20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.

13:33 19.04.2023
Сегодня (19.04) в 23.39 заканчивается приём рассказов на Арену.

   
 
 
    запомнить

Автор: Иван Слоганов Число символов: 18169
15 Город-10 Финал
Рассказ открыт для комментариев

f036 Трамвай


    

    А по Петровского до сих пор ходит трамвай. Тёмными осенними вечерами выплывает он из тумана и тихо скользит по улице. Тускло горят его фары, не слышен стук колёс, в полумраке салона видны нечёткие силуэты. Едет трамвай мимо  сырых домов и голых деревьев, мимо припаркованных иномарок и вывесок-маяков, что светят в тумане редким прохожим. Редкие прохожие неуверенно ступают по тёмному тротуару, пытаясь избежать невидимых колдобин и луж, и всякий раз, необъяснимо для себя, зябко ежатся, когда мимо них проезжает трамвай №5. Некоторые останавливаются и, задержав дыхание, смотрят вслед уходящему трамваю, точно силятся вспомнить что-то.
     Трамвай уплывает в туман. Налетевший ветер рвёт пелену, заметает и крутит последние листья, и гонит их вслед – точно в воронку…
     
             Мадера заканчивалась, а разговор был ещё в самом разгаре, и разговор требовал топлива. Речь шла о городских легендах, потустороннем и паранормальном, – с точки зрения физики. А также – вине, женщинах и картах.
     Ганс взял со стола полупустую бутыль, посмотрел сквозь неё на тусклую лампочку  и изрек:
    – Ну, вот, всё хорошее быстро кончается.
    –А м-может в-водочки? – Заикнулся из угла Гоша, оторвавшись от энциклопедии.
    – Найн! – отрубил Ганс. – Водка – пролетарский напиток. Нам по рангу не положен.
    – Нельзя покидать свою варну, – станешь парией, – сказал Петя, дорезал лимон и повернулся к Гоше.
    – Ну, ты нашел, что искал?
    – А то! – ответил Гоша. – В-вот. Здесь о хересе. Угу-гу… Трата-тушки-тар-та-та... Ага. «Приготовляется выдерживанием сухого спиртованного вина под плёнкой, образуемой на его поверхности специальными хересными дрожжами. Через 5-6 мес около 1/3 вина отбирается из-под плёнки и заменяется молодым вином. Взятое из-под плёнки вино смешивается со столовым и десертным винами и затем выдерживается от 2 мес до 2 лет.»
    – Ви поняли, мой юный ариец? – Гоша поверх очков глянул на Ганса. – А то, что выкатывают дозревать на солнце, называется мадера. Так что с тебя п-пузырь, Ганс, и тебе же за ним и грести, – подытожил Гоша и, с видом толстого кота, откинулся  в плюшевом кресле, сибаритски потягивая мадеру.
             – Сейчас, допьём и погребу – С недовольством буркнул Ганс: на улице была довольно паскудная погода, выходить не хотелось.
    – Найн! – ответил Гоша, взял бутылку и слил остатки мадеры в свой объёмный бокал. – Трафик закончился. Гребите, сударь, пока источник не закрылся, он  ведь – до восьми.
     
    Долговязый Ганс рывком встал из-за стола – под ногами зазвенели и покатились пустые бутылки. Ганс чертыхнулся, поймал на лету слетевшие очки и, покачиваясь, как-то по-насекомому зашагал на выход. Было в нём что-то от марширующего богомола. Хлопнула, но не закрылась входная дверь, по ступеням гулко застучали аритмичные шаги, затихая внизу. Гоша поёжился в кресле.
     – Слышь, П-питер, закрой дверь, ч-чай не лето на дворе, а то мне вставать, –
    н-ну просто гигантская впадла.
    Питер никак не отреагировал. Опершись локтями на стол, он, не мигая, уставился в какую-то точку на стене, которая на поверку оказалась мухой, невесть откуда вылезшей в ноябре. Гоша недовольно хрюкнул и плотнее завернулся в плед, упаковав себя в некое подобие гигантского младенца. Затем подтащил к себе книгу, и уставился в неё с видом учёного тапира. 
    – Мадера, мадера, мадера… Страница 317, смотрим… Ага, вот: мадера. Петруччо, ты меня слушаешь?
       Петя не ответил. Он сидел, подперев скулы кулаками, отчего его широкая рязанская физиономия стала татаро-могольской. Взгляд его всё так же тупо был направлен в точку, с той лишь разницей, что мухи там уже не было.
             В комнате всё замерло. Часы на стене, с нелепо торчащим в сторону маятником и навсегда застрявшей в дупле кукушкой, дополняли ощущение остановившегося времени. И только медленный дымок сигареты, тлеющей в Петиных пальцах, нарушал этот стоп-кадр. Он совсем погрузился в воспоминания и прежде отдельные фрагменты выстраивались теперь в единую картину, которую Петя просто просматривал… и вновь переживал.
     
