 |
|
| |
20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.
13:33 19.04.2023
Сегодня (19.04) в 23.39 заканчивается приём рассказов на Арену.
|
|
|
|
|
|
Вспышка ослепила. Сверкнуло так, что перед глазами тут же повисла красная муть. Память ещё хранила обычную картину подземного перехода: блики неона на кафеле, кричащие краски рекламных баннеров, сосредоточенные лица тёток, торгующих цветами. На краткий миг видение замерло стоп-кадром: в объёме, цвете и движении, и вдруг – плоская однородная пелена...
И через долю секунды – грохот! Словно удар молота по барабанным перепонкам, по черепной коробке, по всему телу от макушки до пяток. Тугая горячая волна зло толкнула в спину, приподняла в воздух и швырнула наземь – с размаху, безжалостно, жестко. Лицом об шершавый бетон, кипятком по ладоням, тупой болью по коленям. В голове зазвенело... В уши заткнули вату... Дышать стало нечем...
Косов поднял веки и ничего не увидел. Мрак. Полный, плотный, непроницаемый мрак. Поморгал, крепко зажмурился, и опять попробовал – с тем же успехом. Он лежит, тело своё чувствует, но ничего не видит. Хотя глаза раскрыты, ресницы хлопают, а толку-то? К непониманию начала примешиваться паника. Захотелось закричать, что есть мочи: «Ау! Люди! Где я? Что со мной!», а получилось сипло и придавлено:
– Есть тут кто-нибудь?
– Лежите спокойно, – произнёс женский голос, и теплая ладошка легла на лоб. – Вам прописан покой. Строгий постельный режим.
Косов вслушался: лёгкие шаги, шуршание ткани, звякнуло что-то. Попробовал мир на ощупь: под ладонями гладкая поверхность постельного белья, шерстяное одеяло. Что-то смущает...
Ну да, запах. Такой бывает только в больницах. Прошли времена, когда там пахло хлоркой, карболкой, ещё какой-то гадостью. Сейчас у медиков другие средства, а всё равно пахнет особенно: стерильной чистотой, лекарствами и немножко страданием. Мать совсем недавно пролежала два месяца, сердце лечила. Косов тогда и наездился, и нанюхался.
– Где я?..
– Вы в больнице, в отделении нейрохирургии. Что с вами произошло, помните?
– Возвращался домой, спустился в переход. Сверкнуло...
– Вот-вот! Взрыв там произошёл! Теракт! Скажите спасибо, что живым остались. Знаете, сколько там людей погибло?
– Не знаю...
– Много! Очень много... Вам повезло. Доктор говорит, опора спасла – фронт ударной волны прошёл левее. Других так по стенкам размазало.
Косов бессильно прикрыл глаза. Ненужные глаза. Да уж, повезло – врагу не пожелаешь...
Скрипнула дверь, послышались шаги: мужские, быстрые, уверенные.
– Стела, что у нас тут? – голос тоже очень уверенный, и немного озабоченный.
– Пострадавший пришёл в себя, Николай Петрович. Я как раз хотела вас позвать.
Прохладные сильные пальцы коснулись запястья, цепко нащупали пульс.
– Косов, вы меня слышите? – голос стал мягче, но профессиональные нотки лишь усилились.
– Слышу, – он облизнул губы, – только пить хочется... Доктор, что со мной?
– Сейчас дадим воды, – голос чуть помедлил. – Вы оказались рядом с взрывным устройством. Контузия, сотрясение головного мозга, стресс, шок. И ещё легко отделались, – многие, кто был рядом, поплатились жизнью. Вы помните, как это произошло?
– Н-нет, не очень... Вспышка, хлопок, меня бросило на землю... Что с глазами, доктор? Я ничего не вижу!
– Глаза не пострадали, но человек обладает зрением не только благодаря глазам. Есть ещё зрительный нерв и головной мозг. Именно в мозгу, в конечном счёте, возникает картинка, проекция окружающего. Вот эти процессы у вас нарушены...
– Это навсегда? Я никогда больше не буду видеть?!
