Титул НОВОСТИ ЖУРНАЛЫ И КНИГИ "АРГОНАВТИ ВСЕСВІТУ" О КОНКУРСЕ РБЖ-АЗИМУТ REAL SCIENCE FICTION ФОРУМ ПОИСК
Текущее время: 29.03.2024 02:34

Часовой пояс: UTC + 2 часа [ Летнее время ]




Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 30 ]  На страницу Пред.  1, 2
Автор Сообщение
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 05.04.2008 20:49 
Не в сети
Чечако

Зарегистрирован: 08.01.2008 15:18
Сообщения: 43
Откуда: Volgograd
Сегодня получила журналы. Классно! Очень понравилось оформление. Чую, хороший вечер гарантирован. По содержанию выскажусь позже... Эх, не дописать мне сёдня конкурсный рассказ....


Вернуться к началу
 Профиль Отправить email  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 07.04.2008 13:14 
Не в сети
Искатель приключений

Зарегистрирован: 07.04.2008 12:55
Сообщения: 9
Получила журналы. Большое спасибо! Согласна с evharist – оформление отличное. Красивая обложка, хорошая бумага, к каждому рассказу есть картинка – здорово! Мне очень нравится. :D
Содержание тоже порадовало. Я успела прочитать пока только пять первых рассказов, и все они оказались интересными, читала с удовольствием. Что касается ошибок или опечаток: на 1 стр. попался досадный повтор:
Цитата:
У неё были длинные тонкие ноги, которые она никогда не прикрывала длинными юбками
и ещё в конце 9 стр. Авелия внезапно превратилась в Амалию, а больше я в этих пяти рассказах никаких ошибок не заметила, может, они и есть, да содержание меня так увлекло, что я просто читала, не стараясь ничего выискивать. А вот, просмотрев свой рассказ ("Билет в будущее"), обнаружила, что моя последняя авторская правка не учтена. Например, вот это:
Цитата:
Лицо Геры стало печальным. Даже грустным.
я точно исправляла, потому что это - тавтология. Есть и ещё ошибки, которые, я помню, что исправляла, а они всё равно остались. :(
Как только выдастся время, прочту остальные рассказы - уверена, скучать не придётся, сборник замечательный! :D


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 07.04.2008 13:22 
Не в сети
Директор проекта

Зарегистрирован: 10.01.2007 15:41
Сообщения: 1645
Откуда: reglav @ rbg-azimut.com
Эх!
И перевести стрелки не на кого. :(
Моя вина, Ольга (видно в печать ушла не последняя версия).
Если это может быть утешением, торжественно (перед строем) обещаю: когда будем перепечатывать, исправим. Обязательно.
В этой связи просьба читающей публике не стесняться: если кто заметил ошибку, выкладывайте здесь. А за координаты (номер страницы и строки) - особый поклон.
Спасибо.


Вернуться к началу
 Профиль Отправить email  
 
 Заголовок сообщения: обсуждение 5-го номера
СообщениеДобавлено: 11.04.2008 14:52 
Не в сети
Чечако

Зарегистрирован: 08.01.2008 15:18
Сообщения: 43
Откуда: Volgograd
что-то вяленько идет обсуждение :(
ВИдимо, все на колфане. Или строчат на Азимут.
Хороший номер получился, кстати. Улыбнула "Рыбка" Никитиной и "Три корочки хлеба" Уворотова. "Девочка и слово" Рузанкиной - очень сильная вещь!


Вернуться к началу
 Профиль Отправить email  
 
 Заголовок сообщения: Re: обсуждение 5-го номера
СообщениеДобавлено: 12.04.2008 12:12 
Не в сети
Искатель приключений

Зарегистрирован: 07.04.2008 12:55
Сообщения: 9
evharist писал(а):
"Девочка и слово" Рузанкиной - очень сильная вещь!
Да, "Девочка и слово" - потрясающий рассказ, поразил меня своим глубоким психологизмом, образностью и философией. Этот рассказ из тех, что один раз прочитав, уже не забудешь и ещё долго будешь мысленно к нему возвращаться. Ещё сильно зацепили "Лицедей" и "Лекарь" - тоже очень яркие художественные работы, на мой взгляд. Я все рассказы из сборника прочла с интересом и удовольствием, но именно эти три запомнились больше всего.


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: обсуждение 5-го номера
СообщениеДобавлено: 12.04.2008 16:12 
Мне тоже рассказ Рузанкиной очень понравился.
Но хочу обратить внимание на другое:
evharist писал(а):
Хороший номер получился...
Лола Олмо писал(а):
Я все рассказы из сборника прочла...
Я тут небольшой опрос организовал.
Сбылась ваша мечта, Реглав: читаем от корки до корки.
И так уже пятый выпуск!
Надеюсь, остальные будут такими же.
С уважением.


Вернуться к началу
  
 
 Заголовок сообщения: приятно в руках подержать
СообщениеДобавлено: 17.04.2008 14:45 
Не в сети
Искатель приключений

Зарегистрирован: 07.04.2008 09:36
Сообщения: 14
Дошел и до меня пятый номер, правда, шел долго, и в процессе повредили упаковку -- не иначе как почтовые работники читали в двух республиках :P
Красивый сборник с хорошей полиграфией, иллюстрации выше похвал (не считая мелочи, где не хватает ремешка в конской сбруе :lol: ). Ну, и треть рассказов написана друзьями -- приятно почитать уже не в сети, а на бумаге. Такое вот ощущение.
В общем, не выживания сборнику, а долгой яркой жизни. Воть.

PS Если кто захочет передать доброе слово Наташе Рузанкиной -- можно через меня: у нее нета нет. :cry:


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Обсуждение 5-ого номера журнала
СообщениеДобавлено: 16.05.2008 01:19 
Не в сети
Постоялец

Зарегистрирован: 09.04.2007 17:12
Сообщения: 143
Откуда: СПб
Получил этот выпуск. Спасибо. О приятном - пока не буду (не всё еще прочитал, а я въедливый). Начну с вопросов.
1. Бумага. Кто-то мне сказал, что такая бумага даже дороже, чем, например, у "Еслей". Это так? Что тут меня смутило: выглядит, словно на принтере распечатано.
2. Оформление. Почему нельзя начинать каждый рассказ с новой страницы? Экономия? Так, как есть, на мой взгляд, несолидно. Если правда экономия, то чего уж, ничего не изменишь. Из той же оперы: почему не сделать на каждой странице хотя бы полоску в верхнем колонтитуле и надпись с названием журнала (см., например, "Если" и "Полдень"). Везде одинаковый шрифт. Times New Roman, по-моему (за исключением последней страницы). Никакого разнообразия. Конкретно: не понравилось, что анонсы рассказов в содержании не выделены ни размером, ни наклоном по отношению к названиям и авторам.
3. Ошибки. Точки-запятые, строчные-прописные буквы. То есть грамматические ошибки, в основном. Много! Есть и другие. Предлога, например, не хватает. Ещё, вроде, что-то было (не отмечал). Я не профессионал, не филолог, но даже я вижу. В связи с этим: готов вычитывать 1-2 рассказа из каждого номера до печати (а другие рассказы пусть остальные авторы вычитывают).
Пока всё.


