем вечере, мисс Лайтинг в новейшем купальном костюме вышла из дома и решительно направилась к причалу. Следом за ней дворецкий нес плетеное кресло, накидку и, кажется, несколько книг – мисс Лайтинг основательно подошла к своему намерению побыть в одиночестве. Доктор Белл  хмыкнул, вглядываясь в ношу дворецкого, и спросил:
    - Знаете, что за книгу она взяла с собой?
    - Нет, я отсюда не могу разглядеть,  - ответил я.
    - Свою автобиографию! Вы ее читали?
    Я признался, что да.
    - Боже всемилостивый, какая может быть автобиография у девушки двадцати лет? – риторически вопросил доктор Белл и предложил мне спуститься в гостиную. Там мы застали полковника и Сирила. Сирил как раз уговаривал дядю позировать для портрета, а полковник смущенно и недовольно отказывался. Даже на исходе пятого десятка он обладал той особой мужской красотой, которую не портит возраст  – правильные, хоть и резковатые черты лица, туго натянутая на скулах кожа, и, в контрасте со светло-серым цветом глаз,  несмываемый африканский загар.
     Доктор Белл весело присоединился к уговорам – подозреваю, для того, чтобы смутить полковника еще больше. Сирил тем времени поспешно делал с полковника набросок за наброском. Я углядел на журнальном столике свежий номер «Ланцета» и с волнением обнаружил, что там наконец напечатали мою статью о вазомоторной спинной сухотке. Только я собирался поделиться этой новостью, подняв журнал над головой, как флаг, как в гостиную  вошел Генри Хатчер.
     Сирил захлопнул свой блокнот с набросками и невнятно поздоровался.
    - Отправляетесь на прогулку, Генри? – полюбопытствовал полковник.
    - Собираюсь нагулять аппетит, - подтвердил Хатчер.
    - И в каком направлении вы собираетесь его нагуливать? – вдруг спросил Сирил.
    - Хотите составить мне компанию? – предположил Хатчер,  вертя в руках свою щегольскую трость с массивным серебряным набалдашником.
    - Нет! – резко отказался Сирил. – Я хочу знать, куда вы собираетесь идти!
    - А я еще не знаю,  - невозмутимо пожал плечами Хатчер. – Здесь повсюду такие живописные виды…
    - Можно взглянуть на вашу трость, Генри? – поспешно вмешался полковник – Вы уже собрали целую коллекцию!
    - Да, эта сделана из боярышника,  - протягивая трость, сказал Хатчер, - символизирует надежду и благоразумие.
    Он взял один из набросков Сирила, лежащих отдельными листами на журнальном столике и диване; сказал, что доктор Белл ему очень удался,  и  вышел. Я был несколько удивлен –  я знал, что Хатчер отличается вспыльчивым, холерическим нравом, а тут он невозмутимо вывел из себя Сирила и удалился, оставив победу за собой, но не доходя в ней до крайностей.
    После его ухода на Сирила было жалко смотреть – мрачный, бледный, он никак не мог взять себя в руки. Наконец он объявил, что у него разболелась голова, и поднялся к себе. Полковник захотел снова побеседовать с доктором Беллом о здоровье своей жены, а я отправился в библиотеку, чтобы узнать, в какой компании оказалась моя статья, и время до обеда для меня прошло очень быстро.
      Я только обрадовался, когда увидел, что никто из «остроугольного треугольника», если пользоваться выражением доктора Белла, к обеду не пришел; и пожалел, что совместного ужина все-таки не избежать.
      Когда выяснилось, что мисс Лайтинг, которая не пришла к обеду, опаздывает и к ужину, никто не встревожился. На лице Сирила я увидел искренне мучительное ожидание явления божества, на лице Хатчера  - ленивое любопытство. Но, когда ее опоздание перевалило за полчаса, миссис Бартон решила, что Элис, наверное, просто заснула на причале, и нужно послать за ней слугу.