– Трудный вопрос, Косов, – голос опять помедлил. – Мы надеемся, что ваша слепота временная. Во всяком случае, вы получите всю необходимую помощь, и будем надеяться, что на фоне лечения зрение восстановится. А сейчас вам необходим покой. Следуйте нашим предписаниям, и я думаю, всё образуется.
Врач отошёл. Косов расслышал приглушенное: «Стела, напоите его, и выполняйте всё по листу назначений», – «Хорошо, Николай Петрович». Простучали шаги, хлопнула негромко дверь. Косов остался в обществе медсестры. И один на один с новым состоянием.
Он прислушался к себе. Последний год, с тех самых пор, как небо перестало очищаться от бесконечного покрова туч, и люди перестали видеть солнце, Косов отметил в себе необычную способность. По вечерам, в полной темноте, он начинал чувствовать окружающий мир по-иному.
В солнечном сплетении, под ложечкой, появлялось странное дрожание, зуд, некая вибрация. Иногда эта вибрация переходила в звон натянутой струны, иногда – в басовитое гудение. Палитра ощущений оказалась богатой, словами не всегда удавалось передать всю гамму чувств. И многое зависело от объекта.
Он попытался сосредоточиться на медсестре, подумал: «Интересно, какая она? Судя по голосу, молодая... Хорошенькая?» ¬– а вслух спросил:
– Вас зовут Стела, как вы выглядите?
– Если мужчину интересует внешность женщины, значит, он не так уж болен, – усмехнулась она. – Пейте...
Сестра придержала его голову и поднесла к губам поильник.
Ярче всего звучали люди, меньше – предметы, и совсем невнятно отзывалось пространство. Времени для тренировок было предостаточно: освещение рабочих мест в дневное время требовало огромных затрат, и в спальных районах электричество отключали ранним вечером. Первыми он стал различать настроение и самочувствие мамы, потом обстановку собственной комнаты. Это напоминало увлекательную игру, но теперь, что? – общаться с миром придётся только так? Будут ли видеть глаза?
– Который час? – поинтересовался Косов, утолив жажду.
– Восемь вечера, хотя кто сейчас поймёт – когда вечер, когда утро?
– Поэтому чаще говорят «двадцать часов», – усмехнулся он.
– Никак не могу привыкнуть, так в армии время называют. У меня отец военный, говорит: «Темень солдату не помеха».
– Я приноровился, везде освещение: в офисе, транспорте, дома тоже... Отключают, конечно, так привыкли уже... Разве что с холодильником беда – постоянно размораживается.
– А мне тошно. Так хочется солнышка...
Девушка начала звучать: тонкая нота, чистая, как звон благородного хрусталя. Будто за огромным пиршественным столом сотни людей соединили разом бокалы. И ещё, Косов чувствовал, что Стела постоянно улыбается. Он не смог бы объяснить, как это определяет, но был уверен – улыбка не сходит с её губ.
– Разве искусственный свет может заменить солнышко? А позагорать летом? Или просто на природу съездить, в лес. В погожий летний денёк...
– Не до того было. Какие там поездки – работа, работа. Красивый ровный загар можно заполучить и в солярии, а теперь и вовсе...
– Наши врачи говорят, что процесс, возможно, обратим. Не отчаивайтесь, нужно верить в лучшее.
– Именно что возможно... К сожалению, врачи тоже ошибаются. Теперь-то уж точно всё равно, где какие лампочки светят.
–– Это хуже всего, когда всё равно... – впервые улыбка сошла с её губ. – В вечернем выпуске «Зеркала» опять большая статья, пытаются объяснить эффект Мейера. Как-то по-новому, мол, учёные нащупали перспективное направление. По мне, как не назови – вначале загадили планету, а теперь исследуют, выход ищут. Меры предпринимают...
Под ложечкой прозвучал новый звук, похожий на зудение комара: досада, сомнение, тоска.
– Вы Меморандум подписывали? – вдруг почти с вызовом спросила Стела.
– Это который о программе глобальной очистки? Что-то связанное с деятельностью корпораций?..
– Да. Программа дорогая, но пусть платят! Ну, раз виноваты... – решительность, уверенность, нотки стальной струны. – Под статьёй список компаний, одобренный президентом.