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Обсуждение 5-ого номера журнала
СообщениеДобавлено: 16.05.2008 12:15 
Не в сети
Директор проекта

Зарегистрирован: 10.01.2007 15:41
Сообщения: 1645
Откуда: reglav @ rbg-azimut.com
Ник писал(а):
1. Бумага. Кто-то мне сказал, что такая бумага даже дороже, чем, например, у "Еслей". Это так? Что тут меня смутило: выглядит, словно на принтере распечатано.
Бумага - 70г/кв.м., офсет, белая. Дороже она нам обходится, чем с той же грамматурой, но "серая газетка" для журнала "Если", я не знаю. Печаталось не на принтере, - на пишмашке. Механической. На ней же делались все рисунки. Включая обложку. Присмотритесь. Видно же...
Цитата:
2. Оформление. Почему нельзя начинать каждый рассказ с новой страницы? Экономия? Так, как есть, на мой взгляд, несолидно.
Нет. Не экономия. Просто желание подать материал единым блоком - попытка спровоцировать читателя глотать сборник цельным куском. Синдром Шахерезады... Для этого же все рассказы так или иначе "причёсываются". Чтобы сборник был однородным, без спотыков, ступеней и провоцирования читателя сделать закладку, подумать: "а это я после дочитаю" и отложить книжку в сторону.
Цитата:
... почему не сделать на каждой странице хотя бы полоску в верхнем колонтитуле и надпись с названием журнала (см., например, "Если" и "Полдень")
Именно поэтому. Нам больше по душе "Искатель" (приложение к "Вокруг света").
Цитата:
3. Ошибки.
Ценность обнаружения в локализации. Где-то выше мы это уже обсуждали. Если видите ошибку, скажите номер страницы и строки. Будет спасибо. А так... Да есть ошибки. Много больше, чем хотелось (а хотелось бы ноль).
А что до "солидности"... и тут Вы правы. Не солидны ни в коей мере. Но мы вырастем! Перестанем отвечать на письма авторов, начнём платить входную пошлину книгораспространителям и будем вовсю печатать рекламу канализационных труб на второй, третьей и четвёртой страницах обложки.
Читать нас не будут.
Зато весь тираж будет оплачен ДО печати, сможем нанять ещё двух корректоров и станем очень солидными и уважаемыми людьми. :lol:


Вернуться к началу
 Профиль Отправить email  
 
 Заголовок сообщения: Re: Обсуждение 5-ого номера журнала
СообщениеДобавлено: 16.05.2008 14:08 
Не в сети
Постоялец

Зарегистрирован: 09.04.2007 17:12
Сообщения: 143
Откуда: СПб
1. С бумагой я полюбопытствовал. Наверняка вы выбирали оптимальное решение по цена/качество. У «Еслей», конечно, плохенькая бумага. И всё-таки спрошу: а нельзя ли потоньше бумагу, менее плотную, хотя бы чуть-чуть? (Это я опять же из любопытства.)

2. Хотел было шрифт другой предложить. Не Times. Но вот снял с полки пару книг, в частности, сборник Бредбери и Шекли 90-го года, там тоже этот самый New Roman. В сборнике вообще – то же, что и в Азимуте: один рассказ заканчивается, другой – начинается. Только небольшое отличие. Перед названием следующего рассказа не один пробел, а три-четыре, и шрифт – разреженный (красивее, на мой взгляд; если что – Формат/Шрифт/Интервал в MS Word XP). Предлагаю перенять. (Я исхожу из того, что вы к предложениям положительно относитесь. Может, по наивности.)

3. Локализация ошибок. Чтобы это сделать, работать надо. Чтобы работать, нужно время. Я не зря сказал, что могу только 1-2 рассказа на себя взять (хотя и после меня там наверняка что-то останется). Я вот только по пяти первым страницам первого рассказа «пробежался», и только то отметил, что легко отмечается. И то полчаса потратил. Я не во всех "отметках" уверен. Чтобы 100% дать, опять же нужно работать.
…и кинжал за поясом, как у настоящей…
…сказала она, и провела по нам своим…
…проникнуть не просто в школу, а в наш бывший класс, принадлежала…
…обыкновенной внешностью, и цель у них одна…
…без спиртного, и только на час…
…Двадцать четыре. Ты – последний…
…Женя, мне два года…
…Ну тебя…
Что, и Сергей…
…последним из тех трёх, кто пришёл после…
…ну совсем как родственников…
…на поле боя, и периодически…


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Обсуждение 5-ого номера журнала
СообщениеДобавлено: 16.05.2008 15:09 
Не в сети
Директор проекта

Зарегистрирован: 10.01.2007 15:41
Сообщения: 1645
Откуда: reglav @ rbg-azimut.com
Ник писал(а):
1. ... а нельзя ли потоньше бумагу, менее плотную, хотя бы чуть-чуть?

Для офсета - это нижний предел (70). Дальше начинается - газетка (серая, ломкая, маркая). Минус - капризная к печати стерьва: чуть переложишь краски, текст "наплывает" с обоих сторон листа , недоложишь - бледное на сером...
Нет. Печатать будем на белой.
Цитата:
2. Я исхожу из того, что вы к предложениям положительно относитесь. Может, по наивности.
Положительно. Просто Вы уже чуток припозднились. За полтора года формат понемногу устоялся и стал традицией. Если возьмёте первые четыре выпуска, - убедитесь: были испробованы многие варианты (а может, и все). Я исхожу из того (может, по наивности :wink: ), что пятый - это и есть шаблон, которому будем впредь следовать. Вот только картинок не будет. :( Не стимулируют они продавабельность соразмерно вложенным затратам.
Цитата:
3. Локализация ошибок. Чтобы это сделать, работать надо.
О! И огромное спасибо за свой список ошибок. Штука в том, что и вправду наши выпуски (с первого и пока авторы не переведутся :wink: ) равноценны по восприятию. У нас - только литература. Так что перепечатывать будем (и перепечатываем!). Посему списки ошибок весьма ценны, даже если они (списки) многократно перекрывают друг друга.
К этому вопросу, положительное отношение гарантируется! 8)
Да всё ОК, Ник! А на мои интонации наплюйте! Слюной! Отвечаю быстро, в паузах между рабочими событиями. Даже вычитывать некогда (надеюсь, Админ поправит :lol: ) Так что если настроение промеж строк и чувствуется, то оно не имеет никакого отношения ни к Вам, ни к Вашим предложениям, ни к самому журналу.
Всё ОК! Ей Богу!


Вернуться к началу
 Профиль Отправить email  
 
 Заголовок сообщения: Re: Обсуждение 5-ого номера журнала
СообщениеДобавлено: 17.05.2008 09:01 
Не в сети
Постоялец
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 07.07.2007 12:32
Сообщения: 185
Здравствуйте, Реглав.
Попробую вставиь свои пять копеек в дискуссию. Вы писали:
Цитата:
Вот только картинок не будет. Не стимулируют они продавабельность соразмерно вложенным затратам.

Вот тут, ИМХО, вы здорово ошибаетесь. Я, конечно, никаких маркетинговых исследований привести не могу, потому объясню свою мысль с точки зрения психологии. По восприятию информации люди делятся на 4 типа:
Аудиалы (30%) - интерес этих в журнале подстегнуть тяжело.
Кинестетики (15%) - здесь в ход как раз идёт хорошая качественная бумага, Глянцевая обложка, и тому подобное.
Визуалы (25%) - а вот для нихто и важны иллюстрации. Лично я, при возможности выбора журналов с примерно равноценным содержанием, всегда выбираю именно журнал с иллюстрациями. И я не один такой. Я бы привёл конкретные примеры журналов, но, думаю, это будет не слишком корректно, по отношению к ним. Если же иллюстраций нет - чаще всего покупается более старый и известный журнал. Конечно же наличие иллюстраций не даёт мгновенного и ощутимого скачка продаж, но оно добавляет пару баллов при конкурировании с другими журналами.
Комбинированый тип (30%) - часть людей данного типа непосредственно относятся к моему замечанию. При выборе журнала аудиал-визуал снова же может ориентироваться на иллюстрации.
Я, конечно же, не буду настаивать на своей точке зрения, потому как не знаю, финансовую часть спора. Надеюсь, моя точка зрения будет вам интересна.
С уважением.


