12:11 08.06.2024
Пополнен список книг библиотеки REAL SCIENCE FICTION

20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.

   
 
 
    запомнить

Автор: А.Г. Число символов: 51212
13 Лес-09 Финал
Рассказ открыт для комментариев

c011 Экстремальная древесина


    

    От первого выпада я ушел, но, видимо, еще не проснулся, замешкался и вскоре получил ощутимый удар в грудь.
    - Туше! – вполне себе самодовольно воскликнул Лёвка, и вернулся в стойку: - Не убил?
    - Порядок, - кивнул я, самое время взбодриться, – продолжаем.
    После чего показательно свалили Лёвушку боковой подсечкой и обозначил клинком удар в горло. Он cкривился, пробормотал: «позёр», но живо вскочил, и мы еще минут двадцать скакали по спортзалу в жестком темпе, пока окончательно не выдохлись. Всё-таки фехтование боевым заостренным оружием требует несколько больше сил и концентрации, чем обычное баловство спицами с шариками на кончиках.
    - Стоп! Хорош… - сказал я, швыряя дагу и тяжелую рапиру на скамью. – Устал, пойду в бассейн поныряю.
    - А, я в бар! – отозвался Лёва, слизывая кровь с запястья, чтобы не испачкать свой белоснежный щегольской бронежилет: - Ты меня всё-таки задел, смотри какая знатная царапина.
    - Ну, догадываюсь, поэтому ты в бар и отправляешься. Понимаю! Нельзя упустить такой случай повыпендриваться перед юными утренними спортсменками. И пожалеют, и перевяжут, а там, глядишь, и приласкают. Гуляй, Казанова, возможно, им понравится запах раненного в бою старого немытого льва.
    - За «старого» я тебя в следующий раз тяжело покалечу! – хохотнул мой, действительно, старый гривастый друг и величественно удалился, возложив оружие на плечо.
    Крымское взморье. Замечательное место! Полный пансион, каскады бассейнов, громадные спортплощадки, залы, ошеломительно-притягательные девушки в безбожно откровенных нарядах, а зачастую и без таковых вовсе. Хватило целой недели, прежде чем этот рай утомил меня до смерти. Скучалось отчаянно.
    Лёвку я нашел в баре, но одного, и, что еще более занятно – с газетой в руках.
    - Смотри, как занятно, - кивнул он мне, - Под Хельсинки опять задержали браконьеров ортодоксов.
    - Не ортодоксов, а ретроградов…
    - Неважно. Вот ведь, людям делать нечего! Ну, какой смысл лезть в дикий лес, тем более, что нельзя, да и ничего хорошего там ровным счетом нет кроме антисанитарии и комаров. Так эти ребята же еще и редкие виды там обдирают. Эту самую, калину, орехи и эти самые грибы. Очень тяжелая, кстати, пища. Особенно на ночь. Да! И бабочек ловят. Вот зачем им бабочки, а? Ну, пойди ты в питомник, если так уж истосковался по живой красоте, в сад ботанический, в парк! Смотри, дыши воздухом, наслаждайся!
    - Э! Чего ты разошелся то?
    - Я просто поражаюсь, поражаюсь уровню отсутствия логики отдельных индивидуумов!
    - Лёвушка, - восхитился я, - откуда такие речи? Ты что, опять читал какую-нибудь книгу? Как же это я недосмотрел.
    - Юродствуешь? Ладно. А хочешь, устрою тебе экскурсию в самый настоящий лес? Не какое то там дикое скопление всяких веток и мусора и, прости Господи, коряг, а самый настоящий?
    Предложение показалось мне свежим, однако я поинтересовался:
    - С чего это вдруг?
    - Да, так. Одна моя хорошая знакомая…
    - Кузина белошвейка? – невинно поинтересовался я, скосив глаза на Лёвкину рапиру, небрежно прислоненную к палисандровому стулу.
    - Белошвейка? – удивился он. – Нет, моя Вероничка ландшафтный дизайнер. А вот её дядюшка смотритель лесной фермы, она ему иногда помогает. Это недалеко, в Греции. Ну? Летим? На моём гоночном левитаре минут сорок в один конец, вернёмся к ужину.
    Тут на Лёвку можно было положиться, летает он классно. В каньоне Сулуу-Терек он сделал меня на три корпуса в финальном залёте!
    Я согласился. И мы устремились.
    
    Над побережьем Греции бушевал замечательный густой антициклон. Но мы полетели дальше, и вскоре на западе перед нами открылось удивительно густое и однородное море зелени, плавно охватывающее бархатными объятиями холмы, обрамляющее синие, будто вылившие с детских картинок, реки.
    - Вот и она. Ферма, - сказал Лёва.
    - Где?
    - Прямо под нами. Во все стороны, смотри. Весь этот мохнатый салат внизу – это деревья.
    - Твою маман! – выдохнул я. - И сколько же тут гектаров?
    - Акров. Несколько миллионов акров. Отсюда до Македонии и дальше сплошной лес. Дополнительное маленькое «легкое» планеты. Но самое потрясающее не это. Лес! Он идеален. Этот лес - совершенство. Сейчас сам увидишь, я сажусь.
    Сказать, что я был поражен, значит слукавить. Я был раздавлен. Не видом фермы, конечно:
    - Лёва! Я знаю тебя, как мастера спорта всего подряд, как отличного альпиниста, по-настоящему злого гонщика и страшного бабника… Но откуда ты это то все знаешь?!
    - Ну… - чуть смутился мой друг. – Вероничка такая разговорчивая девочка, и просто помешана на лесе. Болтает, болтает без умолку, и даже в самые ответственные моменты. Ну, ты понимаешь.
    Я понял. Впрочем, Лёва не в первый раз удивлял меня своими внезапными знаниями, почерпнутыми вдруг, и непроизвольно зафиксировавшимися в его сознании. Он увлекающийся, да и памятью не обделен. Он вообще природой не обделен, собака такая.
    