     Выйдя из троллейбуса, он вдруг ощутил знакомый мандраж:
    – «А может обменять на Универе? Ну, чё из-за 2 гривен топать на Петровского?»
             Если бы дело было в двух гривнах, Петя может, и не пошел бы, но тут же всплыло раздражение на себя:
     – Ракло, блин, шо ты мандражишь? Какая интуиция? Ты ж, Петруха, материалист, ни в чёрта, ни в бога не веришь. Так, какие могут быть суеверия?!
    Привычка полемизировать с собой у Пети Сидорюка была, сколько он себя помнил. Народ всегда потешался с его гамлетовских монологов. Вот и теперь прохожие провожали его смешливыми взглядами, вслушиваясь в гундящее бормотание.
     Петя свернул в арку, и его сомнения разрешились: «Эгле» был закрыт. Тревога усилилась. К обменке, на углу Петровского и Мироносицкой, он подошел, загодя высматривая ожидаемых кидал, но кидал не оказалось, обменка  была закрыта.
    – Что ж такое? Неужто – снова дефолт? Вот, блин, придётся на Пушку топать, – Петя остановился в раздумье.
    – Да, интуиция, интуиция…  И  ведь сколько раз попадал и всё равно – лезу. Зачем? Ну, свернись, пересиди, – уговаривал он себя. Но свернуться и пересидеть он органически не мог: что делать – физтех накладывает матрицу упрямого рационализма на любые, даже самые мистические извилины. Потоптавшись на переходе, и пропустив с десяток наглых иномарок, Петя рывком пересёк дорогу, и, в высоком темпе, двинул по Петровского. Но, проходя «Высшую Школу» споткнулся о крышку люка и сбавил шаг. Посмотрел направо.
    За витриной медленно, как скалярии в аквариуме, перемещались люди, просматривая книги на полках. Петя, почему-то, остановился и стал смотреть в «аквариум». Прямо на него, а точнее, сквозь него таращилась волоокая девица с чёрными вьющимися кудрями. В руках у девицы была увесистая  книга, которую она раскрыла перед собой, губы девушки что-то беззвучно шептали.
    – Медуза-Горгона, – подумал Петя, нервно хмыкнул, повернулся и посмотрел, куда смотрит Горгона. Из-за поворота, дребезжа, выкатывался трамвай.
    – Не иначе, Фрейда читает, – подумал он, удаляясь. И ошибся. Это был «Мастер и Маргарита», и Аннушка только что разлила масло…
     
             Трамвай догнал Петю на перекрестке Петровского и Артёма. Звонко лопнула передняя ось, трамвай подпрыгнул и воткнулся мордой в шпалы, одновременно заваливаясь набок. Вагон развернуло. Корма трамвая скрежещущим циркулем пробороздила асфальт и сгребла стоящий у обочины «жигуль». Всего этого Петя не видел, ибо, не оборачиваясь, зайцем метнулся вдоль стены, но морда трамвая, – с жутким скрипом и грохотом, – по инерции обогнала его и налетела на крыльцо аптеки, в то время, как корма перемахнула бордюр, снесла дорожный указатель и, брызнув стёклами,  гулко бухнула «жигулём» в стену здания.
     
    Между стеной и крышей трамвая оказалось чуть больше метра, но этого мизера хватило Петру, чтобы увернуться от  трамвайных рогов и уцелеть.
    К трамваю со всех сторон бежали пешеходы, из машин выходили водители. На перекрёстке возникла пробка. Через дорогу, у ларька, стоял совершенно охреневший мужик, с пластиковым стаканчиком кофе в руках. Мужик открыл рот, сказать что-то – изо рта выпала в лужу и пшикнула сигарета – но только и смог просипеть:
               Твою ж мать… Моя машина…
     