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Обсуждение 5-ого номера журнала
СообщениеДобавлено: 17.05.2008 15:57 
Не в сети
Директор проекта

Зарегистрирован: 10.01.2007 15:41
Сообщения: 1645
Откуда: reglav @ rbg-azimut.com
Sergey_D писал(а):
Я, конечно же, не буду настаивать на своей точке зрения, потому как не знаю финансовую часть спора.
И я не буду настаивать, Сергей. Зато поделюсь наблюдениями за "финансовой частью спора".
Факт 1: Иллюстрирование журнала повышает его себестоимость на 50%.
Факт 2: Иллюстрированные журналы продаются точно также, как и НЕиллюстрированные.
Думаю, с новыми знаниями Вы пересмотрите своё мнение о здоровье моей ошибки. :lol:
Штука в том, что свою аудиторию мы уже знаем: думающие, амбициозные... значительная часть - как минимум единожды обжёгшиеся жизнью люди. Этим всё равно: с картинками или без них. Им нравятся буквы. И герои, стоящие за ними: несгибаемые, волевые, решительные... удачливые, чёрт подери!!!
Попытка расширить аудиторию за счёт картинок - провалилась. Такие атаки должны предваряться массированным артобстрелом - рекламой (дорого!). И бешенной работой тыла - оплата (взятки) книгопроводящим сетям (дорого и обидно!).
Мы не можем себе позволить ни того, ни другого.
Сейчас продажи замкнулись на книжные магазины Одессы (60%), остальное - подписка через Наталию (И-нет).
А мнение интересует. Разумеется. Например, как не заплатив ничего увеличить продажи в два раза? :shock:
Тогда и деньги на картинки появятся... :lol:
Удачи!


Вернуться к началу
 Профиль Отправить email  
 
 Заголовок сообщения: Обсуждение 5-ого номера журнала
СообщениеДобавлено: 28.05.2008 01:45 
Не в сети
Чечако

Зарегистрирован: 09.01.2007 11:26
Сообщения: 35
Откуда: Россия,Белгород
Прочитал четвёртый и пятый номера журналов.
По-моему, с каждым следующим номером журнал становится всё лучше и лучше.
Выскажу тут своё частное мнение, похвалы и отдельные замечания по обоим номерам сразу, так как они попали ко мне одновременно и только что.
По четвертому номеру.
На мой привередливый вкус лучший рассказ номера – «Я – человек».
Очень понравилась последняя четверть рассказа «Ничейная земля». Правдиво, интересно, реалистично.
В «Факторе хаоса» автор продемонстрировал хороший потенциал, изобретательность, неплохой язык. Но рассказ по сути – стеб. И если остальные произведения этого способного автора тоже будут написаны им в той же манере, то моё (субъективное, конечно) мнение – очень жаль… Стеб никогда не будет стоять рядом с настоящей литературой. Это так, побаловаться недолго… Пока самому не надоест.
Рассказ «Мёртвое озеро» увлёк замечательным языком. Прочитал с интересом, хотя фэнтези не люблю.

Остальные рассказы, наверное, неплохие, но на любителя. Тут уж кому что нравится.

По пятому номеру.
Больше всех остальных понравился рассказ «Жизненно необходимое».
Не без недостатков, но очень даже ничего «Рассказ капитана Дрейка» и «Лекарь».

Вообще-то, все рассказы и в этом номере, наверное, хороши, но каждый для своей читательской группы. На вкус и цвет…

Справедливости ради надо отметить и некоторые недостатки в обоих номерах.
Не раз натыкался на грамматические и стилистические ошибочки в текстах, неудачные сравнения, тяжеловесные конструкции, смысловые казусы и неясности, но выписывать их все и приводить по каждому рассказу развернутую рецензию с перечнем ошибок, не могу. К сожалению, не имею, ни времени, ни мотивации.
Думаю, что всем авторам на будущее желательно более тщательно вычитывать, шлифовать и вычищать тексты. На мой взгляд, больше надо прорабатывать сюжет. Если сюжет слабый, мелкий, путаный или просто мутный, то никакой самый замечательный язык вещь не спасёт. Это уже моё частное мнение.

Поздравляю всех авторов с публикацией и желаю удачи!

_________________
Дарите людям свет и тепло! Просто так...


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Выпуск 5
СообщениеДобавлено: 04.02.2011 21:43 
ДЕВОЧКА И СЛОВО
(Рузанкина Наталья)


Синие, пропахшие хлоркой интернатские сумерки наступали: уснули цветы на подоконниках, удивительные крылатые коты в раскрытом альбоме, и лишь она не спала, странное существо, грузное, розовое, с розовым же бантом в волосах, в застиранном ситцевом платье.
Её вялый рот с поблёскивающими пузырьками слюны в уголках губ, глаза, скошенные к носу, вызывали ощущение брезгливости, а пухлые, будто игрушечные, ручки казались несоизмеримо маленькими по сравнению с рыхлым, недетским телом. Синие сумерки подступили к ней ближе, сделались мягкими, мохнатыми, она замычала тоскливо и быстро закрыла альбом с удивительными крылатыми котами, что подмигивали ей в полутьме. Она видела в темноте их глаза, их крылья, слышала их умиротворённое мурлыканье, они звали её, но куда? Может быть, в лето, которое она так любила, в травяную и лиственную страну солнечных пятен, лучей, бабочек и нагретого воздуха?..
Она поёжилась и посмотрела за окно. Снег, такой же синий, как сумерки, лежал на деревьях, и она вдруг визгливо заплакала, вспомнив, как снег этот, сахарно-ледяной, колкий, ей насыпали сегодня днём за шиворот на прогулке. Она плакала долго, обречённо, без надежды, что кто-нибудь услышит.
Её и правда никто не услышал.
Из столовой вкусно запахло оладьями, молочной кашей, и она, судорожно сглатывая, в двадцатый, наверное, раз дёрнула на себя треклятую дверь...
Дверь не открылась, и она заплакала ещё визгливей и присела в углу, обхватив ушастые нянины тапки, вспомнив саму няню, сухонькую, желтолицую, с ласковыми серыми глазами, что заплетала ей косы и кормила яблоками и пупырчатыми мандаринами.
— Что это? — показала она на помпоны из кроличьего пуха на тапках няни.
— Уши! — няня приставила ладони к голове, пошевелила ими. — У тапок – уши, — и вдруг засмеялась и погладила её по волосам.
— У-ш-и, — она чертила пальцами буквы в воздухе, вялый розовый рот приоткрылся, будто от удивления. – Они зайцы, да?
– Ну, считай, что зайцы, – кивнула няня, вздохнула и, сунув ей жёлтое, как лимон, яблоко, принялась начищать паркет.
Сейчас, в мохнатой темноте, вспомнив няню, она перестала плаксиво взвизгивать и ласково забормотала, поглаживая тапки, глаза её слипались. Крылатый кот, мурлыча, вылез из альбома и ткнулся в её колени, но она уже спала, привалившись к стене, приоткрыв мокрый причмокивающий рот.
Спала и всхлипывала во сне.

***

Неуютная, по-зимнему ледяная интернатская столовая с макраме и золотисто-алой хохломой на стенах словно вдруг оттаяла, потеплела от множества детских голов, склонившихся над тарелками. На тарелках доживали последние мгновения комковатая каша и бледно-янтарные оладьи.
Воспитатели, зевая, сплетничали о событиях дня минувшего и с нетерпением ожидали времени сна.
— Кочи нет... — пухлолицая, неряшливая, в серой, бесформенной кофте вертела на пальце широкое серебряное кольцо. — Может, придёт ещё.
— Придёт, куда денется, — засмеялась соседка, тонкая, с вишнёвыми глазами, вся в чём-то нежном, абрикосовом. — Опять где-нибудь в углу ноет, да и полезно ей... попоститься.
— Как жрёт, как жрёт, с ума сойти! — обернулась к ним рыжая, веснушчатая, в клетчатом платье, а-ля Бекки Тэтчер в зрелом возрасте. — И ведь дома от неё всё прячут, даже макароны, даже картошку и «китикэт» кошачий. Найдёт и жрёт сырыми, представляете!
— А что у неё, Борисовна? — зевнув, спросила вишнёвоглазая.
— Поражение мозга, — Борисовна вновь повернула кольцо. — Она и выжить, в общем-то, не должна была, гормонами всю искололи. Сердце ещё больное... Нет, что хотите, а я – за эвтаназию. Если уж такое рождается.
— Она же рисует, — негромко заметила маленькая, черноволосая, похожая на японку. — Вы видели как?!
— Как! — усмехнулась Бекки Тэтчер. — Всё летит! Дома, деревья — все с крыльями! Гулю заменяла, задание дала: лес нарисовать, зайцев, медведей. Так у неё и зайцы, и медведи — все с крыльями. А эти крылатые коты? На стенах, на доске...
— А люди? — японка улыбнулась чему-то своему, поправила накрахмаленные салфетки. — Она их со спины рисует, и все они у неё вдаль уходят, по дороге. Интересно...
— Ничего интересного, Римм, — отмахнулась пухлолицая. — Ты в лицо её посмотри, весь диагноз на лице. За два года мать ни разу не видели, по субботам всё отец приезжает, да и то украдкой, пряча глаза, переоденет — и в машину.
Бледно-янтарные оладьи и комковатая каша исчезли, задымился, закоричневел в пёстрых нелепых бокалах чай из жжёного сахара. Пухлолицая закрыла глаза, вздохнула.
— Эвтаназия. И только, — тихо, будто самой себе, пробормотала она. — Усыпить и усыпить, как животное, без крика, без боли... Римм, посмотри-ка за моими, я Кочу поищу, — громко обратилась она к вишнёвоглазой, абрикосовой и, тяжко раскачиваясь на варикозных ногах, покинула столовую, морщась от колкой, пронзительной боли в узелках вен под коленями.

