Старина Род метнулся за бетонную глыбу, но было уже слишком поздно. Бронированный шар тамарцев, дымящийся и изрядно потрёпанный, оглушительно взорвался, разлетевшись на множество смертоносных осколков. Искорёженный кусок металла пронёсся надо мной и зарылся в песок. Воронка, образовавшаяся после взрыва, оказалась большой и очень глубокой. По крайней мере, раза в три глубже, чем мой импровизированный окоп.
Сегодня Роду не повезло. Слыша в наушниках отчаянный вопль Лины, я понял, что ему конец. Впрочем, то, что Старина Род обречен, мне было ясно уже в тот момент, когда он ринулся навстречу бронешару. В это время я валялся на дне ямы, вжимаясь спиной в каменистый грунт, и отбивал атаку стрекоз-камикадзе, а Лина заливала огнём позицию раненого снайпера. Никого, кроме нас, на поле боя уже не осталось. Из целого десятка новобранцев до этой минуты не дотянул ни один.
Род всё понял правильно. Так уж сегодня сложились его звёзды. Выкатись этот шарик на линию обороны – и всем нам крышка. Разумеется, Старина Род это знал, как знал и то, что идёт на верную гибель, принося себя в жертву общей победе. Его безнадёжный прыжок в сторону укрытия – это обычный жест отчаянья, но, видимо, каждый из нас устроен так, что до самого конца надеется на Божью милость.
Бой закончился мгновенно, впрочем, как и начался. По всем раскладам мы не должны были выиграть его. У противника перевес в численности, импульсная пушка, стрекозы и бронешар, а наш единственный лазер накрылся буквально в первую минуту. Если бы не Старина Род, то лежать моим останкам на дне мерзкой вонючей ямы.
Сверившись со сканером, я осторожно высунулся из укрытия. Молчанию прибора можно доверять, только всегда нужно помнить главную заповедь войны: победу будут праздновать все, но плату возьмут с храбрецов. Наверное, я не готов заплатить сегодня.
Лина скорбно склонилась над Родом.
– Как он? – тихо спросил я.
– Безнадёжно, – глухо отозвалась Лина и отвернулась.
Самое глупое сейчас – это пытаться её утешить. Род всегда был общим любимцем. Порою казалось, что его любят не меньше, чем самого Бога, хотя, конечно, звучит это весьма кощунственно.
Помнится, когда я только-только появился в отряде глупым зелёным необстрелянным солдатиком, Лина была первой, кто заметил меня.
– Эй, малыш, во имя Господа нашего – держись возле Рода, – деловито посоветовала она. – Когда запахнет жареным, его опыт – твой единственный шанс дотянуть до победы.
Те слова, как и её светлый солнечный образ, прочно засели в моей памяти. Именно тогда Лина и стала для меня моим личным солнышком. Теперь новобранцы стараются оказаться рядом со мной, но я никогда не забуду того, что раньше все мы держались Старины Рода.
– Может, положить его повыше? Не зря же говорят, Бог глядит на своих солдат.
Я пытался отвлечь Лину от горьких мыслей, но получалось не очень. Психология – это не по моей части. Не так разум устроен. Вот, к примеру, отслеживать три цели одновременно или придумать нестандартный тактический ход – это да, это мне под силу. Но верное слово в нужную минуту – для этого у нас всегда был Род.
– Как думаешь, сержант, Господь может воскресить его? – слова Лины прозвучали негромко, поэтому я не сумел уловить всех тонкостей эмоционального оттенка. Нельзя допустить, чтобы её отвагу разъедал червь сомнений.
– О чём ты говоришь, солнышко? Я бы на месте Всевышнего обязательно воскресил Рода. Ты же ведь не станешь утверждать, будто я милосердней самого Бога? Говорят, в прежние времена воскрешения случались нередко. Кстати, помнишь, именно Род и рассказывал нам об этом!
– Думаешь, его рассказам можно верить?
– Думаю, нам стоит хотя бы попробовать. По крайней мере, теперь это всё, что мы можем сделать для Рода.