– Боюсь, Стела, мы тоже в этом списке. Я хоть и внизу пирамиды, но и для меня подписание чревато... Да и не верю я, если честно, во властные благодеяния. Когда такое было, чтоб большие деньги наказывали? – откупятся, отбрешутся, как это всегда случалось...
Мелодично промурлыкал интерком. Стела щёлкнула кнопкой ответа, искажённый голос из динамика пригласил её в приёмный покой.
– Я на минутку, – опять улыбнулась девушка. – Лежите спокойно, больной. Вам вредно волноваться.
Косов остался один. Попытался оценить помещение: ничего особенного, комната четыре на пять метров, в углу какая-то аппаратура. Рядом с кроватью столик, у двери тумбочка. Так, во всяком случае, он представил себе эти предметы. Про себя Косов отметил, что с потерей зрения чувствительность солнечного сплетения явно увеличилась.
Сейчас он мог сказать определённо, – по тихому бурчанию, вздрагиванию, шероховатым движениям под ложечкой, – что в окне итальянский стеклопакет. Стены покрыты пластиковыми обоями, в углу водопровод с раковиной, и кран еле заметно подтекает. Все эти детали не вызывали сомнения, как будто он видел их воочию.
Вот только зрения это всё равно не заменит. Лица Стелы, например, он не представлял. И увидит ли когда-нибудь?..
Дверь открылась, и Косов сразу почувствовал, что девушка не одна. Рядом с ней шёл кто-то: гудение, как у парохода на реке, отрывистые скребущие звуки, будто напильником водят по металлу. Что-то ещё, чего описать не удавалось, но с отчётливым тревожным фоном. Очень ярко – озабоченность, напряжённость, и, ещё, быть может, беспокойство.
– Господин Косов, здесь следователь. Он хотел бы задать несколько вопросов, Николай Петрович разрешил...
Голос у Стелы очень серьёзный, чудесный хрустальный звон почти не слышен за гудением пришельца. Тот шагнул к кровати – накатила волна запахов: пот пополам с мужским одеколоном, табачный перегар. «Сестра, оставьте нас ненадолго. Обещаю пострадавшего сильно не волновать...» – прозвучало тихо, но внятно. С таким голосом не поспоришь.
Под ложечкой поселилась тревога. То ли передалась от визитёра, то ли родилась самостоятельно. Неуютно вдруг стало, в тёплой палате – зябко, захотелось съёжиться, а ещё лучше, укрыться с головой больничным одеялом.
– Господин Косов, Роман Григорьевич, понимаю ваше состояние, но дело крайне серьёзное, – голос хрипловатый, и очень подходит тому гуду и скрежету, что творится внутри.
– Вы кто? – только и нашёлся Косов.
– Следователь Буянов. Мне поручено это дело. Роман Григорьевич, вспомните, пожалуйста, – вы зашли в этот несчастливый переход. Может, увидели что-то необычное? Люди, события... Может, мелочь, показавшаяся незначительной?
– Нет... Ничего такого... – Косов действительно силился вспомнить что-нибудь, что могло заинтересовать следователя. – Да я и по сторонам не слишком смотрел. Знаете ли, своих забот хватает. Мама болеет, да и на работе дел по горло...
– Может, что-то бросилось в глаза, какая-то деталь?
– Да, глаза...
– Простите, Роман Григорьевич, я вам сочувствую. Врачи, как я понял, убеждены в том, что зрение восстановится. А сейчас, всё же, постарайтесь. Вы один из немногих оставшихся в живых после взрыва.
Косов старательно вспоминал, но более всего процессу мешал сам следователь. Что-то беспокоило его, даже нервировало. Визг напильника по металлу становился всё явственнее, и почему-то именно это ощущение сбивало Косова, не позволяло сосредоточиться.
Ну что такого особенного мог увидеть он в переходе? Голубоватый кафель... Кричащие рекламы... Тётки с цветами... Прохожие, спешащие вверх и вниз по спуску в переход, озабоченные отчуждённые лица... Тот мужчина, что толкнул его ненароком в плечо... «Извините...» и взгляд из-под полуприкрытых век...
