По тоннелю метро шли двое.
— Где мы находимся, блин? Куда спьяну не занесёт только, — ворчал небритый мужик в пуховике, едва поспевая за проводником.
Молодой парень, не оборачиваясь на попутчика, коротко бросил:
— Говорю же, в технической ветке.
— А ты, кстати, кем сам будешь, браток? Служащий метро какой-нить, технарь? Или как?
— Да, я техник. То да сё починяю.
Небритый сдёрнул с головы шапку, промокнул ею вспотевший лоб и водрузил обратно на самый затылок.
— В этом вашем метро — чё в парилке, — сказал он, с трудом поравнявшись с проводником. — И не скажешь, что на улице зима оборзела совсем. Слышь, давай чуток помедленнее, а? Тебе в комбинезончике то сподручнее по рельсам сигать, а мне жарко и сушняк мучает. Попить может дашь?
Недовольно поморщившись, парень остановился. Небритый расстегнул пуховик и перевёл дыхание.
— Меня, кстати, Коляном зовут, — представился он. — Коля.
— Истом, представился проводник и протянул флягу с водой.
— Ничего так имечко, — усмехнулся небритый, как только оторвался от горлышка. — Оригиналы твой папаня с маманей. Ис, ты лучше вот что скажи, далеко нам до станции? Заколебался я шпалы считать.
— Минут десять идти, — солгал Истом. — Плюс-минус.
Когда же действительно покажется станция, — и будет ли вообще, — Истом не знал. Оставалось лишь надеяться, что они всё-таки выйдут к людям, и он сможет избавиться от неприятной компании. Истом уже жалел, что взял этого Коляна с собой. Попутчик жутко его нервировал.
Только бы станция действительно появилась, и там оказались бы люди…
Истом всю жизнь провёл в Лабиринте и научился его понимать. Но загадочный мир нет-нет да выкидывал какие-нибудь фокусы. Взять, к примеру, этого дурака, пыхтящего рядом. Свалился вот на голову…
Примерно через каждые сто шагов с потолка светили, словно миниатюрные солнца, электрические лампочки. Привыкшему к полутьме Истому свет резал глаза, а вот небритый то и дело спотыкался, ругая темноту почём зря.
— Я как сюда попал-то, — рассказывал Колян, совершенно не интересуясь, интересна его история или нет, — с пацанами выпивали... — он оценивающе взглянул на Истома. — Ну, как с пацанами — с мужиками. Пацан-то это ты ещё. Ну, короче, один у нас диггер вроде как. Знаешь, кто это? Шастают такие со скуки по всяким пещерам, канализациям, короче — по подземкам. Вот этот козёл меня на «слабо» и взял. Мол в тоннель метро я не полезу, а обосрусь со страху.
Он снова споткнулся о шпалу, едва не поцеловав землю. Выругавшись, догнал Истома и продолжил рассказ.
— Время к десяти вечера шло, почти пустая была станция. Как нас на «Октябрьскую» то пропустили, не знаю. Может, не такие уж и пьяные были? Короче, дождались мы с Валерой — ну, диггером тем — как поезд отойдёт, и прыгнули вслед за ним. Остальные парни на платформе остались.
Колян, тяжко вздохнув, огляделся.
— В общем, тоннель как тоннель был, как этот, ничего особенного. Мы недалеко то и ушли, как слышим, с платформы кто-то матюгается во всё горло. Пожаловали менты, значит, требуют, чтобы мы немедленно вернулись на платформу. Оглянулись мы и видим, поезд несётся! Почему так рано? Чего не остановился? Хрен его знает! Мы с Валеркой вмиг протрезвели. Он сразу между рельсами распластался мордой вниз, а меня такой мандраж схватил. Ну страшно мне было от мысли, что поезд надо мной пронесётся! Я тут как раз какую-то подсобку разглядел, кинулся к двери, толкнул… Слава богу она открытой оказалась, там и переждал поезд. Грохотало так, будто черти по сковороде ложками лупили, я уж думал, что оглохну. Вышел из подсобки и двинул к станции. Только вот не видно ни хрена было почему-то и не слышно. Видать, подсобка сквозная была, одна дверь на ту линию выходила, а другая, выходит, на эту, техническую. Вот так и заплутал. Дальше ты знаешь — тебя встретил.
Что было дальше, Истом знал — это правда. Вот только рассказывать всё попутчику он не хотел. Неблагодарное это дело — просвещать недоумков. Тем более тех, кто способен прыгнуть на рельсы метро только для того, чтобы доказать, что ему «не слабо».
Может быть, стоило оставить его в тоннелях? Спрятаться в тени, пропустив мимо себя?
Истом точно не знал, что подвигло его на этот широкий жест. До этого он никогда не брал попутчиков. Тем более, это довольно опасно — путешествовать с незнакомцем. Но, проведя долгие годы в Лабиринте, Истом научился отличать новичков от старожилов. Даже когда последние пытались обмануть, прикинувшись перепуганными жителями внешнего мира, невесть как очутившимися в тёмных переходах Лабиринта.
Николай же был напуган ровно настолько, чтобы Истом понял — тот не осознаёт, насколько сильно заблудился. И Истом сжалился над незадачливым спорщиком, разрешил пойти вместе с собой.
Вот только объяснять ничего он не намерен.
Пусть Николай считает, что они в какой-то загадочной технической ветке метро, где поезда то ли вообще никогда не ходят, то ли всё тихо из-за того, что ночь.
Что попал он сюда, перепутав двери в подсобке.
Что под землёй теплее, чем снаружи, из-за отопления.
Что он — Истом — рядовой служащий метро, запозднившийся на работе.
Не важно, насколько достоверной выглядит ложь. Главное, чтобы в неё верили. И Николай будет в неё верить, потому что придумал всё сам, Истом только соглашался с его выводами. А когда они доберутся до людей, он оставит этого странного мужика в пуховике.
Тем временем в конце путей казался просвет. Небритый мгновенно оживился, облегчённо смеясь. Истом тоже вздохнул свободнее.
Путники вышли из тоннеля и оказались на огромной, ярко освещённой станции. Истом не видел столько света с тех пор, как попал в Лабиринт. И хотя глаза более-менее привыкли к лампочкам ещё в тоннеле по пути к станции, всё равно пришлось закрываться рукой.
— Совсем одичал ты, браток, — заметил Коля. — В подземке то своей.
Они забрались на платформу. Истом с любопытством оглядел облицованные белым мрамором колонны. В центре зала стояла лестница, ведущая на второй этаж, а по бокам станции притаились эскалаторы. Он уже бывал на станциях метро в Лабиринте. Не самое худшее место, на самом деле. Люди спокойно обживали их, и станции становились очень даже уютным местом. Но эта была девственно чиста, беззвучна и, что самое неприятное, безлюдна.
— Чё то я не узнаю эту станцию, — пробормотал Колян. — Какая-нибудь техническая? Тогда на хрена её так разукрашивать? Может, новую какую-нибудь открыли?
— Скорее всего — новая станция, — сказал Истом.
— Я не понял, ты сам, что ли.ю не врубаешься? Куда ты меня завёл? Сусанин, мля!
Выругавшись, Колян заспешил разыскивать выход на поверхность.
Смысла в этом деле было — на ноль. Сколько раз сам Истом пытался провернуть подобное. Лабиринт — очень хитрая тварь. Всех пускает, но никого не выпускает. Прямо как турникет в метро.
— Чё это такое, мля! — крикнул Колян откуда-то сверху. — И лестница эта, и эскалатор, всё в бетон упираются. Не достроили ещё, что ли?
Истом нервно покусывал губы, решая, что делать. Самым логичным было плюнуть и пойти в тоннель. Ничего интересного на такой стерильной станции быть не могло
— Чего молчишь, пацан? — Николай, спустившись вниз, тяжело уселся на ступенях. — Короче, замаялся я ходить. В тоннели эти больше — ни ногой. Может, ты вызовешь кого или как? Или тут ночь перекантуемся, а утром спасатели или строители придут. Должны же зашухериться. Как-никак какой-то дурак на рельсы сиганул и пропал.
— Слушай, Николай, — осторожно начал Истом. Уйти, не рассказав правду, ему не позволяла совесть. — А что, если никто не придёт? Просто не смогут придти.
Стараясь говорить как можно серьёзнее, Истом рассказал всё то, что узнал за долгие годы странствий.