    Сели мягко, аккурат между четырех совершенно одинаковых деревьев. Лёвка выскочил первым и ехидно на меня уставился, ожидая реакции.
    Идеальный лес и впрямь оказался весьма удивительным. Здесь не было ничего кроме совершенно одинаковых высоких деревьев, растущих строгими рядами на равном расстоянии друг от друга, и очень короткой мясистой травы, покрывающей всю землю густым ковром.
    Я прошелся по приятно пружинящему под ногами дерну, и заметил, что никаких следов не оставил, - трава мягко, но стремительно поднималась, разглаживая неровности. Идеальный лес! Гладкая поверхность с бесконечными, теряющимися вдалеке прозрачными колоннадами деревьев, сквозь широкие кроны которых с трудом тёк желтый солнечный свет. Куда ни кинешь взгляд – стерильная идиллия, фрагментарно присущая, пожалуй, только декоративным японским садам и паркам. Абсолютная геометрическая строгость посадки впечатляла.
    - И это ферма? – спросил я, разминая затекшие мышцы, всё-таки гоночный левитар на редкость быстрый, но уж очень тесный аппарат.
    - Она самая, ферма - кивнул Лёва, - Древесный огород. Плантация опилок и бумаги. Ты обратил внимание, что все деревья одинаковой толщины?
    Я кивнул.
    - Это установленный формат вызревания. Как только диаметр ствола достигнет заданного стандарта круглого лесоматериала, всю эту красоту попилят на бревна. Ну, это, кажется, буки растут – их пустят на доски. Мы, судя по всему, в роще пиловочника. Хотя, может, и фанерный кряж. На глазок так и не определишь.
    - А ты здорово в этом разбираешься! – заметил я. – Похоже, познавательных сеансов у вас с Вероничкой было немало…
    - Что есть - то есть. Пройдемся?
    - Конечно.
    Мы зашагали по аллее «пиловника», вдыхая насыщенный вкусным кислородом воздух. Лёва, азартно размахивая руками, делился со мной премудростями лесоводства с таким видом, как будто хозяйствовал тут лично:
    - Здесь разводят только твердые лиственные породы, в основном рассеяннососудистые…
    Последнее слово далось ему с некоторым трудом, но Лёва справился и, гордо глянув на меня, продолжил:
    - Вокруг нас бук, но неподалеку разводят грабы, клены, орех, платан и остальные. На самом деле все они растут в разном климате, но тут созданы специальные условия. По большей части все эти деревья, если можно так сказать, клонированные, и потому такие одинаковые и по толщине и по высоте.
    - Да? А я то думал, что растения растут из семечек.
    - Из саженцев, - авторитетно заявил Лёва, - Но, поскольку они произрастают в идеальных условиях под постоянным присмотром, да еще и прикармливаются специальным образом – получается вот такая полезная одинаковость.
    - А почему у них все ветки только наверху? Ни сучков нет, ни еще каких отвилков?
    - Чудак ты человек, это же специально выведенные сорта – древесинные. Ветки сконцентрированы наверху, чтобы полезный ствол был длиннее, а сучков нету для компактности, чтобы в паллетах лежали бревнышко к бревнышку. Никаких тебе капов, наростов, трещин или бровок. Отклонение оси бревна максимально приближено к нулю. Это еще что! Есть деревья квадратные.
    - Это как?
    - Ну, по спилу. В этом самом, в сечении! Да что там квадратные, есть даже плоские – буквально готовые доски, есть фигурные – для столбов всяких, а еще есть мебельные деревья и я слышал о лодко-байдарочных…
    Я немедленно выразил желание посмотреть на квадратные и мебельные деревья, и мы решили вернуться к левитару. К тому же там остались наши предусмотрительно захваченные бутерброды, а мы здорово проголодались.
    Гулять по лесоферме показалось мне физически приятным, но скучноватым делом. Безжизненная одинаковость колоннад, несомненно, поражала воображение строгостью и размахом, но взгляду решительно не на чем было остановиться. В какой то момент у меня даже закружилась голова от этого мельтешения стволов. Лёвка, однако, не переставал разглагольствовать, щедро вываливая на меня не особенно полезную, но, надо отдать должное, любопытную информацию о роли древесных ферм в распределении влаги в приземных слоях атмосферы и превращении засушливых районов в… менее засушливые районы… Вскоре, он потерял мысль и умолк.
    Вот тут то я и заметил, что мы подозрительно долго идем, на что не замедлил обратить внимание друга:
    - Лёва, - вкрадчиво произнес я, - а не кажется ли тебе, что мы проскочили наш левитар?
    - А? – он остановился и почесал подбородок. - Не, не должны… У меня прекрасное чувство ориентирования, просто мы забрали чуть левее.
    - Вернемся?
    - Угу.
    И мы вернулись, предварительно прошагав сотню метров в сторону. Но и тут нашего транспортного средства не оказалось. Собственно, никакого «тут» также не оказалось, поскольку я решительно не мог отличить один ухоженный фрагмент рощи от другого. Стройные ряды будущих столов и стульев великолепно просматривались во все стороны, но левитар, будто в воду канул.
    - Попробуем мыслить логически, - предложил Лёва. – Мы сначала прошли по прямой вперед, потом немного свернули направо, там я рассказал про квадратные деревья, мы пошли обратно и свернули налево.
    - Как-то так, - согласился я. – Только мы два раза сворачивали, и ещё раз обошли вокруг дерева, когда ты рассказывал про кору.
    - Ах вот в чем дело! Точно-точно! Ну вот, всё и выяснилось. Значит нам… значит теперь… нам.
    - Куда? Лёва, напряги свою пространственную ориентацию, я уже реально хочу жрать. Ты супер-экстремал, в конце концов, или нет!
    - Погоди, дай подумать.
    Размышлял Лёвушка мучительно, морща лицо и что-то считая на пальцах. Потом кивнул и, буркнув: «туда», ломанулся по диагонали. Я внимательно вглядывался в бесконечные дали открывающихся колоннадных коридоров, пребывая в твердой уверенности, что минут через пять вонжу зубы в кусок обезжиренного бекона или сыра. Вот-вот, буквально уже. Сейчас в очередном зеленом коридоре мелькнет знакомый силуэт шикарного гоночного болида… И вот тут неприятный холодок впервые тронул мою душу.
    - Чёрт, - проворчал сквозь зубы Лёвка, - Завтра же перекрашу его в красный, а еще лучше в оранжевый…
    И я понял, что он подумал о том же, о чем и я. Наш левитар – приземистый, обтекаемый и легкий, помимо всего прочего был совершенно зеленого цвета. Мы могли уже три раза пройти неподалеку, и попросту не заметить его. Зеленая трава, зеленый горизонт.
    Бесконечно прозрачный асептический лес, в котором невозможно спрятаться, но, как выяснилось, легко заблудиться.
    Не особенно стесняясь в выражениях, я объяснил Лёве, как вижу сложившуюся ситуацию. Он отозвался не менее ярко. Выяснилось, что мнения наши сходятся, и их можно сформулировать одним коротким ёмким словом.
    Жопа!
    
    Во мне проснулся математик:
    - Прочешем местность. С близи-то мы его высмотрим. План такой: между двумя деревьями расстояние около четырех метров, значит, двести пятьдесят деревьев – километр. Идём, я смотрю налево, ты направо. Если ничего нет: сворачиваем и даем двести пятьдесят метров вглубь квадрата, затем опять вдоль первой линии, и так далее, вплоть до безоговорочного и полного достижения пакета с бутербродами.
    - А если…
    - …Тогда аналогично прочесываем примыкающий квадрат, и так далее вплоть до полного успеха. Главное не сбиться со счета.
    Гора мышц и обаяния в лице Лёвы вновь пришла в задумчивость.
    - Значит, - медленно заговорил он, - нам надо будет на один только твой квадрат прошагать около шести километров зигзагом. Удача сегодня не с нами, друг, значит, будем бродить, пока не стемнеет. Ты вот прямо сейчас можешь сказать в какой стороне, чисто ориентировочно, центр нашей зоны поиска.
    Я оглядел бескрайние широты упорядоченного частокола древесины и скорбно покачал головой. В этом чёртовом сверхпорядке мы полностью потеряли чувство направления. Ни заборов, ни указателей, ни одной метки. Даже солнце стояло почти в зените. Откуда бы мы ни начали, с равным успехом могли - как приблизиться, так и удалиться от цели. Я сдался:
    - Что ты предлагаешь, Лев?
    - Для начала вывернем карманы. Хочется понять, чем мы располагаем.
    Это показалось мне разумным. В числе прочих мелочей нашлась одна серебряная булавка для галстука, пожилая ириска, четыре мелких монетки общим номиналом двести Евро, а также совсем новый кубик бильярдного мела, мои старинные механические часы, банковская карточка и Лёвина железная расческа. Ириску мы поделили поровну, остальное распихали обратно по карманам.
    - Не густо, - причмокнул конфетой Лёва, - больше всего обидно, что я оставил в левитаре свой псифон, но кто же знал, что так всё получится.
    - И как бы он нам помог?
    - Позвонили бы в Крым, на нашу базу в ресепшен, объяснили ситуацию, нас бы засекли, отыскали и покормили…
    
