 |
|
| |
12:11 08.06.2024
Пополнен список книг библиотеки REAL SCIENCE FICTION
20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.
|
|
|
|
|
|
Как много из того, о чем мечтается в детстве, остается нереализованным. Охота в тропическом лесу, покорение глубин с аквалангом, полет в космос, парашютный прыжок… Детские мечты порой тем и хороши, что не становятся реальностью. Когда Герман Трубников был еще Геркой Трубой, то часто пробовал представить, что ощущает человек в свободном падении, когда нет веса, по всему телу бьют тугие жгуты воздуха и на тебя несется с бешеной скоростью земля. Удивительные, должно быть, чувства рождает полет… Эх, хороши бесплодные грезы детства! Именно неосуществимостью.
На самом же деле, когда под ногами внезапно пропала опора, Германа скрутил животный страх, выключив остальные чувства. Он падал в никуда, в темноту, и ужас не отпускал, давя, как пассатижи орех. Начисто пропало ощущение атмосферы. Он - мельчайшая песчинка, несущаяся сквозь пустоту навстречу… Чему? Он сгорит метеором в плотных слоях? А если вовсе не будет атмо- или гидросферы, например жидкого метана? То в лепешку о твердую поверхность? Кажется, он кричал, пока не исчез сам для себя.
Герман пришел в сознание от страшного зуда на лице, ладонях, запястьях. Массированная атака комаров. Сотни, если не тысячи кровососов сотрясали воздух мерзким писком над распластавшимся на земле человеком, а десятки самых успешных уже наполняли серые брюшки. Укусы оказались действенным противообморочным средством – не хуже нашатыря или похлопывания щек. Герман приподнялся, протер руки и лицо, давя назойливых тварей; с трудом сел, опираясь о землю, огляделся. Лес. Не просто рощица какая, а настоящая тайга. Огромные – не обхватишь – сосны стояли плотной стеной. Их ветви почти закрывали небо, отчего тут царил полумрак, хотя сейчас, – указывал кусочек голубизны над головой, - была середина дня. Деревья от корней до кроны поросли мхом, как и почва вокруг. Сырость. Низинка. Джинсы на заду уже пропитались водой. Но не только с зудом и промокшими штанами связаны неудобства: что еще не так? Гера ощупал себя и ахнул – исчезли фирменные японские плавки, джинсы теперь надеты прямо на голое тело, мало того – с них пропал «зипер», пуговица и клепки. Отсутствовали пуговицы и на рубашке. Что за хрень такая! Он с беспокойством глянул на ноги: дорогущие кроссовки, слава богам, на месте, хотя без шнурков. И носков нет. Герман поднялся на затекшие ноги, придерживая одной рукой джинсы, другой отгоняя настырных комаров. Потрясение, вызванное падением в бездну, еще не прошло; голова соображала туго. Душили отчаяние и обида - впору закрыть лицо руками и разрыдаться. Возможно, Гера так бы и сделал, если б не проклятые насекомые, решившие, по-видимому, выпить из него всю кровь, до последней капли. Пришлось срочно изыскивать защиту. Герман заприметил низкорослое лиственное дерево, вероятно осинку (скудны были его познания в ботанике). А, не один ли черт! Не время забивать башку ерундой! Он отломил ветку погуще и попробовал махать ею – без толку. Обнаружив, что материал достаточно гибок и прочен, Герман выбрал ветвь подлиннее, очистил ее от листьев и пристроил на джинсы вместо ремня. Нелепая конструкция не позволяла штанам свалиться. Рубашку пока пришлось оставить расстегнутой, давая дополнительное преимущество комарам, не желающим оставить человека в покое. При всех неудобствах, доставляемых кусачими тварями, их присутствие имело несомненный плюс – не давало Трубникову времени для стенаний по поводу отчаянного положения, в котором он оказался.
* * *
«Он наверняка отправит их вслед за тобой. Как только будешь на месте, сразу уходи… Держи строго на запад. Постарайся выйти к…»,- сбивчиво объяснял Егорыч, пока еще держалась дверь, сотрясаемая ударами. «Кто «он»?»,- перебил его Гера. «Главный… Прощай Герман…». Силы совсем покинули старика; он был на грани обморока. «Я вас не оставлю!» - отчаянно закричал Гера, но было поздно. Пол, как показалось, пропастью разверзся под ногами и,.. вот он здесь.