     И даже когда растерянный дворецкий доложил, что Элис на причале нет, я не слишком встревожился, в отличие от Сирила. Он решил убедиться и сам отправился на причал. Через зеркало в холле он подтвердил, что Элис здесь нет, и показал пустое кресло со смятой накидкой и раскрытую книгу на досках причала.
     Уже начинало темнеть, и полковник быстро организовал из нас на  некое подобие поисковой партии. Только доктор остался с миссис Бартон, потому что ее состояние внушало Беллу серьезные опасения.
    Вышло так, что в  самом начале поисков я подвернул лодыжку и вынужден был вернуться домой – и это незначительное происшествие сделало меня свидетелем чрезвычайно странных поступков Белла.
    …Миссис Бартон, устав от волнений, спала у себя в комнате, а доктор Белл, когда я его позвал, вышел не из своей комнаты, а из комнаты Сирила Бартона!
    - Джозеф! Что вы здесь делаете? – не удержался я.
    - Осматриваюсь,  – невозмутимо ответил  доктор и снова скрылся в глубинах комнаты.
    Подстегиваемый любопытством, я вошел следом за ним. Доктор Белл быстро открыл и закрыл ящики стола, поворошил костюмы в одежном шкафу, открыл потрепанную дорожную сумку художника, пролистал его записную книжку, где я мельком углядел ряды рифмованных строчек,  переставил мольберт, чтобы рассмотреть его со всех сторон, вырвал один лист из брошенного на стул блокнота с набросками…
    Двигался  он быстро и точно, как во время операции, с такой же сосредоточенностью и уверенностью в собственных действиях, что я не сразу решился запротестовать.
    - Зачем… - начал я, но доктор Белл меня оборвал:
    - Тише, Артур, вдруг миссис Бартон, несмотря на луаданум, проснется, а мне еще нужно осмотреть еще три комнаты.
    - Это чьи же?– от возмущения я снова обрел дар речи.
    - Хатчера, полковника и мисс Лайтинг. Да идемте же! – он потянул меня в коридор. Как загипнотизированный, я следовал за ним.
    Комнату Хатчера он осмотрел так же быстро и тщательно,  прочитал стопку листов у пишущей машинки, повертел в руках лекарство от насморка, но особое внимание он почему-то уделил туфлям и трости хозяина комнаты.
     - Взгляните, Артур, - протянул он ее мне, - это та же трость, что была у него утром?
    Вначале я хотел ответить отрицательно, потому что вместо массивного серебряного шара набалдашником теперь служила голова орла; но сама трость, с незакрашенным, естественным рисунком древесных разводов  показалась мне знакомой.
    - Кажется… - неуверенно начал я, но Белл уже аккуратно вернул ее в прежнее положение и отправился в спальню полковника.
    Там царил идеальный порядок вкупе со спартанской обстановкой, на стене повешена карта с отмеченными на ней границами Британской империи, на стенах развешано оружие. Доктор Белл недолго там задержался, но его дотошность дошла до того, что он стал на четвереньки и вытащил из-под кровати его комнатные туфли и заодно раскрытый экземпляр книги мисс Лайтинг.
    В комнате самой мисс Лайтинг мы пробыли дольше всего. Она еще не разбирала вещей, и  Белл без малейшего стеснения распотрошил ее новую дорожную сумку модного в этом сезоне лимонно-желтого цвета, добывая из нее платья, книги, косметику, массажные щетки, бутылочку масла для кожи, старенькое коннект-зеркальце в поцарапанной оправе, музыкальную шкатулку и бусины записей к ней, недорогой массивный браслет ядовито-синего цвета с вырезанными на нем рунами воды и воздуха,  одну изящную серебряную сережку, очки от солнца, также позволяющие видеть в темноте, щетки для волос, окрашивающие пряди в нужный цвет, и прочие женские мелочи. Мне неловко было смотреть, с какой бесцеремонностью Белл осматривает комнату мисс Лайтинг, и я дал себе слово добиться от него объяснений.
    Но, едва мы вышли в коридор, как послышались шаги возвратившейся поисковой партии. С надеждой мы спустились к ним, но мисс Лайтинг среди них не было.