    Вот тут я здорово разозлился. Помню до мельчайших ощущений, как сначала густая обида поднялась из живота до самого горла, подавила голод, затем обернулась яростью вперемешку с жалостью к самому себе, и уже выплеснулась сдержанным негодованием:
    - Лёва, - очень спокойно заявил я, - если бы ты только попытался связаться с Крымом… Я бы нашел способ раздавить твой псифон о ближайшее дерево. А деревьев тут в избытке. Ты знаешь, в ярости я неприятен.
    - Чего вдруг? – обиженно буркнул он, на всякий случай отступая на шажок.
    - А, с того! – заорал я, - Ты представляешь, какие заголовки будут завтра во всех экстра-выпусках?! А? «Чемпионы ассоциации европейского экстрима потерялись в парке»! Именно «в парке», Лёвушка. Или нет, даже так: «Сытые мажоры, объявившие себя основателями элитного экстрим-клуба заблудились в трёх буках»… Нет, нет, Лёва, это еще мягко… Они напишут: «Огородные новости, или: где теряются большие мальчики с задранными носами»… Они нам всё припомнят, и твою смазливую рожу на календарях, и мои статьи, и твоих баб бесчисленных, и моё издательство! Ты понимаешь!? Это же конец! Мы потеряем лицо, и никогда его уже из грязи не достанем и не отчистим.
    - Всё, достаточно! – кивнул Лев, сел где стоял и закрыл глаза: - Дай мне сообразить.
    Вообще, это, конечно, стереотип. В нашем тандеме я официально считаюсь интеллектуалом, а Лёва громилой. Но, это не совсем правда. Просто так удобнее и привычнее для всех – чисто по внешним признакам. На моём фоне гривастый добродушный славянин Лев, конечно, только кажется туповатым богатырем. Но, когда Лёва хочет «сообразить», я жду откровений бытия, – житейской мудростью и внезапными знаниями мой друг накачан до краёв.
    - Согласен. Шансы найти наш левитар невелики, - вскоре заявил Лёва. – С одинаковым успехом он может быть за моей спиной, или уже в паре километров в стороне. Предлагаю марш бросок наудачу.
    - Интересно. Бросок мы потянем, тут спору нет, вот только куда?
    - Очень просто! – оживился он. – Надо определить, где север. Ты помнишь, как это делается?
    Оставалось лишь разочарованно вздохнуть. На сей раз откровения не вышло. Я сказал:
    - Мхи и лишайники растут на деревьях с северной стороны.
    - Исключено, - огорчился Лёва, - на этих деревьев мох не растет. Это же элитная древесина, паразитарное заражение не допускается.
    - Смола выступает с севера…
    - На лиственных буках?
    - Хорошо. Муравейник… Хотя, да, понимаю, муравьев тут тоже нет. Ладно – годовые кольца! Хотя, чем будем грызть дерево? Отпадает. Дай подумать… Полярная звезда!
    - Что «полярная звезда»? – испугался Лев.
    - Там север, где полярная звезда. Еще, снег, я помню, быстрее тает на южных склонах. А можно дождаться, куда сядет солнце. Там будет запад. Подождем?
    Кажется, он понял, что я не вполне серьезен, поскольку с хрустом сжал кулаки.
    - Север там! – поспешно заявил я, махнув рукой произвольно направо в сторону своей коротенькой тени. – Меня только интересует, чем это новое знание нам поможет?
    - По крайней мере, мы теперь знаем, где юг.
    
    Да уж. Нашли приключение, откуда не ждали. Я признаться, чувствовал себя донельзя глупо. Чтобы в наш напичканный электроникой век потеряться на родной Земле, да еще в искусственных лесопосадках, да еще и вдвоём, - нужно быть либо полным кретином, либо чемпионом неудачников. Однако, грустные размышления не мешали мне шагать. Лёва тем временем оживился, объявил наш марш-бросок приятной прогулкой, и вновь принялся рассказывать про особенности древоразведения:
    - Представь себе, - вещал он, - технология совершенно безотходная. После сбора урожая в переработку идет всё, вплоть до кончиков корней и листьев. Стволы, как я уже говорил, отправляются на распил, а сучья и ветки идут на целлюлозу, ну, то есть в бумагопроизводство. Опилки, кора и прочий мусор отстаиваются в компостных блоках и возвращаются обратно, уже в качестве удобрения.
    - Очаровательно, - всё еще грустил я. – И где эти славные парни лесорубы? Уже хочется повидать живого человека.
    - Не получится. На всех этапах работают комбайны. Они и спиливают, и корчуют, и ровняют, и сразу высаживают новые саженцы, только не в то же место, а со сдвигом на метр. Я видел как-то. И таких плантаций много! Австралия очень густо засеяна, фактически, благодаря лесофермам, там заметно смягчен климат. А уж какие великолепные и громадные фермы хвойника на Дальнем Востоке…
    Вскоре, однако, и Лёва примолк. Мы всё шли и шли, при этом никаких перемен вокруг не наблюдалось. Ровные ряды одинаковых буков, гладкий ковер травы, зеленый потолок из плотно сомкнутых крон. Разве что чуть менялся уклон. На мгновение мне показалось, что я шагаю на месте по беговой дорожке, или, того хуже, попал в пространственно-временную петлю и теперь навсегда останусь на одном месте, как бы ни старался вырваться. Очевидно, и Лёву настигли похожие мысли, поскольку он совсем затих и помрачнел.
    Мы шагали, а деревья, сменяя друг друга оставляли нас на месте. Постепенно мы ускорились. Потом еще ускорились, с легкой трусцы перешли на бег, а, спустя несколько минут, понеслись по аллее во всю прыть, небрежно расходуя силы.
    Деревья мелькали по сторонам, постепенно превращаясь в сплошные чуть размытые стены бесконечного буро-зеленого коридора. Нас бы хватило надолго, однако разум возобладал:
    - Стоп! Стоп-п! – закричал Лёва, хватая меня за рукав, - Эт-так и надорваться недолго. Чёртово место!
    - Всё, всё… Я в порядке. Слушай, это будет почище гипноза. Мне все время казалось, что я бегу на месте.
    - Ага. И качка. Надо передохнуть. Посидим?
    Я посмотрел наверх. Солнце пробивалось сквозь листву совсем вяло. День был на излёте, смеркалось.
    - Давай-ка пройдем до темноты сколько успеем, а потом и передохнем.
    Лёва согласился и мы двинулись дальше, одергивая друг друга, когда один из нас снова пытался бежать вперед. Есть хотелось уже нечеловечески, хотя время ужина давно миновало. Вскоре выяснилось, что в лесу темнеет очень быстро. И открытие это нельзя было назвать приятным.
    - Только не смейся, - вдруг сказал Лёва, - Но мне жутко приспичило отлить.
    - Поздравляю. В чем проблема?
    - Не могу выбрать дерево. Чувствую себя буридановым ослом. Вот ведь! Еще немного и я реально напузырю в штаны.
    Я серьезно обеспокоился состоянием рассудка своего друга, однако в помощи не отказал:
    - Ну, предлагаю тебе вот…
    Подняв палец, я с ужасом понял, что также не могу ткнуть ни в одно дерево. Ни в одно проклятое дерево! Мозг отказывался выбирать произвольно, требовалась хоть какая-то особенность. Пришлось вернуться к математике.
    - Вон то дерево первое по ходу справа. Дерзай.
    И пока он журчал, я подумал, что голод – это ерунда, поскольку очень скоро нас настигнет лютая жажда. И вот тогда «легкая прогулка» на самом деле станет экстремальным приключением. Однако, вслух по этому поводу я не высказался.
    