Местечко, которое Лина присмотрела для нашего павшего товарища, оказалось безупречным. Если и в самом деле Всевышний взирает с неба на своих бойцов, он обязательно увидит Старину Рода. Массивная бетонная колонна с плоской шершавой поверхностью словно изначально была предназначена для глаз Божьих. Честно говоря, доставить туда останки оказалось не самым лёгким делом. Уже даже за одни наши старания Господь должен воскресить Рода. Мне и самому было непросто туда забраться, зато теперь наш погибший друг лежит на самом видном месте. Скорейшего тебе воскрешения, боевой товарищ!
Кто-то когда-то сказал, что один выигранный бой – это ещё далеко не всё сражение. Кто может знать, когда и чем оно закончится? Теперь нас всего лишь двое, а моё внутреннее предчувствие упорно бубнит про новую битву. К каждой из схваток нужно быть очень хорошо готовым. Разумеется, излишне говорить, что и я, и Лина в любую секунду готовы погибнуть во славу Господа. Вот только Богу не нужны наши смерти, ему нужна наша победа.
– И как ты планируешь использовать импульсную пушку тамарцев без единого боезаряда? – Лина мне особенно нравится в момент своей деловитой сосредоточенности.
– Очень просто, солнышко. Мелко нашинкованные железяки летят в сторону врага, сметая всё на своём пути.
– Так ведь ствол порвётся в клочья. Там скорость запредельная и траектория хаотична, – оборвала меня боевая соратница, – это же не поляризованная шрапнель, а тупое железо. Не хотелось бы погибнуть бездарно, сделав один-единственный выстрел. Что я скажу Всевышнему при встрече?
– Доверься мне, солнышко, и в ближайшее время с ним встретятся только тамарцы! – пообещал я. – Знаешь, если выставить полную мощность, а выстрел сделать дистанционным, получится классная мина. И мина эта рванёт так, что не только ствол – всё вокруг разнесёт на мелкие части. В итоге наша с тобой задача проста до неприличия – всего лишь попытаться заманить противника в эту хитроумную ловушку.
– Красиво придумано, – одобрила Лина, – но получится ли? Вообще-то сканерам такую мину ни за что не засечь. Пушка как пушка, военный трофей, только не стреляет. Впрочем, может сработать. Это хорошо, что у тамарцев нет тебя, самого хитрого сержанта в мире.
– Самый хитрый? Почему ты так решила? – удивился я.
– Да не я решила, так все считают, – уверенно заявила моя боевая подруга, – ты же любимец Бога. И не спорь! Лучше сам посуди: шестое сражение, четвёртая битва, сколько матёрых ветеранов полегло, сколько новобранцев покосило. Тамарцев же изначально было раза в два больше и вооружены они в сто раз лучше. Другие группы сдаются одна за другой – а мы всё бьёмся и побеждаем.
– Нам попросту везёт, – прервал я рассуждения соратницы, – ну и, конечно, нас всех бережёт Бог. Мы же ведь за него горой, любим его, а он любит всех нас!
– Почему бы тогда нашему горячо любимому Богу не воскресить своих отважных бойцов? – горестно спросила Лина.
– Не знаю, – смущённо ответил я. – Если ты имеешь в виду Старину Рода, то, может быть, просто не пришло его время?
– Тогда давай победим ещё раз, – тихо предложила Лина, старательно снаряжая свой потёртый безотказный многострел. – Только сделать это нужно как-то по-особенному, зло, нагло и дерзко. Так, чтобы чужие Боги, сидя на небесах, содрогнулись. Так, чтобы наш Господь гордо улыбнулся за своих бойцов. Так, чтобы Всевышний взглянул, наконец, вниз, увидел Рода и воскресил его во имя любви и милосердия.
– Давай, – лаконично ответил я, дабы не врать, что жажду принять новый бой исключительно ради воскрешения Старины Рода.
– Ну и как ты собираешься заманивать тамарцев к нашей мине? Скорее всего, у них имеется своё видение боя. – Лина всегда задаёт умные вопросы. Ей хочется всё понять и во всё вникнуть, может быть, поэтому она и не погибла до сих пор. Тот, кто правильно понимает ситуацию, как правило, принимает верные решения.
– Не волнуйся, солнышко, всё продумано, – мне доставляло непонятную радость объяснять Лине хитрые тактические задумки, – мы предложим противнику лабиринт.
