Первый человек, который...

    По безбрежной лазури неба неторопливо плыли взбитые барашки облаков. Внутренний двор научно-исследовательского центра тонул в жидком золоте солнца. Все вокруг источало негу и безмятежность: над пестрыми клумбами кружились насекомые, благоухающие ветви цветущих яблонь ласково теребил легкий ветерок, в кустах оживленно чирикали воробьи, снизу на них вожделенно смотрел рыжий, бандитского вида кот. В общем, самый обыкновенный майский день, овеянный молодым дыханием весны.
    Валентин сидел на укрывшейся под сенью каштанов скамье и задумчиво наблюдал за возней крошечных черных муравьев, копошащихся у ног. Подняв взгляд, он внимательно посмотрел на серо-зеленые постройки центра. Его большие прямоугольные окна ослепительно сверкали в лучах полуденного солнца. Никаких особых ощущений обыденный вид зданий не вызывал. Странно, Валентин думал, что в этот день все будет выглядеть как-то иначе, по-другому. Он не мог сказать, как именно, но ведь он так долго ждал этого момента, столько готовился. И, собственно, не он один...
    Человек взглянул на перевернутую чашу неба и увидел далекую искорку самолета, что, нанизывая бусины облаков, непрерывно чертил за собой невесомый, тающий штрих. Эта знакомая с детства небесная борозда всегда вызывала у Валентина какое-то необъяснимое воодушевление, стремление куда-то ввысь, вперед. «А ведь и в небе кто-то был первым, – мечтательно подумал он. – Всегда есть кто-то первый. Кто-то первым зажег огонь, взобрался на гору, опустился на дно океана, устремился к звездам. Вот теперь и его черед...».
    Заметив приближающийся к скамье двухместный электрокар, похожий на изумленно глядящего вытаращенными глазами-фарами жука, Валентин мысленно подобрался. Ну вот, кажется, пора.
    За рулем сидел облаченный в ярко-желтую униформу сотрудник центра. Электрокар, прошелестев по усыпанной красно-зеленым гравием дорожке, плавно притормозил напротив скамьи. Водитель повернул голову, прикрытую такой же лимонной, как и униформа, кепкой, и к Валентину обратилась вышитая на ней эмблема центра – человек, держащий в руках модель атома.
    – Пора, Валентин Егорович, – сообщил водитель.
    Стараясь не выказывать волнения, Валентин бодро поднялся, поздоровался и сел на пассажирское сиденье. Электрокар слегка дернулся и, чуть слышно жужжа, покатил по извилистым дорожкам внутреннего двора или, скорее, небольшого парка. Постройки изгибались широкой подковой, внутри которой и располагался миниатюрный парк. Они обогнули шепчущий что-то невнятное фонтан и свернули в тенистую липовую аллею. Миновав ее разрисованный дрожащими солнечными зайчиками тоннель, электрокар въехал на стоянку перед центральным входом. Валентин поблагодарил водителя и резво взбежал по ступеням высокого крыльца. В просторном вестибюле его уже дожидалось целое полчище ученых и врачей.
    – Ну как, вы готовы? – сходу, не оставив Валентину времени для приветствий, спросил руководитель проекта – высокий статный мужчина в белоснежном лаборантском халате и с полуседой клиновидной бородкой, глядящий поверх очков в толстой роговой оправе. Руководитель напоминал Валентину доброго доктора Айболита. Не хватало только колпака с красным крестиком. В округлых стеклах его очков отражались квадраты висящих на потолке светильников.
    Валентин молча кивнул.
    – Вот и отлично, – руководитель, как показалось, облегченно улыбнулся и крепко пожал Валентину руку. В улыбке и протянутой руке, впрочем, чувствовалось тщательно скрываемое беспокойство. Валентин его хорошо понимал. Руководитель погладил бородку и принял серьезный вид: – В таком случае не будем медлить, запуск установки через четыре часа.
    Валентина повели по бесконечному коридору навстречу утомительной процедуре подготовки. Идя по гулкой пустоте коридора, он старался запомнить каждую деталь, каждую мелочь этих последних мгновений: нестройный отзвук шагов, маячащую впереди спину руководителя проекта, чье-то скромное покашливание.