    Стемнело окончательно, и мгла вокруг показалась нам гулкой и живой. Легкий ветерок, что шуршал в кронах, затих, и мы окунулись в тишину настолько пронзительную, что стало не по себе. Лес без шорохов, без птиц и насекомых.
    - Спать. Спать, спать, спать… - уверенно заявил Лёва, и, судя по всему, где-то лёг.
    Ага, спать, - подумал я. – А, проснувшись завтра, поймем ли мы куда идти? Или, по крайней мере, куда мы шли всё это время? Впрочем, решение быстро нашлось. Я снял кроссовки и поставил их на траву, повернув мысами в нужную сторону.
    Лежать на траве оказалось не менее приятно, чем идти по ней. Газон послушно примялся, принимая форму тела, обволок, согрел… Я задремал почти сразу, хотя сон не принес облегчения. Снились деревья. И снова деревья, и опять деревья. Только у каждого дерева был рот, и они дышали, нагло отбирая у меня кислород. Я пытался объяснить деревьям, что всё должно быть наоборот, но они не слушали, и дышать мне становилось всё труднее…
    - Проснись!
    Лёвкин крик буквально вытащил меня с того света. Я был заживо погребён!
    Проклятый газон ловко взобрался мне на грудь, опутал, словно Гулливера сотнями стебельков и уверенно затягивал в своё нутро – вниз, под корни, если, конечно, у него были корни. Спину чуть пощипывало. Милая травка всерьез собиралась меня заживо переварить в компост.
    Меня проняло. Разорвав и разметав по сторонам клочья хищного дерна, я взревел дурниной и принялся судорожно смахивать с остатков одежды ползучую траву. Лёвка крутился где-то рядом, но я никак не мог его углядеть в кромешной тьме. Он тоже орал нечленораздельно, но скорее от радости, что нашел меня живым.
    - …я-я-я! – закончил он своё выступление, поймав мою мечущуюся тушку в обхват. – Как же я напугался! Совсем забыл, чёрт! Это покрытие не просто трава. Это как раз тот самый контроллер роста, влаги и прочей биологической хрени. Пока мы шли, ты видел хоть один упавший листик, или веточку? Вот! Ни одной мусоринки, ни одного постороннего вкрапления. Эта трава сжирает всё! Блинский блин!
    - А чего она на меня полезла? – выдохнул я, всё еще машинально отряхиваясь.
    - Мы для неё такой же мусор, как и прочая органика, - радостно заявил Лёва, как будто это было счастливым открытием. – Я-то сидя заснул. К дереву прислонился и закемарил, так она меня, гадина, только до пояса и оплела, пока щипать не стало. А тебя, как одеялом накрыло, я уж орал, орал, на ощупь еле нашел. Так от тебя уже один нос только торчал уже! Вот. Думаю, что и наш левитар она также укутала. Хорошо, что не стали его искать…
    Наверное, мне надо было сказать Лёве что-то хорошее, но вдруг хлестнула тревожная мысль:
    - Мои кроссовки!
    - Что? – удивился Лёва.
    - Кроссовки! Я поставил их, носами в ту сторону, куда мы шли! Если трава их съест…
    Несмотря на кромешную тьму, я буквально видел, как побледнело его лицо.
    Непрерывно окликая друг друга, мы ползали по идеально гладкому газону, шаря руками в траве. «Света, хотя бы капельку света», - бурчал Лёва.
    - Капелька найдется! – вдруг вспомнил я, снял часы и нажал на кнопку подсветки экрана. Антикварная модель, тогда такие делали.
    Удивительно, но этого вполне хватило. Видимо, наши глаза уже настолько привыкли к непроглядному мраку, что различать предметы в нежном мерцании крохотного светодиода, оказалось не таким трудным делом.
    - Вот они! – завопил я, заметив, как в газон с хлюпаньем, словно хорошо промасленные спагетти, втягиваются шнурки. – Лови!
    Конечно, ловить не пришлось. Равнодушный газон пожирал мои кроссовки, никуда особо не торопясь. Однако, к раскопкам мы приступили осторожно, чтобы не нарушить положение извлекаемой обуви. Наконец, удача!
    - Значит так, - констатировал Лёва. – Завтра нам пилить вон туда. Значит, привязываем один кроссовок к левому дереву, другой к правому. Шнурки длинные. Утром пойдем между ними. Сами спим по очереди, сидя. Лампочку выруби. Еще пригодится. Садись, я дежурю первый - два часа.
    Ну, как можно не уважать такого рассудительного человека?
    