Впрочем, знаний у него было — кот наплакал. Никто и близко не представлял, куда они попали. Ясно только то, что если ты заплутаешь где-нибудь под землёй, то есть шанс, что обратно уже не поднимешься. Так получилось, что место нового обитания стали называть Лабиринтом. Он не имеет одной формы, он постоянно меняется, подстраивается под то место, с которым соприкасается. Здесь — это воссозданная по какому-то шаблону станция метрополитена, но если пройти дальше в тоннель, то морок рассеется.
— Я называю такие места — «предбанниками», — говорил Истом, присев рядом с впавшим в апатию Николаем. — Людям страшно покидать узнаваемые места и большинство остаётся. Затем, может ещё кто приходит. Люди объединяются в общины, налаживают кое-какой быт. Выжить в «предбаннике» не сложно, ведь он не статичен. Лабиринт время от времени подкидывает вещи из внешнего мира: одежду, топливо, еду, разные безделушки. Судя по всему, он же создаёт и воздух, убирает отходы… Жить можно. Так что тебе… братуха… лучше остановиться здесь.
Николай, наконец, поднял голову. Взгляд у него был злой как у бешеного пса.
— Что ты несёшь, мля, пацан? — взревел он. — Какой на хрен «лабиринт»? Ты чё, мля, развести меня хочешь? — Сбросив с себя куртку, он угрожающе хрустнул костяшками пальцев.
— Поверишь ты мне или нет — это дело времени, — сказал Истом, тоже поднявшись на ноги. — И чем скорее ты примешь правду, тем тебе будет легче. Я же сейчас ухожу.
— Ты чё, мля, кинуть меня хочешь, козёл?
Тощий парень, с бледной, давно не видевшей солнца кожей, жалко смотрелся на фоне здорового, разъярённого мужика.
Но он не боялся.
Когда Коля схватил его за шиворот, тот ловким движением перехватил руку и надавил. Здоровяк охнул от боли и опустился на колено.
— Ты чё… пацан… каратист? — прошипел он.
— Я не хочу причинять тебе вред, Николай. Лучшим для тебя будет остаться здесь. А я ухожу. Прости, но взять тебя с собой я не могу.
Он отпустил руку здоровяка, и тот повалился на пол, как мешок с картошкой.
Не пришлось даже угрожать револьвером.
Истом спрыгнул с платформы и направился в тоннель. Он знал, что Колян не последует за ним. Новичкам тоннели Лабиринта внушают ужас.
Когда выходишь из предбанника, то Лабиринт встречает путника призрачно-голубым сиянием, освещающим путь. Здесь не нужно ни есть, ни спать — ничего. Только наслаждаться покоем и одиночеством.
Лабиринт никогда не быв однообразным. Даже если не брать во внимание те миражи, которые он наводил на предбанники. Его тоннели были широкими и узкими. Извилистыми и прямыми. Одни были сухими, а в других ревели подземные реки.
Истом всю жизнь путешествовал здесь. Без всякой цели, без смысла — он двигался ради движения.
Вряд ли кому-то на самом деле было известно, что такое Лабиринт. Зато с фантазией у людей было всё в порядке. Истом слышал великое множество предположений, где самое распространённое — все провалились в Ад. Также была популярна теория о других мирах, но в последнее время всё чаще говорят о какой-то виртуальной реальности.
Однажды, Истом много времени провёл в «библиотеке», где даже смог сблизиться с ровесником — Пашей, студентом-инженером — несмотря на свою отчуждённость от людей. Тот увлекался фантастикой, и твёрдо был уверен в том, что Лабиринт — это сеть многомерных тоннелей, построенная инопланетянами.
Сам Истом не часто задумывался об этом. Для него Лабиринт был просто воплощением детских мечтаний.
Этот мир однажды спас его, и за это Истом искренне его любил.
***
Если волшебное свечение стен затухает и опускается тьма, — значит, вскоре на пути встанет «предбанник».
Истом осознал эту закономерность уже очень давно. Хоть он и не любил людей, сейчас облегчённо вздохнул — одиночество порядком утомило, а с момента последней его встречи, казалось, прошла уйма времени. Бледно-жёлтый луч света от карманного фонаря лениво скользил по земляному полу, перепрыгивал на потолок или стены и бесследно исчезал в тёмном тоннеле, когда Истом направлял его вдаль. Окружение постепенно менялось. Под ноги бросился дощатый помост, а в потолок стали упираться добротные деревянные балки.
В лицо Истому ударил лёгкий ветерок, и парень остановился. Нет, всё верно — с той стороны явно сквозило. Истом поёжился — не от холода, а от мысли, что он, возможно, нашёл выход. Глубоко вздохнув, он зашагал дальше.
Луч света выхватил из темноты крупную фигуру в коричневой рубахе и джинсах. Заметив Истома, абориген поднял повыше масляной фонарь.
— День добрый, путник! — сказал незнакомец по-английски, подойдя ближе. Он был массивен, но не толст. Напоминал тяжелоатлета.
Истом поприветствовал его в ответ и с опаской пожал протянутую руку.
— Давненько к нам не захаживали новые люди из Лабиринта. Всё больше с поверхности проваливаются, хе-хе. Если хочешь, могу проводить в посёлок.
Истом кивнул.
— Ты смелый парень, — говорил по дороге мужчина, представившись Мигелем. — Я вот не осмелился в своё время уйти в Лабиринт. Сейчас уже поздно — семьёй обзавёлся.
— Вы давно здесь? — скорее из вежливости, чем из любопытства спросил Истом.
— Ещё пацаном провалился. Лет двадцать мне было, как тебе сейчас. И вот ещё двадцать годков тут обитаю.
Они молча продолжили путь.
— Скоро к посёлку выйдем, — прервал молчание Мигель. — Вот, возьми. — Он протянул блеснувший в свете предмет.
Это были тёмные солнечные очки. Истом вопросительно взглянул на спутника.
— Узнаешь, — улыбнулся Мигель. — Только в обморок не брякнись.
Первое, что Истом увидел в предбаннике — был свет. Много света. Так много, что он даже сквозь тёмное стекло нестерпимо колол глаза, словно острая игла.
Над головой не было привычного за долгие годы земляного свода.
Только облака, небо и солнце.
Он уставился на деревянный помост под ногами, тяжело дыша.
— Ну-ну, парень, спокойно, — насмешливо, но в то же время с заботой проговорил Мигель. — Если тебя это утешит, почти все так реагируют. Пойдём, провожу тебя в гостиницу. Там прохладнее и, что самое главное, — стоит интимный полумрак, хе-хе.
Истом старался зазря не глазеть по сторонам. В воздухе витала туча пыли, но подземный скиталец никак не мог надышаться, жадно глотая воздух.
Люди оживлённо переговаривались на неизвестном языке, смех мешался со скрежетом железа о камень. Рядом проехала груженая тачка, скрипя несмазанным колесом.
— Мы тут почти все археологи, — объяснил Мигель. — По крайней мере были ими дома — в Испании. Но и сейчас продолжаем любимое занятие.
Не выдержав, парень бросил беглый взгляд на раскопки, что велись буквально в паре десятков метров. Земля была разбита на несколько геометрически правильных квадратов с помощью натянутой верёвки, где, словно муравьи, копошились люди.
Мигель усмехнулся.
— Веришь, нет, но кое-чего да находим. Здесь, как видишь, мы занимаемся раскопками. Жаль, что никакой техники почти нет — Лабиринт почему-то скупится на бульдозеры. Зато в посёлке есть лаборатория.
— До него далеко? — спросил Истом, которого солнце уже порядком припекло. — До посёлка.
Мигель покачал головой:
— Нет, всего километр от раскопок.
Истом только и поднял брови от удивления. Целый километр в предбаннике — и это не далеко.
Сам посёлок оказался небольшим палаточным городком, спрятавшимся в тени под скалой. Кое-где поднимался дым костра. Молодая девушка в шортах и белой майке сосредоточено помешивала бурлящий на огне котёл с ароматным варевом. Завидев Мигеля с Истомом, она махнула им рукой.
— Дочка, — с гордостью сказал Мигель. — Идём, мы почти пришли.
Гостиницей оказался настоящий дом. Грубо сколоченный, без изысков, всего в один этаж, но он всё равно вызывал трепетный восторг. Подумать только, в Лабиринте люди стали строить дома!
Очутившись внутри, в темноте, Истом с облегчённым вздохом снял очки и потёр глаза. Мигель усмехнулся:
— Впечатляет, правда?
— Не то слово, — серьёзно согласился Истом. — Вы уверены, что мы ещё в Лабиринте?