«Держи на запад»,- наставлял шеф. Эх, Егорыч, Егорыч… Где этот чертов запад!? А ведь что-то такое проходили в школе, по географии… Герман напрягся. Припомнил: «Мох наиболее густо растет с северной стороны дерева». Ну, да, верно! Если встать лицом к северу, запад будет… слева. Туда!
Герман шел, не разбирая дороги, лишь бы убраться подальше. Продирался сквозь кусты, перелезал через буреломы. Он подсознательно старался найти следы присутствия человека: тропинку какую-нибудь, просеку-вырубку, затесы на стволах… Ничего. Дикой и неприветливой выглядела чащоба, в которую забросила его судьба.
Лес был полон звуков. Отовсюду неслись: стрекот, жужжание, перестук, чириканье, писк, хруст. То и дело, буквально из под ног, выпархивали птицы. Да, сколько их тут? Бурые белки, а может и куницы, или даже соболи, прошмыгивали, сотрясая густую хвою прямо у Геры над головой. Непуганое зверье. Да, похоже, не часто забредают сюда люди. Стоп! Что там еще!? Хруст стал отчетливее и сменился громким треском - должно быть, крупная топталась животина, да не одна. Герман, на всякий случай, пригнулся и осторожно раздвинул кусты. Взору открылась широкая поляна, беззаботно освещенная солнцем. Несколько мгновений глаза привыкали к свету.
Ого! С противоположной стороны, ломая заросли, выскочил бык. Коричневой масти, со светлой полосой вдоль хребта, с хищно изогнутыми рогами. Герман, сугубо городской житель, побаивался любую скотину, если та была крупнее кошки, но сейчас появление животного обрадовало – значит где-то рядом люди! Выходить из укрытия он, все же поостерегся – бес его знает, что на уме у этого красавца-рогоносца. Инстинкт, как стало ясно сразу же, спас Геру от огромных проблем. Бык повел себя очень странно: выскочив на поляну, развернулся, задрал голову и издал утробный рев, исполненный такой дичайшей ярости, что враз умолкла вся пернатая мелочь. Ответом ему был звук, которому позавидует и паровоз; на поляне появился еще один бугай – практически близнец первого. Свирепые самцы принялись бить копытами землю, вырывать рогами и кидать за спину куски дерна.. Убедившись, что ни рёвом, ни угрозами противника не испугать, быки закружили, намереваясь устроить нешуточный бой. Раздался стук, словно щелкнули огромные кастаньеты – это соприкоснулись рога. Будто мушкетёры проверяли прочность шпаги визави. Герман запутался, который из быков выбрался на поляну вначале, и не мог бы сказать: какой первым бросился в атаку. Тяжелый топот, фырканье, хрипы сопровождали яростную схватку. Дрожала земля. Быки расходились, мотали пенными окровавленными мордами, ревели и опять шли «на таран».
Гера остолбенел. Напуганный и потрясенный стоял он, боясь шелохнуться. Неистовая злобность бешеных тварей противоречила всем его представлениям о домашних животных. Самый свирепый андалузский бык, гроза матадоров рядом с этими монстрами живой природы смотрелся бы как немецкая овчарка вблизи сцепившихся в смертельной схватке бультерьеров. «Они ж дикие!», - дошло до невольного свидетеля поединка. Один из «бойцов», истекая кровью, повалился на бок.
Гера, стараясь не наступить на какую-нибудь хрупкую веточку, поспешил прочь от опасной поляны, благо она лежала в стороне от «магистрального направления». «Нужноделатьноги, нужноделатьноги, нужно…»,- крутилось в голове заевшей пластинкой.
Лес кончился внезапно, как обрезало. Впереди - чистое поле. Именно чистое: ни построек, каких, ни пашни. Вольные луга. И ни малейшего намека на человеческую деятельность.
Вечерело. Герман был в полном отчаянии. Куда теперь!? Ноги подкашиваются, желудок подвело, все тело зудит от комариных укусов, а лицо опухло, точно с двухнедельного запоя. Так и брел он полем, куда глаза глядят, решив, что нужно идти, покуда хватит сил, а там… видно будет.
Рано или поздно кончаются силы и у самых выносливых. Трубников понимал, что дошел до предела своих возможностей. Приспела ночь; темень – хоть глаз коли. «Всё, приехали. Конечная станция. Пассажиров просим покинуть вагон». Сейчас он упадет и … В этот момент Гера ткнулся в изгородь. Сначала он ничего не понял и несколько мгновений с упорством достойным барана налегал грудью на препятствие. Наконец дошло: «Забор! Ограда, плетень, тын… О, боже, здесь люди! Человеческое жилье». Изгородь была почти два метра высотой и сделана на совесть – без прорех.