    - Это ты здорово придумал с ботинками! – горячо радовался мой друг, когда миновала страшная ночь, и мы двинулись дальше. – Я бы и не подумал отметить направление! Бродили бы кругами… Слушай, а в этой твоей книге, случайно нет советов, как добыть, ну, воду, или еще какую жидкость? А?
    - В какой книге? – вяло спросил я, ощущая, как с каждой минутой язык все больше трескается от недостатка влаги.
    - В твоей книге! Из нашего цикла «Экстрим для всех», что-то там про выживание в дикой местности.
    - Лёва, прости, пожалуйста, - несколько смутился я. – То, что я издавал эту книгу, вовсе не значит, что я её читал. И тем более - писал. Что-то там смешное про барбекю из лягушек и навес из лопухов я помню, но… Увы.
    - Там же твоя фотография на обороте, - сказал Лёва, как мне показалось, с укором. – Я думал…
    - К тому же, - нашелся я, - это вовсе не дикая местность, а вполне ухоженная. Даже слишком. Аж противно.
    - Вот именно, - тихо сказал Лев.
    Несколько часов мы шли молча. Мельканье деревьев по-прежнему дурманило, но уже не сводило с ума, привыкли. Бесконечная аллея. И через каждые четыре метра точно такая же уходит влево и вправо. Ничего особенного. Только страшно. Очень и по-настоящему страшно. Пожалуй, даже в Сахаре не было так безжизненно одиноко. Учитывая флягу с витаминизированной аквой… «Аква»… Фу! Дурное слово. С Водой, с Водичкой, с Водиче-чкой… Но не растут же эти твари без воды?
    - Стоп! – сказал я, сел, разулся, и бросив оба кроссовка вперед, приступил к допросу:
    - Скажи мне, Лёва! Если знаешь. Эти отвратные плантации поливают?
    Польстившись на привлеченный интерес к его скромным знаниям, Лев, сел рядом, и сообщил следующее:
    - Все дело в специальном покрытии грунта, понимаешь? Этот самый газон, который опять, кстати, собирается сожрать твои ботинки, он и является основой древоферм. Газон - это очень сложный комплекс генномодифицированного клевера, нанороботов, обычной канадской газонной травы и тимофеевки. В комплексе, при должном облучении, на каждом отдельно взятом участке фермы, этот «газон» даёт свой неповторимый эффект насыщения почвы, либо аэрации, или даже переработки внезапных отходов.
    - Полив?
    - В том числе.
    Тут я на некоторое время затих, а потом задал вопрос давно мучавший нас обоих:
    - Жрать его можно?
    Лёва отрицательно покачал головой. Сразу стало понятно, что ночью он тоже пробовал дёрн на вкус и нашел его таким же горьким и отвратительным, как нашел его я.
    - Понятно. А пить?
    Тут мой друг вопросительно изогнул левую бровь. Я решил закрепить успех:
    - По внешним ощущениям, этот коврик пропитан влагой, как губка. На вкус он, конечно, горчит. Но, скажи мне, Лёва, как давно ты последний раз сам себе стирал носки в тазике?
    - Вопрос не к месту и не ко времени, - сухо отозвался он, украдкой принюхиваясь. – При чем тут мои носки?
    - Сейчас я тебе покажу, как правильно выжимать бельё.
    С этими словами я выдрал целый пучок газона, обнажив под его нежной поверхностью нечто розовато-бежевое и склизкое. Отряхнув тяжелую добычу от возможного сора, я свернул траву в жгут, и сильно скрутил, выжимая влагу. Ох! Полилось, как после стирки. Когда Лёва увидел этот водопад, у него жадно заерзал кадык, но парень держался.
    - Кто первый? – спросил я, стараясь, чтобы голос не дрожал. – С одной стороны, это, скорее всего, вода. С другой - тех самых нанороботов там можно марлей собирать, вместе с полезными для древесины элементами.
    Сглотнув несуществующую слюну, Лёва, не спуская глаз с воды, заметил:
    - По большому счету, это я виноват во всём, что случилось. Мы же всё равно сейчас выжмем ещё травы и напьемся оба. Пусть, если что, я сдохну первым. По крайней мере, у тебя будет возможность плюнуть на мой труп перед смертью.
    Честное слово, я едва не прослезился. Мне конечно хотелось сказать, что в вышеозначенном случае, я скорее всего его просто пну, но сдержался. И Лёва выпил. Да еще с таким наслаждением, что сомнений, если они и были, не осталось. Газонная травка отлично выжималась! Полегчало сразу, и вселенная заиграла красками. Хей! Мы экстремалы, и этот мир прогнется под нас! Йоу!
    Глупо, конечно, но нечто подобное мы орали в полный голос. Оставалось решить проблему отсутствия еды. К сожалению, стерильность «леса» не оставляла нам шанса ни на охоту, ни на собирательства. Заводчики так боялись грибных заражений, или паразитирования на их драгоценной древесине иных форм жизни, что шансов на выживание нам практически не оставили. Но, больше всего хотелось спать. Минувшая ночь, изобилующая регулярными нервными побуждениями, желанного отдыха не принесла. «Надо чего-то думать» - заявил Лёва, и я начал думать. С водой наладилось; плавают ли в ней удивленные нашим поведением нанороботы, или растворены равнодушные ко всему происходящему удобрения, - нам уже было всё равно.
    
    Неожиданно буки кончились и им на смену пришли в точности такие же клёны. Колоннада чуть сменила цвет коры, и целых полтора часа это новшество казалось приятным. Мы шли с хорошей крейсерской скоростью километров восемь в час, экономя силы, которых, несмотря на голодовку, еще оставалось в избытке.
    - И нахрена нам столько древесины! – не уставал возмущаться я.
    - Ну, как же! Экология, здоровый образ жизни, отказ от пластика… - пожал плечами Лев. – Ты вспомни! Нас постоянно окружает дерево и бумага. Раньше, я читал, даже стулья и столы в кафешках отливали из пластмассы, бутылки из пластмассы, пластиковая посуда, всякие коробочки, упаковки, пакеты – в огромном количестве, кулечки, свертки, веревки. А ведь всё это добро не разлагается. Прикинь, какие горы негниющего мусора получались. Вот, а теперь у нас всё производится из натуральных материалов. Пакеты и вся прочая упаковка, из первоклассной бумаги, мебель исключительно деревянная – никаких тебе плит из склеенных опилок. Всё это ежедневно требует древесины, а отходы в древесину же и возвращаются по принципу замкнутого цикла. И потребление растет. Одни только деревянные дома сжирают до сорока процентов урожая. А сейчас модно жить в деревянных домах. Модно читать бумажные газеты. Модно писать от руки в бумажных тетрадях и есть из деревянной посуды. Паркеты опять же, обшивка стен, деревянные скульптуры, украшения из редких пород, мозаики. Можно сказать, что мы живем в деревянном веке.
    Я рассмеялся, однако Лёва оставался совершенно серьезен:
    - А ты думаешь, почему наша экстремальная ассоциация пользуется такой популярностью? Да вся молодежь просто помешана на спорте, экологии и правильном питании, а мы в некотором роде флагманы самого интересного движения; здоровый риск, адреналин, характер, мастерство! И этим, кстати, мы обязаны древесине в той же степени, как и она нам.
    
    Клены вскоре стали квадратными, но меня это уже ничуть не поразило. Я просто отметил для себя: «да, действительно, квадратные бревна». Аллея приобрела совершенно футуристический вид.
    - А что если попробовать подняться наверх? – предложил Лёва. – Хоть посмотреть, что у нас вокруг, может просвет какой, или даже строения? А? Ну-ка, подсади меня!
    - Ага, сейчас! – рассмеялся я, - Ты, конечно, великий скалолаз, но олимпийское золото паркура всё-таки моё. Да и тяжелый ты, приятель, как медведь. Так что, подставляй плечи, я сам полезу.
    По счастью, Лёва не только позволил на себя вскарабкаться, но еще и нехило швырнул меня вверх, толкнув, словно штангу. Впиваясь пальцами и коленями в квадратный ствол, я уцепился за ветку, и вскоре уже зеленое море кленовых крон шумело у моих ног. Жутко, но роскошно. На мгновение показалось, что я очутился на другой планете, и только родное солнце и редкие кучевые облачка возвращали на Землю. Ферма бушевала и подавляла размахом. Море кислорода дурманило почище веселящего газа.
    - Ну! Что там!?
    - Зелень до горизонта, во все стороны! – радостно проорал я вниз. – Хотя, погоди, погоди… Вон там, вроде как низинка…
    - Где?
    - На одиннадцать часов от нашего направления! Думаю, меньше двух километров! Надо взглянуть!
    Спуститься было совсем просто. Лёва кивнул на свой кроссовок, брошенный в сторону движения, и мы шустро двинулись дальше.
    - Если там и не поляна, - мечтал я вслух, - то, по крайней мере молодняк, или еще какая низкорослость. Мы сможем поспать на ветках. Кстати! Мы и до сих пор могли поспать на ветках! Чего мы так боимся этого газона? На деревья он вроде не лезет…
    - И где ты был раньше со своими мудрыми идеями? – огрызнулся Лёва. – И какие мы с тобой вообще по большому счету экстремалы! Позерство одно. Тепличные победы в искусственных условиях. Вот оно! Вот. Это же настоящая стерильная пустыня, только в неё понатыкано бревен. Ковролин со спичками. Ты знаешь, что эта ферма даже на глобусе нарисована. Она огромна! Где мы сели? Сколько нам идти! А? Надо было искать наш левитар, а не переться! Блинский чёрт, это ведь я предложил!
    - Лёва, лёва!
    Я не побоялся отвесить этому атлету мощный подзатыльник: - Очнись, Лев!
    - Погань какая, - пробурчал он, чуть пошатнувшись. – Мой левитар уже должно быть сожрала эта трава. Бедный мой бедный…
    - Чего ты скуксился! – весело крикнул я, хотя и у самого начали кошечки скрести по душе, - Хорошо идём! Воду нашли, со жраткой разберёмся. Где пописать, я тебе выберу дерево… Выше нос, мушкетёр! Ну! Как там пели про твоего великого кумира – сабленосного экстремала зимней древности? Чёрт, имя забыл... Дэнис?
    - Денис Давыдов… - буркнул Лёва.
    - Ну, ё! Точно. Честь, Лёва, она всего превыше! Умри, гусар, но чести не утрать! А?
    - Но чести не утрать! – согласился он, и усмехнулся: - Мне другая нравится… «Я люблю кровавый бой! Я рожден для службы царской!»
    - Сабля, водка, конь гусарский! – затянули мы хриплым дуэтом, - С вами век мой молодой! Хей!
    - Я-а-а люблю кровавый бой! Я рожден для службы царской! – довольно долго еще сотрясал мерзкую строгость рядов врагов-деревьев наш фальшивый дуэт, пока не показалась поляна. Это была та самая поляна на опушке которой я чуть не сошел с ума.
    