    Они вошли в большую светлую комнату в конце коридора, где его передали во власть медиков, которые, деловито суетясь, уложили Валентина на холодный топчан и густо облепили его жадными присосками датчиков. У него измерили давление, температуру, пульс и что-то там еще. Потом Валентина отправили в душ и тесную, как гроб, камеру дезинфекции. Его переодели в удобный, облегающий комбинезон из какого-то новейшего биоматериала и после вновь что-то долго измеряли. Далее последовал долгий час волнительного ожидания в компании вьющихся кругом врачей. Наконец снова явился руководитель проекта со свитой ученых и пригласил следовать за ним. В сопровождении шепчущихся белых халатов Валентин вошел в решетчатую кабину лифта, что доставил их в огромное подземное помещение, залитое светом мощных ламп. Все здесь буквально сверкало новизной и стерильностью. Перемигивались трепещущими лампочками черные ящики суперкомпьютеров, натужно гудело громоздкое оборудование, по полу толстыми разноцветными удавами ползли связки кабелей, загадочно мерцали пластины мониторов. Сидящие за панелями управления операторы приподнимались или почтительно оборачивались, приветствуя Валентина.
    Процессия проследовала к середине помещения, где в сплетении труб и проводов, словно висящая в паутине капля росы, притаилась шарообразная серебристая капсула. Громадные пауки-генераторы хищно расположились вокруг. Ученые плотно обступили Валентина, начался последний инструктаж. Валентин знал все назубок, и потому кивал и отвечал на вопросы машинально. Его мысли сейчас пребывали далеко, а взгляд не отрывался от поблескивающей в сиянии ламп жемчужины капсулы.
    В конце концов он поднялся по невысокой стальной лестнице, дверца капсулы с шипением открылась, и его проводили внутрь. Центр капсулы был отмечен синим кругом, куда и встал Валентин. Ученые, подбадривая и напутствуя его, покинули капсулу, дверь за ними закрылась, и он остался один в безмолвной, металлической скорлупе. Валентин закрыл глаза, представив то необъемлемое внимание и колоссальные ресурсы, направленные сейчас на этот небольшой кружок и стоящего на нем человека. Всего через несколько минут сюда ринется вся мощь восьми атомных реакторов, высокочувствительная аппаратура и суперкомпьютеры уже отслеживают каждое рождение новой клетки, каждый нервный импульс в его организме. Валентин почувствовал, как забились сердца генераторов, и как по артериям проводов, пока еще лениво, побежали ручейки энергии. Он явственно ощущал на себе пристальные, взволнованные взгляды ученых по ту сторону видеокамер.
    Начался отсчет. Двадцать. Воздух в капсуле уплотнился от сгустившегося напряжения, точно кто-то сдавливал ее в невидимых тисках, и Валентин, пытаясь унять невольный трепет, до боли сжал кулаки. Пятнадцать. Генераторы протяжно заурчали, быстрее и быстрее толкая по медным жилам незримую кровь энергии. Десять. По капсуле разлился басовитый, нарастающий гул. Казалось, сверху на нее несется гигантский молот, что вот-вот обрушится и расплющит ее в лепешку вместе с запертым внутри человеком. Пять. От шума заложило уши, а воздух вдруг потяжелел и стал давить на плечи. Три. По телу прокатилась электрическая дрожь, от которой ожил и затрепетал каждый волосок. Два. Пол завибрировал, воздух сдавил легкие, смяв их, как сминают в руке пустую конфетную обертку, а гул перерос в рев исполинского зверя. Валентин стиснул зубы, чтобы не закричать. Один – оглушительный взрыв тысяч солнц и всепоглощающий океан ослепительного света. Его словно оторвало от земли и раздробило на миллиарды осколков, тело перестало существовать. Валентин превратился в молнию, в стремительный поток энергии, несущейся вперед, обгоняющий свет, скользящий между атомами. Он стал раскаленной иглой, пронзившей первозданную ткань самого Мироздания. Вокруг все расплавилось и зарябило, сливаясь в мешанину смазанных картинок и какофонию неразборчивых звуков. Валентина будто подхватила гигантская энергетическая рука, неся его на раскрытой ладони сквозь волны пространства и времени. Мимо, мелькая и ропща, проносились целые исторические эпохи. Впрочем, на самом деле так оно и было.