     Следующий день был заполнен надеждой и страхом. Вечером, когда обнаружили изуродованное тело мисс Лайтинг, надежда исчезла. А наутро в поместье прибыла полиция для допросов. Полицейские рыскали по всему помесью, отыскивая улики, но особенно много их было возле причала.
    Их глава, инспектор Дженкинс сообщил всем, что на затылке мисс Лайтинг обнаружили след удара: он сказал, что ее сперва оглушили, а затем сбросили в воду, где ее растерзал водный дух.
    Поверить в это было неимоверно трудно – я так и заявил на допросе. К сожалению, в ходе беседы я вынужден был рассказать про «остроугольный треугольник» - точнее, подтвердить слова самого Дженкинса, которого уже кто-то успел ввести в курс дела.Также мне пришлось признать, что надежного алиби нет ни у Хатчера, ни у Сирила, ни у меня самого. Любой за тот долгий день мог выбрать момент, чтобы прийти на причал… И осознание этого факта угнетало меня больше всего. Неужели кто-то из них двое в гневе мог… Но кто из них?
    Этот же вопрос я задал доктору Беллу, и заодно потребовал объяснений.
    - Неужели, когда Элис не пришла к ужину, вы уже догадались…
    - Нет, конечно! – раздраженно фыркнул Белл. – Но я… я чувствовал что-то, что заставило меня встревожиться… какие-то миазмы зла… возможно, спирит объяснил бы вам точнее. Я поддался этим ощущениям и совершил аморальный поступок, - признался Белл. – Видели бы вы свое лицо в тот момент. С вас можно было ваять статую Праведного Негодования!
     Я только покачал головой.
     - Но вы хоть что-нибудь узнали? – спросил я без особой надежды.
    - Да, - ответ упал, словно камень в колодец.
    - Вы… - невольно я встал, - вы знаете, кто из них… кто убийца?
    - Да, я знаю, кто это сделал, - мрачно подтвердил Белл. – Благодаря двум вещам…
    Но меня сейчас интересовало не то,  какие это вещи, а  когда Белл сообщит о своих подозрениях  Дженкинсу - о чем я и спросил. Ответ Белла поразил меня.
     - Не сейчас. Я жду.
    - Чего вы ждете? – возмутился я.
    -Доказательств, - сказал Белл, мне пришлось удовольствоваться этим, потому что больше за весь вечер он не произнес ни слова.
    А на следующий день инспектор снова захотел  побеседовать с нами, со мной и доктором Беллом. Он начал с того, что попросил описать, во что была одета мисс Лайтинг, когда отправлялась на причал. Я добросовестно начал вспоминать:
    - Синий купальный костюм с белыми полосками…. раздельный…  и широкополая соломенная шляпа с синими и голубыми лентами…  а почему вы спрашиваете?
    В ответ инспектор протянул мне скомканный, запачканный, подпортившийся внизу от воды рисунок. Тем не менее, изображенную на нем мисс Лайтинг, которая, сидя в кресле, лукаво улыбалась из-под шляпки, держа камышинку как удочку, я узнал сразу. Как  узнал и манеру художника.
    - Рисунок Сирила Бартона, верно? – довольный собой, спросил меня инспектор, а я в этот момент ненавидел его и его армию ищеек, которая отыскала, добыла свою улику… неопровержимое доказательство того, что Бартон был в тот день на причале. В отчаянии я взглянул на доктора.
    - Вы уже проверили отпечатки ауры? – спросил у него Белл.
    - Да, проверили, – спокойно ответил инспектор. – На нем отпечатки Бартона и еще одного человека, предположительно, мисс Лайтинг. Снять ее отпечатки ауры, увы, невозможно из-за состояния тела…
    - А вы попробуйте сличить их с живыми гостями Бартонов, - вдруг посоветовал Белл. – Кстати, ваши люди во время поисков не находили еще чего-нибудь... необычного?
    - А точнее?
    - Например, набалдашника трости, - спросил Белл.