— Будь уверен — это он, родимый. Некоторые пытались, — Мигель указал пальцем в потолок, — перебраться за горы. Потом у подножия находили обожженные трупы этих Икаров. Солнце нам светит и греет, но оно же наш грозный тюремщик. Такая вот иллюзия свободы.
— А если ночью?
Мигель рассмеялся.
— В том то и дело — у нас нет ночей! Солнце — такой же мираж, как и всё в Лабиринте. Бессмысленное воплощение его фантазии. Оно разве что временами то тускнеет, грея не сильнее луны, то наоборот жжёт немилосердно...
Они помолчали.
— Скоро будет, как мы говорим, полдень, — продолжил Мигель, — станет совсем жарко. Люди отдыхать пойдут. Можешь с нами поесть.
Истом состроил кислую мину, он боялся даже думать о том, чтобы есть в компании.
— Я бы, если можно, перекусил здесь.
Первые дни он словно дикий зверь отсиживался в гостинице, плотно заперев окна. Солнце всё еще нещадно резало глаза, а на коже за считанные минуты появлялись болезненные ожоги, стоило чуть задержаться. Истом занимался тем, что учил испанский язык, а по вечерам болтал с Мигелем.
Как это обычно бывает в предбанниках, Лабиринт снабжал людей всем необходимым. Часто люди превращались в животных, сходя с ума от скуки, ведь в Лабиринте легко выжить, но — сложно жить. Здесь же все силы были направлены на работу: посменно дежурили в тоннелях, чтобы случайные путники не обожгли на солнце глаза; занимались раскопками и исследованием найденных ценностей; потихоньку обустраивали поселение.
Истом несколько переживал, что безвозмездно пользуется гостеприимством археологов. Обычно в предбанниках люди что-то требовали в качестве платы за проживание, поэтому у него всегда с собой был запас разных безделушек. Но здесь это было тем, чем и являлось — мусором. Археологи находили на своих раскопках штуки поинтереснее.
Мигель показал Истому местный музей, где под огромными тентами скрывались найденные археологами сокровища. Чего здесь только не было: древние надгробия, амфоры, постаменты, скульптуры… И коллекция постоянно пополнялась.
— Что эти находки значат на самом деле, — рассказывал Мигель, — точно не разберёшь. Вряд ли здесь что-нибудь представляет ценность для археологии, как для науки, изучающей прошлое.
Мигель подошёл к каменной плитке.
— Вот что это за хреновина? С одной стороны выгравированы руны — их не удалось расшифровать ни одному нашему лингвисту. С другой — критский лабиринт в семь кругов. Найди мы такое на Земле, подумали бы, что кто-то просто глупо пошутил.
— Здесь-то шутить некому, — заметил Истом.
— Ха! Лабиринт что хочешь тебе подкинет. Может быть, он сам эти штуковины и выдумывает.
Истом присел перед каменной плитой, осторожно проведя по шершавой поверхности ладонью.
— А вдруг нет? — сказал он. — Это место — самое удивительное, что я видел! Никто из вас ведь не был в тоннелях. Вы просто не представляете, насколько необычно ходить под солнцем! Так вдруг всё это не мираж? Может, вы докопались до настоящего Лабиринта!
Они замолчали. Глаза у Истома горели, он вдруг осознал, что смог бы заняться загадкой Лабиринта. И, чем чёрт не шутит, разгадать её.
Впервые в жизни Истом не хотел уходить. Он наконец-то чувствовал себя «в своей тарелке» вне тоннелей Лабиринта.
…Она зашла в гостиницу, когда Истом в очередной раз выводил на листе бумаги замысловатые линии. Критский лабиринт, виденный им на каменной плите. На самом деле рисунок только выглядел сложным, научиться ему — занятие пары минут. Семь кругов и всего одна дорога — «нить Ариадны», ведущая к центру. Заблудиться в таком лабиринте было невозможно.
— Всё в темноте сидишь? — услышал Истом.
Комната была освещена несколькими свечами, к тому же одно окно было приоткрыто. Он бы не назвал это темнотой, поэтому легко узнал дочь Мигеля.
— Вероника, правильно?
— Можешь звать меня Никой.
Она присела рядом, взглянув на рисунок.
— Отец говорил, ты заинтересовался нашими находками?
— Есть одна теория, — осторожно сказал он.
— Так что же ты сидишь здесь? Давай, я провожу тебя на раскопки!..
Удивительно, сколько энергии было в этой хрупкой девушке. Ей удалось «зарядить» и Истома. Потихоньку, не спеша, он вливался в жизнь археологов. Ника буквально силком вытаскивала его на солнце, заставляла привыкать к обжигающим лучам.
Теперь он обедал не в одиночку, а вместе со всеми на улице. Это было самым тяжёлым испытанием для него — находиться рядом с людьми. Улизнуть в дом ему не давала Ника. Стерегла, как цербер. Хотя, чего уж скрывать, в её обществе он чувствовал себя спокойнее.
Шли дни. Под опекой девушки он работал на раскопках, а как смена завершалась, Ника уводила его к ещё одной местной достопримечательности — настоящему озеро с тёплой, нагретой солнцем водой. У парня отвисла челюсть, когда девушка предложила ему окунуться. Истом привык к ледяной воде подземных озёр, где даже после простого споласкивания лица стучали зубы.
— Здесь, — указала Ника на озеро, — мы тоже раньше копались. Нашли под водой затонувший галеон с трюмом, полным золотых монет. Но мне удалось отвадить наших работяг от озера. По-моему, оно гораздо ценнее, чем их находки.
— И в тебе не взыграло профессиональное любопытство? — усмехнулся Истом.
— Я не археолог. Даже не дочь археолога. Папка не рассказывал, как попал сюда? Там, в Испании, у городка Кагуэссо, нашли древний храм высоко в горах. И тихую, размеренную жизнь Кагуэссо переполошили. Летали вертолёты, туда-сюда сновали учёные. Вот папке с друзьями и стало интересно. Они были рисковыми ребятами и полезли в горы, чтобы посмотреть, из-за чего вся суматоха. Под этим храмом, как рассказывал папка, они нашли лабиринт. По виду он был небольшим, он и спустился туда. Да вот только лабиринт оказался больше, чем оказалось. Напрасно он ждал, что кто-нибудь придёт. Нет, конечно, пришли, да вот только не его спасать, а такие же заблудившиеся бедолаги. Так что папка первый сюда попал.
— Погоди… — Истом растерялся. — Получается, что ты…
Ника кивнула.
— Да, я родилась здесь. И нигде больше не была. Я видела несколько меньше, чем остальные, правда?
Истом никогда не рассказывал о своём прошлом. Он не хотел его вспоминать, да вряд ли бы ему поверили.
Недоверчивый слушатель перебил бы его уже после слов: «Я родился в России, сразу же после Крымской войны, в тысяча восемьсот пятьдесят шестом…».
Вот только Ника была очень благодарным слушателем
— На самом деле меня зовут Олегом, — сказал он. — Олег Андреевич Истомин. Мой отец — Андрей Борисович — был дворянином на службе императора Николая. Господи, как же глупо это сейчас звучит…
— Ничуть, — серьёзно ответила Ника. — Я беседовала с многими путешественниками. Я знаю, что время в тоннелях Лабиринта течёт по-другому. Знаю, что в нём нельзя поворачивать назад. Я даже иногда представляю, как светятся его стены!
Он продолжил рассказ.
…Мать Истом не знал. Сказали, что она не выдержала родов.
Отец был из числа «старых» дворян, которые признавали только военную службу. Но неудачи на войне и смерть жены — они сломили старого вояку.
Истом помнил, что отец часто бывал на балах, пока его ещё приглашали. Обычно он проводил там время за карточным столом, проигрывая большие суммы, хотя и так был в долгах.
Отец мечтал о военном поприще для сына, но денег попросту не хватало.
Андрей Борисович, конечно, любил сына, но обычно не замечал его, оставив на попечение гувернёров. Денег хватало только на бездарей: первый гувернёр был пьяницей, второй лентяям, третий — настоящим садистом.
Но мальчик всё же освоил русский язык, словесность, фехтование, верховую езду… чуть позже отец сдал его в государственное училище, где он продолжил образование.
Истом был одарённым ребёнком, учёба стала его страстью. Ему легко давались новые науки, особенно мальчика интересовали языки.