    Петя отлип от стены и на дрожащих ногах перелез через разбитое крыльцо.
     – Живой! – раздались радостные крики. Петя обернулся. На него, как на чудо Господне, смотрели две девицы с мороженым в руках. Петя сделал пару нетвёрдых шагов, хрустя битым стеклом, согнулся, оперся руками в трясущиеся колени, – от пережитого страха тошнило, –  и вдруг подумал, вспомнил – Люди! – Обернулся,  нагнулся, заглянул в кабину.
    – Браток, помоги! – Из помятой кабины на него смотрел окровавленный вожатый. И тут же, словно по вызову,  к трамваю подбежал типичный «браток» с золотой цепью на мощной шее.
    – Что там, братан? Живые есть? –  Спросил «браток», дёрнув Петю за рукав.
    – Пустой я, – прохрипел из кабины водитель.
    Петя опустился на карачки. В салоне действительно было пусто. Следом просунулся  «браток». Вместе осторожно вытащили кряхтящего водителя, посадили, прислонив спиной к вагону.
     
    – Ну, ты как, батя, цел? Погоди, не вставай! – Петя остановил попытку водителя подняться на ноги. – Переломов нет?
    – Не знаю. Рука, вот… и башка. Встать помогите… В депо, я, в ремонт ехал, мать…– Водитель порывался встать.
    – Положите его! Ему нельзя стоять! Я – медик, слушайте меня! – Из разбитых дверей аптеки протиснулась аптекарша, – аппетитная блондинка средних лет.
    – Положите его! Ему нельзя стоять, – повторила аптекарша.
    – Скорую! Вызовите скорую! – Раздался запоздалый крик.
             – Уже вызвали! – ответили из набухшей  толпы.
             – Народ, уходите от трамвая! Тут из «жигуля» бензин течёт, может рвануть! – Крикнул мужик, стоявший у смятой в блин машины. Повторять не пришлось. «Народ» подхватил под руки водителя и перетащил его через дорогу.
             – Давайте его в магазин, у них там наверняка диван есть, – предложил «браток». «Народ» согласился и потащил водителя в мебельный магазин.
             – Зачем к нам! Куда на диван? У нас нет дивана! – Начала было кричать продавщица в дверях магазина.
             – Рот закрой, дура! – Рявкнул «браток» и втолкнул её в проход. Водителя занесли внутрь. Оставшийся снаружи народ живо обсуждал аварию, демонстрируя познания во всех отраслях: начиная от сопромата и его приложения к трамвайным осям, и заканчивая кармическими каналами и астральными матрицами.
     
    – О, а вот и менты! – услышал Петя.
             – Так, менты мне не нужны, – Петя начал поспешно пробираться через пробку на перекрёстке. Перешел дорогу и пошел к метро.  По пути  он понял, что надо выпить, свернул в какой-то «ганделык», высыпал дрожащими руками бумажки вперемешку с мелочью в тарелку,  взял стакан водки и рухнул на стул. Хотел выпить, но не смог донести стакан ко рту. Его трясло. Взял стакан двумя руками и отхлебнул половину. Потом ещё. Водка обожгла пустой желудок.
    – Глянь, Зинка на хрона! Уже стакана до рта дотащить не может. Допился!
     За продуктовым прилавком, напротив барной стойки, стояла дылда-продавщица, беззастенчиво разглядывая Петю. Из-за её спины змеёй высунулась тощая Зинка и злобно зашипела.
             – Ненавижу их, сволочей! С утра нажрутся и лазят, как тараканы! Лёха – урод, вчера ящик томатов разбил. Козлина…
    Товарки принялись мыть  кости Лёхе-грузчику и ещё, какому-то Сан Палычу, за то, что его покрывает.
             – Ничего не меняется, родной «совок», родимый Харьков, – Петя покачал головой и криво ухмыльнулся.
    Водка не брала. Петя хотел взять ещё стакан, но понял, что его сейчас и бутылка не возьмёт…
     
             Сигарета дотлела и обожгла пальцы.  Петя вздрогнул и «вернулся» в комнату.
    В кресле всё с тем же наглым сибаритством восседал Гоша с книгой, цедя временами мадеру. Читая книгу, он чуть крутил туда-сюда головой, поводя своим маститым клювом, и был похож теперь уже не на тапира, а на учёного грача.
     