    -Нет,   - отрезал Дженкинс, но отпечатки ауры он все же снял. Как вскоре выяснилось, вторые отпечатки принадлежали… Генри Хатчеру.
    - Как такое могло случиться? – безнадежно спросил я.
    - Очень просто,  - пожал плечами Белл. – Бартон приходит на причал, рисует Элис, затем они ссорятся, и он уходит. Затем приходит Хатчер, и рисунок становится новым поводом для ссоры. Он в гневе комкает его…
    - Значит, это он столкнул Элис в воду? – с содроганием предположил я. – Хотя… он тоже мог уйти, а  Сесил снова вернуться, в надежде помириться или наоборот…
    - Да, этот листок не позволяет исключить кого-то из них, - мрачно признал Белл и погрузился в размышления. Я попробовал последовать его примеру, но всего лишь задремал.
    А следующий день принес новую, шокирующую новость – Сирила Бартона арестовали. Как в ужасных канцелярских фразах объяснил инспектор Дженкинс, дневник, который подозреваемый пытался спрятать, выдал его намерения по отношению мисс Лайтинг.
     Сирила увезли, и к вечеру у миссис Бартон случился новый приступ. Состояние ее внушало самые серьезные опасения, и, едва у нас появилась свободная минута, я атаковал Белла:
    - Вы говорили, что знаете, кто убийца – это Сирил?
    - Нет.
    Ответ доктора Белла не принес мне ожидаемого облегчения.
    - Значит, надо что-то делать, -  возмутился я. – Надо доказать…
    - Вы правы, - бесцеремонно перебил меня  доктор. – И вы должны мне помочь.
    - Как?
    - Найдите, пожалуйста, мне несколько веточек рябины, - с невозмутимым видом попросил доктор.
    - Рябины? – удивленно переспросил я.
    - Поверьте, это важно.
    Когда я принес доктору рябину, он уже успел освободить пол от ковра, и заканчивал шестой угол Звезды. В ее центре, к моему удивлению, лежало старенькое зеркальце мисс Лайтинг.
     Впрочем, я мог и ошибаться, потому что доктор взял у меня веточки, едва приоткрыв дверь, и не впустил меня в комнату.
    Я вернулся к себе, но не находил покоя, расхаживая от стены к стене. Я знал, что доктор давно увлекается магией  – но по-любительски, и если он ошибется… Спустя полчаса, если верит моим часам, кто-то постучал в мою дверь. Я рывком распахнул ее, в надежде,  что это доктор Белл, но это оказался всего лишь дворецкий Харрис. Взволнованно он сказал мне, что «мадам стало хуже, а доктор Белл не открывает». В коридоре тем временем распространился запах горящих пряностей.
    Я подошел к двери Белла и осторожно прислушался,  не зная, звать его или нет, как вдруг он сам открыл мне.
    - Новый приступ,  - выпалил я. Белл  молча вернулся в комнату за своим чемоданчиком, и мы поспешили к миссис Бартон.
    ..Этот приступ оказался куда сильнее предыдущих - веки и губы миссис Бартон полиловели, глаза закатились, она задыхалась. Взволнованный полковник беспомощно и бестолково суетился рядом. Нам пришлось попросить его уйти.
     Благодаря молниеносной быстроте действий доктора и удвоенным дозам лекарств нам удалось вернуть измученное сердце к работе. Но мы оба знали, что это только временная, и  очень короткая отсрочка. Когда миссис Бартон пришла в себя, она что-то прошептала.
    - Это из-за Сирила, верно? – переспросил ее Белл. Она слабо кивнула.
    - Вы знаете, что он невиновен, - строго сказал Белл. – И вы допустите, чтобы его повесили?
    Я не понимал, что происходит, и порывался спросить, но доктор предостерегающе поднял руку. Миссис Батон слабо покачала головой.
    - Чарльз…
    - Вы не хотите, чтобы узнал ваш муж? Его здесь нет. Это вы убили Элис Лайтинг?