Олег взрослел, и всё явственнее появлялись различия между ним и сверстниками. Они жили на широкую ногу: обедали в дорогих ресторанах, участвовали в светской жизни. Ведь они могли рассчитывать на хорошее наследство, а Олег — лишь на долги. Он стал изгоем, над которым вечно насмехались.
Особенно задевали его насмешки над отцом. Дела Истоминов были совсем плохи. Андрей Борисович опустился до того, что стал часто захаживать в простецкие кабаки, где проводил время за картами вместе с разночинцами. Однажды он вернулся домой, держась за окровавленное плечо. На испуганный взор сына он ответил лишь улыбкой и сказал, что «благородство благородством, а жить хочется». Позже Олег узнал, что отца ранили на дуэли, когда он пытался мухлевать в карты с одни благородным человеком.
Время шло, Истом взрослел и становился замкнутее. Люди вызывали у него страх и ненависть. В обществе он был только тогда, когда отец звал играть в карты. Азартные игры были противны Олегу, но это было время, которое он проводил с отцом. Часто он замечал, что отец — жульничал. Наверно, только благодаря этому они ещё и оставались на плаву. Всё их имущество было заложено, а что не заложено — продано.
И вот случилось то, что когда-нибудь должно было произойти. Он узнал, что отца убили из-за проклятой карточной игры. Не на дуэли, как дворянина, а в просто кабацкой драке — словно простолюдина.
Тогда Олег впервые решил напиться. Спустился в винный погреб, где отец хранил оставшееся богатство — бочонки с вином.
И тогда Олег умер.
Или пропал без вести — в том мире. Чтобы в Лабиринте родился Истом.
Ника часто расспрашивала Истома о Лабиринте. За долгое время странствий, где он только не побывал: рассказывал о мрачных застенках инквизиции, где не могли вытереть кровь со стен — на следующий день та обязательно появлялась вновь. Вспоминал о мерзких людях, живущих в канализации.
Но особенно он любил говорить об истинных тоннелях. О том спокойствии, которое охватывало его, когда стены вокруг наполнялись волшебным светом…
Как-то на раскопках она спросила его.
— Так ты когда-нибудь уйдёшь?
Истом увлечённо «выколупывал» из земли древние золотые монетки, поэтому ответил не сразу.
— Мне здесь очень нравится.
— Нет, ты не останешься, — с грустью сказала она. — Когда ты говоришь о Лабиринте, то словно светишься… Вот ещё монета. Держи, у меня таких много, в музее они тоже никому даром не нужны.
Солнце поднялось высоко, нещадно жгло спину даже через плотную одежду. Истом с завистью смотрел на загорелые тела рабочих, но раздеться сам не решался. Солнце сожгло бы его за раз.
— Пойдём, ты на ногах уже не стоишь, — сказала Ника.
Они молчали до самой гостинице.
— Я бы хотела как-нибудь уйти с тобой в Лабиринт, — прервала молчание девушка.
Истом вздрогнул.
— Я никуда не пойду, — вымученно улыбнулся он.
— Пожалуйста, Истом, ответь мне честно. Если бы ты пошёл в Лабиринт, то взял бы меня с собой?
— Прости, Ника. Но я не беру попутчиков.
Как то утром Мигель свалился, как камень на голову, подняв Истома с постели.
— Хочешь в тоннелях подежурить? Ну же! Соскучился же по затхлости подземелий?
Они пошли в пещеру, откуда в своё время Мигель вытащил Истома. Накатили воспоминания…
— Что сердце ещё кровью не обливается от ностальгии? — весело спросил Мигель. — Давай, пойдём к самому концу.
— А не боишься, что сделаешь лишний шаг и окажешься в Лабиринте?
— Чего его бояться-то? Я всё мечтаю как-нибудь мир повидать.
— Говоришь, прямо как твоя дочь.
Мигель остановился, взглянул на Истома нахмуренным взглядом.
— Только девчонке мозги не пудри насчёт Лабиринта. У нас много было путешественников, все говорят, что это страшное место. Многие не выдерживают, с ума сходят.
Истом смотрел в тоннель. Смотрел прямо в Лабиринт. И не испытывал к нему никакого влечения, как обычно. Мальчик вырос, он собрался покинуть гостеприимное лоно Лабиринта. И казалось, он за это злился на Истома.
— Мигель, я не хочу в Лабиринт. И даже если я вдруг надумаю уйти, то Нику с собой не возьму. У меня был однажды друг — Пашкой звали — жил он в «библиотеке». Лабиринт сломил его. Он, как ты говоришь, сошёл с ума. На моих глазах бросился обратно, а ведь в Лабиринте нельзя поворачивать. Из тоннеля потом только жуткий крик долетел. Так что, поверь, я осознаю опасность.
Они двинулись дальше. Молчали, до того времени, пока дощатый настил не исчез. Ещё шаг — и они оказались бы на земле, во владении Лабиринта.
— Что там с твоей великой загадкой? — прервал молчание Мигель.
— Ничего путного, только теория, — Истом облокотился о стену. — Похоже, что наш Лабиринт относится к критскому типу — всего одна дорога. Никаких тебе развилок, никакой путаницы. Дорога ведёт только к центру и рано или поздно путник сможет дойти до него. По сути, существует два варианта: либо идти к цели, либо остаться на месте. Третьего не дано. И только когда доберёшься до центра, ты сможешь повернуть обратно.
— На моей памяти, люди к нам приходили только с этой стороны. Значит, никто не добрался до твоего центра?
— Выходит, что так…
Мигель вдруг приложил палец к губам, прислушался. Тут и Истом уловил звук шагов. Кто-то приближался.
Мигель поднял лампу повыше и крикнул по-английски в темноту:
— День добрый, путник! Проходи, гостем будешь!
Весь оставшийся день Истом провёл на раскопках. Ему не были интересны истории путника, ведь он сам видел не меньше.
Зато остальные развесили уши. Особенно Ника. Этот парень был добродушным малым — не то, что замкнутый Истом. Ему даже не нужно было привыкать к солнцу Похоже, он попал в Лабиринт недавно.
— Отбивают у тебя дочку мою, — усмехнулся Мигель, присев рядом. — Хотя она с каждым путником языками чешет, всё расспрашивает о Лабиринте.
В небе оглушительно громыхнуло. В мгновение ока солнце закрыли чёрные тучи. Упали первые капли дождя.
— Пойдём в посёлок, Истом. Скоро здесь будет настоящий ливень.
Дождь застал их в пути, так что приятели успели изрядно вымокнуть. Истом как зачарованный глядел на бушующую стихию, подставлял ладони под капли воды. Люди в посёлке грелись у костра, оживлённо беседовали, пели песни, в общем — заслужено отдыхали.
— Давно дождя не было, — сказал Мигель. — Хоть землю остудит.
Утром Истом проснулся от крика.
— Ника! Ни-и-ика! Где моя дочь?
Вскочив с кровати, Истом бросился к двери. У порога он нос к носу столкнулся с раскрасневшимся Мигелем.
— Что случилось? — спросил Истом.
— Ника пропала! Со вчерашнего дня её нет, как дождь начался.
Истом глубоко вздохнул, угомоняя внезапно взбесившееся сердце.
— Может, она ушла куда-нибудь, — попытался успокоить он отца.
— Да не похоже это на неё. Тем более, куда тут прятаться? Я всё уже обошёл.
— Мигель, иди домой. Отдохни. Я думаю, она скоро найдётся. Не такой уж и большой у вас предбанник.
Первым делом, Истом обошёл все те места, где они бывали с Никой. Пляж у озера, близлежащие пещеры, даже на раскопки заглянул.
Когда же он вернулся в посёлок, то застал мрачного как туча Мигеля. Он держал за грудки какого-то парня, легко приподняв его над землёй, будто котёнка.
Истом подскочил к другу, схватив его за руку.
— В чём дело, Мигель! Отпусти парня!
— Из-за него! — Ревел он, словно медведь. — Из-за его халатности Ника ушла в Лабиринт!
Мигель расслабил руку, и парень шлёпнулся в грязь. И сам уселся на землю.
— Простите, — пролепетал парнишка. — Просто начался дождь, я не думал, что кто-нибудь выйдет из лагеря.
Жестом приказав ему замолчать, Истом присел рядом с безутешным отцом.
Они молчали, думая каждый о своём.
— Она записку оставила, — наконец сказал Мигель. — В твоём доме, кстати. Сказала, что не может больше ждать. Желает, понимаешь, мир повидать, дурёха. И раз ты решил остаться с нами, она ушла с этим… Чёрт, почему мы встретили этого подонка?!
