СОКОЛ-4. 2115 год. Стас Корнев. Сейчас.
Сознание возвращается мучительно медленно. Будто я собираю себя, как паззл из пятнадцати тысяч деталей. Меня высыпали на стол, хорошенько перемешали, и теперь часть кусочков никак не желает становиться на место.
Вытягиваю прижатые к груди ноги и понимаю, что не пристёгнут. Парю в пространстве.
Дергаюсь – чего это я тут завис, как обломок китайского спутника? Настя терпеть не может, когда я без дела болтаюсь. А уж если обнаружит, что муж примостился где-нибудь, чтобы вздремнуть полчасика после обеда, так с ней и вовсе истерика делается.
И кстати, почему мне так плохо?..
Открываю глаза, перед лицом стенка. Одним рывком переворачиваюсь, пытаясь понять, где я. Моргаю, чтобы разогнать мутную пелену, кое-как фокусирую зрение и наконец-то прозреваю. Ф-ф-фу! От сердца сразу отлегает. На своей посудине. Старина «Сокол» – система очистки космического лома, а попросту говоря ломовоз, на котором мы с женой уже пять лет летаем. Шух-шух-шух – привычно шумят надоедливые вентиляторы. Я плаваю в каюте, а вокруг… развороченные контейнеры, футболки всех цветов радуги, носки, книги, нарды, фотографии… Ремни спального мешка разорваны в клочья. Там где раньше помещалась моя голова – здоровенная прожженная дыра. Точно по спальнику стреляли из лазерной пушки.
– Настя! – из горла вырывается только сипение и бульканье. Что тут случилось? Лихорадочно роюсь в памяти и понимаю, что в голове кроссворд с фрагментами.
Изворачиваюсь, чтобы сориентироваться в пространстве по относительной вертикали. Боль прошивает суставы, будто ткнули электрошокером. Едва успеваю сжать челюсти, чтобы не заорать в голос.
Авария? Столкновение? Мы сошли с орбиты и стремительно входим в плотные слои атмосферы? Что произошло? И где, чёрт побери, Настя?!
Нахожу её у входа в накопитель. Жива и, похоже, не ранена. Пёрышко моё! Тряхнуло нас, видимо, не хило! Про себя отмечаю – странная поза для человека, потерявшего сознание при аварии – скорчившись, аккуратно обхватив руками подтянутые к груди колени.
Транспортирую её в каюту, пристёгиваю к спальному мешку. Пытаюсь привести в чувство. Безуспешно. С бледного лба срываются мелкие горошины пота и зависают в воздухе. Зачем-то пытаюсь собрать их гигиенической салфеткой. Глубокий обморок это плохо. Внутричерепная травма? При ней вроде должны быть синяки под глазами. А у Настёны лицо белое, как бумага. Небольшое сотрясение? Тогда почему она не приходит в себя? Прижимаюсь губами ко лбу – да у неё жар!
«Это болезнь… древняя и страшная»... В голове роятся дикие, какие-то чужие мысли. Я отмахиваюсь – какая, к чертям собачьим, древняя болезнь. Сейчас даже рак успешно лечат... и генетические… ещё в утробе. Получается как-то неуверенно, точно я сам себе пытаюсь доказать что-то. Одно мне точно ясно. Сам я не справлюсь, нужно Настасью вытаскивать отсюда.
Аккуратно, по поручням – не нужно лишних движений – добираюсь до рубки и устраиваюсь в ложементе.
– Сапсан, Сапсан, я – Сокол-четыре. Мэйдэй. Мэйдэй.
Молчание. В животе холодной змеей сворачивается беспокойство.
Предположим, мы столкнулись с крупным объектом. Связь повреждена, или нас накрыло солнечной бурей, перебивающей сигнал.
Ничего, сейчас сориентируемся по приборам. Пробегаюсь взглядом по основным параметрам – тревожка не сработала, повреждений в обшивке нет. Даже если и было столкновение, объект, по всей видимости, не больше куриного яйца. Тряхнуло и только. Электро-динамическая сеть не активизирована, лазерная установка тоже. Настя успела отключить? Похоже, мы просто дрейфуем по орбите с обычной скоростью восемь километров в секунду. Только… на совсем другой орбите? Протираю глаза, но показания не меняются. Не может такого быть… Корабль выкинуло на орбиту захоронения, а мы и не заметили?
Тыкаю пальцами в интерактивный дисплей. «Сокол» всхрапывает как дед, чей сон потревожили, и подвисает, пережёвывая информацию. Сколько раз просил начальство установить новый проц и современный виртуальный дисплей. Только никакая аргументация на них не действует, ответ один: «Система релевантна поставленным задачам». Ага! Была релевантна ещё до моего рождения. В последнее время постоянные лаги секунд по десять-пятнадцать.
– Сапсан, Сапсан, я – Сокол-четыре. Мэйдэй. Мэйдэй. Я – Сокол-четыре. Отзовитесь!
Мелькает шальная мысль – может это происки конкурентов? Грохнули «Сапсан» – орбитальную станцию «Клинспейса»?
– Сокол-один! Паша, Лена, вы меня слышите? Ребята?! Мэйдэй. Мэйдэй.