             Бухнула входная дверь, и в комнату протопал Ганс-богомол с двумя бутылями хереса в руках.
    – Зиг-хайль, геносес! – Отсалютовал бутылями Ганс и водрузил их на стол.
    – О, дер херес! – воскликнул Петя, –  Ваня – молодец! – Петя взял бутылку и начал ввинчивать штопор.
    – Ага, еле успел.  – Ответил из прихожей Ганс, цепляя куртку на вешалку.
    – Таки да! – Сказал Гоша, цапнул вторую бутылку со стола и, щурясь, принялся рассматривать этикетку. – Хумм, – «Коктебель»!
    – Ага, а другой – «Массандра», – сказал Ганс. –  Сравним!
    Чпокнула пробка: – Добрый вечер! – хором отозвались товарищи. Разлили. Выпили. Затем открыли «Коктебель». Сравнили. Разницы не ощутили. Закурили. Ганс сходил на кухню, щёлкнул холодильником, погромыхал кастрюлями, водрузил что-то на плиту и вернулся. Несколько минут спустя с кухни ощутимо потянуло мясным вкусным. Почуяв запах, в кресле, в очередной раз, оживился Гоша.
    – Гоша, а что случилось? Ты же у нас – коренной вегетарианец. – Ехидно спросил Петя.
     – Это он только у себя дома – вегетарианец, особенно – когда мы у него в гостях. – Сказал Ганс, ставя на стол парящий чугунок.
             – Да кстати: с тебя ж история, мин херр Питер! Рассказывай свою мистерию, твоя очередь. Что там с тобой приключилось? – сменил тему Гоша, игнорируя выпады, и принялся резво накладывать себе жаркое. И Петя рассказал.
     
             – Охренеть, повезло тебе! В сорочке родился! – Подытожил Ганс. – Слушай, а вот было такое, чтоб время замедлялось, восприятие ускорялось,– знаешь, как народ описывает состояние изменённого сознания?
    – Нет, ничего такого не было. Секунда дела. Бабах! – И смерть промахнулась. Но что-то с самого начала было не так... Было у меня предчувствие хреновое и мандраж. Ты ж знаешь, я во всю эту паранормальную хрень сроду не верил, но вот было предчувствие, было.
    – Ну, это не самое страшное, что может произойти, – перебил его, оторвавшись от жаркого, убежденный вегетарианец Гоша, и положил себе добавку. – Знаете историю про чёрного ассенизатора?
    – А что там, про чёрного ассенизатора? – Моментально переключился Ганс. Петя поддержал. И несколько минут спустя стёкла в квартире задрожали от гомерического хохота. Вечер удался.
     
    На улице было уже темно. Почти полная луна пробивалась сквозь мутную дымку  – то ли смог, то ли туман. Ганс, после прометеевской борьбы с зажигалкой, наконец-то закурил.
    – Ну что, Питер, ты как? – Дёрнул его за рукав пошатывающийся Ганс.
    – Я  – домой.
    – А может, возьмём ещё пузырь в ночном и махнём к вегетарианцу? У него фильмы немецкие есть – Лени Рифеншталь, «Триумф Воли» и всё такое. А?
    – Не, мужики, пора и честь знать.
             – Ага, а так же ум и совесть, – вставил Гоша.
    – Мужики… Я – домой. Надо. Я Катюхе обещал. – Петя уже перешел в глухую оборону, из которой – друзья по опыту знали – его было не выковырнуть.
    Ганс хотел ещё что-то сказать, но Гоша зацепил его за руку и потащил в темноту.
    Петя постоял, глядя им вслед, пока они не скрылись во мгле, а затем не спеша побрёл к метро. Пройдя с десяток шагов, остановился. Знакомое предчувствие возникло вдруг и от него ёкнуло и сжалось внутри.
    – Да, мне сейчас только в метро… Там меня менты и примут –  как пить дать! – Петя по привычке начал думать вслух. Обшарил себя по карманам.
    – Деньги на месте… и не маленькие, – бормотал Петя. Вытащил телефон, думая вызвать такси, но мобильник лишь пиликнул в ответ севшим аккумулятором.
             – Пипец, приехали! – Петя пошатнулся и едва не ступил с бордюра под колёса промелькнувшей машины. Охнул, тихо матюгнулся. От испуга Петя начал понемногу трезветь.
             Туман сгустился. Стало холодно. Простояв минут пятнадцать и не поймав ни одной машины, Петя совсем замёрз.
             – Д-да, д-дилемма имени т-товарища Буридана…– простучал он по слогам зубами. До Гошиной квартиры было минут двадцать хода. Там было тепло, новый фильм и вообще, здорово ещё погудеть с мужиками.
    – Ну, чё делать, если так  вот получилось! А Катюхе можно будет позвонить от Гоши…
    Петя полез в карман за сигаретами, но пачка оказалась пуста. Он оглянулся, высматривая ближайший ларёк, взгляд проскочил и  сразу вернулся к одинокой женской фигуре на трамвайной остановке. И в тот же миг где-то высоко над головой  зазвенел колокольчик, и звук у него был странный такой – не отсюда. Затем стало совсем тихо, как в телевизоре без звука, и только колокольчик звенел ниоткуда и везде. У Пети перехватило дыхание, и шальной страх дал под дых и стал раздвигать цепкими лапами створки души, а следом, где-то там, уже маячило безумие. Захотелось заорать и убежать, но тут же, в ответ, в нём  закипела привычная ярость, и враз перешибла страх.
     