- Эй, люди! Хозяева!!!- прокричал Герман.
Голос утонул в ночи, как в пруду камень. Ни звука в ответ. Хотя бы собака залаяла… Где-то должна быть калитка. Или ворота. Гера пошел вдоль изгороди. Она тянулась и тянулась сплошной лентой, плавно загибаясь, без каких бы то ни было промежутков. Герман остановился собраться с мыслями и найти выход. Вернее вход. Ограда, похоже, шла по кругу. Может, в темноте, он уже обошел ее всю. А может и не один раз? Гера схватился за голову. Что за чертовщина происходит!? «Так, спокойно. Не будем поддаваться панике. Раз огорожено, зачем-то это нужно … Гениальная мысль!» – Гера громко расхохотался, давая разрядку натянутым нервам, и испугался – смех жутко прозвучал в ночной тишине. Так нельзя. Успокоиться. Взять себя в руки. «Дьявол их знает, для чего они поставили изгородь. Потом разберусь. Надо перелезть ограду и идти к центру круга. Почему к центру? Ну, так… Если там что-то имеется, то, скорее всего – посередке. А если ничего нет? Можно будет хотя бы заночевать в огороженном месте, а не посреди дикого поля».
Боялся зря. Шагах в сорока от забора Трубников едва не впечатался в бревенчатую стену. Изба. Герман остановился в нерешительности – уж очень неприветливо выглядел этот дом. Темные, наглухо закрытые ставнями, окна. Полное безмолвие. Склеп, прямо. Но чувство опасности у еле волочащего ноги путника притупилось настолько, что он просто отмахнулся от мрачных мыслей и поднялся на крыльцо. Постучал.
- Входи, человек, коли с добрыми помыслами.
Дверь отворилась с мелодичным, каким-то даже родным, скрипом. Сразу же в глаза ударил яркий свет. Электричество! Вполне цивилизованное жилье. Впрочем, Герману было уже все равно.
- Проходи, гость дорогой. – Голос показался Трубникову знакомым.
Герман пересек прихожую, – а не деревенские сени, как можно было ожидать, - и оказался в просторной комнате.
- Здрас…- Слова застряли в горле – с дивана у стены на Германа смотрел, приветливо улыбаясь, Егорыч. – Вы?!
- Как звать-величать тебя, добрый человек? – Егорыч не признал помощника. Или делал вид, будто не узнает.
- Егорыч, это же я, Герман!
- Садись Герман. Вот и стул.
Опять загадки. Не много ли, на сегодня. От усталости Герман уже ничего не соображал. Он покорно уселся, точнее, рухнул на стул, а глаза закрылись сами. На минуту-другую Гера буквально выключился, но хозяин легонько тряхнул его за плечо.
- Притомился, Герман? Вижу… Из леса, значит, вышел? Давай-ка, я тебя в ванную провожу.
Гера поднялся и безропотно последовал за хозяином.
- Вот душ, - пояснял Егорыч.- Ты сначала горячий сделай, потом ледяной, потом опять горячий – усталость пройдет. Вон полотенце. А об одеже твоей я озабочусь.
Живительные струи помогли Трубникову вновь ощутить себя мыслящим существом. Благодать! Так бы и стоял под душем… «Хватит. Хорошего – понемногу». Не терпелось поговорить с Егорычем – пусть объяснит, что все это значит.
Хозяин постучал и сказал, что одежду оставляет на стульчике, перед дверью ванной.
Сверху лежали трусы. Обычные, хэбэшные. Не ношенные. Вот спасибо Егорычу! Уж очень некомфортно ощущал себя Гера без этой простой вещицы. Джинсы и рубашка были его, только чистые, будто выстиранные, с новыми пуговицами. Чудеса! Имелись также новые хлопчатобумажные носки. Под стулом стояли кроссовки. Со шнурками.
- С легким паром! – приветствовал гостя Егорыч.- Хотя, о чем это я – ты же не из бани… Давай Герман, к столу. Повечеряем, да потолкуем.