– Лабиринт? Оригинально. И где мы его возьмём? Я не знаю поблизости ни одного лабиринта.
– Не воспринимай всё так буквально. Лабиринт – это не всегда длинный извилистый ход, ограждённый стенами. Это просто образ. Порой он принимает форму бесконечных рассуждений, и становится лабиринтом мыслей. Иногда он выливается в злые и добрые поступки, становясь лабиринтом совести. По большому счёту, всё наше существование – огромный лабиринт, по которому нас направляет рука Бога. А для наших врагов мы соорудим лабиринт смерти, который для нас с тобой может оказаться лабиринтом победы.
– Забавно, – пробормотала Лина, – на минуту у меня возникло ощущение, что ты говоришь словами Рода.
– Знаешь, мне тоже его не хватает, – вскользь обронил я и поспешил вернуться к своей идее. – Замысел нашего с тобой лабиринта будет исходить из естественного желания противника выжить.
– Ничего не понимаю, но обожаю, когда ты начинаешь выражаться парадоксами, – подбодрила меня Лина, – как показывает опыт, это первый шаг к успеху.
Изломанное, изогнутое, взрытое и искорёженное поле боя – вот мой лабиринт победы. Можете не сомневаться, для мыслящего и грамотного солдата это поле – именно лабиринт. Кто, будучи в здравом уме, решится наступать в лоб, если справа прекрасная ложбинка? Кто, завершая хитроумный рейд по ложбинке, не укроется от снайперских выстрелов за остатками кирпичной кладки? Кто, проползая вдоль этих выщербленных развалин, не попытается спрыгнуть в защищённый подвал с восхитительным сектором обстрела позиций неприятеля? И кто, воочию узрев поспешное отступление противника, не ринется за ним самым кратчайшим путём? А если в этот момент противник передумает отступать и обрушит на преследователя шквальный огонь – кого не соблазнит мысль укрыться на время в той самой воронке, которая осталась от взрыва бронешара? А что до брошенной импульсной пушки, бесхозно валяющейся на дне, так ведь сканеры будут гудеть ровным, спокойным гулом, предательски убаюкивая спасительную паранойю.
– А если тамарцы выдвинутся двумя группами? – спросила Лина, укладывая мешки с землёй на третью огневую точку. – Или же пара недоумков рванёт прямиком через поле?
Я спешно рыл ход к запасному рубежу обороны.
– Да, солнышко. Такое обязательно случится. Как ни запланируй бой, он всё равно выкинет фортель, ты только помни главное – нельзя позволить тамарцам высунуться из воронки. Одна группа, две, три – разницы нет. Поливай их огнём, глуши инфразвуком, закидывай минами, гранатами, бомбами, хоть камнями швыряй! Хитри или пугай, но наш единственный шанс не сгинуть в лабиринте боя – это рвануть импульсную пушку. Вот только сделать это нужно в подходящий момент.
Я знаю точно, даже если тамарцы полезут двумя группами – ничего страшного не случится. Скрытно сосредоточить второй отряд можно лишь за холмом. Чтобы противник не ударил с фланга, Старина Род с новобранцами нашпиговали минами весь левый край. Если у неприятеля не осталось в запасе ещё одного бронешара, наступление второй группы сдвинется к центру. Ну а там, в случае удачи, закончится в той же самой воронке с миной в виде импульсной пушки. Как ни крути, а перед тамарцами лабиринт. Для кого-то он невидим, потому что создан исключительно моей логикой, но его существование реально. Те же закоулки, те же тупики и те же смертельные ловушки. Мне доподлинно известно, где противники осмелятся высунуть голову, где проползут по-пластунски, откуда откроют прицельную стрельбу, а куда вообще не смогут добраться. Плевать, что кому-то не видно стен, и коридоры проступают лишь в тусклом мерцании логики – они существуют в моём сознании, а, следовательно, реальны.
Теперь главная задача – сдерживать продвижение тамарцев так, чтобы все они оказались около импульсной пушки одновременно. При этом краем глаза нам придётся следить ещё и за стрекозами.