Эфир молчит. Я жду, что сейчас откликнется Пашка. Или Лёнчик с Вовчиком с номера два отпустят сальную шуточку. Загнёт что-нибудь непечатное Арсен. Но призывы о помощи уходят в пустоту. Неужели мы остались одни?
Cистема наконец выплёвывает обновлённую дату. Что за ерунда? Опять ошибка? Чёрт бы их всех побрал! Сверяюсь с инерционным компасом, уж он точно не соврёт. Звёздный датчик определяет расположение ломовоза, точнее – направление оптической оси и ориентацию собственной приборной системы координат. Так и есть – «Сокол» удаляется от Земли.
Я тупо пялюсь в экран, не в состоянии постичь того, что произошло. Самостоятельно с геостационарки мы выйти не могли. Не настолько система мобильна, хоть и носит гордое имя «Сокол». Из-за небольшого столкновения вывалиться на внешнюю орбиту тоже невозможно. Без вариантов. Скорее бы нас в щепки разнесло, усугубив эффект Кесслера. Остаётся одно – кто-то придал нам нужное ускорение как куску космолома. Только кому нужно старое корыто?
Неожиданно цепляюсь взглядом за дату. Вторник? Не может быть! Была же пятница, и мы с Настей собирались отмечать…
114 часов назад
На экране визора мелькали привычные объекты: разнообразные железяки всех размеров, обгоревшие ступени, когда-то отстыкованные от древних ракет, утерянные астронавтами прошлого инструменты, органика… Анализатор тихонько попискивал, выдавая на монитор состав космического мусора.
Вспомнились слова из старинной сказки: «Раз он в море закинул невод – пришёл невод с одною тиной. Он в другой раз закинул невод – пришёл невод с травой морскою…» Стас зевнул. Каждый день одно и то же… Мы выбрасываем тонкую металлическую сеть площадью несколько километров с электронным эмиттером на конце и плывём по орбите как по морю. Электрический заряд, пропускаемый по сети, взаимодействует с геомагнитным полем, благодаря чему возникает сила Лоренца, тормозящая космолом. Сеть захватывает весь пролетающий мимо мелкий мусор (крупный сталкивается с орбиты лазерной пушкой). Сеть наполняется и автоматически отстреливается. Магнитное поле Земли завершает работу, сеть и её содержимое входят в атмосферу и благополучно сгорают. Скукотища. Да и мусора отчего-то меньше не становится. За последние полтора столетия так накидали, что только успевай выбирать сети. Вот мы и выгребаем – мусорщики, ассенизаторы и дезинфекторы в одном лице.
Стас вздохнул и потёр красные, воспалённые глаза. Предчувствие обмануло его. В который раз. А ведь такое настроение с утра было! Эх… Все один к одному складывалось – сон приснился хороший, про то, как он врубает систему и первым делом видит на экране заветный серебристый шар, ощетинившийся усиками антенн. На завтрак удачно достался контейнер с любимой манной кашей, не то что Насте – гадкая овсянка! И рейс сегодня какой? Юбилейный! Ровно пять лет они с Настеной бороздят просторы ближнего космоса на этом корыте. Ну не могло ему сегодня не повезти, просто не могло! И такой облом! Этак можно просидеть тридцать лет и три года в этой «ветхой землянке», и ничего не дождаться.
– Что, Шлиман, не летит твоя Троя?
Настя, как всегда, безошибочно уловила плохое настроение мужа и определила его причину. Стас сердито хмыкнул. Дурацкое выражение! Что ещё за Шлиман? Ничего, он им всем покажет! Вэйнгард-1, крошка-спутник, один из первых запущенных в космос, до сих пор парит где-то здесь, терпеливо дожидаясь, пока Стас Корнев его поймает.
– Я, знаешь, чего подумал, – он щёлкнул застёжками и, оттолкнувшись от ложемента, подлетел к жене. – А не подкрутить ли нам слегка настройки отстрела, Насть? Там запас прочности – раза в два, не меньше! Пусть срабатывает, когда наберет хотя бы пять-шесть тонн.
– Ты что?! – Настя вытаращила глаза и замахала руками, отчего тут же завертелась волчком в тесном пространстве рубки. – С ума сошел? А если оно не успеет полностью сгореть в атмосфере при спуске? И вся эта дрянь как хряпнется на Землю!
Стас поймал жену, останавливая вращение, притянул к себе. Улыбнулся, скорчил смешную гримасу:
– Купилась, мелочь? Я пошутил. Да нам за такие фокусы живо премию снимут…
Настя непримиримо попыталась высвободиться из цепких объятий:
– При чём здесь премии, Стас?! Ради чего мы очищаем пространство от мусора? Что ты как… питекантроп какой-то! Тебе всё равно, что будет с Землей? После нас хоть трава не расти, так что ли? Да пусти же меня, медведь!
Он засмеялся и выпустил Настю. Девушка сильно оттолкнулась от переборки, вылетела в открытый люк и скрылась за поворотом закруглённого коридора. Стас покрутил головой – такая кроха, едва до плеча ему достаёт, а сколько в ней внутренней силы. Сорок килограмм идейности, как в шутку называл Настену ее отец.