***

Свет вспыхнувших ламп резанул по глазам, когда она проснулась и почувствовала шаги. Не услышала, нет, почувствовала. Слышать, как и говорить, она и не могла, слова для неё состояли из букв и знаков, плавных и прекрасных, творимых руками. Вспомнилась ей сказка о Красной Шапочке и Сером Волке. Всем классом они рисовали эту сказку, и она нарисовала чёрный-пречёрный лес и маленькую бледную звезду над ним.
— Что это? — удивлённо подняла брови Гюльнар Рафаиловна. — А где же Волк, Юля? — она знаками показала на картину.
— Здесь, — она сосредоточенно обвела розовой, будто надутой ручонкой чёрный лес. — Спрятался... за деревьями. Тихо... ходит.
Она говорила жестами. Жесты те были красивы и плавны, крохотные смешные ручки вдруг обретали дивную гибкость, и Гюльнар Рафаиловна поёжилась, всматриваясь в тёмное, лохматое пятно на рисунке и бледную звезду над ним. Волка не было на рисунке, и вместе с тем он был: что-то волчье, чёрное и беспощадное проступало в очертаниях пятна-леса.
То беспощадное, что нарисовала она тогда, сейчас подходило к классу, тихо дышало, остановившись за запертой дверью, и от него не было спасения.
Беспощадное было Волком, Волк звался Валентиной Борисовной, сорока двух лет, воспитателем по профессии и истребителем по призванию. Призвание Валентины Борисовны не имело отношения к военно-воздушным силам страны, просто она всю жизнь что-то истребляла, от мышей в собственной коммуналке до нарушений дисциплины среди педагогического коллектива, в результате чего и мыши, и коллектив ненавидели её люто, с ненавистью.
Сейчас она топталась на месте и думала об очень сложном и непонятном слове: ЭВТАНАЗИЯ.
Юля попробовала сложить его на пальцах, но пальцы вдруг замёрзли неизвестно почему, и страх серым колючим клубком закатился в сердце. Дверь открылась. Серый Волк-Истребитель стоял на пороге.
***
— Сидишь, да? — женщина в неряшливой кофте стояла в широком холсте света, с брезгливой усталостью рассматривала воспитанницу. — Смотришь? Опять уродов везде намалевала?! — она обвела руками полуосвещённый теперь класс. — Голова от тебя болит. Ну, зачем, зачем опять парту исковыряла?
С парты и в самом деле, чинно сложив лапки на груди, улыбался сквозь сумрак странный крылатый кот.
Валентина Борисовна с ненавистью взглянула на крылатого кота.
— Стирай! — знаком приказала она Юле. — Сейчас же! Всё! И это... и это, — она подала девочке влажную, в мелу, тряпку.
Тихонько всхлипывая, Юля принялась стирать лукавые глаза и трепещущие крылья котов, спиной ощущая присутствие Волка-Истребителя.
Валентина Борисовна прошлась вдоль рядов, внимательно рассматривая крышки и сиденья парт, брезгливо поджав тонкие злые губы. Всю её заполнило одно слово, тёмное, уродливое, и Юля читала его, читала по складам, зрительно, хотя и не могла произнести, она видела его сквозь плотную, серую вязку кофты, сквозь грязный нейлон блузки, сквозь всю дурнопахнущую плоть истребителя: э-в-та-на-зи-я.
Стерев последние крылья, ещё живые, ещё трепещущие под рукой, девочка замерла у доски, всхлипывая.
— Почему не была на ужине? Не хочешь есть? — вновь знаками спросила Валентина Борисовна, и руки её вдруг показались Юле безобразными, толстыми корневищами по сравнению с лёгкими, лебедиными руками Елены Яновны.
— Домой хочешь? — при виде знакомого жеста «дом» Юля замерла, всматриваясь в лицо воспитательницы.
Дом — это дремучий до горизонта, пахнущий сиренью и жасмином лес, это заколдованный добрым волшебником замок на пронзительно-зелёном солнечном холме и поздние звёзды, заблудившиеся в берёзовых ветвях.
Дом — это заповедное королевство, которое она много раз безуспешно пыталась изобразить на бумаге, и которое пряталось от неё за сказочным лесом. Пряталось и таяло, как Фата-Моргана перед кораблём, погибающим в тропиках.
На дне глаз Валентины Борисовны было что-то, что мешало поверить, будто она откроет дорогу в заповедное королевство, и Юля нахмурилась.
Она прочитала слово, лежащее на дне Валентины Борисовны, прочитала и поняла.
Тёмным ужасом, северным ветром веяло от слова, и Юля беспомощно ёжилась перед его страшной простотой.
– Домой поедешь через месяц, – продолжала дактилировать пальцами Валентина Борисовна. – Но если ещё раз нарисуешь вот это, – и она обвела пальцем полустёртую мордочку крылатого кота, – то на все праздники останешься в интернате.
– Э-в-та-на-зи-я, – Юля медленно продактилировала слово, лежащее на дне Валентины Борисовны. – Это – убийство? – слово «убийство» она показала знаком.
Валентина Борисовна странно улыбнулась, разглядывая Юлю тусклыми водянистыми глазами.
— Читаешь? – рот её исказился в нехорошей улыбке. — Мысли читаешь?.. Давно за тобой замечала. А ведь сказать кому – не поверят. Не убийство это, глупая, а добро, особенно для таких, как ты. Высшее милосердие.
Она не стала показывать эти слова жестами, не стала дактилировать их на пальцах. Она сказала их, выплёвывая ртом каждую букву. Зная, что этот удивительный, не похожий ни на кого и потому ненавистный ей ребёнок поймёт всё произнесенное по губам. Лицо Валентины Борисовны утратило странное, хищное выражение, стало неподвижным, рыхлым, засыпающим, веки прикрыли тусклый огонь, появившийся на дне глаз.
– Иди вниз, – знаками показала Валентина Борисовна на лестницу, – ужин остынет, – и исчезла в коридорном полумраке.
Юля раскрыла альбом и погладила разноцветную шерсть и большие нефритовые глаза очередного крылатого кота, чудом спасшегося от вездесущей Валентины Борисовны. Кот дрогнул под рукой, издав странный горловой звук, прозрачные радужные крылья его затрепетали, как стрекозиные, и с громким мурлыканьем потёрся о руку, сотворившую его.
Юля удивилась, она знала, что всё, изображённое ей, живое, только замершее, застывшее, ждущее заветного мгновения, чтобы проявить свою удивительную жизнь.
– Эв-та-на-зи-я, – продактилировала она, смотря в раскосые нефритовые глаза. – Ты знаешь, что это означает «убить»?
— Знаю, — прикрыл глаза, будто подтверждая, крылатый кот. — Ты подожди меня, пожалуйста, я сейчас, — и покинул шероховатую альбомную страницу.
В полутьме лестницы Валентина Борисовна спускалась тяжело, с одышкой, трудно переставляя изуродованные варикозом ноги. В бесформенной шерстяной кофте было жарко, и она расстегнула её у ворота, открыв не первой свежести нейлоновую блузку.
Миновав четверть лестничного пролёта, она почувствовала себя увереннее, спокойнее, ибо, стыдно сказать, боялась непонятного скопления тьмы в лестничных углах. Как вдруг мягкие, осторожные шаги послышались сзади.
Она обернулась, держась рукой за перила. Что-то трепещущее невесомо коснулось её лица, послышался странный звук, похожий на мурлыканье, и что-то тихо подтолкнуло её к краю ступеньки.
Она вскрикнула, выпустила свою опору, взмахнула руками и, словно подхваченная незримым вихрем, упала через перила в гулкий и тёмный лестничный колодец, со стуком распластавшись на полутёмной площадке первого этажа...