— Не он, так другой. Не другой, так Ника сама бы ушла. Мигель, не раскисай! Девочка выросла. Ты сам постоянно капал ей на мозги, говорил, как бы тебе хотелось повидать мир. Вот она и дала тебе шанс.
— Но больше я её не увижу…
— Соберись, Мигель! Если пойти за ней, есть шанс отыскать беглянку.
В глазах Мигеля вспыхнул страх.
— Пойти мне?
— Твоя же дочь?
Поднявшись на ноги, Мигель попятился. Истом с удивлением смотрел на этого сильного, доброго, благородного человека. Сейчас он был жалок.
— Истом, я не смогу. Я пропаду!
— Мигель! Мать твою, что ты несёшь? Ты мужик или тряпка?
— Нет… я не смогу, — повторял он, словно безумец. — Я не осмелюсь… Её уже не найти.
Истом тоже встал, презрительно глядя на друга.
— Что же, — сказал он холодным голосом. — Тогда придётся мне.
***
Лабиринт холодно встретил блудного сына. Он знал, что Истом хотел предать его.
Почти сразу, как потухли стены, в нос ударил сладкий запах разложения, от которого закружилась голова. Ноги с чавканьем ступали по грязи, а с потолка падали жирные капли. Свет фонаря скользил по старым кирпичным стенам. Истом огляделся. Прямо перед ним была покрытая плесенью дверь. Прогнившие насквозь деревяшки, обитые ржавыми железными полосами, казалось, едва держались.
Истом наклонился к рваной дыре в двери, но хлынувший оттуда запах гниющего мяса едва не сбила с ног. Из желудка к горлу подкатила волна, и Истома вырвало.
Он не был слабаком, но от этого места у него ломило всё тело. Ему не хотелось даже думать, что это за чудовищный предбанник, и куда он ведёт.
Он ведёт туда же, чем и пахнет. К смерти.
В тишине раздавалось только эхо шагов. То и дело встречались прямоугольники дверей, за которые просачивался ужасный запах.
Стоп!
Ноги будто сами остановились. Лабиринт был там, на расстоянии вытянутой руки, но Истома сковал ужас.
Он боялся Лабиринта.
Рядом оказалась очередная дверь. Истом стоял на месте, вдыхая сладкую вонь. Ему казалось, что Лабиринт хочет, чтобы он остался на время в этом предбаннике. Он хотел что-то показать. То, что было за дверью.
Истом испытал жгучее желание броситься обратно, к археологам. Бежать назад сломя голову, пока снова не окажется под солнцем. Ведь он прошёл так мало, от силы час!
Ударив себя по щеке, Истом сфокусировался на двери. Морщась от омерзения, он подёргал ручку.
Заперто.
Можно было попытаться выбить её плечом, но, несмотря на всю её трухлявость, Истом не сомневался, что скорее переломает себе кости, чем снесёт её с петель. Тогда он достал револьвер, приставил ствол к замочной скважине и выстрелил. Распахнув дверь пинком, он ворвался в помещение, зажав в руке оружие. Воображение рисовало жуткие образы.
Минотавр, наполовину человек, наполовину — бык, сжимающий в руках огромный топор. Он жил здесь задолго для тебя, по сравнению с ним, ты всё ещё мальчишка. Он — истинный хозяин Лабиринта.
Сердце бешено колотилось. Фонарь дёргался из стороны в сторону, на мгновения освещая тёмные углы коридора.
Пустого коридора.
В лицо дунул сквозняк, но не такой, как на пути к археологам. Этот нёс запах гнили.
— Эй, ты! Сраный Минотавр, вылезай!
Слова эхом отразились от стен, покатились дальше по коридору. Тогда с того конца раздался рёв.
Истом отшатнулся, выставив перед собой револьвер.
Прошли тягостные минуты тишины, разбавляемые лишь капающей водой.
Ничего не происходило.
Не почудилось ли ему? Истом уже и сам не верил в страшный рык чудовища. Монстрам неоткуда было здесь взяться.
Он сделал над собой усилие и пошёл дальше, хлюпая ногами по лужам.
Здесь Минотавр волок за ноги убитых им людей. Путешественников, осмеливающихся оказаться рядом с его логовом.
Истом остановился как вкопанный. Ему почудилось, что в свете фонаря мелькнула тень. Мысли о чудовище не давали покоя.
«Делай что должно — и будь что будет, — думам Истом. — Французская поговорка, девиз Льва Толстого и, когда-то, моего отца».
Огромным усилием он заставил руку с пистолетом опуститься. А после и вовсе спрятал оружие.
Здесь нет чудовищ!
Сделав несколько вдохов, успокаивая сердце, он зашагал дальше. Мысли продолжали лезть в опухшую голову, но Истом отгонял их, гнусаво затянув какой-то весёлый мотивчик. Он даже закрыл глаза, огородившись от всего мира.
…Не прошёл он и десяти шагов, как споткнулся обо что-то мягкое. Распахнув глаза, он глянул под ноги.
На полу распластался мертвец.
Не медля, Истом вытащил револьвер. Мертвец — это достойный повод, чтобы оскалить зубы, иначе можешь оказаться рядом с ним. Плевать на гордость.
Истом перевернул покойника и глянул в его бледное лицо. Это был тот самый путешественник, с которым ушла Ника.
Истом охнул, чувствуя, как сжалось сердце. Неужели, Ника и этот тоже повиновались зову, как он?
Зову Минотавр.
Страх возвращался.
Он как мог, оглядел покойника, но не обнаружил на теле никаких ран. Казалось, он умер сам. Ни с того, ни с сего. Просто от страха.
Так случалось со всеми, кто осмеливался повернуть в Лабиринте.
Захотелось оглянуться. Теперь он был уверен, что «минотавр» находится не впереди, а сзади. Только и ждёт, когда путник повернёт.
Бросив мертвеца, Истом двинулся дальше. По пути то и дело встречали холодные тела, с перекошенными. Он едва бы мог вздохнуть от смрада, если бы спереди не сквозило, унося зловоние.
Люди разных эпох лежали вперемешку. Одни были одеты в потёртые джинсы, рваные свитера и кожаные байкерские куртки, другие — в древнеримские тоги и туники. Были среди покойников и люди родной эпохи Истома, где все непременным атрибутом были белые перчатки и шитый на заказ костюм. Вот этот господин, несомненно, попал в Лабиринт сразу с бала.
И никто не гнил в Лабиринте. Только вонял.
Все они когда-то повернули назад. Где-то среди них лежит Пашка — человек, ставший другом в «библиотеке». И, может быть, здесь есть и Ника…
Сердце сжалось от этой мысли, а к горлу подкатил предательский комок.
В свету мелькнуло показавшееся знакомым лицо.
Нет, не может быть…
Истом пригляделся к человеку, навечно застывшему на полу. Сбитая на затылок шапка, распахнутый пуховик с рваными дырами…
Колян. «Братуха» из метро.
«Как он здесь оказался, — пронеслась мысль, — ведь я оставил его на станции!»
Он был гордым. Не поверил твоим россказням и решил вернуться.
— Кто здесь?! — крикнул Истом. — Покажись, подлец!
«Подлец! Подлец… -лец…»
Парень кричал, чтобы отогнать вновь нахлынувший страх. Он уже понял, что за голос звучит в его голове. Это не кто-то посторонний, и не его собственные мысли. До него снизошёл Лабиринт.
— Ты это хотел мне показать? Отвечай, мать твою!
«Мать твою! –ть твою. Твою… -ою…»
Лабиринт молчал.
— Что ты хочешь сказать? Что нельзя лезть в судьбу других людей? Нельзя им помогать? Может быть, ты хочешь, чтобы я оставил поиски Ники. Остался с тобой?
Истом прислушался к тишине. Затем крикнул:
— Да иди ты в жопу!
Сплюнув на пол, парень двинулся дальше.
Впереди недовольно взревел старый несмазанный механизм, проветривающий этот склеп. Тот самый, чьё ворчание Истом принял за боевой клич Минотавра.
***
На этот раз Лабиринт не стал долго держать Истома в своих истинных тоннелях.
Да и сам путешественник не хотел больше оставаться с ним наедине. Они вели себя как два приятеля после ссоры. Никто друг друга не обвинял, но оба затаили обиду. Не успели стены окутаться привычным сиянием, как сразу же погасли, уступив место далёкому отблеску огня.
Нащупав пистолет, — на всякий случай, — Истом заспешил к костру. При ближайшем рассмотрении оказалось, что никакого костра нет. Пристроенный в кольце на каменной стене горел факел. Вдали угадывался свет ещё одного.