    - Лёва, - мягко спросил я, - Это - то, что я думаю, или результат обезвоживания. Это, что, стулья?
    - Нет, - мрачно ответил он. – Это кресла. Только они еще не вызрели. Ну и до хрена же их тут!
    Действительно, вся поляна, точно так же, как занудный лес, была разбита на ряды и засажена абсолютно одинаковыми, но уже вполне узнаваемыми креслами. Причем, судя по редким листикам, растущим из спинок, ножек и сидений кресел – дубовыми. Я легко мог представить себе поле пшеницы, или ряды кукурузы, а также посевы гороха… Однако, поле офисных кресел я себе представить не мог. Но я его видел. Где-то вдалеке чуть возвышались плантации элитных стульев старшего состава менеджеров, а еще чуть дальше произрастали кресла президентские и генеральские. Эти отличались большей устойчивостью и крепостью, а также широкой спинкой, сплетенной из сучков и задоринок в причудливый уникальный узор. Я неуклюже попытался спрятаться за Лёвину спину; показалось вдруг, что кресла надвигаются на меня парадным маршем психической атаки. До сих пор мне порою снится, как маленькие и громадные стулья выдирают свои корни ножек из грунта…
    - Нормально, - сказал Лёва. – А я-то думал, чего они такие дорогие. Вон оно как. Слушай, отлипни, я хочу посидеть вон в том переростке.
    - Да я так, чисто от неожиданности. Смотри, а вон совсем детские стульчики…
    - Недоростки. Тут, похоже, свивают форму из четырех саженцев. Готично, да. И уникально. Как думаешь, если мы разломаем самое большое и дорогое кресло, полиция явится? А? И нас потом покормят, да?
    - Лёва! – вскипел я, - Ты лев или домашний кастрированный котик. Подумай о престиже ассоциации! Честь, превыше всего, мужик…
    Он покраснел:
    - Жрать охота…
    - Считай, что у нас разгрузочный день! А если понадобится, то и разгрузочная неделя.
    Уже взгромоздившись в кресло, Лёва поёрзал и заявил, что форма сиденья будет очень удобная, если, конечно чуть подшкурить и ободрать листья. Я присел в соседнее и согласился:
    - Отлично! Пройдем поле насквозь, а потом заночуем в этих мутантах. Газон до нас не дотянется. Можно выдрать с корнями пару мелких кресел и положить на них ноги.
    - Вот это уже чистой воды вредительство! – возмутился Лев, - Даже, я бы сказал браконьерство.
    - Ничего, не убудет от них. Зато выспимся по-королевски.
    - На голодный желудок?
    - Я найду тебе еду, не переживай. Я же автор той самой книги про выживание, как-никак. Я вспомню чего-нибудь!
    
    До самого вечера мы брели сквозь заросли кресел, офисных стульев и высоких барных табуреток. Солнце уверенно катилось справа налево, тем самым подтверждая, что мы идем на север. Я заслужил еще один почтительный взгляд Лёвы. Ну, угадал, с кем не бывает. Однако, жара спала только к сумеркам, и мы здорово вымотались.
    За кресловым полем началась плантация плоских берёз; низкорослых, явно недавней посадки. Стволы были шириной в две ладони, а толщиной всего сантиметров пять, но это были березы, белые в черных рисках, как на картинках в детских книжках. Вот тут меня и осенило!
    - Заболонь! – закричал я.
    - Вообще, я к пиву довольно равнодушен… - заметил Лёва.
    - Балда ты, а не древовед. Заболонь – это такой слой мякоти между толстой корой и деревом. Его можно жрать! У берез точно можно. Я помню, я это читал в своей книге.
    С видом обреченного мученика, Лёва приблизился к ближайшему дереву, горестно вздохнул и впился зубами в кору. От хохота у меня едва не случились колики.
    - Давай сюда свои евро-монетки, или еще лучше расческу! – наконец, отдышавшись и утерев слёзы, велел я. – Сейчас мы ими прорежем слой коры, оторвем пласт, снимем с него пленку заболони и оценим её на вкус.

    - Опять браконьерство, - огорчился Лёва, - загнется дерево, брак будет.
    - Дерево, конечно, жалко, но ужинать, так с размахом.
    То, что мы добыли спустя два часа и три вывихнутых пальца – есть было, действительно, можно. Впрочем, на этом достоинства добытого заканчивались. Даже с большой голодухи глоталось с огромным трудом, приходилось с омерзением разжевывать сладковатые едва влажные волокна и запивать каждый глоток газоном. Однако, вскоре желудки были набиты и благодарно заурчали. Спали в креслах нагло выдранных с поля, Лев храпел. Было относительно тепло. Я уснул в недозрелом офисном стуле, гордясь собой, и снов не видел.
    
    Проснулись мы уже не потерявшимися идиотами, а хозяевами жизни. Дожевали вчерашнюю кору, запили травой и двинулись дальше, уверенные и бодрые (не считая, конечно легкой тяжести в животах).
    - Не на тех напали! – Лёва азартно жестикулировал и отвешивал встречным берёзам суровые апперкоты, - явно пришел в форму.
    А вот мне с утра чертовски не хватало бассейна, стакана апельсинового сока и тоста с брынзой и веточкой кинзы. Впрочем, этими полезными вещами я лишь настойчиво гнал от себя образ запотевшей пивной кружки… И, уж чего греха таить: упругого девичьего бедра под рукой. К хорошему быстро привыкаешь. Эх!
    Поскольку настроение наладилось, шагали бодро и говорили только о женщинах, фехтовании и новых левитарах. Но, плоские берёзы наводили тоску, поскольку в профиль аллеи казались засаженными толстыми деревьями, а анфас – тонкими, и с каждым шагом иллюзия искажалась. Мутило, возможно от съеденной коры. Однако держались бодрячком.
    