Стал бы он торчать на этой Богом забытой шаланде-мусоровозе, если бы не Настя? Ни в жизнь! Да, к концу двадцать первого века люди будто свихнулись на чистоте окружающей среды – вернее, того, что от неё осталось. Дай им волю, не только бы планету, но и всю околоземную орбиту хлоркой бы выдраили, чтобы никакая зараза не проскочила. И оттого профессия космического мусорщика стала вполне себе престижной и высокооплачиваемой, но…
Он подлетел к креслу и закрепился. Настя теперь будет дуться, как пить дать. Но удержаться от того, чтобы поддразнить жену Стас порой просто не мог. Тем более, в ответ на её стандартную подколку про идиотского Шлимана!
Анализатор тревожно взвыл. Стас перестал дышать и жадно впился глазами в экран… Есть! Честное слово, есть! Круглое, блестит, и тонкие палочки во все стороны торчат! Йо-хо! Вот она – золотая рыбка! Что, съела, пигалица?! Ну-ка, сейчас мы его приблизим…
Он едва удержался, чтобы не врезать по экрану кулаком. Прилепившись к сверхпрочной металлической нити, на экране визора нагло поблескивала жестянка из-под газировки, в которую какой-то шутник (не иначе из безалаберных космотуристов – астероид ему в глотку!) воткнул несколько железных спиц. Её-то круглое донышко Стас и принял за вожделенный артефакт. Тьфу ты!
А может Настя права? Попробуй найди среди сотен тысяч объектов, разбросанных по всей геостационарной, один-единственный шарик весом всего-то в полтора кило! Это даже не иголка в стоге сена…
Стас опустил веки, под которыми горело и чесалось, словно песку сыпанули, и уныло признался самому себе, что не очень-то и верит в осуществление заветной мечты. Но как иначе выдержать однообразный, скучный труд на благо планеты? В первый год, когда Стас ещё не загорелся идеей найти и выгодно продать наноспутник, он чуть с ума не сошел, болтаясь над голубым шариком в старом корыте. Это вам не бороздить пространство внутри пояса астероидов на современных, быстрых и красивых шаттлах. На таком рыдване, наверное, ещё первые исследователи Марса ползли сквозь вакуум! Но у них-то выбора не было, а он, Стас, за что должен страдать? Потому что Настёна и слышать не хочет о другой работе, а жить с женой врозь, встречаясь пару раз в год – это смешно? Или потому что ему так хочется быть в ее глазах не разгильдяем без царя в голове, как считают его родители, а серьёзным человеком, думающем о будущем не только Земли, но и их отдельно взятой ячейки общества? Хотя… Стас грустно усмехнулся – всё равно Настя видит его насквозь. И всё равно любит. Так что его ухищрения смешны и…
Анализатор разразился таким истошным воплем, что Стас чуть не вылетел из кресла, несмотря на ремни.
– Что там ещё?!
На экране виднелось что-то странное. Не Вэйнгард, естественно, но… Стас быстро пробежался по регуляторам. Так, плотность, состав… Хм… Какие-то органические примеси, будем надеяться, что не отходы жизнедеятельности. Не хотелось бы вляпаться. Примерный возраст… Тоже весьма старинная штуковина получается… Обломок, это понятно, но вот чего? Ну-ка, поближе… Ого, да их там несколько штук!
Он развернул камеру, пытаясь заглянуть сбоку, и потрясённо уставился на монитор. Воровато оглянулся – не хватало ещё, чтобы это опять оказалось чьей-то глупой шуткой, а Настя стала свидетелем его очередного позора! Прислушался. Тихо. Значит, жена, скорее всего, в каюте. Нужно спешить!
Путаясь в привычных креплениях, он с третьей попытки сумел выбраться из кресла. Устремился к люку, врезался плечом в край проёма. Шипя от злости, отлетел обратно в рубку, чувствительно приложившись к громоздкому системному блоку. Чёрт! Стас зажмурился, вдохнул, медленно выдохнул и, старательно контролируя каждое движение, полетел к выходному шлюзу. Нужно лично убедиться, прежде чем поднимать шум!
На экране монитора матово поблескивала гладкая поверхность неопознанного фрагмента космического мусора с чёткой, выдавленной в металле надписью «Мир»…
СОКОЛ-4. 2115 год. Стас Корнев. Сейчас.
Это что же получается, что я пять суток зависал без сознания? И, пока я болтался тут как паршивый кусок космолома, Настасье моей не только никто на помощь не пришёл, а нас еще и столкнули на орбиту захоронения? После этого я и на «Клинспейс» и на их хвалённую борьбу за живучесть класть хотел с прибором…
Яростно стучу по клавишам, прося помощи у Отдела Безопасности Космических Полетов. Да я же вернусь и засужу на хрен всю контору, они вовек не расплатятся! Если вернусь…
«…болезнь, поразившая человечество и изменившая его до неузнаваемости. Земля – чудовищный лепрозорий…»
Стоп! Что это ещё за хрень я написал? Удалить-удалить! Какая ерунда лезет в голову! Хорошо, заметил до того как отправил. Вот бы мужики поржали, получив такое сообщение.
Нельзя сидеть и ждать, когда ОБКП нас отсюда вытащит! Пока они среагируют, мы можем вылететь за пределы этого кладбища. Нужно занять себя работой, нормальной мужской работой, чтобы и места для всяких дурацких мыслей не осталось.