– Мужчина... – выдохнул Косов.
– Что?.. – напрягся следователь, – какой мужчина? Почему вы думаете, что он имеет отношение к акции? Видели его раньше?
Как объяснить этому Буянову, что от мужчины пахнуло резко и однозначно опасностью?! В животе – как железом по стеклу, как песком по жести – с мурашками по всему телу, с неприятным горячим потом по позвоночнику. Пустота и холод во взгляде, и в то же время – враждебность...
– За несколько минут до взрыва... – Косов мучительно подбирал слова, – он бежал из перехода... Торопился, чуть не сбил меня с ног...
– Вы заметили что-то необычное?
– Я глаза его видел...
– Ну, Роман Григорьевич, – тон следователя выразил высшую степень разочарования. – Мало ли кто торопится в наше беспокойное время. Даже не смотря на искусственное освещение, не всегда достойное, надо сказать, люди не перестали передвигаться бегом. Да ещё в то время, когда вы спускались в переход – час пик! Да и глаза, знаете ли, ещё не повод...
Косов был уже не рад, что сказал. Ну, действительно! Торопился человек: может на свидание, может на службу (ведь случаются у кого-то ночные смены!), да мало ли... Что – сразу взрыватель? Ведь не скажешь, что под ложечкой будто врезали с маху железом по стеклу... И пустоту в глазах мужчины не описать так, чтоб следователь поверил... Да и не в вере дело, факты где?
Косов потерянно замолчал. Что за чёрт! – что он переживает? Прошёл мимо, и забыл тут же, или почти забыл, про того мужика. Если бы не взрыв, если бы не вопросы Буянова... Пусть болит голова у тех, кому это положено по должности. У следователя вон, к примеру... А он ведь волнуется: и напильник визжит громче, и басовитая струна гудит напряжённее.
– Хорошо, – смягчился Буянов. – Опишите мужчину как можно подробнее, попытаемся его найти. В нашем деле мелочей не бывает.
Косов описал незнакомца из перехода, следователь скрипел ручкой по бумаге.
– Выздоравливайте, – сказал он на прощание, – и спасибо за помощь. Если вспомните что-то, дайте знать врачам.
Ушёл. Под ложечкой осталось неприятное сосущее чувство. Будто случился только что некий подвох. Вроде и за помощь поблагодарил, и здоровья пожелал, а всё фальшиво, всё – обман. И Стела запропастилась... Нельзя же с такой точностью выполнять просьбы законников, – надо и о больном помнить.
Как бы её позвать, не кричать же? Над спинкой кровати должна быть кнопка вызова персонала. Косов видел такие, когда навещал в больнице маму. Он хотел уже, было, пошарить рукой, но передумал и сосредоточился на солнечном сплетении. Лёгкое сжатие, короткий писк, и в следующий миг Косов уверенно протянул руку: кнопка оказалась точно там, где он и предполагал.
Стела вошла сразу, будто ждала за дверью.
– Он вас измучил, этот следователь? – Косов готов был руку отдать, – она вновь улыбалась! Прелесть просто, а не девушка!
– Как там снаружи? – спросил он, чтоб только завязать разговор, чтобы она не ушла снова.
– Опять дождь, – вздохнула Стела. – Холодный и какой-то мутный. Может мне кажется, но теперь и дождь стал другим. Будто жидкая грязь льётся с неба. И тучи без просвета...
– Я читал, в этих тучах всё дело. Что-то с рефракцией, интерференцией, рассеиванием. Взвесь каких-то частиц в воздухе... От этого и темно постоянно. Какого цвета у вас глаза, Стела?
– Карие. А волосы русые... Я уверена, мы ещё увидимся, – последнее слово девушка выделила голосом, и Косов был ей за это благодарен.
Он задремал таки. Сам не заметил, как погрузился в зыбкое марево. Мелькали перед глазами неясные фигуры, даже события какие-то происходили, но, проснувшись, Косов не мог уловить их суть, восстановить связи, выстроить единую цепь. Но вот острое чувство опасности проявилось совершенно отчётливо, как изображение на фотобумаге. Собственно, от этого и проснулся...