    Миновали плоскую березовую, прямоугольную тисовую, фигурно-столбовую осиновую рощи (кстати сказать, осиновая заболонь – самая гадостная на вкус), настроение падало. Трое суток в пути на подножном корме в идеальном лесу. Будь он проклят! Хищная трава с воткнутыми в неё равнодушными бревнами – и это лес?
    Я вслух мечтал о пустыне, Лёва держал слово за степь. Спорили жарко, но на драку сил не хватало. «Гусары денег не берут», - регулярно повторял он. «Честь всего превыше…», - как заклинание твердил я, и мы шли, выжимая газон и обдирая деревья в поисках условно питательного слоя. Следующую ночь провели на деревьях и продрогли. Затем снова шли.
    Сетовали, что стрижем ногти, сетовали, что воняем и привыкли к водным процедурам. Экстремалы? Да какие мы в… экстремалы. Тепличные мальчики. Что толку лезть на Эверест, если знаешь, что там, - на вершине тебя ждет теплый сервисный левитар с горячим кофе и пледом? Что из того, что ты первый? Кажется, я злился на себя, на нас. На всех остальных и даже немного скрипел зубами, в общем: занимался моральным самобичеванием. Безумные гонки, заплывы, бои без правил, фехтование острыми клинками, затяжные прыжки… Всё теперь казалось детской игрой, никчемным развлечением. Жить. Деревянный век вкупе с высочайшими технологиями, неужели он так и не научил нас жить?
    А еще мы пели. Очевидно, в газонной воде всё-таки были растворены не вполне полезные для здоровья удобрения, поскольку непрерывно ощущалось приятное головокружение, голод и желание посмеяться без повода. Но мы хорошо пели, душевно, во все два горла, ведь честь всего превыше. Да?
    К вечеру четвертого дня пути мы вышли к деревне.
    
    Первым домики увидел я, издал хрипло-ликующий возглас и ускорился. Лёва вёл себя сдержанней, но тоже оживился.
    Постройки выглядели совсем маленькими – несолидными, явно кемпинг или чья-то рабочая база, может быть операторов комбайнов или уже милых моему сердцу гипотетических лесорубов-огородников.
    - Эгей! – весело кричал я, шагая по центральной улице. – Есть кто живой? Эй? Парле ву франсе? Инглишь, дойч? Буэнос ночэс? Элиника? Хатика, дипсао! Господа, наконец! Не дайте уставшим туристам… а лучше дайте и побольше!
    Наконец, меня догнал Лёва и с недоброй усмешкой заметил:
    - Можешь заканчивать представление. Тут никого нет, и никогда не было. Это вообще не дома. Вернее, еще не дома.
    - А что же? – спросил я и осекся…
    Деревья, снова деревья. И если уж мы прошли целую рощу офисных стульев, к чему теперь было удивляться делянке подрастающих коттеджей – круглобоких, одноэтажных, с уже наметившимися дверными проёмами и окнами. Вот тебе и удивительное рядом, чудеса генетики, мать их. Я живо представил себе, как такой летний домик спиливают, обрубают сучья с крыши и продают каким-нибудь любителям природы, предварительно застеклив и навесив дверь. Экологически чистый продукт!
    - Мда, - криво усмехнулся я, - «Тыквы сдают небогатым семьям под дачи. Пробовали арбузы сдавать, но в них жить сыровато…».
    Тем временем, Лёва уже вовсю ломал «дверь» в ближайшее растение.
    - Браконьерствовать, так вволю. Хоть выспимся, как люди, - ворчал он. – Чёрт, места маловато, зелёные еще. Занимай соседний.
    Долго размышлять я не стал и осуществил взлом. Внутри оказалось влажно, темно, но уютно. Стены домика изнутри были липкими, углы еще не прорезались, поэтому спать пришлось прямо на вогнутом полу. «Надеюсь, не замурует», подумал я, перед тем как отрубиться.
    Обошлось. Наутро я застал Лёву выкорябывающим над дверью «своего» домика кривую цифру «1». Он закончил сей труд и самодовольно хмыкнул:
    - По любому поставят теперь в начало улицы. Ну, что, двинули дальше?
    
    Глоток фреш-газона, немного коры – настоящий завтрак спортсмена.
    Я уже морально приготовился к новым чудесам древесной фермы, но за «недозрелой деревней» вновь угрюмым частоколом потянулись колоннады бревен чего-то хвойного, вроде лиственницы или туи. Ничего, есть можно. Её явно пичкали удобрениями, поскольку выжатая вода имела мерзкий привкус хинина. День выдался пасмурный, похолодало, поэтому шли довольно быстро, иногда срываясь на легкий бег, чтобы согреться.
    Деревья снова начали сливаться, их однородное мелькание утомляло больше чем сам переход. С каждым шагом всё отчетливей казалось, что это бесконечные шеренги стволов маршируют нам навстречу, а мы лишь перебираем ногами, чтобы остаться на месте. Деревья надвигались на нас бессмысленной, но упорядоченной массой. Отчего-то вспомнился военный парад, только не торжественный и яркий, а угрюмо-безразличный; так шагали, очевидно, дивизии каких-нибудь карателей лет двести назад, чеканя шаг и неся смерть… В придачу к зрительным галлюцинациям добавились слуховые. Дробный топот ног по каменному плацу раздавался все отчетливей, я боялся, что собьюсь с намеченного курса, попаду под этот марш деревянных батальонов и буду равнодушно ими затоптан.
    - Что ж они так топают… - пробурчал Лёва. - Сил уже нет!
    - Да уж, - добавил я, как можно спокойнее, - грохочут будь здоров. Сытые, боровы.
    Метров через сто мы остановились. С ума сходят по очереди, а никак не вместе, да еще с такими похожими симптомами. Грохот, далекое урчание, хруст и треск раздавались вовсе не в нашем воображении.
    - Там! – веско сказал Лёва и мы, легкомысленно бросив свою тропу, помчались на звук.
    Это, наверняка были мои «дровосеки», ну а кто еще может производить в лесу столько шума! Разве что, заплутавшее торнадо.
    Так и было! Не ураган, конечно, а самая настоящая вырубка в самом разгаре. Вдоль колонн неспешно ползли огромные высокие комбайны, прямо на ходу, орудуя многочисленными манипуляторами. Каждый такой комбайн напоминал старинный поезд, длинный и громоздкий, - снимал урожай деревьев и укладывал его в своё нутро, медленно заполняя «вагоны». Здесь же от ценных бревен отсекали ненужную крону и, уже в измельченном виде и без листьев, она сыпалась частично по сторонам, жадно поглощаемая живым газоном, а частично во внутренние контейнеры, очевидно для дальнейшего превращения в бумагу.
    Чуть дальше за могучими комбайнами неспешно плелись автоматы попроще с хвостами платформ, заполненные свежей порослью – саженцами. Они стремительно приводили в порядок места корчевания и чуть поодаль втыкали новые потенциальные бревна в лунки, густо посыпая всё вокруг удобрениями.
    И вновь мне представился театр военных действий.
    Механические дровосеки-корчеватели ползли по долине лавиной, как полчище прожорливых гусениц, неспешно уничтожая непроглядную толщу идеального леса. Мы молча провожали автоматических чудовищ ошалелыми взглядами, наблюдая, как на глазах у нас стремительно меняется облик долины. Лёва очнулся первым:
    - Что-то надоела мне твоя заболонь, - усмехнулся он. – Да и помыться хочется.
    - Предлагаешь покататься верхом?
    - Угу. Смотри, эти жуки-короеды уже скосили порядочно древесины. Ага? Так вот, я и думаю, кто-то же должен её забирать… Не потащатся же они сами её отвозить на склад, потом порожняком ползти обратно! Значит, есть транспортер.
    - Так чего мы стоим! – заорал я, едва не подпрыгнув, - Надо забраться на брёвна!
    