Перевожу корабль в режим торможения. Для полной остановки потребуется время. Потом развернусь вручную и… что дальше? Допотопный движок «Сокола» не приспособлен для дальних перелетов. Так и будем болтаться здесь, пока нас не выловят.
А если выбросить вместо одной сети все, что у меня остались, и с их помощью попытаться выловить рыбку покрупнее, например, архаичный военный спутник с ядерной энергетической установкой. На остатках чужого движка спуститься на геостационарку...
Не то! Все не то!
Связать все сети последовательно между собой? Сделать такую длинную многокилометровую удочку и прогнать по ней заряд помощнее. Глядишь, и притянет нас магнитное поле.
Думай, Стас, думай!
Я крепко тру руками лицо и почти не ощущаю прикосновения, точно отморозил кожу на щеках и лбу. Да что со мной не так?
В голове мелькает страшная догадка. Слабость, боль во всем теле, потеря чувствительности и памяти, глубокий обморок, жар у Насти – может, так начинается лучевая болезнь? Или… заканчивается? Космос не знает жалости, не прощает промахов. Скоро начнут клочьями лезть волосы, тело покроется волдырями, кожа на руках и ногах потрескается и станет отходить ошмётками с кровью и слизью… Брр! Я это видел и никогда не забуду. Такое случается иногда со сборщиками. Пашка с Леной пришли на «Сокол-1» на два года позже нас… заменив Жэнь Бо и Кирилла.
Шух-шух-шух... Душно, нечем дышать. «Говорит «Сокол-4». Терпим бедствие на орбите захоронения. Наши координаты… SOS! SOS! SOS!» – компьютер автоматически отправляет сигнал о помощи в ОБКП каждые тридцать секунд. Я не могу больше сидеть у монитора, ужасно хочется коснуться Настиного лица.
Целую её закрытые глаза, скулы, обтянутые тонкой как пергамент кожей. Бледное лицо светится в полумраке каюты. Или я схожу с ума, или от её русых волос тоже идёт свечение. Горло сжимается. «Мы выкарабкаемся! – шепчу ей на ухо и стискиваю безвольную горячую руку. – Обещаю. Без тебя мне ничего не нужно – ни Вэйнгард, ни любые другие древности».
Да это же всё из-за куска стенной панели, обжигает меня мысль, по-другому паззл не сложить. Даже если предположить, что корабль попал в неожиданную мощную солнечную вспышку, не получив должного предупреждения, почему мы летим прочь от Земли? Почему нас не подобрали? Потому что не было никакой вспышки! Какой же я идиот! Начинаю лихорадочно перебирать плавающие по всей каюте вещи. Чтобы убедиться наверняка, нужен дозиметр. Настин рундук! Он в полном порядке, в отличие от моего. Щёлкают замки, пара секунд и я извлекаю микродозиметр. Перестаю дышать, включаю… Йо-хо! Чисто!
С облегчением целую Настю в щеку, но не чувствую губами ее кожи. Вот гадство! Нервы напряжены до предела, нужно запихнуть поглубже грызущее беспокойство. Делаю вдох, насильно проталкивая воздух в легкие. Чувствительность восстановится, говорю себе. Я же очнулся. Значит, и с Настей всё будет в порядке.
– Держись, мелочь, прорвемся!
«…живут, не подозревая, что они лишь призраки… тень того, чем могли бы быть, прими они горькое лекарство», – проносится в голове. Отвяжись, зараза!
Я пытаюсь собрать мысли в кучу.
Всё ясно – кто-то узнал про артефакты и подставил нас! Этим объясняется и беспорядок в каюте – искали сувенир со старинной орбитальной станции. Артефакт – не обычный древний осколок. Историческое доказательство аферы века.
Неужели кто-то из своих «соколов» постарался? Кто кроме них знает, что я ковыряюсь в мусоре не ради трех тысяч кредитов в год? Никто. Так-так… Работягу Пашку подозревать глупо. Они с Ленкой Настины друзья ещё с университетских времён. Такие же идеалисты, влюбленные в экологию и космос. Арсен? Вряд ли. Он вообще мужик нормальный, ну а то что у него не рот, а выгребная яма, так это не причина считать его способным на предательство. Сиамские близнецы Вовчик с Лёнчиком? Кроме них некому! Они никогда не упускали возможности меня подколоть в присутствии Насти, и шутку дурацкую со Шлиманом тоже уродцы-дегенераты придумали.
Через час плюхаюсь в ложемент перед монитором. Весь ломовоз перевернул, даже в накопитель залез – нет артефакта. Доберусь до этих эко-ублюдков – урою гадов! Стырили вещь, сволочи, и нас запульнули подальше в пространство.
«Сокол» уже не успевает затормозить – выходит за пределы кладбищенской орбиты, а на призывы о помощи так и нет ответа. Ненасытная бездна проглатывает мои позывные.
Одно хорошо, хоть мышцы ныть перестали. Такая легкость во всем теле. И голова проясняется, только вот мысли эти… или голоса. Шепчут, не переставая, в самые уши. О провалившейся попытке посева, о каких-то заражённых семенах…
Вспоминаю, что не ел уже четверо суток. Точно, от голода и не такое бывает. Тем более от обезвоживания. Срываюсь с места к кухонному блоку – что у нас на обед? Борщ, мясные консервы, суфле. Сойдет. В подогреватель!