После предложения «повечерять» следовало ожидать какой-нибудь необычной, «фольклорной» сервировки: мисок, деревянных ложек, самовара… Нет, обычная посуда: тарелки, вилки, рюмки, хрустальный графинчик. Посередине блюдо с источающим пар кушаньем: кажется, рагу с мясом. Много холодной закуски: соленья, копчености, салаты. Гера едва не захлебнулся слюной. Как же он проголодался! Мельком, все же, окинул взглядом комнату. Нормальная мебель. Шкаф, секретер, диван. Без особого выпендрежа. Книги на стеллажах, за стеклами. На полу – ковер с толстым ворсом. Хозяин тоже выглядел вполне современно: в домашней пижаме, аккуратно пострижен и гладко выбрит. Это был, без сомнения, его начальник Михаил Егорович Ложносолнцев, только помолодевший – смотрелся лет на тридцать пять, не более.
- Давай-ка по маленькой, за знакомство! – Егорыч налил из графинчика в рюмки. – Здравы будем!
Герман набросился на еду, забыв о приличиях. Наливка, которой угощал хозяин, слегка ударила в голову. Егорыч не расспрашивал ни о чем, подкладывал в его тарелку, подливал в рюмку. Утолив первый голод, Герман поинтересовался:
- Егорыч, вы меня не помните?
Хозяин покачал головой.
- Вот что, Герман, говори мне «ты». Здесь принято, да и разница в возрасте не столь уж велика.
- Мне так неудобно…
- Сделаем как удобно мне, ладно?
Егорыч оставался самим собой.
- Хорошо. Если вы,.. то есть ты хочешь… Может на брудершафт выпьем? – хихикнул Трубников. - Как будто мы не знакомы?
- Это ты брось! Если ты когда-то и встречался со мною – то был другой Егорыч. Тот, кем мне еще предстоит стать. В моём будущем. В твоём прошлом.
Трубников глянул по сторонам, на шкаф, остекленные стеллажи, на люстру с пятью лампочками, и хмыкнул: видать не в очень далеком прошлом он очутился. Или шеф просто морочит ему голову?
- А здесь… какой год?
- По-вашему? Год одна тысяча двести пятидесятый от Рождества Христова.
Герман присвистнул.
- Что, правда!? Тринадцатый век? Нашествие татар, Батый, рыцари Тевтонского Ордена, Александр Невский… И все это сейчас?
- Для тебя, пожалуй, «сейчас». Однако, уж восьмой год минул, как князь Александр Ярославич бился с тевтонцами на Чудском озере. И татар здесь нету. Здесь Русская Земля.
- А-а, понятно… То есть, ни черта не понятно! Вы… ты одновременно и там и тут, что ли? Или ты из нашего времени сюда сбежал, да всю обстановку и прихватил?
- Никуда я не сбегал, - обиделся Егорыч.- Живу и живу. С рождения. Ну, балуюсь маленько, вещицами разными, мудреными. Я ведь маг. Умею заглядывать в будущее. И в прошлое. Пожелай я, скажем, богатства, мог бы подглядеть, где разбойниками, лет сто назад, клад в лесу зарыт. Мне надо? Золото, или самоцветные камни, какие, я и сам могу создать, хоть из козьих окатышей. Только они мне ни к чему.
- Ясно. Обустроил, значит, себе хату по последнему слову техники двадцатого столетия. Перекинул оттуда сюда?
- Ты, Герман, видать, не посвящен. Сюда из будущего ничего забрать нельзя. Только послать в прошлое… Все сделал я, извини за нескромность. По вашим образцам, конечно. С магией уладился, сам понимаешь.
- А электричество?
- Ну, ветряк и генератор. Он у меня за домом. Воду из колодца насос качает.
- А неплохо ты устроился! Дом со всеми удобствами. Хоть и в тринадцатом веке. Ха!
- Я-то? Ну, грешен. Не след бы мне этого делать… Нарушаю законы Божии. Мнится, кара за то будет.
Похоже, Егорыч верно предвидел. Там, в будущем, наехало на него «колесо судьбы» в лице Меченого и его «братков».
- Ну, а я?- поинтересовался Герман. – Со мной как теперь?
- Смеёшься? Я же ничего не знаю пока.
- Так я расскажу всё, - заторопился Трубников.
Егорыч его остановил:
- Э, так не пойдёт. Ты же устал? Вот, давай, спи и увидишь во сне, всё, что мне надо знать.
Сон мгновенно сморил Германа. Расслышал только, как Егорыч приговаривал, укладывая его на диван:
- Оттрубился Трубников.
Шутником он был, М.Е. Ложносолнцев.
* * *
Поднялся Герман еще до рассвета: его не слишком вежливо растолкал Егорыч.