***

Прошёл месяц, просверкнули хвойные блестящие новогодние праздники. Няни не было уже неделю, и Юля затосковала. Изумрудные фикусы в кадках создавали впечатление летнего утра, такого, каким она его любила, – яркого, трепещущего.
Она неприкаянно бродила среди его тропической красоты, и сердце её немело от одиночества. Она пропустила математику, она ушла со своего любимого рисования, с ненавистью взглянув на раскрашенный глиняный кувшин, что предстояло изобразить в альбоме.
Она не могла понять, почему нужно рисовать эти глупые мёртвые вещи, когда есть другие, мудрые, тёплые, сияющие жизнью, есть блеск снега на чёрных ветвях, звон капели и мягкий шорох дерев за окном, серые созвездия птиц в небе и само небо, то прозрачно-высокое, то низкое, мохнатое, усыпляющее.
Она стояла у окна и рассеянно мяла в руках длинный острый лист. Сегодня ночью к ней опять пришло Слово. Она чувствовала его воздух, его вкус на губах, его освежающую, сладкую горечь в безгласом горле. Оно стояло в изголовье и гладило её по голове, и поило своей великой влагой.
Оно впервые пришло к ней после того страшного вечера с Валентиной Борисовной. Может, из-за недельной тоски по няне? Оно подошло сегодняшней ночью близко, очень близко. Оно словно хотело быть сказанным. Но она не смогла, опять не смогла его сказать.
До этого Оно приходило два раза, и всегда – после сильнейших потрясений: после пощёчины отца и после смерти птицы. Она помнила дом — его будто задымленные от пыли облупленные полы, жёлтые рамы окон, скучные злые кактусы на подоконниках. В тот страшный год, когда пил отец, дом был будто в коконе, в коконе тёмных, уродливых мыслей, живущих в нём, и редко-редко разрывался этот кокон, и тогда над домом вспыхивало, как призрак ушедшего рая, невыносимо синее, глубокое, ледяное небо.
В тот вечер неба над домом не было, не было и звёзд, хотя в саду они были, мягко светили из мокрых от росы ветвей, из травы, из колодца чёрного, зыбкого, с серебряными искрами на дне и зелёной лучистой жабой у влажного сруба.
Со вздохом оглядев сад, тысячезвёздный, ликующий, прошла она в дом, и в коридоре, неуклюже задев бутыль с олифой, растянулась на полу, в отвратительном запахе растекающейся жидкости, и закричала от боли и ужаса.
На кухне, в розовом пластмассовом тазу, спустя какое-то время молча, с остервенением мыла её мать, а она цеплялась за её фланелевый халат и кричала, а в дверях стоял отец, плотный, с пухлым багровым лицом и остекленевшими глазами, и руки его, вцепившиеся в косяк, мелко-мелко тряслись.
На очередной волне её крика он вдруг рванулся вперёд и закатил ей пощёчину, так что кусок мыла выскользнул из рук матери и завертелся волчком на полу. Вот тогда, в разбитых губах, она впервые почувствовала влагу Слова, звучного, осязаемого, а само Слово возникло возле, печальное и прекрасное, оно приложило пальцы к её рту, и покуда мать, плача, выталкивала из кухни обезумевшего отца, она, хмурясь от минутного счастья, замирала под прикосновением того, что сотворило всё...
Вместе со Словом в её крохотный глухой мир ворвался тогда Звук, чистый, пронзительный, плачущий…
То был крик матери.
Высокая, черноволосая, напоминающая лису с печальными глазами, мать кричала то, что запомнила она навсегда, а спустя много дней записала в тетради по развитию речи, приведя в изумление молоденькую практикантку факультета дефектологии, что вела у них уроки:
«Убью! Тронь ещё, и убью! Ночью, подкрадусь, придушу... Тронь ещё!»
— М-мы-мыа, — мычала она сквозь слёзы, пытаясь вылепить голосом: МАМА, но Слово исчезало, растворялось, и звук становился глуше, отдалённее, пока совсем не погас...
Второй раз Слово и Звук стали над телом крохотного интернатского попугайчика, погибшего неизвестно от чего, когда она сквозь прутья клетки с недоумением смотрела на его неподвижное цыплячье – жёлтое тельце и красные, будто лакированные лапки, застывшие в воздухе.
На этот раз Слово было не лёгким, сияющим, а чёрным, тяжёлым, и холод пробегал по синеве от него.
— Они не все добрые, не все, — думала она, остановив взгляд на застывшем жёлтом пятне. — Вот это – недоброе, стоит, смотрит на меня. Как ночь. Нет, не ночь, нет. У ночи есть звёзды, ветер. Луна есть. У него же – ничего нет. Оно... оно...
— С-сме-р. Смерть. Т-ты – смерть! — почти без запинки сказала она в черноту, стоящую неподалёку, и стук дождя по листьям за окном оглушил её.
Она отбежала от тёмного Ничего, что всё ещё стояло возле клетки, и, рванув дверь, очутилась в интернатском саду, ошеломлённом дождём, ослепшем от молний. Низкое, белое блеснуло над ней, и вслед за этим раздался раскат грома, и она засмеялась от счастья слышать листву, гром и дождь, только бы не возвращаться в интернат, к тому тёмному, холодному, чудовищно нищему, что застыло возле птичьей клетки. С криками и руганью её уже тащили назад, а звуки дождя, листьев, грома снова гасли, отлетая, а она была одновременно испугана и счастлива, как никогда. Очутившись в коридоре, она увидела, что тёмное Слово уже покинуло его.
Всё это вспоминала она сейчас, и лист фикуса в её руке превратился в зелёное мягкое крошево. Урок рисования закончился, и глупый кувшин вместе с чашкой были заперты в пустой пыльный шкаф. А вместо Гюльнар Рафаиловны пришла, наверное, Елена Яновна. Добрая, красивая Елена Яновна с запахом сирени от волос, и написала на доске контрольную, но она не пришла и на контрольную, она думала о няне, о сегодняшнем ночном Слове и о том, что случилось тогда после грома, дождя и смерти маленькой жёлтой птицы.
Сегодняшнее ночное Слово имело название, лучшее из названий на свете, и чем-то походило на первое, на слово МАМА, пришедшее после пощёчины отца. Сегодняшнее ночное слово связано и с матерью, и с няней, и с шелестом дождя по листьям, и с мокрыми звёздами в саду, и с серыми пушистыми птицами на снегу, и имя Слову было: Любовь.
Она сказала его, с трудом вылепливая голосом, губами, сказала и сама испугалась его плавной, звучной красоты. Она услышала его, а вместе с тем услышала и мягкое шлёпанье мокрого снега с ветвей, и шуршание листьев в расклеенном по стенам гербарии, и синичью трель за окном в луче февральского солнца. Она потрясённо обернулась, но звуки не отступали, они переполняли её, яркие, выпуклые, и кружилась голова от их перезвона, и, как рыдание, счастье переполняло душу.
Мир разговаривал с ней, и она слушала его нежную, величественную речь, и великое Слово было теперь повсюду, и она замирала от его света, прохлады и чистоты. Бережно, осторожно вслушалась она в мир, и мир ответил ей новой волной созвучий.
— Люблю, — тихо, ясно произнесла она, вглядываясь в белое пространство за окном, и вдруг увидела серую сгорбленную фигурку, спешащую от интернатских ворот к дверям. — Няня... люблю!