Здесь Истома уже встретили. Двое дюжих парней с арбалетами преградили дорогу, напустив на себя самый строгий вид. Они выглядели как заправские сектанты, чем немало насторожили Истома. Из-под чёрного балахона проглядывала часть кольчуги, а на поясе у обоих висел то ли короткий меч, то ли длинный кинжал. Один был рыжий, как горящий позади него факел, а другой, наоборот, чернявый. Брюнет так грозно хмурился, что не было видно его глаз.
Говорили стражи, впрочем, вполне обыденно — по-английски.
— Стой, где стоишь! — приказал рыжий.
— Сам я из девятнадцатого века, доблестные господа, — с сарказмом проговорил Истом. — А вы, видать, из средневековья пожаловали?
— Остряк, да? Сейчас обратно отправим!
Он засмеялся, видимо довольный шуткой.
— Ладно, не паникуй. Что же мы, звери что ли?
Вымучено улыбнувшись, Истом сделал шаг, но чернявый тут же поднял арбалет.
Истом всплеснул руками.
— Что-то я не пойму, уважаемые.
— Чего тут не понимать, — осклабился рыжий. — Назад-то ты можешь не идти, но и вперёд не пустим. В нашем городе разные бродяги не нужны.
Понимающе улыбнувшись, Истом скинул рюкзак.
— Я, как погляжу, ты улыбаться любишь. Могу предложить хорошую зубную пасту…
— Издеваешься? — обиделся стражник. — На кой хрен мне твоя паста? У нас такого добра навалом. Если вот золотишко у тебя найдётся, то провожу в город. А нет, так проваливай обратно!
Истом захлопал от удивления глазами.
— Господа, вы отдаёте себе отчёт в том, что если у меня совершенно случайно не окажется бесполезное в Лабиринте золото, то вы отправляете меня на смерть.
Молчаливый демонстративно перехватил оружие поудобнее.
Скольких они так загубили? Наверно, многие из того склепа могли бы передать этим сволочам «привет».
Истом нашарил несколько монет, что нашёл у археологов. У рыжего аж глаза заблестели, когда Истом передал ему золото.
— Жак, — вдруг заговорил чернявый. — Проводи дорогого гостя в город.
Путь до города оказался не близким. Они долго шли по коридору, где каждые сто метров горели факелы. Они миновали ещё порядка пяти блокпостов с охраной куда серьёзнее, чем рыжий и молчун. Маскарадные костюмы на охранниках заменил камуфляж и бронежилеты. Вместо мечей и арбалетов — автоматы.
— Суровые ребята, да? — заметил рыжий Жак. — Мы это так, декоративные. А здесь всё по настоящему. Муха не проскочит.
— И что охраняете?
— Как что? — удивился Жак. — Ясно дело — город. От таких, как ты и охраняем. — Он весело рассмеялся, хлопнув Истома по плечу. Навстречу вышел военный, так что Истом снова приготовился раскошелиться. Но тот лишь поприветствовал рыжего, они обменялись шутками и их пропустили. — На самом деле не из-за вас сторожим. Что вы, бродяги, можете? Одиночки и только. Мы тут, знаешь ли, ведём полномасштабную войну против Лабиринта.
Истом фыркнул.
— И как? Успехи есть?
— Смейся, смейся. Но линия фронта продвинулась. Наш, как вы бродяги говорите, предбанник эвон где, до него ещё топать и топать. Мы сейчас, получается, по Лабиринту шастаем. Целыми днями туда-сюда, и ничего! Такие, брат, дела.
Они шли мимо палаток, откуда выглядывали чумазые рожи людей, у которых, видимо, не хватило денег, чтобы заплатить за проход. Наверно, он действительно приближался к настоящему городу. Где власть имущие устанавливают свои зверские законы, плетут интриги и жируют, а озлобленные низы мечтают о кровавой революции, чтобы занять место прежних хозяев.
Истом возвращался туда, откуда сбежал в Лабиринт.
— С каждым днём нас всё больше, — тем временем весело вещал его попутчик. — К нам постоянно приходят новые люди. Ну, сам «предбанник» не резиновый, но посмотри, какие замечательные получились трущобы, ха-ха! Мы разрастаемся.
«Как раковая опухоль», — со злостью подумал Истом
Они подошли к городским стенам, перекрывающим проход. Ворота были раскрыты, но на страже стояли знакомые уже «рыцари», а на крепостной стене разгуливали автоматчики. Приглядевшись, Истом заметил даже прикрытый брезентом пулемёт.
От Лабиринта они защищаются, как же. В него стрелять нет необходимости.
— Стоять! — грозно сказал толстый страж в доспехах. — Кто такие?
Жак предъявил какой-то жетон и охранник подобрел.
— Ты это, — страж глянул на Истома. — Хочешь неприятностей? — Он потёр большим пальцем кончики пальцев. Характерный жест, понятный всем. Страж ожидал денег.
— Он уже заплатил, — вдруг вступился за Истома Жак.
— Но не мне же, — парировал толстяк.
Рыжий наклонился к охраннику и заговорщицки прошептал:
— Начальство может кое-что узнать… ну, ты же в курсе, кто таскает из подвала вино, а? Ха-ха!
— На кой чёрт тебе этот бродяга сдался? — пробурчал толстяк, отступая с прохода.
— У него есть деньги, — ответил Жак по-французски. — Много денег!
Истом не ошибся — это был настоящий подземный город.
Здесь не было солнца, но впечатлений хватало. С высоченных потолков лился свет дневных ламп, так что не будь у Истома закалки в посёлке археологов, то он непременно вёл бы себя как слепая курица.
Истом заметил, как на него с ухмылкой поглядывал рыжий Жак. Наверно, ждал, что он будет корчиться под ярким светом. Все, кто приходят из Лабиринта, привыкли к темени.
— Ты новичок, да? — спросил Жак.
Истом решил прикинуться дурачком:
— В каком смысле?
— Ну, недавно в подземку попал-то?
— Ага.
Деревянная гостиница, где не так давно жил Истом, меркла по сравнению со здешней архитектурой. Каменные дома складывались в улицы, по дорогам сновали хорошо одетые люди. Сияли вывески баров, а в глаза лезла навязчивая реклама…
Истом не видел такого города даже у себя на поверхности. Только слышал иногда рассказы о чудесных местах, где ночью светло так же, как и днём. Он жил во времена, когда об электричестве не подозревали, поэтому считал эти россказни сказками.
Сейчас он убедился в этом воочию.
Толпа людей шумела, словно пчёлы в улье. Все куда-то спешили, что-то делали, с кем-то ругались…
От суматохи у Истома закружилась голова. Тело стало тяжёлым, непослушным. Жак, ушедший вперёд что-то говорил. Истом уже не слышал его.
Ему было гораздо хуже, чем тогда, в зловонном склепе Минотавра.
Он вспоминал, почему убежал в Лабиринт.
Почему не любил людей.
Пёстрые прохожие кружились вокруг него в хороводе. Свет слепил глаза, и казалось, он же звенел в ушах.
Не в силах больше держаться на ногах, Истом свалился на мостовую.
Уходи.
Чем скорее, тем лучше.
Не задерживайся.
Продолжи свой путь.
Истом медленно открыл глаза. Вокруг было темно и тихо — как он любил. Только где-то на столе горела свеча.
— Очнулся?
Истом приподнялся на кровати, вгляделся в знакомое лицо.
— Ника… Я отыскал тебя.
— Скорее я тебя, — она улыбнулась. — Валялся на земле никому не нужный, вот и подобрала. Стража тебя едва из города не вышвырнула. Они не любят нищих. Ты уж извини…
Парень вскочил с кровати, оглядывая комнату.
— Где мои…
— Ты лежал в центре города без сознания и думаешь, будто у тебя что-то останется? Не смеши.
— Жак… Рыжий Жак, подонок! Чёртов француз!
— Забудь, Истом, — взмолилась Ника. — Я знаю эту хитрую сволочь, он из городской стражи.
— Это же шут гороховый! Настоящие охранники с автоматами.
— Ты не понимаешь. Охранники они и есть охранники, а те, как ты выразился, гороховые шуты — элита. Благородные рыцари. Ваше российское дворянство, если хочешь. Они неприкасаемые.
— Тоже мне… знали бы они, кого в Индии считают «неприкасаемыми». Он обокрал меня, когда я был без сознания. Как последний вор! Какой он дворянин? Какой рыцарь? У него нет чести.