- Вставай, лежебока! Дело делать надо. Быстро одевайся, умывайся, зарядку, завтрак – и в путь. Зубную щетку, бритву и полотенце найдешь в ванной. Бегом!!!
Пока Трубников брился-умывался, хозяин из-за двери растолковывал:
-. Я уже в курсах про текущий процесс, покопался в твоих извилинах, прости уж, словечек-паразитов, черт возьми, нахватался… Ну, тема тут такая, блин…
- Егорыч, не ври! Я такими словами не пользуюсь!
- Отзынь, это всё фигня и панты. Шарага за тобой припёрлась. Шкандыбают, гады, по лесу. Поплутают, ясный пень, но ведь нарисуются скоро… Примочки с прибамбасами у них клёвые.
- Чего?
- Да артефакты мощные он им дал.
- Кто?
- А черт его знает! Сволочь какая-то, короче. Главное, я их замочить ну никак не могу. И тебя не могу в будущее отправить.
Стрелой, пулей, нейтрино вылетел Герман из ванной.
- Как это «не могу»?!!
В коридоре Егорыча не оказалось. Казалось, говорили сами стены:
- Не ори! И без тебя хреново. Если Меченый тут, значит, я там уже не мог им помешать в моё время отправиться. Значит, они меня там убили. Понял? Если ты всё, иди на кухню.
Герман хотел спросить, где она, но тут же почувствовал запах и отправился, куда потянул желудок.
Егорыч пил что-то похожее на таёжный чай.
- Шеф, мне на самом деле придётся жить в тринадцатом веке всю жизнь?
- Гера, не умничай, разговаривая с покойником. Хотелось бы покоптить небо подольше… Правда, тут не мой случай. Я, судя по всему, тратил все магические силы на поддержание бытия. Грустно. А ты давай-давай, наворачивай.
Геру ожидала полная сковорода жареных с луком грибов.
- То, что я тебя не могу отправить в будущее – ерунда. Я могу отправить тебя в прошлое. А поскольку время это змея, кусающая свой хвост, то…
- То?
- То надо, что бы Меченый сотоварищи не рванул следом за тобой.
- А что им от нас нужно?
- Ты хочешь им это отдать? – Егорыч криво ухмыльнулся.
- Что отдать?.. Нет, не хочу. Я хочу знать, что им…
- Им нужна моя дорога.
Замолчали. Трубников пытался осознать услышанное, и при чем тут он, а Ложносолнцев молчал, ибо все сказано.
- Но я ни о какой твоей дороге не знаю…
- …хотя сейчас по ней отправишься. – Продолжил за Германа Егорыч. – Я один знаю, а теперь ясно, что и в твое время буду знать один, как из прошлого оказаться в будущем: возвращаясь в прошлое. Шаг за шагом. Сейчас ты двинешь. А я – буду работать с братками. По полной программе.
* * *
Меченый был зол как… как… Нет того, с кем можно было бы сравнить злого Меченого. Любой другой не выдержал бы этой злобы и умер на месте. Колдун их кинул, совершенно понятно. Обкурил чем-то, вывез в лес, как каких-то тупых бизнесменов, и бросил полураздетыми. Из оружия (смешно сказать!) один лишь костяной стилет на шелковой нитке остался. Правда, не простой – время от времени сам собой приподнимается с груди и будто тянет за собой, указывая остриём, куда надо двигать.
После, дело понятное, обзавелись кое-чем. Не фонтан, конечно: не «калаш» и не «узи», но что тут, в лесу, отыщешь?
Беда с одеждой… Больше всего не повезло Жеке Кожаному. Остался в одних боксерских трусах. Меченый с парнями прикинули: оказывается, из одежды всё, что не хлопок, не шелк и не кожа, у них не осталось. Сука колдун, мог предупредить. У Жеки штаны и куртка из кожзаменителя были. Теперь он как культурист на выступлении. Только вместо слоя темного масла на рельефном теле сплошь раздавленные комары.
Мишка Индеец повязал джинсовку вокруг бедер, благо тельняшка осталась. На гнусов внимания не обращал: пусть жрут, терпимо.
Бобёр в одной футболке тоже хорош. Ишь, в сторону косится… Но никто же не виноват, что у него с Меченым размер джинсов одинаков? Зато Меченый ему свою футболку отдал: сам остался в рубашке.