В палате пусто, но он чувствовал – Стела где-то рядом. Можно воспользоваться кнопкой, но Косов не стал торопиться. Полежал с прикрытыми веками, проанализировал ощущения. Девушка, это хорошо, но появился ещё кто-то, и это однозначно плохо.
Он, этот кто-то, плохо шёл. Быстро, но плохо. Как будто по песку, рассыпанному на жести. И нёс с собой пустоту. Пустоту не в смысле отсутствия чего-либо, а засасывающую. Непроглядный мрак, холод и разрушение. Как глаза того незнакомца в переходе...
Точно! Так и есть – это он! И где-то близко...
Косов лихорадочно нажал вызов. Сдёрнул одеяло, сел. Дьявол! – где же Стела?! Почему медлит?! Пошарил вокруг руками.
На миг под ложечкой образовался тугой ком: схема здания больницы. Или план, эскиз, набросок... да чёрт! – неважно! Главное, он чувствовал перемещение незнакомца. Неким внутренним нивелиром измерял расстояние от него до палаты. Пока они находились в разных концах здания, но человек двигался быстро, уверенно сворачивал в нужные коридоры. Приближался...
Открылась дверь. Стела! Ну, наконец-то!
– Нам нужно уходить! – Косов едва не сорвался на панический крик. – Быстрее! Есть тут какая-нибудь обувка? Тапочки?.. Да и чёрт с ними! – он вскочил с кровати, – дай руку!
– Что случилось?.. – девушка, судя по голосу, была ошеломлена. – Господи, куда уходить? Зачем?!
– Стела, слушай внимательно, все вопросы потом, – он схватил её за руку, или она вложила пальчики в его кисть, – нам нужно другое помещение! Нужно спрятаться! Есть место, где мало кто бывает? Куда не ходят?..
Он уже тащил её в направлении, где по его представлениям располагался выход. С грохотом налетел на тумбочку, пребольно ударившись коленкой.
– Господи, – взвизгнула Стела, – дай я пойду впереди! Сюда!..
Они выскочили в коридор. Косов почувствовал пустое сквозное пространство, но пространство откликается менее всего. Предметы сейчас тоже не ощущались: смазанные нечёткие силуэты. Стела увлекла его в неизвестность.
– В западном крыле ремонт... – отрывисто бросила на ходу. – Рабочих сейчас нет... Я там была утром... там можно укрыться...
Волнение Косова передалось и ей.
Он ухватился за руку ведущей, всецело на неё полагаясь: бежать вслепую было необычайно трудно, ноги заплетались, тело бросало из стороны в сторону. Слышались испуганные возгласы, кто-то шарахнулся, закричал что-то возмущённое вслед. Потом Косов неожиданно выпустил руку Стелы, и тут же врубился во что-то твёрдое и угловатое – что-то упало с грохотом и звоном, задребезжало, раскатываясь по мраморному полу...
В следующий миг пальцы Стелы вновь сжали его кисть.
– Сюда!.. Сейчас поворот направо и лестница... Осторожно!..
Чудом Косов повернул, сделал несколько шагов и ухнул ногой в пустоту. Под ложечкой ёкнуло, выбивая все и всяческие чувствования. Спуск! Он зачастил ногами, с трудом попадая на ступени, сбиваясь, перескакивая, соскальзывая... Оборвался! – едва успел ухватиться за поручень, ноги поехали вперёд... Дьявол! да когда же эта лестница кончится!..
Кое-как рывком вытащил собственное тело. Стела перехватила его под локоть, потащила куда-то влево, потом направила в спину, и он с размаху вломился в какую-то дверь, открыв её ударом корпуса. Звенящая тишина вокруг, гулкий простор, тем более ощутимый после суматохи бегства. И полная потеря ориентации. Да была ли она – ориентация?..
Они перешли на быстрый шаг. Шли, кажется, целую вечность.
– Здесь есть помещение, где можно...
Стела не договорила, истошно вжикнул напильник по железу:
– Одну минуту, молодые люди...
Буянов! Прямо перед ними. Откуда взялся? А сзади приближается тот, кто шагает по песку. Рассыпанному по жести.