Чтобы иметь возможность вовремя уничтожать крылатую смерть, я доверху заполнил многострел Рода мелкой картечью. Она малоэффективна против защитной амуниции тамарской пехоты, зато хрупкие летательные аппараты разрывает в клочья. Собственное оружие я решил снарядить разрывными кумулятивными патронами. Против бронешаров они бесполезны, но боковую пластину тамарского солдата прошивают насквозь. А уж целиться я, слава Богу, умею.
Тяжёлый калибр и гранаты пришлось проигнорировать. У нас есть шанс только против пехоты. Если объявится бронешар, то, как ни крути, а нам с Линой крышка. Созданный моей логикой лабиринт рухнет как глиняный обрыв, изрядно подмытый весенним ливнем. И этот грязевой оползень в два счёта может похоронить и меня, и Лину, и нашу с ней отчаянную попытку воскресить Старину Рода.
Как же восхитительны на войне минуты затишья. Мы с Линой лежали недалеко друг от друга, наблюдали за обманчиво мирным пейзажем и лениво переговаривались. Есть что-то щемящее в том, что можно общаться друг с другом именно так, по-простому, не прибегая к помощи микрофона.
– Слушай, сержант, вот мы с тобой знаем, за что воюем, – Лина привычным движением поправила сползающий шлем. – Наш Бог – самый лучший и самый любимый на свете. Вспомни всё, что наши товарищи рассказывали о нём. Даже если половина из их рассказов неправда, за такого Бога не страшно умереть.
– Умереть не страшно, – добавил я, – страшно жить без победы. Как тогда взглянуть в глаза Создателя?
Лина проверила аккумулятор на своём многостреле и после паузы продолжила:
– Тогда ответь мне как товарищ товарищу. За что воюют тамарцы?
– Ну солнышко, всё очень просто. Они верят в другого Бога и сражаются за его славу.
– Но ведь наш Бог лучше! Он рождён в любви, для любви и во имя любви. Неужели тамарцам не дано в это поверить?
– Готов поэкспериментировать с пленными, осталось только их захватить! – попытался отшутиться я.
– Нет, сержант, – настойчиво упиралась Лина, – мне хочется понять.
– Стоп, солнышко, – властно оборвал я, – нельзя рассуждать о том, во что положено верить.
– Но почему? – не унималась Лина. – Кому от этого будет плохо?
Вместо ответа я проворно скользнул в правый окоп, и через секунду многострел Рода зашелестел чередой выстрелов. Одна стрекоза свалилась на траву, две других метнулись в сторону и вверх, застыв в вышине смертоносными чёрными точками. Через мгновенье застрекотало оружие Лины.
– Что у тебя, солнышко?
– Летающие твари.
– Сколько?
– Уже одна.
Так всегда начинается бой. Наступление пехоты и бронешаров засекает сканер, а вот перед крылатыми торпедами он бессилен. Сейчас подтянутся основные силы тамарцев, и передо мной предстанет полная картина боя.
А всё-таки мой лабиринт существует! Тамарцы наступают двумя группами, и атакуют они именно так, как я предполагал.
– Слева семеро, – чётко отрапортовала Лина.
– Справа около десятка, – откликнулся я.
Точно сосчитать противника мне не удалось, тамарцы успешно используют рельеф местности, но всегда можно сделать предположение по широте пятна на сканере.
Правый отряд двигался по ложбинке, именно так, как я и предполагал. Шансы уменьшить численность противника на таком расстоянии крайне малы, но я выпустил с полсотни пуль по врагу. Пусть знают, что их заметили. Продвижение под обстрелом занимает больше времени. Чуть позже слева зашипело оружие Лины, выплёвывая струи вихреобразной плазмы. Молодец, солнышко, подгоняй своих тамарцев! В моём лабиринте у них одна дорога, и прошагать её нужно ускоренно.
В схватке с превосходящими силами противника не стоит вести стрельбу с одного места дольше десяти секунд. Это как шанс вдесятером увернуться от одного мяча. Согласитесь, такой шанс гораздо выше, чем увернуться одному от десяти мячей сразу.
Я сменил позицию. По моим расчётам, вскоре противник должен приблизиться к кирпичной кладке. Длинный низкий фундамент несуразного строения должен казаться идеальной защитой для атакующей пехоты. И это почти так. Вот только в моём невидимом лабиринте не одна смертельная ловушка.