На мониторе загорается зеленый значок – новое сообщение. Наконец-то! Обращение президента компании? Так-так. Если бы собирались нас уволить, вряд ли он стал лично этим заниматься. Слишком много чести. Значит, будет извиняться. Ну что ж, извинения я может и приму, но вот от компенсации они не отвертятся, и по медстраховке заплатят сполна.
На мониторе появляется солидный мужчина под пятьдесят с коротко стриженным седеющим ежиком волос и пунцовыми пятнами на чисто выбритых щеках.
– Уважаемые служащие «Клинспейс», – стальные глаза не выражают ни сожаления, ни чувства вины. – Я вынужден с прискорбием сообщить о безвременной потере одного из наших лучших экипажей… Станислав и Анастасия Корневы… после долгих поисков… скорбим с родными и близкими и приносим…
Президент ещё что-то говорит, но все заглушают голоса в голове:
«И огрубели сердца их, и уши их не слышат, и глаза их не видят. Не хотят больные прийти и исцелиться, и исцеляющих изгоняют прочь… И не разумеет их сердце, что пока не исцелятся, не покинут своей колыбели».
Зажимаю уши и кричу, чтобы не слышать ни того, ни другого.
«Дзынь!» – прорывается звук подогревателя пищи, обрывая назойливый хор.
Машинально достаю контейнер с едой и понимаю, что больше не хочу есть.
Вообще.
Никогда.
101 час назад
– Стоп-стоп-стоп! – Настя выставила перед собой раскрытые ладони и потрясла головой. – Что значит – станция «Мир»? Её же затопили ещё когда! Откуда…
– В том-то и дело! – возбужденно перебил Стас. – Представляешь, что всё это значит?
– Нет, – честно ответила Настя. – Что это значит?
– Да ты что, не слушала меня? Со станцией что-то произошло! Что-то такое, что власти были вынуждены от всех скрывать.
– Но откуда взялись эти обломки, если «Мир» лежит на дне Тихого океана? – упрямо возразила Настя.
– Значит там лежит что-то совсем другое! – победно заключил Стас. – Йо-хо! Ты только подумай, Настюха, это же сенсация! Да за один только обломок нам столько отвалят. Мы богачи! Всё. Списываемся и отправляемся домой наслаждаться жизнью, заводить детей, путешествовать как нормальные люди…
– Подожди, – медленно произнесла Настя. – С ними что-то случилось…
– Судя по состоянию краев, станция была уничтожена взрывом. Скорее всего, «Мир» отправили на орбиту захоронения и там рванули. Отдельные фрагменты со временем достигли геостационарки.
– Эти куски станции… Они же не просто так её захоронили. Может, они опасны. Для нас. Для всех землян. Ты сказал, что анализатор выдал наличие биозагрязнения.
– Я всё проверил. И меры предосторожности принял. Ничего не нашёл, ни одной внеземной бактерии или споры. Наверное, анализатор барахлит. Вернёмся с вахты, буду трясти начальство, чтобы дали нам новое корыто. Старое-то совсем развалилось. Ну, или хотя бы начинку заменили.
– Стас, мы всё равно должны сообщить о находке.
– Ты что! – возмутился он. – Они всё к рукам приберут! И ещё по шапке мне дадут за внеплановый выход наружу.
– Но, Стас…
– Насть, дай я сначала разберусь с этим немножко, – умоляюще заговорил он. – Просто чуть-чуть соображу, что к чему, а? И потом мы сразу же сообщим, я тебе обещаю! Ну Насть…
Она нахмурилась, открыла рот, собираясь возразить. Но взглянула в горящие глаза мужа и махнула рукой:
– Ладно. Сутки, не больше. Слышишь?
– Конечно, солнце мое! Ты у меня лучше всех! Я тебя обожаю!
Стас сделал сальто посреди тесной каюты, едва не заехав пяткой по носу пристёгнутой к стене Насте. Она рассмеялась и принялась вылезать из спальника.
– Ты как хочешь, а я на тренажёры. Пойдешь?
– Да ну…
– Смотри, вот станешь немощный и тощий как бледная спирохета, – пригрозила Настя. – Только и знаешь, что в монитор пялится.
– Ах, как страшно!
Стас проводил жену взглядом и торопливо пристегнулся к стене. Насте он не показал самого главного – небольшое записывающее устройство, припаянное взрывом к обшивке. Даже если останки «Мира» придется сдать в ОБКП, его-то он припрячет. Нужно ещё раз прослушать запись и как следует подумать…
«…двадцатое марта две тысячи первого года… … творятся странные вещи. Рязанов выходил наружу. Обстановка штатная. Я не… …мелкий ремонт. Говорит, что заметил необычное явление. Нечто похожее на рой мельчайших плаз… …фигуру человека. Слышал голоса. Галлюцинации?»
Стас нажал кнопку паузы. Древний то ли плеер, то ли диктофон работал вполне сносно для аппарата, помотавшегося в безвоздушном пространстве больше сотни лет и пережившего взрыв. Когда Стас выполз наружу и манипулятром подтянул к себе ту самую нить, за которую зацепились обломки станции, то не поверил своим глазам во второй раз! Потратив пару часов, он аккуратно отколупал диктофон от обшивки и, дрожа от возбуждения, услышал голос из прошлого. К сожалению, запись оказалась сильно повреждена, так что многое приходилось домысливать, заполняя пробелы в дневнике незнакомого космонавта.