    Я непонимающе смотрел на Белла: как эта ослабленная болезнью женщина могла незаметно выбраться из дома, оглушить и сбросить Элис в воду?
    - Как…заподозрили… - выдохнула миссис Бартон.
    Надо отдать вам должное – вы придумали идеальный план, - продолжил  Белл. -  Вам не нужно было бороться с Элис, сбрасывать ее в воду… вы просто не предупредили ее! И она просто решила в жаркий день немного искупаться…
     - Она сама нырнула в воду? – переспросил я. – А след удара на затылке?
    - Скорее всего, она сама ударилась об опору причала… Или – ее ударили об нее, когда она очутилась в воде…
    - Но зачем?
    - Все думали, что Элис Лайтинг хочет женить на себе Генри Хатчера…но ее планы в последнее время немного поменялись. Она знала о состоянии  здоровья миссис Бартон… и решила соблазнить ее мужа. Стать следующей миссис Бартон. Я не знаю, как вы узнали об этом – жены всегда знают. Но я понял, что между полковником и мисс Лайтинг что-то есть, когда увидел книгу под кроватью.
    - Ее мерзкая биография! – с ненавистью выплюнула миссис Бартон.
    - Полковник никогда не читал ничего, кроме специализированных журналов – так что или кто заставил его взяться за эту  биографию? Только автор книги  могла навязать ее – а ведь полковник не из тех, кто идет на уступки из вежливости. Здесь нужно более сильное чувство…
    - Но убедил меня браслет для подводного плавания – зачем Элис брать его с собой, если она не собиралась купаться? – риторически спросил доктор.
    -Может, просто завалялся в сумке с прошлой поездки? Или для украшения? – не выдержал я.
    - Может,  - доктор Белл ожег меня взглядом. – Вот только ее сумка была совершенно новой,  купленной для этой поездки. В ней ничего не могло заваляться. И если она взяла с собой такую дешевку, абсолютно не подходящую к ее стилю, значит, она собиралась его использовать!
    -Но почему тогда он остался в сумке? – не сдавался я.
    - Потому что ей, как я уже говорил, было неловко носить такую дешевую и простую вещь. Ей не хотелось показывать, что ничего лучше она пока купить не может, и Элис взяла свой браслет на самый крайний случай. Сперва она попросила у вас запасной…
    - И это все? – улыбнулась миссис Бартон.
    - Нет, не все, - спокойно и даже печально ответил ей Белл. - Вы зря старались, разбили ее коннект-зеркальце. Оно было красивым... и неработающим. Настоящее, потрепанное и в оловянной оправе, она показывать не хотела, и придумала довольно изящный план – пусть кто-то из гостей разобьет его, и, естественно, купит ей новое… Правда, странно, что вы обе в тот вечер хотели одного и того же? Я нашел это зеркало, допросил, и  оно  дало мне  все ее последние разговоры. Это вы пригласили ее, а не она приехала без предупреждения. Это вы сказали ей, что сейчас замечательная погода для купания…
    - Это еще ничего не доказывает, - качнула головой миссис Бартон. – Может, я запамятовала… Может, сказала позже… ее мог предупредить любой из гостей.
    - Верно. Только мы все, не желая расстраивать вас, с вашим слабым сердцем, избегали упоминать про неприятности с рекой… И даже если бы кто-то сказал Элис про водника, то она бы не стала поднимать скандал… опасаясь, что всплывет ее связь с вашим мужем. Ведь она хотела войти в респектабельное общество… а вы умная, незаурядная женщина, миссис Бартон, и если бы этот план провалился, вы бы придумали еще один вариант.
    Миссис Бартон  улыбнулась.
    - Вы зря думаете, что у меня нет доказательств, - продолжал Белл. – Есть ваш разговор на коннект-зеркальце, и есть браслет на руке мисс Лайтинг, который полиция вначале приняла за простое украшение – он ведь намного более тонкой работы… Легко доказать, что он принадлежал вам. Пока Сирила не арестовали, я молчал. Я знал, что скоро вы будете на божьем суде… Я мог понять вашу ревность и боль…
    - Нет, - вдруг резко сказала миссис Бартон.  – Не ревность.