***

Когда она сбежала вниз, звуки мира, как мимолётные праздничные гости, покинули её, осталось только великое Слово.
— Оно было всегда, — думала она, ласково мыча и пряча лицо в нянины руки. — Всегда, везде, во всём... А я не видела, не знала его. ЛЮБЛЮ!
— Мой золотой... — няня с заплаканными, покрасневшими глазами рассеянно гладила её по голове. — Погоди, погоди, дай разуться.
Она засуетилась, вытирая слёзы кончиком платка, и, оставив в раздевалке старенькое, с цигейкой, пальто, скрылась за светлой, отделанной под орех дверью с надписью: «Директор».
Долго ждала она няню у расписанного морозом окна.
У двери и увидела её Елена Яновна, и увела в класс, и, глядя куда-то в сторону, с побледневшим, тусклым лицом, жестами объяснила, что у няни, Ирины Владимировны, погиб на войне сын.
— Погиб – умер – засыпан землей, — показала Юля на пальцах и не поняла, почему на солнечное лицо Елены Яновны набежали какие-то светлые, блестящие дорожки, почему она вдруг уткнулась в конец цветастой шали, наброшенной на плечи, и долго-долго сидела так, отвернувшись.
Внезапно она догадалась: тёмное слово посетило няню и унесло в своих когтях самое дорогое – жизнь её сына. Посетило украдкой, тихо и страшно, как тогда – маленького интернатского попугайчика, а она стояла рядом и ничем не могла помочь.
У страшного слова была тысяча глаз, и всё оно, со своей сыростью и темнотой, напоминало поверхность огромного чёрного пруда, с очами человеческими, похороненными на дне. Его глаза тогда у клетки следили за ней лишь мгновение, но в это мгновение она поняла вдруг свою малость, свою незначительность рядом с ним, с ужасом ощущая никчемность своей маленькой, глухой жизни.
Елена Яновна еще не отрывала от глаз платка, а она уже потянулась к ней, ласково потерлась о её плечо. Она гладила по лицу рыдающую женщину и вспоминала, что было дальше со словом и птицей.
Когда тысячеглазое слово в прошлый раз покинуло интернат с жизнью маленькой птички в когтях, она, повинуясь какому-то неосознанному желанию, побежала наверх в класс и быстро, сосредоточенно сопя, достала альбом из коробки.
Полутёмная классная комната напугала её, но не так, как то тысячеглазое, зеркально-чёрное... Прикусывая кончик фломастера, быстро-быстро стала она чертить на вырванном из альбома листке контуры крохотной птицы, но не мёртвой, нет. Попугай восседал на жёрдочке, повисшей прямо в пустоте, и его окружали звёзды и облака, и он раскрывал бирюзовые с серым ободком крылья и жёлтый, будто лакированный, клюв. Он удивлялся миру, в который попал прямо из когтей тысячеглазого. Тысячеглазый демон не мог достать его здесь, среди облаков, здесь были только свет, прохлада и нежность, заполнявшие все вокруг... И клетки не было здесь, ибо в этом мире не бывает клеток.
— Лети, — она приставила кисти рук к плечам, помахала ими и засмеялась над тысячеглазым, у которого украла душу птицы на кончике фломастера. Попугай взмахнул крыльями и скрылся, а она вдруг почувствовала, что тысячеглазое слово смотрит на неё из тёмной-тёмной дали. Смотрит пристально и недобро.
— Смотри-смотри, — подумала она и показала тысячеглазому язык. — Я ещё и не то могу.
Ей вспомнилось задание Гюльнар Рафаиловны. Осенним утром, когда белый-пребелый туман колыхался у самых стёкол, Гюльнар Рафаиловна дала задание нарисовать грибы. Грибы у Юли получились вроде крохотных смешных человечков, они сбежали из альбома и спрятались за книжной полкой, и она, расстроено мыча, загнала их обратно на альбомные листы.
Юля ещё раз показала язык тысячеглазому и быстро побежала вниз, в коридор. Попугайчик пил воду, чистил перья, выбрасывал мусор из клетки, а возле него, охая и оживлённо жестикулируя, толпились глухонемые воспитанники.
— Утро – мёртвый – сам видел, — Юрка Кунжутов, гримасничая нервным, красивым лицом, размахивал руками, закатывал под лоб глаза. — Сам видел – похоронить хотел – на завтрак позвали – после прихожу, а попугай живой!
Он вдруг улыбнулся и просунул палец сквозь прутья клетки. Попугай немедленно клюнул палец, и все засмеялись громко, картаво выкрикивая только им одним понятные звуки, и тоненько, визгливо засмеялась она, облизывая розовые губы. Так она отняла своим рисунком птичью душу у тысячеглазого. Нельзя ли то же самое сделать с человечьей душой? Ей нужны только альбом и краски.
Она снова, ласково гукая, потёрлась о плечо Елены Яновны, потом помотала головой, сделав отрицательный жест. Математичка поняла по-своему, поправив гладкие чёрные волосы.
— Застрелен, – продактилировала она на пальцах, смотря на Юлю припухшими от слёз глазами, мигая от чёрных ручейков туши, стекающих ей на щеки. — Убит,
И плечи её снова затряслись, она уткнула лицо в ладони и замерла так. Ей привиделось тысячеглазое – поняла Юля. При виде тысячеглазого цепенеет всё.
Тихой тенью проскользнула она по коридору. Попугай, оживлённый ею полгода назад, чистился, плевался, бросался мусором и вообще всем видом выражал неодобрение.
Она засмеялась, просунула сквозь прутья клетки маленькую пухлую ручку и погладила птицу по голове. С птицей было легко, просто и легко, как солнечный комок была птичья душа, легко она вынула душу эту из зеркальных когтей тысячеглазого, с человеческой душой, уж верно, будет потруднее.
Няня, выйдя из директорского кабинета, промелькнула мимо неё, и она поёжилась и задрожала от холода и боли, что причинило няне тёмное слово. Резко распахнув наружную дверь, няня пошла по февралю, по нежному, сиреневатому снегу его, и плач её пошёл вместе с ней, плач неслышимый, тайный, страшный... Но Юля сердцем услышала его и стиснула зубы.
— Люблю, — продактилировала, а затем промычала она.
Мир дрогнул под напором великого Слова, как клавиша пианино под знакомым аккордом. И тысячеглазое замерло, замёрзло вдали, и содрогнулась его тёмная, чудовищная плоть от имени Бога, что вылепили детские губы, вновь на миг обретшие дар речи: — Люблю, люблю. Любовь...
Весь следующий день ей было плохо, её рвало, временами кружилась голова, и тогда чёрные, дымящиеся бездны открывались Юле... Она опять не слышала мира вокруг, но она слышала, знала каким-то внутренним страшным знанием эти бездны, и от этого знания хотелось умереть...
Единственным спасением были тапки, пушистые нянины тапки, что так смешно назывались «зайцы», и она носила их под мышкой, мурлыча и баюкая, как маленькие живые существа...
Нежно-абрикосовая, источающая аромат каких-то фруктово-ягодных духов, возникла перед ней Римма Петровна и вырвала из рук нянины тапки.
— Посмотри, в чём твои руки, — знаками показала она, и её красивый, тоже с ароматом абрикосов рот скривился в безобразной гримасе. — Хрюша. Поросёнок, — она провела когтистым (как у тысячеглазого! — вздрогнула девочка) пальцем вокруг ароматно напудренного носа. — Где ты достала это? В них завелась моль, они гниют. Живо в туалет мыть руки! – и нянины тапки полетели в угол.
Римма Петровна подхватила её, довольно тяжёлую для своего возраста, и, покачиваясь на тонких каблуках, заспешила в туалетную комнату.
В это мгновение что-то случилось с её головой, она увидела низкий склон, поросший рыжей, сожжённой солнцем травой, и какую-то дымящуюся щель в земле.
Вокруг валялись страшные, изуродованные куски человеческих тел, горели огромные длинноствольные машины, а из узкой, наскоро вырытой щели в земле слышались человеческие крики. Чёрный, обугленный труп в коричневых кровяных лохмотьях с обгоревшими погонами уставился на неё незрячими глазами, и прямо в душу ей заглянуло тёмное, тысячеглазое.
Крики раздались громче, и она закричала, рассматривая в мире, который ей открылся, чёрные от копоти лейтенантские звёздочки и отрезанную, с запавшим ртом и полузакрытыми глазами стриженую голову, которую лениво, за какую-то крупную лиловую, уже обескровленную артерию пытался приторочить к поясу сутулый рыжебородый человек с зелёным платком, повязанным поперёк лба.
Она узнала любимое место тысячеглазого, закричала от ужаса и её вырвало прямо на нежно-абрикосовый свитер.
— Д-р-р-р-я-н-ь! — рыкающее, пронзительное повисло в воздухе, узкие ладони больно застучали по её телу.
От запаха горелой плоти из ТОГО мира и этих криков, которые она снова вдруг внезапно услышала и поняла, её вновь вырвало, и опять на нежное, абрикосовое.
Всё слилось в единый шумный, цветной круг: лицо Риммы Петровны с криком «Дрянь!» на красивых губах, удары узкими душистыми руками, любопытные лица детей, и разрывы бомб, и свист мин из параллельного, но очень близкого мира, и затерянный в феврале плач няни. Всё смешалось, стало Звуком, Словом, Речью, Слухом. Это ВСЁ пришло навсегда и отключило сознание...