Ника усмехнулась.
— Скорее, у него нет денег. Такие, как он, всё проигрывают за карточной игрой. Как и я проигралась…
Истом вдруг внимательно посмотрел на Нику. На её лице появились первые морщины, а в глазах он увидел усталость.
— Сколько же ты здесь? — хрипло спросил он.
— Почти десять лет, Истом. Я уже не та наивная дурочка. А ты совсем не изменился, всё такой же молодой. Нужно было тебя послушать тогда. Зря я пошла в лабиринт.
— А где тот парень, с которым ты ушла? — Истом вспомнил его холодный труп, застывший в склепе Минотавра.
— Стражи его не пустили. У меня были деньги, а он остался в трущобах. Я хотела выиграть в казино денег, чтобы заплатить и за него, но не смогла… А когда вернулась, он уже ушёл. Повернул назад.
Она всхлипнула и отвернулась.
— Я хотела увидеть мир. Лучше бы я оставалась в неведении. Мне совсем не понравился твой хвалёный Лабиринт! Тесный, мрачный, холодный. И это «волшебное» сияние… мне от него было жутко.
— А у меня мурашки как раз от этого предбанника, — попытался уйти с щекотливой темы Истом. — Лабиринт по сравнению с ним — ангел.
Ника повернулась и взглянула на него прежними глазами. Полными задора.
— Снова придётся всему тебя учить, Истом.
Зачем ты мучаешь себя? Ведь ты знаешь, что не сможешь остаться жить в подобном месте. Тебя загрызут.
Они сидели дома и пили кофе.
Как рассказывала Ника, в центре города находился предбанник. В отличие от прочих, он не был каким-то условным местом, это было целое строение. Настоящий дворец, превращённый в крепость. Точная копия музея с поверхности. Оттуда и рыцарское обмундирование, и оружие эпохи второй мировой и неограниченная электроэнергия. Лабиринт поставляет всё в превосходном качестве, и главное — всё настоящее, боевое. Самое удивительное, что здесь появлялись совсем уж не музейные вещи вроде наркотиков. Казалось, будто Лабиринт подбрасывает им пороки специально.
В обществе была строгая иерархия. В трущобах за городской стеной жили бедняки, в самом городе правили военные и политики — выходцы из бедняков или опустившиеся «рыцари». Сами дворяне были жителями гигантского музея. К дворянству относились только те, кому предбанник был родным. По слухам, этот музей находился в Америке, но точно не известно, а сами хозяева — не распространялись на эту тему. Известно только, что среди них не преобладала какая-то одна нация. Музей тщательно охранялся и при малейшей опасности хозяева могли запереться и оставить остальных наедине с Лабиринтом. Ещё никто не осмеливался штурмовать столицу.
В городе были все развлечения: от кабаков и казино, до наркотиков и доступных женщин. Большинство жителей порочного города не смогли бы выжить вне этих стен. Это был настоящий рай для разного рода –манов и –голиков. Ничего никогда не кончалось — Лабиринт оперативно заполнял склады хозяев, и те охотно делились с народом. Взамен требовали наркотик другого рода — всеобщее поклонение и почитание.
— Как подобный город может ещё существовать? — Сокрушался Истом. — Здесь же сплошь наркоманы, алкоголики и прочая шваль.
— Ну, не все же. Военных заводит власть, а дворян — почитание.
Истом молча допил кофе. Покрутив пустую кружку в руках, он спросил:
— Зачем же… этот «рыцарь» меня обобрал? Денег им не хватает, что ли?
— Золота в предбаннике в избытке. Но хозяева не выбрасывают всё на рынок. Стараются поддерживать порядок, ведь иначе город захлестнет инфляция, цены вырастут в разы… Кому нужна эта головная боль и неразбериха? А Жак заядлый игрок в карты.
Истом поставил кружку на стол и взглянул Нике в глаза.
— Зачем ты здесь осталась? Это худшее место, что я видел. Оно развращает душу, лишает человека достоинства. Пойдём со мной.
Девушка уставилась в кружку.
— Истом…
— Не думай! Просто уйдём. Не бойся Лабиринта. Как ты оберегала меня от людей, я защищу тебя от него. Может быть, вы с ним подружитесь.
Что ты делаешь, дурак?!
Истом поморщился, отмахнулся от голоса Лабиринта, как от навязчивой мухи.
— Прости, но я не могу, Истом.
— Но почему?! Что тебя держит? Этот дом? Или ты подсела на…
— Меня не выпустят из города! — крикнула она. Затем добавила, тише: — Когда у меня были деньги, меня впустили. Но я очень крупно проигралась. Мне приходится отрабатывать долг. У меня был выбор: либо торговать собой, либо стать фактически рабыней. Всё же я решила, что второе предпочтительнее.
Вспомни, что было с Николаем!
— Я помогу тебе, Вероника.
— Неплохо. Очень даже неплохо! — сказал Истом после того, как Ника показалась в своём выходном платье. — Конечно, в моё время я бы тебя в этом тряпье и на порог не пустили, но здесь сойдёт.
Истом засмеялся, и Ника бросила в него подушкой.
— Посмотрим ещё, как ты смотреться будешь. Подруга одолжила мне костюм мужа.
…На ночь в городе выключали весь дневной свет. Но темно, отнюдь, не было: света рекламных вывесок хватало с лихвой. И народу, кажется, было ещё больше чем, днем.
— Смелее, — подбадривала Ника спутника. — Держись молодцом.
— Стараюсь, — сквозь зубы отвечал Истом.
Он на самом деле крепился. Присутствие Ники вселяло в него уверенность. Уж в обморок он больше не грохнется! Чёрт возьми, он справился с Минотавром, а здесь боится обычных людей. Пусть этот Минотавр был его собственными страхами и сомнениями, жил в его душе — но он вряд ли был безобиднее настоящего чудовища, если таковое существует.
— Сколько денег у тебя осталось? — спросила Ника.
— Пару монет припрятал во внутренних карманах куртки, ещё одну, ты не поверишь, в ботинке. Я ей дырку прикрыл.
Ника фыркнула от смеха.
— Оригинал. Сумма вполне приличная.
Казино встретило их ярким светом, шумом, гамом и запахом дорогих сигар.
— Что вам угодно? — к ним подскочил служащий казино, такой вертлявый, что невозможно было рассмотреть его лицо.
— Я бы желал испытать удачу. Не могли бы вы поменять моё золото на фишки?
— Сию минуту, господин.
— Кто же это! Рад видеть вас в этом зале порока!
Широко улыбаясь, к ним подошёл рыжий Жак в сопровождении двух своих приятелей: первый был хмурый молчун, а второй — толстяк, ворующий вино у начальства. Одеты они были не в потешную средневековую одежду, её заменили смокинги.
Истом с улыбкой склонил голову в знак приветствия.
— Мадмуазель Вероника, — Жак галантно коснулся губами её руки. — Решили отыграться? Видать, вам приглянулся мой дом, если вы согласны драить в нём полы ещё лет десять.
Когда рыжий отвернулся, она вытерла руку о полу пиджака проходящего рядом официанта.
Словно из ниоткуда возник вертлявый служка.
— Ваши фишки, господин.
— Благодарю, — Истом отсыпал ему несколько обратно. — Я попрошу вас об одной услуге. Вы сможете обеспечить мне и моей даме выход через чёрный ход? На всякий случай? — Ещё пара кругляшков попали вертлявому в карман.
— Вы очень щедры. Всё будет в лучшем виде.
— Друзья мои! — воскликнул Жак. — Прошу вас, сюда. Окажите услугу, пройдите в зону для рыцарей. Мне не терпится с вами сыграть!
— Ставь по минимуму, — шепнул Истом спутнице. — Игру предоставь мне.
— Что предпочитаете? Покер? Блэкджек? — Рыжий осклабился. — Может быть, в дурачка?
— Если не возражаете, покер.
— Как вам угодно, monami!
Первые полчаса карта никому не шла. Ставки были мизерными, игроки лишь приглядывались друг к другу.
Их столик был островком спокойствия в безумном казино. Дверь в зал была отворена, там под рояль отплясывали какой-то лихой танец. Жака и компанию это, казалось, забавляло.
Истому везло чаще, чем остальным, поэтому возле него, как грибы в Лабиринте, вырастали новые фишки. Эти успехи ничего не значили, Истом тянул время до финальной игры.