– Хорошо, что мы вас встретили, следователь, – неуверенно начал Косов. – В больнице тот... ну, который был в переходе. Перед взрывом...
– Вы продолжаете настаивать, Роман Григорьевич, – голос спокойный, но напильник вжикнул сильнее, – что этот человек имеет отношение к теракту?
– Да, я настаиваю... – Косов сбился.
Хотелось добавить что-нибудь веское и значительное, но следователь не дал:
– Что ж, подозреваемый сам идёт в руки. Сейчас мы его дождёмся и во всём разберёмся. На месте. Совместно.
– Может, стоит встретить его...
– Девушке лучше уйти, – Буянов говорил размеренно, будто не слыша лепета Косова. – Зачем подвергать сестричку опасности? Стела... так кажется? Вот в эту дверь, пожалуйста. По коридору выйдете в приёмный покой. И не бойтесь за своего подопечного, – право, он в надёжных руках.
Косов понял: спорить не имеет смысла. Всё случится так, как велит Буянов, хорошо это или плохо. А Стеле действительно лучше уйти, будет ли ему плохо или хорошо. Вот только напильник точит металл вовсе уж остервенело.
– Иди, Стела, – негромко проговорил Косов, стараясь, чтоб голос звучал увереннее. – Мы всё сделаем с господином следователем как надо. Потом увидимся...
– Я буду ждать, – едва слышно проронила она. Звона хрусталя не было слышно совершенно.
Лёгкие шаги, скрип двери, хлопнула створка. И следом, как эхо, хлопнула другая, та, через которую совсем недавно ворвались они с девушкой. И вновь шаги, но совсем уже другие: гулкие, размеренные, равнодушные. И оттого ещё более страшные. Это равнодушие к его жизни, – понял Косов совершенно чётко.
– Ну, вот и он, – усмехнулся Буянов. – Виновник наших треволнений. Террорист? Да. Самый настоящий...
Человек подошёл, стал левее и чуть сзади. Стоял молча, почти не выделяясь на фоне пустого пространства коридора. Косов различил ещё одну деталь: под ложечкой масляно клацнуло. Раз, потом другой. Точно так клацает смазанный затвор пистолета, когда его передёргиваешь. Косов помнил это с офицерских курсов.
Оба имели оружие и держали его под рукой, на взводе. Оба были готовы пустить его в ход. Косов не смог бы объяснить, как определяет это, – иррациональное знание жило в солнечном сплетении своей отдельной жизнью. Не требуя логики, и не подчиняясь ей.
– Что ж ты, Ворон, рассекретился...– насмешливо начал следователь. – Обыкновенный «ботаник» срисовал тебя в два счёта и точно описал. Будь на моём месте другой...
– За то тебе и платят, Буянов, чтобы на твоём месте никого другого не оказалось.
Голос сухой как песок. Террорист не говорил – шелестел.
– Пусть будет так, но я свои денежки отработал, – следователь напрягся, – теперь твоя партия.
К напильнику присоединилась ножовка по металлу: взык-взык-взык!
– Я свою работу знаю, Буянов. Ты, наверное, ждёшь, что я сейчас достану пистолет, и кончу этого гражданина? Нет, друг мой. Сегодня это придётся сделать тебе.
Уже не песком, не железом, а наждаком – по стеклу! с оттягом! как по обнажённым нервам!
– Не забывайся, Ворон! Я свою часть договора выполнил: предупредил тебя об опасности точно и в срок. Дальше твои дела...
– В последнее время появились у меня сомнения, мент. Деньги ты берёшь исправно, уговор вроде соблюдаешь, но... Не нравишься ты мне. В последнее время.
– А я тебе не барышня, чтоб нравиться, – натужно хохотнул Буянов.
– Это верно, не барышня, – согласно прошелестел террорист, – только в нашем деле сомнения нужно развеивать. Иначе могут развеять тебя – бум! – он захохотал хриплым каркающим смехом.
На несколько секунд повисла тишина. Косов стоял безмолвным статистом и слушал, как два бандита решают, – кто из них будет его убивать.
Вдруг оба сделали движение. Достали оружие, понял он. Террорист для удобства стрельбы сместился ещё левее.