    Пожалуй, здесь мы и приступили к самой опасной части нашего приключения, еще не подозревая об этом.
    Само по себе догнать движущийся состав и вскочить на борт – уже дело лихое. А если вышеозначенный состав при этом еще и активно размахивает по сторонам вырванными пнями, сучьями, пилами, захватами и прочими мощными манипуляторами, а целые модули его совершают относительно друг друга регулярные перемещения – задачка не для слабонервных. Однако, несмотря на минувшие тревожные ночи, тягостные последствия от созерцания бесконечных деревьев-близнецов и воду с добавками, нервы наши оставались в приемлемой норме. В конце концов, - не абы кто вам тут!
    Влезли! Но, клянусь, этот проклятый кран-манипулятор дважды махал бревном прямо у меня над головой, а какой-то задумчивый агрегат неясного назначения ободрал Лёве правое плечо. А под конец нас едва не обдало горячим паром, вырвавшимся тугой белой струёй из неприметного клапана. И это век высоких технологий! Никакой заботы об идиотах, вздумавших покататься на работающем комбайне.
    - Вовремя мы! – воскликнул Лёва, указывая в небо. – Вот и птички!
    - Ага, - настороженно согласился я, разглядев приближающийся к нам рой промышленных левитаров, крутобоких и чем-то напоминающих половинки дынь. – Теперь меня больше волнует, каким образом они нас собираются грузить… Брёвна то навалены - как попало. Ровненько, конечно, не зря же они такие одинаковые, но россыпью.
    - Вот скотство, - огорчился Лев оглядываясь: - не перемололо бы нас к едрени-фени этими чурками. Ладно, чего уж теперь. Будем действовать по обстоятельствам.
    Не сказать, чтобы обстоятельства были целиком против нас, но приключение вошло в пиковую фазу и развивалось от плохого к худшему. Зависший над нашим комбайном левитар-транспортировщик опустил к нам длинные эластичные щупальца, обвили ими всю громадную поленницу, словно сказочный гигантский спрут каравеллу, и потянул. Разумеется, бревна пришли в движение.
    Не помню: о чем я размышлял, прыгая, как бурундук по взбесившимся стволам, перекатывающимся с места на место и разъезжающимся по сторонам, но орал я здорово. Показательно орал, до хрипоты. И вдруг всё успокоилось.
    Надежно связанный пучок брёвен тронулся в полёт. Я висел уже довольно высоко над землёй, уцепившись за щупальце левитара, и не сразу сообразил, что на моей ноге висит Лёва и довольно ровным голосом рекомендует мне очнуться, а главное, не разжимать пальцы. Ха! Если бы я их мог разжать…
    Забравшись на вязанку, сели. Молча глядели вниз на бесконечную упорядоченность древесины. Лёва по привычке достал еже изрядно сточенную расческу и принялся отковыривать кусок коры, со ствола на котором сидел. Вскоре ему это удалось и он предложил мне угощаться. Я взял, очень вкусно.
    
    Когда стая груженых левитаров пошла на снижение мы, наученные горьким опытом, решили не дожидаться разгрузки, благо пролетали над приятного вида озерцом. Уж что-что, а клиффдайвинг был нам не в новинку.
    На берег выбрались уже почти счастливые, по крайне мере, мы перестали нервно вздрагивать. Что поразило – вокруг не было деревьев. Зато поодаль, куда один за другим опускались левитары, виднелось нечто очень похожее на громадный склад, дорогу и, что еще приятнее, возле склада суетились люди. Естественно, первым нашим желанием было направится к сородичам, обнять их и долго плакать на груди от счастья, но эту слабость удалось стремительно побороть и забыть.
    - Ванну, считай, приняли Что у нас в активе? – сухо поинтересовался Лёва, выжимая футболку, как ни в чем ни бывало.
    - Финансы в порядке, - ответил я, помахав банковской карточкой, - деньги не мокнут. Поймаем такси?
    - Давай.
    - Пошли, стрельнем у народа псифончик и вызовем, а то не руками же нам еще вдобавок автостопить.
    - Угу, - как-то очень угрюмо кивнул Лев, но никуда не пошел, всё выкручивал свою футболку, пока швы не затрещали. Потом он бросил её на песок и, глядя на озеро, сказал:
    - Как-то далеко у нас это зашло. Лес этот галлюциногенный - ладно, кору жрать – нормально, дрянь из травы выжимать – согласен, но в этом чертовом комбайне мы могли реально дуба дать.
    - Дуба? Нет. Это была ольха, - неуверенно пошутил я, чувствуя близость развязки.
    - Послушай, - продолжал каменный Лев, - мы с тобой уже не первый год куролесим, всякое бывало, но только всё не по-настоящему. Зрители, аплодисменты. А сегодня вот так, никто бы и не узнал. Крутовато, не находишь?
    Я пожал плечами.
    - То есть, - уточнил он, - если бы стоял выбор: лезть в комбайн или вызвать помощь? Ты бы рискнул за престиж ассоциации и клуба?
    - Да хрен с ним с клубом, Лёвка! Просто иногда стоит всерьёз проверить себя в настоящем деле. Иначе кто мы такие, чтобы… Ну, вообще! Да, ты же понимаешь.
    Гривастый атлет пронзил меня тяжелым, но уже прояснившимся взглядом и потянулся к брючному карману. Я усмехнулся.
    - Вот, - обреченно сказал он, протягивая мне свой изрядно промокший наушник псифона. – Он был со мной всё время, мы могли вызвать помощь в любой момент. Просто ты сказал, что… всего превыше. Вот я и думал, надо попробовать. Ну?
    - Да, дела! – я едва не рассмеялся. – Похоже, Лёвушка, в нашем, мать его, высокотехнологичном мире совершенно невозможно потеряться даже в «идеальном» лесу, если сам этого не захочешь. А у дураков, видать, желания сходятся. Видишь, какое дело, мой псифон тоже здесь…
    Внимательно оглядев маленький черный наушник на моей ладони, Лёва расплылся в оскале очень знакомой мне улыбки:
    - Ах ты сволочь! – заорал он, - Я пять суток морально страдал за это дело, а он! А у него! Я тебя прямо сейчас убью! Вот прямо сейчас, без ужина!
    - Спокойно, мой экстремальный друг, спокойно! - уже не сдерживаясь, хохотал я. - Завтра убьешь, в девять утра: предлагаю перед завтраком размяться на палашах. И, кстати… Мне кажется, что лучше о нашей прогулке и всей этой истории никому не рассказывать. Оставим её себе.
    

    
    
    
    

  Время приёма: 15:56 14.10.2009

 
     
[an error occurred while processing the directive]