***

Прошёл месяц, и как-то она потеряла сознание в кабинете осматривающего её доктора.
Сначала она почувствовала бархат. Он был мягким, коричневым, он обтягивал стены и диван, на который её положили, шоколадной кошкой ластился под распухшую от лежания её щеку. Потом пришло солнце сквозь тяжёлые, изумрудные шторы.
Послышались голоса.
— Мы провели обследование. Ребёнок слышит и воспринимает абсолютно всё.
— Но это невозможно! – раздался высокий, нервный голос директрисы, Надежды Ильиничны, похожей на царицу Екатерину Вторую, которую она видела в книжке, случайно взятой с полки в старшем классе.
— К счастью, возможно, — узколицый сероглазый человек в белом халате с чудным зеркальцем, прикрепленным ко лбу, вдруг обернулся и подмигнул ей. — Редко, но такое случается при сильнейших нервных стрессах. Эта... особа, которую я не рискну назвать воспитателем, избила девочку при других детях, кроме того, до этого ребёнок оказался под впечатлением чего-то страшного, вызванного, вероятно, просмотром идиотских фильмов по телевизору... Юлечка, пойди, пожалуйста, ко мне, — он сделал пригласительный, обнимающий жест, и она пошла в его добрые, мудрые руки, от которых исходила спокойная, благородная сила. — Расскажи, что ты видела.
— Убили... Война...
При слове «война» глаза директрисы с её яркой, псевдонормандской красотой остекленели и сделались фарфоровыми.
— Войну? — переливчатые, цвета речной воды глаза человека неотрывно смотрели ей в лицо, две ладони мягко легли на лоб. — Где ты видела войну? По телевизору?
— Нет... — она тоскливо помотала головой, а вокруг неё на тысячи верст простирался мир созвучий, который уже не радовал её: — Наяву.
Директриса шумно выдохнула, а человек со странным зеркальцем во лбу всплеснул руками.
— Заметьте, уважаемая, она употребляет обороты, которые не всегда встречаются и в старших классах, а ведь ей всего девять лет! У вас в интернате произошло Чудо. И Чуду этому нет названия. Ей нечего делать у вас. Её пора записывать в обычную школу, и ей пора учиться жить среди нормальных детей.
— «Обычные дети»... — с укором покачала головой «Екатерина Вторая». — К обычным детям с поражением мозга?
— Кстати, последние исследования не подтвердили патологии. Вы в курсе? Все её природные отклонения исчезли, будто и не было их никогда... Я верую в Бога, Надежда Ильинична, эта Вера иногда объясняет самое необъяснимое. А вы?.. — морщинок вокруг его «речных» глаз стало больше, он настойчиво всматривался в строгое лицо «Екатерины Второй».
— Это вы о вечной жизни? — уголком рта та соизволила улыбнуться. — Кровавая материнская утроба, мрак, черви – вот что имеет человек в начале и в конце жизни.
— Каждому — своё, — с укором покачал головой сероглазый. — Но я о другом, я – о Чуде, которое произошло у вас на глазах. Глухонемой ребёнок в состоянии нервного стресса обрёл слух и речь. И первое слово, сказанное им, было «война».
— Любовь, — тихо покачав головой, Юля отступала от сероглазого, лицо её как бы светилось. — Я видела... войну. Но до этого была... Любовь. Няня. Мама. Наш дом. Любовь.
— Вот так, дорогая Надежда Ильинична! — развеселился человек. — Имя Бога сказано, а, следовательно, есть имя и Чуду... Юлечка, иди, милая, нам с Надеждой Ильиничной о многом надо поговорить...
Медленно и чинно вышла она из докторского кабинета и вернулась к войне. Потом, в классе, чёрное, обугленное пространство войны уместилось на листике, вырванном из альбома. На листике уместилось и красно-жёлтое ущелье, и кусок блёклого голубого, как выцветший нянин халат, неба.
На дне ущелья лежала маленькая фигурка, в красных с золотом погонах, фигурка, изрешеченная пулями.
Сверху лениво постреливали, и с каждым выстрелом маленький, будто кукольный, человечек вздрагивал всё реже и реже, пока совсем не затих. Двое наверху в светлых, мешковатых одеждах гортанно рассмеялись и, заговорив быстро-быстро на некрасивом и незнакомом языке, ушли с красного, крошащегося края, и солнце, ржаво-жёлтое, не золотое, чужое солнце покинуло блёклое небо.
На следующей картинке была ночь, и луна призрачно освещала ущелье, и мелкие белые звёзды были похожи на крупинки соли. Карандаш падал из её рук, кружилась голова, тошнило, потому что там, в ночи, стояло тысячеглазое, и оно было темнее, чем ночная тьма. Она улыбнулась ему, как старому знакомому, и зелёным фломастером выхватила из ночи фигурку, которую несла на спине такая же зелёная, краснопогонная фигурка.
Звёздная соль оседала на рукавах гимнастёрок, песчинки с края обрыва осыпались, казалось, прямо в другую галактику, а зелёный фломастер уводил неуклюжего высокого солдата, несущего на руках тяжелораненого друга, из-под взгляда тысячеглазого. И видела она, как забилась жёлтым птенцом у самого горла душа раненого и вырвалась из тела, и с птичьим кличем полетела над сожжённой, изорванной землёй прямо в когти тёмного слова...
Она вырвала из альбома третий лист, пальцы её мёрзли, губы сохли, а в висках стучало. Больше всего на свете она боялась, что кто-нибудь войдёт сейчас в класс и позволит тысячеглазому поймать лучистую, с дивной, высокой простотой поющую птицу. Птица пела о прожитой жизни, не зная, что жизнь не прожита. Между лучистой птицей и тысячеглазым, нарисованная серебристым карандашом, засверкала мелкая сетка, и в сетку была поймана лучистая птица, поймана и возвращена в безжизненное тело человека на плечах высокого неуклюжего солдата.
На следующем альбомном листке она уже нарисовала его с открытыми, любопытствующими глазами, лежащего в военном госпитале. Подумала и нарисовала рядом с ним в хрустальном стакане шелковистую красную розу. Она забыла про всё на свете, она рисовала вернувшуюся ЖИЗНЬ и радовалась, что провела тысячеглазого.
— Люблю, — пальцем она обводила контуры солдатского лица и цветка на окне, и серо-голубые, ясные, никем не виданные звёзды светились в её глазах.