Хуже всего с кроссовками. Они вроде и есть, а подошва-то пластиковая… Может, будь каучуковой – и обошлось бы, а так…
Попадись этот колдун… Меченый нес на плече увесистую дубину. Мишка Индеец оторвал один рукав тельняшки, завязал узлом, положил туда окатыш, подумывающий о карьере валуна. Жека - тоже с каменюкой. Только напоминает рубило: длинная и такая, что можно легко удержать в руке. Бобёр, тот выломал ореховый прут, обеспечил себя копьём.
Хорошо, что медведь вышел на них уже после того, как обзавелись этой всячиной. А то бы не он от них, а они врассыпную кинулись. И что было бы, коль мишка погнался бы за кем?
Крест тянул то в одну сторону, то в другую… Наконец – вышли. Уже ближе к полудню, по крайней мере, солнце стояло высоко. Изгородь. Сунулись, первый полез Бобёр, а она под напряжением. Бобра так вдарило, отлетел бедняга. Оставили отлежаться, пошли в лес обратно. Нашли поваленное дерево, запихнули на ограду, перелезли.
- Избушка-избушка! – крикнул Меченый, - А ну, повернись к нам передом! А то спалим, к ядреней Фене!
Огонь был для них больным вопросом. Сигареты на месте, а вот зажигалки исчезли. Спички может, и сохранились бы, только они ими не пользовались. Курить очень хотелось, и это было еще одной причиной злобы Меченого. Впрочем, как и всех остальных.
Дверь отворилась. На высокое крыльцо вышел Егорыч. Строго и внимательно оглядел пришлых.
- Меченый, смотри, как две капли… Сын, наверно? – тихонько проговорил сзади Индеец.
Меченый прикинул, что к чему. В такой избе, как знать, и двустволка могла на стеночке висеть, заряженная медвежьим жаканом.
- Слышь, мужик. Мы к тебе ничего не имеем. Батю твоего, или он брат тебе старший, мы лично не трогали. Он сам, от старости. Могу перекреститься.
Егорыч спросил без улыбки:
- Неужто крещёный?
- А то! – гордо откликнулся Меченый. – В церковь каждый месяц, и на Пасху с Рождеством хожу. Но ты нам зубы не заговаривай, парнишка у тебя ховается?
Из-за спины Егорыча выглянул Гера. Выглянул, и снова исчез в тёмной глубине сенец.
Меченый успокоился. Босс предупреждал, что парня может тут не быть, и что в этом случае делать. Но он – тут, так что все в порядке.
- Давай без драки: мы парнишку заберем с собой, и тебя не тронем.
Из-под крыльца вылезла здоровая, похожая на волка собака и легла на траву.
- Как же ты, Денис, думаешь, Бог тебе все прегрешения отпустит?
Меченого давно уже не называли по имени.
- Я не понял, при чем тут мои грехи? Попы отмолят!
- А давай, я тебе покажу, что тебе на том свете будет? – Егорыч, стоящий на крыльце, закрыл глаза.
Парни стояли и ждали команды Меченого. В три-четыре прыжка они достигнут мужика, не успеет он ни развернуться, ни спрятаться в хате. Собака здорова, но камнем по голове – и все дела. Однако Меченый молчал. Остальные трое стояли сзади него и не видели лица. И их счастье, что не видели. Ужасно было оно. Страшное видел Меченый. Тело его, ввергнутое в каталепсию, стояло как вкопанное, но тронь – на бок завалится. Горло сдавило будто железной хваткой, даже вздохнуть трудно, а уж выдохнуть и подавно. И только глаза жили. Они выдавились наполовину из глазниц, напитались кровью, сделавшись похожими на пасхальные яйца, и поглотили всю радужную оболочку зрачками. А может, зрачок и на белок полез от боли – поди, разберись!
- Эа. Э-а…э…А-а-а-а-а-а-а!!!!
Трубникову, мчащемуся сквозь время и поддерживающему связь с Егорычем через двойника - восковую куклу, которую волшебник одел в его, Германа, вещи и окропил несколькими каплями крови, этот рёв напомнил давешний бой лесных быков.
Как ударенный сзади косой по коленям рухнул на перед Ложносолнцевым Мечников.
- Верую!! Научи, как жить?!!
- Меченый, ты в себе?
Парни не понимали происходящего.
Ну, это не важно. Всё понимал Егорыч. Он четыре раза щелкнул пальцами, будто положил крестное знамя, и сказал сакраментальную и простую фразу:
- Будьте здесь и будьте там.
Всё. Парни перестали видеть и слышать происходящие.
- Денис. Это так и есть. Я предвижу будущее. И это только половина из того, что тебе предназначено. Но ты будешь молиться. Всё отпущенное тебе время. И на твою долю останется только вот то, что видел.