    Немного спустя безумная свистопляска прекратилась, мир вокруг обрел пусть и расплывчатую, словно смотришь сквозь толщу воды, но все же хоть какую-то четкость. Валентин увидел синее полотно безоблачного неба, зеленые пузыри холмов и берег неизвестной, изгибистой реки. Не было ни звуков, ни запахов, ни ощущений. Лишь мутная, крапчатая картинка.
    А невдалеке от воды, в десятке метров от Валентина, спиной к нему сидел человек. На спину незнакомца был накинут плащ, голову прикрывал сверкающий на солнце металлический шлем. Человек, верно, что-то услышал или почувствовал, так как он обернулся, а затем резко вскочил и выхватил из ножен короткий прямой меч, в котором без труда можно было узнать римский гладиус. Перепугано глядя на Валентина, легионер отступал к реке. «Интересно, как я сейчас выгляжу? – подумал Валентин. – Я должен быть для него полупрозрачным призраком, а то и вовсе светящимся сгустком, коконом света». Пятящийся легионер что-то кричал, однако Валентин не слышал слов и плохо видел его лицо. Он вдруг почувствовал, что энергетический мост быстро слабеет, соединившая далекие эпохи нить неизбежно истончалась, таяла и рвалась. Все снова стало расплываться и мельтешить. Человек, холмы и река закрутились в разноцветном месиве, как будто какой-то сумасшедший художник плеснул на холст все краски разом. Валентина, точно попавшуюся на крючок рыбу, рвануло назад, мир рухнул вниз, после чего нахлынула вязкая, беспросветная темнота.
    Валентин понял, что лежит на чем-то твердом и разлепил отяжелевшие веки. Прямо перед ним был глянцевый пол капсулы, на уши давила ватная, непроницаемая тишина. Наконец откуда-то сбоку в нее ворвалось знакомое шипение потревоженной двери, и зашуршали торопливые, приближающиеся шаги. Валентину, поддерживая его под руки, помогли подняться. Стены капсулы озаряли докучливые вспышки фотокамер, его вперебой о чем-то спрашивали. Он хотел отмахнуться от назойливых помощников, но понял, что действительно очень слаб и едва держится на подкашивающихся ногах.
    – Как вы себя чувствуете? – заботливо спросил подоспевший руководитель проекта.
    Валентин поднял глаза и молча оглядел взбудораженных, хлопочущих вокруг ученых. Эксперимент удался, у них таки получилось. Однако Валентин не спешил сообщить им это, томя их неизвестностью. Нет, он обязательно скажет, но не прямо сейчас, а через минуту. Пока это был только его секрет, и он наслаждался им, вкушал его, как некое изысканное яство, не отдавая на растерзание нетерпеливо переминающимся слугам науки. Чувство было сродни тому, как если бы какой-нибудь гениальный творец выбрал его среди множества других, чтобы именно ему первому явить свой новый шедевр. Все внимание сейчас было направлено на него и только на него, и ему хотелось задержать, запечатлеть в памяти это безвозвратно убегающее мгновение. Сегодня человечество сделало еще один шаг вперед, и он был прямым свидетелем этого успеха, пусть его заслуга и невелика, и на этом месте мог оказаться кто-нибудь другой. Тем не менее именно он шел впереди всех, он был первым. Валентин вдруг понял: неважно, что именно ты сделал первым. Важно то, что ты нащупал путь, поставил веху, повернул ключ, распахнул для других дверь. Ведь они, другие, обязательно будут. Кто-нибудь непременно пойдет следом. Конечно, им удастся добиться гораздо большего. Среди них будут и достойные герои, и жалкие неудачники. Вспомнят ли они о нем? Безусловно вспомнят, ведь самым первым все-таки навсегда останется именно он.