***

После того, как сообщение о гибели оказалось ошибочным и Ирина Владимировна получила телеграмму от военного командования, что её сын жив, она уехала в далёкий госпиталь, сама не своя от счастья, простояв предварительно службу в церкви и выплакав священнику все существующие «грехи» свои.
А через неделю в интернат пришло сообщение о том, что родители отказываются от ребёнка и перелагают заботу о нём на плечи государства.
— Да она слышит! — кричала в трубку матери Елена Яновна, и слёзы блестели в её раскосых зелёных глазах. — Слышит и говорит!
На том конце телефонного провода в далёком районном переговорном пункте растерянная, рано постаревшая женщина опустила трубку на рычаг и вышла, шатаясь, утирая набегающие слезы.
— Юля, — Елена Яновна усадила её перед собой, поправила причёску, сцепила пальцы в замок, — мама... не приедет.
— Мама – любовь, — был тихий ответ. Чудом выздоровевшая девочка смотрела куда-то мимо. Ей виделся тысячезвёздный, ликующий сад вокруг бревенчатого дома, жабы на срубе колодца с глазами, как драгоценные камни, янтарно-медовые яблоки в траве и мать на крыльце.
— Юля, ты переедешь в другой интернат, — мягкий, как мех, шелестит голос Елены Яновны, её рука отводит волосы с Юлиного лба. — Завтра. Со мной. Согласна?
— Ко-ро-лев-ство, — говорит Юля и лукаво смеётся, отчего розовая кожа на лице её приобретает красноватый оттенок. — Я перееду в королевство!
— Ну, хорошо, пусть будет королевство, — устало соглашается Елена Яновна. — Только не плачь.
— В королевстве не плачут, — строго сообщает Юля, хмурится, потом смеётся. — В королевстве есть сад... и солнце, и лес. Ещё дворец есть. Это моё королевство.
— Твоё, твоё, — кивает Елена Яновна и ласково гладит её по волосам. — Иди спать, дорогая. Поздно уже. Королевство будет завтра.
— Завтра – королевство, — с улыбкой говорит девочка и щурится весёлой усмешкой. — А ты поедешь в королевство?
— Если позволишь, — устало говорит Елена Яновна. А пока — спать. Спокойной ночи.

***

Белые квадраты лунного света лежали на полу в пустом классе. Маленькая фигурка застыла в дверях, пугливо оглядываясь, потом, встав на цыпочки, щёлкнула выключателем, и классную комнату залил резкий свет люминесцентных ламп.
Юля, путаясь в мешковатой ночной рубашке, подошла к шкафчику и достала с полки альбом. Эта нелёгкая задача – рисовать королевство, иной мир, в котором ей хотелось бы жить, – казалась ей простой и прекрасной, и она, сосредоточенно сопя, принялась за работу. Фломастер затрепетал, ожил в её руке, и на бумаге взошла трава, изумрудная, влажная, шелковистая, с каплями росы на розовом клевере, зашумели широколистые деревья, в чьих ветвях запутались солнечные лучи, зазвучал, будто тихая флейта, ручей, блестящий, как ртуть, с космами тёмной донной травы и позолоченными молчаливыми рыбами.
В королевстве было небо, пронзительно-синее, прохладное, хрупкое, как драгоценная фарфоровая чаша, и похожие на белых голубей, лёгкие перистые облака.
До полуночи рисовала она королевство: кружевные замки и цветные радуги, и звёзды, утонувшие в пруду, и саму себя...
... а потом устала, и уснула, уткнувшись щекой в альбомный лист, и невиданные птицы с человеческими глазами пели ей свои песни.

***

Очнулась она от холода.
Мохнатые зимние сумерки растаяли, растворились в колючем стеклянном воздухе, на зелёной траве ещё лежали, дыша острой свежестью, островки ночного снега, и синяя птица, завершив свою тихую песнь, засыпала в замершей чаще.
Все четыре времени года переплелись вокруг неё, на смену ночной зиме шла утренняя весна, а где-то там, за тополиным клейким шатром, жмурилось от солнца полуденное цветочное лето и еле слышно шелестела листвой и дождями вечерняя осень.
— Королевство, — прошептала она; от волнения у неё перехватило горло, и она заплакала навзрыд, видя, как на зелёном холме над лесом возвышается красно-белый, будто пряничный, замок с каменным кружевом зубчатых стен и слюдяным блеском окон... — Моё королевство.
Неподалеку слышался плеск ручья; она пошла на этот плеск и вышла к краю неширокой жёлтой тропы, что терялась в оттаивающей от ночной зимы чаще.
Тихое ржание слышалось всё ближе и ближе, и, наконец, из переплетений ветвей и листьев на поляну выехала всадница на белой, как туман, лошади с золотой цепью повода. На чёрных с проседью волосах всадницы сияла маленькая корона, горностаевый плащ тяжёлыми складками ниспадал на конский круп.
Лицо всадницы, позолоченное от света, с длинными вишнёвыми глазами лисицы было странно знакомо, будто ожила на миг дивная старинная фотография и светлой печалью и нежностью повеяло от неё.
— Мама, — девочка задохнулась от вкуса полузабытого слова.
Всадница улыбнулась. Длинные вишневые глаза её потеплели, будто на дне каждого из них зажгли по свече.
— Здравствуй, — тихо сказала всадница. — Здравствуй, дитя моё. Добро пожаловать в своё королевство.
Мягко звенела золотая цепь повода, лошадь, всхрапывая, косила выпуклыми янтарными глазами.
— Это... моё? — девочка обвела рукой деревья, траву, родник в оправе из валунов, холм над лесом и красно-белый замок с золотыми луковками башен.
— Ты нарисовала этот рай, и он твой, дорогая! — улыбнулась всадница, поправляя корону. — Добро пожаловать домой, дитя моё!
— Мама! — девочка бросилась к спешившейся всаднице, обхватила её за шею. — Как ты рано поседела!
— Я слишком долго искала наше королевство, — улыбнулась всадница, целуя дочь. — Но теперь оно найдено, и незачем больше грустить. Поедем, осмотрим его и познакомимся с лесными и луговыми жителями. Они уже виделись со мной – королевой – и теперь хотят видеть свою принцессу.
— Мама, — опасливо прошептала она, вспомнив пьяного отца.
— Нет-нет, — покачала головой королева, доставая из дорожной сумы маленькую жемчужную корону и протягивая её дочери. — Всему тёмному, злому, заказан ход в этот рай. Тот, кого ты боишься, не придёт... Взгляни, как зацветают цветы...
Принцесса оглянулась.
Поляна менялась на глазах.
Жёлтый огонь первоцвета и белые звёздочки тех неведомых хрупких соцветий, что застенчиво светлеют по берегам ручьев и лесных озер, сменило лилово-фиолетовое спокойное пламя колокольчиков. Прямо от копыт лошади устремлялась в чащу неширокая желтая тропа, испещренная звериными и птичьими следами.
Где-то в сыром зелёном сумраке зазвучала соловьиная флейта.
— Видишь, какая она, дорога к нашему дому, — улыбнулась королева. — В соловьях и цветах. А в доме горят факелы, накрыт стол, и на полу разбросаны медвяные травы. Я научу тебя играть на арфе, ловить звёзды в колодце и печь горячие, как солнце, яблочные пироги. По вечерам к нам будут приходить жители королевства, времена года и звери, разные звери, лесные и домашние, и мы будем устраивать балы...


Вернуться к началу
  
 
Показать сообщения за:  Поле сортировки  
Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 30 ]  На страницу Пред.  1, 2

Часовой пояс: UTC + 2 часа [ Летнее время ]


Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 13


Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете добавлять вложения

Найти:
Перейти:  
cron
Powered by phpBB © 2000, 2002, 2005, 2007 phpBB Group
Русская поддержка phpBB