- «Только»?
- Знаешь, если бы ты бывал в церкви чуть меньше, всё было еще хуже. А пока… Работай. Скоро сюда придут люди. Построй скит. Учи их слову божьему. Ты в храмах много что слышал. Дружки твои… Ты уж с ними поласковей. У нас тут на юге татаро-монгольское иго, понимаешь.
- Чего?
- Подумаешь – поймёшь. А мне пора. Созрел я.
- Чего?
- А это ты не поймёшь, можешь не думать.
И растаяла изба. Вместе с Егорычем, псом, и восковой фигурой Германа, так ловко сделанной Ложносолнцевым из запасов своих бортнических.
Парни, разбредшиеся по лугу, пришли в себя, и с удивлением оглядывались.
- Что это было? – спросил кто-то.
- Всё было… правдой, – ответил Денис грустно.
* * *
В этот раз падение в бездну Герман перенес куда как спокойнее, хотя, чего греха таить, холодный сгусток в районе диафрагмы присутствовал. Ну не экстремал он, наоборот – сибарит, любитель пива, хорошей компании, преферанса по копейке за вист, чтобы не напрягал результат. Нормальный молодой специалист, вчерашний студент, а ныне - рядовой сотрудник «полузакрытого» исследовательского центра… Вот только выбора у него не было.
Местность, где теперь оказался Гера, нисколько не напоминала недавний дремучий лес. Господствовала унылая тундра: равнина, под ногами чахлая травка, кругом уродливые карликовые березы, островки лежалого снега, лужи-болотца. Холодный ветер гнал, с огромной скоростью, низкие облака. Вдалеке топтались какие-то крупные звери: может овцебыки, а то и мамонты – не разобрать. Гера мгновенно продрог до костей. Приплясывал, хлопал по бокам. «Давай, Егорыч, давай отправляй дальше. Замерзну к такой матери!.. А это еще кто?!!». Вовремя обернулся - сзади к нему приближались, короткими перебежками, два странных существа. Обезьяны? Или… «Господи, помилуй! Только не это!». Люди? Гера запаниковал: нет для человека более страшного противника, чем другой человек, чужак. А этих и людьми-то назвать – язык бы не повернулся. Заросшие от макушек до пят рыжим волосом, с непомерно длинными руками, без шей, с сидящими прямо на плечах головами: чудовищная помесь человека и зверя. Они явно собирались напасть. У Германа не было на сей счет ни малейшего сомнения, как не вызывал сомнений и итог: свирепые «человекозвери», вооруженные дубинами, наверняка каннибалы, разделаются с ним в два счета!
Спасла, должно быть, одежда – «троглодиты» не спешили атаковать столь необычного вида пришельца. Они резко остановились, перебросились несколькими гортанными возгласами, затем принялись орать громче, не иначе, созывая своих. Герману, к счастью, не довелось узнать, верна ли его догадка. Вновь «разверзлась земля» и продолжился стремительный полет сквозь тьму.
И вновь в глаза ударил ослепительно-яркий свет. Жаркое, словно в тропиках, солнце играло бесчисленными бликами на уходящей за горизонт водной поверхности. Море! С небольшого пригорка Герман смог рассмотреть узкую полоску песчаного пляжа, гряду дюн, яркую, словно с буклета турфирмы, зелень низкорослых пальм, там и сям разбросанных вдоль берега. Курорт, и только! А вокруг – ну и ну! Ботанический сад, право слово: буйство тропической флоры самых невероятных цветов и оттенков. И звуки! Какофония фауны. Сочинение безумного композитора-авангардиста. Кваканье, вой, визг, рев наполняли влажный, перенасыщенный ароматами воздух. Недолго любовался Герман «киплинговской» природой - последовал новый скачок.
А-а-а-а! Трубников едва не захлебнулся. Вынырнул на поверхность и отчаянно замолотил руками. Кругом только соленая вода и ни клочка твердой земли. На этот раз он угодил прямо в море. За что же ему такое!
- Егорыч!! - отчаянно завопил Гера. – Помоги! Тону!!
Разве мог его, затерявшегося во времени, услышать оставшийся в тринадцатом веке начальник? Но случилось чудо – Егорыч откликнулся:
- Герман, что случилось? – Голос шел «изнутри» сознания.
- Тут море!
- Не бойся! Продержись минуту, от силы полторы… Потом отправлю дальше. Ты пребываешь сейчас в мезозойской эре – сто двадцать шесть миллионов лет от нас.