Я перебрался на вторую огневую точку. Здесь бугор, и гораздо выше, а вон там, в кирпичной кладке, имеется выемка. Небольшая такая выемка, но, надеюсь, её будет достаточно для пары-тройки прицельных выстрелов.
– Сержант, у меня уже пятеро! – гордо сообщила Лина.
– Молодец, солнышко, наш Бог гордится тобой!
– А любит тебя, – не осталась в долгу боевая подруга. – Если бы он так же любил Старину Рода, было бы кому прикрывать нас сверху.
Я мельком взглянул в сторону одинокой бетонной колонны, на которой мы оставили своего товарища. Помнится, перед спуском Лина положила возле Рода заряженную снайперскую трубку, а мне тогда даже и в голову не пришло, зачем. Разве я достоин быть любимцем Бога, если Лина верит в него намного сильнее?
За кирпичной кладкой мелькнул проползающий тамарец, и в ту же секунду мой многострел выпустил короткую очередь.
– Минус один, – радостно выдал я в эфир.
– Не расслабляйся, – подбодрила Лина, – следи за стрекозами. Знаешь, сержант, а ведь твой лабиринт работает! Мои сдвигаются к центру, правда, ползти им ещё долго. Ты точно сумеешь удержать правый фланг?
– Всё в руках Божьих, солнышко, – ответил я, выпуская длинную очередь. – Минус два!
В этот момент на меня спикировали стрекозы, коварно заходя со стороны слепящего солнца. Стараясь поскорее дотянуться до оружия Рода, я поскользнулся и выронил свой многострел. Он кувыркнулся по склону траншеи и, издевательски звякнув, сполз вниз. Одновременно с этим три тамарца вынырнули из-за кирпичной кладки и шквальным огнём буквально смели весь бруствер на второй огневой точке. Лёжа на дне окопа, я безостановочно палил картечью по стрекозам, неистово порождая свинцовый дождь, летящий к небу.
Времени в обрез. Надо бы поскорее отползать отсюда. В сущности, мне уже минуту назад нужно было покинуть пристрелянную точку. Где-то неподалёку громыхнули тамарские мины. Целый рой осколков пронёсся над моим окопом, сбив одну из пикирующих стрекоз. Вторая уже было дёрнулась вверх, пытаясь вновь превратиться в труднодоступную цель, но я накрыл её мелкой россыпью картечи. Последний привет из всех стволов от Старины Рода.
– Сержант, отползай, я прикрою! – раздался в наушниках голос Лины.
Как она прикроет, дурочка безбашенная! Над ней самой стрекоза висит! Да ещё вдобавок с той стороны атакующий отряд меньше, а значит, снайпер тамарцев именно там!
Я откинул опустевший многострел павшего товарища и устремился за своим оружием, так некстати отлетевшим в яму.
– Не высовывайся! Нет! Не вздумай, солнышко! – только это я и успел крикнуть в микрофон. Глухое уханье мин, звонкое стрекотание вылетающих пуль и шипящее потрескивание плазмы говорили мне о том, что вскоре боезапас Лины будет на исходе. А я, чёрт подери, всё ещё ползу к упавшему многострелу. Ну же, ещё чуть-чуть!
Добравшись до оружия, я вскочил в полный рост и помчался по окопу с максимально возможной скоростью. Теперь моя очередь прикрывать Лину. И хотя при этом пришлось непрерывно поливать тамарцев огнём, я не жалел патронов. Пусть противник лезет в подвал. Никого нельзя выпускать из лабиринта.
– Стрекоза! – услышал я в наушниках отчаянный вскрик Лины и сразу после этого её многострел замолк.
Нет, солнышко моё! Только не это, только не сейчас! Всё вот-вот должно получиться. Не покидай меня! Зачем нужна победа, которую не с кем её разделить? Кому нужен Бог, в которого некому верить?
Последняя фраза озарила моё сознание. Господи, на тебя уповаю! Если кого и воскрешать, так это Лину! Взгляни на неё, она верила в тебя так, как не верил никто другой. Даже я не имею такой веры, а меня называют твоим любимцем!