– Давай, Буянов. Один выстрел, и ещё один контрольный...
– Не глупи, Ворон, – напряжённо отвечал тот. – Для тебя важнее, чтоб я чистым остался. На своём месте, следователем.
– Ты и останешься на своём месте. Но сейчас докажи делом, что наши договорённости не пустой звук...
Тело затекло, Косов слегка переступил, брякнула под ногой какая-то строительная мелочь, и всё моментально изменилось. Лёгкое дуновение коснулось лица, ворохнулось под ложечкой – в коридоре всё стало совершенно иначе: острее, опаснее, гаже. Между этими двумя будто натянулась струна – вибрирующая, звенящая, режущая.
«Да они выцеливают друг друга!» – иррациональным знанием своим постиг Косов и застыл на месте как изваяние.
– Кончай его, Ворон, – цедил Буянов тяжёлые как камни слова. – Доделай дело, потом гуляй смело...
– Врёшь, мент, – шелестел в ответ бандит. – Думаешь, я не понимаю? Я его, а ты – меня. В герои метишь?
– С тобой героем не стать, не того полёта птица. Но либо ты валишь «ботаника», либо я валю тебя. Клянусь...
– Это ещё надо суметь – Ворона завалить. Сможешь?..
Струна натягивалась всё сильнее.
«Кто бы ни одержал верх, меня в живых не оставят... – мозг Косова работал лихорадочно. – Они сейчас как взведённые курки... Достаточно чуть-чуть подтолкнуть... У Буянова мобильник в кармане, если бы он сейчас зазвонил!..»
Противники ещё обменивались фразами, ещё говорили друг другу злые слова, но это мало уже что значило – Косов кожей чувствовал давление пальцев на спусковых крючках. Он вдохнул глубже, задержал воздух и крикнул! Не вслух крикнул, а вглубь себя, в загадочное своё солнечное сплетение, где варилась странная эта кухня чувствований и устремлений, вибраций, скрежетов и гудов. Изо всех сил крикнул: «Звони-и-и!..»
И в следующий миг резкая трель, стилизованная под звонок старинного аппарата, рванулась из кармана Буянова. И струна лопнула...
Тах! Тах! Тах! – застучали выстрелы. Негромко и почти не страшно, но Косов чувствовал, как свинец терзает живую плоть, как выплёскивается из разорванных сосудов кровь, как содрогаются тела под смертельными ударами. Весело звенели по кафелю стреляные гильзы...
С предсмертным хрипом, грузно рухнул Буянов. Тупо ударился затылок о кафель. Осыпался террорист – беззвучно и невесомо, только брякнул разряженный пистолет. А следом тяжело опустился на пол Косов – ноги не держали, сил не осталось совершенно.
Кисло воняло сгоревшим порохом, и ещё чем-то сырым и тяжёлым. Стало совсем тихо, но на пределе слышимости зазвенел благородный хрусталь. Будто сотня добрых друзей сомкнула в едином порыве бокалы.
И тут же захлопали двери. И та, что впустила в коридор все эти страшные события, и та, через которую уходила Стела... Стела! Она налетела порывом, вихрем, с всхлипами, причитаниями, невнятным, но счастливым лопотанием. Косов только и мог различить: «Живой... Не отдам... Живой...»
Тонкие руки обхватили шею, девушка зарылась лицом в его волосы, горячая влага упала ему на щёки. Он гладил оттопыренные лопатки и вдыхал, вдыхал раз за разом горьковатый запах её духов.
А коридор наполнялся шумом, топотом многих людей, чьими-то громкими командами: «Оцепить!.. Взять под контроль выходы!.. Вызвать прокуратуру...» Ещё что-то...
Косов сидел на грязном кафеле пола, заляпанного побелкой, и обнимал любимую девушку.
– Я обязательно увижу твои карие глаза, – повторял он. – И русые волосы... Обязательно. И знаешь что, принеси мне этот Меморандум. Поможешь поставить подпись... Тьму нужно победить... Обязательно.
|
|
|
|
Время приёма: 09:59 07.10.2010
|
|
| |
|
Рассказ открыт для комментариев