    В первый раз за всю беседу я увидел удивление на лице доктора.
    - Не ревность? Что же тогда?
    - Несмотря на все ваши уловки, я знаю, что скоро умру. Я была бы счастлива, если бы знала, что после моей смерти кто-то позаботиться о Чарльзе – он ведь иногда беспомощен, как ребенок…
    Слабая улыбка  смягчила и осветила лицо миссис Бартон.
    -Но Элис! Элис превратила бы его жизнь в ад, в бесконечный кошмар! Вы знаете. Вы видели, на что она способна, она была как вампир – вы знаете, что Сирил пытался покончить с собой из-за нее? – горько и торопливо говорила миссис Бартон. – Я не могла, не могла допустить, что после моей смерти Чарльз окажется в руках этой хищницы, этой пустой души…
    - Но неужели вы допустите, чтобы Сирила судили за убийство, в котором он невиновен? –так же горячо спросил у нее доктор. Тень сомнения появилась на лице миссис Бартон.
    - Не отягощайте свою совесть еще и этим грехом, - тихо добавил Белл.
    Миссис Бартон закусила губу.
    - Дайте мне бумагу!  -  наконец потребовала она.
    Она писала признание долго, со всеми деталями и подробностями,  потом зачитала его вслух и потребовала нас двоих поставить подписи, как при составлении завещания.
    Начался новый приступ, который продолжался до самого утра. Утром она ненадолго пришла в сознание, нашла глазами доктора Белла:
    - Чарльз… прошептала она. – Пусть он не узнает…
    - Обещаю, - твердо ответил ей доктор Белл,  и она перестала бороться. Я вышел и позвал полковника Бартона – попрощаться. Он вошел к жене, пытаясь удержать слезы – пытался, и не мог. Глядя на его горе, я от души надеялся, что доктору Беллу удастся сдержать свое обещание.
    ***
    
    К счастью, так оно и вышло. Признание миссис Бартон вынудило Дженкинса освободить Сирила, а миссис Бартон  подлежала теперь только божьему суду. Инспектор Дженкинс оказался неплохим человеком – он мужественно устоял пред атаками репортеров, которые в жажде подробностей обвиняли его в некомпетентности, и  в газеты ничего не попало.
    Был только один человек, которому пришлось рассказать о признании миссис Бартон – ее племянник. Белл настоял, что это необходимо: «иначе он превратит Элис в святую мученицу». Разглядывая во время этого неимоверно трудного разговора  многочисленные портреты Элис в его квартире, я мысленно признал, что Белл был прав. К счастью, Белл сумел найти нужные слова; недавно я встретил Сирила на выставке  под руку с очаровательной юной художницей.
    Осталась лишь одна деталь, которая не давала мне покоя.
    - Джозеф, - обратился я к своему старшему другу и коллеге, когда мы с трубками сидели у него дома  - что за чертовщина была с тростью Хачтера? Я уже стал подозревать, что именно ей он оглушил Элис, и потому вынужден был поменять набалдашник…
    Белл добродушно рассмеялся.
    - Доктор Дойл, неужели вы не заметили перемен в характере нашего уважаемого редактора?
    - Раньше мы не встречались, но мне говорили, что он вспыльчив, как порох, - неуверенно ответил я, не понимая, куда клонит Белл.
    - А что вы увидели тогда, в поместье?
    - Он был очень хладнокровен, спокоен… Вы хотите сказать, что он был под воздействием успокоительного?
    - Да. И судя по мощному эффекту, не вполне легального. Когда все отправились на поиски, он не мог взять с собой щегольскую трость – и поэтому взял хотя бы набалдашник  как основной носитель заклинания… Но я уже отговорил его от таких методов.
    - И как же?  – полюбопытствовал я.
    - Просто сообщил ему все возможные эффекты, и среди них…, - доктор Белл сдержанно понизил голос, сообщая, что именно так напугало сердцееда Хатчера.