В моём многостреле закончились патроны, а плазменные спирали стали гораздо короче. Скоро оружие превратится в бесполезный предмет, которым даже не ударить наотмашь. Я почти добрался до позиций Лины, когда пуля тамарского снайпера угодила мне в передний лист брони. Сознание на миг помутнело, но разум не посмел оставить меня в трудную секунду. Нельзя отключаться даже на мгновенье – ещё столько нужно сделать.
Вот и Лина. Взрывной волной её откинуло на бруствер. Видимо, моё солнышко успела сбить стрекозу на подлёте. Я слишком хорошо помню раскуроченную броню зелёных новобранцев, неосторожно подставившихся под таран стрекоз-камикадзе. Подлети крылатая торпеда вплотную – от Лины ничего бы не осталось. На тщательный осмотр нет времени, внешних повреждений не заметно – и то ладно. Я отбросил опустевший многострел и осторожно поднял боевую подругу, подхватив её оружие.
В моём лабиринте остался последний поворот, и к свободе ведёт ниточка траншеи. Пули свистели надо мной, а я, что было сил, мчался по этому извилистому ходу, неся на себе изрядную ношу. При этом мой внутренний таймер хладнокровно отсчитывал секунды.
Пять, четыре, три, два, один, ноль. По всем расчётам, обе группы тамарцев уже должны были добежать до воронки. Я резко развернулся, вскинул многострел Лины и дал полный залп из всех стволов. Когда ведёшь огонь такой интенсивности, боезапаса хватает секунд на тридцать. После этого ты просто безоружная мишень. Лина уже изрядно опустошила свой боекомплект, когда старалась прикрыть меня, ползавшего по второй огневой точке. Но мне и не нужно много.
Один, два, три, четыре, пять. Ноль. Больше зарядов нет. Я видел, как одна группа тамарцев, застигнутая моим залпом врасплох, ныряет в воронку с импульсной пушкой. Как другая группа вражеских пехотинцев, радостно устремившись за мной, приближается к заветной ловушке. Эти недоумки хотят взять меня в плен? Поздно! Я вышел из лабиринта. И пусть мой противник навсегда останется в нём!
Дистанционный выстрел, максимальная мощность. Никогда бы не подумал, что импульсные пушки взрываются так громко, так красиво и так вовремя. Думаю, вряд ли кто-то из тамарцев остался цел.
Мы победили, слышишь, солнышко, мы опять победили! Всё, что нужно сейчас сделать – это положить тебя рядом со Стариной Родом. Я знаю, наш Бог гордится нами и любит нас, а значит, мы вправе рассчитывать на награду!
Совершенно внезапно силы мои исчезли, и я осел наземь, с трудом удерживая Лину. Между пластинами моей передней брони вдруг обнаружилась маленькая дырочка. Чёртов снайпер! Он всё-таки меня задел! Через пробитое отверстие вытекало машинное масло, оно разбрызгивалось вентилятором охлаждения и постепенно заливало контакты, а блокиратор возгораний неторопливо отключал меня от питания.
Внезапно небеса разверзлись, и я увидел лик Бога. О, как же он мудр и прекрасен, рождённый в любви, для любви и во имя любви!
Бог осторожно протянул ко мне руку и положил меня на ладонь.
– Господи, воскреси, воскреси Лину и Рода, – попытался прошептать я. – Если не сможешь обоих, воскреси хотя бы Лину. Но ради всего святого, не воскрешай меня одного, даже если я твой самый главный любимчик…
***
– Глянь, Тамарка, это мой самый любимый солдатик! – Мишка радостно разжал маленький пухлый кулачок. – Смотри, его ещё можно починить!
Маленькая белокурая девочка хмуро ковыряла сандаликом песок.
– Если бы не он, – восторженно тарахтел мальчуган, – мне бы ни за что не победить тебя!
Девочка нахмурилась ещё сильнее, заложила руки за спину и обиженно надула губки.
– Тамарка, а давай сыграем ещё раз! – не унимался мальчик.
– Знаешь, Мишка, твои солдатики – это полный отстой! – презрительно заявила девчушка. – Давай я научу тебя играть в куклы! |
Рассказ открыт для комментариев