Итак… Что мы имеем? Дата! В момент создания этой записи по официальным данным станция «Мир» была вот уже почти год как необитаема и законсервирована. Это раз. Дальше…
Стас дотянулся до плоской панели, быстро развернул перед собой персональный вирт-экран. Ну-ка, посмотрим… Последний экипаж – Сергей Залетин и Александр Калери. Новый запрос… Хм… Ни одного Рязанова за всю историю станции. Странно…
Он свернул экран и снова включил прослушивание записи.
«…года. Эльдар совсем плох. Земля не отвечает. Передаю СОС постоянно – глухо как… …очень страшно. Ввожу Ферроцин и Б-190. Себе тоже – на всякий случай…»
Пауза. Запрос… Так-так… Средства защиты от внешнего радиационного воздействия и для ускорения выведения радиоизотопов. То есть, они полагали, что подверглись воздействия радиации. А почему, собственно? Симптомы? Промелькнувшая мысль заставила Стаса покрыться холодным потом. Биозагрязнения он не нашел, но что если обломок по-прежнему заражён радиацией? Сколько она сохраняется? А в вакууме? Да нет, чепуха! Сто лет прошло, всё давно выветрилось! Не давая себе возможности развить эту мысль, он торопливо щёлкнул кнопкой пуск…
«…совсем плохо. Ничего не понимаю. Летим не туда. Управление перехвачено Землёй… …прокляты! Выбросили нас, как блохастую дворняжку!» Непонятный треск. Долгая пауза. Грязная ругань. Жуткий не то крик, не то вой, от которого у Стаса по всему телу побежали мурашки. Потом заговорил другой голос, приятный, но пронизанный истеричными нотками: «…Фриман без сознания. Не могу поверить в то, что со мной произошло! Может, я сошёл с ума? Бред? Горячка? …должен помочь ему… …нет возможности для маневра! Ничего нельзя сделать, только смотреть как…»
На этом запись обрывалась. Стас перевёл дыхание. Голоса давно погибших людей были такими живыми, такими… убедительно-жуткими. Что же с ними произошло? Что случилось с настоящей станцией «Мир»? И зачем понадобилась чудовищная мистификация с затоплением?
Он снова и снова прокручивал запись, вслушиваясь в тончайшие оттенки голосов, пытаясь вычленить из фонового шума полезную информацию. Лихорадочно набирал запросы в поисковике.
Технические данные?
Чертежи?
Проблемы?
«В конце XX века на станции "Мир" начались многочисленные проблемы из-за постоянного выхода из строя различных приборов и систем»…
Знакомая песня. Только это никак не объясняет, что делали на станции Рязанов и Фриман. Команда ремонтников? Хм…
А вот ещё: «Больше всего опасения учёных вызывали бактерии, находящиеся на обшивке станции, которые могли мутировать в открытом космосе». Опять эти бактерии!
Нехорошо кольнуло в груди. Что если анализатор не врал? Стас ещё раз пробежался по логам электронного микроскана. Арехеев – нет, палочковидных бесспоровых бактерий – нет, палочковидных спорообразующих – нет, шарообразных – нет, витых форм – нет, грибов – нет. Чисто как в офисе «Клинспейса».
Ладно, идем дальше.
Причина затопления?
«Правительство России, ссылаясь на дороговизну дальнейшей эксплуатации, несмотря на многочисленные проекты спасения станции, приняло решение затопить «Мир».
Просто и ясно. И совсем ничего не понятно. Спустя шесть часов мозаика так и не сложилась, не хватало какой-то малости, которую он упустил… или не заметил.
«После принятия решения о затоплении станции по всей стране прошли многочисленные акции протеста. Также некоторые учёные высказали опасения, что, в случае попадания неизвестных микроорганизмов в мировой океан, последствия для экологии могли бы быть катастрофическими. Однако, судя по всему, все бактерии погибли, когда станция вошла в атмосферу и загорелась из-за силы трения о воздух».
Глаза неумолимо слипались… Нужно ещё порыться в архивах. Или поспать совсем немножко…
Стас затолкал блок персоналки под ближайшую липучку. Мелькнула неприятная ассоциация с найденным диктофоном. Стас отогнал её – случившееся много лет назад несчастье не могло иметь к ним с Настей никакого отношения. Кстати, надо бы обсудить с ней…
Так не хочется вылезать из спальника! Кружится голова и будто бы слегка подташнивает... Это от усталости. Настя придёт в каюту, тогда он ей всё и расскажет, а сейчас – спать…
– Стас, очнись! Корнев!
Что? Чёрт, как же трудно открыть глаза! Настя? Что случилось?
– Ты что? Почему ты мне не сказал сразу?! Как ты мог?!
Стас несколько раз моргнул и наконец-то смог сосредоточиться на лице жены. Настя орала, потрясая перед его носом злополучным диктофоном, а другой рукой указывая в сторону развёрнутого вирт-монитора.
– Насть… Ты чего?.. – едва ворочая языком, спросил Стас.
Да что с ним такое?! Температура что ли?