    – Девушка, а ведь мы знакомы? –  Петя сам не заметил, как оказался рядом. И уже когда он говорил, он узнал её, – это была «Медуза-горгона», та самая, из книжного магазина.
    «Медуза» обернулась. Посмотрела в глаза.  – Не смотри! – Пискнуло у Пети внутри. Поздно. Он увидел глаза. И теперь они смотрели не мимо, они смотрели в него.
    Петя ощутил, как от затылка и до кончиков пальцев на ногах у него прокатились мурашки, и тёплая властная волна накатила, толкнула в пах. Его словно приподняло. Страх и ярость ушли, осталось только желание.
     
    К остановке подкатил трамвай. Тихо, как выдох, отворились двери. Трамвай ждал. Она плавно шагнула на ступени, обернулась, протянула ему руку. Петя сделал шаг, другой… И тут, непонятно как ожившая мобилка пропищала СМСку: три точки – два тире – три точки, – точно SOS. Он дёрнулся и вытащил телефон: сообщение от Кати «Nugdetyguliyka? Zavtraunasgodovshina!!!»
    Петя затряс головой, стряхивая морок, и тот час в уши ворвался звук улицы, и в виски ударила боль. Он выронил телефон и пригнулся к земле, сжимая голову. Изо рта вырвался не крик – хрип. Боль экспонентой возросла до предела и… ушла. Точно и не было. Он облегчённо застонал-выдохнул, поднял голову – за поворотом мелькнули и скрылись фонари трамвая. Ошалелый и совершенно трезвый, Петя пошел, а затем побежал, разбрызгивая лужи…
     
             Петя сидел в кресле, укутавшись в плед, и не мог согреться. Он пробежал два квартала на одном дыхании, но с него катил холодный пот. Две кружки чая с  лимоном и коньяком положения не исправили. Он пил третью. Пил, курил и рассказывал. Заикаясь, как Гоша.
             – Офигеть! – Только и сказал Ганс, когда Петя закончил. – Блин, если бы тебя вот таким не видел – в жизни бы не поверил. Тебе просто повезло. Она же тебя как бычка повела. Эта ведьма из тебя бы все бабки вымутила, как из последнего лоха. Или ещё чего похуже... Сто пудов –  цыганский гипноз! Ещё и полнолуние. Ты, Петя, часом – ни лунатик? – Ганс вошел в раж. –  Кстати, какое сегодня число? – Ганс встал, подошел к настенному календарю – О, точно – пятница тринадцатое! Это был прорыв инферно!
             – Не обязательно, – скептически сощурился Гоша, – ты, конечно, Питер, не обижайся, но, нельзя исключать сопряженные галлюцинации. Это, когда на реальные события накладывается искаженное восприятие. А может быть, это был приход. Нет, я ни на что не намекаю, просто… Ты сейчас какие-нибудь лекарства пьёшь? Есть лекарства, которые при взаимодействии с алкоголем…
    – Да ничего я не пью, клянусь вам! – Выпалил Питер, сердито стукнув пустой кружкой по столу. – Было это, было! И мобилку я там потерял. И не гипноз это был. Другое. Говорю же вам!
    – Ааааа! – Ганс вскочил и, приплясывая, стал хлопать себя по бёдрам. – Вот это ты нас развёл! Вот это розыгрыш! Какие галлюцинации, Гоша, ты что, не понял? Он нас разыграл! На Петровского уже  полгода как рельсы сняли!
     
            

  Время приёма: 17:06 27.01.2010

 
     
[an error occurred while processing the directive]