«Продержись». Легко сказать… Герман, вообще-то, неплохо плавал, но мешала тесная одежда, сковывала движения. Одно хорошо: вода была сильно соленой. Не как в Мертвом море, разумеется, а все же держит,.. пока. О чем еще толковал Егорыч… «Мезозойская эра»… Так здесь что, динозавры!? Воображение нарисовало огромных хищных тварей, крадущихся из глубины, разевающих страшные зубастые пасти, готовящихся разорвать его на клочки… Непомерно долго тянулись полторы минуты.
Еще «прыжок». Трубников знал, что его продвижение в прошлое каждый раз ускоряется: тысячи лет, миллионы, десятки миллионов… А еще Герман теперь мог, глазами двойника, видеть все происходящее в доме Егорыча.
Еще не обсохнувший после купания в мезозойском море, Герман стоял по колено в липкой вонючей грязи, держась обеими руками за ствол неведомого ему растения: то ли древнего бамбука, то ли хвоща. Густые заросли из таких же коленчатых, мачтообразных стволов закрывали обзор. Противная тварь, напоминающая стрекозу, только огромных размеров – до метра в длину – таращилась на него иссиня-черными ячеистыми глазами. Стрекоза оседлала кочку в двух шагах от Германа и покуда не выказывала враждебных намерений. Гера, в свою очередь, старался не двигаться: «Сиди, сиди. Я тебя не трогаю, и ты – не трогай».
- Герман, ты живой еще? – мысленно позвал Ложносолнцев.
- Егорыч, миленький, когда уже конец!? Давай, возвращай домой,- взмолился Трубников.
- Потерпи, чуть-чуть осталось.
- Сколько «чуть-чуть»?
- Полтора десятка миллиардов лет - всего-то делов,- спокойно ответил шеф.- Да, ты не боись – пролетят единым мигом. Попадешь на момент начала Большого Взрыва и, если верны расчеты ваших ученых…
- Как это, «если верны»? – разволновался Герман.
- Ни в чем нельзя быть уверенным. Пока сам не проверишь. Ну, давай, Герман, с Богом!
- Подожди! Как же я там буду…
Трубников не успел спросить, чем будет он дышать, когда окажется в Космосе, да еще в момент рождения Вселенной, не спросил, почему «сам», если проверяет он, а не Егорыч… На этот раз он «падал» не в абсолютной темноте: вокруг роились светящиеся точки. Разных оттенков, яркие и тусклые. Звезды? Их становилось все больше: рои светляков сливались в единый поток, огромную огненную спираль. Невесомый и нематериальный, Герман наблюдал со стороны грандиозную картину Рождения Мира, только в обратном порядке, словно пущенную наоборот в скоростном просмотре видеокассету. Спираль сворачивалась в колоссальный клубок, который все время уплотнялся, превращаясь в шар, затем в точку, вспыхнувшую зажженной спичкой и погасшую…
* * *
Слева от массивной, старинной, времён Александра Третьего входной двери, под доской объявлений, на затянутом красным сатином столике, стоял портрет, угол которого перерезала шелковая черная лента; сбоку – стеклянная банка с шестью темно-бардовыми гвоздиками. Моложавое лицо, скорее того Егорыча, из тринадцатого века. Ироничный взгляд. «14 апреля 2000 года на 69 году жизни скоропостижно скончался заведующий отделом, заместитель директора по науке в 1955-1991 годах, доктор философских наук, кандидат технических наук, кандидат исторических наук, лауреат Государственной и Ленинской премий, Ложносолнцев Михаил Егорович».
Герман, сделав усилие, сглотнул. Ком так и стоял в горле. Окинул взглядом вестибюль и остановил глаза на небольшом листке, висевшем прямо над портретом. Объявление гласило: «16 апреля в конференц-зале Института состоится защита диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук на тему: «История основания скита Варравы Меченого. Соискатель: И.И.Светозаров-мл.».
Трубников усмехнулся невесело. Боже мой! Так вот, какими разбойниками основан в тринадцатом веке Скит. Гримаса истории: самое духовное в здешних краях место возникновением обязано современным рэкетирам.
Долго еще смотрел на траурный портрет Герман Трубников и думал: что же такое «ЕГО дорога»? Во времени, или по ней пошел Меченый? |
|
|
|
Время приёма: 23:42 13.04.2007
|
|
| |
|
Рассказ открыт для комментариев