– Это… Эта гадость! Ну как ты мог додуматься притащить её на борт?! Совсем свихнулся на своих сокровищах?
– Какая… гадость?..
– Обломок! – казалось, Настя сейчас разрыдается. – Там же какая-то зараза! Они же все погибли, ведь так? Нужно немедленно сообщить на Землю!
Она сердито отшвырнула диктофон, используя это движение, чтобы вылететь из каюты.
– Насть…
Стас неловко заворочался, пытаясь отстегнуться. Пальцы почему-то не слушались, перед глазами упорно сгущался мерзкий туман. Надо догнать её. Остановить. Если в «Клинспейсе» смогут сложить два и два – а ведь смог же это сделать он сам! – им конец. Чёртовы ремни! Кто проектировал эти защёлки?! Невозможно справиться! И так хочется спать… Он отдохнет только одну минуту… А потом сразу же догонит… Она не успеет. Связь с Землей только через…
СОКОЛ-4. 2115 год. Стас Корнев. Сейчас.
«Мы – другая форма жизни! Господствующий, наиболее совершенный тип организма, живущего в эфире и питающегося непосредственно солнечной энергией».
Я уже это где-то слышал. Давно… В университете?
«На первой стадии мы жили как земные животные: получались из оплодотворенной яйцеклетки, развивались в подходящей питательной среде, росли, дышали, воспроизводили себе подобных, чтобы начать цикл сначала. Но такое ограниченное существование – болезнь, древняя и страшная. Болезнь, поразившая человечество в эмбриональном его состоянии и изменившая его до неузнаваемости».
Их двое. Они беззвучны, и в то же время чем-то похожи на голоса из диктофона. Один низкий, бесцветный. У второго очень приятные обертона. Он говорит уверено и дружелюбно, точно знает меня сто лет.
Я с ними не спорю. Пусть талдычат, что хотят, а я буду молчать. Беру еще одну бухту металлической проволоки и связываю с предыдущей. Я вяжу сети. Когда закончу, выйду в открытый космос и «заброшу невод». Интересно, сколько нужно связать, чтобы дотянуться до Земли?
«Послушай, Стас, земляне больны. Семя жизни оказалось заражено. Земля превратилась в чудовищный лепрозорий, где пациенты отвергают лечение».
Если они такая продвинутая форма жизни, то чего же не прилетели и не вылечили нас давным-давно?
«Земля – рассадник заразы. Попадая в ее атмосферу, бактерии-антидоты необратимо мутируют, становясь смертельно опасными для людей. Электромагнитное поле планеты перенасыщено негативной психической энергией, которую излучают в пространство миллиарды человеческих сознаний. Именно поэтому равновесие вашего мира нарушается все больше. Вспомни, сколько пандемий, природных и техногенных катастроф было двести лет назад и сейчас».
«Мы хотим спасти вас, а не убить. Ты поймешь это, когда присоединишься к нам».
Да пошли вы!
«Люди не те, кем должны быть. Ты – автономный, самостоятельный мир, хранящий в себе плазматические образы всего того, что собрано личностью по энергетическим каналам».
Чушь какая-то. Сумасшествие! Я злюсь, что им удалось втянуть меня в разговор, и хватаю новую катушку с сетью.
«Дзынь!»
Вытаскиваю горячий контейнер с едой, вставляю новый. Я не ем, просто разогреваю. Резкий звук кухонного блока позволяет хоть на пару минут заткнуть призрачные голоса и побыть в тишине.
Когда послание президента компании погасло, я быстро промотал отчеты назад. Настя без меня вела оживлённую дискуссию с базой! Последний сеанс связи закончился в 17:53 22.11.2115, то есть, когда я уже сутки валялся в отключке. И, судя по нынешнему местоположению ломовоза, уже во время этого разговора с Землей мы соскочили с геостационарки!
Эти гады приказали Насте уничтожить артефакты! Изолировать «объект», наблюдать за его состоянием и незамедлительно докладывать обо всех изменениях! Это я-то – объект?!
Да они и не собирались приходить на помощь! Три последних сеанса связи – уже в то время, когда наше с Настей корыто получило ускорение – оттуда, с Земли! – и полным ходом рвануло в сторону орбиты захоронения! Сволочи! И они еще вкручивали ей про «нужно время, чтобы разобраться в ситуации» и «главное – не поддаваться панике»…
Я выплеснул всё, что чувствовал в длинном сообщении, отправленном в «Клинспейс». База нас слышала, только вот отвечать не собиралась. Мы для них – отработанный материал. Космолом. Мусор.
«Стас…»
Опять!
«Эмбрион должен преобразоваться, как гусеница – в куколку и бабочку, изолироваться от окружающей среды и стать полноценным человеком. Для которого нет границ».
Кажется, о чём-то похожем говорил Циолковский.
«Брат, он предполагал, точно гадал, глядя в тусклое зеркало, но так и не смог вырваться из клетки. Ты увидишь все сам, если не побоишься взлететь».
Брат? Ну уж нет. Слишком много чести. Я не хочу быть бабочкой. Гусеница я, гусеница. И грязь люблю, вон хоть Настёну спросите.
«Биологическое тело – это клетка, из которой не вырваться по-другому, только через страх и смерть. Таков закон: если семя не умрёт, перестав быть зерном, то останется одно, а если умрёт, то родит тысячи».