Тем временем обстановка накалялась. На руках у Истома был «флеш», и банк вырастал. Ставки становились всё серьёзнее. Жак, взглянув на своих товарищей, сказал по-французски:
— Сбрасывайте карты, друзья. У меня «фулхаус» Пусть эти олухи проигрывают.
Истом испытующе глядел на противника.
— Что вы сказали? — подыграл ему Истом.
Жак заулыбался.
— О, не берите в голову. Просто перекинулся с друзьями парой слов.
— Давайте повысим на сотню, — сказал Жак, бросая в банк ещё фишку, где скопилась уже приличная сумма.
Толстяк и молчун, крякнув от досады, спасовали.
— Поддерживаю! — заявила Ника.
Истом думал. Какую игру затеял рыжий? Может быть, он блефовал? Завидев испугавшихся соперников, мы должны были бы сбросить карты и банк забрал бы этот прохвост. Или у него действительно хорошая карта и лучше не рисковать?
— Вы поддерживаете нас? — спросил Жак.
«Интересно, в курсе ли лягушатник, что мы с Никой знаем французский. Если он настолько самоуверен, что считает всех остальных неграмотным быдлом, то может быть, у него действительно «фул». Или он догадывается, что мы его понимаем. И пытается обмануть, ввести в заблуждение. Чёрт, голова кругом!».
Истом глотнул немного виски, под пристальным взглядом Жака. Тот продолжал улыбаться, нервируя Истома.
Наконец, он решился:
— Я – пас.
— Вот, дорогая Вероника, мы и остались с вами вдвоём. Ставлю всё.
— Поддерживаю!
— Ну что, вскрываемся?
Истом вспотел от напряжения. Ника бросила карты на стол — у неё была тройка тузов. Жак, ухмыляясь, по одной скидывал карты: девятка, десятка, валет, дама, король. Стрит. Он победил.
Не спасовал бы — победил. Хватит игр, Истом. Уходи, пока всё на своих местах. Не усугубляй ситуацию.
— Вероника, вы снова на мели! Не желаете ли взять в долг? — Он рассмеялся. — Быть может, сможете отыграться.
Брось, тебе не одолеть его. За твоими картами следят. Он всё знает.
«Лучше бы подсказал, какие карты у него, — со злостью подумал Истом. — Чем нотации читать».
Морщась, он опрокинул стакан. Может быть, голос Лабиринта станет тише.
— Пусть дама отдохнёт, — сказал Истом. — Покер — мужская игра.
— Мудрые слова, мой друг!
Карты сдали заново, но уже на четверых. Шёл второй час игры, и Истом безнадёжно проигрывал.
Наконец, банк снова потяжелел. Приятели рыжего спасовали после того, как сменили карты, и против Истома остался лишь Жак.
— Сказать честно, — на его рыжем лице сияла улыбка. — Я порядком устал. Сегодня целый день провёл в дежурстве, глаза, знаете, сами слипаются. Могу предложить вам сыграть в последний раз. На кону с моей стороны кругленькая сумма и свобода для мадмуазель, а с вашей стороны — ваши деньги и ваша свобода. Вы согласны?
Рыжий достал из кармана монетку. Истом узнал своё золото. Подлец ставит на кон его же деньги!
Не делай этого! Он знает твои карты.
— Согласен, — сказал Истом. — Играем.
— Раз ставить больше нечего, то вскрываемся!
На стол легли карты Жака. Два вальта и три дамы.
— Я же обещал, что у меня будет «фулхаус»! — Жак стал похож на помидор. Казалось, он стал ещё рыжее, чем был.
— Хорошая карта, — кивнул Истом. — У меня тоже «фул».
Он вскрылся, и Жак изумлённо уставился на три туза и два короля.
— Вот только моя карта выше. Идём, Ника!
Дурак! Вспомни Николая! Твоя помощь нисколько не помогла ему. Если уж взял кого-то под опеку, доводи дело до конца! Она пропадёт и ты вместе с ней!
Они сгребли всё, что было на столе и решительно поднялись. Жак, ошеломлённо хлопал глазами.
— Иди через чёрный ход, — сказал ей Истом. — Я договорился с одни человеком, он тебя проводит.
— Как же ты? — прошептала Ника.
— Я выкручусь. Прощай, Ника. Может, ещё увидимся.
Он выскочил на улицу и зашагал по дороге.
— Эй, ты, шавка! А ну, стоять!
К Истому спешила знакомая троица. Лица их пылали гневом.
Истом состроил невинное лицо.
— В чём дело, господа?
— Ты сукин сын! Шулер! Откуда у тебя взялся лишний туз? У тебя было две пары.
— Месье Жак, а вы то откуда это знаете?
Рыжий, казалось, готов был задохнуться от гнева, но, совладав с эмоциями, взял себя в руки.
— Как я погляжу, ты собрался уходить? Что же, скатертью дорога! Вот только твоей сучке не жить!
В глазах Истома блеснула сталь. Он произнёс ледяным тоном:
— Вы оскорбили мою подругу. Я вызываю вас на дуэль! Прямо сейчас!
Рыжий вновь показал зубы в улыбке.
— О, это как раз то, что я хочу! Но, увы, дуэли в городе запрещены. Даже мы, рыцари, не может выходить за рамки закона. В городе. Но мы можем пройти за городские стены.
Они двинулись к выходу из города вчетвером. Приятели рыжего Жака не отставали ни на шаг. Истом был абсолютно уверен, что никакой дуэли не будет.
Его вели просто убивать.
Никто не осмеливался встать на пути у трёх рыцарей и их спутника. Все кордоны расступались перед ними. Они шли по трущобам, уходя всё дальше в тоннель, пока впереди не встала плотная стена тьмы.
— Вот и всё, уважаемый Истом, — прошипел Жак, вытаскивая нож.
В руках толстяка тоже появился кинжал, он встал позади Истома. А Молчун достал старый немецкий «люггер».
— Это на случай, если в Лабиринт рванёшь, — сказал Жак. — Не сомневайся, он выстрелит. Оружие годное.
— Я могу хотя бы пиджак снять? — с сарказмом спросил Истом.
— Сделай милость. Зачем хорошую вещь портить?
— Что ж…
Сбросив пиджак, он резко отскочил в сторону. Толстяк ударил ножом, целя Истому в бок. Но тот увернулся и врезал жирному раскрытой ладонью в нос. Хруст ломающийся кости слился с оглушительным громом выстрела.
Истом уже был рядом с факелом и накрыл его пиджаком…
Одного мгновения хватило, чтобы в тоннеле воцарилась тьма.
И тут же стены Лабиринта засияли голубым светом.
— Не-е-ет! — закричал Жак.
Рыжый, а следом за ним и молчу, бросились сломя голову обратно в город, совсем забыв об Истоме. Они всё ещё надеялись вернуться.
Истом прислонился к стене и хрипло засмеялся. Рука сжимала рану на груди, из которой хлестала кровь.
Он шёл по тоннелю, наслаждаясь призрачным светом Лабиринта. Его спокойствием и умиротворённостью. Ему было очень хорошо здесь.
Время летело очень странно: ты делаешь всего десять шагов, а кажется, будто прошёл год. И что самое странное, столько и проходит на самом деле.
Ты вздохнёшь, когда на Земле начнётся война, а когда выдохнешь — всё уже закончится.
Впереди стоял человек. Истом подошёл к нему и спросил:
— Снова предбанник?
Человек улыбнулся.
— Нет. Это ещё Лабиринт.
— Я никогда не встречал в Лабиринте людей. Почему же встретил сейчас?
— Ты чувствуешь? — человек замолчал, будто к чему-то прислушиваясь. — Это голос Лабиринта. Время от времени я слышал его. Дорога в Лабиринте идёт по кругу, иногда она далеко от центра, иногда — совсем близко, но ты всё равно не попадёшь в центр, пока не пройдешь путь до конца. И он заканчивается здесь.
— Так почему же вы не идёте дальше?
— Зачем? Я никогда не стремился к нему. Если я войду туда, то расстанусь с Лабиринтом. У меня нет больше другой цели.
Они замолчали. Силы покидали Истома, он опустился на пол. Он раненым брёл по тоннелю, наверное, уже вечность. Никто из людей не умирал так долго.
— А ты? — спросил человек. — Ты то войдёшь в центр?
— Я? — Истом задумался. — Пожалуй, что да. Помогите подняться.
Человек подставил плечо, Истом с благодарностью опёрся об него. Когда Истом поднялся, человек сказал ему:
— Увидимся на обратной дороге!
|
Рассказ открыт для комментариев