И это я тоже где-то слышал…
«Дзынь!»
Неясная тревога снова кольнула в груди – ощущение беды, зафиксированное подкоркой. Привычно отталкиваясь внешней стороной ступней, ловко вписываясь в повороты, я за несколько секунд долетел до каюты. Растопыренной лягушкой замер перед пристёгнутой к стене женой. Без изменений… Хотя… Что они там болтали о смерти?
Я потянулся ближе, с тревогой всмотрелся в родное лицо… Путаясь в спальнике, прижал пальцы к шее… Не-е-ет! Настя, нет! Родная, милая, очнись! Это не может быть правдой! Я не хочу-у-у!
Кажется, я пытался делать ей искусственное дыхание. Зачем-то рванул в медотсек, расшвырял половину препаратов, разыскивая чудо-средство, способное оживить её. Потом опять тормошил, подносил зеркальце ко рту, плакал, кричал, бился об стены, не чувствуя физической боли…
«Дзынь!»
Я пришёл в себя в рубке. Некоторое время тупо таращился на царивший вокруг беспорядок – спутанные сети, детали оборудования, микро-диски, какие-то осколки и клочки бумаги… В памяти зиял провал, постепенно, как яма в земле, заполняющийся чёрной водой воспоминаний… И тогда я понял, что нужно делать.
Сначала я хотел забрать с собой Настю. Но не смог. Просто не смог. Долго висел рядом с ней, не решаясь дотронуться до безучастного, мертвого лица. Разговаривал. Просил прощения. Пытался что-то объяснить.
«Если семя не умрёт, то останется одно», – напомнил Рязанов.
«Стас, ты готов впустить в себя Вселенную», – откликнулся Фриман.
– Идите к черту, – я вжикнул молнией, отрезая от себя её глаза, губы, чуть вздёрнутый нос и, не оборачиваясь, вылетел из каюты.
Мерзкие слуховые галлюцинации мешали предаться скорби. Отвлекали. Раздражали как весёлая музыка на кладбище.
Я стиснул зубы и уверенно направился к выходному шлюзу.
«Исцелился»…
Лампа над шлюзом моргает, озаряя узкий коридор тревожными красными сполохами. Чёрт, как же медленно! Я не могу больше терпеть эту пытку! Скорее бы избавиться от навязчивого видения! Настя… Родное лицо, обтянутое полупрозрачной кожей, чуть светящейся изнутри. Поза эмбриона, подтянутые к груди колени, стиснутые кулаки – от кого или от чего она пыталась спрятаться в последние минуты своей жизни? Как я мог быть таким идиотом, как мог допустить, чтобы она погибла из-за моего глупого желания разбогатеть и прославиться?
Наконец-то! Проскальзываю в шлюз, едва размеры щели позволяют сделать это, и сразу же рву вниз рычаг закрывания отсека. Теперь набрать команду на выравнивание давления. Как удобно делать это без скафандра! Хорошо, что мы не на Земле, там нет настолько надёжного и беспроигрышного способа расстаться с жизнью.
К горлу подкатывает горячий комок – а Настя? Ей не было больно? Страшно? Прости меня, милая! Я не могу ничего исправить, но могу хотя бы наказать себя за то, что натворил…
Проклятые голоса не умолкают. Кричат, зовут, торжествуют. Что им нужно от меня? Оставьте меня в покое! Дайте мне умереть!
Что такое? Неужели шлюз неисправен? Сглазил, точно сглазил! Даже здесь нет стопроцентно надёжного способа! Быстрый взгляд на панель управления – чёрт, все верно! Давление ноль. Так в чем же дело? Я сошёл с ума? Наверняка, и уже давно.
Давление ноль! На мне нет скафандра! Я уже умер? Жив. Почему я ещё жив?!
Растерянно верчу головой по сторонам, озираю себя – футболка, шорты, толстые шерстяные носки… И тело… моё тело – рой мелких солнечных брызг.
«Гусеница – куколка – бабочка», – говорит Рязанов.
«А Настя?»
«Всему своё время…» – успокаивает Фриман.
С негромким шипением начинает открываться внешний люк, впуская в шлюз бесконечную черноту… Космос – как он прекрасен! Звёзды – такие нестерпимо яркие и близкие, голубой шар Земли – трогательно-беззащитный, пустота – бескрайняя и спокойная… Она притягивает… А я больше не связан.
Делаю шаг. Второй. На мгновение замираю на краю. Что-то во мне, ещё оставшееся от прежнего Стаса, боится оторваться от привычной скорлупки корабля. Я отпускаю эту крохотную часть себя, раскидываю руки.
– Йо-хо! Настя, я лечу!
– Наконец-то!– говорит Рязанов, сгусток разумной плазмы. – Ты долго думал…
– Здравствуй, брат! – вторит ему Фриман.
«Факты… указывают на присутствие каких-то сил, каких-то разумных существ, вмешивающихся в нашу человеческую жизнь… Одни из этих существ подобны нам… только более совершенны, какими и мы будем… другие составлены из более легких элементов, господствовавших дециллионы дециллионов лет тому назад. Какие из этих существ вмешиваются в нашу жизнь, решить трудно».
К. Э. Циолковский «Существа разных периодов эволюции»
|
Рассказ открыт для комментариев